Береги душу свою 22 глава

Валентина Пустовая
«Откуда у вас вражды и распри? Не отсюда ли, от вожделений ваших, воющих в членах ваших? Желаете – и не имеете; убиваете и завидуете – и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете – и не имеете, потому что не просите.
 Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений»    Апостол Иаков 4, 1-3

Праздник Рождества Христова стремительно приближался. И по мере приближения его настроение Вари все больше портилось, она плохо ела и спала, лицо ее осунулось, и была она непривычно молчалива.
В последний день  в канун праздника, утром 6 января она сказала матери: «Сегодня не жди меня рано, колядовать пойдем». Взяв маску лисы и в тон цвета ее платок, направилась она в дом Помозовых, где в условленное заранее время собралась вся детвора их края. У каждого из них была приготовлена маска, оставалось только дополнить ее соответствующей экипировкой и продумать какой-нибудь простенький сюжет представлений.
 
Серега вытащил из-под кровати коробку со всеми атрибутами для колядок.  Восьмиконечная звезда, украшенная  блестками и обвитая медной проволокой, была его гордостью. Ни один день пропыхтел он, выпиливая ее лобзиком из фанеры.  Но за это ему и была предоставлена честь, быть «звездарем», идти во главе их компании, неся ее на палке как символ Рождества Христова. Колокольчик, его обычно  носила Варя. Поэтому Серега и вручил его ей «в собственные руки». Варя позвонила им, проверяя исправность и звучание.  Колокольчик должен был оповещать всех о приближении колядников. «Вот и мешок. Держи Валера!» Валера, наряжавшейся обычно медведем, был по совместительству «мехоношей», носил мешок из цветной прочной ткани со всеми подарками, которые получали колядники.
 
«Э, нет, - произнесла Варя, забирая мешок у Валеры, - в этом году внесем изменения. Каждый возьмет по мешочку, так больше сладостей получим. А потом все свалим в одну кучу и будем пировать». Она лукавила, лукавила самым бессовестным образом. При этом она настолько четко осознавала всю недостойность своего поведения, что от этого осознания у нее кружилась голова и немножечко подташнивало. Она вела себя как преступник, по малодушию совершивший одно преступление и, стараясь скрыть его, совершает другое, тем самым усугубляет свое положение.

«Значит так, собираемся часов в семь вечера возле дома Помозовых, наряженные и с мешочками. Колядки повторите. Кто не вспомнит, будет мне подпевать, подтанцовывать и посохом постукивать.  В спектакли, которые я буду разыгрывать, включайтесь все. Стихи подучите. Песни может, кто споет, - давала наставления Варя, - жаль, Сердеки нет. Волк бы мне очень пригодился». Сердекой называли Андрея Сердечкина за глаза. «Может еще придет. Ты же знаешь, какие строгие у него баба с дедом. Всех в доме в ежовых рукавицах держат», - произнес Сергей. «Ваша мамка не лучше, - отозвалась Галя Ветлицина, - мой папка говорит, что она не баба, а черт в юбке». Тоня хотела что-то сказать в защиту матери, но потом вздохнула и промолчала. Что, правда, то, правда. Мать их, Зиновия, когда у нее приходил очередной выходной день, всю свою семью изводила приказами и придирками до такой степени, что мечтали они в тайне о том, чтобы работала она вообще без выходных. При чем, в эти дни вся детвора края держалась подальше от дома Помозовых, и соседки ни о каких посиделках у бабушки Никитичны не вспоминали.
 
Наступил вечер перед рождеством. «О, и Волк пришел, - обрадовалась Варя, - ну теперь все в сборе, пошли». Первым шел Сергей со звездой. Одет он был как всегда. Необычными были очки из черной плотной бумаги, украшенные звездами из серебряной фольги. Следом  шла Варя с колокольчиком, одетая поверх пальто в вывернутую наверх  потертым мехом рыжей лисицы безрукавку, выпрошенную у Никитичны. У нее же она взяла и черную суконную юбку, которая доходила ей до пят. И предметом ее особой гордости был костыль, ручка которого была сделана в форме мордочки лисы. Костыль этот Варя с великим трудом получила от деда Сереги и Тони, Тимофея за обещание, выступить перед ним на Рождество. Дед жил один в большом доме на горе, сразу за домом Валерки. Тоня носила ему еду несколько раз в день. Жить со своими сыновьями он наотрез отказался  после грандиозного скандала между их женами. Затем шли зайцы, Тоня и Галя; Лёля-петух; Андрей-волк  и замыкал шествие Валера-медведь.
В своем крае они зашли только к двум соседям, Нестюриным и Горбачевым. Дети первых уже выросли из участия в колядках, а у вторых - еще не доросли до него. Позвонили у крыльца колокольчиком, ввалились все в дом, предварительно поочередно обметая валенки веником у порога. Запели хором:

«Вечно будем Бога славить
За такой день торжества!
Разрешите Вас поздравить
С Днём Христова Рождества".

