2
Сыновья Вейланда
Если Роберт Вейл и был совершенно человеческим монстром, то молчал об этом в тряпочку. Я следил за стенограммами допросов через ХОЛМС, и в первом раунде допросов всё шло ожидаемо. Он отрицал наличие тела на заднем сиденье своей машины, утверждал, что ездил покататься и прогуляться, не знает, как в машине оказалась кровь. И, конечно же, не знает о мёртвых женщинах с отстреленными лицами.
Когда становилось ясно, что судебно-медицинские доказательства, включая кровь на его одежде и грязь под ногтями, являются неопровержимыми, он переставал отвечать на вопросы. Как только ему предъявили официальное обвинение, и заключили под стражу, он перестал разговаривать с кем-либо, даже с адвокатом, рекомендовавшим ему пройти психологическую экспертизу.
Даже просто просматривая список действий, я чувствовал разочарование коллег, проявляющееся в длинных тяжёлых предложениях, перемалывании каждого факта в мелкий порошок с последующим просеиванием его в поисках подсказок. Жертва упрямо оставалась неопознанной, и после вскрытия мы знали лишь то, что она была белой женщиной лет тридцати пяти, голодавшей по меньшей мере сорок восемь часов перед смертью.
Причиной смерти, скорее всего, стал выстрел из дробовика в лицо с расстояния, достаточно близкого, чтобы оставить пороховые ожоги. Доктор Валид, единственный практикующий криптопатолог в мире, по дороге домой заскочил к нам со своим собственным отчётом о вскрытии.
Итак, мы пили послеобеденный чай и сидели в мягких кожаных креслах внизу, в атриуме. Последний раз "Безумие" было восстановлено в 1930-х годах, когда британский истеблишмент твёрдо верил, что центральное отопление – это работа если не дьявола, то злых иностранцев, стремящихся ослабить стойкий британский дух. Как ни странно, несмотря на свои размеры и стеклянный купол, атриум часто был теплее, чем маленькая столовая или любая из библиотек.
– Как видите, – доктор Валид раскладывал на столе фотографии тонких срезов мозга. – Признаков гипертауматургической деградации нет. И никаких признаков химерной модификации образцов тканей, – доктор расслабленно отхлебнул кофе. – Но я отослал пару из них на секвенирование.
Найтингейл вежливо кивнул, но я точно знал, что он имел лишь смутное представление о ДНК. “Думаю, можно считать это дело закрытым, – сказал он. – Во всяком случае, с нашей точки зрения”.
– Я бы хотел продолжать наблюдение, – сказал я. – По крайней мере, пока не установим личность жертвы.
Найтингейл забарабанил пальцами по столу. “Ты уверен, что у тебя есть на это время?”
– Пока идёт расследование, полиция Сассекса и Суррея будет составлять еженедельные сводки. Это займёт у меня десять минут.
– Не думаю, что он воспринимает меня в должной мере серьёзно, – вдруг сказал Найтингейл доктору Валиду. – Убегает проводить незаконные эксперименты всякий раз, когда думает, что я не смотрю, – он посмотрел на меня. – Что было последним?
– Изучал, как долго различные материалы сохраняют вестигий.
– Как ты измеряешь интенсивность вестигия? – спросил доктор Валид.
– Он использует собаку, – улыбнулся Найтингейл.
– Помещаю Тоби в коробку вместе с образцом, а затем измеряю громкость и частоту его лая, – охотно пояснил я. – Это ничем не отличается от использования собаки-ищейки.
– И почему ты уверен в результатах? – похоже, доктор не улавливал суть моего метода.
– Как положено, провёл серию контрольных экспериментов, чтобы исключить переменные. В первый день Тоби гавкал в пустой коробке каждый час, во второй – то же самое, но в коробке с образцами. На третий день его пришлось выманивать сосисками из под стола в кухне Молли.
Доктор внимательно слушал, даже наклонился вперед, и я пояснил, что подвергал каждый образец материала одинаковому количеству магии, вызывая Сияющий шар — самое простое и управляемое заклинание, которое знал, и помещал его в коробку с Тоби.
– Получились ли какие-нибудь важные выводы?
