Федотов Саня «сел» не по недоразумению, как иногда любят порассуждать умудрённые сроками бывалые зеки, а вполне за дело. Он ещё по малолетке соседа своего «завалил». Прямо вот так: из ружья покойного отца картечью, сразу из двух стволов. В житейском смысле может показаться, что со стороны Сани это, конечно, был явный перебор. Однако сам Саня так не считал. Но ни надоедливому следователю, ни дотошным психиатрам, ни на суде он таки не объяснил причину своего поступка.
Дали ему «максималку», как для малолетнего, десять лет. Но пока суд да дело, исполнилось Сане восемнадцать, и загремел он сразу на «взросляк». Там его почему-то стали звать по фамилии – «Федот», да так, что со временем Саня настолько к этому привык, что своё прирождённое имя воспринимал, как нечто постороннее, не ему присущее. Ну, Федот и Федот. А ещё Федот, который тот.
Надо сказать, что Саня (а теперь уже Федот) оказался парнем рукастым. Может с головой он и не всегда дружил, но руки у него росли явно не из жопы. А потому очень скоро стал он самым знаменитым шлыжником1 на зоне. Чего только Федот не делал, чего только не изготовлял! На всё мастак, на все руки мастер. Даже зубы из рандоля ставил – желающих пруд пруди. И хоть бы где напортачил – в иных клиниках такой гарантии не дадут. Ну, рандоль рандолью. Материал технический. Бериллиевая бронза, да и только. А вот, когда на зону потоком хлынуло золото… Тут уж Федота даже начальство возлюбило. Ведь у каждого были жёны, дочери, любовницы. А им хоте-лось золотых украшений, которых в то время (80-е годы), будучи даже при деньгах, не так-то легко было купить.
Постойте, постойте, а откуда же на зоне золото? Не жила же золотоносная под асфальтовым плацем обнаружилась. Конечно, нет. Золото поступало на зону вполне легально через… магазин «Канцтовары», который регулярно один раз в месяц осуществлял выездную торговлю своими руч-ками и карандашами на территории ИТК. Но дело в том, что ручки разные бывают. Встречаются и с перьями из золота. Вот эти-то ручки и стали скупать зеки в таких неимоверных количествах, что магазин мог за месяц легко перевыполнить годовой план по выручке с продаж. Стоили они и по тем временам не сказать что бы дёшево, но это обстоятельство зеков не смущало. Дело в том, что многие сидельцы со стажем, особенно, которые вкалывали на производстве, имели на своих счетах приличные деньги. Тратить же их было особенно некуда. Энную, строго ограниченную сумму, можно было потратить на «ларёк», где можно было купить, как правило, самые примитивные про-дукты питания. А вот на покупку книг и канцелярских принадлежностей сумма не ограничивалась. Так началось хождение золотой валюты в отдельно взятой строго охраняемой зоне.
Для изготовления своих, теперь уже в полном смысле драгоценных шлыг, удостоился Федот даже отдельного помещения. Это был кубрик (или как называлась у зеков - «кандейка») два на три метра, сваренный из толстых листов железа, где стоял стол с необходимым оборудованием и ин-струментами, а также имелось что-то вроде лежанки, где после праведных трудов мог вздремнуть зоновский Левша. Сказать по правде, Федот там и жил, появляясь в отряде лишь на поверки.
И вот как-то на одной из вечерних поверок спохватились: «Где Федотов? Нет Федота»! «Да он у себя в каптёрке дрыхнет»! – крикнул кто-то из зеков. Ну, это и так всем понятно было. Раньше и шума бы поднимать не стали, а тут как назло новый «режимник» капитан Навроцкий подвернулся и давай возмущаться: «Это что ещё за Федот? Доставить немедленно сюда его»! Позвонили с вах-ты на промзону, а там говорят: «Не можем его извлечь из кандейки. Уж кувалдами колотили – всё без толку. А потому, вряд ли, что спит. Кабы чего похуже не было».
Тут уж все всполошились. Даже сам ДПНК2 гражданин начальник Берёзкин прибежал: «Так и знал, ****ь, хорошим не кончится»! Вызвали сварного. Он аппарат свой подключил и быстренько петли дверные срезал. И вот уже с противным скрежетом, едва не придавив Навроцкого, рухнула дверь. После этого все нерешительно, едва не на цыпочках и стараясь не шуметь (это после такого-то грохота и мата!), вошли, наконец, в тесный железный короб. Федот лежал на своём топчане, укрывшись бушлатом. Вместо подушки под головой у него была шапка. Его лицо, казалось, излу-чало полное умиротворение и лёгкая, едва заметная улыбка скользила по бескровным губам.
- «Мирен сон и безмятежен даруй ми»3, - тихо сказал воцерковленный сварной Голиков.
- Боюсь, что это уже вечный сон, - с сомнением покачал головой режимник Навроцкий. – Что делать-то будем, Филлипыч? – обратился он к Берёзкину.
Никто в ответ не проронил ни слова. Возникла пауза, наверное, как всегда в подобных случаях. Все стояли и молча смотрели на Федота. Первым превозмог себя Берёзкин. Он вдруг побагровел, шумно выдохнул и закричал страшно, да ещё притопнув ногой:
- А, ну встать, осужденный Федотов!!! И доложить начальству, как и что!
Но ничто не изменилось в лице осужденного Федотова; он продолжал лежать без движения
- Надо срочно вызывать врача и очистить помещение от посторонних, - безапелляционно заявил Навроцкий. – Дело пахнет керосином. Надо срочно ставить в известность начальника учреждения.
