Яркое весеннее солнце щедро поливало светом Минск восемьдесят девятого года. Генка вышел в эту благодать из полутьмы перехода, где подзадержался изучая достижение перестройки – антивандальный светильник. Их в переходах полно, но при полной безлюдности можно было оценить толщину металла из которого сотворены эти колпаки с дырочками. Ага, поди не меньше тройки будут, и тут увидел знакомого майора, который играл в напёрстки. Вытащил кое как – пришлось влепить охраннику по колокольцам, а майору за ухом, завернуть ему ласту и переть на глазах восхищённой публики. Метров через двести у того в глазах появилась осмысленность.
- Что-то я заигрался, отыграться бы.
- Отыгрался бы до нитки, много продул?
- Не знаю, - майор пошарился в карманах доставая мятые бумажки, пересчитал, - давай я тебя хоть пивом угощу, на честно непроигранные.
- А что, мысль достойная!
По пути Генка всё думал, что же за дурдом вокруг – железные плафоны, напёрсточники в центре города, пустые полки… Его внимание привлёк домишко, где на мемориальной доске было написано « здесь проходил первый съезд РКПБ».
- Немного же было РКПБшников, сказал он майору, - в эту избушку совсем мало войдёт.
- Зато сейчас у них целый городок.
- У кого?
- Ну у РКПБ.
- Их же больше нет.
- Кого нет? Дурдома?
- Дурдом есть, и он вокруг нас, причём здесь РКПБ?
- Поясняю тупеньким – это республиканская клиническая психиатрическая больница…
Генка зашёлся в гомерическом хохоте.
- Ты чего? – настороженно спросил майор.
- Представляешь, - захлёбываясь от смеха пробулькал Генка, - плакат над Минском – дурдом и партия едины!
И Генерального секретаря сюда!