Мой путь в советскую науку

Иосиф Хейфец
  Переступив восьмой десяток и оглядываясь назад автор,   неожиданно для себя, в полной мере осознал и начал понимать мир кривых зеркал, который строил, довел до абсурда и в котором прожил большую часть своей жизни.  Казалось бы, уходящему поколению   вполне естественно протаптывать новые пути для своего потомства, которое,  опираясь на опыт и ошибки предков,  раскручивает новую спираль на более высоком уровне.  Но то, что создало мое поколение в великой стране, как было угрозой миру, так таковым и осталось. И это заняло  столь короткий период, в течение которого цивилизованный мир не просто изменился, но и  вознесся с космической скоростью на новую орбиту.
   Сегодня, когда изменить уже ничего нельзя, остается пассивно наблюдать, удастся ли миру помочь  заблудшим выйти из того штопора, который  мы готовили большую часть своей жизни.   Более того, расселившись по странам цивилизованного мира, мы не желаем замечать, что разносим социалистическую заразу, встраивая ее в мозги своего потомства. Мечтаем воссоздать гибрид социализма  с  здоровым капитализмом.  Не мне судить, чем обернется вся эта затея. Но нельзя забывать, что подгоняя  мир к катастрофе, мы забываем о собственном потомстве.
      При том что выстроенная нами стартовая площадка весьма ненадежна. молодое   поколение живет своей, недоступной нашему пониманию жизнью. Хочется надеяться что некоторым из них наш опыт может оказаться полезным. Если не в качестве примера, то хотя бы предостережением.
   В социуме, в котором автор начинал свое становление,  наука существовала  как некое отвлеченное понятие  о небольшой секте чудаков, озабоченных  познанием мира.   Настоящий ученый, по логике нормального человека моего становления, жил в совершенно  ином мире. Это вундеркинд, чей путь в наку предопределен с детства проявлением некоторых проблесков  таланта и даже гениальности. При этом  априори понималось наличие  великолепной памяти, врожденной работоспособности и понимание собственного  предназначения великой цели.
     Ничем подобным автор не грешил. Скорее наоборот.  Но с высоты своего    нынешнего возраста  и  бесконечного копания в себе, неожиданно понял, что именно отсутствие всех вышеперечисленных качеств завели автора в дебри огромного и совершенно необъятного мира, из которых он не в состоянии выпутаться по сей день.
   Еще раз подчеркиваю, ничем не выделяясь на фоне своих сверстников и коллег, понимаю что все мы по сей день, не в состоянии до конца осознать, что являемся выродками  советского мыльного пузыря, который беспрерывно обновлялся по мере того, как реальность этого требовала. На наших глазах пузыри один за другим лопались.  Наша великая наука и ее отражение в мировой  науке в нашем сознании существовали в разных измерениях. Мы жили верой, а они в мире реалий.  Мы создавали великие дела, а они, нам назло, отказывались признавать наши  достижения. Как всегда, нам с ними было не по пути.
   Но в огромной по размеру и по численности стране всегда находилось место для гениев разного масштаба, которыми всегда можно прикрыть ничтожество толпы, тем более  что этот мир огорожен со всех сторон забором, а иногда с колючей проволокой.  Даже современные поисковые системы с трудом справляются со столь тривиальными личностями.
     Загуглив себя, автор открывает мир своих именитых современников из гораздо более популярного мира: кинорежиссера Иосифа Хейфеца, всемирно известного  скрипача  Яшу Хейфеца, наконец, историка Михаила Хейфеца, а себя любимого приходится выковыривать как изюминки из французской булочки.
  Поэтому в настоящей  статье  особое внимание уделяется  становлению  обычного, но упрямого еврея на его не простом  пути в науку, вопреки всем сложившимся традициям в антисемитски заряженной стране. Этот опыт может служить хорошей школой молодому поколению, так как этот анисемитский мир никуда не исчез, а овладел цивилизованным миром, как некогда коммунизм.