Почитали стихи, потоптались на месте, постучав посохами, изображая танец. Получили угощение, под ворчание хозяйки из-за большого количества мешков. «Нет, так дело не пойдет. Скучно все проходит. Ничего при таком выступлении мы не наколядуем», - посетовала Варя. «Ну, так ты заводи, а мы поддержим», - пообещал Сергей.
Варя понимала, что не хватает куража. В следующий дом вошли шумно, кричали все вместе: «С Рождеством вас, православные!» Варя начала экономно разбрасывать зерно, которое с огромным трудом выпросила у матери: «Куры же это птица, у них зобы для зерна приспособлены, а мы их хлебом кормим, потому и яйца не несут, а ты хочешь зерном колядки посыпать», - ворчала Ольга, скупо отмеряя его дочери.
 
"Сеем, сеем, посеваем, с Колядою поздравляем,
Счастья, радости желаем".

Дело пошло веселее. Подвыпившие хозяева и их гости начали приплясывать вместе с колядниками.

"Колядуем, колядуем,
Песни с танцем чередуем!
И вприсядку, и кругом,
Угощайте пирогом!"

Варя села на сундук, вошла в образ Лисы, начала рассказывать, как их привечали в соседнем доме, и пирогами угощали, и пряниками. Какой полный был у нее, Лисы мешок, но Волк злодей все отнял. Волк-Андрей, замахивался на нее посохом, грозился прибить за вранье. Разыгрался целый спектакль, Зайцы и Петух приняли сторону Лисы, а Медведь сторону Волка. И только один Звездарь сохранял нейтралитет, примирял соперников. Кураж был пойман, дальше все пошло как по маслу.

Если попадались скуповатые хозяева, Варя рассказывала, какие бедные у них соседи, можно сказать нищие, даже Коляде нечем им подать. Как известно, русские не любят признаваться в своей бедности. И волей неволей, но расщедривались на угощение и скупые хозяйки. Иногда для разнообразия, использовались колядки, в которых  запугивали хозяев.

"Богатые мужички,   
Открывайте сундучки,
Доставайте пятачки,
Если нету пятачка,
То подайте пирога.
Не дадите пирога –
Сведем корову за рога!"

«Все, Варь, пора домой. Смотри, уже почти все окна в домах темные. Полночь, наверное,  давно наступила». Шли домой медленно, устали. Варя  шла рядом с Сергеем. «Ну, Варь, ты сегодня в ударе была, как только не
выкаблучивалась!» «Эх, Серега, если бы только знал, что мне предстоит сейчас испытать, то ты бы еще и не то напридумывал. Я ведь съела все шоколадные конфеты с елки, и свои, и Лизины, и даже родительские, а вместо них в фантики вату закрутила. Лиза уже наверняка обман обнаружила. Ну, как мне домой возвращаться?! Я думала, что подаст нам хоть кто-нибудь шоколадных конфет, но напрасно надеялась». «Да, Варь, натворила ты дел. Кто же тебе шоколадных подаст, сами-то, поди, не видят их. Знаешь, что возьми и мою часть угощений, может, поразишь Лизу количеством их». Варя оживилась: «Ладно, давай, попробую. А колбасу вот ты забери, у нас мать свою начинила».

Дверь была не заперта, ее ждали. Варя сбросила валенки у порога, прошла на цыпочках мимо кухни, где мать мыла посуду. Вошла в комнату с елкой, на которой фантиков с ватой уже не было. Лиза сидела за своим рабочим столом и что-то писала, папка похрапывал в постели. Варя прошла к круглому столу, стоящему посреди комнаты и вытряхнула все содержимое своего мешочка: «Вот посмотри, Лиза, сколько я наколядовала сегодня». Лиза не реагировала. У Вари заныло в груди: «Лиза, ты думаешь, это я эти конфеты съела?» Лиза резко повернулась к ней и ехидно спросила: «А, кто же еще мог так поступить?!» «Лиза, ты ведь знаешь какой крепкий у меня сон. А тут каждую ночь, в одно и то же время приходил ко мне бес, подсовывал свой коготь под ребро, будил. А потом все нашептывал, уговаривал, чтобы я съела конфету. Сначала убеждал меня съесть свои пять штук, все равно, мол, они твои, ну я их и съела. Потом четыре папины и мамины, все равно, мол, они тебе их отдадут. А потом  просто приказал съесть твои. Уж, как я Лиза, сопротивлялась!»
 
В это время послышалось что-то наподобие хрюканья в постели отца, а потом раздался смех Ивана, и из-за занавески вышла смеющаяся Ольга. Варя была обескуражена таким поворотом событий. Трагическим голосом полным сочувствия к сестре, она произнесла: «Бедная Лиза! С кем тебе приходится жить?! Один, притворяется спящим, а сам подслушивает. Вторая, делает то же самое, прячась за занавеской, а третья…,- Варя, с трудом сдерживая, слезы продолжила, - а третья съедает твои конфеты. Это семейство поросят!»

Она глубоко втягивала воздух, и без того немаленькие губы ее раздулись, все предвещало рыдание. Иван подскочил с постели как ужаленный и быстро-быстро заговорил: «Подожди, Варя, подожди минуточку! Вот сейчас я…, - он вытащил из-под кровати металлический ящик с инструментом, открыл его и достал два бумажных кулька, перевязанных розовыми тесемками, - дочушки мои, с Рождеством вас Христовым!» Все это время, наблюдая за отцом, Варя держалась из последних сил. Схватив кулек, она быстро сдернула тесемку и высыпала содержимое его на стол. Это были конфеты «Ласточка» и маленькая шоколадка в форме медальки в серебряной фольге. Варя рассмеялась, сгребла конфеты двумя руками, прижимая  к груди, перенесла их на стол Лизы: «Вот, Лиза, бери! Это все твое, прости меня Лиза!» «И возьму! Только вот медалька мне твоя не нужна», - Лиза отодвинула шоколадку на край стола. «Папка! – Варя повернула лицо, еще не просохшее от слез к отцу, - что же ты раньше не подарил мне конфеты?! Я бы и колядовать, не ходила». «Да разве  тебя Варя, за хвост поймаешь?! Ты же весь день дома не появлялась».

