Наталья Патрацкая
Дорогие флюиды
Флюиды взаимной влюбленности не обошли Марфу Митрофановну стороной.
Осенью все выходили собирать картошку с грядок на колхозном поле. И политика начальника КБ резко менялась, он забывал про работу, в голове у него вертелась одна мысль, которая в разных вариантах, выражала один смысл: Марфа, будь моей женщиной. Разговоры были все настойчивее, его опека окружала ее со всех сторон. Вода камень точит.
Однажды летом, когда у начальника КБ, то есть у Николая Григорьевича, не было дома домашних, а его машина стояла у дома, в квартире Марфы Митрофановны раздался звонок:
— Марфа, приезжай, ко мне! — И он сообщил ей свой адрес.
Домашние дела у нее отошли в сторону. При входе в его квартиру ее поразило антикварное зеркало, все остальное в квартире было просто, чисто и без излишеств. Ах, ах, ах... Люди оказывается не только роботы-конструкторы, иногда человеческие чувства появляются и в них.
О чем думала она, когда сюда ехала? Неизвестно.
Работала она вместе с начальником КБ, и мыслей о посторонних отношениях в голове не держала. А тут он как-то быстро превратился из зрелого человека в безрассудного молодого человека. Плохо менять партнеров, и женщина уже обжигалась на этом, но как бабочка прилетела в новую историю.
Одним словом, любовь произошла быстро, здорово, необыкновенно. В сексуальной жизни всегда есть место подвигу и ротозейству. От скоротечности неожиданной любви Марфа Митрофановна легла и не могла двинуться минут десять.
Женщина осталась одна, без мужчин. Расплата была самой дорогой: женщина попала в интересное положение по полной программе с первого захода, с мужем у нее были свои средства защиты, а здесь она о любви и не думала. Нервное состояние в таких случаях самое ужасное. Надо было избавиться от этого. Организм, молодой и крепкий, ничего не хотел отдавать, идти к врачам смысла не имело.
Все было понятно, Марфа Митрофановна молчала и никому ничего не говорила. Пила траву за травой, таблетки за таблетками и сорвала беременность. Состояние было ужасное, температура высокая. Вызвала врача. Врач, молодой мужчина, осмотрел ее и назвал заболевание — ангина. Несколько дней отлеживалась дома. Вышла на работу и опять молчит.
Прошло больше года, и КБ опять послали собирать картошку.
Начальник КБ собирал картофель рядом с Марфой Митрофановной. Слово за слово и она рассказала ему окончание летней, любовной истории. Он притих, стал болеть, ходить в рабочее время по врачам, деревянный стол с зеленым сукном, стал пустовать.
Однажды от напряжения внутреннего и большого объема работы у нее свело левую часть тела. Она сидела и оттирала правой рукой левую часть тела. Выпила нитроглицерин, немного пришла в себя.
Муж Марфы Митрофановны всего этого не знал, но не понятно, почему явно показывал свое враждебное отношение к начальнику КБ. Ножку он ему подставил, что ли, но начальник КБ долго хромал по этой земле. Несколько раз Марфа Митрофановна встречалась с Николаем Григорьевичем. Интересно, что в душе у нее к нему не было ни любви, ни ненависти. Так, краеугольный камень судьбы.
По двери кто-то бил кулаком и ногами, шум стоял отчаянный.
Двое — Марфа Митрофановна и Николай Григорьевич — лежали в уютной постели, и выходить на стук в дверь им явно не хотелось. Кто-то бил в дверь минут десять и ушел. Окна в квартире так расположены, что в окно не видно, кто вышел из подъезда. Женщина встала и пошла на кухню, на глаза попался складной нож приличных размеров на стиральной машине-автомате.
Жизнь для Марфы Митрофановны принимала интересный оборот, вполне возможно, что по двери бил ее законный муж. Она как-то исподволь, но чаще и чаще стала уходить из дома и не куда-то, а в эту квартиру давно знакомого человека. Здесь не было особой радости, но дома с мужем ей было намного хуже.
На Марфу Митрофановну деньги свалились. Она стройная, худенькая женщина от природы, слегка возвышалась над остальными женщинами необыкновенно красивой обувью на каблуках, на ее плечах всегда красовался красивый мех в виде очередной шубки. Своей роскошной одеждой она брала верх за свой рост. Марфа Митрофановна к ацтекам отношения не имела, она разведенная, но не брошенная жена бывшего мужа. Люди так разводятся, чтобы быть богаче на одну квартиру. У них есть общий сын (его имя древнее, как сама земля), который часто сопровождал свою маму, одетую в очередную новую шубку из редкого и дорогого меха, до очередной подружки.