– Тоби не очень точный инструмент, но в общем-то получилось в соответствии с прочитанным. Камень сохраняет вестигий лучше всех, а затем бетон. Все металлы дали почти одинаковые результаты. Древесина ещё хуже металлов, и на последнем месте – плоть. В виде свиного окорока, который Тоби съел, прежде чем я успел его остановить.
Единственным сюрпризом оказались некоторые пластики, которые поднялись по шкале лая почти так же высоко, как камень.
– Пластик? – переспросил Найтингейл. – Очень неожиданно. Я полагал, что сверхъестественное сохраняется только в естественных вещах.
– Не отправишь ли мне результаты по электронной почте? – спросил доктор Валид.
– Конечно. Буду только рад, что кому-то это пригодится.
– А не думал проверить других собак? – любопытство доктора не знало границ. – Возможно, у разных пород разная чувствительность.
– Абдул, пожалуйста, – взмолился Найтингейл. – Не давай ему никаких идей.
– Но у него успехи в искусстве.
– Едва ли. И полагаю, что он воспроизводит уже проделанную работу.
– Кем проделанную? – не удержался я.
Найтингейл отхлебнул чаю и улыбнулся: “Давай заключим сделку, Питер. Если ты добьёшься большего прогресса в своих исследованиях, я скажу тебе, где найти записи последнего умника. Там были в основном крысы, но, кажется, помню пару собак в его зверинце”.
– Насколько большего прогресса? – спросил я.
– Лучше, чем ты делаешь сейчас.
– Я бы не отказался взглянуть на эти данные, – доктор Валид клюнул на приманку.
– Тогда ты должен поощрять Питера усерднее учиться, – обрадовался поклёвке Найтингейл.
– Злой человек, – сказал я.
– И хитрый, – добавил доктор.
Найтингейл безмятежно смотрел на нас поверх чашки с чаем.
– Злой и хитрый, – резюмировал я.
Следующим утром я поехал в Хендон на первую часть обязательной подготовки офицера по безопасности. От нас ожидают прохождения одного из этих курсов каждые шесть месяцев – до получения звания старшего инспектора, но я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим на курсах Найтингейла. Была забавная лекция о психомоторном возбуждении, или что делать с людьми, у которых крыша поехала. А затем ролевые игры в спортзале, где мы практиковались, как обращаться с подозреваемыми, не прибегая к их падению с лестницы.
Несколько офицеров знали меня и Лесли, мы держались вместе за обедом. Они спросили о Лесли, и я выдал официальную версию – она подверглась физическому насилию во время беспорядков в Ковент-Гардене, и что нападавший совершил самоубийство, прежде чем я успел его арестовать.
Во второй половине дня мы по очереди прятали наступательное оружие, пока наши коллеги обыскивали нас, конкурс, который я выиграл, потому что знаю, как спрятать лезвие бритвы в поясе моих джинсов, и не боюсь полностью обыскивать внутреннюю поверхность ног подозреваемого. Выполнение всего этого странно возбудило меня, поэтому, когда один из офицеров предложил пойти в клуб, я присоединился.
Мы оказались в пронизанном ультрафиолетовыми лучами бывшем сарае для скота в Ромфорде, где я мог бы пересечься с богиней реки Ром. Не всерьёз, вы понимаете, просто немного обнимашек, немного трёпа. Так бывает, когда переусердствуешь с водкой. На следующее утро я проснулся в одном из кресел в атриуме с удивительно лёгким похмельем и нависшей надо мной Молли. Она смотрела неодобрительно. Уж лучше похмелье.
Мой верный Форд Асбо был надёжно припаркован в гараже, поэтому после завтрака и ванны я снова отправился в Хендон. На водительском сиденье на меня обрушился мощный вестигий. Вкус водки, запах машинного масла и ощущение нанесённого бальзама для губ. Крики и вопли возбуждения, неожиданное ускорение, вжимающее в сиденье, а двигатель рычал, как что-то большое и угрожающее.
На приборной доске лежала открытая помада – шокирующе розовая.
Я ничего не знал о богине реки Ром, но определённо столкнулся с чем-то сверхъестественным. Может, все-таки дело было не в водке.
Пора завязывать, подумал я. Больше никаких тусовок без напарницы.
Я нажал на газ, но двигатель не закричал, как пантера.