«Ладно, - произнесла Ольга, - пойду чай ставить, будем Рождество встречать». «А я пока прилягу отдохнуть» - сказала Варя, ложась в одежде на кровать. Через несколько минут она уже крепко спала сном праведника, душа которого, пройдя через покаяние, была спокойна и чиста.
«Все, теперь наша Лиса до утра на одном боку проспит, даже не перевернется. Это же надо придумать такое про беса! И откуда только что берет?»- произнесла Ольга, громко прихлёбывая чай из блюдца. «Как откуда?! А кто у нас  чуть, что и сразу -  бес попутал. Вот, получай! Тебя он попутал, а ей он уже  под ребро коготь загонял!» - возмущенно произнесла Лиза. Ольга вынуждена была согласиться: «А ведь, правда, твоя, Лиза! Надо за словами впредь следить».

Полдень 7 января, Рождество пришло.  Мороз, градусов тридцать будет, окна до того замерзли, что не видно в них и улицу. В доме тепло, пахнет ванилью от пирожков.  Варя проснулась, взглянула на часы: «Вот это я вздремнула, почти двенадцать часов дня». Вскочила, закричала: «С Рождеством всех поздравляю! Счастья,  радости желаю». «Не ори, здесь тебе не колядки», - проворчала Лиза. Варя хотела было на нее обидеться, но передумала. Ах, как же хорошо жить, когда душу твою ничего не тяготит: «Лиза, ну мир уже между нами. Ты ведь меня простила или все еще дуешься?» «Ничего я не дуюсь. Просто  впредь я свои конфеты на елку вешать не буду. Вот и все».
 
Варя поспешно сгребала со стола в мешочек сладости, принесенные ей с колядок: «Мне надо бежать, а то все уже, наверное, у Помозовых собрались праздновать, а я заспалась. Мам, я убегаю, поем там, во время пира». У калитки с Серегой столкнулась: «Варь, ну где пропала? Самовар уже на столе. Я уж думал с тобой, что случилось». «Серега, с Рождеством! Меня папка спас, все обошлось, держи мешок со сладостями».

За круглым столом  в  передней комнате дома Помозовых, которая служила столовой днем и спальней для бабушки ночью, сидела детвора их края и хозяин дома, Никита Тимофеевич.  Он всегда прибывал в хорошем расположении духа, а все потому,  что считал себя счастливившим из смертных. Войну прошел без ранений, потому как находился при штабе, служил писарем. При наличии красивого почерка, был он врожденно грамотный человек, обладал таким чувством русского языка и способностью  создавать точные языковые обороты, что сыскал у своих начальником великое уважение. Скорее всего, это была лишь одна из причин назначения его в данную службу, главная же - диагноз болезни, сколиоз позвоночника. Одно плечо у него было выше другого, лопатка справа выпирала наружу так, что казалась маленьким горбиком, но эта неказистость фигуры вовсе не обезображивала его, и нисколько не мешала ему считать себя баловнем судьбы. Вернувшись с фронта, он сразу же женился на девушке с очень  привлекательной внешностью, моложе его на восемнадцать  лет, в которую влюбился с первого взгляда.

Жена его, Зиновия провела годы юности своей в эвакуации в сельской местности Тамбовской области. Вспоминать об этом времени она не любила, а как позже выяснилось, давала расписку о нераспространении информации на данную тему.
Только спустя много лет, когда уже не будет существовать Советский Союз, в сердечном разговоре с Варей поведает она, как тяжело жилось ее семье и другим людям в эвакуации. «Трудились все, от мала до велика, в основном женщины и дети, с 4- 5 часов утра до 10 часов вечера. Если в начале войны на полях еще можно было видеть косилки и трактора, то со временем их становилось меньше и меньше. В основном работали вручную, скирдовали, молотили, серпом жали. Зерно шло на заготпункты круглосуточно.
Если местное население умудрялось выживать за счет собственных огородов, то нам приезжим, многие из которых были городские жители, приходилось очень тяжко. Поэтому во время сбора урожая женщины воровали по одной, две горсти зерна, смешивали его с травами: крапивой, лебедой, снытью. Когда было особенно голодно, зимой использовали в еду древесные опилки и солому.

Запомнился мне один эпизод из той жизни, собрание или суд, что это было точно, не скажу. Разбирали поступок женщины, которая принесла домой детям, а было их у нее пять человек, несколько горстей зерна. Кто-то донес, и вынесли решение, детей определить в детский дом, а ее осудить по всей строгости закона военного времени, за хищение государственной собственности. Что с ней стало?! А тут и болезни появились, тиф, туберкулез, цинга! Смертность была такая, что вымирали семьями. Дети умирали один за другим, не было такой семьи,  где не схоронили бы ребенка».

