Зоя

Светлой памяти Зои Александровой

                Я смотрел телевизор, когда ко мне подошёл внучок.
- Дедушка, а что такое любовь?
- А тебе зачем?
- Все говорят «люблю», «люблю». А что это такое?
- Ну, это чувство у человека такое. Вот ты всегда хочешь, чтобы мама была рядом с тобой и она тоже этого хочет. И вы скучаете друг без друга. Примерно, как-то так. А тебе зачем про это знать7
- Мама сказала, что я слишком люблю конфеты. Но ведь они по мне не скучают, только я по ним.
- Нет, ты не понял. Это не настоящая любовь. Это, как бы сказать, твоя страсть, желание что ли.
- А настоящая?
- Что настоящая?
- Ну, настоящая любовь. Она какая?
- Настоящая?

                …Давно это было. Я тогда учился на втором курсе строительного института и жил в общежитии на Фонтанке. Хотя моя бабушка жила в Ленинграде, я настоял, что буду жить самостоятельно, с ребятами.
В большой комнате, разделённой на три секции невысокими фанерными перегородками, жило двенадцать человек, по четыре в каждой секции. Жили дружно, помогали друг другу в учёбе, вместе ходили в кино, на танцы в многочисленные ДК и клубы. Среди нас, молодых выпускников школ, были ребята и постарше. И хотя разница составляла всего 3-4 года, они для нас были уже «деды». В то время разрешили военнослужащим третьего года сдавать экзамены в институты. Если сдавал экзамен, становился студентом и демобилизовывался. Если нет, то возвращался в ближайшую воинскую часть дослуживать до осени. Конечно, служивые резко отличались от нас «маменьких сынков». Самостоятельные, серьёзные, дисциплинированные, любили и поддерживали  чистоту и порядок в комнате и нас к этому приучали.

                А в воскресный день всей компанией отправлялись на танцы в какой-нибудь ДК. В наутюженных брюках, начищенных ботинках. А как же! Хотели понравиться девчонкам и в тайне мечтали встретить её, единственную.
В то время на танцы ходили в основном студенты разных ВУЗов с точно такими же целями, как и у нас. И девчонки также. Как оказалось впоследствии, не менее половины нашей комнаты нашли своё счастье именно таким образом.
                Танцзал ДК им.Кирова на Васильевском острове был полон. С трудом протиснулись к противоположной от входа стене с большими окнами, там было не так душно. Танцевать из нас практически никто не умел. «Служивые» за три года отстали от тенденций новых модных танцев, как твист, шейк. А молодые ещё стеснялись и жались к стене. Была только надежда на танго, где можно было просто топтаться на месте и, поборов природную стеснительность, поговорить с партнёршей.
А ещё все парни ждали …«белый танец», когда дамы приглашают кавалеров. Его всегда объявляли ближе к концу, когда дамы уже присмотрелись к кавалерам. О! это много значило, когда тебя выбирают. Тут, можно сказать, и судьба решалась. А девчата были нарядные, красивые, с раскрасневшимися щеками и шлейфом простых, но так чудно пахнущих для нас духов. У них тоже был шанс показать, кто им понравился.

                - «Белый танец!» Дамы приглашают кавалеров.
Мужики сразу все прокашлялись, разволновались и незаметно вытирали о брюки вспотевшие ладони.
К нам направилась небольшого роста девушка, скромно одетая, но настолько миловидная и с обаятельной, открытой улыбкой, что на одежду уже никто не обращал внимание. Впрочем, тут многие были скромно одеты, всё-таки студенты, да и время было иное. Наш комнатный ловелас и сердцеед Генка приободрился, поправил галстук и «застрелял» глазками. Вовка Михайлов не сменил своё серьёзное выражение лица, но вынул руку из кармана пиджака. У «молодых» от волнения покраснели уши. Все были готовы танцевать. Генка сделал шаг навстречу со слащавой улыбкой. Но она подошла к …Борьке.
Среднего роста, слегка сутулый, некрасивый, один глаз был слегка повреждён. У него и пиджака-то не было путёвого.
А она? Небольшого роста, тонкие, правильные черты лица, красиво изогнутые брови, маленький носик, слегка вьющиеся тёмные волосы. Она чем-то была похожа на птичку, красивую птичку. Но была немного бледна и только щёчки едва-едва зарделись.
- Разрешите пригласить вас на танец.
Она протянула ему руку, а …он не верил своему счастью. Борька, вытаращив глаза и открыв от восхищения рот, смотрел на неё и …не шевелился. Сообразительный Юрка подтолкнул Борьку в спину.
- Борис, тебя дама приглашает на танец и закрой рот, дурак. Его Борисом зовут, а меня Юрием, мы его друзья.
- Зоя.
Господи! Какой приятный голос, как колокольчик.
Борька, наконец, очнулся, рванулся к Зое, словно боясь, что его опередят, неловко подхватил её, но не той, не той рукой, а она, улыбнувшись, поменяла его руку и они… Закружились в танце? Нет, танцевать мы не умели и не только мы, поэтому на «белый танец» всегда включали танго или какую-нибудь мелодичную песню, чтобы мы могли «потоптаться», почувствовать близость и тепло друг друга и …познакомиться. Зазвучала песня Пахмутовой «Нежность»…
Больше мы Бориса и Зою не видели. Он не вернулся после танца.

