Возвращение богов третья книга трилогии Фантазия н

    Прокофьев Валентин Владиславович
    Качалова Людмила Николаевна

ВОЗВРАЩЕНИЕ БОГОВ

Книга 3  Трилогии «Фантазия на тему...»

Тот был глух, тот был слеп, Тот не видел, не жил,
Только тлел, без надежды сгорая,
 А Земля между тем, сквозь соцветья светил
В беспросветную бездну впадает.
И вокруг мириады сверкающих звёзд,
Только вдруг в тишине слышен робкий вопрос:
— Зачем же летим мы всё время вперёд?
А вдруг нас обратно потоком несёт?
Когда началось всё и скоро ль конец,
И кто сотворил в мире столько чудес?
Созвездья не узнаны, здесь их полно,
Горят как алмазы, а в бездне темно.
 До них не добраться, их облик изменчив,
Но всё ж это знак — в мире мы не одни!
Всё время меняет — волной бесконечной,
Бредут чередою эпохи и дни.
И зимы, и вёсны бредут чередою,
Рассветы, закаты; день бодрый и сон.
Миг жизни, лик смерти увидеть дано им,
В страданье и в радости каждый влюблён.
А в бездне иначе — нет неба, нет дна,
И шар голубой одинок бесконечно,
А падает он, иль возносится тут,
Понять не дано в этой жизни беспечной.
Незримый за Макошью трон Белобога,
Куда мы стремимся, сжигая сердца,
С собою борясь, выбираем дорогу
В исканиях вечных, и нет им конца.
Чертоги раскинул в ночи Южный Крест,
Там вечный соперник манит и зовёт,
Внушая, что правда слабея обмана,
Упавших влечёт, как магнит Чернобог.
В раздорах сплетаются люди и судьбы,
Любовь и вражда снова рядом идут,
И сколько ни длятся их дни в этом мире,
Два полюса вечно по жизни несут.
Нет времени здесь, нет ни низа, ни верха.
— Гляди! Впереди засверкал Южный Крест!
— А может мы всё же найдём ключ от Рая?
— А может быть это Медведица здесь?
Затихли вопросы и в томном молчанье
Все звёзды померкли, слукавить не смея,
И шар под ногами качнулся печально:
— Сказать не могу, сам поймёшь, коль сумеешь.

пролог.

… если кто-нибудь, когда-нибудь прочтёт эти строки, пусть знает, я сделал всё, что было в моих силах. В такую отдалённую эпоху никто никогда не забирался. Я думал, что совершу подвиг подобно Арию и его наследникам. Увы, я жестоко ошибся. То, что было позволено им, мне оказалось не по плечу. Я один в такой дали! Мне даже становится жутко от одной только мысли о безвозвратно канувших в пучину тысячелетий друзьях диурдах. Здесь мне всё чуждо, это совсем не то, что я ожидал увидеть. Никто и предположить не мог, насколько люди станут иными: они больше не потомки ладийцев, но они и не стали до конца рабами «чёрных». Да-да, я не оговорился, «чёрные» здесь. Они по-прежнему творят свои мерзкие делишки на потребу душе Владыки. Правда, как я понимаю, человеческого тела для него в этом мире не нашлось, но сам он существует. Невидимо и незримо, он присутствует в мыслях практически каждого человека, наполняя их своей лютой ненавистью ко всему живому. Взамен он получает от них дань в виде отрицательных энергий, подпитываясь ею и усиливая своё влияние на них с каждым днём. Как и раньше, его единственная тактика — ложь, стратегия — уничтожение всякой памяти о нас и внедрение ложной информации. Если подобное деяние не удастся пресечь, то очень скоро он сможет возродиться телесно, чтобы править миром. Пусть даже ненадолго. Длительного царствования ему не видать — править скоро станет некем; губительная деятельность людей, позабывших своих предков, и печальную судьбу кассийцев, ведёт планету прямиком к гибели. Здесь никто не хочет этого понимать, ни простые люди, ни «чёрные», ни их Владыка. А может быть, именно эту цель он и преследует? Несметное число погибших в злобе и ненависти душ, безмерно усилят его эгрегор, без того чрезмерно разросшийся в безвременье планеты. Так когда-то погибшие души кассийцев многократно приумножили его. Возможно, он добивается именно этого, толкая планету к пропасти; чтобы, наполнившись небывалой силой, продолжить осуществление своих неуёмных амбиций уже в других мирах Вселенной. Да, я думаю — это именно так! Мне очень не хватает здесь моих старых друзей, но надежда всё же есть: любовь по-прежнему жива в сердцах ваших потомков. Говорю ваших потому, что сам себя я считаю своим среди своих. Я угодил как раз по назначению, здесь я мало отличаюсь от ныне живущих. Сила диурда во мне тает день ото дня. Энергии созданной монгами и нашими предками, что питала когда-то наше племя, на планете почти не осталось. Отправить это письмо в прошлое — вот и всё на что я ещё способен. По этой же причине я не жду ни от кого помощи: для диурда, если кто-нибудь решился бы на такое, возврата не будет. Нынешнее положение вещей сохранится достаточно долго: пока энергии предков, утраченные нынешним поколением людей, не возродятся в полной мере. Это так же результат влияния Владыки на этот мир, украденный им для себя у всех остальных…

глава 1

То не былина, просто сказ,
Порывом ветра унесённый
В страну, где наших предков глас,
Витает счастьем окрылённый.
Из пепла возродив слова,
Забытые в глухом молчанье,
Когда незримая душа,
Приводит тело к покаянью...

— Кто же автор этого странного послания? — нахмурился Элекс. — И главное, из «когда» оно?
Красноречивым ответом было пожатие хрупких плеч его жены.
— Неужели ни какой зацепки?
— Нет ничего указывающего на подпись или дату. Оно появилось в безвременье внезапно и так же внезапно исчезло. Странно другое: письмо составлено не мыслью, как это принято сейчас у народов Содружества Пяти Планет, а буквицей древней ладийской грамоты, что указывает на какого-то нашего старого друга.
Элекс не сомневался в правильности выводов своей любимой и милой спутницы, чьи знания восходили к истокам зарождения ладийской цивилизации. Ни Озией, ни Геммой, ни тем более Касс она зваться больше не пожелала, резонно заявив, что новая жизнь дарованная ей, требует нового имени. Имя Любомила точно характеризовало, чем она являлась для Элекса. Ему оставалось только радоваться божественному дару вождя монгов, который, прочтя его судьбу, наградил именно тем, о чём он не смел и мечтать. Живое воплощение чаяний его души, мыслей и всех чувств, сидящее рядом, явилось высшей наградой. Он ласково обнял Любомилу и полу утверждающе спросил:
— Будем искать неизвестного друга?
— А как же иначе, муж мой?
— Предостережение о путешествии в один конец звучит довольно грозно.
— Если не мы, то кто же? К тому же я рассчитываю на твою изобретательность.
— Мне тоже хочется разобраться в том, что пошло не так в будущем Земли и если возможно, что-нибудь изменить…
Его слова прервал порыв воздуха от близкой материализации чьего-то тела. Знакомый голос осведомился ещё раньше, чем проявилось ухмыляющееся лицо Айка.
— Без меня?
— Только не отрицай! Ты снова подслушивал нас, любезный друг, — высказался Элекс, ничуть не удивившись бесцеремонному появлению приятеля.
— Конечно, нет! Да за кого вы оба меня принимаете? — возмущенно заявил тот, подбоченясь и деланно раздувая щеки.
Вообще-то, плут мало изменился, несмотря на проявленные недюжинные способности по овладению техникой перемещения и ещё кое-каким премудростям диурдов. Это далось ему сравнительно легко, в чём немаловажную роль играла новая планета диурдов, не отягощённая злом и негативными мыслями людей населяющих её. Легче всего ему давались науки, отвечающие его прежним устремлениям, неразрывно связанными с совершенствованием мастерства по умыканию чужого добра.
— Это опасное мероприятие, — ответила на вопрос Айка Любомила. — Ты не достиг ещё необходимого уровня мастерства. К тому же ты должен освободить своё внутреннее «Я», прежде чем пускаться во временные перемещения.
— Только не начинайте снова свои заумные лекции, про бессмертную душу и умирающие личности. — Для подтверждения своего требования, Айк энергично замотал головой и заткнул пальцами уши. — Хочу быть собой и не хочу вспоминать то, чего никогда со мною не было.
— Ладно, ладно! — успокоил его Элекс, повысив голос, в надежде достучаться до заблокированных барабанных перепонок друга. — Ты остановился на чём-то другом!
— Ах, да, — согласился Айк, смерив его подозрительным взглядом. — Несмотря на то, что вопреки моим просьбам, ты только что снова копался в моих мозгах, отвечу: старик-монг требует вашего незамедлительного присутствия на внеочередном совете правителей. И он очень сердит вашим опозданием!
Элекс хлопнул себя по лбу:
— Как я мог позабыть об этом? Сегодня на Алькару прибыл звездолёт с Ориона, и Кил-рак просил нас обязательно быть при разговоре со жрецами.
— Не люблю эти разговоры, — заметила Любомила.
— Что поделаешь! — с вздохом согласился с нею Элекс.
— Я тоже не люблю эти переливания из пустого в порожнее. Наверное, потому и позабыл.
* * *
В этот раз не было пустых разговоров, так нелюбимых диурдами. То, что вынудило правителей отправиться в такую даль на противоположный конец галактики, вызвало неподдельный интерес всех присутствующих. Кил-рак, номинально считавшийся самым младшим по значимости среди остальных четверых членов Совета, несомненно, являлся последней их надеждой. Это стало ясно Элексу с первых же слов прозвучавших из уст главы Совета — Цепкуса, чьё имя всегда вызывало улыбку на лице Любомилы. Сегодня глава правителей содружества, выглядел нисколько не цепко, а довольно растерянно. То, что он счёл сообщить остальным, было очень серьёзным, но сведения запоздали, как всегда бывает, когда разводятся ненужные секреты вокруг того, о чём нужно было кричать уже давно. Скоро Элексу стало понятным почему правители снизошли до принесения фактического извинения Кил-раку, явившись на планету монгов, а не вызывая его к себе на Оранжевую. Стало понятно и его с Любомилой приглашение на совет. Теперь ему приходилось напрягать ту часть памяти, что отвечала за дела давно минувших дней молодости Нима и Озии, пытаясь восстановить последовательность тех событий, отголоски которых всплывали сегодня. Элекс с удовольствием пользовался знаниями глубокой старины, но вспоминать пережитое давным-давно не любил: это напоминало об ошибках совершённых когда-то и вынуждало, против воли, чувствовать себя глубоким стариком. Не каждому дано знать о прошлом воплощении многотысячелетней давности.
Всё началось ещё в ту пору, когда старому соратнику Клонара Дайна — Миноне удалось совершить побег со спутника Оранжевой, где он отбывал пожизненное заключение за свои преступления. Тогдашние жрецы содружества решили сохранить это в тайне, стыдясь допущенного промаха, предполагая, что побег скорее всего не сможет повлечь каких-нибудь серьёзные последствия. Минона был глубокий старец и не мог вызвать опасения ни у кого кроме тех, кто знал его лично. Память Нима подсказала Элексу об этом отвратительном знакомстве, едва не закончившемся под ножом палача его смертью и смертью его любимой. Преступник так и не был найден. Позже, в результате расследования, выяснились некоторые странные обстоятельства: исчез планетолет и весь персонал производственной лаборатории, куда Миноне, после пяти лет строгой изоляции, позволен был доступ.
— Этот тип умел заморочить голову любому, — сказал Элекс.
Сразу в комнате, где происходила встреча, повисла тишина и все обратили свой взор к говорящему. Любомила, так же как и Элекс, терзающаяся неприятными воспоминаниями, молча кивнула, соглашаясь со словами мужа.
— Так вы помните этого человека? — обрадовано уточнил Цепкус. — Я очень надеялся на это. Спасибо Кил-рак, что порекомендовали мне этих молодых людей.
После своих слов глава Совета тут же смешался, не зная, правильно ли он поступил, называя Элекса и его жену молодыми людьми. Прочитав мысли Цепкуса, Элекс усмехнулся и успокоил его:
— Вы правы, мы помним не своей памятью. Вернее не совсем своей, а памятью наших предшествующих воплощений. Заметив недоумённо вытянувшиеся лица присутствующих, он прервал свои пояснения, чувствуя полную сумятицу в их головах.
— Это лучше оставить, — нетерпеливо прервал Элекса Кил-рак. — Продолжайте Цепкус, я кажется знаю конец вашей истории!
Глава Совета удивлённо сморгнул и послушно вернулся к своему рассказу.
— Совсем недавно наши разведчики подобрали в открытом космосе спасательную капсулу неизвестной конструкции. Её осмотр поверг их в шок: технологии использованные при изготовлении этого аппарата никогда не применялись нами. Налицо были все признаки появления в космосе неизвестной ранее цивилизации. Капсула была доставлена на Орион в космоверьфь для дальнейшего изучения, где выяснились ещё кое-какие факты, смутившие наших специалистов. Во-первых: записи электронного мозга космоверфи показали, что нечто подобное, всё же, когда-то разрабатывалось в их лаборатории, но было отвергнуто большинством конструкторов. Во-вторых: электронный мозг сохранил и имя автора проекта.
Цепкус сделал театральную паузу и обвёл глазами слушателей, намереваясь ошеломить их.
— Конечно, это оказался всё тот же Минона, — сорвал его триумф Кил-рак. — Скажите лучше, почему его предложение было отвергнуто, ведь он считался лучшим учёным того времени, так ведь?
— Его изобретение носило несколько бесчеловечный характер, с точки зрения первых переселенцев на Оранжевую: оно было не механическим, это была смесь биологической материи имеющей свой электронный разум в виде наномашины. Эта техника не строилась, как обычные звездолёты, а выращивалась. Один конкретный наномозг, по заданным заранее параметрам, сам создавал своё тело — тело космолёта или какой-нибудь лучевой пушки.
Цепус прервался на пару секунд, чтобы сделать глоток воды из стоявшего перед ним стакана и, не поднимая глаз от стола, добавил:
— Внутри было найдено тело мертвого человека. При нём недоконченное голосовое письмо.
— Сколько же лет этому аппарату, или человеку? — спросила Любомила.
— Это выяснить не удалось, — ответил за Цепуса другой жрец. — Мой коллега Кинхет продолжит дальше, — представил своего спутника глава совета. — Технические подробности, это по его части.
Жрец Кинхет имел могучее телосложение и тяжёлый взгляд, который он тут же устремил на диурдов, словно пытаясь их смутить, не забывая при этом отвечать на заданный вопрос:
— Как только мы наладили контакт с мозгом капсулы, мы сразу же поинтересовались этим, но безрезультатно. Вместо прямых ответов, которые можно было ожидать от простого механизма, наномозг постоянно отвечал загадками, переводя разговор на другое. При попытке выяснить что-нибудь о его создателях, последовал необратимый распад капсулы, словно повинуясь заложенной программе, наномозг уничтожил своё тело. Останки пилота извлечь не удалось, они были уничтожены вместе с аппаратом. Осталось только записывающее устройство, первым попавшееся на глаза нашедшим капсулу разведчикам, оно же — бляшка с личным номером-кодом. Согласно архивным данным, этот человек покинул Оранжевую в одно время с бежавшим Миноной, и являлся личным секретарём Фареса — кассийского жреца возглавлявшего первых переселенцев. Причём покинул её вместе с персоналом производственной лаборатории и преступным учёным. Никто из них больше никогда не вернулся.
При упоминании этого имени, Элекс вздрогнул, что не укрылось он пытливого взгляда Кинхета.
— Вам известно что-то об этом? — неправильно истолковал его реакцию Кинхет.
— Адмирал звёздного флота — командор Норен был моим другом. Но судьба его мне не была известна до сегодняшнего дня.
— К величайшему сожалению нам известно не больше Вашего. Воспроизведённая голосовая запись представляет собой какой-то код.
— Одно письмо из будущего, другое из прошлого и одни загадки, — подытожила Любомила. — Придётся разделиться в наших поисках надвое.
— Натрое! — поправил Кил-рак. — Мне необходимо навестить давно минувшую эпоху Земли в поисках подтверждения одной своей догадки.

глава 2

Здесь не место для трусов,
Здесь лишь волчий закон,
Здесь не ведают жалости, страха.
Обречённый на смерть
Ставит жизнь тут на кон,
На арене артист — гладиатор.