Намного позже статистика по Тамбовской области даст информацию, в скупых цифрах  сообщая,  что младенческая и детская смертность достигала за годы войны  55% от числа родившихся. Конечно, цифры были существенно занижены. Да и могли ли они передать то горе, которое посетило матерей, видящих мертвыми  еще не повидавших жизни своих «кровиночек».

«Несмотря на то, что шла война, занятия в школе не прекращались. Они проходили в обычной избе, которая не отапливалась. Холод стоял такой, что замерзали чернила. Тетрадей не было, на чем только мы не писали: на старых  газетах и журналах между строк, на исписанных тетрадях, любой клочок бумаги берегли для уроков. Летом и осенью  работали на полях. Хорошо помню, как собирали мы колоски, оставленные после уборки зерновых. Мальчики подрастали и уходили на фронт. И мой брат Володя тоже ушел и не вернулся. Вон его фотография на стене висит.  Офицерское звание получил, фото нам прислал, вот все, что от него осталось.

Мы приехали в эвакуацию большой семьей: мамка, две моих старших сестры, самая старшая с ребенком, брат и я. Нам повезло с хозяйкой. Если бы не она, умерли бы с голоду. Кроме того, что питались мы все лето с ее огорода, она на зиму нам силос готовила. Было у нее с довоенного времени припасено несколько бутылей с яблочным уксусом. Заливала она им в огромной бочке все съедобные травы, ботву от свеклы, листья от огурцов, репы, редьки, закрывала плотно деревянным кругом, сверху клала тяжеленный булыжник, выдерживала до зимы, а потом нам порционно выдавала. Кормила и нас, и свою семью. Конечно, овощи лучшие сдавали для фронта, себе так, отбросы, вот на них и выживали.
Никто не роптал, не плакался, понимали даже дети, что слова с плаката «Все для фронта, все для победы» не просто слова, а что трудимся мы для победы над фашистами. Валенки свои сдавали, рукавицы, все шло на фронт. Я ведь вязать там научилась, на ощупь вязали, при лучине, которая света почти не давала. Сейчас на спицы смотреть не могу.
Обносились страшно. Хуже всего с обувью было. До глубокой осени босые ходили, а потом по очереди одни ботинки на всех в школу одевали, хорошо, что занятия в две смены шли. Однажды из города нам привезли калоши из брезента с деревянными подошвами. Уж как рады были мы этой обновке.

Когда вернулись из эвакуации мужу моей старшей сестры, выделили комнату в бараке 15 метров. Мы шесть человек в ней размещались. Потом моя средняя сестра уехала в Кострому работать по путевке, там и осталась. А я замуж вышла. Мамка меня с мужем моим познакомила, сходили с ним один раз в кинотеатр и поженились. Пришли жить к отцу его. Дом большой, комнат много, «гуляй, Вася, живи не хочу». Но спокойная и можно сказать, счастливая жизнь моя закончилась с возвращением с фронта младшего брат мужа, Николая. Поселился он с женой тоже в доме отца.
 
Высокий, стройный блондин, он был необычайно хорош с виду. Как увижу его, тут же мысль приходит: «Почему мой Никита не такой?» И прямо тянет меня к нему как магнитом, стараюсь момент улучить, чтобы ему какую-нибудь услугу оказать. То полотенце подам, то воду из ковша полью, когда он умывается. И обязательно найду повод, чтобы в течение дня ему на глаза попадаться. Маруська, его жена, догадалась о моих чувствах. Ревность взыграла в ней, и начались скандалы в нашей семье, но меня это только больше раззадорило. Я обиженной прикинулась. И мой муж, и свекр, и даже Николай считали, что она меня незаслуженно обижает. Но если бы Николай меня хотя бы пальцем поманил, отдалась бы ему, не задумываясь. Поняла я тогда окончательно, что Никиту я не люблю, а живу с ним так, по привычке. Отцу скандалы наши надоели, приказал он Николаю взять ссуду и строить собственный дом. Они его и построили за лето на соседней улице. Дом большой, добротный, новый. А нам с Никитой помог купить старый, довоенный домик на этой же улице. Ты, Варя, наверное, помнишь наше старое жилище?»

А как же не помнить?! Вот входит Варя с Сергеем в комнату, а там за столом уже вся компания их края собралась. Никита Тимофеевич чай из самовара наливает, подает его всем поочередно. Сначала старшей дочери своей Саше: «Вот тебе Шурочка, послушная дочурочка,- затем сыну,- вот тебе Сергей, мой воробей". И самой младшенькой, Тоне, в которой души не чает: «Вот тебе моя Таночка, моя цыганочка». Он всегда к детям своим обращался с присказками, и такая любовь от него исходила! Когда жена его, будучи не в настроении, а бывало это часто, устраивала разнос и ему, и детям, он с нежностью и любовью увещевал ее: «Что, Зиновьюшка, красавица моя, притомилась на работе?! Отдохни, полежи, а мы тишину тебе создадим». Верил он, что она его тоже любит, пусть не так сильно как он, но любит. Время пройдет, и поймет он, как глубоко заблуждался на этот счет. И тогда смерть ему станет милее, чем жизнь.
 
Сейчас же он отмечает Рождество в кругу детей, за столом оживление, веселье, детский смех. Обсуждают вчерашние колядки, вспоминают, кто и что сказал, рассказывают в каком доме, как их привечали. А Никита Тимофеевич и теща его с интересом участвуют в разборе действий колядников. При этом сами герои данного спектакля не забывают  про пироги, пряники, конфеты и прочие сладости.