- Подожди ты… - отмахнулся от него Берёзкин и, осторожно тронув Федота за плечо, сказал по-чти задушевно:
- Саш, Федот… ты чего это? А? Ты давай это… не того. Ишь, что задумал…
И тут Федот неожиданно открыл глаза. Взгляд его, сначала блуждающий и отстраненный, при-нял, наконец, более или менее осмысленное выражение.
- Здравствуйте, гражданин начальник, - сказал он и встал со своей лежанки. – Ничего я не заду-мал, а лишь задумался немного.
Федот растерянно посмотрел по сторонам, видимо, ещё туго соображая.
- А вы как сюда все попали? А где дверь? Её что: скоммуниздили что ли, пока я тут… задумы-вался?
- Он ещё вопросы нам будет задавать! - Навроцкий побледнел от ярости. – Обнаглели, распу-стились дальше некуда! Ну, ничего – в ПКТ4 в себя придёшь!
- Слышь, Федот, - устало сказал Берёзкин, - канай на вахту. Напишешь там объяснительную. А потом дуй в отряд. Завтра придёт «хозяин»5 пусть разбирается с тобой сам.
- А как же дверь? – Федот огляделся по сторонам. – Куда она делась? У меня же здесь драгмеаллы.
- Как драгметаллы? – аж подпрыгнул Навроцкий. – Откуда драгметаллы? Что здесь происходит, чёрт побери!
- Успокойся ты, - Берёзкин взял его доверительно за рукав. – Я тебе всё объясню. Так, Голиков, - повернулся он к сварному, - давай быстро дверь приставили на место и заварили.
- Как «заварили»? – удивился Федот. – А как же я завтра её открою?
- Откроешь?! – лязгнул зубами Навроцкий. – Через тридцать суток ты её откроешь! И то ещё по-смотрим.
- Будет день – будет и пища, - уклончиво ответил ДПНК Берёзкин.
- «Довольно для каждого дня своей заботы»6, - добавил Голиков и включил горелку…
Через полчаса Федот уже был в отряде и пил чифирь с соседом по шконке7 банщиком Абросимовым.
- Ты прикинь, Егорыч, какой они мне сон обломали, - сетовал Федот. – Я ведь такую деваху во сне видел – закачаешься. Вот десятый год досиживаю – и хоть бы какая замухрышка приснилась. Прямо беда! А тут на тебе: сразу и такая краля. Платьишко на ней лёгонькое, коротенькое, фигурка точёная, как у статуэтки. Лицо, правда, в деталях не удалось рассмотреть, но и того, что увидел, хватит с избытком. И главное так улыбается приветливо, как бы к себе подзывает.
- Ну и ты чего, чпокнул её? – искренне поинтересовался Абросимов. – Ну-ка, давай колись по чесноку.
- Да нет, - Федот сокрушённо провёл рукой по стриженным волосам, - как-то неловко было… Я ещё подумал, может она и не меня вовсе зовёт.
- Не его! А кого же ещё. Эх, растяпа! Сразу видно не понимаешь ты, Федот, бабских намёков. Уж я бы на твоём месте не растерялся, - глаза банщика маслянно заблестели.
- Да уж ты бы! Посмотрел бы на себя, мочалка старая! Так бы она на тебя и повелась. Держи карман шире!
- К бабам подход надо иметь, - не обижаясь, назидательно сказал Абросимов. – А ты ещё мал и глуп и не видал больших залуп.
- Ты зато в бане своей за двадцать лет так насмотрелся, что крыша поехала. Как ещё в петушат-ник8 до сих пор не взлетел.
- Я не подряд двадцатку мотал, а с пятого захода. Бывало, только очередной раз откинусь - сразу по бабам. Это первым делом. У меня, знаешь, какие шмары были? Может ещё получше этой твоей. Ты вот мне скажи: у тебя сколько их было?
- У меня было… было, - Федот неожиданно покраснел, схватил кружку с чифирем, сделал боль-шой глоток, обжёгся и покраснел ещё сильнее. – Отвянь от меня, пока в бубен не получил.
- То-то и оно, - снисходительно посмотрел на него банщик Абросимов. – Вот завтра трюманут тебя на месячишко, а вспомнить на досуге-то и нечего будет.
- Да заткнись ты! И вообще…
Федот хотел ещё чего-то сказать, но только махнул рукой, накинул бушлат и вышел в локалку9. Он стоял и курил. Смотрел на угасающую весеннюю зарю, на яркую одинокую голубую звезду, зацепившуюся за колючку заграждения, на едва заметный след и маячковые огни затерявшегося в нежно-персиковом небе самолёта. Рядом с ним стояли зеки, курили, разговаривали, о чём-то спрашивали и его. Но Федот не отвечал и как будто не замечал всего этого.
«Эх, дурак, дурак, - сокрушённо думал он. – Прав этот старый черпак Егорыч. Ну, что бы мне не подойти к ней, да не познакомиться хотя бы. А там…- у Федота сладостно заныло в груди, - может чего бы и вышло. Дубина стоеросовая».
А ведь счастье было так близко.
1Шлыжник – изготовитель так называемых шлыг: различных поделок вне труд. обязанностей.
2ДПНК – дежурный помощник начальника колонии.
3 «Мирен сон и безмятежен даруй ми» - слова из вечерней молитвы.
4ПКТ – помещение камерного типа внутри исправ. учреждения (то же карцер, изолятор).
5Хозяин – начальник исправительно-трудового учреждения.
6 «Довольно для каждого дня своей заботы» - (Мф 6:34)
7Шконка – койка, спальное место в тюрьмах и ИТУ.
8Петушатник – место для опущенных на зонах и в тюрьмах. Федот намекает здесь на возмож-ную смену половой ориентации банщика Абросимова.
9Локалка – отгороженный участок жилой зоны ИТУ.