                Вернулся Борька в общежитие только под утро. Радостный, глаза сияют.
- Всё, парни, кажется, я пропал!
- А чего тогда радуешься? Ты что, с Зойкой переспал?
Борька схватил Генку за грудки.
- Я тебе сейчас морду набью за такое! Понял!? Зоя, а не Зойка! Понял!?
- Не ссорьтесь, парни. А ты, Борис, не обращай на него внимание. У кого чего болит, тот о том и говорит.
- И у кого чего стоит. Хи-хи-хи.
- Верно, Юрка. У него, вишь, облом вышел, к тебе Зоя подошла, не к нему. Вот он и бесится. Так где же вы всю ночь были?
- Эх, ребята… Гуляли всю ночь, на Неву ходили. Разговаривали… Эх…
- Ну, а дальше-то что? Давай, уже «колись».
- Эх, ребята, если бы только вы знали, какой она замечательный человек. Стихи мне читала. Представляете? А я ни одного стиха не знаю. Стыдоба. Она под Ленинградом живёт, в какой-то деревне, забыл название. А учится, как и мы, на втором курсе, только в Техноложке. Совсем рядом с нами, а встретились на «Ваське».
- А чего она к тебе в ДК подошла, не говорила?
- Не говорила, а я спросить боялся, вдруг скажет что-нибудь не то. Эх, пропал, пропал… И что теперь делать?
- Жениться надо.
- Помолчи, Петька, не встревай, молодой ещё.
- Жениться? Да я хоть сейчас. Только кто я и кто она. Эх, пропал.
- Погоди, Борис. Что ты заладил «пропал», да «пропал»? Раньше времени себя не закапывай. Ты тоже ничего, а стихи-то подучишь.
- Интересно всё же, столько парней было на танцах, а подошла ко мне. Чего так?

                Да, интересно. Говорят, какая-то химия происходит. Кто его знает. Никто! Может, сердца должны биться в унисон? Из тысячи человек всегда найдётся один, ритм сердца которого совпадает с вашим и, когда вы рядом, получается резонанс. Может это и есть любовь? Вот уж не знаю. Но встречаю пары, в которых один красавец, а второй нет. Это на наш взгляд. А для них милее и краше нет другого человека, просто их сердца бьются в унисон. Да, загадка. Зато знаю точно одно, женщина выбирает себе мужа. Мужики, ясное дело, кобели, где чуть что запахло, хвост трубой и побежали. А женщина другое, ей любовь нужна, чтобы сердца бились в унисон.
Вот и Зоя услышала в многочисленной толпе биение сердца Бориса. Биение в унисон с её сердцем. А Генка, Генка просто красивый кобель.

