Когда я лежал в госпитале на реабилитации, собранный по кусочками. Не в своем городе. В очередном госпитале много лежало таких, как я. Радостные, счастливые, что остались живы после мясорубки. Они остались окровавленными кусками мяса там. Каждый, как я, гонял в своих головах своих тараканов. Некоторые угрюмо молчали, стиснув зубы и глядя в потолок. Некоторые нервно хохотали от нервного перенапряжения. А так как у меня пол тела не работало, работала только одна рука. Состояние было угнетенное, в голове пусто. Единственное, что было — постоянная боль и грохот, будто там в голове был камнедробильный завод, который работал круглые сутки. Конечно, это выводило из себя, хотелось биться головой об что-нибудь, лезть на стенку и завывать, но не было физической возможности. Поэтому лежал как труп и тупо смотрел на всех окружающих, пытаясь осознать свое состояние и положение и смысл своего дальнейшего существования. Что, однако, трудно было сделать из-за камнедробильного завода в голове и пульсирующей боли в ней, которая отвлекала всю остальную боль в теле на себя. А еще больше всего угнетало бессилие, что нечем было себя занять, потому что был перемотан как кукла в бинтах.
Я попросил санитара поймать мне муху. Его, конечно, удивила моя просьба, но он ее исполнил, потому что они относились к нам очень и очень трепетно. «Найти нитку и аккуратно привязать эту ниточку к задним ногам мухи». Санитар улыбнулся, что не сделаешь ради раненого.
Не знаю как он умудрился. Через полдня появился передо мной, привязал нитку за грядушку моей кровати и раскрыл ладонь. «Мать твою!» - удивился я. Жирная, зеленая муха взлетела и начала кружить, пытаясь оторваться от нитки. У нее ничего не получилось. А я лежал и наблюдал за мухой.
Я поблагодарил санитара. Он ушел, а я наблюдал за этой мухой. «Ну, чё, - думал я. - налеталась? Наелась дерьма, поразносила заразы? Вот я этой заразы подавил много. А теперь, как дерьмо, лежу здесь. Так что, мы с тобой побратимы. Кружи вокруг меня, как вокруг дерьма».
Она жужжала, кружила, привязанная к моей кровати. Иногда уставала, садилась, ползала, насколько позволяла нить. «Глянь, правда как по дерьму ползает», - с удовольствием потирая руки, ухмылялся я. На душе становилось спокойнее, иногда забывал о боли и крупорушке в голове.
Ни медсестры, ни медбратья муху не трогали, знали что я на нее смотрю и мне от этого легче. Потом стали поступать заявки от тяжелораненых. «Старый, ты охренел, - так как я был самый возрастной из них. - Животину себе завел, развлекаешься в одиночку, а другим не даешь. Это называется чистый эгоизм. Водку и то делят на троих. Даже патронами делятся в бою». - слышалось незлое бурчание со всех сторон. «Мужики, вы молодые и еще не превратились в дерьмо, а я вот дерьмо настоящее. Вот она ко мне и прилетела. Пока все дерьмо не слижет и не отстанет. Вам пчелок надо, как наши медсестрички. А с меня этого хватит, ползает, дерьмо слизывает и хер с ним». В палате хохот раздался, у кого через боль, у кого через стон. Хохотали все как могли: «Ну тебя, хрен старый, лучше бы помолчал!»
Тут пришел доктор, как он не заметил мою животинку-муху? Сел на кровать и она прилипла к нему на халат. Он принес мне весть, что отправляют меня бортом в другой госпиталь. Но я еще долго вспоминал эту муху, когда немного на поправку пошел.
Через месяц с другого госпиталя меня домой забрал моя половина, в лихом состоянии, где вместо галстука у меня были только мои яйца. Ох и богатое наследство привезла она домой!