    Начну свое повествование с возвращения из эвакуации на Урал, где местный климат сыграл решающую роль в задержке  начального школьного образования. Лишь в девятилетнем возрасте, усилиями обеспокоенной мамы, оказался переростком во втором классе киевской школы, где по элементарной неграмотности  прочно оседлал последнюю парту.  Мои одноклассники тренировали память, обсуждали литературные шедевры, учили всем известные стихи классиков, а я, без всякой охоты и энтузиазма, учился читать и писать. Школу окончил середнячком и даже имел в аттестате зрелости тройку по украинскому языку. Еще один год потерял после завершения школы не только из-за своего пятого пункта. Но это был последний год, который разрешил воровскому государству  украсть у бессловесного еврея.
     Пять  лет в нефтяном институте в Грозном не только наделили профессией, но и научили гордиться своим еврейством.  За обретение национализма дипломов не давали. Но  научили стесняться плохого владения родным идишем.  Таким оказался многонациональный Грозный 1955 года.  Великолепный исчезнувший город, столица Северного Кавказа, живущий и сегодня  в памяти моих сокурсников и многих коллег по профессии.
  Для поступления выбрал самый тяжелый механический  факультет. Забегая вперед расскажу, как в нашу аудиторию заходили преподаватели, потирая руки от предстоящего удовольствия: «Наконец то появилась возможность отыграться на механиках. Держитесь эрудиты, вам положен полный  курс, а не выдержки, как остальным факультетам». 
       Все началось со вступительных экзаменов, когда предстояло  сдать дополнительный шестой экзамен по химии, которую автор не любил и не знал из-за отвратительной памяти.  И тут же напоролся на курьез, с которого и повел отсчет своей научной карьере.  Сдавая последний вступительный экзамен, ломая голову над вопросом о получении фосфорной кислоты, соорудил реакцию, поставившую в тупик экзаменатора доцента Полякова. Напрочь забыв рекомендации учебника, вместо промывки суперфосфата водой, я обработал его щелочью и уровнял реакцию.  Уже будучи студентом узнал, что экзаменатор  впоследствии проверял экспериментально мою реакцию. Подобные сюрпризы  сопровождали автора все 5 лет учебы, ставя в тупик сокурсников. В памяти сохранилось  их возмущение, когда  мои решения разнились с ответом, но педагоги оценивали решение отличным, иногда с припиской  «невнимательный  и небрежный».
   С сюрприза началась и служебная карьера.  Получив направление на работу  в  Шебелинку (Харьковская обл.)  я с сокурсником приехал к родителям в Киев. Прогуливаясь по городу, мы обратили внимание на одно из зданий  на улице Артема, на фронтоне  которого  красовался  знак,  который сверкал на наших пиджаках, об окончании нефтяного института. (В конце пятидесятых годов значки об окончании ВУЗа получали только выпускники университетов - ромб с гербом СССР на синей эмали,  и  горные  институты. Знак нефтяников представлял собой золотой венок, внутри которого, на белой эмали, крепилась буровая вышка и скрещенные геологические молотки. См. фото)
     Пораженные подобным сюрпризом начинающие инженеры заглянули в  фойе института.  Наши  значки мгновенно привлекли внимание администрации. Директор института тут же связался с Москвой и договорился о смене направления для молодого специалиста.  Так автор оказался первым дипломированным нефтяником в проектном институте по хранению и трубопроводному транспорту нефти.  А спустя примерно 3 года  был привлечен в Госкомиссию по пуску и приемке в эксплуатацию нефтепровода Тихорецк-Туапсе-Новороссийск.  Пуск в эксплуатацию столь огромных проектов никогда не проходит гладко. Мой  нефтепровод не был исключением. Он тут же вывел из строя Тихорецкий  железнодорожный  узел из-за сбоя в сливе нефти из железнодорожных маршрутов.  На несколько недель образовалась железнодорожная пробка  и прервалась регулярная связь на единственной железнодорожной ветке на Кавказ.  Меня, как автора проекта,  назначили ответственным за организацию слива и вывели на прямую селекторную связь  с министром путей сообщения Б.П. Бещевым, которому нефтепровод рушил его   идею и обязательство перед партией создать связку  между отдельными железнодорожными ветками Северного Кавказа как стратегически важного региона.  Взбешенный министр  по нескольку раз в день упражнялся в угрозах и  крыл меня матом,  грозя поставить крест на профессиональной  карьере.  На этом объекте  впервые в стране был внедрен закрытый слив нефти из железнодорожных цистерн с использованием нового устройства  для нижнего слива из железнодорожных цистерн. (своровано у американцев и перезапатентовано нами).  Этот участок пуска  стал  темой моей первой научной публикации. Но она же (публикация) стала причиной  и увольнения, так как автор категорически  отказался  от  тут же появившихся соавторов (у проектантов не принято публиковать научные статьи).  Акт  экспертизы на публикацию статьи был получен. Но взбешенный автор в тот же день подал  заявление об увольнении по собственному желанию.   