Удалось вернуться в Хендон вовремя к началу второго дня, целиком посвящённого безопасности офицерского снаряжения. Утренняя лекция была об остановке и поиске при обнаружении подозрительного поведения. Лектор иллюстрировал странное одеревенение конечностей, демонстрируемое магазинными воришками, известное как "робот", а ещё чрезмерную мимику виновных, неожиданно столкнувшихся с полицией.
– Вы не ошибётесь, обыскав любого, кто вступит с вами в разговор, – продолжал он. – На том основании, что никто добровольно не втягивает полицию в разговор, если только не пытается отвлечь от себя внимание. – Но делайте исключение для туристов, потому что Лондон нуждается в иностранной валюте.
После этого мы вернулись в спортзал, где нам напомнили, как правильно пользоваться наручниками, теми, что с твёрдой серединой. За неё можно ухватиться и вывернуть, давя на руки подозреваемого и обеспечивая то, что инструктор назвал согласием и сотрудничеством. Во второй половине дня один из инструкторов надел ватник и с дерзким видом бросил нам вызов: смирить его с помощью дубинок.
Когда мы закончили, меня снова пригласили, но я отказался и медленно и осторожно поехал домой.
Лесли выписалась из больницы и неожиданно появилась, когда я пытался усовершенствовать форму под названием Аква, вода. Для не имеющих классического образования – она является базовой формой для манипуляций с водой. Вместе с Лаксом, Аэром и Террой (две из которых вышли из моды) образует Эмпедоклин (элементы), напоминая идею Эмпедокла о четырёх элементах, организующих всю материальную реальность.
Очень похоже на Лакс в том, что вы представляете форму в уме, открываете ладонь и находите себя с шариком воды размером с мяч для пинг-понга. Найтингейл утверждал, что не знает, откуда берётся вода, но я предположил, что она вытягивается из окружающего воздуха. Надеюсь, что не из гиперпространства, потому что к последствиям этого был не готов.
У меня пока получались небольшое облачко, замёрзшая дождевая капля и лужица. И это за четыре недели. Найтингейл наблюдал за мной в учебной лаборатории на первом этаже, когда дымка пара над моей ладонью вдруг сконденсировалась в неустойчивый шарик. Невозможно сказать на этой стадии, с чего вдруг это начинает работать лучше, чем две секунды назад. Вот почему надо практиковаться много и упорно, и почему нелегко поддерживать новую форму, особенно когда за дверью кто-то громко и фальшиво исполняет “Rehab”.
Шар взорвался, как пакет с водой, забрызгав меня, скамейку и окружающий пол. Найтингейл, знающий о моей особенной склонности к взрывающимся формам, стоял в плаще далеко позади.
Я свирепо глянул на Лесли, застывшую в дверях.
– Ко мне вернулся голос, – сказала она. – Вроде.
Она перестала носить маску внутри “Безумия”, и хотя лицо всё ещё было испорчено, по крайней мере, я мог сказать, когда она улыбалась.
– Нет, – возразил я. – Ты всегда пела гладко.
Найтингейл помахал Лесли рукой: “Рад, что ты здесь. У меня есть демонстрация, и я ждал, когда смогу показать вам обоим одновременно”.
– Может я сначала заброшу свои вещи? – спросила Лесли.
– Конечно. А Питер пока приберёт в лаборатории.
– Хорошо, что это была вода, – хихикнула Лесли. – Даже Питер не может взорвать воду.
– Лучше не искушать судьбу, – Найтингейл поднял глаза к потолку.
Через полчаса мы снова собрались, и Найтингейл повёл нас в одну из неиспользуемых лабораторий дальше по коридору. Он стянул пыльные простыни, обнажив покрытые шрамами рабочие столы, токарные станки и тиски. Это было похоже на мастерскую по дизайну и технологии, слегка устаревшую. Под последней простынёй оказалась чёрная железная наковальня из тех, что я видел только падающими на головы мультяшных персонажей.
– Ты думаешь о том же, о чём и я? – спросил я Лесли.
– Думаю, да. Но как мы доставим сюда пони?
– Подковать лошадь – очень полезное умение. В детстве во дворе была кузница. Именно здесь превращают мальчиков в мужчин, – Найтингейл сделал паузу, чтобы посмотреть на Лесли. – И я полагаю, что молодые женщины превращаются в женщин.
– Мы скуём одно кольцо? – спросил я.
Найтингейл поднял трость. “Узнаёшь это?”