Так вот, чтобы из сына вырос хороший охранник своей мамы и себя самого, его с первого класса возили на модную борьбу и года через четыре-пять у него был пояс весьма почетного цвета. Жить в ожидании новой квартиры крутым людям неимоверно скучно, и, прибедняясь, но не во всем, семья построила себе особнячок из трех этажей.
Марфа Митрофановна в мебельных магазинах покупала спальные гарнитуры в новый дом, самые дорогие и красивые, все остальное соответствовало этим гарнитурам. Но при строительстве дома они выбрали самые модные трубы для сантехники, и вот когда гарнитуры заняли свое место и включили в доме отопление, модные трубы лопнули. Вода с завидной легкостью крутилась у ножек различных спальных мест. Пришлось перекрыть отопление и менять модные трубы на обычные трубы, но проверенные временем и многочисленными домами.
Но есть и вторая сторона успеха, дома особняки стоят особняком и вдали от общественного транспорта, это заставляет женщин, обеспеченных мужчин садиться за руль собственной машины. Мужчина с большой легкостью покупает своей жене машину, чтобы она от него отцепилась, хоть ненадолго. Марфа Митрофановна была вынуждена идти и учиться на права. Естественно, права она получила, но очень скоро врезалась своей новенькой машиной в автомобиль мужа, когда пыталась рядом с его машиной поставить свою машину.
Автомобили отправили в ремонт. После ремонта автомобилей, муж сам сел за руль и уехал, а Марфа Митрофановна ходила кругами вокруг машины, не решалась сесть за руль. Тогда она вызвала такси, и тем самым решила проблему перемещения в пространстве.
Муж проследил, куда жена ушла в темноте зимнего вечера. Жизнь шла обычным чередом в квартире Марфы. А в личной квартире Николая Григорьевича все было чисто, красиво и немного пустынно. Марфе немного здесь было прохладно, из-за того что он курил и открывал для проветривания окна. Не все ей в нем нравилось, но он был ее спасеньем в этот период жизни.
Марфа Митрофановна привыкла к Малкину, но их сердца были свободны от любви, и только небольшие влюбленности омрачали или согревали их души.
У них был винный роман. Он любил букет виноградных вин. Она любила его. Она покупала вино, и, заглушив свою совесть, летела к нему. Любовь зависела от качества вина, чем лучше вино, тем лучше любовь.
Зачем Малкин ей был нужен?
У Марфы Митрофановны был такой период в жизни, когда вокруг звенела пустота от неудовлетворенности жизнью. Мир был полон красок, а в ее душе жила серость его одежды. Вино убивало микробы во рту, и поцелуи становились безопасными, ангины после винных поцелуев не проявляли свою активность, а ей нужны были его поцелуи для получения состояния удовлетворенности жизнью.
Марфа любила огромное кресло, которое стояло у Николая в комнате, покрытое искусственным мехом под тигра. Кресло стояло в центе комнаты, и в нем вполне можно было сидеть и тянуть потихоньку из хрустального бокала виноградное вино. Вино играло в бокале, бокал можно было крутить в руке в лучах люстры из горного хрусталя.
Малкин не любил закрывать портьеры, на окнах висела прозрачная легкая ткань с блестками. Количество блесток к низу ткани резко возрастало, и они мирно уживались на красивом рисунке, как танцующие капли вина на дне хрустального бокала.
Он мог долго и много говорить, он ждал ее, ему нужна была ее способность слушать, поддакивать и не перебивать ход его мыслей.
Марфа Митрофановна покорно слушала и играла с бокалом вина. Он с вином не играл, он пил вино, как гурман. Он чувствовал вино в бокале и испытывал истинное наслаждение от его вкуса.
В доме у него всегда было вино.
Ее задача заключалась в том, чтобы купить вино не только из нужного сорта винограда, не только знать страну-производителя вина, но еще не полениться и прочитать, где разлито по бутылкам это вино. О, как Малкин следил за всем этим! Изучив все надписи на этикетке бутылки, он смотрел ее на просвет, он замечал даже, как приклеена этикетка и что на ней написано со стороны вина. Если что-то не так, то он начинал ворчать, и до любви дело не доходило.
