Сдачи не надо

Ян Подорожный
Фото из Интернета.

Когда устраивался на работу в 1-ый киевский таксопарк, мечтал о новых контактах, езде по городу и окрестностям без путевых листов с обозначением маршрута, всевидящих начальственных глаз. Конкретно, какую-то свободу, тяга к которой сохранилась до сих пор. В основном, получил желаемое, хотя понятие свобода слегка нивелировалось суровой действительностью.

 Ежедневно необходимо было везти определённую сумму выручки, а это слегка омрачало светлые горизонты. И сейчас, когда вижу в кинофильмах таксёров, которые занимаются чем угодно, кроме работы, изначально не верю происходящему на экране. Иногда таксист в виде одолжения везёт кого-то, но и он, и пассажир прекрасно понимают, вздорность ситуации.

Вот сейчас он, водитель, доставит на место надоедливого седока и  сразу же начнёт заниматься серьёзными делами: распитием кофе, посещением друзей и знакомых, пением, посещением спортивных состязаний. Чем угодно, кроме перевозки пассажиров, в итоге.
               

Но были и более приземлённые мечты. Левые заработки. Любой водитель «калымил», как тогда называли такую работу. Я тоже не стоял в стороне от событий. Обычно водители грузовых машин пачковались на  пл. Победы, куда подходили жаждущие отвезти холодильник, шкаф, кровать. Договаривались, и вперёд. Была своя этика отношений. Договор всегда считался дороже денег. В настоящее время подобные понятия под напором цивилизации приказали долго жить.

 Появился особый шик в том, чтобы «развести лоха», объегорить, сорвать куш и в темпе сховаться в кустарниках, а потом и похваляться проделанным. Правда, некоторое недоумение вызывают какие-то неувязки в будущих бизнесах, невезение, самопопадание на таких же крученых, как и сам. За всё необходимо платить. Если не самому, то близким.

Поэтому свою трудовую деятельность в такси начинал и, слава Богу, закончил, придерживаясь кем-то высказанной идеи о том, что курочка по зёрнышку клюёт. «Не греби много, - советовал мне один ветеран такси, - очень трудно переваривать. Можно и подавиться. И чувствовать себя будешь временами паскудно. Ведь не знаешь, кого "грабишь". Может у человека последние деньги». Этому совету внимал всю свою карьеру в таксопарке. И некоторые "срывы с рельсов" даже сейчас вспоминаются с неким ощущением стыда.

 Помню села ко мне на стоянке «Автодорожный институт» интересная дама. Пригляделся – да, та самая. Олимпийская чемпионка по гимнастике, уроженка Грозного, Людмила Турищева. «Отвезёте в больницу на Феофании, – спросила она, - и сколько это будет стоить»? Прикинув в уме расстояние, называю сумму в пять рублей. Никаких протестов, возмущений. Едем, беседуем о спорте. В больнице лежит её супруг, тоже Олимпийский чемпион, спринтер, Валерий Борзов.

Но, когда начали подъезжать, понял, по показанием счётчика, что перегнул палку. Сказал большую сумму, чем надо. Пассажирка не прокомментировала мой поступок, хотя явно заметила промах. И не себя же обидел, не меньшую ведь сумму назвал, ловчила. До сих пор неудобно как-то. Она ведь деньги своим здоровьем  и трудом зарабатывала. Вспомнился случай, когда Турищева совершила соскок с брусьев, и в момент грациозного поднятия рук вверх зрители увидели, как за её спиной медленно обрушилась конструкция спортивного снаряда. Несколько секунд раньше и могла бы случиться трагедия.
               

 Однако нет желания заниматься самовозвеличиванием. Такое, по меньшей мере, забавно. Всякое случалось. Вспоминаю. Как-то садится на площади Богдана Хмельницкого  довольно пожившая дама, очень интеллигентная, голубчиком назвала, подкосив все мои внутренние протесты по поводу весьма короткого расстояния её поездки, а именно: театр оперы и балета.

Около километра расстояния. А я ведь стойко выстоял очередь в ожидании пассажира. Но работа со стоянок такси недаром называлась таксистами работой под «расстрелом». Кто сел, того и обслуживай, а там, как повезёт. Привожу сверхвежливую даму к театру, счётчик показывает из расчёта 20 копеек включение плюс 24 или 26 копеек за «пройденные километры» соответствующую сумму. Пассажирка протягивает мне целый полтинник (монету) и, едва прикоснувшись к моей руке, объявляет, что сдачу не надо.