Я узнал. Это была трость джентльмена с серебряным и слегка потускневшим набалдашником. “Это ваша трость”.
– А что ещё?
– Это ваш посох мага, – подала голос Лесли.
– Уже лучше.
– Кэдволлопер, – сказал я и, когда Лесли приподняла остаток брови, добавил: – Палка для воспитания хамов.
– И источник магической силы.
Использование магии имеет очень специфическое ограничение. Если переусердствовать, то мозг превратится в швейцарский сыр. Доктор Валид называет это гипертауматургической деградацией, и у него есть несколько мозгов в ящике стола, которые он достаёт при малейшем предлоге, чтобы показать молодым ученикам.
Правило большого пальца при травмах мозга заключается в том, что когда вы что-то почувствуете – ущерб уже нанесён. Поэтому практикующий склонен к осторожности. Чтобы быть героем “Boy’s Own Weekly” и всё ещё иметь неповрежденный мозг, благоразумный маг ходит с посохом, в который лично вложил много силы.
Не спрашивайте меня, что это за сила, потому что единственное, что у меня есть, способное её обнаружить, – это Тоби. Я бы с удовольствием вставил в масс-спектрометр какое-нибудь вещество с высоким содержанием вестигия, но увы – нет ни масс-спектрометра, ни достаточных знаний, чтобы интерпретировать результаты.
Найтингейл подошёл с тростью к одному из верстаков, отвинтил крышку и зажал часть трости в тисках. Затем, взяв молоток и долото, он расколол её по всей длине, обнажив сердцевину толщиной с карандаш цвета тускло-голубой металлик.
– Это сердце посоха, – Найтингейл выудил увеличительное стекло из ближайшего ящика. – Посмотрите поближе.
Мы проделали это по очереди. Слабая, но отчётливая волнистость спиралью поднималась по ядру.
– Из чего это сделано? – спросила Лесли.
– Сталь.
– Многослойная сталь, – уточнил я. – Как у самурайского меча.
– Это называется сварка по шаблону, – сказал Найтингейл. – Различные стальные сплавы, скрученные и сваренные кузнечным способом в определённом порядке. Сделанная правильно, она создаёт матрицу, которая сохраняет магию, чтобы мастер мог использовать её позже.
И экономить на износе мозга, подумал я.
– А как вы помещаете в неё магию? – спросила Лесли.
– Пока ты куёшь, – Найтингейл изобразил, как бьёт молотком. – Ты используешь заклинание третьего уровня, чтобы поднять температуру ковки, и ещё одно, чтобы поддерживать её, пока работаешь.
– А как насчёт магии? – спросил я.
– Меня учили, что это происходит от заклинаний, которые ты используешь во время ковки.
Лесли потёрла лицо. “Сколько времени это займёт?” – устало спросила она.
– На этот посох уйдёт больше трёх месяцев, – он увидел выражения наших скуксившихся лиц. – Работая, скажем, час или два в день. Нужно избегать чрезмерного использования магии, иначе назначение посоха становится спорным.
– И мы собираемся сделать каждому по посоху? – обречённость в голосе Лесли росла.
– В конце концов, да. Но сначала ты будешь смотреть и учиться.
Где-то вдалеке зазвонил телефон, и все повернулись к двери, ожидая появления Молли. Войдя, та наклоном головы в сторону Найтингейла, показала, что звонят ему.
Мы следовали за ним на почтительном расстоянии в надежде подслушать разговор.
– Я так и знала, что надо было больше внимания уделять D&T, – сказала Лесли.
Мы уже были на лестничной площадке, когда Найтингейл позвал нас вниз. Мы нашли его стоящим с телефоном в руке, с выражением полного изумления на лице: “Пришло сообщение о маге-жулике”.
…
Я и маг-жулик таращились друг на друга в полном недоумении. Он недоумевал, какого чёрта у его кровати сидит полицейский, а я недоумевал, откуда, чёрт возьми, взялся этот парень.
Джордж Нольфи – так его звали. Обыкновенный белый мужчина за шестьдесят. Редкие, но всё ещё каштановые волосы, и руки, забинтованные от запястья вниз, так что видны были только кончики пальцев — иногда он поднимал их и рассматривал с выражением крайнего удивления на лице. В моих записях говорилось, что во время "инцидента" он получил ожоги второй степени на руках, но больше никто не пострадал, хотя несколько маленьких детей прошли лечение от шока.