У Николая Григорьевича Малкина еще была странная особенность, Марфа Митрофановна ему больше нравилась в брюках, чем в юбке. Ему нужны были ее накрашенные глаза и уложенные в прическу волосы, ему нравилось смотреть на ее ухоженное лицо и пить вино. Ему нравился вид преуспевающей женщины сквозь бокал с вином.
Ее все устраивало, она ждала финиша винной церемонии — любви. Винная идиллия нарушалась ее длительностью, она начинала от нее уставать. И появилось разнообразие в их отношениях, появился третий нужный человек. Он нашел себе друга, теперь они пили вино втроем.
Другу Малкина Марфа очень нравилась. Малкин этим обстоятельством был очень доволен. Он издевался над ними. Марфа ушла в ванную комнату, встала под душ и сама стала как бокал вина с капельками вина на стенках. Она появилась сияющая из ванной комнаты в аметистовом ожерелье.
Малкин пошел с Марфой Митрофановной в другую комнату, оставив третьего человека с бокалом виноградного вина. Ой, как ему нравилось солить третьему, чтобы тот завидовал их любви! Он любил любить при слушателях его любви, его успеха, его мужской возможности.
О! Это великое чувство - Чувство победы!
Молодые люди отметили полноценной влюбленностью свою случайную встречу. После любви Малкин исчез в снежной пелене жизни. Попытки Марфы Митрофановны вернуть Николая Григорьевича, ставшего за один день близким человеком, не увенчались успехом. Нельзя сказать, что она его раньше не знала. Они были знакомы давно. Они встречались по работе в официальной обстановке. Но знала она его плохо.
Я хорошо знала Марфу Митрофановну, эта женщина могла быть бедной и богатой одновременно. Деньги она могла делать из воздуха, неприятности черпать из отношений с мужчинами. Работала она странно, но ее никогда не увольняли.
Страшное чувство возникало тогда, когда Марфа Митрофановна испытывала страх в присутствии мужа, и такое чувство редкостью для нее не являлось. Она прятала ножи, она боялась сказать ему слово поперек, она выполняла все его прихоти, терпела его любовь. А любовь бывает приятной и садистской в исполнении одного и того же человека. На протяжении совместной жизни каскад страха и унижений менялся.
Любовь воспринималась как адское наказание, в таких случаях самое большое ее желание — прекратить садистскую любовь. И самое большое желание — остаться одной.
Марфа Митрофановна стала рассуждать, чем знаменит Бонд. Он всегда побеждал, он всегда положительный герой, совершающий отрицательные поступки. А муж — Бонд наизнанку. Он уходит от погони, он наказывает тех, кто ему мешает. Почему он попадает в переделки? У него нет терпения, и его благоразумие носит относительный характер.
Марфу Митрофановну интересовала жизнь на земле, но безопасная для женщины. Ой, ой, как трудно быть женщиной! Сказать по секрету, где хорошо? Мужчины обидятся. Хорошо после развода, как после грозы, но остается чувство потаенной обиды. И это не панацея.
Солнце светило. Золотая осень за окном. Погода плюс два градуса. В длинном здании на шестом этаже находилось конструкторское бюро. Оно занимало длинное помещение, в котором в три ряда стояли обыкновенные деревянные кульманы. Окна здания огромные, мало того, они могли открываться, чем непременно производили много врагов выяснениями: кому и куда дует ветер. В этом зале находились три лаборатории и кабинет начальника отдела.
В этот кабинет и приехал молодой и шустрый заместитель главного инженера большого завода. Звали его Николай Николаевич, рост 180, стройный, волосы тонкие, темные, голова небольшая, но умная. Он был одет в костюм и черную рубашку.
Вопрос шел о разъемах, точнее прямоугольных соединителях. Николай постоянно добывал золото для контактов, а его не давали. Я и Николай участвовали в одной разработке, разрабатывали одни изделия, третьими были инженеры с республики, где есть необычное радио юмора.
Общая работа связывала три страны, аналоги прямоугольных соединителей гуляли по свету, но изготовить свое изделие всегда не просто, даже если кто-то в какой-то стране на это потратил десятилетия.
Соединители чертили, изготавливали и испытывали три организации. И люди, сопровождающие эти процессы, ездили по свету и иногда по пути заезжали в фирму. Так получалось, что все пытались со мной заигрывать, хотя это мало кому удавалось, но Николай превзошел всех, его волновала одна мысль: почему Катерина нравится всем мужчинам? Он решил всех обойти.