Уже испили они чая не по одной чашке, раскраснелись и приутихли. Раздался бой часов. Никитична поспешно встала из-за стола: «Тоня, одевайся скорее, про обед для деда совсем забыли. Сами тут пироги едим, а он, поди, уже заждался тебя». Дед Тимофей после ухода сыновей жить в собственные дома, большую часть своей пенсии отдавал старшему сыну Никите с условием, что каждый день ему будут приносить свежеприготовленную пищу. Функции посыльного возложили на Тоню. Вместе с Тоней принялась одеваться и Варя, надо было идти рассчитываться с дедом за костыль. В алюминиевой кастрюле Тоня несла горячие щи. Варя, взявшаяся ей помогать, в такой же кастрюле меньших размеров несла перловую кашу с куском свойской колбасы и холщовый мешочек с большим куском пирога.

Дед Тимофей сидел за столом, Тоня подавала ему тарелки с едой, а Варя исполняла колядки. Хотела этим, и отделаться, но не тут-то было, дед требовал продолжения праздника. Он ел медленно, предварительно тщательно дул в ложку со щами, остужая их, потом подставлял хлеб под нее и бережно нес к своему беззубому рту. Варя пропела все песни, какие только смогла вспомнить, а дед все еще ел. Она жалостливым взглядом смотрела на Тоню, призывая выручить ее, но та только руками разводила: «Мол, ничем помочь не могу». Варя принялась за стихи: «Мороз и солнце, день чудесный…» Оказалось Варя помнит множество стихов. Даже те, что заучивали наизусть в первом классе и их вспомнила. Дед всё еще ел… Тогда Варя обхватила живот обеими руками, вскрикнула: «Живот вдруг скрутило»,- схватила на ходу в охапку свое пальто и была такова. Вот так пришлось ей рассчитываться за костыль с мордочкой лисы. Зато и урок получила на дальнейшую жизнь, поняла смысл пословицы: «Не уговорясь на берегу, не пускайся за реку!»

Она неслась с горы как угорелая, влетела в дом, перевела дух:  «Уф, - и тут же, - ах»! Прямо перед ней на полу стояли новенькие зеленого цвета лыжи. Варя просунула голову за занавеску в комнату родителей: «Папка, ты мне лыжи купил?!» «Купил. Давай, будем примерять их, -  он поставил лыжи перпендикулярно полу, - вытягивай руку вверх, старайся коснуться мыска». Нет, не смогла Варя до него дотянуться, лыжи покупались на вырост. «Иди, Лиза, ты померяйся с лыжами». «Не нужны мне лыжи, я не любитель по горкам лазить, а на урок физкультуры нам их в школе выдают. Пусть Варя забирает». «Давай, пап, скорей ремешки прилаживай, да крепление подгони по ноге». «Нет, Варя, сегодня не получится. Ты же знаешь, что мамка твоя строго настрого работать по праздникам и воскресеньям нам запрещает. А то полетим мы с тобой, вместе с лыжами. Завтра сделаю». Варя горестно вздохнула, но смирилась: «С матерью в этом вопросе не поспоришь».

С этого момента  не проходило и дня без катания на лыжах. Сначала катались со всех близко расположенных горок, а потом добрались и до Бухтеева рва, окраины города в Смоленском направлении. Но не хватало в этих мероприятиях острых ощущений. И тогда недалеко от дома, с запасной Кричевской железной дороги, проложи трассу в овраг, в середине которого соорудили трамплин. Спуск с насыпи был очень крутой. И скатившись с этой крутизны, метра через три взлетаешь на трамплин, сооруженный из липкого снега, а затем через несколько метров естественное возвышение и уже с него выходишь на прямую лыжню, идущую к насыпи Смоленской железной дороги.

Во время строительства трамплина произошло знакомство с Иваном. Он просто появился из домика, стоявшего впритык к действующей железной дороге, проходящей рядом с тем местом, где была проложена лыжная трасса. «Ты, что живешь в этом домике, - спросила Варя,- мы считали, что в нем всякие механизмы находятся для поездов?» «Так и находятся, в одной из комнат, а в другой мы с сестрой и мамой моей живем со вчерашнего дня». Этот дом местные жители называли будкой, таким маленьким он выглядел. Поселившуюся в нем женщину будут называть будучницей. «Боже же Ты мой, Боже, - воскликнула Ольга, когда ей рассказала Варя о новом знакомстве,- это какие такие жизненные обстоятельства заставили ее поселиться в этой будке!?» Об этих обстоятельствах никто и никогда не узнает, так как будучница Клава близких знакомств ни с кем заводить не собиралась, здравствуйте и только. Еще не один год будет стоять она, зимой и летом с флажком встречая и провожая проходящие мимо составы. Дети ее закончат институты  в Смоленске, и в один из весенних дней заберет ее Иван  жизнь в свою семью. И будка осиротеет, неотапливаемая зимой, сгниет окончательно.

Первым отважился прыгать с трамплина Иван. Все стояли и смотрели, как взметнулся он птицей с него и остановился в самом конце трассы. Он помахал новым друзьям своим рукой, приглашая следовать его примеру. Мальчишки, Серега, Валера и Андрей также благополучно совершили прыжок с трамплина. Девочки, подруги Вари, наотрез отказались от такого катания. Варя колебалась, но наконец решилась и пережила минуты восторга, ей казалось, что в момент взлета на трамплин у нее за спиной вырастают крылья. И как говорится: «Лиха беда начало».