     Только киевские евреи способны понять состояние моего отца, который был убежден, что карьера сына завершена из-за элементарного упрямства и полного непонимания всей трагичности своевольного  еврея.  Мой пятилетний период на интернациональном Кавказе, научивший гордится своей национальной принадлежностью,  в расчет не принимался. 
     Мудрый отец никогда не забывал, в каком государстве живет и чем обернулось для его народа  пренебрежение осторожностью.  Я же знал пробивную мощь моего значка и полученной профессии. И не ошибся. Уже на следующий день по увольнению был перехвачен в свободное плаванье в НИИ нефтяной промышленности, в лабораторию добычи нефти доктора Армаиса Арутюновича  Шахназарова, который был убежден, что каждый из административно подчиненных ему  специалистов  должен сам найти свое место в этом неисчерпаемом нефтяном колодце.  И я, сломя голову, окунулся в разгребание собственного задела, готовя статьи и авторские свидетельства. 
    Но долго отдыхать на свободных хлебах не пришлось.  Правительственное предписание о создании в институте нового направления «Испытания скважин и вскрытия продуктивных пластов»  и  о включении руководителя этого направления в  состав одноименной Межведомственной Комиссии при Госплане СССР, всколыхнуло институтское затишье, где каждый был занят своими узкими проблемами и не собирался ничего менять в своей жизни.  Козлом отпущения избрали меня  с предписанием закрыть этот пробел в тематике и снять с администрации  навязанное  непосильное бремя.
   Автор неоднократно и подробно описывал состояние нефтяной промышленности периода своего вхождения в профессию ( к примеру статья «Кто и как посадил СССР на нефтяную иглу» Мало кто знает, что в конце 50-ых годов  СССР переживал угрозу нефтяного голода. Старые месторождения истощились, а новые оказались на глубинах, не поддающихся освоению.
      С приходом на должность Председателя Госплана СССР  нефтяника Николая Константиновича  Байбакова, понимавшего что работать по старинке для него смерти подобно (...на сомнения Н.К.Байбакова относительно возможности открытия новых нефтяных месторождений, Сталин мрачно пошутил: "Будет нефть, будет Байбаков, не будет нефти, не будет Байбакова!"   Н.К.Байбаков «Сорок лет в правительстве» М., 1993). Опасения Николая Константиновича были не напрасны. Где сосредоточены перспективные  запасы нефти геологи знали. Из новых нефтяных горизонтов извлекали керны, которые источали нефть, но получить промышленный приток с глубин более 1500 метров не удавалось. Примитивная технология бурения и вскрытия пласта блокировала нефтяной пласт и преодолеть этот замок не удавалось. Байбаков это понимал, как и то, что предстоит ломать сложившиеся в бурении традиции.
   Таким образом  автор в одночасье уподобился козлу, которого запустили  в огород  охранять  капусту.