Первая его просьба была простая для многих, но не для меня:
— Катерина, пойдем в ресторан "Темный лес". И мы пошли, но не в ресторан, а на прогулку в лес. За рестораном погуляли среди снежных елей, поговорили.
Следующий приезд Николая огласился звонками на весь отдел: он просил меня приехать в столицу, в великолепную гостиницу с шикарным номером, где он меня ждал, так как приехал на съезд великих людей.
Лето было за окном. Я оделась при полном параде: юбка, изящная обувь на высоком каблуке. Фигура в норме. Ехала я на автобусе по нейтральной дороге до развилки дорог: одна дорога на работу, другая дорога в гостиницу к Николаю. Рядом как из-под земли появился Щепкин, ему уже напели про звонки Николая.
Понятно, мы поехали в свою фирму, хоть и разные у нас были отделы к этому времени, но это спасло меня на этот раз. Звонки гремели по отделу из телефона в телефон, а я сидела за своим кульманом и чертила свои вечные чертежи, я работала инженером-конструктором первой категории нестандартного оборудования.
На следующий день Николай вновь был в отделе, но меня он в сторону гостиницы не сдвинул, разговоры были по работе. Общая работа потихоньку подходила к завершению. Все участники разработки прямоугольных соединителей должны были зимой встретиться в маленьком городе, где Николай Николаевич не был маленьким человеком. Для приемки изделий была создана комиссия.
Меня назначили председателем приемной комиссии по изделиям, а их было достаточно много. В маленький город съехались участники разработки соединителей. Первая задача моя была выкрутиться от председательства, бразды правления я передала второму представителю своего города.
Я обошла завод Николая Николаевича и была изумлена сочетанием автоматизированных цехов с цехами без намека на автоматизацию, труд ручной на сто процентов. Стояли столы, вокруг них сидели женщины, которые металлические контакты забрасывали в соединители вручную. Для членов комиссии сделали экскурсию в партизанские землянки. "Шумел сурово... лес".
Землянка была огромных размеров, чуть меньше конструкторского бюро, а лес здесь был в два раза больше подмосковных лесов по высоте и обхвату стволов. Естественно, соединители были одобрены и запущены в серию. А что было со мной?
Умный Николай вписал меня в две гостиницы, и когда вечером я пришла в свой номер, моих вещей там не было, он их перенес в другой номер. Ничего не подозревая, я закрыла дверь и легла спать.
Вдруг в полной зимней темноте повернулся ключ в замочной скважине, в комнату вошел Николай и сказал любимую фразу:
— Я хотел узнать, почему ты всем мужчинам нравишься.
Свет он так и не включил, но сказал:
— Если закричишь, завтра об этом все узнают, у меня здесь все люди свои.
Оказалась я на полу в своей комбинации, темно-синей, с огромными кружевами. Бои и на полу различные бывают.
Его слова:
— Катерина, какая у тебя фигура! Ясно, почему мужчины к тебе неравнодушны.
Одним словом, нарушение всех норм морали было налицо. На следующий день участники мероприятия отбыли в свои края. Насилие не сразу излечилось, долго оставалось физической и моральной травмой у меня. Разве я изменяла? Я выживала в трудных ситуациях.
Щепкин — он оставался рядом, но об этой истории не узнал, а у меня язык не поворачивался сказать, что со мной было в далеком городе. Я попала под избыток шампанского. Ресторан в маленьком городе, в зале одна компания по приемке темы.
На столе коньяк и шампанское и много всякого мяса. Компания чисто мужская, а у меня в тот момент не работал стоп-кран под названием рюмка — вечер. Мне наливали шампанское, я его пила, и бокал заполнялся под каждый новый тост. Мужчины пили коньяк и ели пять разновидностей мясных блюд.
А теперь представьте, что все они со мной захотели танцевать! Ладно бы танцевали, так стали отбирать друг у друга.
Один не выдержал и сказал:
— Ну, я теперь знаю, почему мужчины любят женщин!
И убежал из ресторана, так как я ему досталась всего на один танец. О, я впервые поняла, как женщина переходит из рук в руки согласно должности мужчин! Естественно, в танце, но все так прозрачно в середине января!