Богатая матрона в сопровождении всего одного слуги, могла бы вызвать подозрения у кого угодно, но только не у жителей этого уголка Земли. Рим оказался красивейшим из городов виденных когда-нибудь Любомилой и Айком. Здесь все сплелось в клубок: и ослепительные храмы — творения, несомненно, талантливейших зодчих этой эпохи; статуи, слишком часто попадающиеся на пути; переизбыток воинов, вперемешку с торговцами и явно распущенными молодыми юнцами и девицами, не вяжущимися своими манерами с процветающей столицей этой великой империи. Путникам, прибывшим из другого времени и эпохи, еще предстояло постичь этот мир, построенный на вечной войне.Закон хищника не был нов, но в римской империи он пожалуй достиг кульминации; когда разрушенные страны и целые народы, превратившиеся в рабов, обогащали своих завоевателей в геометрической прогрессии. Выбор этого места и времени не был случайным. Кил-раку ведомо было многое из будущих и прошедших времён, и он указал на этот город, как на одну из поворотных точек исторических процессов. Здесь многое напоминало Грецию с её религиями. Разница заключалась лишь в том, что греки не отдавали предпочтение какому-нибудь конкретному богу, почитая их всех в равной степени, римляне же выше остальных ценили Марса — прототипа греческого Ареса — бога войны. Его статуи попадались на пути чаще всего, хотя женская красота ценилась не меньше, о чём свидетельствовали разнообразные изображения богини Венеры.
Айка разница эпох не смутила ни капли. Он быстро сориентировался в этом шумном мирке и уже очень скоро нашел хозяина небольшого домика, согласного сдать его за безмерную плату. Драгоценностям монгов, ссуженных путешественникам как раз для подобных целей, Айк счёта не вёл и, не скупясь, быстро нашёл им применение, тут же обменяв на имперские монеты. Ещё раньше, непонятным для Любомилы образом, он выяснил всё, что необходимо было знать прибывшим в Рим путникам из далёкой провинции, как он представился хозяину их будущего дома.
— Не слишком ли мы опрометчиво поступили? — нервно поинтересовалась Любомила у Айка, глядя как деньги из его карманов перекочёвывают в бездонный карман мрачного хозяина, который тут же слащаво заулыбался, весело забрякав металлом.
— Не волнуйтесь госпожа, — возразил Айк рассеяно отмахиваясь от хозяина дома в знак прощания с ним, когда тот закончив демонстрацию комнат, с явно упавшим настроением заторопился уходить. Айк всем видом показывал, что осмотр комнат с их содержимым немалой стоимости, занимает его больше всего.
— Если нам не будет большой нужды задерживаться здесь надолго, я легко верну наши денежки, причём с лихвой. По правде сказать, мы и сейчас остались при своих. — Заканчивая эту фразу, Айк помахал в воздухе увесистым кошельком.
Догадавшись, в чём истинная причина смены настроения хозяина сданного им внаём дома, Любомила рассерженно вскрикнула:
— Айк! Как ты мог?
— Только остро нуждающегося в деньгах, легко было уговорить.
Дав такое туманное разъяснение, Айк распахнул двери на небольшой балкон выходящий на площадь и, вцепившись в перила, принялся жадно раздувать ноздри, бормоча под нос:
— Вот это жизнь! О таком скопище толстых кошельков можно было только мечтать. Неужели я такой везунчик? Глазам своим не верю!
Спустя два дня Айк в мельчайших деталях ознакомился с жизнью низшего сословия, — так сказать, — отбросов римского общества, обитавших преимущественно возле кладбищ, где можно было подкормиться внезапно выпавшей работой: покойники поступали сюда регулярно. Закончив знакомство с низами и выяснив из разговоров с ними кое-что о среднем классе, он перешёл на следующую ступень. Это были торговцы, аферисты, менялы, содержатели различных общественных заведений и хозяева недвижимости. Здесь Айк решил задержаться подольше, чтобы подготовить почву для вступления в верхний эшелон, доступ в который имели только прославившиеся в ратных делах высокородные граждане республики. Имя одураченного им в первый день приезда в столицу было Антоний. С ним то он и решил сойтись поближе, на правах старого знакомца.
Нужно было найти благовидный предлог, и Айк заочно представив Любомилу как знаменитую актрису, попросил помощи для организации представлений. Камень попал в точку: Антоний имел обширные связи по всему городу, и очень обрадовался новой возможности возместить сумму недавно потерянную вместе с кошельком. Пока он с Айком обходил своих предприимчивых друзей, имевших деловые отношения с патрициями не имевших денег в достаточном количестве, но имевших реальную власть, выяснилось, что Антоний никакой не Антоний, а Сангрел. Не успев толком удивиться, чем вызвана необходимость иметь второе имя, Айк, имевший профессиональный слух, помогающий ему не хуже чем ловкие пальцы, отметил, что и остальные знакомцы Антония носят фальшивые имена, меж собой называемые — кличкой. Одно для соратников по погоне за деньгой, другое для всех остальных.
Решив впоследствии взять подобную тактику на вооружение, он вернулся к текущим делам. Приближался праздник города, и владелец одного захудалого театра рискнул пригласить их для участия в праздничном представлении. Любомила оказалась в восторге от предложенной ей роли. Это был реальный шанс познакомиться с верхушкой горы скрытой в облаках и не всякому доступной.
— Что мы будем демонстрировать? — полюбопытствовала она. — Я люблю петь и читать стихи.
— О нет, госпожа, — возразил Айк. — Это несколько иной уровень, и местная публика этого не оценит. Кроме того, подобное занятие уронит нас в их глазах.
— Перестань называть меня госпожой!
— Не перестану, — заупрямился Айк. — Это самое надёжное прикрытие в данной местности.
— Нам следует чего-то опасаться? Разве мы нарушаем законы этой страны?
— О, конечно нет, даже я не нарушаю. Здесь принято обкрадывать глупцов, и я поступаю так же. Здесь принято бояться властей, и я предлагаю бояться, пока не узнаю почему это так.
Любомила задумалась. Элекс рекомендовал ей слушаться советов Айка, когда они касались способов выживания, в которых ему равных не было. «Кажется плут, действительно незаменимый помощник в делах подобного рода», — с дружеской симпатией к Айку, подумала она.
— Хорошо, тебе виднее, — согласилась она с ним, преуспевшим на сегодняшний день, в разведывательных делах, значительно больше неё. — Что же нам следует демонстрировать на празднике?
— Фокусы! — выпалил Айк довольный, что его мнение оказалось решающим.
— Ну что же, фокусы, так фокусы, — с вздохом разочарования согласилась Любомила. — Чего-то ещё? — спросила она, видя, что Айк робко смотрит на неё.
— Имя Любомила вызовет ненужное любопытство. И я представил Вас как Гемму.
— Ну, знаешь… — начала было хмуриться Любомила, но остановив взгляд на огорчённом лице Айка, внезапно рассмеялась. — Почему бы и нет?
* * *
Представление вызвало небывалый восторг публики. Эффектное жонглирование мечами и обмен вращающимися лезвиями со своим помощником вызвал бурю аплодисментов. Эту часть программы придумала Любомила, вспомнив давние похождения Касс в Греции. Отсутствие умения жонглировать, они заменили умением диурдов — переноса предметов на расстояние. Глотание мечей Айком, в последствии появляющимися в руках Любомилы, так же не прошло незамеченным. Пиком номера явилось исчезновение с арены всего скарба актёров, а вслед за ним, помощника «великой иллюзионистки Геммы». Откланявшись публике, она последовала вслед за своим помощником. На этот раз никто не смеялся и не рукоплескал, зрители оставались в недоумении и растерянности до тех пор, пока оба не материализовались на арене вновь, чтобы поклониться в последний раз. Зрители проводили их робкими аплодисментами, суеверно пряча глаза.
— Кажется я переборщила, — шепнула Любомила Айку, когда они пробирались сквозь расступающуюся толпу к выходу.
— Чем эффектней, тем быстрей мы достигнем высшего общества, — возразил довольный Айк. — К тому же мы заработали денег, не нарушив ни одного закона.
— Это так, но…
— Я тоже заметил, — согласился Айк, истолковав сомнительные нотки в устах Любомилы, как подтверждение своих коммерческих мыслей. — Хозяин театра сорвал самый большой куш, не приложив никаких усилий. Ничего, перед отбытием отсюда я сравняю счета.
Занавеси носилок скрыли лицо Любомилы от нескромных взоров, а четверо рабов, переданных им Антонием вместе с наёмным домом, доставили её по назначению. Девушки хлопотали в доме, подготовив отсутствующим хозяевам ванны, издающие благоухание, сравнимое, разве что, с цветущей весенней поляной в лесу.
Приободрившись после тяжелого денька, оба уселись за стол, накрытый к их приходу чрезмерно щедро, словно он ожидал, по меньшей мере, дюжину гостей. На что Любомилой было сделано замечание девушкам прислуживающим им. Как только они остались одни, Айк шепнул, что подобная расточительность, не является расточительностью на самом деле, просто таков обычай. После их ужина, остатки будут употреблены многочисленной прислугой, которая насчитывала, помимо четверых носильщиков-телохранителей, ещё двух служанок, двух кухарок и управляющего всеми этими невольниками.
— Кроме того, пусть привыкают не расслабляться. Скоро у нас будут собираться многочисленные гости, Ваши поклонники, госпожа. Кухня должна быть на высоте!
Любомила фыркнула по поводу упоминания поклонников, хотя уже обратила внимание, как поглядывают на неё мужчины. Она не знала радоваться этому или нет. Быть в центре внимания приятно любой женщине, но не пришлось бы принимать крайние меры против особо настырных.
— Что мы имеем на сегодняшний день, Айк? Какие выводы уже можно сделать?
— Никаких, кроме того, что римляне понимают толк в изысканной пище и обожают всё, что приносит удовольствия.
— Я подметила не только это.
— Что же ещё я упустил? — Приподнялся со скамьи Айк, выражая всем видом готовность бежать за чем-то позабытым хоть на другой конец света, чтобы услужить главе их предприятия.
— Странность твоих новых друзей, что так помогли нам со вступлением в городскую жизнь, причём небескорыстно. Их имена, я имею в виду их настоящие имена, которые тебе удалось услышать, мне показались несколько странными.
— Мне нет, — возразил Айк. — Просто это не итальянские имена. В римскую империю входят самые отдалённые племена и народы. Наши преуспевающие торгаши — выходцы из Египта.
— Именно это! — сообразив, что не давало ей покоя, воскликнула Любомила. — С древним Египтом, вернее с землёй египетской связанно много чего.
— Действительно, — задумчиво подтвердил Айк, поковырявшись в зубах огромным ножом. — Я сейчас вспомнил, что хозяин театра с гордостью упоминал, будто бы он потомок какого-то фараона: то ли Епифона, то ли Эхтамона.
— Мне это ничего не говорит, и прекрати пожалуйста.
— Сами не знаете, что вам нужно, — проворчал обиженно Айк. — То говори, то прекрати.
— Прекрати ковыряться ножом в зубах, возьми что-нибудь миниатюрные.
— Ах, вот вы о чём, госпожа! — облегчённо вздохнул Айк. — Неужели не сможете извлечь из меня какой-то ножик? Это будет значительнее проще, чем отправлять мне в желудок вереницу мечей.
Любомила фыркнула и снова серьёзность вернулась к ней.
— Сегодня мне было трудней, чем когда-либо управлять перемещением, труднее чем малолетней ученице.
— Вот так-так, — промолвил растерянно Айк. — А я подумал, что это меня одного поразил злой рок за тот злосчастный кошель с золотом.
— Видимо сказывается уменьшение численности диурдов на планете и умножение тёмных страхов и низменных желаний в людях. Кил-рак предупреждал об этом. Да ещё то письмо…
— Любомила, ты хоть догадываешься от кого получено это письмо? — став ненадолго серьёзным, поинтересовался Айк. — А вдруг это ловушка? Попытка заманить нас вглубь неизвестной эпохи и отрезать путь к отступлению?
— Я не чувствую опасности с этой стороны.
— Ну, тогда мне пора, — заявил Айк вставая. — Я обещал своим коллегам заглянуть ночью в городские бани. Нужно кое-что обсудить. Спокойной ночи, госпожа.
* * *
— Рассказывай Фебриус. Что такого сногсшибательного ты увидел в первый день праздника, что потерял дар речи?
— Не смейтесь, сенатор! Это были не просто фокусы. Я перевидал всевозможных жуликов в своей жизни предостаточно. Это, что-то другое. Одно имя этой иллюзионистки чего стоит!
— Подумаешь — жемчужина! Что в этом необычного?
— Гемма — самая яркая звезда в созвездии «короны»! Это прямой намёк на сегодняшнюю власть в сенате!
— Ты думаешь, она сможет нам помочь свалить императора?
— Предсказатель дал мне ясно понять, что с этим именем связанны большие перемены и тайная власть в империи. Стоит попробовать, господин, но подойти к этому нужно крайне осторожно, неизвестно какие силы стоят за нею.
— Не волнуйся: самая страшная сила в этом мире — мы! Устрой так, чтобы завтра она выступала в Колизее, прямо перед сражением гладиаторов. Я хочу лично увидеть эту Гемму, прежде чем доложу остальным о нашем плане.
* * *
Наутро Айк поделился свежей новостью, об их внезапно выросшей популярности, с Любомилой. Выглядел он неважно. На вопрос, как он себя чувствует, ответил, что нужно иметь железное здоровье, чтобы выдерживать подобные вечеринки, заканчивающиеся утром. От подробностей своего времяпровождения он уклонился, не сумев скрыть бросившуюся в лицо краску.
— Ты меня пугаешь, Айк! — заметив это, заявила Любомила. — Наверное, ты совершил что-то ужасное, ради нашего выступления в этом самом Колизее.
— О, да.
— Ты убил кого-нибудь?!
— Нет! — содрогнулся Айк.
— Тогда объясни же мне, наконец, в чём же дело?
— У восточных властителей, было модно иметь гарем.
— Ну да, и иметь множество жен, у Приама — царя Трои их было больше сорока, — ответила Любомила. — К чему ты это говоришь?
— Моя ночная баня превратилась в гарем. Только не для меня одного, а для всей компании. Понимаешь о чём я?
— И ты в этом участвовал? — ужаснулась, зардевшись в свою очередь, Любомила.
— Не помню, — обронил Айк, совсем сникнув.
— Так мы превратимся в такое же… — воскликнула она, резко обрывая фразу и вскакивая с места. — Пора назад Айк! Мы не можем терять свою нравственность, ради какой-то информации, которая возможно не стоит и выеденного яйца.
В комнате повисла тишина. Было слышно лишь муху, запутавшуюся в занавеске и теперь беспомощно зудевшую в своей западне. Айк протянул руку и отхлебнул вина из огромного кубка, заботливо поставленного предусмотрительной служанкой перед ним. Видимо та прекрасно выучила рецепт исцеления от ночных гуляний, поскольку в голове у Айка сразу же прояснилось. Поглядывая на задумчивую Любомилу, он ещё раз отхлебнул из кубка и, отодвинув его подальше, выругался про себя.
— Всё, больше им не удастся провести мудрого Айка! — воскликнул он. — Отныне ни капли вина! Наверняка им хотелось выведать обо мне больше, чем мне о них, но мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! — Госпожа! — внезапно воскликнул он, входя в привычную роль. — Не время подаваться панике. Я чувствую, мы стоим на пороге важнейшего открытия всех времён и народов.
— Если в ближайшее время мы не откроем это открытие, то возвращаемся. Я уже жалею, что не подождала Элекса и позволила тебе сбить меня с толку.
— В конце концов, почему мировая скорбь? — возразил Айк. — Мы знали, что легко не будет. А, что касается меня, то я не женат, как-нибудь переживу.
— Ты не понимаешь, храбрый Айк, — вздохнула Любомила, подходя вплотную к маленькому человеку и, взяв его за плечи, развернула его к себе. — Мы рискуем потерять большее.
— Дождёмся вечера, госпожа!
— Хорошо, дождёмся.
* * *
Рабы-носильщики, прекрасно знавшие город, доставили их обоих вместе с их театральным скарбом к самому монументальному зданию Рима. Что-либо подобное видеть им еще не доводилось.
— Неужели это воздвигнуто только лишь для представлений? — невольно вырвалось у Любомилы.
— Именно! — послышался голос человека, судя по одеждам и манере держаться далеко не низшего сословия. — Позвольте представиться, меня зовут Фебриус.
В ответ Айк, важно выкатив грудь, сделал шаг вперёд и представил Любомилу, не забыв назвать её Геммой.
— Моя госпожа спешит, поэтому ей не до разговоров, — продолжал Айк, не позволяя Любомиле и рта раскрыть.
— Я представитель одного влиятельнейшего лица римской империи, — ответил Фебриус. — Именно благодаря моему вмешательству, вам сегодня выпал шанс покорить Рим. Мне очень понравилось Ваше вчерашнее выступление, несравненная Гемма. И я буду…
Фебриус говорил очень быстро, несомненно, благодаря обширной практике публичных выступлений, но Айку всё же удалось вставить свою фразу:
— А я, как представитель несравненной Геммы, вынужден прервать ваше красноречие, поскольку нам необходимо готовиться к выступлению.
— Но, после выступления… — ошеломлённый такой наглостью, попытался продолжить Фебриус, понимая, что он ещё не выполнил главного поручения: не передал приглашения своего хозяина, расценивающееся большинством женщин Рима как приказ.
В ответ Айк сделал рукой неопределённый жест, увлекая Любомилу дальше.
— Несколько грубовато, — заметила она, так ничего и не успев ответить неожиданному благодетелю.
— Пусть его господин сам соизволит познакомиться с вами, а не присылает своих шавок, — категорически оборвал все возможные возражения по поводу его поведения Айк. — Поверьте, я имею все основания так себя вести с этими людьми. Вчерашнее приключение открыло мне глаза на нравы этого, внешне благополучного общества.
— Разве я позволила кому-нибудь какие-то вольности?
— Всё намного проще, чем нам показалось вначале, — пояснял на ходу Айк. — Если перед Вами появился посредник, то его господин, изначально, невысокого мнения о Вашей особе. Своим нахальством, я заставлю «неведомое влиятельное лицо римской империи» изменить своё мнение. А вот и Келикс! — обрадовано воскликнул он, устремляясь навстречу хозяину вчерашнего театра.
— Прости друг, — радостно воскликнул Келикс, среднего роста мужчина с курчавой бородкой. — Сегодня здесь настоящее столпотворение, не протиснешься. Ну пошли, пошли, — поторопил он своих гостей, делая жест рабам следовать за ними. — Ваше выступление открывает сегодняшнее представление, это огромная честь оказанная вам.
— Келикс, ты так и не сказал имя благодетеля добившегося для нас этой милости, — попытался проверить недавно услышанные от Фебриуса фразы Айк. Но Келикс, словно не расслышал вопроса, не поднимая глаз, принялся демонстрировать убранство маленькой комнатки, куда он привёл их ожидать вызова на арену.
— Странно, — заметила Любомила, когда они остались одни. — Весьма странно.
— Не иначе, как этот безымянный господин опасается за свою наиважнейшую особу больше чем кто-либо, — высказал предположение Айк.
Любомила не успела ответить. Распахнулась дверь и на пороге возникла фигура вооруженного солдата, с головы до ног упрятанная в латы. За ним протиснулся другой, за вторым третий и четвёртый. Солдаты оттеснили в угол Айка, образовав вокруг Любомилы полукольцо. В двери появилась фигура дородного мужчины в белоснежной тоге. Незнакомец смерил Любомилу взглядом и, подтверждая высказанное мгновение назад предположение Айка, произнёс густым басом с нескрываемой важностью:
— Я Марк. Тот, кого вы отказались видеть. Кажется, Вас называют Геммой?
— Да, меня зовут Гемма, — спокойным голосом, ответила Любомила и добавила: — Видеть я никого не отказывалась, никто не успел пока изъявить подобное желание.
— Странно, — смешался на мгновение Марк. — Наверное, Фебриус выдал желаемое за действительное.
В ответ, Любомила насмешливо склонила голову.
— Но, в таком случае, позвольте мне самому, раз уж я здесь, предложить Вам присоединиться к весёлой компании, которая собирается у меня в честь праздника.
— Я дам свой ответ после представления, — улыбнулась Любомила.
— Не заставляйте меня огорчаться, по поводу потери такой жемчужины, как Вы, — заявил Марк слегка высокомерным тоном.
— Ну, хорошо, успокойтесь, я буду у вас сегодня вечером, — согласилась Любомила, притворно улыбаясь.
Едва дверь за Марком и его телохранителями закрылась, Любомила движением руки стёрла вымученную улыбку с лица и передёрнула плечами. Она впервые в жизни соврала собеседнику: улыбаться подобному человеку ей не пришло бы в голову в другой обстановке. Этот Марк не вызвал в ней симпатии, и вообще, после его липкого взгляда хотелось тщательно отмыться. Времени на разбирательства со своими чувствами не осталось, пора было идти. Келикс, появившийся вскоре после этого неприятного визита, проводил их к выходу на арену. То, что предстало их глазам, не вызвало ободрения: высоченная стена окружала арену, а дальше поднимались бесконечными ярусами тысячи лиц. Тысячи равнодушных лиц, которые взирали на них с любопытством, но не более. Не ощущалось того контакта со зрителем, как это было вчера. На миг Любомила ощутила сомнение в правильности всей этой затеи с фокусами. Глянув на Айка, словно ища поддержки, она вдруг поняла, что он тоже чувствует нечто подобное. Но идти на попятный было поздно, оставалось лишь одно — начинать представление.
Некоторые дополнения и усложнения своей первоначальной программы, оговариваемые утром, пришлось по молчаливому согласию отложить. Всё выходило как-то коряво и неуклюже. Под конец жонглирования мечами, Айк допустил явный промах, умудрившись порезать ладонь острым лезвием. Ухватившись пораненной рукой за отворот туники, он сжал её в кулаке, останавливая кровь. Как ни странно, но зрители ничего этого не заметили и отреагировали на эту часть программы вполне удовлетворённо.
— У меня ничего не получается, — шепнул он Любомиле. Та понимающе кивнула в ответ.
— Я чувствую кровь.
— Это мой порез, — отозвался Айк.
— Нет. У меня такое чувство, словно здесь погибла целая армия. У стен Трои было примерно также: страхом смерти и лютой ненавистью пропитано всё вокруг.
— А-а, вот вы о чём. Ну, так это же естественно. Здесь же проходят гладиаторские бои.
— Что? — не поняла Любомила, никогда не слышавшая ничего об этом и не представлявшая, что это такое. Меж тем, зрители начали постепенно проявлять недовольство, гул раздраженных голосов нарастал, напоминая жужжание потревоженного улья.
— Если мы не хотим опозориться, нужно продолжать, — опасливо шепнул Айк.
Любомила скептически поглядела на его руку. Айк мгновенно нашёл выход.
— Нужен доброволец! — громко выкрикнул он, обращаясь к трибунам.
Ответом ему была тишина. Никто не желал принимать участие в их спектакле: все предпочитали глядеть на то, как другие рискуют или расстаются с жизнью. Не смотря на увещевания Айка, гарантирующего безопасность добровольца, дело застопорилось. И если бы не вмешательство императора, которого нетрудно было узнать в толпе сановников по самой нарядной одежде, обильно украшенной золотом и с лавровым венком на челе, всё могло закончиться непредсказуемо. По его команде, распахнулись ворота напротив выступающих фокусников и двое людей вывели на арену громадного льва. После, чего ворота вновь захлопнулись, оставив хищника наедине с артистами. По трибунам пронеслись смешки и улюлюканье зевак, оценивших шутку императора.
— Тем лучше, — шепнул Айк Любомиле. — Я не буду бояться повредить чего-нибудь в этом организме, а зрелище будет эффектней.
Айк смело выступил вперёд. Лев сделал шаг по направлению к нему. Сосредоточившись, чтобы совершить перенос его в другой конец арены, Айк молча ждал. Лев угрожающе взревел и побежал. Мысленно досчитав до трёх, Айк зажмурился, чтобы отрешиться от окружающего и лучше сконцентрировать свои усилия. Лев прыгнул.
— Оп! — выкрикнул Айк и открыл глаза. Морда с оскаленными клыками и часть тела с передними лапами продолжала лететь на него, а задние лапы и хвост возникли у того места, откуда лев начал своё движение. Анализировать ошибку не было времени, не было времени даже уклониться от половинки туши, готовой обрушиться на незадачливого фокусника. В последний миг Любомила вскинула руки и голубое сияние, окутавшее их обоих, отбросило оскаленную часть бедного льва назад. То, что свалилось на песок арены и то, что сидело у её края, бессильно повалилось навзничь, извергая остатки выплёскивающейся крови. Побелевший Айк громко проглотив слюну, зашептал своей партнёрше:
— Как хорошо, что это был лев, а не человек.
— Здесь всё получается не так, — кусая губы, отозвалась Любомила.
— Тогда хорошо, что это был лев, а не я, — заключил неунывающий Айк, уже пришедший в себя достаточно, чтобы шутить.
Реакция трибун была не лучше: суеверная тишина зрителей, переводящих взгляды с арены на императора, стоявшего с вытянутой вперёд рукой и оттопыренным большим пальцем, который он держал горизонтально, сменилась вздохом, когда ближайший к нему сановник, очухавшийся раньше остальных, потянул императора назад в кресло. Рёв восторга, исторгнутый из бесчисленных глоток, отметил неудачу актёров высшим балом.
* * *