    С высоты сегодняшнего дня, я вынужден, в который уже раз, напомнить своим молодым коллегам, что пропагандируемый властью миф о величии советской науки, воспринимался народом без каких либо сомнений.  При этом я склоняю голову перед моими коллегами из ВНИИБТ и его пермского филиала, создателями  всех типов турбобуров. Это единственное изобретение, которым страна может с чистой совестью гордиться  и  которое по сей день пользуется спросом в мире. Все остальные «достижения» - наглое и бессовестное воровство, в котором принимала участие огромная страна, о чем автор неоднократно писал и не стесняюсь это повторять.  Вся та слава, которая сегодня вменяется Китаю, в полной мере перенята от  СССР.
     С работы над ворованными испытателями пластов компании Halliburton  продолжилась карьера  автора.  Добросовестно скопировали купленный образец, изготовили опытные комплекты, но долго и нудно учили их работать. Естественно, что времени учиться в аспирантуре у автора не было, да и матерьялов скопилось столько, что  не хватало времени отобрать наиболее интересное, чтоб оформить их в рамках одной диссертации.  И все же к концу 60-тых готовая к защите диссертация вышла на просторы великой страны. Выделялась она отсутствием  руководителя, хотя претендентов на руководство и на ее проталкивание к защите  было более чем достаточно.  Казалось бы, был уже печальный опыт на начальном этапе научной работы. Но ко времени выхода диссертации в свет имя автора уже засветилась во всех уголках страны, так что никаких преград  автор не ожидал.
    Реальность подстерегала автора с неожиданной стороны. Материал был на столько сложен и уникален, что разобраться в нем мог лишь узкий специалист в этой области. Таковым был коллега по многолетней совместной  работе, имевший собственный подход  к теоретической части работы испытателя,  Николай Федорович Рязанцев из института СевКавНИИнефть.  Надежда обойти его стороной не удалась. После трех лет поиска места защиты именно к нему направил ВАК  диссертацию на защиту, в мой родной нефтяной институт. Решение ВАК было логичное, но неожиданное. Мы с Николаем великолепно сотрудничали многие годы, хотя наши теоретические подходы принципиально  различались.  Было совершенно непонятно, как мы разберемся в своих противоречиях.  Стараясь быть беспристрастным и справедливым, Николай мобилизовал своих ведущих сотрудников на проверку всех выводов диссертации в промысловых условиях,  предварительно предупредив об этом меня. Мы сошлись на том, что с результатами проверки он ознакомит меня за неделю до защиты. Передо мной же стояла задача не превратить официальную защиту в долгий и бесконечный спор с участием  членов Ученого Совета, что равнозначно срыву защиты.
     Коллеги по научному цеху, не п о наслышке  знают, как можно убедить своего многолетнего оппонента в его неправоте и как можно убедить Ученый Совет в приоритете одного из двух спорщиков, из которых каждый придерживался в технологии  собственными  теоретическими  построениями.
    Опытом решения этой нерешаемой задачи я впоследствии делился с племянником накануне защиты его диссертации и считаю полезным поделиться этим опытом с  молодыми соискателями  ученых  степеней.
      Познакомившись с  результатами проверки выводов диссертации в промысловых условиях  и  с черновиком мнения официального оппонента,  я принял решение обратиться   к сотрудникам , проводившим промысловую  проверку и испытание,  призывая их задать соискателю подготовленные мной вопросы, которые их поразили своей сложностью. Расчет был простой: ответить на все замечания оппонента, на этапе ответа на вопросы, когда время не ограничивается. После доклада соискателя, каждый присутствующий мог задать интересующий его вопрос, а автор имел достаточно времени, чтоб членораздельно и не спеша ответить на каждый из вопросов. Тем самым не потребовалось занимать лишнее время, отвечая на выступление оппонента.   
    План удался. После выступления оппонента оказалось, что на все его вопросы и сомнения был дан исчерпывающий ответ.   Поэтому на ответ оппоненту потребовалось лишь несколько минут, чтоб напомнить о некоторых из этих ответов.
   Переполненный зал, ожидавший принять участие в спектакле с открытым противостоянием двух конкурентов,  кроме членов Ученого Совета ГНИ,  был заполнен  свободныыми от работы  преподавателями,  гостями  из института СевКавНИИнефть  и  коллегами из близлежащих НИИ  городов Краснодара, Волгограда  и  Баку.  Финал защиты оказался блестящим.  Удовлетворен был и официальный оппонент. 