Самым большим развлечением для сотрудников фирмы был сбор картофеля или сахарной свеклы. Все отделение выезжало на поле. Погода бывает доброй. Если работать в здании, то дождь не помеха, если собирать картофель под проливным дождем, надев на голову мешки для сбора картошки, то это уже развлечение не для слабых здоровьем людей.
Мешки намокают быстро, куртки от дождя длительное время не спасают, зонт не раскроешь. Но осень на осень не приходится, и бывает осень ослепительно золотой и теплой. Бабье лето.
Щепкин после того, как собрали картофель со своих грядок, подошел ко мне, и мы ушли с поля через зелено-золотой лес. Листва слабо шуршала под ногами, трава еще зеленела, мы шли по проселочной дороге и разговаривали. Щепкин говорил и говорил. Я слушала его необыкновенно красивый тембр голоса.
До чего он был красив! Огромные, просто огромные глаза! Тонкий нос. Крупные губы. Чистый лоб. Форма лица у него такая, что нет такого актера, который мог бы его сыграть, ну разве что один американский актер, который играл с Мадонной. Или сам Бонд, мистер Бонд. У них еще была любовь у перевернутого дивана.
У нас не было совместного дивана, даже перевернутого. Был лес в первой стадии осени. Волшебный лес. Мы вышли на маленькую поляну. Он сбросил с себя плащ-палатку, которую брал на случай дождя, но день был безоблачный и теплый.
И почему Щепкин любил меня? Но он меня любил в безумном порыве наслаждения. Любовь на природе у нас вообще хорошо получалась. Казалось бы, мы устали от сбора картофеля с колхозных грядок, но усталости не было. Была радость обладания друг другом среди первозданного леса.
Безбрежное небо просвечивало сквозь еще почти не упавшую листву. Серые глаза мои лишь иногда смотрели в бездонные карие глаза Щепкина. Мы целовались! О, как он мог целовать! Казалось, весь рот до последней клеточки участвует в этом великом наслаждении! Язык, его язык совершал чудеса в маленьком рту женщины.
Господи! Так никто не мог целовать! Два рта объединялись в сексуальном танце щек, губ, языков. Проникновение друг в друга с помощью эротического поцелуя, сильнейшее чувство! Под прикрытием поцелуя руки совершили обряд обнажения.
Еще не холодно, еще бабье лето! Мне нравилось его тело! Его приятно было коснуться, в него хотелось вцепиться, впиться всеми частями своего тела. И я извивалась в танце лежа. Мы лежали на плащ-палатке среди золотых листьев. Щепкин умел любить, и он мог любить! С ним блаженство я испытывала в полной мере, все мои внутренности стремились ему навстречу. Мы любили друг друга, каждой клеточкой своих организмов...
Щепкин за выполнение секретной работы получил столько денег, что ему хватило на новую отечественную машину. Редкость такой удачи по тем временам не комментируется.
Арина и Щепкин жили в одной кирпичной башне, но на разных этажах. У них были крошечные однокомнатные квартиры. Арина в своей квартире смотрелась естественно, она была худощавой женщиной. Я несколько раз была в квартире Арины, но к Щепкину домой я никогда не заходила, меня только волновал вопрос: как он спит в такой маленькой комнате, если его человеческая высота почти равна длине комнаты? Щепкин стал подвозить Арину до работы на своей машине.
Отношения между мной и Ариной несколько натянулись. Арина привыкла к машине Щепкина и утром специально ждала, когда он выйдет из дома, чтобы с ним поехать. Любвеобильный Щепкин не мог пропустить Арину мимо себя, если она постоянно у него под боком: или живет, или сидит в машине.
Я на рабочем месте скорчилась от сильной боли. С каждой минутой мне становилось хуже. Не принято было в то время уходить с работы во время рабочего дня, надо было подписать бумажку на выход на разных этажах огромного здания.
Боль у меня становилась нестерпимо острой. Работу покидать нельзя, но если боль за пределами человеческого терпения? Из последних сил я написала заявление, подписала его на этаже руководства и, сгибаясь в три погибели, отдала его, только после этого поехала домой. Дома боль превзошла все ожидания. Состояние жуткое — держать в своей ладони создание, которое не выжило в борьбе за производственные успехи. Ощущение страшного момента позже преследовало годами. Интересно то, что все стареет.