                Прибегая с учёбы, Борис быстренько делал домашние задания и убегал к Зое. Мы практически «потеряли» Бориса, он больше не ходил с нами на танцы, в кино, выпить пивка. Зато с Зоей стал ходить в театр, музеи, выставки. Стал чаще гладить брюки, стирать рубашки. Казалось, что он стал меньше сутулиться. Он был настолько влюблён в неё, что мог говорить исключительно только о ней и только в восторженных выражениях. И ведь было от чего. Будучи деревенской девушкой, Зоя была образована, хорошо разбиралась в литературе, музыке, живописи. Как она могла в таком возрасте всё это постичь, для меня было загадкой. Она поднимала Бориса до своего культурного уровня, а он радовался всему, как младенец, искренне восхищаясь и гордясь ею, своей Зоей.
                Прошло три месяца. И вот вечером распахивается дверь и входит Борис с улыбающейся физиономией и ставит на стол бутылку вина.
- Вот! Всё! Женюсь!
- Как, когда!?
- Зоя дала согласие и мы сегодня подали заявление в ЗАГС на Петра Лаврова! Через месяц свадьба!
- Вот это да! Это надо отметить. Давайте, у кого чего есть тащите на стол. Стёпа, пожарь картошечки по такому поводу.
- Я-то поджарю. Ну-ка, Володя, помоги картошку почистить. Но одной бутылки будет маловато на двенадцать рыл. Давайте, у кого сколько есть скидываемся. А Валентин в магазин сбегает. Валя, и колбаски ливерной прикупи. Только яичную бери, гулять, так гулять!
- Ну, Боря, давай, рассказывай.
- Что рассказывать? Пошли и подали заявление. Были небольшие трудности, но мы их порешили.
- Ну, а как ты ей предложение сделал? На колени падал?
- Не падал, но цветы купил.
- А она?
- Сначала обрадовалась, а потом, …потом заплакала.
- Ну, это понятно. Это от счастья, не каждый день предложения делают. У меня сеструха так в обморок упала, думала, что так и останется в девках.
- А я рад! Так рад!
- Ещё бы! Каждый бы хотел на Зое жениться, а повезло тебе.
                Отмечали событие до двух часов ночи и, когда уже все угомонились, ко мне на кровать подсел Борис.
- Эх, Лёша… Я тебе скажу, ты только больше никому.
- А что такое?
- Нельзя ей было замуж выходить. Ей одну почку удалили и вторая что-то не очень. И рожать ей из-за этого нельзя. От того она и согласие долго не давала, жалела меня. Я-то ей давно предложение сделал, а она меня жалела. Жалела, а я её люблю. Понимаешь, люблю? И бумаги сегодня подписал, что всё знаю и на всё согласен. Я на всё согласен, лишь бы она была со мной. На всё. Я и почку ей могу свою отдать. Что мне, жалко? Я для неё всё сделаю. Всё! Только ты никому. Понял?

                Борис с Зоей поженились. Студенческая свадьба была в банкетном зале ресторана «Север», что на Невском. Тогда в «застойные», «голодные» времена это  себе могли позволить даже студенты. В общежитии выделили комнатку.
Борис с Зоей всегда были вместе, по дороге в институт и обратно, в столовой, кино и других местах. Казалось, они боятся ходить по одному или всё же их чувства друг к другу были настолько сильны, что они уже были как одно целое.
                Прошло полгода. Беда, как всегда, пришла нежданно. Это было зимой. Зое стало плохо и её на «скорой» отвезли в больницу. Заболела единственная почка. Борис каждый день навещал её и пропадал в больнице всё свободное время. Осунулся, не успевая толком ни поесть, ни поспать, а больше от переживаний за Зою. Он сидел у её кровати, постоянно держа её за руку, словно пытаясь передать свою жизненную силу ей, а она слабо улыбалась, не в силах даже сжать его ладонь своей слабеющей рукой.
                Накануне того зловещего дня, в больнице сказали, что Зоя пошла на поправку. Купив яблок и апельсин, сразу после занятий в институте, поехал к Зое в больницу. Как всегда, надел  халат, поднялся на второй этаж, зашёл в палату. …Зоина кровать была пуста.
- А где, …где Зоя? Её перевели в другую палату?
Больные в палате молчали. Лишь одна женщина у окна достала платок и стала вытирать слёзы.
- Где, где Зоя!? Вы что молчите? Она на операции?
Только сейчас он заметил, что на Зоиной  кровати …нет таблички с фамилией и температурой.
- Где она!? Где!?
- Нет её больше. Ушла она ночью.
- Куда ушла!?
- Умерла Зоя.
- Нет!!! Мне сказали, что она пошла на поправку!
- Боря, послушай меня  внимательно. Зоя умерла. Нет больше Зои.
- Нет, нет, нет! Этого не может быть, не может, нет!
Кулёк выпал из его рук и апельсины с яблоками рассыпались по всей палате. Он схватился за голову и заорал.
- Нет!!! Они же сказали, что она пошла на поправку! Сказали!
На крик прибежала дежурная врачица и, взяв его за локоть, вывела из палаты.
- Пойдёмте, пойдёмте. Успокойтесь. Мы сейчас всё обсудим. Ну, что поделаешь, все мы смертны, её уже не вернёшь, не надо так убиваться.
Борис ничего не слышал, не понимал, куда его ведут, слёзы катились из глаз и только в голове кто-то без конца повторял «Нет больше Зои. Нет.»

