Работа испортила меня.
Ты это прекрасно знал, но почему-то наивно надеялся, что все пройдёт, поменяется. Ты видимо не видел пачки успокоительных и ноотропов в ящике моей тумбочки. Початая пачка сигарет, из которой только одна сигарета дымится. Прижигать кожу под рукавом белейшей рубашки - привычное дело. У меня приступ. Сигарета сжалась еще сильнее в правой руке. Жмурюсь, сжав челюсти до скрипа. Сердце колет, словно в него прилетели сотни тысяч стрел. Холодный металл льётся по левому плечу и руке, словно все нервы и сосуды опутали тернии, и сейчас они сквозь кожу прорастут.
— Как... Больно, — тихо хриплю, в исступлении прижигая горящей сигаретой кожу. Отметины краснеют. Мне не больно, я хочу почувствовать боль снова. Хотя бы боль. Когда меня отпустит?! Врачи говорят, что у меня все нервы вымотаны и расстроены. Я наврала тебе, сказав, что со мной все будет хорошо.
Хорошо уже никогда не будет, ведь моя работа все испортила.
Помню, когда мы с тобой семь или восемь лет назад говорили о том, что у нас будет большая семья из пяти детей. Но работа всю душу вытрясла, отполировала меня. Задоринки нежности, любви и сострадания стерты. Ничего нет, кроме какого-то фанатизма и безжалостности. Да разве с моей работой возможно иметь хоть что-то, кроме работы?
О каких детях может идти речь, когда я в приступе отчаяния превращаю твое лицо в кровоточащее месиво?!
Кажется, я разбила тебе губы и нос, хотя семь лет назад я их целовала. Отметины и укусы на теле налились кровью. Бешенство от отчаяния. Оседлав твои костлявые бедра, смыкаю руки,ставшие стальными от напряжения, на твоём горле. Хрипы. Кровь на моих руках и лице. Оскал. Слёзы в твоих глазах.
— Даша, успокойся, умоляю!...
— Заткнись! Я тебя ненавижу! Зачем тебе такая психованная?! ЗАЧЕМ?! — на последнем слове голос сорвался в более звенящую, высокую интонацию. Я слышу твой хрип. Как ты еще не перестал дышать? Ты только тихо выдавливаешь из себя слова нежно и неподдельно грустно.
— Я тебя люблю, несмотря на то, что ты сделала с собой... Я перестал тебя узнавать...
Горько усмехаюсь, чувствую, как скользит ком в горле, раздирая его стенки. Нет. Я не заплачу. Все слезы давно выплаканы.
— Ты никогда и не знал меня, Руслан. Никогда. Я теперь не та милая девочка, которую ты знал. И я ей никогда не стану. Я сошла с ума! Я невменяема! Почему ты отказываешься это принять?!
— Д-Даша, ты больно сдавила мое горло... Отпусти... — захрипел ты умоляюще. На мгновение хватка ослабла. Ты закашлялся, держа руки перед ртом, будто ты болен. Тело подрагивает в ритм кашлю.
Господи, я стала опасна для других... Даже для тебя.
— Уходи...
— Ч-что? Даш, я-
— Уходи! — заорала я, едва ли не сорвавшись снова ударить тебя по лицу. Моя рука, сомкнутая в кулак, застыла около твоей щеки. Ты, хрипя и задыхаясь, поковылял к прихожей. Вдел ступни в туфли, накинул куртку, бросил на меня обиженный взгляд. Ушёл.
Некоторое время я просто стою молча в прихожей с окровавленными руками, грудью и лицом. Рубашка не белая. Мои губы трясутся. Я оттолкнула от себя последнего человека, который мне был дорог и которому я была дорога. Я теперь осталась одна. Наедине со своим одиночеством и безумием.
Господи, что я наделала?!
Стальные штыри в моих ногах сломались, и я упала на колени. Все тело трясёт. И где моя былая твердость и сдержанность?! Позвоночник сгибается, прижимая голову к ковру, на котором застыли пятна крови и грязи. Пальцы вгрызаются в копну волос. Я сейчас буду вырывать волосы клоками.
Я потеряла себя и тебя. Я всех потеряла.
Минутная оглушающая волна тишины. Я не могу этот ком держать в себе. Мне даже больно дышать. Отчаянный, дикий, мучительный крик сотрясает мою грудь, и он вырывается, источая искры слез.
— Руслан, прости меня-я!!! Вернись, умоляю! Верни-и-ись! — реву я что есть сил. Только... Ты по-моему ушёл из дома, и ты меня не слышал. Моему крику вняли лишь молчаливые серо-голубые стены и холодный, бездушный пол, на котором я сижу, глотая слёзы и проклиная себя.
Кажется, я действительно потеряла тебя. Сейчас и навсегда.