Фирма в последние свои годы стала снижать дисциплину, появилась возможность прийти на работу чуть раньше или позже, но и уйти с работы со сдвигом во времени. Естественно, Арина первой узнала, что у меня был выкидыш, довольно поздний по сроку беременности. Она посочувствовала в первую минуту, а во вторую спросила то, что больше всего ее интересовало:
— Катерина, а чей это был ребенок?
— Чей? Лесного лешего в плащ-палатке.
— Но плащ-палатка есть только у Щепкина. Он отец ребенка?
— Да! Арина, а у тебя тоже был выкидыш, но ты в этом не призналась. Мы сами догадались.
— Раз он отец твоего ребенка, так он отец и моего ребенка, чего тут рассказывать?
— Понятно, обе влюбились, а дети не получились. А ты не в курсе, у Щепкина вообще есть дети или одни выкидыши?
Мы помолчали и разошлись к своим кульманам. Одинаковые духи разошлись по местам работы. Работа поглотила их полностью до следующего перерыва.
Я врачам о случившемся выкидыше ни слова не сказала. Это только вездесущая Арина узнала, а если она узнала, то узнал и Щепкин. Он очень расстроился, но не из-за меня, а из-за себя, оказывается, такое происходит со всеми его женщинами: они его детей не донашивают. Вот тебе и любовь.
Несколько разработок моих попали на выставку ВДНХ, так тогда назывался лучший выставочный комплекс. На выставку я поехала с Глебом. Посмотрели мы на свои изделия и пошли смотреть, а что интересного есть в других павильонах.
Приятно с приятным человеком ходить по выставке: тут посмотришь, там поешь, здесь погуляешь, а то и проедешь на местном транспорте. Выставка такое место: все равно знакомые растворятся в общей толпе и ты там никому не нужен. Но мир тесен.
На обратной дороге проходили мы мимо павильона со своими изделиями и столкнулись со Щепкиным и Ариной. Перестрелка четырех глаз закончилась тем, что все сели в машину Щепкина и поехали домой.
Фирма в период своего расцвета была огромной. Чтобы управлять большим числом очень умных людей, работающих на вершине науки и техники, была введена суровая дисциплина. Рабочий день на всех этажах начинался одновременно в восемь часов утра. Инфаркт у проходной был нормой, а не исключением из правил. Напряженная работа, связанная с разработкой контрольной измерительной аппаратуры, необходимой для контроля изделий, даром не прошла.
Совершенно случайно я узнала, за что Щепкин получил такую большую премию. Его подразделение разработало секретное оружие: магнитный луч попадал в металлическую часть на одежде человека и пронзал его насквозь, человек погибал мгновенно на глазах стреляющих...
Я задумалась: так, значит, а то и значит, что свою первую жену Щепкин сам и убил из своего секретного оружия, ведь она погибла напротив его окон, именно там находится его подразделение! А сделал он это во время грозы. Умный мужик.
Так, а не мог ли он быть той самой молнией, которая достала сына Николая? Нет, здесь все серьезней. Мысль моя оборвалась. Страх пронзил меня насквозь: и я его любила? Любила.
На следующий день я услышала о смерти еще одного человека. Люди сказали, что у него произошел инфаркт рядом с проходной. Я поняла сразу, кто стрелял в длинный зонтик, который был у погибшего человека. Зонт он всегда носил с собой, даже если не было дождя. Окна Щепкина недалеко от проходной, просто они на два этажа выше. Я посмотрела на себя в поиске металлических частей, увидела сережки...
Но не в сережки ведь он будет стрелять? Жутко. Просто жутко стало мне. Я поднесла магнит к сережкам, но они не магнитили, и я успокоилась.
Охранники никогда не переходили проходную, в здании царили свои законы и своя охрана. Смерти у проходной были столь естественны, что родственники уголовных дел не возбуждали и расследований никто не проводил. Смерть от магнитного луча больше всего напоминала инфаркт.
Щепкин позвал меня в кафе, ему надо было сказать мне, что у него скоро будет хорошая иномарка. Я сразу подумала, что Щепкин опять что-нибудь придумал. Вся любовь во мне к нему умерла, я больше не стремилась с ним к близости, моя задача была одна: выжить, не говорить ему того, что ему неприятно: опасно! Меня вновь загрузили новой работой, целую серию блоков я разрабатывала, потом унифицировала, дел было много.
Я отошла на второй план Щепкина. Арина заметила, что Щепкин меня больше не возит на своей машине.