– Почему бы вам не рассказать мне, что случилось? – предложил я.
– Вы не поверите.
– Вы заставили огненный шар появиться из воздуха, что такого? Такие вещи случаются постоянно.
Он тупо уставился на меня. Мы получаем это во множестве даже от людей с небольшим опытом сверхъестественного, что говорить, блин, о людях с магическими способностями.
Он был из Уимблдона, отставной дипломированный топограф. Его не было в нашем списке Маленьких Крокодилов. Зато он получил образование в Лидском университете, и имя Нольфи не значилось в списках "старой школы Найтингейла" или "Безумия". И всё же он вызвал огненный шар в гостиной дома своей дочери – это было снято на видеокамеру.
– Вы когда-нибудь делали это раньше? – спросил я.
– Да. Но только в детстве.
Я сделал пометку. Найтингейл и Лесли рыскали по его дому в поисках книг о магии, вестигиумных горячих точках, лакунах, домашних богах и злых духах.
Найтингейл разъяснил мне задачу: выяснить, что сделал мистер Нольфи, почему и как он этому научился?
– Это был день рождения Габриэллы, – начал Вольфи. – Она моя внучка. Прелестное дитя, но, будучи шестилетней, немного проказлива. У вас есть дети?
– Пока нет.
– Комната, полная шестилетних девочек, – пугающая перспектива, и возможно, я подкрепился хересом чуть больше, чем хотел. С тортом возникла проблема…
А свет уже был выключен в ожидании его входа и зажжены свечи, сопровождаемые хором “С Днём Рождения тебя ". И потому дедушке Нольфи поручили развлекать детей, пока проблема с тортом не будет решена.
– … И я вспомнил один трюк, который проделывал в детстве, – продолжил он. – Привлёк внимание детей, что было нелегко, засучил рукава и произнёс волшебное слово.
– Что за волшебное слово?
– Лакс! По-латыни – свет.
Конечно, я знал. Это же первая форма, которую изучает классически обученный ученик мага. Я спросил, чего он ожидал.
– Раньше я умел делать волшебный свет. Это забавляло мою сестру.
Выяснилось, что он знал только одно заклинание и что перестал выполнять его, как только его отправили в школу. “Католическая школа. Они смутно представляли себе, что занимаются оккультизмом — или даже просто занимаются, если честно. Директор считал, что если собираешься что-то делать, то делай это до конца, – он подробно рассказал о школе, предупредив, что она закрылась из-за скандала в конце 1960-х. – Директор приложил руку к кассе".
– Так у кого же вы научились этому фокусу? – спросил я.
– От моей матери, конечно.
…
– От его матери, – повторил за мной Найтингейл.
– Так он говорит, – подтвердил я.
Мы сидели в так называемой общей столовой, где мы все ели – честно говоря, не уверенные, что именно, Молли снова экспериментировала. Бараньи ножки, по словам Лесли, запечённые с чем-то рыбным, возможно с анчоусами, возможно сардинами и двумя ложками пюре. Я сказал брюква, но Найтингейл настаивал, что, по крайней мере, одна ложка – пастернака.
– Я не уверена, что мы должны есть что-то, если не знаем, что это такое, – пробурчала Лесли.
– Это не я купил ей на Рождество книгу Джейми Оливера, – тут же заметил я.
– Нет. Ты хотел добыть ей Хестона Блюменталя, – огрызнулась Лесли.
Найтингейл, приученный, как он сам заметил, с раннего возраста есть то, что перед ним ставили, поглощал всё с энтузиазмом. Молли стояла в дверях, и нам с Лесли ничего не оставалось, как следовать его примеру.
На вкус это удивительно напоминало баранину в сардинном соусе.
Убедившись, что нас не отравили, мы возобновили разговор о мистере Нольфи.
– Мне это кажется маловероятным, – начал Найтингейл. – Или, по крайней мере, это не то, с чем я сталкивался раньше.
– У него дома мы ничего не нашли, – продолжила Лесли.
– Должно быть, даже в ваше время были практикующие женщины, – завершил первый круг я.
– Были какие-то ведуньи, – сказал Найтингейл. – В сельской местности они всегда есть. Но никого с формальным магическим обучением.
– В Хогвартсе были только мальчики? – спросил я.