— Ваше выступление, Гемма, произвело на меня неизгладимое впечатление, — заявил Марк Любомиле, когда она села рядом с ним в ложе, разглядывая арену уже как зритель. У неё не хватило выдержки, чтобы вновь отказаться от предложения Марка, присоединиться к нему.
— Я рада, что вам понравилось, — только и смогла выдавить из себя она, всё еще под впечатлением провала, чудом закончившимся триумфом. Вскоре, ей предстояло узнать, как подобное могло случиться. Айк, также был где-то здесь, с новыми приятелями, владельцами доходной недвижимости, но она не смогла его обнаружить в гудящей толпе заполнившей трибуны. Кругом всё ещё шло обсуждение её с Айком выступления и строились различные догадки: отдельные выкрики спорящих долетали иногда до её ушей.
— А, я говорю, лев был не настоящим! — бушевал тучный мужчина в синей одежде, обращаясь к своему маленькому чернявому соседу, чем-то похожему на Айка. Тот что-то тихо возражал ему, искоса поглядывая на Любомилу, чем вызывал раздражение тучного. Марк так же о чём-то в пол голоса беседовал со своим, то ли слугой, то ли другом Фебриусом, уже известном Любомиле. Они обсуждали дальнейшую программу, заключая пари. Марк обернулся к своей спутнице и предложил ей присоединиться к их спорам, но она, не понимая сути, ответила отказом, отрицательно покачав головой и продолжая разглядывать Колизей.
— Вы впервые здесь, Гемма? — уточнил на всякий случай Марк.
— Да, — последовал её короткий ответ.
— Вам понравится, вот увидите. Ни в какой провинции ничего подобного нет.
Любомила кивнула, соглашаясь и тщательно играя роль онемевшей от восторга актрисочки, чья мечта сегодня сбылась.
— Начинается! — воскликнул Марк весь напрягшись, сжав кулаки и подавшись немного вперёд, словно это могло помочь лучше видеть представление. Он позабыл о своей загадочной спутнице, как и остальные любопытные. Больше никто не глядел на неё, и она облегчённо вздохнув, тоже перевела взгляд на арену. Вначале она подумала, что предстоит какая-то военная игра, людям воюющим на протяжении столетий, это наверняка должно было казаться более интересным, нежели фокусы. На арене группа вооруженных солдат выстроилась перед императорской ложей и, опустившись на одно колено, хором выкрикнула слова, заставившие Любомилу усомниться в том, что она правильно их разобрала.
— Обречённые на смерть приветствуют тебя! В ответ, император поднял ладонь кверху и подал знак начинать. Тут же воины рассыпались на группы и начали состязаться в фехтовании мечами. Изредка кто-нибудь из них совершал бросок копьём, а напарник уклонялся. Любомиле начало надоедать это зрелище и она, искренне не понимая, что римляне находят в нём, почти заклевала носом. Вдруг гром радостных воплей исторгся из тысячи глоток и потряс все грандиозное сооружение. Казалось, от этого рева рассыплются камни, из которых состояли колонны поддерживающие бесконечные ряды трибун. Это ликование вызвало падение одного из сражавшихся. Недоумевая, как могла вызвать восторг зрителей неудача одного из воинов, Любомила завертела головой, вглядываясь в ближайшие лица. Но тут же почувствовала липкий ужас, окутывающий её помимо воли.
Человеческих лиц больше не было, её окружали красные и потные от криков восторга уродливые создания, больше не замечающие ничего вокруг себя. Только арена приковывала их внимание, одна только арена. Переведя туда взгляд, в надежде понять, чем вызвано это мгновенное превращение добродушных людей в рычащих хищных зверей, Любомила заметила перемену в однообразном состязании воинов. Первый упавший был только началом. У противной стороны возник численный перевес, которым они воспользовались. Сначала по двое, а затем и по трое эта команда воинов набрасывалась на одиночек другой и забрасывала их копьями, ловила в сети, как рыбу, и в конце концов, резала своими короткими мечами не успевших увернуться неудачников. Ожидавшая чего-то другого, Любомила была поражена увиденным. Почему-то до этого, всё происходящее казалось ей лишь показательным выступлением.
— Что они делают?! — повысила она голос, чтобы перекричать стоны трибун.
— Эти дети шакалов отнимают у меня мои деньги! — простонал Марк в ответ, хватаясь за голову.
Поняв, наконец-то, почему римский зритель всё же оценил её с Айком выступление, Любомила ужаснулась. «Так вот значит, что это за бои гладиаторов»! — пришло прозрение. — «Военная империя сделала свои преступления против остального мира ещё и доходным зрелищем, где тысячи желающих могли удовлетворить своё нездоровое любопытство по поводу того, кто останется живым победителем, а кто покинет этот мир, совершив лишь одно полезное действие для людей: удовлетворит их садистские наслаждения, принеся разорение тем из них, кто неправильно угадал победителя». Её состояние не укрылось от Марка, незаметно наблюдавшего за ней. Впрочем, он отнёс возбуждение и ужас на лице своей гостьи к обычной реакции женщины, при виде подобных зверств.
— Вы впервые видите гладиаторские бои? — спросил он наклоняясь к ней.
— О, да, — ответила она, спешно импровизируя. — У нас в провинции, подобное представление случается крайне редко.
Видимо ответ удовлетворил сенатора. Он покровительственно улыбнулся и произнёс:
— Скоро вы освоитесь с нравами Рима и почувствуете себя в нём уютнее. Она в ответ молча кивнула, подумав про себя: «Не приведи создатель!» Между тем, на арене всё резко изменилось: проигрывавшая команда, оставшись в меньшинстве — двое против восьми, вдруг оказала невиданное упорство, не желая так запросто отдавать свои жизни. Оба уцелевших гладиатора стали спиной друг к другу и удачно отражали все выпады противников, при этом редкими контратаками уменьшая его численное превосходство. На трибунах творилось что-то невообразимое. Рёв и свист сопровождали каждый удачный выпад отважной пары бойцов. И тут фортуна вновь поменяла своих любимчиков: один из них упал, судорожно цепляясь за копьё торчащее из его груди, второй, оглянувшись назад и увидев это, бросился бежать прочь от четверых преследователей.
— Убейте его! Убейте! — надрывалась добрая половина трибун.
— Не сдавайся! — вторила другая.
— Неужели я всё-таки сегодня проиграю, — огорчался Марк. — Дикий Горец попал в серьёзную переделку!
— Так Вы его знаете? — удивилась Любомила.
— Конечно! Это мой самый любимый гладиатор! Он ни разу не проиграл за четыре года, что сражается на арене в Риме.
Дикий Горец пробежал немного. Споткнувшись обо что-то, он упал, и вся четвёрка преследователей растянулась следом, налетев друг на друга. Любомиле показалось, что вздох болельщиков вызвал небольшой ветерок. Однако это был лишь запланированный трюк. Всё решилось в считанные мгновения: Дикий Горец первым оказался на ногах и сумел поразить двоих, пока они поднимались. Ещё одного он оглушил щитом, сбив его с ног жестоким ударом в лицо. Последний из команды противников понял свою судьбу, и рука его задрожала нанося удар, от которого Дикий Горец легко увернулся и ловким движением меча обезоружил его. Обрушив, в свою очередь, сталь меча на голову неудачника, он разрубил шлем и нанёс ему серьёзную рану.
Любомила не хотела видеть это. Она не хотела бы и присутствовать при этом дичайшем, кровавом спектакле, так милом сердцу римлян. Она понимала бессмысленность своего вмешательства, но удержать себя в узде, для выполнения задачи, ради которой они с Айком совершили этот временной прыжок, было невыносимым испытанием. Именно она повлияла на самый финал драмы, внушив Дикому Горцу несвойственную ему жалость. Он не стал добивать ни раненого, ни второго — оглушенного щитом. Он застыл перед трибуной императора в ожидании его решения. О том, каким будет решение, Любомила уже догадалась по выкрикам, кровавых маньяков скандирующим лишь одно слово:
— Убей!
Что-то дрогнуло в лице императора, готового опустить большой палец вниз. Дальше, он совершил прямо противоположное тому, что намеревался сделать: он даровал побеждённым жизнь, вопреки требованиям своих граждан, сам удивляясь своему решению.
— Размазня! — с чувством произнёс Марк себе под нос. — С этим нужно немедленно что-то делать.
* * *
— Ну и как прошел пир в доме сенатора? — полюбопытствовал Айк за завтраком следующего утра.
— Пир превратился в обжорство, — ответила Любомила, морщась от воспоминаний о вчерашнем финале первого дня празднеств города. — В прошлом Земли существовали и более цивилизованные сообщества.
— Не знаю, как бывало в прошлом, но нравы нынешнего оставляют желать лучшего. Я бы даже волновался о вас госпожа, если б не был уверен, что в случае опасности вам достаточно было бы просто подумать об этом доме.
— Опасности не было даже со стороны хозяина дома.
— Он что, весь вечер игнорировал вас?
— Напротив, он не отходил от меня ни на минуту. Таким образом, моё общение с остальными гостями просто не состоялось. Все мужчины пялились на танцовщиц, приглашенных специально для этого и закачивали в себя немереное количество вина. Словом было ужасно скучно.
— А женщины? Неужели не было ни одной женщины с которой можно было бы перемолвиться хоть словом?
— Увы, — вздохнула разочарованно Любомила. — Редкие особы женского пола, присутствующие на этом званном ужине, вели разговоры о нарядах и драгоценностях, а некоторые обсуждали воинские качества и кошельки тех или иных мужчин. Мне совершенно не удалось узнать ничего нового. Я просто не понимаю, что я здесь делаю!
— Успокойтесь, госпожа! — воскликнул Айк. — Вы вчера спасли мне жизнь своим своевременным вмешательством, и в результате, мой рейтинг повысился. Наш протеже Келикс обещал познакомить меня с хозяином самого Колизея.
— А я слышала, что Колизей принадлежит сенату, — возразила Любомила. — И вообще, Элекс разобрался бы во всём быстрее нас, прочитав мысли тех, кто нам нужен.
— Когда мы найдём тех, кто нам нужен, я уж выужу нужную информацию, — отпустил шутку Айк вставая. — Да, к слову. Колизей, может быть, принадлежит и сенату, но сам сенат принадлежит кому-то ещё. Ну всё, мне пора. Встретимся на арене Колизея. Сегодня у нас очередное выступление. Только не опаздывайте, римляне ждать не любят.
— Не опоздаю, можешь не беспокоиться. Днём меня должен навестить Марк, а после, вместе с ним прибуду на «состязание профессиональных убийц».
— Надеюсь, что сегодня у вас будет куча информации
 — Я тоже надеюсь, что он напросился в гости не для того, чтобы объясняться в любви.
— О, я в этом уверен. По моим сведениям, он не любит женщин. Всё, я убегаю, до скорого! — отсалютовал Айк, переняв этот жест у знатных римлян, со свойственной ему ловкостью приноравливаться к новым людям, их обычаям и обстоятельствам.
Он исчез, прежде чем заинтригованная Любомила успела спросить его о смысле последней фразы. Марк и вправду не интересовался ничем, кроме решения государственных дел и своих личных замыслов, ведущих его довольно далеко. Тем не менее, он ходил вокруг да около не менее часа, прежде чем свернул на тему, открывающую его истинные намерения.
— Что вы думаете о нынешнем императоре? — спросил он.
— Я не интересуюсь политикой, которой так любят заниматься мужчины, — кокетливо ответила Любомила, и по выражению лица сенатора догадалась, что иного ответа Марк и не ожидал.
— Но Вы наверняка не будете против, если я, воспользовавшись вашей помощью, добьюсь достойной награды для Вас.
— Объясните, чем я могу оказаться полезной такому великому человеку как вы, — слегка польстила она сенатору, изображая живой интерес. Марк мысленно потер руки: «Эта женщина оказалась догадливей многих мужчин», — решил он и продолжил:
— Император слаб как правитель. В определённых кругах его правлением недовольны.
— В сенате?
— Ну… — замялся Марк, — да. Однако скажите, можете ли Вы проделать какой-нибудь из Ваших фокусов, чтобы заменить его совсем иной личностью?
— Смогу, если мне будет обеспечена безопасность, — прикидываясь испуганной этим предложением сенатора, ответила Любомила. — Когда нужно это сделать?
— Не спешите так, — улыбнулся Марк довольный тем, что так быстро подкупил странную фокусницу. — Когда настанет время, я сообщу о точной дате. Но об этом никто не должен догадаться, даже ваш слуга.
— Айк не слуга мне, а компаньон, — попыталась Любомила восстановить справедливость.
— Не вводите меня в заблуждение, — усмехнулся её собеседник. — Я видел, как он управлялся с мечами на арене.
Любомила удивилась его проницательности. Вчера Марк показался ей просто жадным до славы и власти заурядным гражданином своего отечества. Оказывается, он прекрасно разбирался в людях. Ей даже почудилось, что он знает значительно больше: например, кто она такая на самом деле. Быстро отогнав эту мысль, как ненужный страх, она решила сочинить какую-нибудь правдоподобную версию, объясняющую случившееся вчера на арене, но, не умея врать, запнулась и промолчала. Марк внимательно следил за её лицом, пытаясь разгадать тайну этой женщины, но был вынужден, в свою очередь, прервать свой замысел, натолкнувшись на ответный взгляд.
— Он больше помогает мне как организатор представлений, чем как артист, — нашла, наконец, нужные слова Любомила.
Правда возымела своё действие, и Марк согласно кивнул.
— Ну, хорошо, — подвёл он итог разговору. — Сегодня у меня намечена ещё одна важная встреча так, что я покину Вас. И давайте договоримся не приближаться больше друг к другу, до окончания задуманного нами. Так будет безопаснее. Дальнейшие ваши выступления я отменил, так что сидите себе сегодня дома.
Он сказал — задуманного нами, словно преступление задумала Любомила с ним, а не он с кем-то неизвестным. Сенатор, взяв Любомилу за руку, со звоном шлёпнул ей туда полный кошелёк.
— Это компенсация за сорванное представление.
— Но, почему? — вырвалось у Любомилы.
— Потому, что не хочу, чтобы ваши фокусы заинтересовали ещё кого-нибудь.
Отвернувшись, Марк проследовал к выходу и покинул дом. Любомила проводила его взглядом, с балкона второго этажа. Сенатор подошел к носилкам дожидающимся его неподалёку, но садиться внутрь не стал, а склонившись к невидимому ей собеседнику, что-то произнес. Любомила отчётливо видела, как шевелились его губы, хотя расстояние и не позволяло разобрать слова. Рабы подняли носилки и затрусили прочь, а Марк, бросив взгляд на её дом, проследовал пешком в противоположную сторону. Любомила вовремя отпрянула за занавески, догадавшись, что невольно подглядела какой-то секрет, не предназначенный для её глаз. Спустя пару часов появился Айк, весело что-то распевая.
— Твоя встреча прошла удачно? — спросила Любомила, ибо по неунывающему виду Айка, догадаться о чём-либо, наверняка, было невозможно.
— Никакой встречи не было, я её отменил, как только узнал о визите сенатора.
— Были какие-то причины?
— О, да. Я решил подстраховать вас, моя госпожа. А когда убедился, что хитрый лис не задумал какую-нибудь пакость вроде похищения, решил немного проследить, но не за Марком.
— С чего ты взял, что мне могла угрожать какая-то опасность?
— Разное поговаривают об этом человеке, — загадочно пояснил своё подозрение Айк. — Ну, так вот, я узнал следующее: в носилках находился кто-то, имеющий власть над самим сенатором, судя по почтению в голосе Марка, когда он разговаривал с неизвестным. Я топал до самого конца и увидел его лицо. Какая неожиданность!
— Это был император?
— Ха! Всего лишь хозяин задрипанного театра — Келикс!
— И что это означает? — начала Любомила с сомнением в голосе, но тут же осеклась. Глаза её расширились.
— Ты хочешь сказать…
— Да, именно это. В римской империи существует тайная власть. Ну а денежный приход этой тайной власти, для нас уже не секрет. Мы сами помогли им заработать чуток на их темные делишки. Эх, как мне много нужно еще постичь! Создать государство с гражданами, которые погрязли в пороках, расточаемых этой же властью с целью наживы. Да, воровской талант не пропьёшь.
— Страшнее, что это власть уходит корнями вглубь веков, — задумчиво договорила за него Любомила. — Мне это не нравится. Нам пора трогаться назад, мы выяснили вполне достаточно для первого раза.
— Нужно уточнить это, чтобы знать наверняка, — возразил Айк. — Пока это всего лишь догадка. Вечером состоится тайное собрание ложи.
— Чего, чего? — не поняла Любомила.
— За что купил, как говорится. Из подслушанного разговора, между Марком и его тайным «князем», я узнал, как они это называют.
— Как мы туда попадём?
— Я берусь выяснить, где будет проходить собрание, и как только узнаю, дело будет за вами, моя госпожа.
Айк отвесил церемонный поклон.
* * *
Зов пришел ровно в полночь. Любомила, уже уставшая ждать, облегчённо вздохнула. «Ну и странное время для начала собраний», — отметила она. — «Впрочем, для того, кто занимается тёмными делами, полночь — время суток самое подходящее». Сконцентрировавшись, что стоило ей в этом городе, наполненном страхом и насильственными смертями, немалых усилий, она совершила перенос. Айк был рядом и взял её за руку.
— Ступаем очень тихо, — шепотом предупредил он её.
— Постой, — так же шёпотом возразила Любомила. — Где мы?
— На крыше какого-то дома, подробнее не разглядел. Собрание уже началось, зрелище довольно привлекательное. Наш Келикс, как мы и предполагали, занимает почётное место, а сенатор — значительнее скромнее. Там идёт церемония приёма в членство этой странной компании нового соискателя золотых монет и власти. Мне кажется, они делают ошибку.
— Почему? — рассеянно спросила Любомила, осторожно переставляя ноги, чтобы не оступиться в темноте.
— Я мог бы оказаться им более полезным. Но об этом после, мы уже пришли.
Кованная железом дверь распахнулась с лёгким скрипом, и они услышали отдалённый бубнящий голос.
— Красиво поговорить они любят, — пояснил Айк. — Здесь ступени, ещё немного и мы на месте. Я обнаружил здесь прекрасное место, откуда всё видно.
Ответить Любомила не успела. Чьи-то руки обхватили её сзади за шею и повалили на спину. Рядом она услышала барахтанье и хрипы Айка, с которым, по всей видимости, проделывали то же самое. Нужно было срочно отступить, но нащупать его во мраке ей ни как не удавалось. Как быть? Совершать перенос одной? А если её товарищ не сможет повторить то же самое? Ей и то тяжело давались эти попытки здесь. Мокрая тряпка прижалась к лицу, затыкая ей на нос и рот, и тут же резкая боль пронзила лёгкие...
Перед глазами всё плыло, и в рассеянном свете возникло чьё-то размытое лицо.
— Как она? — произнёс повелительный голос.
— Через минуту будет в порядке, — послышался ответ.
С трудом осознав, что говорят о ней, Любомила сморгнула, и лицо стало четче. Это был Фебриус, о существовании которого она совсем позабыла.
— Проснулась? — поинтересовался Фебриус. — Ну, пойдём со мной, — предложил он, беря её за локоть. — Только без своих фокусов, а то твоего приятеля настигнет преждевременная смерть.
Тяжело переставляя, подкашивающиеся ноги, Любомила проследовала с Фебриусом по какому-то коридору. Распахнулась тяжёлая дверь, и он втолкнул её в набольшую полутёмную залу, озаряемую неверным светом свечей. Странная картина предстала её взору. На возвышении, лицом к длинным скамьям, заполненным людьми, восседал ни кто иной, как Келикс. В руках он держал огромный золотой наугольник, с узором внутри, изображающим глаз. Чуть пониже стоял стол, покрытый скатертью в чёрную и белую клетку, возле которого с трёх сторон сидели люди. Четвёртая сторона стола, обращенная к скамьям, пустовала. В одном из сидящих за столом, Любомила узнала Марка, остальные двое ей были неизвестны. Перед каждым из них лежал один из следующих инструментов: молоток, циркуль и кирка. Все молчали. Повинуясь повелительному жесту Келикса, она подошла ближе.
— Ты отлично всё спланировал, мастер, — произнёс Келикс. — Птичка благополучно залетела в клетку.
Голос его странным образом изменился; из заискивающего, каким он разговаривал в роли хозяина театра, он превратился в повелительно-надменный. Марк, слегка привстав, поклонился Келиксу, из чего Любомила поняла, что «мастер» это он. Не понимая этой игры заговорщиков, она молча ждала, ожидая пояснений, которые последовали незамедлительно.
— Гемма, или кто ты там на самом деле, выслушай! Твоя личина пала, и ты стоишь там, куда до тебя ещё никто из твоих дружков друидов не смог попасть.
«Друидов»? — подумала она, всё ещё медленно соображая после отравы, которую её вынудили вдохнуть. «Наверное, он хотел сказать — диурдов». Она уже хотела поправить Келикса, но не успела и рта раскрыть, как обвинение загремело вновь.
— Ты думала провести нас своими фокусами? Зря старалась! А впрочем, не зря. Вы «деревяшечники» хотели узнать, каким образом мы «каменщики» играем судьбами мира? Так и быть, ты узнаешь! Перед тобой шахматная доска, — и он указал рукой на стол.
Любомила вдруг поняла, что напоминала ей клетчатая скатерть. Только фигур на этой шахматной доске не было.
— Ищешь фигуры? — усмехнулся Келикс, догадавшись о ходе её мыслей. — А фигурой может стать любой, кто попадает в сферу нашего внимания. Вот только, играем этими фигурами мы. Они же, просто фигуры, безмозглые профаны, не более.
Одобрительные смешки пронеслись по длинным скамьям. Но стоило Марку бросить в ту сторону строгий взгляд, положив при этом руку на молоток, как смешки тут же стихли, а Келикс продолжил:
— Но ради такой высокой гостьи, мы можем поменять правила, в виде исключения. Вашей команде объявлен шах, спасти царя может лишь своевременная рокировка. Завтра на рассвете тебе придётся сделать этот ход.
— Я не знакома с вашими правилами игры, Келикс или кто ты там, — возразила Любомила, поняв неприкрытый намёк на ближайшую судьбу императора и возвратив той же монетой, неприличное обращение к ней главы ложи, в самом начале его монолога. — Кроме того, император не является моей командой.
Курчавая бородка Келикса вздёрнулась вверх, и взгляд стал неприятным, но тон он сменил, хотя смысл слов стал еще мрачнее.
— Не нужно было лезть, куда вас не звали, Гемма. Никто, познакомившись с нашими тайнами, не остаётся в живых, если он не наш. Лишь, в случае исполнения обязательств взятых вами на себя перед мастером Марком, я могу позволить себе сохранить вам и вашему слуге жизнь, при условии, что в дальнейшем вы научитесь играть в шахматы, причём на нашей стороне.
Теперь, когда все замыслы заговорщиков были открыты, Любомила поняла всю серьёзность их с Айком положения. Конечно, можно было помочь в смене императора, тем более что в результате этой замены вряд ли что-нибудь изменится: невидимые остальным шахматисты оплели своей паутиной все римское общество, а ниточки держали в руках. Но, с другой стороны, уступать грубой силе «черных» противоречило всем канонам диурдов. Уступи один раз, и все последующие твои поколения потеряют былую мощь предтечей на долгие годы. Такое положение вещей сохранится до тех пор, пока зло не будет многократно наказано твоими потомками, и чаша весов не перевесит этот некрасивый поступок продиктованный твоей личной трусостью.
— Не думаю, что вы поверите мне на слово. А что если я сейчас пообещаю сотрудничество, а впоследствии предам вас? — осторожно произнесла Любомила.
— Не сомневайтесь, — спокойно возразил Келикс. — Вы будете не первая среди друидов, кто так думает поначалу, а потом и не вспоминает о неприятном моменте в своей жизни. Выгода, полученная вами от этого шага, превысит все сомнения относительно верности сделанного выбора. Взамен вы обретёте бессмертие!
Наглая ложь, прозвучала в устах этого человека, как величайшее откровение. Похоже было, что он верил в него сам. Приходилось понадеяться на удачу, а пока играть по правилам малознакомой игры этого гроссмейстера.
— Я согласна, — произнесла Любомила. Впервые в жизни соврав и не почувствовав ни малейших угрызений совести. Впрочем, Келикс, похоже, не поверил, хотя не подал и виду.
— Не пожалеете, — заключил он, кивая головой в сторону двери, откуда, тут же появился Фебриус, чтобы проводить её из залы.
Комнатка, куда её привели, имела койку, крепкую дверь и замок, но не имела окна. Кроме того, за дверью слышались шаги охранника, неустанно топающего взад вперёд. Дисциплина здесь была железная, пожалуй даже покрепче той, которой славились легионеры империи. Осознав это, Любомила стала прикидывать, где мог находиться сейчас Айк. Мысль о том, что его могли просто убить, она отметала, не без основания предполагая, заинтересованность в них обоих этой команды «каменщиков», как они себя называли.
«Но почему он тогда не послал до сих пор зов»? — в сотый раз спрашивала себя Любомила. — «Скорей всего они держат его до сих пор без сознания! А значит не всё потеряно. Как только он очнётся, а сделает он это рано или поздно, то он совершит перенос подальше отсюда и пошлёт мне зов. Мне останется просто присоединиться к нему. Он должен справиться с этим во что бы то ни стало, как бы ему не было трудно. Одна надежда, что он справится».