Как-то Щепкин ждал меня в машине с открытой дверцей. Когда я проходила мимо, он так вытянул вперед ногу, что я вполне могла споткнуться. Я села в машину как в ловушку. Ловушка-легковушка... Машина сразу тронулась с места и повезла меня на новую квартиру Щепкина. Теперь у него была двухкомнатная квартира.
В квартире сидел вечный командировочный — Николай. Я поздоровалась с ним, и мне тут же предложили приготовить ужин. Я ушла на кухню. Мужчины беседовали. За столом они открыли мне страшную тайну, о которой частично я уже знала. Мне предлагали разработать дизайн нового оружия. Практически оно работало, но внешний вид у него был неприглядный.
Николай выступал в роли поставщика металла для оружия. В качестве аналога мне дали пистолет, который мог бы лежать на моем рабочем месте, для всех это просто игрушка, но новое оружие не должно напоминать внешне пистолет.
Из нового оружия пуля не вылетала, из него выходил магнитный луч, вызывающий инфаркт человека. Луч прекращал работу сердца. Он работал как тромб. Внешних повреждений на человеке не было. Я согласилась работать над новым оружием. На этот раз мужчины меня пальцем не тронули: мой ум им был важнее моего тела.
Как-то я на работе забылась, взяла в руки пистолет и пошла к Щепкину, показать новые прорисовки. Люди давали мне дорогу. Я не сразу сообразила, что другие в пистолете видят пистолет, а не образец, которому и надо, и не надо следовать.
Арину в подробности новой работы никто не посвящал. Я вышла из конструкторского зала за водой. Вода находилась в титане, это такая нержавеющая конструкция вместо самовара.
Арина взяла пистолет со стола Катерины и прицелилась в кульман, потом повернулась и выстрелила. Грянул выстрел. Выстрелом Арина разбила чайник, который несла Катерина. Кипяток разлился.
В моих руках осталась ручка от чайника.
— Катерина, я думала это игрушка у тебя на столе лежит!
— Арина, это аналог конструкции нового прибора.
На выстрел из-за всех кульманов высунулись лица людей, посмотрели, что все живы, и уткнули носы в свою работу.
Довольно часто в шахтах всех стран происходят неприятные события, человеческие жизни из-за загазованности подземелий висят на волоске от бытия. Я приехала посмотреть шахту, на которой произошли трагические события: выход метана погубил шахтеров.
Смелая женщина не спустилась в шахту. Я с ужасом посмотрела на шахту, на черный лифт, или его еще клетью называют, на все снаряжение шахтера. Я решила, что лучше разработать прибор, удобный для каждого шахтера, и поместить его рядом с фонариком на каску, пусть он пронзительно пищит в случае обнаружения малейшей дозы метана. Важно, чтобы прибор не был дорогим, иначе его не дадут каждому шахтеру.
Разработчик для такого прибора нашелся, он стал лучшим другом моим на время разработки. Датчики обнаружения метана были разработаны, существовали разного типа пищалки.
Предстояло объединить электрон ику, датчик, пищалку и поместить во взрывозащищенный корпус, который бы мало весил и был на голове шахтера, то есть на его каске. Я разговорилась с симпатичным шахтером, оказалось, что ему для отдыха после шахты нужны рыбки в аквариуме. Дома он держал огромные аквариумы с разными хитростями и большое число рыбок, очень любил смотреть на водоросли.
Новый прибор, призванный защитить любителя аквариумов, назвали "Хризантема". Первый образец прибора попал на западную выставку. Прибором заказчики остались довольны, но мне предстояло подготовить серию этих приборов, чем я и занималась, успев влюбиться в разработчика "Хризантемы".
Стройный мужчина с небольшой сединой приятно действовал на впечатлительную женщину. С ним хорошо работалось, изделие получалось высшего класса! Вот в чем моя беда: я вместе с мужчинами разрабатывала изделия, и эти изделия становились моим детищем!
У разработанных приборов оставалась одна проблема, как бы удачно они ни получались, каждому шахтеру их никто не выдавал. Приборы засекретили. Слово "Хризантема" запретили. До любви с разработчиком дело не дошло. Меня срочно перевели работать в другое место.
На новом месте Катерине предложили разработать очень серьезный прибор, до меня его уже разрабатывали, но главный разработчик погиб и прибор завис. Прибор в семь раз был сложнее "Хризантемы". Задача моя: сделать то, чего другие сделать не смогли. К работе приступила группа разработчиков.