– Питер, – Найтингейл поднял указательный палец. – Если хочешь провести следующие три дня за уборкой лаборатории, то, конечно, продолжай называть мою старую школу Хогвартс.
– Кастербрук, – быстро сказал я.
– Так-то лучше, – сказал Найтингейл и приступил к остаткам своей брюквы.
– Но это были только мальчики? – уточнил я.
– Несомненно. Уверен, что заметил бы другое.
– И эти мальчики происходили из старинных семей магов?
– У тебя такое восхитительно странное представление о том, как всё было. Несколько семей обычно посылали одного или нескольких своих сыновей в школу. И всё.
По традиции землевладельцы держали первого сына дома, чтобы он унаследовал поместье, второй уходил в солдаты, третий – в духовенство или в правоохранительные органы. Я спросил Найтингейла, где в этом списке стоит профессия мага.
– “Безумие” никогда не было так популярно среди аристократии, – ответил он. – Все мы были гораздо более гордыми буржуа, чем они. Лучше думать о нас как о профессионалах – врачах или юристах. Для сына было обычным делом идти по стопам отца.
– Но не дочь?
Найтингейл пожал плечами: “Это был другой век”.
– Ваш отец был магом?
– Господи, нет. Мой дядя Стэнли продолжил эту традицию в том поколении – именно он предложил мне посетить Косгроув-Холл.
– У него не было собственных сыновей? – не унимался я.
– Он так и не женился. У меня было четыре брата и две сестры, так что, думаю, отец считал, что может пощадить меня. Мама всегда говорила, что я любопытный ребёнок, задаю слишком много вопросов в самый неподходящий момент. Уверен, что они были рады, что кто-то другой взял на себя ответственность отвечать на них.
Он заметил, как мы с Лесли обменялись взглядами: “Я удивлён, что ты находишь это интересным”.
– Вы никогда раньше не говорили о своей семье.
– Уверен, что говорил.
– Нет, – подтвердила мои слова Лесли.
– О, – удивился Найтингейл и быстро сменил тему. – Хочу, чтобы завтра утром вы вдвоём попрактиковались на стрельбище. Тогда латынь во второй половине дня.
– Пристрелите меня сейчас же, – взмолился я.
– А разве мы не должны заняться какой-нибудь полицейской работой? – спросила Лесли.
Молли принесла пудинг с джемом, красный и дымящийся. Поставила его перед нами с гораздо большей уверенностью, чем предлагала бараньи ножки.
– Неужели каждый сделал свой собственный посох? – спросила Лесли.
– Каждый кто? – уточнил Найтингейл.
– В старые времена, – Лесли обвела рукой столовую. – Каждый, кто был членом этого клуба.
– Нет. Во-первых, очень немногие из нас нуждались в нём для повседневного использования. А во-вторых, изготовление их стало чем-то вроде специальности. Группа магов в Манчестере, называющие себя сынами Вейланда, изготовила бы их на заказ. К счастью для вас, я считал себя современным человеком эпохи Возрождения – готовым протянуть руку к любому искусству и науке.
Найтингейл уехал в Манчестер, где научился сверхъестественным странностям сыновей Вейланда, по крайней мере, тем из них, что подобают джентльмену. Когда я спросил, что случилось с людьми, обучавшими его, лицо Найтингейла омрачилось, и я знал ответ. Эттерсберг. Все лучшие британские маги отправились в Эттерсберг. И лишь немногие вернулись.
– Обучался ли Джеффри Уиткрофт у Вейландов? – спросила Лесли.
Найтингейл задумчиво посмотрел на нее: “Что ты подумала?”
– Я думаю, сэр, что если Джеффри Уиткрофт не научился делать посох, то он не мог передать это знание Маленьким Крокодилам или Безликому.
– Мы знаем, что его протеже умеют делать ловушки для демонов, – добавил я. – И ещё худшее.
– Лесли права, – сказал Найтингейл. – Любой хороший маг может сделать ловушку для демона. Но были такие секреты, связанные с формированием посоха, которые старый Джеффри вряд ли мог узнать. Не знаю, как это нам поможет.
До меня вдруг дошло: “Это значит, у нас есть то, чего Безликий действительно хочет для себя”.
– Другими словами, сэр, – торжественно сказала Лесли. – У нас есть наживка.