Время шло, а ничего не происходило. Рассудив, что после бессонной ночи силы её будут ослаблены, она решила прилечь на неудобную постель и немного отдохнуть. Глаза сами собой закрылись, и она погрузилась в тяжёлый сон без сновидений. Утро не принесло ничего нового: ни Айка, ни зова от него. Её вывели во двор здания и предложили сесть в носилки. Прежде чем она успела спросить своих конвоиров, куда они направляются, носилки подняли и понесли. Кожаные занавески были завязаны снаружи, чтобы нельзя было увидеть ни её внутри носилок, ни ей разглядеть улицу. По шуму толпы, усиливающемуся с каждым шагом, Любомила догадалась: они приближаются к какому-то общественному месту. Когда носилки остановились, и ей было предложено выйти, она не удивилась, увидев знакомую громаду Колизея. Сопутствующая ему тёмная энергия, наполненная ощущениями пролитой крови и множеством смертей, безошибочно предупредила её. Худшего места для каких-либо действий с применением парапсихических сил диурда придумать было нельзя. «Каменщики» этого, конечно, не знали, а ей объяснять это им было не к чему.
— Вот мы и на месте, — сообщил Келикс, распахивая занавески и приглашая выходить. — Любимое место императора. Здесь он получает удовольствие от созерцания сражений гладиаторов, поскольку увидеть настоящие сражения ему не позволяют «смелость» и вечная занятость бездарным управлением нашей Великой империей.
Любомила не отзывалась, делая вид, что разглядывает помещение, где она оказалась, одновременно предпринимая очередную безуспешную попытку связаться с Айком.
А Айк как раз делал то, чего от него безнадёжно ждала Любомила: он пытался послать зов. Это ему никак не удавалось. Он не был настолько опытен в пользовании парапсихической силой, как его «госпожа». Ночь проведённая в бессознательном состоянии, воздействие одуряющего снадобья и мрачная энергетика Колизея сделали своё дело. Теперь он даже не мог избавиться от пут, стягивающих его руки, а думать о применении парапсихических сил вообще не приходилось.
Когда первые лучики солнца робко заглянули в окошко, находящееся под самым потолком и осветили его тюрьму, Айк впервые осознал насколько плохи его дела. Он находился в стальной клетке, помещённой в большом полуподвале, имеющей два выхода. Оба сейчас были на запоре. Как догадался Айк, первый вёл на ту самую арену, где он недавно располовинил льва. Что касалось второго выхода, то он перекрывал проход в соседнюю клетку, из которой время от времени доносился мощный храп и сладкое посапывание огромного гривастого льва, точной копии вчерашнего. Первый выход открывался снаружи, а второй поднятием решётки, с помощью верёвки пропущенной через блок, висящий под самым потолком. Свободный конец верёвки был сейчас привязан к клетке и ждал палача. И палач, конечно же, явился.
Личность в доспехах показалась отдалённо знакомой. Борясь с головокружением Айк встал с каменного пола и, приглядевшись внимательнее, узнал в мускулистом воине уже не молодого вида, того самого непобедимого гладиатора, который наполнял карманы Марка и других болельщиков золотом, и прозванного ими Дикий Горец. На Айка уставились не ведающие жалости стальные глаза. «Ну, вот: палач у меня уже есть», — подумал он, прикидывая, чем можно подкупить этого убийцу.
— Дернешь за верёвочку сразу, или сразишься со мной? — невинным голосом полюбопытствовал Айк, поглядывая искоса на льва в соседней клетке, который разбуженный его голосом, открыл один глаз и лениво зевнул.
Ответа не последовало. Дикий Горец внимательно изучал его, видимо немного опешив от подобной наглости. Наконец, когда Айк потерял всякую надежду получить ответ, прозвучал его голос, сильно не вязавшийся с личиной хозяина, так же, как и смысл фразы. Голос был звонкий и музыкально-сильный, без всякой примеси в нём угрозы или злобы.
— Не спеши умереть, может быть, твоя жизнь нужна богам больше, чем моя.
Не зная, как понимать этот странный ответ, Айк молча таращил глаза, а Дикий Горец продолжал:
— Келикс сам решит: вытолкать тебя на арену без оружия или скормить льву. Решение будет сообщено мне с минуту на минуту.
Айк открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но Дикий Горец опередил его.
— Не перебивай, у нас мало времени. Произойдёт так как я сказал, если твоя хозяйка не совершит подмену императора на одного из наших «мастеров» в ближайшие пять минут или хотя бы заменит его разум разумом другого человека. Но поскольку на этом проклятом месте силы её для этого недостаточно, а помимо того, я уверен, она этого и делать не будет, то…
Дикий Горец улыбнулся одними губами. Странная это была улыбка: не было в ней ни радости, ни издёвки.
— Погоди, погоди, — непонимающе вертя головой, выдавил из себя Айк. — Откуда ты знаешь, про это место?
— Мой отец был друидом, — прозвучал странный ответ.
— Ну а мой — вором, и что с того?
— Я совершил преступление против своих убеждений, иначе бы я здесь не был. Но о ваших, якобы фокусах, знаю достаточно.
— А я бы с удовольствием вернулся к любимому занятию своего папочки и немного разгрузил подвалы вашего главного ворюги.
В глазах Дикого Горца промелькнул отблеск смеха.
— А ты мне нравишься. Пожалуй, я не стану убивать тебя на арене, если решение Келикса будет таким.
— Слушай! Помоги, а… — вырвалось у Айка. — Я что-то сегодня не в форме.
— Там будет видно, — выдавил после очередного долгого изучения личности Айка Дикий Горец.
В эту минуту рядом с клеткой возник Келикс, переводя подозрительный взгляд с одного на другого. Повернувшись к Айку, гроссмейстер ложи произнёс:
— Твоя хозяйка, так же как и ты, почему-то не в форме сегодня. Это был её шанс спасти вас обоих. Но, я дам тебе ещё один.
— Какой? — спросил Айк.
— Выводи его на арену! — вместо ответа приказал Келикс Дикому Горцу, и тот понял, что настал его черёд сослужить обычную для него службу, какой бы она не казалась неприятной ему. Отворяя ворота, он вручил Айку меч и шепнул:
— Делай вид, что защищаешься. Если сможешь что-нибудь придумать, дай знак.
Айк кивнул, вертя в руках оружие. Восторженные крики трибун приветствовали любимца публики и отовсюду понеслись советы, как лучше ему убить Айка, чтобы доставить им наивысшее блаженство от этого зрелища. После того как Дикий Горец выкрикнул обычное приветствие гладиаторов, поединок начался. Зазвенела сталь клинков, и бывший воришка, не имевший понятие о правилах фехтования, вовсю замахал перед собой мечём. Дикому Горцу приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы удерживать свою руку от смертельных выпадов, возможности нанести которых ему предоставлялось Айком с избытком. Так долго продолжаться не могло, поскольку даже зрители стали ворчать, угадывая, что-то неладное.
— Ты придумал что-нибудь? — прошипел ему в лицо Дикий Горец, со звоном скрещивая свой меч с его мечом и делая вид, что не может оттолкнуть Айка, едва достающего головой ему до шеи.
— Скоро придумаю, — в тон ему прошипел Айк.
— Думай скорее, иначе нас просто велят начинить стрелами.
Но раньше придумал Келикс. Боясь оскандалиться с одним поддельным гладиатором, а другим взбунтовавшимся, он выпустил на арену окончательно проснувшегося льва, уже немного голодного и разозлённого тупыми стрелами ударяющими ему в шкуру, которыми щедро выпроваживали его на охоту лучники, стоящие у края трибун. Лев увидел свои жертвы и вперевалку бросился вперёд. Сзади, у самых ворот, из которых недавно выпустили Айка, а теперь льва, потирая руки, стоял сам Келикс, с ядовитой ухмылкой змеи, наблюдая за дальнейшими событиями.
— Придумал, — выдохнул простимулированый усугубившимися событиями Айк. Чрезмерное количество адреналина оказало своё действие. Айку удалось на миг отрешиться от происходящего и послать зов Любомиле. Она возникла спустя секунду, слегка растрёпанная и задыхающаяся, с ярким румянцем на щеках.
— Долго же ты тянул с этим, — успела сделать она выговор. После чего протянула руки в стороны. Возникло голубое свечение защитного поля, которое отбросило рычащего от ярости льва
— Я долго не смогу удерживать поле, — предупредила она, бросив взгляд на Дикого Горца. — Двигаемся к укрытию. А ты тот, о ком упоминал вчера самодовольно Келикс?
— Вы быстро догадались обо всём, — подтвердил он, первым устремляясь к воротам из которых появился лев, и возле которых всё ещё стоял, готовый провалиться от злости Келикс. Трибуны затихли, предвкушая необычное зрелище, свидетелями которого им посчастливилось сделаться сегодня — в третий день праздника города.
— Только всё это напрасно, нас теперь не выпустят с арены живыми, — добавил он уже на ходу, тревожно поглядывая на лучников.
— Выдадим всё происходящее за представление, тогда, может быть, уцелеем, — предложил скороговоркой Айк, едва поспевая за размашисто шагавшим Диким Горцем.
— Что ты задумал!? — выкрикнула Любомила, короткими выпадами внушения отгоняя льва и замыкая шествие.
— А то же самое, что и в прошлый раз, — буркнул Айк.
Произошедшее, повергло в шок не только бесчисленных зрителей, но и саму Любомилу. Как позже выяснилось, эта шутка Айка отразилась на части древней истории планеты, добавив необъяснимых загадок последующим поколениям людей. Рев льва сменился вдруг жалобным человеческим воплем, пытающимся что-то сказать. Зрелище показалось пугающим и самому Айку: человек с головой льва! Львиная голова рычала и скалилась на них, преграждая им путь, но тело, в котором смутно угадывалось тело принадлежавшее недавно великому гроссмейстеру, пыталось руками ощупать свою шевелюру, непонятным образом увеличившуюся в объёме и сделавшуюся из чёрной — рыжей.
— Таким ты не понравишься ни кому, — заключил своим звонким голосом Дикий Горец, сильным взмахом отсекая голову чудовищу.
— Давайте, поскорее раскланяемся публике и исчезнем, — поторопил друзей Айк. — Они получили сегодня за свои деньги массу удовольствия. Мы поработали на славу, не стоит перетруждаться.
— Куда ты отправил вторую ипостась этого существа? — упавшим голосом спросила Любомила.
— Куда-то в далёкое прошлое, кажется в Египет.
— Почему именно в Египет?
— Он говорил мне, что его предок давным-давно правил Египтом. Пусть хоть напоследок посетит свою прародину и поживёт там, пока какой-нибудь охотник не сделает из него чучело.
* * *
Дорога уводила всё дальше и дальше от Рима. Оба: и Любомила и даже Айк признавались себе, что этот город, с его растлевающей красотой и страхами, таящимися по изнаночную сторону столичной жизни, изрядно поднадоели за минувшую неделю. Слева к дороге подступил лесок, и все, не сговариваясь, дружно устремились в его тенистую прохладу. Бывший гладиатор, вызвавшийся быть провожатым, взял коней спешившихся друзей под уздцы и отвел подальше в лес.
— Куда же вы теперь? — спросил он вернувшись.
— Глава нашей экспедиции — она, — кивнул Айк на Любомилу, с наслаждением усаживаясь прямо на землю и вытягивая ноги.
Дикий Горец перевёл выжидательный взгляд на неё и, не скрывая восхищения, произнёс:
— Ваше имя не местное. Оно скорее пришло к вам из северных мест.
Она с интересом воззрилась на говорившего.
— Там тоже Римская империя?
— О, нет. Туда они пока не смогли дотянуть свои жадные руки. Там моя родина. Мы всегда успешно отражали их немногочисленные набеги.
— Как же называется ваше государство?
— У нас нет государства в общеизвестном понимании этого слова. Мы живём семьями, дружим друг с другом и когда возникает необходимость — объединяемся, чтобы принять бой и спровадить незваных гостей, пришедших на наши земли с мечом. У нас каждый одновременно и пахарь и воин, сеятель жизни и защитник её, лишь самые мудрые из старцев избираются нами, для принятия важных решений, касающихся всего нашего рода — потомков великого Ария.
— Как тебя зовут по настоящему? — спросил Айк.
— Имя, данное мне при рождении — Русислав. В честь народов населяющих наши свободные земли. Русами зовут нас наши соседи.
— Расскажи о себе, — попросила Любомила, устраиваясь поудобнее. — Что за судьба привела тебя в Рим, и как могло случиться, что ты до сих пор не пожелал вернуться к своим.
Русислав поглядел на неё затуманенным взором и отвернулся. Он молчал, но его никто не торопил, понимая, что он просто переживает давно канувшие в забвение памяти годы.
— А рассказывать особенно нечего, — начал он. — Я со своим отрядом, уводил римский легион прочь от нашей деревни. Три дня мы кружили их по нехоженым лесным тропам, иногда подпуская поближе их разведчиков, так, чтобы они не потеряли надежды. Когда дело было сделано и можно было смело возвращаться домой, меня что-то дёрнуло совершить вылазку в их стан, расположившийся в ту ночь неподалёку. Глупое желание прославить себя не давало мне покоя. Я хотел захватить их полководца в плен. Но я недооценил бдительность римлян: в плен угодил я. Когда я уже подкрался к его палатке, поднялась тревога. В завязавшейся схватке я многих из них ранил и обезоружил, но на меня набросили сеть и повалили наземь. Римляне были очень разозлены, своей неудачей. Они надеялись в том походе овладеть новыми богатствами и присоединить к империи ещё одну провинцию, но не нашли ни земли на которую покушались, ни подданных для своей империи: они окончательно заблудились. Выместив на мне и еще кучке русов, попавшим к ним в плен до меня, свою злобу, обработав плетьми до полубессознательного состояния, они направились на запад и вскоре вышли к берегам большой реки. Двигаясь вниз по её течению, армада римлян вернулась к известным им землям и в первом же торговом городишке избавилась от нас, продав работорговцам. Таким образом, они хоть частично надеялись погасить свои затраты в этом бесславном походе. Дальнейшая судьба этого войска римлян мне долго была неизвестна. Возможно они не желая возвращаться с пустыми руками, чтоб избежать насмешек, совершили сразу же ещё один рейд. Скорее всего так и было, потому, что значительно позже, много лет спустя, я встретил на арене одного гладиатора, такого же раба, как и я. Он оказался участником того самого похода, захваченный в бою гуннами вскоре после моей продажи. Гунны его продали тем же самым работорговцам, к которым угодил я, до него. Таким образом, всех римлян того злосчастного нашествия, постигла одна и та же участь. Я с превеликим удовольствием заколол его на следующий день на арене.
Слушая этот рассказ, Айк невольно ёжился, а Любомила, про себя, сокрушалась человеческой глупости.
— Сбежать из рабства сложно, — продолжал Русислав. — Да и не к чему мне стало это со временем. Империя охватила своими законами уже пол мира. Беглого раба ждёт клеймо на лбу и новое рабство. А в цирке, куда я попал, будучи рабом Келикса, я нашёл себе занятие. Я убивал таких же, как тот римлянин, попавших в рабы из свободных людей в результате своей собственной жажды быть убийцами и завоевателями, служа прежде в римских легионах. Я воздавал им по справедливости, у меня лучше получалось убивать их, чем у них меня. Наверное, мне помогали древние боги русов, пришедшие когда-то на землю со звёзд, а может быть овладел тёмной энергией, помогающей убивать. Встречались среди собратьев и такие, кто попал в рабство после неудачной попытки защитить своё отечество от римлян. Таких я по возможности щадил. Те, кто получил свободу, но остался на арене зарабатывать деньги, моей жалости не ведали.
Русислав прервался на время, что-то вспоминая. Лоб его при этом морщился, а глаза стали совсем холодными, как лёд.
— Однажды Келикс сказал мне: если помогу ему, я получу свободу. Я согласился не раздумывая. Нужно было всего лишь убить какого-то знатного римлянина. Я в тайне ненавидел их всех, и я не видел разницы между теми, кто сражается на арене и теми, кто наблюдает за ними со стороны. Мне дали маршрут по которому должен был следовать этот человек. Перебить охрану и перерезать горло сенатору, (а этот человек был сенатором), мне не составило большого труда. Одним сенатором больше, одним меньше. Я даже не почувствовал угрызений совести. Вскоре Келикс сдержал своё обещание. Он выписал мне документ, удостоверяющий любого, что я свободный гражданин Рима. Теперь я был свободен и мог спокойно возвращаться на родину, давно позабывшую своего сына. Перед расставанием он поблагодарил меня ещё раз и сказал, что я спас Римскую империю от потери такого величайшего зрелища, как бои гладиаторов. Убитый мною человек, своими выступлениями в сенате, почти уже убедил всех, что гладиаторские бои позорят римское общество и разлагают его, ведя к неизбежному упадку. Я никуда не уехал из Рима, а погрузился в пьянство. Я не знал, что мне делать. Своими руками я продлил страшнейшее наказание — позорную смерть на арене, отдалив её прекращение на неопределённый срок. Деньги полученные за этот поступок следовало бы выкинуть, но я прогуливал их в компании развесёлых дружков, которых ко мене прилипало, как грязи. Один из них проявил особую заботу обо мне и предложил вступить в тайную организацию, которая ставит своей целью свергнуть правительство империи. Я согласился, надеясь хоть таким способом загладить свою ошибку. Почти год минул, как я посетил первое собрание этой тайной организации. Но никаких реальных дел не было. Вместо этого я был устроен своими «братьями», как они называли друг друга, в одну баню и мне платили приличные деньги за эту отвратительную работу. Когда мне всё опостылело и я уже готов был наложить на себя руки, вдруг в бане ко мне подошёл мой бывший хозяин — Келикс. Короче говоря, компания «братьев» всё это время проверяла меня, по указке самого Келикса, который и оказался главой этой тайной ложи. Вот тут мне и расхотелось умирать. Мне захотелось докопаться до сути всей их проклятой деятельности и отомстить разом всем за своё падение. Пока я ещё не вник, то решил вернуться опять на арену, тем более что Келикс был этому только рад. Он ещё и зарабатывал на мне, в качестве моего представителя, а так же заключая на меня пари. А я, вновь рискуя жизнью, искупал свою ошибку перед людьми и богами. Вернуться домой я не мог, свершённое преступление легло тяжким позором на меня. К тому же прошло почти пятнадцать лет. Моя невеста, считая меня погибшим, давно уже вышла замуж и растила двоих сыновей. Узнал я это от своего земляка, так же случайно как и я, оказавшемся в логове врага. Я ему помог, выкупив его и даровав свободу. Хотя бы он вернётся обратно и передаст обо мне весточку. К сожалению, в своих исследованиях тайн ложи, я не продвинулся почти ни на шаг. То ли мне по-прежнему не доверяли, то ли те, с кем я общался, сами не ведали планов Келикса. Когда я увидел, как схватили вас и притащили на собрание ложи, я понял, что спасение вас — это и есть единственный смысл моей жизни.
— А теперь расскажите мне вы: кто вы и откуда, в какой чудесной стране ещё сохранились такие могущественные люди? Айк первым откликнулся на этот вопрос, зная неуважение Любомилы к всякого рода вранью. Осознавая, что Русислав заслуживает правды, он всё же решил повременить с этим.
— Мы с той стороны, — указал он пальцем через плечо.
— Там, куда ты указал, север и моя родина, — не моргнув глазом, возразил Русислав.
— Но вы не очень похожи на русов.
— Мы раньше жили там, — принялся выкручиваться Айк. — потом нас долго не было, а когда вернулись… Бац! Угодили в самое пекло.
— Не хотите говорить, ваше право, — не подав виду, что он обижен, ответил гладиатор. — Я бы, на вашем месте, тоже не сказал первому встречному, откуда я и где моя родня.
— Именно по этому! — согласился Айк, заговорщицки подмигивая Русиславу. — Я рад, что ты понимаешь. Просто ты упомянул, что ты из друидов, а кто такие друиды не сказал.
— Ах, это... — задумчиво протянул Русислав. У меня перестало получаться что-либо двадцать лет назад, когда я только вступил в Рим. Сила наша связанна с богами леса, богами ветра, воды и огня, земли и солнца. В Риме я оказался отрезан от своих богов. Тут, Любомила игнорируя, предостерегающие взгляды Айка, вступила в разговор.
— Попробуй сейчас. Рим остался далеко, и здесь нет каменных громад полных народу. Кругом только деревья. Послушай, как ветер шумит, играя их кронами, журчит ручей и солнышко пригревает кожу.
Глаза Русислава широко открылись, и он удивлённо, словно видел это в первый раз, обвёл взглядом окружающее их пространство. На ветке чирикал воробей, Росислав протянул руку и воробышек, вспорхнув ему на ладонь, принялся пить воду, непонятно как оказавшуюся там. После, прочирикав прощаясь, взлетел. Русислав засмеялся как ребёнок. Вид его не вязался с тем суровым обликом безжалостного гладиатора, к которому привыкли все болельщики-зеваки Рима и близлежащих провинций. Он, всё ещё смеясь, поднял руки вверх, растопырив пальцы, и с ясного неба хлынул весёлый дождичек. Переглянувшись Айк с Любомилой весело расхохотались, присоединяясь к счастливому Русиславу, а Айк не удовлетворившись этим, принялся ещё отплясывать.
— Чудо свершилось, — воскликнул посерьёзнев Русислав. — Вот оказывается в чём крылась причина моей неудачи!
— Почему же ты не смог убежать от римлян, когда они везли тебя в неволю? — спросил Айк.
— Ну, знаешь! То, что возможно вам двоим, мне недоступно. Подобное умели делать наши предки, а моё поколение лишено даже моих умений. Я и мой отец — единственные люди, владеющие искусством друидов в нашей деревне. Таких сейчас мало и мы рассеяны по свету.
Теперь настала очередь удивиться Любомиле. Но почему так произошло, она спрашивать не стала, да и сомнительно знал ли Русислав сам это. Несомненно было одно: диурды год за годом теряли свои позиции, проигрывая «чёрным». Одно подозрение на этот счёт у неё возникло, и она решила проверить его.
— Вы сами решили переиначить название своего племени? Мы, например, называем себя диурдами, а не наоборот, как почему-то принято у вас.
— Сколько я себя помню, наш народ нас всегда называл волхвами. Слово друиды придумано для нас иноплеменниками, принёсших другие языки из дальних стран, не понимающими природу нашей силы и завидующим нам. Означает оно, что-то вроде — другие боги, то есть — не такие как они, не люди. Для русичей, волхв — хранитель древней мудрости, знаний о богах. Волхвам силу дают боги, ещё со времён Атлантов так было. А пришлые давно утратили связь с богами, вот и не понимают ничего, а только всего боятся.
— А кто такие Атланты? — уточнила Любомила, заинтригованная словами Русислава.
— О-о, вы не знаете, кто такие Атланты? — Русислав оживился, почувствовав себя вновь учителям, делящимся сокровенными знаниями. — Это очень древние существа, когда-то населявшие нашу планету. Согласно поверьям, именно они создали богиню Ладу, Сварога и всех прочих богов, которые…
Любомила в отчаянии замотала головой из стороны в сторону, пытаясь остановить эту лекцию, перемешивающую, все события и путая следствия с причинами местами. Что касалось Айка, то он, сделав круглые глаза, сидел подперев голову руками и слушал, пытаясь как-то согласовать рассказываемое Русиславом с тем, что он узнал от диурдов и монгов. Заметив реакцию своих слушателей, бывший гладиатор смешался, лишь добавив напоследок:
— Атланты погибли в результате планетарной катастрофы, оставив для нас богов созданных ими. Что-то не так?
— Ты говорил, что ваши предки пришли со звёзд, — начал Айк. — При чём тогда Атланты?
— Атланты, первоначально и пришли со звёзд.
— А откуда тогда, по-вашему, пришли предки Египтян? — уловив слабину в объяснениях Русислава, задал коварный вопрос с ухмылкой Айк.
— Погоди, Айк, — прервала его Любомила. — То, что сейчас нам рассказал наш новый друг, наталкивает на очень серьёзные размышления. — И повернувшись к Русиславу спросила: — Куда же ты теперь?
— Я ещё не думал над этим вопросом, — ответил тот. — Всё вдруг пошло так стремительно. — Помолчав, он произнёс: — наверное, мне всё же следует вернуться к своим. Отец уже очень стар, мне нужно бы его заменить. Как странно, что я вспомнил об этом только сейчас.
— Твоё решение совершенно верное, — похвалила Любомила. — Только постарайся понять: энергии, которые вы называете богами, не просто созданы предками, они сами являются неотъемлемой частью их душ. Тебе наверное будет очень обидно, если потомки предадут тебя забвению, тем самым, ослабляя себя.
Лицо Русислава, словно зеркало, отражало мысли, стремительно бегущие в его голове. Наконец, найдя словам Любомилы объяснение, показавшееся ему самым логичным, он воскликнул:
— Так вы и есть наши боги!? И вы пришли к нам из созвездия Большой Медведицы? Значит пророчество верно?
— Нет, это на то, на чём следует заострять внимание, — совсем огорчившись, что её пояснение оказалось столь запутанным, возразила Любомила.
Пока она думала, Русислав и Айк, затаив дыхание, не отрывали от неё своих взглядов, ожидая ответа.
— Знаешь Русислав! Думаю, тебе следует немного подучиться и восполнить пробелы в истории, чтобы лучше нести свет знаний людям.
— Я согласен, — взволнованно вымолвил он. — Когда начнём?
— Скоро. Дай свою руку!
— Наконец-то! Я уж решил, что ты, хозяйка, совсем позабыла о своём Элексе и о том, что мне бы тоже не помешало восполнить кое-какие пробелы на досуге, — воскликнул довольный Айк.