   Ход  защиты  стал предметом всестороннего обсуждения на торжественном банкете. С этого начал свой тост тамада, Герой СССР Шатиель Абрамов, а за ним поучали своих учеников Николай Рязанцев и  наши общие преподаватели  С.С. Итенберг,  М.М. Александров и Л.Е. Симонянц.
     Детали дальнейшей карьеры автора не представляют особого интереса для широкого читателя. Интерес может представлять лишь критическая самооценка автора.   К сожалению, мало кого интересует самооценка и уверенность врача,  до того момента, когда он потребовался пациенту. Нечто подобное испытывал автор,  для которого  контроль состояния бурящейся скважины увязывался с состоянием физико-химических и гидравлических характеристик нефтяного пласта. Это чувство единства и понимание ожидаемых последствий были главным предвестником успеха, который никогда не изменял автору. 
   Расскажу лишь об одном триумфе на Александровском месторождении под Гомелем (БССР).  При бурении первой скважины произошла тяжелая авария с обрывом инструмента при входе в  нефтяной горизонт. Ударил нефтяной фонтан, который обуздали и ввели скважину в рабочий режим.  В течение нескольких лет вокруг этой скважины пробурили 11 скважин, но получить промышленный приток ни на одной из них не удалось. Надежно и стабильно работала лишь первая аварийная скважина.  Тогда обратились за помощью к автору. С первой же пробуренной скважины был получен промышленный фонтанный приток нефти. Все последующие скважины на этой площади бурились уже под надзором  бригады из гомельского филиала нашего института.
  Всем известны последствия работы  вышеупомянутой Межведомственной Комиссии Н.К. Байбакова, посадившей страну на нефтяную иглу. Но мало кому известно, что под всей огромной Западной Сибирью залегает так называемая Баженовская свита, которая не освоена по сей день. Промышленный приток нефти с этой свиты, на спор, получил только Николай Мойсеевич Касьянов из ВНИИБТ, работавший  по нашей общей технологии.
   В завершение  этой статьи хочу напомнить читателю Библейское сказание о Моше (Мойсее), готовившем евреев к эре высоких технологий и 40 лет водившем наш народ по пустыне в поисках единственного места на планете, где нет нефти. Репатриировавшись в Израиль автор не очень огорчался, что страна не нуждается в его услугах и сам переключился на освоение новых технологий.  Но когда потребовались его знания, в 2010 году с удовольствием применил их на скважине Мегед 5, рядом с Тель-Авивом.  Последствием чего стал фонтанный приток нефти, которая в течение четырех лет (а возможно и дольше) поступала на Ашдодский НПЗ. (http://samlib.ru/h/hejfec_i_b/fontan.shtml)
      Так незаметно, за более чем восемь десятилетий автор успел натворить массу неожиданных глупостей, о чем неоднократно упоминал в своих многочисленных публикациях, посвященных и становлению нефтяной промышленности в измученной войной и голодом стране и в проверке своих профессиональных достижений при поиске нефти в Израиле (http://samlib.ru/h/hejfec_i_b/fontan.shtml), в создании технологии очистке топлива от следов воды (US Patent #5,904,956 ,  May 18,1999), в создании тематической  еврейской энциклопедии  и некоторых аспектов истории моего народа (https://saba6.livejournal.com/2659.html),  в использовании математического аппарата для раскрытия секретов снов и сновидений (https://www.proza.ru/2012/07/11/818),  а также некоторых аспектов гидравлики живого организма (http://samlib.ru/h/hejfec_i_b/surface.shtml),  и многого иного. 
      И главное. Автор был в нашей семье первооткрывателем двери в научный мир. Сегодня эту семейную традицию продолжил мой дорогой племянник доктор Виталий Хейфец, действующий профессор школы биологии при Университете в Денвере (Колорадо, США).
                Как говорится – лед тронулся.