Теперь каждый день пропадала Варя с мальчишками на трамплине, так освоилась, что  съезжала с горы первая. Но однажды, в марте, когда температура воздуха начала повышаться, снег уплотняться и покрываться ледяной коркой, не проверив трассу, помчалась она  привычной лыжней и упала. Упала с трамплина так неудачно, на спину, ударившись затылком об затвердевший как асфальт снег. Искры двумя пучками вылетели из ее глаз и превратились в звездочки, голова гудела. Варе показалось, что она на какое-то мгновение потеряла осознание реальности происходящего с ней. Мальчишки, друзья ее подбежали, запыхавшись. «Варь, ты живая, - Серега склонился к ней, - вставай, не лежи на снегу, заболеешь». «Погоди ты, Серега! Я звезды поймала, дай отлежаться». Варя боялась пошевелиться: «А вдруг я сломала позвоночник и никогда уже больше не смогу ходить?!»
Валера собирал разбросанные лыжи и палки, Серега терпеливо ждал, стоя рядом. Варя пошевелила руками, затем ногами, все двигалось: «Давайте руки, тяните, да не резко». Валера и Сергей помогли ей подняться. Шли домой медленно, Валера нес ее лыжи. «Все, - тихо произнесла Варя, - это был мой последний прыжок с трамплина. Я на эту трассу больше ни ногой, а вы, если хотите, катайтесь, но без меня».
Трамплин еще долго возвышался на откосе, заброшенный всеми, потом  растаял, как будто его и не было. Варя же никогда не забудет это падение, никогда она уже больше не поедет с горы. Никогда! Даже живя позже за Полярным кругом, имея возможность кататься в сопках на лыжах, будет обходить их стороной, идя по проложенной лыжне, проторенной кем-то дорожке.
 
Весна в Рославле набирала силу. Оттепель все больше смелела, и хотя иногда  выпадающий снег, увеличивал распутицу, но уже не сугробы. Они таяли днем, а ночью  прихваченные морозцем, еще пугали взгляд людской по утрам, не хотела уходить зима. Но солнце все выше и выше встает над горизонтом, вот уже побежали ручьи с горы. Тяжелый период для детворы. В свободное от школьных занятий время, сидят по домам, ждут лучших времен. В городе асфальт положен только на шоссейных дорогах, а улицы в этот период времени – сплошная грязь.  В школу идут они по обочине, почти у самого забора, по местечку, где еще притаился снег, обязательно в калошах или резиновых сапогах. Перед тем как войти в здание школы моют свою резину в лужах красными от холода руками, время от времени засовывая их за пазуху, чтобы отогреть.
 
Варю в этом году распутица не огорчала. Она торопилась после занятий домой, стремясь как можно быстрее вернуться в мир приключений охотника по прозвищу Зверобой и его друга могиканина Чингачгука. Сюжет книги Фенимора Купера так захватил ее, что она не выпускала ее из рук и во время еды. Толстая, с мелким шрифтом непроста была она для чтения ученицы начальных классов. Но Варя проглатывала  страницу за страницей, переживая необычайно остро все события происходящие в романе. Закончила прочтение ее как раз к тому времени, когда можно было строить вигвамы в зарослях малины. Началась подготовка к сражению воинов племени делаваров и гуронов.

На мальчиков возложили обязанность сделать луки и стрелы, а также копья. Девочки должны были припасти угли, мелки и, если получится, раздобыть помаду, для боевой раскраски индейцев. Так же они должны были собрать самые большие листья от конского щавеля для одежды индейцев, типа юбок. Когда все это было готово, осталось последнее самое щекотливое мероприятие, раздобыть перья для украшения головы воинов. И их решили подобрать в собственных дворах. В каждом частном доме в Рославле в то время обязательно имелись куры с петухов во главе. Петухи были, как правило, черного, коричневого или пестро-серого цвета, и только у Ольги Вайцевой куры и петух были белые. Варя объявила в своем племени, что она будет называться вождь «Белое перо». Вот только как не старалась она найти большие по размеру перья, это не удавалась, хотя облазила она свой курятник не единожды. «Серега, помоги мне выдрать у петуха из хвоста три самых красивых пера. Как ты думаешь, ему не больно будет?» - обратилась она к другу. «Я думаю, не больно. Вот, если у тебя вырвать три волоса, это же терпимо будет?!» Решили петуха загнать в лаз, который был предусмотрен для выхода кур со двора, с целью, чтобы они не попали в огород и не раскопали грядки. Петуха Серега изловил, выдрал у него перья и торжественно вручил Варе. И все бы было хорошо, но петух, потеряв свою красоту, как будто взбесился, он стал нападать на каждого, кто выходил во двор. И, когда осмелился он напасть на Ивана, тот не задумываясь, отрубил храбрецу голову. Варя ела суп из убиенного и в душе корила себя, понимая, что сама того не желая подвела его под топор. Не выдержав переживаний, созналась во всем матери. «Не переживай, Варя, все равно его бы осенью зарубили, молодой петушок уже подрастает, а пока соседский заменит нашего старичка».
 