глава 3

Сто веков во мгле таились злые Дети Сатаны,
Со своей родной планеты были прочь удалены.
Уничтожив кущи Рая, уничтожив дивный сад,
Изменили мир до дрожи, низвергая прямо в Ад.

Весь путь к Ориону, Элекс почти не покидал рубки. Не только картина звездных узоров манила его сюда, он дивился сложной аппаратуре, с которой пилоты были на короткой ноге. Осознание того, что ему это когда-то было знакомо, мало чем помогало. Странно, но всё что касалось техники, не желало всплывать в памяти, как это происходило, когда ему нужно было вспомнить что-нибудь из прежних знаний. Вот звёзды, они были ему знакомы. Наверное, потому, что Элекс всегда любил наблюдать ночное небо. Сейчас на экранах корабля светящихся точек было значительно больше. Но, несмотря на пройденный путь, изменивший созвездия, несмотря на то, что теперь он наблюдал их в совершенно другом ракурсе, он узнавал их. Стрелец, Лебедь, Орион, Волопас, перечислял их Элекс, отыскивая новые и новые узоры в пространстве.
Вспомнилось космическое путешествие Нима и Озии. Это были его воспоминания, но сейчас, когда он подумал о прежнем своём воплощении в третьем лице, стало казаться, будто бы это было с совершенно другим человеком. «Да, так оно и было», — рассуждал он. — «Всё что ушло назад в прошлое — произошло с моим предком, передавшим мне свои знания сквозь пространство и бесконечность, не имеющую времени. На этих знаниях, позволяющих выйти за пределы материальной плоскости, находящуюся в оковах времени, и зиждется сила диурда. Знания, собранные по крупицам монгами и народами Лады, увязаны в единую систему. А если отбросить время в сторону и посмотреть с точки зрения бесконечности, то эта система знаний создана одними и теми же людьми. Как это увлекательно и как это чудесно — создавать новые миры. Загадка Создателя и высшая его награда человеку состоит в том, что познать эти миры и насладиться ими можно, только находясь в прямолинейно текущем времени, то есть, это дано только человеку и только пока он жив». Вспомнились строки древних стихов, звучавшие когда-то из уст его предтечи и пришедшие сейчас откуда-то из бездонных глубин памяти: … Нам не понять эту странную тайну, кто вас заставил гореть сквозь века? Целую вечность, сквозь бесконечность, и не сгорать до конца никогда… … Словно осколки души бесконечности, вечно в пути и покоя вам нет…
Сейчас, он понимал смысл этих строк. Понимал, кто и что заставляет гореть звёзды сквозь века, понимал, почему неизвестный поэт сравнивает жизнь звёзд с бесконечностью. От этого становилось немного жутковато и грустно. Теперь для него эти, да и любые другие стихи не будут звучать как прежде, волнуя и зачаровывая своей загадочностью. «Именно мы, мы сами и создаём жизнь, зажигаем звёзды и заставляем их гореть! Увы, старый монг предупреждал о цене бессмертия. И даже если б я знал все последствия, отказался бы я от своей любви?» — вопрос заданный самому себе, в ответе не нуждался.
— Конечно, нет! — вслух произнёс Элекс, вынудив Цепкуса опасливо покоситься на него. — Извините, мысли в слух, — добавил он.
— Да, да. Я Вас понимаю, — согласился глава Совета. — Признаться, меня тоже последнее время гнетут мрачные мысли. Но ничего, уже сегодня мы будем на Оранжевой и займемся делом.
Элекс собиравшийся уже пояснить, что не предстоящее расследование беспокоит его, уловил мысли Цепкуса, закрыл рот и выжидающе поглядел на него.
— Что? — заёрзал под пытливым взглядом диурда глава совета.
Элекс не отводил взгляда, вынуждая Цепкуса нервничать и чувствовать себя так, как чувствует себя перед преподавателем ученик не выучивший урок.
— Зачем же Вы таите в себе то, что всплывёт рано или поздно? — спросил Элекс.
Цепкус удивлённо сморгнул и отмёл в сторону промелькнувшую мысль о том, что его моложаво выглядящему спутнику откуда-то всё известно. Он попытался уйти от прямого ответа, но взгляд Элекса приковал его. Не вполне отдавая себе отчёт зачем он повинуется этому взгляду, Цепкус заговорил извиняющемся тоном:
— Членами Совета решено не посвящать никого из посторонних в эти события, которые, может быть, не имеют никакого отношения к нашей с вами миссии. Но поскольку от Вас Элекс, ни чего не скрыть, так и быть, я нарушу своё обещание.
Элекс соглашаясь, опустил глаза вниз и приготовился услышать о каких-то событиях, произошедших на Оранжевой и до сих пор гнетущих Цепкуса. Не хотелось бы, вместо того чтобы сотрудничать, заниматься подслушиванием мыслей людей, обратившихся к нему за помощью. Единственное, что он смог себе позволить, это внушить главе совета, большее расположение его к себе. Цепкус, с присущей ему проницательностью уловил это воздействие, но не обиделся, оценив деликатность своего могущественного помощника.
— Поступим так, — начал он. — Властью данной мне народом Оранжевой, я временно ввожу Вас Элекс, в члены Совета Жрецов Содружества Пяти Планет, как представителя Кил-рака, который сейчас всё равно отсутствует в реальном времени, — последние слова Цепкус произносил с некоторым принуждением, не понимая до конца этого явления. — Как действительному члену Совета я могу сообщать всё, без утайки.
По лицу Цепкуса было видно, что он доволен своей удачной мыслью. Элекс удовлетворённо кивнул и приготовился выслушать новые сведения, могущие пролить свет на таинственное происшествие, вынудившее его сейчас совершать этот перелёт.
— Примерно за год до находки в дальнем космосе, — начал Цепкус, — произошло одно из ряда вон выходящее событие.
— Убийство? — спросил Элекс. — Об этом была ваша тревога?
— Да. Вы правильно догадались о моих мыслях. Тревогу вызывает тот факт, что подобного не случалось на планетах Содружества очень давно. Мы избавились от пороков прошлого больше тысячи лет назад. Но это не всё. Убито семеро детей, не достигших совершеннолетия, и произошло всё это в одну и ту же ночь.
— Убийца, конечно, не был найден?
— Почему Вы решили, что это сделал один и тот же человек? Это произошло в разных местах планеты, ни погибшие, ни их родители даже не были знакомы друг с другом. Мы так же не знаем, кого подозревать.
— Это всё ужасно! — невольно вырвалось у Элекса. — Мне теперь понятна Ваша тревога.
— Конечно, среди ныне живущих нет никого, кто способен был бы провести тщательное профессиональное расследование. Подобные специалисты, как Вы понимаете нам без надобности. Мне пришлось взять это бремя на себя. Записи о том, как это делалось раньше, сохранились, но, к сожалению, выяснить так ничего и не удалось. У данных преступлений отсутствует главный фактор — мотив, или я его не нахожу.
— Каким образом были убиты эти дети? — Побелев от сдерживаемой ярости, спросил Элекс.
 — У них была выпущена вся кровь.
Глаза Цепкуса встретились с глазами Элекса, расширившимися от изумления.
— Я очень надеюсь, что нам вместе удастся докопаться до истины, — просительно произнёс Цепкус.
— Я в этом так же уверен, как и в том, что неизвестная спасательная капсула была не первым космическим аппаратом неизвестного происхождения, спустившимся на вашу планету.
— Вы думаете здесь есть связь? — прошептал Цепкус.
— Она очевидна. Отсутствие видимых мотивов, указывает на то, что мы имеем дело не с людьми, в нашем понимании этого слова.
* * *
Огромный сияющий шар солнца, всплывающий над горизонтом и разливающий по округе своё розовое сияние не смог надолго привлечь внимание Элекса, для любования красотами просто не было времени. Перелёт из конца в конец галактики и без того занял больше недели. Сейчас, после вынужденного бездействия, он хотел наверстать упущенное. Незнакомая планета не позволяла пока пользоваться своим умением, перемещаться мгновенно, но аппараты передвигающиеся по воздуху, были достаточно быстрыми. Вместе с Цепкусом, который взялся быть провожатым, они отправились на встречу с семьями погибших.
Небольшой домик, примостившийся у подножия крутого склона холма, вписывался в окружающую местность, как и все остальные постройки встреченные Элексом на Оранжевой раньше. На тропинке, ведущей от площадки для прибывающих антигравов, к входу в дом их встретила молодая женщина, мама одного из семи. Поздоровавшись, она назвалась Леймой и пригласила их за собою в дом. Это была уже третья семья. Расспросы первых двух не дали ничего нового. Ни родители, ни их ближайшие соседи не заметили перед происшествием никого постороннего в округе. Удивительным было и то, что места преступления фактически не было найдено, погибшие были обнаружены лишь на следующее утро, где-нибудь поблизости от дома. Стандартные вопросы задаваемые Цепкусом сопровождались не менее стандартными ответами. Всё это нагоняло тоску на Элекса.
— А где сейчас Ваш муж, Лейма? — спросил он, ожидая услышать такой же стандартный ответ, что он, дескать, на работе.
— Лейм в саду, — последовал нестандартный ответ матери, заставивший Цепкуса оживиться.
— Разве ему не хочется узнать, зачем его дом посетили незнакомцы?
— После этого случая, его вообще ничего не интересует, — ответила женщина.
— Понятно, понятно, — покивал головой Цепкус. В этот момент из-за оконной занавески показалась голова мальчугана лет пяти.
— Не мой папа в саду! — раздался звонкий голосок, и голова спряталась вновь.
— Как не хорошо, подслушивать, — строго произнесла мать. — Немедленно иди в детскую Эрнест! — Потом, обратившись к гостям, она добавила: — У моего младшего опять разыгралось воображение, вы уж простите его.
Но маленький Эрнест вдруг заупрямился:
— Не пойду! Я буду тут!
Элекс, подмигнул мальчугану, вложив в свою улыбку, сколько мог обаяния. Вместо ответа мальчик подошёл и взобрался к нему на колени. Мать лишь всплеснула руками от изумления.
— Так ты говоришь, малыш, что в саду не твой папа? Где же тогда твой?
— У меня нет папы! — заявил Эрнест. — Там чужой дядя.
Наступила тишина. Мать потеряла дар речи, а Цепкус почувствовал себя неловко в предчувствии готовящегося разразиться скандала. Один только Элекс принял слова мальчика за чистую монету и ожидал разъяснений от матери. Вместо разъяснений или скандала, с Леймой случилась истерика. Цепкус бросился искать воды и успокаивать бедную женщину, попутно принося её свои извинения. Но это всё мало помогало. Пришлось Элексу попросту усыпить её внушением. После этого, они уложили её на кушетке под окном и вышли в сад, забрав малолетнего виновника происшествия с собой.
— Нужно найти её мужа и поставить в известность о случившемся, — предложил Цепкус.
— И ещё для того, чтобы задать ему парочку вопросов, — согласился Элекс. Потом, повернувшись к Эрнесту, он спросил: — А ты не хочешь пока побыть с мамой?
— Угу, — хмуро ответил малыш и уселся на траву под ближайшим деревом. Догадавшись, что на больший компромисс рассчитывать нечего, Элекс кивнул мальчику, соглашаясь, и они вдвоём зашагали по дорожке, огибающей домик.
— Что Вы рассчитываете ещё выяснить? — спросил Цепкус. — И так ясно: вся семья подавлена кошмаром, вторгшимся в её жизнь, а тут ещё мы со своими расспросами.
— Я понимаю, что депрессия, навалившись в одночасье, могла сделать отца нелюдимым, а мать нервной, но мальчик… Он как-то странно относится к своему отцу.
— Что Вы хотите этим сказать?
— Ничего. Просто у меня какое-то нехорошее предчувствие. Ведь убийцы до сих пор не найдены.
Разыскиваемый ими отец семейства сидел на длинной скамье в тени деревьев сада. Еще издали Элекс разглядел на его коленях какой-то прибор с клавишами, на которых тот что-то выстукивал.
— Доброго дня, Лейм! — поприветствовал его Цепкус и представил Элекса. Лейм окинув подошедших к нему хмурым взглядом, закрыл свой прибор и спрятал его в карман.
— Чем обязан этому визиту, жрец? — недовольно спросил он, без тени уважения в голосе.
— Понимаете, Лейм, — начал Цепкус слегка нервничая. — Я со своим коллегой хотели задать несколько вопросов вашей жене, но с ней произошёл нервный срыв.
— Вот, как? — хладнокровно ответил тот. — Теперь вы желаете задать их мне?
Элекс мог поклясться, что Лейм не испытывал ни капли сочувствия к своей жене, и в голосе его звучало не раздражение к главе Совета, а откровенное презрение. Элекс даже растерялся от неожиданности: совсем он не был похож на убитого горем отца. Пока диурд пытался понять, чем же вызвано его такое поведение, Цепкус начал задавать свои обычные вопросы, а Элекс слушал со стороны и внезапно осознал, что ответы даже не возникают в мозгу странного отца семейства. Они звучат сами по себе, словно отвечает машина с записанным в её программу человеческим голосом. Такого он давно ни от кого не ощущал. Сразу же вспомнились лже-боги Олимпа. Уж не психическая ли травма виной тому. Слова сами сорвались с языка, прежде чем он успел осознать их значение:
— Скажите, Лейм, Вы любите своего младшего сына?
Цепкус даже опешил от такого бестактного вопроса Элекса и в смущении опустил голову, в результате чего не заметил, как в глазах Лейма промелькнула откровенная вспышка холодной ярости. Ответа не последовало.
— Ну, хорошо, — поторопился закончить расспросы Цепкус. — Мы сейчас покидаем ваш дом.
— И правильно сделаете, — с высокомерным равнодушием, заметил Лейм и отвернулся.
На этот раз, ярость возникла в душе Элекса, и он процедил напоследок:
— Но мы вернёмся, если только до меня дойдёт слух, что Вы плохо обращаешься с Эрнестом.
Вместо какого-нибудь резкого возражения или оправдания, ответом ему был холодный и презрительный взгляд, брошенный через плечо. Пока они шли по дорожке к дому, Цепкус смущённо извинился за резкость отца пребывающего в горе и потерявшего веру в правительство, оказавшегося не в состоянии найти преступника. Всё это могло иметь место, но что-то было не так, и это не давало покоя. Первым на глаза попался мальчуган.
— Маме уже лучше. Она хочет поговорить с тобой, — сказал он Элексу, полностью игнорируя Цепкуса.
Тот покорно остался снаружи, а Элекс один вошёл в дом. Женщина сидела на той же самой кушетке, и не вставая она предложила присесть ему рядом. Воцарилось обоюдное молчание. Лейма собиралась с мыслями, а он бесцеремонно читал эти мысли, слегка злясь на себя за эту бесцеремонность. К тому времени, как она решилась начать, он знал почти всё, но не прерывал, давая выговориться.
— Он был очень хорошим мужем и отцом, но сынок прав, внезапно Лейм стал другим. Должна признаться, теперь я временами боюсь его.
— Он угрожал Вам? — спросил Элекс.
— Нет! Конечно нет, но он вдруг стал холоден и жесток. Он ни разу не пожалел меня с тех пор, как случилась эта трагедия. А Эрнеста он просто терпит, словно это не наш общий сын. Может быть, он старшего любил больше? Не знаю.
— Скажите мне Лейма, — решил задать мучающий его вопрос Элекс. — Эти, изменения в вашем муже, произошли сразу после гибели вашего старшего сына или чуть раньше? Прошу Вас не торопиться с ответом, подумайте хорошенько.
Пока Лейма в задумчивости теребила пальцами щёку, Элекс не отрываясь смотрел в её глаза. В тот момент, когда они расширились от ужаса, промелькнувшего в них, он уже был на ногах и стремительно бросился прочь из дома, обратно в сад.
* * *
Белая точка медленно увеличивалась в размерах, постепенно заслоняя собой всё.
— Ну, как? Он дышит?
— Сердце и лёгкие в норме. Но, что касается всего остального… Лучше подождать с выводами.
На белом фоне проступили две размытые тени и стали медленно превращаться в нормальные человеческие лица. Элекс сморгнул и понял, что говорят о нём. Он скорее догадался, чем почувствовал, что лежит на чём-то твёрдом. Яркий свет лампы слепил, вынуждая щуриться.
— Ну, слава Создателю, — произнёс один из них, в котором Элекс узнал Цепкуса. Второй, со шприцем в руке, был ему незнаком.
— Что случилось? — спросил Элекс, не узнавая своего голоса, и попытался приподняться на локтях.
— Лежите! — повелительно воскликнул незнакомец, в ярко жёлтом халате, одною рукою надавливая ему на грудь и вынуждая вновь упасть головой на подушку. Другой рукой он в это время, поспешно отключал какие-то приборы, присоединённые к его телу. Закончив, он убрал их и отступил в сторону.
— Не думал, что когда-нибудь придётся воспользоваться помощью медицины, — произнёс Элекс догадавшись, что он здесь делает, и предпринял новую попытку принять вертикальное положение. Это удалось не слишком легко: руки и ноги дрожали, словно по ним только что пропустили электрический ток. Он поспешно присел на край койки, с которой мгновение назад расстался.
— Так что же произошло, Цепкус? — поглядел вопросительно Элекс на главу Совета Пяти Жрецов.
— По-видимому, Вас хотел убить Лейм. Вы сами что-нибудь помните из произошедшего с Вами?
Элекс отрицательно покачал головой.
— Я помню только, что поспешил к тому месту, где мы разговаривали с ним, за несколько минут до этого. Но его там я не нашёл. А дальше, вы первые с кем я говорю.
— Я увидел, что Вы выбежали из дому, а вслед за Вами несчастная мать. На её лице застыла маска ужаса. Она что-то кричала о своём муже и повторила несколько раз, тыча рукой по направлению сада: — «Помогите, скорей». Я бросился следом, но наткнулся только на Вас, Элекс. Лейм ни где не найден до сих пор. Вы лежали на тропинке без сознания. Я первым делом вызвал помощь, и Вас доставили сюда — в госпиталь. Хорошо, что всё так обошлось. Я перепугался не на шутку — Вы не дышали. Спасибо доктору Вербу, он вернул Вас к жизни.
— Спасибо, доктор, — кивнул Элекс незнакомцу в жёлтом халате. — Вы можете сказать, что явилось причиной, такого моего положения? — и он перевёл взгляд на свои руки и ноги.
— Электричество высокого напряжения, — констатировал Верб. — Неизвестное оружие. Удар смертельный для любого, кроме, как выяснилось, Вас. Так что, особо благодарить не за что. За тридцать минут с остановленным сердцем любой человек умрёт, как минимум пять раз. Это поразительно!
— Да, — просто согласился Элекс. — Выходит, после науки монгов моё тело само борется за выживание без участия разума.
Вместо ответа Цепкус и Верб переглянулись.
— Но меня больше настораживает другое: почему я не почувствовал этого человека?
— Может быть, Ваши мысли были заняты чем-то другим в тот момент? — высказал робкую догадку Цепкус.
— Боюсь, дело в другом. Мне кажется, что Лейм не имеет никаких мыслей.
— Не понимаю, как может человек не иметь никаких мыслей? — произнёс, огорошено Цепкус.
— Вспомните наш разговор в звездолёте.
Цепкус наморщил лоб, и тень понимания смешанного со страхом промелькнула по его лицу.
— Но тогда, если они не люди, а выглядят как люди, опасность угрожает любому из нас!
— В первую очередь позаботьтесь о семьях погибших детей и задержите всех их папочек, как бы дико это не показалось окружающим. Во вторую очередь, отдайте распоряжение заблокировать «ворота» между Землёй и Оранжевой.
— Вы думаете…
— Нужно предусмотреть и такую возможность. Недаром Кил-рак всегда был против использования «врат», и на планету монгов посторонний может попасть только на звездолёте. Ну, мне пора повидаться с Кинхетом, здесь больше ничего пока не сделать.
* * *
— Мне сказали, что Вы тяжело ранены, — такими словами встретил его Кинхет, как только катер отшвартовался в шлюзе «Стального» — ближайшего и самого большого спутника Оранжевой.— Видимо, слухи слегка преувеличены.
Скользнув тяжёлым взглядом по лицу Элекса, он перевёл взор на его сопровождающего.
— Не совсем, — возразил Элекс. — И раньше, многие пытались меня убить, но в этот раз убийца был близок к цели, как никто другой. Доктор Верб до сих пор опасается за моё здоровье и поэтому решил даже сопроводить на всякий случай. А я не решился расстаться с ним.