                Часа в два дня я вышел из общежития и пошёл по Майорова к Садовой в столовую. Было холодно и я ёжился в своём искусственном пальто на «рыбьем» меху. Среди шедших навстречу людей, увидел Бориса. Он был без шапки, в расстегнутом пальто и у него было какое-то странное выражение лица, словно он никого не видит и идёт наугад. Я свернул к нему ближе и нарочно задел плечом. …Но он даже не обернулся, продолжив путь. Почему он не остановился? Он что, не заметил меня? Я повернулся и догнал его.
- Привет, Боря!
- А? Что?
- Борька, ты что, не узнаёшь меня? Ты пьян что ли?
- Лёша?
- Ну, наконец-то! А ты что …какой-то странный?
- Лёша? Помоги мне, я боюсь за себя. …Помоги мне, …ты должен поехать со мной…
- Куда поехать? Да что случилось?
- Я боюсь, …боюсь за себя… Мне не надо… Мне не надо больше жить… Поехали со мной… Помоги мне…
- Куда ехать, чего ты боишься? Я ничего не понимаю. Ты что ничего не говоришь?
- Мне надо… Надо её матери сообщить…
- Какой матери? Что сообщить?
- Зоиной, а я боюсь, что не доеду, …сделаю с собой что-нибудь. …Зачем мне теперь жить? …Зачем?
- Погоди, Боря, я поеду с тобой, если тебе так надо, но я ничего не понимаю. Причём тут Зоина мать, зачем нам надо туда ехать? Как дела у Зои? И успокойся, говори медленнее.
- Ааа… Так ты ещё не знаешь? А Зои больше нет! …Нет больше моей Зои! …Нет!
- Подожди, не понял. Что значит нет? Она же в больнице, ты же сам вчера говорил, что она пошла на поправку. Куда же она делась?
- Вчера? …Нет больше моей Зои. …Умерла моя Зоя. …А я… А мне… мне надо, надо её матери сообщить. …А мне… зачем жить? Зачем? …Ты мне должен помочь… А то не доеду.
Я стоял раздавленный этой новостью, всё внутри меня напряглось, я был, как один кусок нерва. Теперь и у меня в голове стучало? «Зои нет, Зои нет, Зои нет…»
Как же так? Мы всей комнатой любили Зою, радовались за Бориса, а теперь её …нет. Нет! Нет больше красивой пташки с ангельским голоском. Нет!

                С какого вокзала ехали, до какой станции, я так и не мог вспомнить. Борис всё делал, как невменяемый зомби, на «автомате», а я был при нём. Всё было, как в тумане, и только в голове всё также неустанно звучало: «Зои нет, Зои нет, Зои нет…»
Помню только, что на станции зашли в маленький магазинчик и купили две бутылки водки. Зашли за магазин, открыли одну бутылку и впервые я выпил из горла. Борис осилил только треть бутылки, я же выпил всю оставшуюся. Всё молча. Закуски не было. Бориса немного «отпустило» и он слегка захмелел, а я словно воду выпил, напряжение было настолько велико, что меня уже не брал никакой алкоголь.
Потом сели на автобус и доехали до какой-то деревни. Вышли. Уже заметно смеркалось и мы с трудом нашли нужный дом. Но он оказался заперт. Зашли к соседям спросить, где мать Зои. Вышла старушка в запачканном мукой переднике.
- Не знаете где тётя Вера?
- Так она на ферме должна сейчас быть, но скоро придёт. Можете у меня подождать. Правда у меня не прибрано, но уж как есть. Проходите, ребятки, не стесняйтесь.
Мы вошли и сели на длинную скамью.
- А ты, вроде, как Зоин муж? Борис кажись. Как она там голубушка поживает?
Борис молчал, слёзы вновь потекли по щекам и он закрыл глаза ладонями.
- Чевой-то ты? Случилось что ли чево?
Она бросила лепить пельмени и удивлённо посмотрела на Бориса. Но он молчал, с трудом сдерживая рыдания, и только плечи вздрагивали.
- Потом, бабушка, потом. Не трожьте его.
Старушка подала Борису ковш с водой, но он не взял, а только помотал головой.
- О, Господи! Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!
Старушка помолилась на икону, что была в углу. Так молча просидели полчаса. Старушка всё поглядывала в окно.
- А, ну вот. Кажись Вера пришла. Свет у неё зажёгся. Ступайте, ребятки. Храни вас, Господи!

