Чюрлёнис

Розена Лариса
  © Розена Лариса Вениаминовна
               
 Посвящается Самому
 дорогому Человеку Б.М.

               
Из книги Розена Л. В. "Невыдуманные истории",  Екатеринбург, 2021, Ридеро;Стихи из книги:  Розена Л.В. «Как Божий мир красив». Воронеж. 1999. Ц. Ч. К. И.; Екатеринбург, 2021, Ридеро;   Сайт Стих.ру https://stihi.ru/2023/11/26/6759 ; Дзэн - канал "Чудачка" - смотри внизу   главной страницы: ссылка - другие ресурсы.
               

( 1875-1911г.г.)

Я частенько бывала в Петрограде на семинарах по изучению некоторых вопросов изменения технологических норм в молочной промышленности. Останавливалась у приятельницы. Мы вместе с ней когда-то учились в ЛГУ, были в прошлом подругами - не разлей вода. Но ныне ей трудно было меня принимать, да неудобно отказать. А мне некуда было деваться. В гостиницу трудно было попасть.
Как-то придя к ней после семинара, я увидела у неё на столе репродукции Чюрлёниса. Этот художник был мне очень хорошо знаком. Я давно приобрела его репродукции, читала о его жизни. Он являлся художником и композитором одновременно. Закончил Варшавскую консерваторию, написал знаменитые музыкальные композиции: в «Лесу» и «Море». По моему, это очень нежные, изысканные вещи. Я их тоже приобрела в виде записей на пластинках, любила включать проигрыватель и слушать, отдаваясь на волю прекрасных созвучий. Мне его музыка напоминала импрессионистов и экспрессионистов, то есть, сплав того и другого. Нежная, спокойная, влекущая куда-то за собой. Слушаешь и мечтаешь, попадая, действительно, то в лес, наполненный звуками перешёптывающихся деревьев, травинок, цветов и согревающего их солнца, то на корабль, среди тихо бурлящей, что-то шепчущей, убаюкивающей волны. Всё бесконечно, безбрежно.
А репродукции? «Соната моря», «Соната весны» и так далее. Что за чудные были вещи! Они будоражили фантазию, заставляя улетать душу туда, куда звал вас художник в своей мечте. И душа, подвластная его воле, уносилась в спокойную, сказочную, тихую безбрежность. Его репродукции были внове для меня. Удивительные вещи, нежные, словно сказочный сон… А его картина «Дружба»!? Смотришь и видишь, один король дарит другому кусочек своего сердца, кусочек тепла… Ты погружался в другой, чистый, прекрасный мир. Но мир безбрежный настолько, что он казался вселенским. Я приняла Чюрлёниса в своё сердце, это была моя тайна, нечто сокровенное, что теплилось во мне, невидимое другим.
И когда я узрела его репродукции на столе своей приятельницы, я невольно воскликнула:
-Разреши мне, пожалуйста, посмотреть их? Такая же эта подборка, как у меня, или другая?
Она очень зло ответила мне:
-Вот когда я сама посмотрю, тогда ты посмотришь, мне их прислали из Риги в подарок, я сама их ещё не видела!
Она была занята на кухне своими хозяйственными делами, и я не понимала, почему мне нельзя было взглянуть на них в тот момент. Я растерялась и подумала: может, завидует? Она ни разу не видела работы этого художника, а я уже лет двадцать ими наслаждаюсь...
Прошло много-много лет с того времени, как состоялся этот неприятный разговор. Иногда я перезванивалась с приятельницей. А иногда она, подчеркивая, что жители Петербурга намного выше нас, «деревенщин», трубку не брала, видя по мобильнику, что звоню я. «Ну что ж, выше, ниже, все мы Божьи создания, и все предстанем пред Господом, почти ничего не имея за душой», - думалось тогда мне, я не обижалась.
Как-то, я объявила ей, что хочу писать о Чюрлёнисе, и она исчезла, испарилась и уже вообще не подходила к телефону, не реагируя на мои звонки. А я почему-то вновь решила - завидует. Она, живя в центре культуры, не пишет о художниках, а я – никто, и имя мне - никак, пишу! Да ещё с Божией помощью так, что люди восторгаются! Может, я ошибаюсь, да простит меня тогда Господь! Ну что ж, каждому своё! Хотя она знала, что на тот момент я была одинока, больна, немощна, нуждалась в моральной поддержке. Я и писать-то стала, чтоб выбраться из затяжной депрессии.
Мне было немного больно: мы с ней - бывшие подруги, и вроде бы, похожи по любви к Богу, искусству, но, в то же время, и разные. Почему? Ведь она знать уже меня не хотела, а ранее очень любила. Потому, что толку сейчас от меня практически никакого? (Я не печаталась, денег не имела). Зачем тогда со мной возиться, время тратить впустую?! Может, я ошибалась, и другие причины её отдаляли от меня? Но мои пылкость и образованность уже не интересовали и даже отпугивали её.
Однако вернёмся вновь к Чюрлёнису. Конечно, он стоял особняком от других художников. Его фантазия, тоска почему-то несбыточному, запредельному, утончённо прекрасному кончилась печально. Начался разлад с психикой. Ведь художник видит и чувствует такое, что не идёт в сравнение с нашей грубой земной действительностью. Тогда он начинает терзаться: где ему находиться – в небе летать или в земном болоте ползать? Он улетает в мечту, и иногда стремится в ней остаться. Огрубевшие люди не принимают его здесь, на земле, и всё у них тускло, уныло. Им потребны другие ценности.
Мне кажется, то же самое испытывал и художник Врубель, рисуя ожившую сирень и на её фоне смятенную девочку, печально-тревожную царевну лебедь, тоскующего пана из-за его нереализованных возможностей. Как будто, героев этих картин мучит вопрос: поймут ли их на земле люди, примут ли такими, какие они есть? Наверное, не поймут и не примут, поэтому они грустят.
Трепет охватывает человека, смотрящего на эти картины. Нет, они не уродливы, не пугают чем-то страшным, пугает тоска художника по красоте, нормально-естественной человеческой жизни, и его безнадежное понимание того, что это невозможно в неспокойном, нечутком человеческом обществе. Врубель тоже не вернулся, остался в своей мечте. То же самое можно сказать о художнике Ван Гоге.
Другие спились, чтоб хоть так не возвращаться к действительности: художник Саврасов, композитор Мусоргский, поэт Высоцкий. Иные надорвались и погибли: художник Левитан, композитор Чайковский, поэтесса Цветаева, писатель Грин и другие. На этой земле никто, никогда не обретает желаемого! (Об этом хорошо сказал композитор Пётр Чайковский в шестой симфонии, художник Левитан в картине «Золотой плёс»).
Грустно становится от того, что идеальное и прекрасное не достижимо. А ведь всё зависит от нас, людей, нашей чуткости и помощи тонкой ранимой душе художника!
Очень нежное
Ломкое
Бьётся надсадно,
Очень тонкое, хрупкое
Странно всегда…
Но, как правило, нам легче растоптать эту душу, чем помочь… Художник увлекает нас к мечте, а мы кричим ему: «Возвращайся назад, живи как мы, в суровой и неприглядной реальности!». Давайте же не мешать друг другу! Иногда нам надо и помечтать, чтоб смягчились наши затвердевшие души, и не стала казаться такой безнадёжной, окружающая нас действительность!
 
               
).