— Мне прекрасно известны профессиональные качества доктора, — хмуро заметил Кинхет. — Но у доктора Верба нет допуска, для нахождения на «Стальном».
— Успокойтесь, я просто пошутил, — признался Элекс. — Мне нужен специалист по медицине, а в его профессиональных качествах я уже убедился на себе.
— Так значит, ранение действительно имело место? — смягчился Кинхет. — Ладно, пусть будет по-вашему, Элекс. Кстати, я связался с Цепкусом и мы решили, эвакуировать пострадавшие семьи сюда. Спутник оснащён всеобщей системой видеонаблюдения, мои операторы и я лично будем всё держать под контролем, так будет безопаснее. Скоро сюда будут поступать и первые подозреваемые. Наш медперсонал в вашем распоряжении, доктор Верб. Я сейчас отдам необходимые распоряжения.
Проводив доктора в госпиталь, они вдвоём проследовали в кабинет Кинхета, который всё своё свободное время от деятельности Совета, проводил на спутнике, где занимался своей основной работой. Удобное кресло приняло форму тела, как только Элекс опустился в него. С трудом приняв более или менее вертикальное положение, он поморщился, что не укрылось от хозяина кабинета.
— Давно хотел спросить, почему вы диурды не любите удобств?
— Это не удобство, а какое-то издевательство, — возразил Элекс. — Приходиться тратить время на попытки приспособиться к излишне услужливой технике.
— Просто дело практики.
— Которой у меня нет.
— Ладно, оставим это. Вы желаете ознакомиться с материалами по спасательной капсуле, как я понимаю, — приступил к делу Кинхет.
— Если имеется что-нибудь ещё, кроме того, о чём Вы уже рассказали несколько дней назад.
Вместо ответа, Кинхет нажал несколько кнопок на столе перед собой, и стена кабинета превратилась в экран, на котором замелькали кадры запечатлевшие всё, что удалось заснять техникам, осматривавшим неизвестную спасательную капсулу первыми. Как только экран погас, Элекс встал и прошёлся по кабинету.
— Мне так удобнее думается, — пояснил он хозяину, на его выжидательный взгляд.
— Я хотел бы узнать другое.
— Красивый фильм. Теперь я понимаю, почему на Оранжевой не осталось ни одного диурда. Мы предпочитаем использовать свою память, развивать возможности человека, данные ему с рождения и быть поближе к природе первозданной. А ваша техника подчас, как костыли для старика иль инвалида. Вы использовали её не по назначению.
Вопросительно подняв брови, Кинхет устремил на Элекса недовольный взор.
— Важнее всего было бы выяснить, откуда этот аппарат пожаловал сюда.
— Данных для этого недостаточно, — сухо возразил Кинхет.
— Простите, не хотел обидеть, — сказал Элекс, сообразив, чем вызвано раздражение его собеседника, который всю жизнь посвятил работе с механизмами, а не с людьми. — Давайте порассуждаем, — примирительно предложил он. — Как звездоплавателю, вам, наверное не составит труда просчитать варианты возможного места отправления судна, коли известно, где оно было подобрано.
— Если предполагать, что местом назначения была именно наша планета, то количество звёзд, лежащих на этой прямой может оказаться бесчисленное множество. Мы это уже пытались просчитать.
— С учётом скорости, если предположить началом странствия время жизни умершего пилота, поиск сузиться.
— И это тоже просчитывали. К сожалению, когда капсула была найдена, она дрейфовала, не имея своего хода. Предполагаю, наномозг сам принял решение застопорить полёт. Если, только она не поменяла своего положения в космосе, то это может оказаться любая из звёзд созвездия Большого Пса, если же поменяла, то… — Кинхет развёл руками.
Выслушав это категоричное мнение, Элекс вновь возобновил своё хождение по кабинету.
— Что вы можете предложить, Элекс? — не выдержал жрец.
— А вы? — ответил вопросом на вопрос тот. — Решение, посетить все планеты всех ближайших звёзд, не приходило еще ни кому в голову?
— Это на крайний случай. Слишком много времени и средств.
— И может не дать нужного результата. Время — это ещё и время жизни тех людей, которые жили задолго до нас. Попробую я посетить эту капсулу в прошлом, до того, как её нашли.
Кинхет ожидал чего-нибудь из ряда вон выходящего и не стал проявлять признаки удивления, лишь заметил, что места для второго человека в ней не достаточно.
— Не имеет значения, — ответил Элекс. — Учитывая недавнюю неудачу с поимкой Лейма, я, пожалуй, поостерегусь появляться там телесно.
На этот раз Кинхет, всё же заморгал обоими глазами, не сумев скрыть своих чувств, но и не решаясь спрашивать. Впрочем, Элекс уловил всё, о чём подумал жрец в эту минуту.
— Не волнуйтесь, это гораздо проще полного телесного переноса, — пояснил он, — нет необходимости создавать своё тело. Слыхали когда-нибудь про призраков? Так вот, я стану на время призраком.
Лаборатория, в которую они проследовали, выдала подробное местоположение интересующего их объекта на момент его появления перед разведывательным кораблём Содружества. Уяснив всю необходимую информацию, Элекс огляделся в поисках кресла подобного тому, что ему не понравилось в кабинете Кинхета, но здесь не оказалось ни одного. Пожав плечами, он улегся прямо на пол и закрыл глаза. Услышав, что жрец пытается выставить из лаборатории всех лишних зрителей, сгрудившихся вокруг, Элекс остановил его.
— Пусть будет побольше людей. Мне следовало бы производить свои действия с планеты — там больше жизненной силы. Но поскольку может возникнуть необходимость вернуться к срочному обсуждению, полученной мною информации, я буду действовать прямо отсюда. Мне потребуется ваша жизненная энергия, так что не удивляйтесь, если под конец вы все немножко устанете.
* * *
Это походило на подслушивание. Легкие щелчки каких-то реле и сопение системы жизнеобеспечения. Наслушавшись всего этого вдосталь, Элекс решил «приоткрыть глаза». Использовать для материализации зрения, что-нибудь из составляющих аппарата он не рискнул, чтобы не быть обнаруженным. Оставался только воздух в кабине. Видеть всё, одновременно в любом направлении, было необычным. Тело Норена покоилось в пилотском кресле, как и на экране в кабинете Кинхета. На голове его был шлем, скрывающий лицо, а у ворота та самая бляшка-номер. Осмотрев приборную панель и поискав на ней какие-нибудь знаки, указывающие на маршрут, Элекс с разочарованием убедился, что таковых нет. Зато на экране возник силуэт звездолёта, вырастающий с каждой минутой. «Разведывательный корабль с Ориона», — догадался он и решил вернуться в своё тело, чтобы ещё раз всё обдумать.
— Ну, как? С вами всё в порядке? — послышался вопрос Кинхета, как только он открыл глаза. — Что-то не получается?
— Отчего же? Напротив, всё прекрасно: я только что узнал, как видят мухи или пчёлы.
— Вы были там? — с подозрением в голосе спросил жрец. — Прошла всего секунда другая. — Это чтобы не заставлять себя долго ждать, — пояснил Элекс. — Для вас без разницы, в какое время я вернулся бы: хоть через час, хоть через месяц. Но ведь тогда вам наскучило бы ждать, или доктор Верб принялся бы вновь оживлять меня. Сейчас мне нужна помощь ваших специалистов.
— Пожалуйста. Всё, что в наших силах.
— Мне нужно материализоваться там, но я опасаюсь использовать для этого, какой-нибудь предмет в капсуле. Есть ли там что-либо, не подконтрольное наномозгу аппарата?
Сотрудники лаборатории, все как один сделали круглые глаза и стали потихоньку пятиться. Пришлось Кинхету, уже получившему начальные азы искусства диурдов, повторить вопрос, добавив пояснения.
— Нашему новому члену Совета Жрецов, для материализации, необходимо иметь в наличии на борту капсулы какое-нибудь вещество состоящее из атомов, электронов, нейтронов, протонов, то есть из материи, причём имеющий хороший удельный вес, равный весу человека.
— Хотя бы маленького росточка, — добавил Элекс.
Теперь, работа закипела. Специалисты, по звездоплавательным аппаратам дружно принялись просматривать запись и перебирать предметы находившиеся в отсеке капсулы, споря и отбраковывая. Достаточно быстро они указали всего на один — пилотское кресло, но и то, возникло опасение, что оно передаёт физическое состояние сидящего в нём. Всё остальное, наверняка было подконтрольно управляющему наномозгу.
— Видимо, моя затея неудачна, — произнёс Элекс. — Будем ещё думать.
В голову не приходило ничего путного, и чтобы не пороть горячку, Элекс отправился в госпиталь, надеясь на подсознание, работающее всегда: информация дана, разум сам выдаст нужный ответ на поставленный вопрос, нужно лишь запастись терпением. Доктор Верб встретил его с озабоченным видом. Под его руководством, врачи «Стального» тщательно обследовали поступающих. Признаки истерии наблюдались почти у всех. Элекс надеялся прояснить у членов семей пострадавших что-нибудь относительно подозреваемых лиц, но это сделать не удалось. Верб их сразу же погружал в состояние анабиоза: его лечение предполагало полное отключение всех функций организма, включая мозг, на неопределённое время. Элекса ждал ещё один сюрприз. В одной из палат, куда его проводил доктор Верб, находился не кто иной, как Лейм. Руки и ноги его были пристёгнуты ремнями к койке. К голове тянулись проводки от аппарата стоявшего рядом, у изголовья.
— Как он попал сюда? — удивлённо поинтересовался Элекс.
— На сколько я знаю, он прибыл сам.
— Сам?! — Об этом лучше спросите Цепкуса, а вот и он сам, — оборачиваясь, заметил Верб.
В палату вошёл глава Совета и, увидев Элекса, обрадовался.
— Наконец-то, я нашёл Вас.
— Что-то случилось ещё?
— Нет, нет. Хвала богам, скверных новостей пока нет, если не считать, невозможность найти остальных шесть папочек, потерявших своих детей.
— А этот? — указал на койку Элекс.
— Объявился, примерно с полчаса назад. Вид у него нужно сказать был не очень. Головная боль не позволяла ему вразумительно объяснить что-либо. Но было похоже, что он не очень-то помнит, что с ним происходило в последнее время. О нашей недавней встрече он тоже ничего не помнит.
— Не притворство ли это?
— Категорически отрицаю подобное предположение, — вмешался Верб. — Я уже исследовал мозг больного и пришёл к выводу: пациент страдает ослаблением памяти. Не смотря на колоссальную дозу успокоительного, он дважды приходил в сознание и пытался причинить вред самому себе. Так что, пришлось его временно привязать.
— Он станет снова нормальным человеком? — спросил Элекс.
— Надеюсь на благоприятный исход, — кивнул Верб. — В крови обнаружен неопознанный вирус. Сейчас его исследуют.
— Я бы посоветовал предоставить его исследование специалистам Кинхета, — заметил Элекс. — Подозреваю, что этот вирус не биологического происхождения.
— Не понял? — переспросил Цепкус.
— Наномашины — древнейшая технология наших общих предков.
Удивляться доктору Вербу и Цепкусу не осталось времени. Включился экран связного устройства, и на нём высветилось лицо Кинхета.
— Лёгок на помине, — заметил Цепкус.
Глава звездолётостроения разыскивал Элекса.
— Есть шанс, — заявил он с экрана.
Ни о чём не спрашивая, Элекс быстро устремился прочь из госпиталя.
* * *
— Командор, Вы меня слышите?
Норен потряс головой, пытаясь отогнать сон. Последнее время всё чаще его посещали сны о Ладе. Как странно, что сниться планета, на которой он побывал всего однажды и к тому же давно.
— Командор! — Этого ещё не хватало, — раздался в кабине спасательной капсулы его голос. — Мне начали слышаться голоса. Совсем плохо.
— Это не галлюцинация. Я реально существую, но не в вашем времени.
«Ну что за оказия такая. Впрочем, лучше поговорить со своим внутренним голосом, а то разучишься говорить вовсе».
— Слышу, слышу, — отозвался он раздраженным голосом, каким обычно пытаются унять назойливую кошку, требующую пищи в неурочный час.
— Меня зовут Элекс, мне нужна Ваша помощь.
— Какое совпадение, мне бы помощь тоже не помешала, — отозвался он и вдруг сообразил, что голос раздаётся не в голове, а в его бляшке, приколотой на груди.
— Это ещё, что за…
— Сейчас всё объясню, но прежде ответьте, может ли управляющий мозг капсулы слышать нас.
— Пока он ни разу не подал вида, что слышал мои проклятья в свой адрес. Однако всё случается впервые: моя командорская бляшка – «чёрный ящик» – так же была молчалива, разве что, прогоняла запись моего голоса, если я включал эту её функцию.
— Не переживайте на этот счёт. Запись всё равно не сохранилась.
— Откуда ты знаешь? Кстати, как ты сказала, тебя зовут?
— Элекс. Я потомок вашего старого друга — Нима.
— «Ну, так и думал — это всё ещё мысли о Ладе». Ладно, бляшка, ложись спать. Я тоже попробую немного вздремнуть, сейчас ещё ночь по моему бортовому времени.
— Хотите спать, спите. Я вернусь попозже.
— Как это попозже? Значит теперь ты до самого причала будешь разговаривать со мной?
— Это как получиться. Вообще-то мне хотелось поскорее материализоваться. Очень неудобно разговаривать, когда собеседник тебя не видит, а следовательно, и слышать не желает.
— В чём проблема? Как там… кажется, ты назвался Элексом?
— Проблема в том, что здесь я это сделать не смогу по ряду причин.
— Может быть, подождать немного, пока я доберусь до дома? — съязвил Норен. — Мне осталось меньше недели пути.
— До дома вы не доберётесь. Это следует из хронологических записей правительства Оранжевой. Но если вы поможете мне, я вытащу Вас отсюда.
С этого момента, Норен стал слушать внимательнее и тщательно протер глаза, чтобы отогнать остатки сна.
— Ты хочешь сказать, что я погибну не долетев до цели?
— Именно это. В прошлом, вы не вернулись домой. Вернее в будущем. То ли капсула вышла из-под контроля, то ли ещё что случилось, но только на Оранжевую её доставили буксиром, спустя пять тысячелетий.
— Сколько, сколько!?
— Погодите! — оборвал разговор Элекс. — Что случилось?
Норен поднял глаза на экран и разразился проклятиями в адрес управляющего мозга.
— Так в чём же дело? — вновь поинтересовался Элекс.
— В том, что эта штука расходует посадочное топливо, без моей команды. Мало она насолила мне, пока я пытался задать ей курс, который конструкторы, видимо, считали запретным. Ей мало, что я плетусь в пространстве с черепашьей скоростью, почти полгода. Так теперь она тормозит, сжигая последнее топливо!
— Всё таки она оказалась способной подслушивать. Получается, это я стёр Вашу запись и подтолкнул наномозг капсулы к решению умертвить Вас.
— Чепуха! Если бы она всё понимала, то могла бы просто самоуничтожиться.
Словно подтверждая правоту слов командора, на экране в углу загорелась красная лампочка и послышался сигнал тревоги.
— Так и есть! — воскликнул Норен. — Самоуничтожение через десять секунд! Поздравляю!
— Успокойтесь и думайте о каком-нибудь безопасном месте из своего ближайшего прошлого.
— Легко сказать — успокойтесь. Осталось пять секунд!
— Не разговаривайте, просто думайте! Мне нужно просторное место. Две секунды…
Серое небытиё захлестнуло Норена, как только он вспомнил, машинное отделение звездолёта врагов, где он прятался, пока не удалось бежать на спасательной капсуле. «Неужели, так выглядит тот свет», — успела проскочить одна единственная мысль. После, он ощутил под ногами твёрдый пол и, не удержавшись на ногах, упал. Возле себя он заметил какого-то моложавого человека в странном костюме.
— Поднимайтесь, — незнакомец протянул руку и помог ему встать. — Не буду снова представляться, я всё тот же ваш назойливый собеседник.
— Элекс? — уточнил на всякий случай Норен.
— Он самый.
— Прошу простить за недоверие. Представить себе не мог, что здесь встречу потомка своего старого друга. Но теперь не сомневаюсь. Кто ещё способен творить подобные чудеса? Вместо смерти, вторая серия.
Элекс кивнул и перешёл к делу.
— Здесь никто не потревожит нас?
— Только однажды меня побеспокоили. Но, простите. В каком дне, относительно моего бегства отсюда, мы сейчас находимся?
— Сразу же после него. Вы прежний только что вышли отсюда, за дверь.
— Тогда, побеспокоивший всё ещё здесь. Норен подошел к круглой дверце в конце небольшого прохода между басовито гудящими механизмами и распахнул её. Тело, находящееся за ней, было одето в чёрный облегающий комбинезон, и вывалилось наружу.
— Можете не рассказывать, я всё понял, — произнёс Элекс и присел на корточки, чтобы рассмотреть убитого.
— Не переживайте. Это даже не человек, а мне нужно было не дать ему сообщить обо мне и поднять тревогу. Однако его скоро могут начать искать, — озабоченно добавил Норен.
Существо, которое Норен назвал — «не человек», мало отличалось внешне от известных человеческих параметров. Разве, что своеобразная форма черепа, очень похожая на куриное яйцо, и необычайная бледность, не свойственная даже мертвецу.
— Вы с ним одного телосложения, — заметил Элекс, начиная его раздевать. — Нужно докончить одно дело, чтобы избежать временного парадокса. Поменяйтесь с ним одеждой, если не побрезгуете.
— Не до того, — проворчал Норен, принимаясь за дело. — Что вы намерены сделать, Элекс?
— Пересадить его вместо Вас в пилотское кресло спасательной капсулы. И не забудьте приколоть ему свой значок. В будущем он фигурирует.
Была маленькая вероятность того, что, среагировав на мёртвое тело в кресле пилота, наномозг капсулы отменит самоуничтожение, как нерациональный шаг. И когда она будет найдена в будущем, череда событий пойдёт дальше без изменений. Всё произошло так, как Элекс и рассчитывал. Заглянув мысленным взором в кабину капсулы, чуть попозже, он убедился в этом.
— Ну вот! — облегчённо выдохнул Элекс. — Это был, пожалуй, самый ответственный шаг в вашем спасении: нужно было отправить его в то место, с точностью до доли секунды. Теперь я готов восполнить пробел о вашем многовековом отсутствии в жизни будущего и услышать о Ваших приключениях.
* * *
«Началось всё с того, что управляющий «Стальным» — Рошиль привлёк к разработкам нового исследовательского звездолёта Минону, не смотря на возражения Норена. Тогдашний Совет Пяти отклонил протест командора, посчитав его опасения о возможном бегстве преступника напрасными. Фарес к тому времени был очень плох и в правительственных решениях не участвовал. Поэтому, Норен остался в меньшинстве. Тюрьма, где пребывал Минона, находилась на самом дальнем спутнике Оранжевой, но это не помешало его участию в конструкторских разработках заочно. Лишь перед самым окончанием строительства, его привезли на «Стальной». Норен решил не спускать глаз с этого учёного преступника, пока тот разгуливает на верфи. Ему помогали в этом ещё шестеро охранников, следовавших с Миноной из самой тюрьмы. Заключённый вел себя со всеми сотрудниками очень обходительно, любое его предложение по улучшению конструкции согласовывалось с остальными специалистами, прежде чем оно внедрялось в производство. Главным его изобретением являлся управляющий мозг нового корабля, который и послужил причиной дальнейших разногласий. Не то, что бы электроника полностью отсутствовала, скорее она была модернизирована, и как показывали эксперименты, стала значительно надёжней и точнее. Все соглашались, что, для корабля, отправляющегося в неизведанные глубины космоса, это нововведение было просто незаменимым. Совет жрецов, хоть и с опозданием, но усмотрел в этом противоречие с нормами общества: мысль о том, что для управления звездолётами человек скоро станет практически не нужен, не давала покоя. Как бы то ни было, но первая машина была создана. Назначили день испытаний. Неожиданно, в полёте решил принять участие сам Рошиль и посоветовал взять так же и Минону, как главного конструктора новой техники. Само собой получалось, что и Норену с его командой охранников предстояло пополнить экипаж. Всего участников полёта оказалось около тридцати человек. Первоначально, задача состояла в том, чтобы, удалившись от своей планетарной системы на парсек, разогнать лайнер до предельно возможной для него скорости.
