(Быль)
«Синенькая юбочка, ленточка в косе.
Кто не знает Любочку? Любу знают все!»
Каждый раз, слыша эту попсовую песенку, в которую превратился милый стишок из моего детства, я вспоминаю девочку Любочку, жившую в соседнем доме. Было это давным-давно: прдруге моей Ирке было тогда 6 лет, мне - 5, а Любочке - всего 4 годика.
Жила Любочка с бабушкой, которую звали, как нам тогда казалось, просто восхитительно: Ада Рафаиловна. И будь она такой же доброй, как другие бабушки из нашего двора - нам и в голову бы не пришло придумать ей кличку «Гада Крокодиловна»!
Но Любочкина бабушка, увы, была именно ею, Крокодиловной.
Судите сами: мы с Иркой хоть и были тогда уже достаточно большими детьми, но в песочнице детской все равно с удовольствием возились, строя причудливые зАмки для кукол.
Так вот, во время нашей прогулки, в песке почему-то всегда ковырялась Любочка. Она тоскливо лепила одинаково ровные «куличики» под руководством бабушки, а значит - вновь оставались наши «принцессы» без зАмков и без принцев, которые должны были кукол из неволи вызволять.
Но ведь песочница-то большая, и можно было всем вместе в ней играть! - скажете вы. Вот-вот, и мы с Иркой тоже так думали, и даже готовы были ради наших пластмассовых «принцесс» потерпеть и Любочку, и Крокодиловну с ее дурацкой привычкой превращать в воспитательный процесс все на свете, даже лепку куличиков.
Но в том-то все и дело, что мы, дети непьющих, интеллигентных родителей-инженеров, все равно казались Любочкиной бабушке какими-то «люмпенами», «гаврошами», с которыми ее внучке ни в коем случае не следовало общаться.
А посему, пошатавшись некоторое время вокруг песочницы в напрасном ожидании, что Крокодиловна растворится в воздухе, мы с Иркой грустно уходили в дальний конец двора, под березки. Там можно было развлечься, закапывая свои и откапывая чужие «секретики», сделанные из стекляшек, засушенных цветов и конфетной фольги.
Однажды Ирка, как самая старшая в нашей детской дворовой команде, решила с Крокодиловной поговорить. Я подозреваю, что речь эту моя подруга готовила долго и тщательно, и не без участия своих родителей. Во всяком случае, мне тогда придумать и «толкнуть» нечто подобное было бы слабО. Очень вежливо, как настоящий дипломат, Ирка поведала Любочкиной бабушке о принципе коллективизма, существующем в нашем дворе. А это значит, что все дети равны и имеют право...
Но Крокодиловна не дала Ирке договорить: она вдруг покраснела как вареный рак, пенсне у неё на носу раскалилось и покрылось капельками пота, и она заорала на нас противным голосом:
«Это вы - имеете право? Это вы - равны? Да знаете ли вы, что у моей внучки - совсем другое будущее! Вы целыми днями по дворам собак гоняете, а Любочка моя в это время рисует, книжки читает и на скрипочке играет! Вот вырастет - и будет знаменитой скрипачкой, а вы... вы... (несколько секунд Крокодиловна размышляла, какое будущее пообиднее нам с Иркой придумать) - вы... на завод пойдёте, на конвейере работать!»
Родителям мы тогда, конечно, наябедничали, но не потому вовсе, что такого будущего испугались, а потому, что не любили, когда на нас орут без причины.
Тетя Соня, Иркина мама, возмутилась ни на шутку: ее дочка к тому времени уже в детском вокальном ансамбле солировала, а тут какая-то выжившая из ума старуха ей «конвейер» пророчит!
Моя же мама, воспитанная бабушкой на лозунгах типа «Все работы хороши - выбирай на вкус!» отнеслась ко всему произошедшему абсолютно спокойно. «А чем плоха профессия рабочего? - удивилась она. - Почему вы должны ее бояться? Вот у Юрки Соколова отец - бригадир строителей, так он и зарабатывает прилично, и с доски почета «не слезает»!»
Окончательную точку в наших переживаниях поставил Иркин папа. Громко хохоча над своей же «придумкой», он нарисовал черной ручкой в альбоме такую картинку: мы с подругой, взрослые, веселые и красивые, поедая мороженое, спускаемся после работы в подземный переход, а там стоит грустная Любочка и пиликает на скрипочке...
Мы взрослели... Гуляние во дворе, «секретики» и песчаные зАмки для принцесс постепенно теряли для нас свою привлекательность. Любочку мы с Иркой теперь видели редко: она училась в школе для особо одаренных детей. То есть, не для нас, дворовых, по которым «конвейер плачет».
А после окончания школы нас «разбросало» в разные стороны. Поступили мы в институты, вышли замуж, нарожали детей... Я стала мультипликатором, Ирка - руководителем хора в музыкальной школе. С моей подругой детства я продолжала общаться, да и родители у нас на старом месте обитали, так что мы частенько их вместе навещали.
Как-то раз, во время такого «родительского дня», нам на глаза попалась бедно одетая старушка. Она медленно ковыляла по двору, переставляя перед собой взятый для устойчивости деревянный стул.
Если б не ее острый, изучающий взгляд, брошенный на нас с Иркой, мы бы ни в жизнь не узнали в ней Крокодиловну. Да и выглядела она такой старой и беспомощной, что той, придуманной нами, детской «кличкой» ее называть совсем не хотелось.
Совместными усилиями вспомнив, как на самом деле зовут старушку, мы вежливо поздоровались с Адой Рафаиловной и предложили свою помощь - в магазин сходить или ещё что-нибудь для неё сделать.
Похоже, судьба столь изрядно потрепала нашу старую грозную знакомую, что она встретила нас с Иркой как родных внучек. Расплакалась, бросилась обнимать, и все говорила, говорила...
Из ее путаной речи мы узнали, что «Любка, неблагодарная», честно дождавшись своего совершеннолетия, «усвистала не пойми куда» с каким-то «жутко талантливым» и, как поговаривали, «не менее жутко пьющим» уличным музыкантом. С тех пор о Любочке - ни слуха, ни духа. А ведь какие надежды возлагала на нее она, бабушка! Как холила, лелеяла, кормила, воспитывала! Как в мечтах своих видела на стендах у консерватории огромные афиши с портретом ее внучки! Как берегла ее от общения с плохими детьми... (тут старушка, очевидно, что-то вспомнив, испуганно взглянула на нас с Иркой и быстро перевела разговор на тему дороговизны продуктов).
Что могли мы ответить этой несчастной старой женщине, как ее утешить? Ни злорадствовать, ни напоминать о заводе, конвейере и «совсем другом будущем», уготованном ее «гениальной» внучке, нам вовсе не хотелось. Наверное, потому, что все мы - не без греха. Любой человек ошибается, а жизнь в ответ его учит, посылая неудачи, беды, лишения... Или же такую одинокую старость, какая пришлась на долю Любочкиной бабушки.