                Когда мы зашли в Зоин дом, её мать, увидав заплаканное лицо Бориса, его потухшие, пустые глаза, поняла всё сразу. Ведро с пойлом для бычка, который находился здесь же в закутке избы, выпало из её рук, она побледнела и рухнула на табурет. Так, молча, без слёз и рыданий она сидела минут двадцать.
                …Вот и оборвалась тонкая ниточка, связывающая её единственную кровиночку с жизнью. Она была готова к этому и …не готова. Не могла смириться с тем, что её!, её!!! дочь может умереть. Уже после первой операции, когда Зое удалили одну почку, ей намекнули, что нет, не жилец. А она надеялась, часами стояла дома на коленях перед иконой, ездила В Ленинград, в Лавру к святым мощам, ежедневно на ночь просила у бога за сою Зоиньку… Не помог. Не помог! За что он её забрал, её кровинушку, её воробышка? За что!? Красивая, умная, невинная. За что!?
                А мы стояли перед ней, не зная, что делать. Борис всхлипывал и я готов был расплакаться. Потом достал из пальто бутылку водки и молча поставил на стол.
Она очнулась, вздрогнула, сказала глухо,
- Помянуть надо.
Достала гранёные стаканы и стала разливать водку. Всё молча, только было видно, как дрожат её руки. Борису полстакана, нам по полному. На мой немой вопрос сказала,
- Нельзя ему больше, не выдержит.
И снова я пил водку, как воду, не хмелея. Вера разлила остатки только нам с ней и мы снова молча выпили. Я не закусывал, не мог, словно кто-то сдавил мне горло.
Потом она застелила нам кровать в крохотной комнатке, верно Зоиной, а сама ушла за занавеску у печи. Всё молча, но чувствовалось такое напряжение, что кот забрался под лавку и не решался выйти от туда.

                Борис всю ночь бредил, метался по кровати, что-то бормотал и всхлипывал. Я же не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, глядя в маленькое окошко, выходящее на дом старушки, куда мы заходили.
А среди ночи Вера вдруг завыла громко, протяжно. Нервы, наконец, сдали и она, в смертельный крик умирающей души, вложила всю боль невосполнимой утраты.
Я увидел, как зажегся свет у старушки и она, подойдя к окну, тревожно вглядывалась в темноту. Залаяла какая-то собака, потом ещё одна и ещё…

                Сдав в конце весны экзамены за второй курс, мы отправились на лето в стройотряды на заработки. Борис поехал мастером отряда одного из ВУЗов. А после окончания летней практики, его пригласил в гости командир отряда, с которым он сдружился. К морю! Об этом можно только мечтать! Я же уехал в Одессу, к родителям.
Борис у своего нового приятеля познакомился с его младшей сестрой, влюбился, и вскоре они сыграли свадьбу.
                Не может человек жить без любви. Это противоестественно. Просто Борису несказанно повезло, что там, где он не ожидал, ему встретится девушка, сердце которой также билось в унисон с его, как когда-то Зоино. А может Зоя, от ТУДА, помогала ему обрести второе счастье за его короткую, но яркую любовь к ней? Не знаю, но всё может быть. А после окончания института Борис получил распределение в Минск и наши пути разошлись.

                По телевизору началась передача о песнях прошедших лет. Зазвучала мелодия А.Пахмутовой «Нежность». Та самая, как десятки лет назад в ДК им.Кирова, а я всё помню, словно это было вчера…
- «Белый танец!» Дамы приглашают кавалеров.
К нам направилась небольшого роста девушка, скромно одетая, но настолько миловидная и с обаятельной, открытой улыбкой, что на одежду уже никто не обращал внимание.
Небольшого роста, тонкие, правильные черты лица, красиво изогнутые брови, маленький носик, слегка вьющиеся тёмные волосы. Она чем-то была похожа на птичку, красивую птичку. Но была немного бледна и только щёчки едва-едва зарделись.
- Разрешите пригласить вас на танец.
Она протянула Борису руку, а …он не верил своему счастью.
- Зоя.
Зазвучала мелодия.

«Опустела без тебя Земля...
Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в садах листва,
И куда-то все спешат такси...
Только пусто на земле
Одной без тебя…»

                Прибежал внучок, минуту молча смотрел на меня, а потом снова убежал на кухню.
- Бабушка, там дедушка плачет.
- Плачет? А ты не беспокой его. Плачет, значит,  так душа  просит.


Алексей Балуев (23.10.2019г.)