Вот тут и случился первый сюрприз: как только первый этап прошёл благополучно, автопилот внезапно вышел из-под контроля. Норен оказался единственным, кто сопоставил это с присутствием на борту «злого гения», остальные отмахивались от его подозрений руками. Всё же командор настоял на своём и Минона оказался изолированным в каюте. Несколько дней прошли в попытках устранить неисправность, но не тут-то было. Обнаружить нарушение логической цепочки в исполнении команд пилотов не удавалось по одной простой причине: наномозг не усматривал логики в этих командах, действуя согласно одному ему ведомой команде. Звездолёт продолжал набирать скорость и Рошиль первым взмолился выпустить Минону, чтобы тот сделал что-нибудь. Этот день запомнился Норену надолго. Он стоял с пистолетом в руке за спинкой пилотского кресла, в котором расположился заключённый. Минона пообещал перепрограммировать систему управления и теперь быстро щёлкал клавишами аппаратуры, иногда недовольно хмурясь. Всё же, он добился того, чего хотел. Устало отдуваясь он откинулся в кресле и поглядел через плечо на командора.
— Вот и всё, — пояснил Минона, хитро усмехнувшись, — нужная планета найдена.
— Какая такая планета? — спросил Норен.
— Та, что приютит нас.
Поглядев на озадаченного Норена, он добавил:
— Можно готовиться к высадке!
В следующую секунду выяснилось, что недоумевал только Норен. Охранники, стоявшие на полшага сзади командора, выступили вперёд и заломили ему руки за спину. Только тогда он понял всё, весь замысел старого лиса, внезапно обретшего свободу. Теперь над хитроумным планом Миноны можно было подумать, сидя в каюте под замком. Кажется, только его, двух пилотов и троих женщин, принимавших участие в исследованиях на звездолёте, постигла подобная участь. Все остальные, включая охранников и самого управляющего «Стального», оказались сообщниками».
Норен вздохнул и замолчал, видимо вновь переживая то, как его обвели вокруг пальца.
— Понимаете Элекс, я пообещал ладийцам, что Минона не ускользнёт из тюрьмы, и слова не сдержал. Было бы намного проще убить его. Если бы я только мог предположить последствия своей оплошности, то так бы и поступил, даже вопреки прямым указаниям правительства, даже если за это сам оказался бы в тюрьме.
— Как я догадываюсь, — начал Элекс. — Впоследствии он создал новую расу людей?
— Новую расу преступников и извращенцев.
— Как ему удалось добиться этого в такие сжатые сроки? — тревожно поднял брови Элекс, вглядываясь в лицо командора.
— Просто. Во-первых, если Вы это знаете, он когда-то работал с великим Голоибом, и равных ему в этом вопросе не сыщется. Во-вторых, необходимые приборы были уже на звездолёте, Рошиль сам позаботился об этом. А в третьих, у него оказался в руках человеческий материал: пленные. Первые эксперименты он проводил именно с нами. Правда до меня одного очередь не дошла, я сбежал и прятался в джунглях, которыми покрыта вся избранная им планета. Изредка мне удавалось подобраться поближе к первому поселению, организованному этими колонистами, чтобы подглядеть, как у них продвигается дело и раздобыть чего-нибудь из съестного. Впоследствии это стало делать всё труднее: появилась сигнализация, обнаруживающая меня всякий раз, как только я приближался. Этот планетолёт был тем случаем, который я дожидался целых восемь лет.
Норен надолго замолчал, и Элекс не выдержав, заговорил сам.
— Наверное, вам неприятно вспоминать всё произошедшее, но мне нужно знать об этом как можно больше, чтобы остановить этого страшного человека. Сейчас, то есть в будущем, он подбирается к Оранжевой, а может быть и к другим мирам.
— Простите меня, Элекс, но может быть чуть попозже, как только выберемся отсюда? Здесь на этом корабле нам делать нечего: тут одни куклы. Самого Миноны больше нет. Он создал себе и кучке своих ближайших приверженцев новые тела и не остался в освоенном им мире.
— Последний вопрос: где он находится, вы знаете?
— Отправился на другую планету. Кажется, она называется Земля.
* * *
Материализация обоих в кабинете Кинхета не прошла незамеченной. Цепкус и хозяин кабинета, справившись с первым шоком от внезапного появления Элекса в сопровождении незнакомого человека, переглянулись и одинаково прокашлялись, перед тем как выразить своё желание, поскорее услышать новости. Элекс опередил их вопросы, назвав своего спутника, чем снова поверг обоих в суеверный шок. На этот раз жрецы пришли в себя гораздо быстрее, чем в первый раз.
— У меня такое подозрение, — заметил Элекс, — что наш гость давно не пробовал нормальной пиши. Да и мне не помешало бы подкрепиться чем-нибудь существеннее воды.
— Я распоряжусь, — быстро среагировал Кинхет, поворачиваясь к переговорному устройству. Цепкус в это время принялся разглядывать Норена, а тот помещение, где они с Элексом оказались. Когда на огромном подносе, водружённом работником пищеблока космоверфи «Стального» прямо на письменный стол Цепкуса, задымилось что-то очень аппетитное, Норен, отвлёкшись от созерцания кабинета, произнёс:
— Не смотря на моё длительное отсутствие, ни кабинет управляющего, ни лакомства персонала верфи, ни чуть не изменились.
— Приступайте без стеснения, Норен, — благожелательно обратился к нему Кинхет.
— Тем более что этих лакомств Вы не видели, как минимум, шесть тысячелетий.
— Не обращайте внимания на мрачный юмор нашего гостеприимного хозяина, — заметил Цепкус. — Никто не смотрит на Вас, как на архаичного человека.
— Спасибо за пожелания приятного аппетита, вам обоим, — ответствовал Норен с лёгким поклоном и присоединился к Элексу, уже принявшегося за свою порцию. Когда подали фруктовый напиток, оба жреца подсели к своим гостям. В завязавшейся взаимной беседе, Элекс в кратких фразах поведал о той части злоключений Норена, которую успел услышать от него. Про себя же, он ловил обрывки мыслей Норена, который в этот момент переживал минувшее. Элекс гнал от себя ложное стеснение, догадываясь, что вслух Норен многого не повторит никогда. Слишком глубоким был рубец, нанесённый его чистой душе, никогда в жизни, не сталкивавшейся с той грязью и унижением, которое пришлось ему вынести в своём невольном путешествии к планете G6.
* * *
Ничего разглядеть Норен не успел. Его вытолкнули, к уже сгрудившимся возле трапа остальным пяти пленникам и, держа под прицелом, погнали в наскоро выжженную лучевой пушкой в красноватой почве землянку. Броневой лист, заменяющий дверь, отсёк их от остального мира, который разглядывать больше и не хотелось. Красный карлик отбрасывал свои малиновые блики на землю, растения и бока звездолёта, не в силах дать достаточно света, чтобы разогнать чернильный мрак космоса, который окутывал планету даже в полдень. Зловонные испарения, поднимающиеся в жалких лучах светила вверх, создавали своеобразный экран в атмосфере, скрывающий звёзды. Полная темнота в их тюрьме явилась скорее благом, оставляя людей с их иллюзиями один на один. Крохи питательных таблеток, из аптечек пилотов, разделили на всех. Это было всё. Компания Миноны не вспоминала о своих пленниках достаточно долго: ровно столько, сколько потребовалось, чтобы возвести себе первые жилища, а их лишить последних сил. В темноте время было не определить, но когда роботы оттащили лист металла в сторону, Норен не нашёл в себе сил даже на то, чтобы самостоятельно выбраться наверх. Давешние охранники Миноны, ставшие теперь его телохранителями, со смехом выудили его из норы и толкнули в сторону, принимаясь за следующего. Свалив пилотов на него и оставив всю кучу со стонами принимать вертикальное положение, они принялись за женщин. Их выуживали с похотливыми шуточками, не забывая ощупывать каждую. Норен, скрипя зубами от гнева и ужасной слабости, сделал пару шагов по направлению к ублюдкам, но старший заметив его попытку, оставил очередную жертву и, вынув из кармана незнакомое устройство, навёл его на командора. Выстрела не последовало, его просто разорвала изнутри страшная боль и скорчившись в судороге, Норен упал лицом вниз. Хохот остальных охранников отметил это происшествие как удачную шутку своего собрата. Его схватили за руки и, не церемонясь, поволокли по земле в одно из строений, которых возникло за это время множество. Окончательно Норен пришел в себя, лишь тогда, когда разглядел перед своим лицом испачканные красноватой землёй ботинки. Превозмогая боль в мышцах, скрученных в узел, он поднялся и взглянул в лицо Миноне. Дуэль взглядов длилась недолго. Минона отвёл глаза и, обращаясь в пространство поверх головы командора, произнёс:
— Ты больше других докучал мне. Но я проявлю к тебе милосердие, я не убью тебя первым. Ты помучаешься, составив мне компанию. Эй, вы! — позвал он охранников, мигом подскочившим поближе. — Накормите его и привяжите вон к тому креслу.
Норен думал, что откажется от пиши но, чувство голода не считалось с гордостью. Ему казалось, что он сейчас запустит предложенной тарелкой в ухмыляющуюся физиономию Миноны, но вместо этого лишь набил её содержимым рот. Когда разум взял верх над инстинктами, тарелка была пуста. Минона удовлетворённо кивнул и с философским увлечением учёного задумчиво промолвил:
— Воля к жизни в тебе сильна, командор. Посмотрим, сможешь ли ты сохранять её и дальше. Произошедшее после этих слов, разъяснило странные слова Миноны. Даже, если бы он позволил себе отнестись легкомысленно к предупреждению старых друзей о бесчеловечности этого престарелого субъекта, то сейчас, изощрённый палач лишний раз подтвердил свою репутацию.
Пленники доставлялись по одному и прикреплялись специальными захватами к столу, ставшему вскоре операционным. Датчики записывали все импульсы, исходящие от тел жертв, подвергаемых бессмысленным на первый взгляд пыткам. Всевозможные хирургические инструменты превратились в пыточный инвентарь, который Минона ловко использовал. Лицо его перестало ухмыляться, оно просто лучилось довольной улыбкой мальчишки, дорвавшегося в отсутствие родителей до нутра любимой игрушки, чтобы посмотреть, что же там скрывается. После того как Норен охрип от проклятий в адрес садиста-учёного, он стал пытаться хотя бы отворачиваться от ужасного зрелища, ибо это было всё, чем он, привязанный к креслу, мог выразить протест. В ответ, двое охранников деловито поворачивали его голову в сторону происходящего, каждый раз, награждая тумаками. В один из таких моментов, после сильного удара кулаком в нос, благодать забытья нахлынула на него как награда. Но оно было непродолжительным: ведро холодной воды привело его в чувство.
— Поаккуратнее с этим организмом, — процедил Минона охранникам. — Он мне еще пригодиться.
— Сам же сказал, не жалеть ни кого, — буркнул один, оправдываясь.
— Возьми электронейтрализатор и поставь на минимум, — посоветовал ему Минона.
Боль, последовавшая вслед за этими словами, была уже знакома, но сознание на этот раз не покинуло Норена.
— Хочешь ещё, командор? — ласково поинтересовался детина, поднося странного вида трубку прямо к его лицу и электрический разряд вновь перевернул все внутренности, завязывая мышцы узлом. Он потерял счёт времени. Ему казалось, минула целая вечность, пока затих последний крик, последней из жертв. Со стыдом, Норен осознавал, что он, сам про себя, молил эту несчастную девушку, ещё недавно цветущую и полную радости жизни, поскорее умереть. Всё тело гудело, как трансформатор, от полученных электрических ударов. Его оставили на время в покое. Охранники прекрасно освоили профессию ассистентов патологоанатома, упаковывая в прозрачные контейнеры останки несчастных. Сам Минона был занят какой-то вознёй с прибором, прикреплённым к большому сосуду с кровью. Норена стошнило. На протяжении всей этой процедуры его поддерживала ярость к мучителям и их кошмарному предводителю, но теперь ярость ушла, осталась пустота и страх. Безотчётный страх, и не за свою жизнь, со своей жизнью он простился уже давно — в самом начале испытания. Он вдруг понял, что ждёт бесчисленное множество невинных людей в самом скором будущем. Отчаяние охватило его. Минона искоса глянув в его сторону, обо всём догадался. При всём своём нечеловеческом разуме, он обладал дьявольской проницательностью.
— Заканчивайте поскорее, — поторопил он своих помощников, — и везите всё в холодильник.
Вслед за тем, он подтянул свободное кресло поближе к креслу Норена и уселся в него с утомлённым видом. Они остались одни.
— Здорово устал, — произнёс он, делая глоток воды из бокала, который держал в руке. Спокойствие мучителя и его жалоба на физическую усталость было самым пугающем во всём этом кошмаре, свидетелем которому стал командор. Минона вытянул правую руку вперёд и несколько раз сжал и разжал пальцы, видимо, действительно, занемевшие от прилагаемых для работы с хирургическими инструментами усилий. — Пока я отдыхаю от проделанной работы, почему бы нам ни побеседовать?
Ярость вновь наполнила Норена, и он окатил ненавидящим взором палача.
— Зачем такие косые взгляды? — рассудительно промолвил Минона. — Они мешают нормальной беседе, разумных существ.
— Означает ли эта фраза, что кто-то из нас двоих не является человеком? — прищурившись, произнес в ответ Норен.
— Ох, ну конечно! У меня возможности божественные, по сравнению с вашими, командор. вам командовать нечем, а у меня власть над жизнями людскими. У вас связанны руки, как у всех смертных, либо путами, либо узами морали, а у меня они свободные. Для наглядности, Минона повертел пальцы обеих рук в воздухе.
— Лучше оставаться смертным, пусть даже со связанными руками, — возразил Норен, — чем иметь их свободными и по локоть в крови. Что касается божественности, то она демоническая.
— Увы, уж такая уготована судьбой.
— Для чего всё это? — после короткого молчания спросил Норен.
— Я считал, что о моей персоне известно многое, но видимо мои враги недооценили меня. Это оскорбляет.
— Мне известно отношение Клонара Дайна к своему слуге, я имею в виду другое.
— Пытаетесь обидеть, командор? — расхохотался Минона. — Ну ладно, придётся раскрыть свои маленькие тайны. Вам они всё равно не помогут: жизнь ваша подходит к бесславному концу. Так вот, я не слуга Владыке! Я его, пожалуй, единственный друг и верный соратник. Большинству предприятий осуществлённых им, сценарий написан мною. То, свидетелем чему Вы только что стали, это глубокая научная работа. Я определял самые изощрённые способы мучений человеческого материала, могущие пригодиться мне в скором времени, а так же сопротивляемость организма разрушению. Попутно проводились исследования функциональности различных точек тонкого тела. За эти короткие минуты наслаждения своими исследованиями, я вывел новую теорию: большинство этих точек лишние. Во всяком случае, они лишние для народа, который будет управлять обычными людьми, вроде вас и ваших мертвых друзей. Создавая новые тела для своего народа, я учту эти недостатки.
— Мне не совсем понятно, что считает дьявол во плоти лишним в человеке?
— Ваши слабости: гордость, сострадание, глупая честность и многое другое. Мои создания будут лишены этих недостатков, путём прекращения функционирования этих точек тонкого тела человека. Зато другие, отвечающие за агрессию, выживаемость любым путём, обман ради корысти, получат дополнительную энергию. Даже глупое чувство, свойственное вашим особям, называемое вами — любовь, никогда не будет докучать и мешать творить волю своего господина.
— Первый шаг сделан, — заметил Норен. — Ты зверски убил единственных представителей женской половины человечества на этой планете.
— Если вы, командор, печётесь о моих добровольных помощниках, то они обойдутся без женщин ещё немного, как уже обходились без них не один десяток лет, на Кассии. Разве Вам не была противна мысль о том, что эти чистенькие девочки против своей воли вступят в интимную связь с моей командой? Теперь Вас больше не будет тревожит этот вопрос, пусть члены моей команды наслаждаются друг другом, если им это угодно. Они в моих планах по заселению этой планетки не участвуют. Скоро я воссоздам заново и мужчин и женщин. Но они будут иными, нежели ваш род, не способный на жестокость, ради сохранения своего вида. Я уверен, последний эксперимент даст мне нужный результат.
— Что за эксперимент?
— Это я о вас, любезный собеседник, — осклабился Минона. — У предыдущего людского материала напрочь отсутствовала сопротивляемость. У вас нет злобы, так же как и у них, но присутствует огромное количество неуёмной ярости. Мне нужно подтвердить экспериментально свою догадку, что именно она помогла вам стойко переносить испытания и до сих пор не сойти с ума от чувства безысходности и бессилия чем-либо помешать мне. Я буду ампутировать вам конечности одну за другой и надеюсь, что достаточно взбесил вас чтобы настроить на нужный лад. «Помогите мне боги, дайте мне силы выдержать последнее испытание в своей жизни с честью», — подумал Норен, когда явившиеся охранники потащили его к операционному столу. Словно в ответ на его мольбу, случилось совершенно непредвиденное. Пол под ногами покачнулся, и все повалились друг на друга. Послышался звон падающих инструментов. «Наверное, это землетрясение», — подумал командор. Большой светильник под потолком, сорвался с крючка и рухнул вниз. В помещении наступила тьма. Ещё до того, как свет погас, Норен вырвал из руки охранника, лежавшего на нём, электронейтрализатор и пустил его в ход. Оба охранника остались лежать на полу без движения, но Минона куда-то исчез. Не дожидаясь его возвращения с подкреплением, он поспешно выбрался наружу и бросился прочь».
* * *
— Что это с ним? — Спросил Цепкус, настороженно поглядывая на Норена внезапно, обмякшего в своём кресле.
— Я погрузил его в сон, — ответил Элекс. — Опасаюсь за его психику. Сон без сновидений поможет ему забыть кошмарные воспоминания.
— Вы узнали что-то ещё? — догадался Кинхет.
— Только подтверждение своим самым мрачным подозрениям. Мы все проявили беспечность и допустили врага в свой дом. Оранжевая больше небезопасна для живущих на ней. Вам придётся оповестить всё население об этом. Но сначала, я подберу вам помощников среди диурдов и пришлю сюда. Они помогут определить тех, кто скрывается под личиной ваших граждан.
Кинхет насупился, а Цепкус обеспокоившись, задал мучающий его вопрос:
— Неужели их так много, что Вам, Элекс, не справиться одному?
— Приближается день, назначенный мною для воссоединения с друзьями на Алькаре. Они прибудут в этот день из других времён, сколько бы там им не пришлось пробыть, но мне, находящемуся в нашем реальном времени опаздывать нельзя, а вносить нарушения в целостность временного базиса Алькары или Оранжевой, я просто не имею морального права. Теперь, на счёт количества инопланетных особей. Число их мне неизвестно, но я полагаю, что они внешне ничем не отличаются от обычных людей, за исключением их мыслей, устремлений и манеры поведения. Они могут находиться даже среди персонала Стального.
— Это исключено! — возмутился Кинхет. — Я знаю почти каждого сотрудника на спутнике.
— Тогда проанализируйте всё, что знаете о них. Не заметили ли Вы каких-нибудь отклонений в поведении кого-либо.
Элекс встал и приблизился к спящему Норену.
— Командора я заберу с собой. Здесь ему будет тяжелее прийти в норму, ведь у него в далёком прошлом осталась на Оранжевой молодая жена.
— Когда только Вы всё успели узнать? — покачал головой Цепкус. — Я сам это узнал только сегодня.
Ответа не последовало.