Вигвамы, с разрешения Ольги, строили в малиннике в огороде Вайцевых. Но вот беда, не предусмотрела Ольга, что в пылу сражений индейцы вытопчут ее грядки. И, когда увидела она поле боя, индейцы немедленно были изгнаны в огород Помозовых, потому как там кроме кустов ничего не росло, гряды делались на участке  деда Тимофея. И поплелись  индейцы, изгнанные со своих вигвамов, с вождем Белое перо в резервацию. Пыл борьбы был пресечен на корню, «раскурили» индейцы трубку мира и разошлись по домам. Так бесславно закончилась индейская эпопея.

В это самое время в июне 1962 года произошло невозможное для СССР событие, забастовали рабочие завода, на котором создавались электровозы, в Новочеркасске. Волнение произошло из-за повышения цен на продукты питания. С 1 июня цены повысились на мясо-молочные продукты. Одновременно с повышением цен на продукты были снижены расценки за оплату труда для рабочих завода. Происходило эта забастовка в то время, когда со страниц газет и по радио твердили о том, что СССР перегнал капиталистические страны по производству молока и мяса на душу населения. Известные всем в то время артисты Тарапунька и Штепсель зарабатывали себе известность репризой о покупке продуктов, которые оказываются в сумке, стоит ее только придвинуть к радиоприемнику.
 
Работники завода собрались у заводоуправления. Вышедший к ним директор завода, на требования рабочих довести расценки до прежнего уровня, иронизировал: «Раз нет денег на хлеб и мясо, то ешьте пирожки с ливером». После этих слов он бежал потайным путем с территории завода, а рабочие, в том числе женщины и дети, двинулись колонной в центр Новочеркасска. Чтобы остановить колонну, для ее устрашения, мост через реку Тузлов перекрыли 10 танков  несколько бронетранспортеров, но подобное действие не остановило людей.
Они шли не захватывать власть, шли выразить протест против тяжелейших условий жизни, хотели, чтобы их выслушали и помогли выжить в сложившихся условиях. Они шли, как ходили на праздничных  демонстрациях с песнями «Смело, товарищи, в ногу!», «Вставай, проклятьем заклейменный!» Колонна приблизилась к Горисполкому, где по официальной версии в целях самозащиты военнослужащие внутренних войск открыли по ним стрельбу и убили 22 человека, ранили 39 человек. Всплывали позже другие цифры, что убито было 26 человек, а ранено 90.

Вот таким образом был восстановлен порядок. Завод тепловозостроения им. Буденного возобновил работу. Рабочие в порыве раскаяния в ночную смену выполнили план на 150% и в письменном обращении к администрации завода просили разрешения, работать в воскресение. Часть из них шла виниться в КГБ.
 
Органы КГБ и МВД СССР  возбудили 57 уголовных дел, по которым осудили 114 человек,  7 человек, организаторов забастовки приговорили к расстрелу, остальным подсудимым назначили длительные сроки заключения в лагерях строгого режима.
Мятеж подавили, но проблему не решили, в магазинах полки были пустыми. Сначала пропали мясо-молочные продукты, а затем  дефицитом стало растительное масло, хлеб, крупы. В некоторых областях ввели карточки на продовольствие. Начиная с 1962 года, будет производиться закупка зерна за границей.

Жители Рославля, и без того не избалованные разнообразием продуктов, явно ощущали недостаток в хлебе. Его начали продавать по 2 буханки в одни руки, согласно постановлению «О наведении порядка в расходовании ресурсов хлеба». Теперь дети выстаивали в очереди за хлебом многие часы каждый день, в надежде получить положенные им две буханки. В очередях нередко возникали скандалы и даже драки. Взрослые бежали с работы бегом, чтобы не опоздать к раздаче хлеба. Такая обстановка была по всей стране. В государстве, которое приступило к строительству коммунизма не хватало зерна для помола, в магазинах продавался только черный хлеб и в него часто подмешивали муку из кукурузы и гороха.

Лето 1962 года было самым длинным для Вари и ее друзей, каникулы прошли в очередях за хлебом. Дети как никогда раньше ждали начала школьных занятий. Осенью с хлебом полегчало, но очереди все еще оставались. Люди, пережившие годы войны и не понаслышке повидавшие голод, сушили сухари. Неясная перспектива будущей жизни накладывала отпечаток на их настроение, редко где можно было слышать смех и видеть счастливые улыбающиеся лица. Тревожность витала в воздухе, население как будто дышало ею.
 
Повышение цен при дефиците продуктов полностью противоречило насажденным государством мнению, что подобное не может происходить в Советском Союзе. И хотя повышение цен приветствовалось сельским населением страны, городские жители пытались протестовать. В Москве, Московской области, в Донецке, в Днепропетровске, в Ленинграде находили листовки с требованием о снижении цен на продукты.

В это же самое время по радио каждый день советский народ слышал о напряженности в отношениях с Соединенными Штатами. Эта напряженность вызывалась размещением ядерных ракет США в Турции, которым понадобилось бы лишь несколько минут,  чтобы достигнуть важнейших центров СССР. Советским ракетам для подобного действия понадобилось бы не менее получаса. Роковой разрыв во времени! Возникала необходимость в создании военной базы на Кубе, и весной 1962 года началась реализация этого решения. В обстановке полной секретности ракеты среднего радиуса действия перебрасываются на Кубу. Но секретность сохраняется недолго и, несмотря на то, что Хрущев заверял США, что перевозится исследовательское оборудование, американцев данное объяснение не удовлетворило.