 Явственно вижу, что эти несколько копеек не так уж и не нужны. Ту же трёхкопеечную булочку можно купить. А с артистическими пенсиями  шибко не разгуляешься. Обливаясь словами благодарности и любви к ближнему, пытаюсь всё-таки вернуть лишнюю сумму, но тщетно. «Голубчик, - ещё раз потрясла она мои моральные устои, - я понимаю, что деньги крошечные, но вы ведь рискуете, труд таксиста нелёгок».

 Прошло больше тридцати лет, но эти несколько копеек греют мне душу больше, чем барские чаевые, нередко бросаемые с таким видом, что и брать не хотелось. Кстати, подобный, хоть и не совсем, эпизод произошёл с одной сельской дивчиной. Подвёз её к общежитию какого-то техникума.  В багажник  загрузил картофель, лук, банки с чем-то. Из села привезла, стипендия нищенская, в трамвае не довезёшь, пришлось такси брать.

Помог ей вытащить из багажника продукты, поднёс к входу в общагу. Она протянула рубль. На счётчике 97 копеек. Ну не заламывать же цены таким? Хочу уезжать и вижу, что пассажирка скучает возле моего окошка автомобиля. «Рыба, - спрашиваю я, - что ты ещё хочешь»? «А там мне сдача положена». Вот тут и стало по-настоящему стыдно. Отдал три копейки, а после этого случая всегда имел медь для сдачи.
               

Но вот абсолютно противоположный эпизод. Как правило, подобные происходили в центре города. Стою на «мёртвой» в смысле пассажиров, стоянке «Оперный театр». Была причина. Дали прочесть в наикратчайшие сроки интересную книгу, поэтому инстинктивно искал тихие места. Открывается дверь, и в машину садится чувачок, о которых обычно говорят: «Соплёй перешибить можно».

 Но с тем ещё гонором и видом. В руках букет. «Поверните направо», - командует он. Киевляне знают, что, если повернуть направо от Владимирской, где располагалась стоянка, на углу Ленина и Лысенко находился «Гастроном». Около этой торговой точки пассажир приказал остановиться.

Я решил, что он жаждет прикупить к букету какие-то харчи для дамы сердца. Однако этот тип, бросив небрежным жестом на правое переднее сиденье 15 копеек (проезд тогда стоил десять копеек километр, и набило аж одиннадцать вместе с включением счётчика, т.е. сто метров пути), гаркнул во всю глотку: «Сдачу не надо»! Идущий по улице мужик с огромной бутылью чуть было не уронил драгоценный сосуд наземь. На меня начали смотреть с некоторым осуждением прохожие: «Вот ведь гребут деньгу таксисты, а вечно ноют».

Взбешенный, я выскочил из машины, чтобы вернуть четыре копейки и сразу же высказать вслух свои мысли по отношению к нему. Но вот чудо. Чувак буквально испарился. «Счез», - как говорят в винницкой области. До сих пор не могу понять причину его крика. Может, перед дамой щёки раздувал, но, где же тогда он пропал из виду? Вот она загадка Бермуд.


                Но по настоящему согрело мою таксистскую душу следующее. Начали однажды проверять таксёров, как они рассчитываются с клиентами. В душе многие из нас были согласны с таким. Но умение начальства испоганить любое благое начинание всегда имело место. А проще говоря, стали провоцировать водителей. И попадались на такие акции самые приличные из нас. Штат контролёров и проверяющих не блистал ни честностью, ни знанием дела. Главное – кого-то поймать и составить акт. Садился, например, один из них на Сырце и просил подвезти на Подол.(Районы Киева).

По дороге подсаживались ещё два-три пассажира, выходили, платили по рублю, кричали, что сдачу не надо, а по приезде на Подол первый пассажир вынимал корочки: проверка. И те подъезжали на машине. И акт, и меры жёсткие принимались. А настоящих грабителей-таксистов, паразитирующих на вокзале, аэропорту, автовокзалах, не трогали, потому что были закормлены ими. И вот садится ко мне пассажир, и снова на Богдана Хмельницкого.

 «На Красноармейскую», - говорит он. Едем, смотрю на его лицо и испытываю сомнения. Поднимает руку какой-то пассажир. «Берите, - как-то поспешно говорит он. «Нет, - бодро отвечаю я, - по инструкции запрещено предлагать совместную поездку на стоянках и в пути следования». Он слегка «сменился с лица». «Вот здесь остановите». Торможу, на счётчике копеек шестьдесят.

Он протягивает рубль и не хочет брать сдачу. «Что вы всё время заставляете меня нарушать инструкцию? То подсадку заставляете брать, то сдачи не надо. Нет уж. Прошу сорок копеек». Мы расстались без взаимных объятий. На душе было скверно. Ну, не мог считать свой поступок геройским, хоть убей. Не многие бы меня поняли. Кроме моих коллег.

            Ян   Подорожный.       Любек.