Военные в США предложили своему президенту, разбомбить русские ракеты и вторгнуться на остров Свободы, но  Кеннеди пошел другим путем. Стремясь избежать большой войны, он потребовал от СССР убрать ракеты с Кубы и обратился к нации с  заявлением о начале военно–морской блокады острова, путем создания карантинной зоны в 926 км вокруг него. Это обращение произошло 22 октября. 24 октября корабли США окружили Кубу.
В это время 34 советских корабля, в том числе с ядерными боеголовками и 4 подводные лодки  двигались к острову. Хрущев, опасаясь военного столкновения, приказывает развернуть основную часть кораблей. К острову продолжают движение 4 судна с ракетами и подводные лодки.

27 октября 1962 года советские зенитчики на Кубе сбили самолет-разведчик США, летчик погиб. Мир встал на грань большой войны. Через двое суток должна была начаться высадка десанта на остров, на котором к этому времени не должно было после бомбежки оставаться и следа русских ракет.

В эти дни, Карибского или Кубинского кризиса, среди американского населения, напуганного возможностью ядерной войны, царила паника. Люди покидали крупные населенные пункты, рыли бомбоубежища. Советские граждане в панику не впадали, по ночам спали крепким сном, так как  они испокон веков обладали величайшим оружием под названием «Русский авось». Авось американцы не самоубийцы, авось все разрешится, авось пронесет мимо и пр. И пронесло, потому что в силу постоянных неофициальных контактов между США и СССР восторжествовал разум.

28 октября руководители страны Советов принимают американские условия о выводе  ракет с Кубы в обмен на снятие блокады острова и вывода  ракет США с территории Турции. Обе ядерные державы, поставленные в условия взаимного уничтожения, глобального уничтожения цивилизации, поняли, что при любых конфликтах подобного рода нужно осознавать  пределы допустимого и уметь находить компромисс в отношениях.

Однако, обратившись к событиям 27 октября, опираясь на слова Ф. М. Бурлацкого, советского и российского журналиста, политолога, публициста можно сделать выводы, что мир стоял к грани уничтожения гораздо ближе, чем принято думать. Он вспоминает разговор с министром обороны США  Р. Макнамара,  который поведал  ему о том, что  27-го числа, вечером, он думал: «Увижу ли я завтра восход солнца?» О чем идет речь?!

27 октября 1962 год – «Черная суббота».  Советская подводная лодка «Б-59» с ядерным оружием была обстреляна около Кубы глубинными бомбами с самолета  ВВС США. Командир лодки приготовился  в ответ выпустить атомную торпеду. Старшим на борту был капитан 2 ранга Архипов, он должен был принять ключевое решение. И именно он в критический момент обратил внимание на сигналы с американских кораблей, которым был дан приказ не стрелять без особых указаний по советским судам. Русская субмарина  в ответ просигналила «Прекратите провокацию», после чего самолёт улетел, и обстановка  слегка разрядилась.

Пройдет ни одно десятилетие после данного инцидента и 13 октября 2002 года  на конференции в Гаване, созванной к  40-летию Карибского кризиса, бывший министр обороны США  Р. Макнамара  сообщит миру о том, что ядерная война была остановлена в последнюю минуту. По словам Томаса Блентона, одного из организаторов этой конференции, «парень по фамилии Архипов спас мир». Конечно, мир знать этого не имел возможности в далеком 1962 году, особенно население СССР.  Основную часть, которого в данный период времени в большей мере занимал вопрос продовольственный.

Ольга ломала голову, что подать к столу на День рождения Вари: «Была бы мука, пирог бы испекла. Мяса нет, рыбы нет. Сухари одни, дожились». Варя вертелась рядом и слышала сетования своей матери. «Мам, смотри, в газете приведен рецепт пирога из сухарей! Берём кусок масла; можно взять свиной жир, у тебя его полно и смазываем сковороду. Затем берем яблоки; размочи сушеные, у тебя их полно. Затем размещаем сухари по дну сковороды, на них выкладываем яблоки, посыпаем сахаром и корицей. Вот корицы у тебя нет…, возьми лепестки календулы. И еще такой слой, и еще, сверху посыпь измельчёнными сухарями  и положи пару ложек жира на них и в печку. Предупреждение, подождать пока пирог остынет и уплотнится в форме. Подают с взбитыми сливками или мороженым! Этого у нас нет…, да и так съедим», - Варя махнула рукой. «Купи консервы, кильку в томатном соусе, ее-то полно в магазинах, разложи на сухарики, сверху колечко соленого огурца и лука. Ой, мам, не печалься, винегрет сделаешь, картошку отваришь, и будет у нас пир на весь мир». Ольга с любовью и нежностью смотрела на свою дочь: «Маленькая ты моя, разумница». «Мам, ну какая я маленькая! Мне уже 10 лет будет. Просто у меня кость мелкая». Ольга притянула к себе Варю, обняла за плечи. Варя откликнулась на ласку матери, прижалась к ней, обхватив руками за талию.  Так и стояли они в полном молчании некоторое время. К чему слова, когда сердце говорит?!

http://www.proza.ru/2020/01/07/1103