глава 4

Восточной ночью вдруг родилась сказка.
Алмазы звезд, глядя через плечо,
Нашёптывали странную картину,
А он внимал им слишком горячо.

Чудовище, отдалённо напоминающее гигантского крокодила, вынырнуло из своего бассейна и уставилось обоими горящими глазами на посетителя.
— Трудно было меня найти, друг мой?
— Отнюдь. Страна всё та же, слуги всё те же.
— Но, кто из моих слуг посмел проболтаться, в каком я теле?
— Ни кто. Догадаться, было самым простым делом. Зная Вашу страсть к нестандартным решениям, я сразу заподозрил, что одному из двух странных существ поклоняются неспроста.
— Есть какое-то другое странное существо? — выпучило свои глаза чудовище.
— Весь Египет в ужасе, от огромного льва с человеческой головой. Но стоило мне немного пообщаться с этой головой, как я сразу понял, что это совсем не то, что мне нужно.
— Мне об этом ничего не известно, — задумчиво протянул Владыка.
— Прошу прощения за каламбур: не берите в голову! Наверное, это отходы чьего-нибудь производства.
— Нужно узнать чьего.
— Какого-то сумасшедшего жонглёра. Во всяком случае, это единственное, что болтала голова льва, когда он не рычал и не лил слёзы. Я прикончил его. Негоже было оставлять такого великолепного соперника в живых.
— Как всегда шутишь, Минона? Посмотри лучше на своё отражение в зеркале. Неужели не нашлось тела получше? Без этой идиотской головы, похожей на куриное яйцо.
— Моя внешность божественна, Клонар! Голова вышла такой, потому что в моих произведениях не хватает места для нужного, мне лично, количества мозгов. Они — мои создания хороши, но только для открытых военных действий. Им нет равных в совершенствовании техники, но для аналитических мыслительных процессов они пока не годятся. Требуется смена нескольких поколений, и возможно потребуется ещё и ещё улучшать расу, смешивая их с мыслителями. Но это пока только предположение. Я решил, что не помешает провести параллельный эксперимент здесь — на Земле.
— Поэтому ты прибыл пока один! — уточнил Владыка.
— Не совсем так. Я прибыл сюда один, но в двух лицах.
С этими словами, Минона повернулся и крикнул в тёмную галерею:
— Войди моя половина!
В ответ, из мрака подземелья, послышался в ответ женский голос:
— Я всегда рядом!
Вслед за этими словами, женщина, как две капли воды похожая на новое тело Миноны, приблизилась к нему и остановилась, медленно поворачиваясь, чтобы продемонстрировать себя чудовищу, распахнувшему при виде этого зрелища оба глаза.
— Ну, и ну! Как же мне теперь тебя называть, друг мой?
— Как и всегда — Минона. Хотя, для остальных я теперь Эхнет и Нифера.
Оба голоса прозвучали одновременно, слившись в один. Странная пара, не глядя друг на друга, взявшись за руки, церемонно поклонилась страшилищу.
— Я понял твой великий замысел, мой друг. Ты, как и прежде, горишь желанием улучшить расу «человеков». И даже готов пожертвовать собой ради этой великой цели!
— Сначала, я просто размножусь, но после, моё наследие заполонит всё вокруг и смешает свою кровь с кровью «человеков». Для наших целей, Владыка, чистота крови играет важную роль. Постоянный генетический отбор выделит класс правящий, который поведёт за собой всех остальных, чтобы однажды объединить их под своею властью.
— Я преклоняюсь перед твоим гением, Минона! Правда, я считаю, что наследнику достаточно иметь чистую кровь от отца, и мои эксперименты в этом направлении уже дают результаты в последующих эпохах, но твой подход к этой проблеме обещает богатые всходы и ускорение процесса.
— Любая иная кровь, вносит в умы наследников внутренний раздор. В моём эксперименте этого случиться не может. Достаточно лишь запретить среди посвящённых браки вне круга своих кровных родичей.
— Пусть будет так! — провозгласил Владыка. — В ближайшее время жрецы, по моему указанию, провозгласят тебя царём и царицей земли египетской. Ты будешь править ими с моего согласия и на благо нам обоим. То есть на благо нам троим, — поправился Владыка, обнажив в хищной усмешке оскал белоснежных ножей-зубов. — Кстати, царские головные уборы скроют твои яйцеобразные черепа от взглядов любопытных.
Когда звуки шагов Миноны, сделавшего себя воистину двуличным, стихли вдали, Владыка запоздало добавил:
— Но, не от меня. Если ты захочешь обойти меня, мой старый плут, то я знаю признаки, по которым смогу найти и уничтожить всё твоё потомство, или на худой конец, смешать их с «человеками», лишив своего расположения и рассеяв по всей планете.
* * *
Любомила и Элекс, забыв обо всех, глядели и не могли наглядеться друг на друга, не размыкая объятий, остальные молча поглядывали на них, дожидаясь представлений от истосковавшейся пары. Лишь монг, смерив Русислава и Норена с головы до ног, буркнул что-то Айку в знак приветствия и отвернулся, погрузившись в свои думы. Первым стал проявлять нетерпение Айк.
— Э-э-э, — протянул он, вежливо похлопав Элекса по плечу. — Нельзя ли не при всех, спаситель?
— Опять ты за своё? — повернулся к нему Элекс, с неохотой возвращаясь к действительности.
— Даже и не думал подслушивать ваши мысли, — возразил хитрец. — Я имел в виду совсем другое, вы игнорируете общество, словно не виделись тысячу лет.
— Да так оно и было! — оторвавшись от своих мыслей проворчал Кил-рак.
— Это Норен? — тихо ахнула Любомила, после того, как разглядела, кто стоит позади её мужа.
— Мы были знакомы? — удивился командор, с надеждой вглядываясь в лицо молодой женщины. После краткого молчания, он с сожалением развёл руками. — Не помню…
— Простите, мой друг, — положил ему руку на плечо Элекс. — Не старайтесь вспомнить кого-нибудь из нас. Для нас Вы остались в прошлой жизни, о которой Вам ни к чему вспоминать, поскольку для Вас всё это было вчера. Попозже всё поймёте сами, а сейчас лучше вернуться к реальности.
— Творимой людьми в разных концах Вселенной, во всех временах, — добавил Кил-рак. — Продолжать о Миноне не нужно, Элекс! — прервав,его пояснения относительно возрождения Норена в этом мире. — Его ипостаси мною были обнаружены на Земле.
— Где же? — хором воскликнули Элекс и Любомила.
— Там, где и следовало ожидать: в Египте, подле Владыки того временного отрезка. Их встреча состоялась буквально за пару веков, до его уничтожения тобою, совместно с Варгеном и твоим отцом.
— Как же так? — растерянно произнес Элекс.
— Не волнуйся на этот счёт, — посоветовал монг. — Мне удалось приостановить его деятельность, это оказалось несложным. Владыка перестал доверять ему, после того как я внушил жрецам египетским свои мысли. Царствование Миноны в качестве фараона было недолгим: его сместили, и он бесследно исчез. То ли, он покинул Землю и убрался на свою «G6», то ли, его попросту убили, что для нас, в общем-то, не имеет решающего значения.
— А, что имеет? — ухватился Айк за последние слова Кил-рака.
Монг поглядел на воришку с интересом. — Неужто, ты уловил всё не произнесённое вслух?
— Достаточно, чтобы вникнуть в суть проблемы! — с пафосом произнёс Айк, выпятив грудь.
— Ещё немного и ты познаешь нечто запретное, фигляр. Я бы на твоём месте поостерёгся.
Кил-рак переглянулся с Элексом, и тот в ответ изумлённо покачал головой.
— Что это вы скрываете от меня? — встрял вновь Айк. — Это имечко — Минона мне что-то напоминает.
— Что же оно напоминает тебе? — спросил Кил-рак, прищурившись
— Не скажу! — упрямо заявил Айк. — Раз вы что-то скрываете от меня, то и у меня есть свои секреты.
— Ну, вспоминай, вспоминай, — добродушно буркнул монг, возвращаясь к прерванному разговору. — А имеет значение для нас, да и для всех последующих поколений людей то, что Миноне удалось за столь краткий срок создать тайную организацию и наплодить кучу наследников, из которых она, по сути, и состоит.
— Он что же, создал альтернативную команду? — спросила Любомила.
— Зря смеёшься, девочка. Команда, может быть, и создавалась им с подобным умыслом, только после его выпадение в небытие, они прекрасно поладили со своими предшественниками. Родилось новое поколение лжи и нечеловеческой морали, хитроумно завуалированной под заботу о благосостоянии людей. Новые города со своими независимыми правителями, из числа последователей Сеймои, ведут борьбу за трудовые руки своих граждан, предлагая безопасность от внешних врагов, в то же время, тайно стравливая их между собой ради своей же выгоды.
— Разве трудно догадаться об элементарном? — фыркнул Айк. — Все правители одной верёвкою связаны. Я, например, никогда не стремился к уплате налогов Туркасу, предпочитая профессию свободного художника, профессиям более приметным и почётным. А о том чтобы записаться в армию, для отражения каких-либо врагов города…
— Да. Ты у нас самый головастый, — иронично согласился Кил-рак.
— Да нет же, не в этом дело! — возразил Айк, с полной серьёзностью в голосе. — На этот вывод меня натолкнули петушиные бои.
— Что, что? — в один голос воскликнули Любомила и Русислав.
Элекс только мысленно усмехнулся, догадываясь, что приятель затевает очередной розыгрыш. Но рассказ Айка, на удивление, оказался не шуткой, а простым жизненным выводом его наблюдательного и пытливого ума.
— Я одно время сам баловался этим промыслом. Доходы были, прямо скажем, достойные.
— Зря бросил, — заметила Любомила. — Не пришлось бы стать вором.
— Госпожа, видимо, не понимает о чём идёт речь.
— Так проясни всё скорей!
Элекс понял, что Айк искусным манёвром, называемым им — привлечение внимания, поймал на свою удочку слушателей. Даже Кил-рак в этот раз попался. Мысли свои проныра умел скрывать просто здорово.
— Ну, так вот. Бои петухов, это не просто кукареканье двух чванливых птиц, это целое искусство! Чтоб вырастить бойцового петуха, нужно держать его на особой диете, тренировать, но самое главное — стать его лучшим другом. Я даже спал со своими птичками рядом. Не почувствовав в тебе лучшего друга, или правильней сказать — любимого хозяина и покровителя, петух не станет ввязываться в драку по твоему приказу. Самый большой куш можно сорвать только в том случае, если твоя птица забила своего соперника насмерть.
На лице Любомилы промелькнуло выражение отвращения, она начала понимать, о чём идёт речь. Глаза же Русислава, наоборот, загорелись пониманием. Он весь подался вперёд, видимо вспоминая свою гладиаторскую жизнь.
— Хозяева со своими пернатыми бойцами выходят в центр площадки и начинают стравливать петухов. Для этого обычно достаточно тюкнуть клювом своего петуха по голове другому, но профессионалы прибегают к более изощрённому способу. Они начинают наносить оскорбления друг другу. Обученный петух, никогда не стерпит оскорблений, наносимых своему хозяину, и бросается в бой, но наталкивается на такого же верного, (только другому человеку), петуха. Дальше всё просто, пока птицы с увлечением увечат друг друга, хозяева обходят зрителей и заключают пари на жизни птиц. Иногда заранее договариваются друг с другом, в тайне от зрителей. Один выставляет слабого соперника, так сказать, на заклание. Деньги делятся пополам. Так даже выгоднее: знаешь наверняка победителя, и все денежки зрителей попадают в твой карман, как от твоих болельщиков, так и от твоих недоброжелателей, после закулисного дележа.
— Хороший пример, — одобрительно прогудел в бороду Кил-рак.
— Именно так и происходит в том мире. Дураки не ведают закулисной подоплёки и не видят тех, кто их стравил, пылая любовью к своим царям, или хозяевам, как выразился бы ты. Им невдомёк, что исход не важен, всё давно обговорено между членами одной и той же шайки-команды. Ты Айк не выдержал мук совести от предательства своих друзей-петухов, а?
Тот в ответ, только красноречиво развёл руками.
* * *
Мальчик, играющий с рыжим вислоухим псом, заметив приближающегося Элекса, повернулся к дому и, не открывая рта, позвал отца. Пёс, проделывал в это время стойку на задних лапах, повинуясь мысленному контакту. Оставленный без внимания своего маленького хозяина, он так и замер, повернув к приближающемуся диурду смышлёную мордочку. Кил-рак показавшийся из двери жилища, внешне неотличимого от поросшего травой холмика, сделал приглашающий знак, и крикнул сыну:
— Освободи Лиса, Тель-рик!
Четырёхлетний мальчуган, только после слов отца заметивший свою оплошность, подал мысленную команду и Лис, завертев пушистым хвостом, подскочил к Элексу, намереваясь облобызать любимого гостя мокрым языком.
— Ко мне, Лис! — прикрикнул юный Тель-рик, смешно подражая басу своего отца. — Не смей выпрашивать подачки!
— Ладно, ладно. Не ругай его. Он прекрасно знает, что без сладкоперы, я не прихожу. — Элекс вынул из-за пазухи пучок голубоватых цветов и протянул его мальчику, со словами: — Бабушка Любава недавно создала новый сорт. Попробуй, тебе понравится.
Довольный малыш затрусил по тропинке, размахивая букетом, издающим чарующий аромат, а Лис, повизгивая, припустил за ним следом, пуская от нетерпения слюни. Внутри холмик оказался тем, чем обычно и отличались жилища монгов от любых других: непревзойдённой роскошью и простором граничащим с бесконечностью. Каждый раз Элекс приходя к старейшине монгов, испытывал затруднения с ориентировкой.
— Опять смена декораций, Кил-рак? По-моему, это зеркало я видел в прошлый раз в дальней зале.
— Просто ты сейчас вошёл прямо в ту самую залу. — Э-э-э, но в прошлый раз она выглядела несколько иначе.
— Это для гостей. Для меня она всегда такая же как всегда и на том же самом месте.
— Сдаюсь! С искусством твоих соплеменников мне тягаться не под силу.
— Не прибедняйся. Мы монги сильны своим, а вы люди своим.
— Ты прав, как всегда. Но я зашёл попрощаться: передать поклон твоей супруге и гостинец сынишке. Последнее я выполнил, а…
— А, что касается первого, то сегодня здесь ты её не найдёшь. Я отправил её навестить свою мать. Вернётся она только завтра.
— Ты не хочешь прощаться с нею? — недоуменно спросил Элекс.
— Ни не хочу, а боюсь. — Заметив непонимание на лице своего молодого друга, Кил-рак отвернулся. — Не бери в голову, просто старческие предчувствия.
— Ты, кажется, говорил, что не веришь ни снам, ни гаданиям?
— Я им и не верю. Я верю себе, потому, что всегда знаю наверняка.
Наступило тягостное молчание. Первым не выдержал Элекс.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, как умрёшь?
— Нет, нет. Я не знаю и не хочу знать, как я умру. Я говорю лишь о том, что в будущем меня нет.
— А как же Тель-рик?
— А что Тель-рик. Он уже умеет черпать знания вселенской информации. Придёт время, будет общаться и со мной. А здесь ему помогут мои родные, да и ты тоже не оставишь своих друзей. Отвечу и на твой невысказанный, бестактный вопрос: нет, не жалею. Удивлён, что ты до сих пор не подумал о наследнике.
— Я… — начал было Элекс и смешался, покрывшись краской.
— Зря. Жизни нельзя бояться. Если все будут опасаться, как бы что ни случилось, то жизнь попусту остановится. Именно этого добиваются «чёрные» — прямым геноцидом или силой страха самих людей оборвать её.
— Я прислушаюсь к твоему совету, мой второй учитель и искренний друг.
— Спасибо и на том, теперь перейдём к насущным делам. Я не могу сопровождать вас потому, что считаю своим долгом проделать одну важную задачу во времени, отстоящем недалеко от эпохи в которой недавно побывал. Деяния того, кого египтяне называли Эхнетом, повлекли за собой некоторую цепочку последствий, приведших, в том числе, и к исходу последователей Сеймои из Египта. Но главное не в этом. Главное то, что они понесли по миру. Учение Миноны, выглядящее, на первый взгляд безобидным — поклонение энергиям огня, на самом деле уводят их в сторону от понимания мироздания и замыслов Создателя, подталкивая к слепому и безропотному поклонению одной единственной силе вселенной, игнорируя другие — не менее важные. У меня нет сомнений, что последствиями сего деяния для людей, станет полное невежество в этом вопросе. Сейчас они отказались от понимания важности остальных составляющих основ мироздания, потом откажутся от, самого почитаемого землянами, бога Ра, в угоду очередному божеству, придуманному идеологами Миноны, которые на самом деле преследуют иную цель; посеять в головах хаос, а в душах неверие, чтобы впоследствии провозгласить Владыку единым создателем всего живого, не важно под каким именем. Лишенные, таким образом, естественных знаний, люди будут всё дальше удаляться от истины и отдавать все силы своей души на мерзкие дела Владыки, даже не осознавая этого. Как следует из письма неведомого друга, в будущем времени всё так и происходит. Этому же другу мы обязаны временным парадоксом: земное течение времени ныне не соответствует нашему реальному. Там прошло слишком много событий, предотвратить которые мы, увы, не в силах, мы их прозевали.
— Как я понял, если бы этот неизвестный отправил своё послание из времён менее отдалённых, всё могло бы пойти по-другому?
— Святая истина. Перемещаясь всё глубже и глубже в будущее, он тем самым, с точки зрения сторонних наблюдателей, таких как мы с тобой, способствовал укреплению событий, которые можно было бы предотвратить, вмешавшись раньше.
— Нам нельзя вмешиваться в земные времена, уже случившиеся в будущем, которое стало для них прошлым, но и проигрывать сражение, начатое ещё нашими дедами, права у нас нет.
— Вмешиваться в уже свершившиеся нельзя, чтобы не уничтожить реальные, уже существующие жизни. Подправить можно лишь при условии: что мы дадим указующую ниточку, оставив истину в умах некоторых — самых непримиримых борцов против деспотии. Когда настанет нужное время, они сами повлекут за собой народы планеты навстречу спасению и сотворению новой жизни во Вселенной.
— Спасибо за подсказку, Кил-рак. Тебе не стоит покидать Алькару. Нас много, мы сами сделаем всё необходимое.
— Не согласен! Ты будешь спасать планету, на которой мы все родились, а я, представитель самой древней расы Лады, отсиживаться в безопасности терпеливо дожидаясь своего неминуемого конца? Покорно благодарю.
— Я не хотел обидеть тебя, прости, — вырвалось у Элекса, осознавшего, что он сказал глупость. — Я просто имел в виду, что у тебя сын, с которым предстоит расставание.
— Когда же ты поймёшь! Тела монгов и людей отличны, но воплощаться к новой жизни можно в любом виде. Души у нас давно сродни друг другу. Я просто хочу когда-нибудь вновь пожить на планете наделившей мою расу могучим разумом, пожить не ведая ненужной возни и пустой траты сил. Может быть я или мой сын явимся к тебе в виде такого же, как ты человека, и ты назовёшь его своим братом.
— Для меня ты, Кил-рак больше чем брат, ты второй отец мне! Ты вернул мне смысл жизни, воссоздав для меня из небытия мою любимую!
— Спасибо за тёплые слова, мой мальчик. Тебе ещё многое нужно постичь: научиться, не только перемещаться в Яви и Нави, но и свободно оперировать законами обоих составляющих единого целого. Этому научиться придётся самому, мне уже недосуг. Отныне тебе предстоит решать судьбы лучших сынов Земли, как раньше умел делать я, а до меня Арий со своими единомышленниками, положившими начало новому витку развития разума.
— Я не понимаю, кого ты имеешь в виду, говоря: «решать судьбы людей». Какое я имею право решать людские судьбы? Это право принадлежит только Создателю.
— Только что ты благодарил меня за моё вмешательство в судьбу Любомилы и твою. Понимай правильно: сотворчества ОН ждёт от тебя. Ты просто вспомни своих лучших друзей по прежнему воплощению и помоги им обрести себя, а главное — ЕМУ обрести их.
* * *
— Прекрасная Арабка в дне пути от Вашего славного царства, мой богоугодный господин.
Сол Мен, восседающий на позолоченном троне из кедрового дерева, жестом отпустил гонца и повернулся к своему советнику.
— Цадок! Распорядись, чтобы немедленно нашли Мастера, он мне срочно нужен. Эта Арабка, как говорят, очень умная баба. Только Мастер способен одарить меня мудростью, необходимой мне во время завтрашней встречи с нею.
— Мне только что сообщили, что Мастер серьёзно болен, — залебезил священник, низко кланяясь.
Не смотря на всю его показную покорность, он не смог скрыть недовольства, перекосившего его лицо. С появлением в окружении Сол Мена неизвестно откуда явившегося Мастера, царь охладел к его советам. Цадок прекрасно осознавал свою неполноценность в присутствии Мастера, как и многие приближенные царя, но в отличие от остальных, открыто восхищающимися этим странным человеком, он воспылал к учителю жгучей ненавистью. Похоже было, что Мастер прекрасно это понимал, но никак не реагировал, чем доводил Цадока до полного безумия. Сегодня священник «бога подземного огня», решил проявить несговорчивость. Пора было уже поставить Сол Мена на место. Кажется, этот удачливый царь совсем позабыл, кому он обязан своим возвышением.
— Мой медовый человек! — вновь низко поклонился Цадок царю, дословно переводя его имя. — Разве у Мастера нет достойных учеников, способных заменить его? Давайте дадим учителю возможность отдохнуть. Абдульмалик, прекрасно справится с отливкой «медного озера», он уже превосходит учителя в умении управлять огнём и металлом. Завтра, когда он, с высочайшего соизволения Вашей милости, представит взору Южной царицы своё мастерство, она не сможет устоять перед Вашим могуществом.
— Неужели ты настолько слабоумен, что хочешь сказать, будто Абдульмалик во всём остальном, кроме отливки «медного озера», сможет сравняться с Мастером! Может быть, это ты скажешь мне ответы на загадки Южной царицы? Думай, что говоришь!
Цадок потерял на время дар речи, от резкого ответа Соло Мена. Его, стоящего на ступеньку выше царя, в тайной иерархии «бога подземного огня», последний без стеснения называет безумцем! Сделав очередное усилие над собой, священник подавил свой гнев и пустил в ход последнее средство.
— Совету избранных не понравится отказ от возможности прославить, нового члена нашего сообщества, который не щадя своих сил добивается признания своего таланта. Это удар по нашей всемирной организации строителей храма Ада. За отказ от слова, данного под присягой, любого члена нашего сообщества ожидает только одно!
— Ты смеешь угрожать мне смертью!?
— Что Вы, мой сладкоречивый царь! Я говорю не от себя, я просто выражаю волю пославшего меня покорно служить Вам.
Гнев Соло Мена сразу же остыл. Спорить с этими исчадиями было бесполезно. Он прекрасно понимал, что ещё не готов к открытому противостоянию тайной организации, членом которой он стал, чтобы добиться вершины могущества над своими людьми. Однако отказаться от услуг Мастера и как раз в ту самую минуту, когда предоставляется возможность стать мужем прекрасной Арабки, ему казалось невозможным. Упустить шанс присоединить к своему царству огромный лакомый кусок, в виде ещё одного волшебного уголка земли, и тем самым расширить своё влияние, он просто не мог. Но не зря же его прозвали мудрым царём! Успокоившись и придя к окончательному решению, Соло Мен ответил своему советнику категоричным тоном показывая, что решение обжалованию не подлежит.
— Пусть Абдульмалик отливает завтра «медное озеро». Мастер же будет просто присутствовать при этом, на всякий случай, чтоб не случилось какой-нибудь промашки по нерадению его ученика.
Цадок низко поклонился в третий раз, до самой земли, внутренне ликуя. О большей уступке со стороны царя, он и не мечтал. Теперь ненавистный Мастер в его руках! Послушный Абдульмалик умеет многое: не только управляться с огнём не хуже учителя, он умеет видеть свою выгоду, когда это ему нужно. Он давно мечтает снова оказаться замеченным своим господином, давшим ему это имя — «раб Владыки».
* * *
Вечерние тени удлинились до предела, когда слуга доложил о приходе Мастера. Царь встал ему навстречу, выражая искреннее уважение, чего обычно не удостаивался от него никто.
— Наконец-то, моё терпение вознаграждено! — воскликнул он, делая несколько шагов вперёд. — Мой двуличный поп наврал мне, сказав, что ты, учитель, болен.
Бочкообразная грудь Мастера вздрогнула от смешка, который он тут же подавил в себе. — Цадок действительно, немного приврал. Но только немного.
— Так ты всё же болен?
— Я здоров, как никогда.
— Так в чём же дело?
— Вспомни, чему я тебя учил, царь.
Сол Мен наморщил лоб, пытаясь догадаться, к чему клонит Мастер. Мысль, явно не его, легко коснулась разума, и так же тихонько скользнула прочь.
— Урок, о пожеланиях зла врагу своему! — обрадовано воскликнул Сол Мен.
— Запретное знание! — добавил Мастер.
— Я помню, помню, — быстро заговорил царь. — Но это означает, что мой священник знаком с твоими учениями!
— Он знаком лишь с черной частью знаний древних монгов, но не имеет понятия об остальных её аспектах. Если будешь следовать только его советам, тебе никогда не прославить свой род в веках, как ты мечтал.
— Я больше всего хочу отрубить голову этому попу, а не следовать его советам!
— Просто проигнорируй страх и ненависть, бурлящую в тебе. Настанет час и злоба Цадока, так же как и его хозяев, обратится против них самих. Этот закон воздаяния, действует безотказно, ибо он установлен самим Создателем.
— Спасибо, что напомнил мне его Мастер. Я всю жизнь балансирую на краю пропасти, проклиная час, когда подался лести и уговорам «чёрных». Они обещали, не только славу и богатство, но и мудрость. С последним, они провели меня как ребёнка: мудрость я получаю только от тебя.
— Коль ты всё же получаешь её, значит не напрасно подался их уговорам. В противном случае дороги наши, скорей всего бы не пересеклись.
— Твои слова, учитель, вызывают противоречие во мне. Выходит, что дорогу к знаниям истинным можно приобрести только ступив на ложный путь?
— Не так. Ступать на ложный путь каждому ищущему вовсе не обязательно, важно лишь ознакомление с множеством преподносимых философий. Интуиция сама сделает правильный выбор, если разум достаточно созрел и готов принять его. Готов ли ты принять истинное знание мироустройства, не потянет ли тебя назад по лёгкому, но тупиковому пути?
— Думаю, я достаточно узнал чтоб избежать соблазна, учитель.
— Нет, ещё не достаточно. Встреча с прекрасной Южной царицей будет очередной проверкой. Завтра ты станешь перед выбором: вверх к богам, или вниз к отступнику, чьё единственное предназначение в планах Создателя — осуществлять чистку средь людей, отделять плевел от злака. Помощи от меня не жди, если устремления твои будут неблаговидны.
— Если я выдержу эту проверку, ты откроешься мне до конца, учитель?
— Я и сейчас могу сделать это: я последний из монгов на Земле.
— Это я слышал не раз. Лучше ответь мне, ты человек или бог?
— Если когда-нибудь поймёшь в чём различие, то узнаешь и ответ.
Мастер, не прощаясь, повернулся на каблуках и устремился к выходу, растворившись в сгущающихся сумерках. Слишком много мыслей теснилось в голове Сол Мена, когда он отходил ко сну. Последние годы так происходило регулярно. Что-то изменилось в мире, после того, как Мастер вошёл в его жизнь. То, что всегда казалось незыблемым и правильным, потеряло свою притягательность, новая мудрость, вошедшая в него, стоила куда больше. Каждый час жизни приносил новую информацию, наполняя его доселе неведомыми чувствами.
Утренний луч света, пробудив царя, принёс с собой прекрасное настроение. Сегодня исполнятся самые сокровенные его желания! Даже если царица и отвергнет его, с ним останется новая мудрость. Подняв таким рассуждением своё состояние духа на незыблемую высоту, Сол Мен с нетерпением направился прочь из дворца.
* * *
— Настало время проявить себя, Абдульмалик, — напутствовал Цадок лучшего из учеников-творцов Мастера. — Тебе не дали возможность построить храм нашему богу, как хотел бы каждый из нас — посвящённых.
— Мастер, вместо этого возвёл храм Сол Мену, — с холодной яростью произнес сиплым голосом Абдульмалик.
Цадок удовлетворённо отметил нотки ненависти в его тоне и принялся наращивать успех.
— Не всё потеряно, товарищ! Сегодня твоё торжество: ты произведён в мастера! Сам царь Сол Мен признаёт за тобой подобное вполне заслуженное право.
— Я обязан милости царя тебе? — догадался Абдульмалик.
— Только себе, — возразил священник. — Наше братство давно с нетерпением ждёт твоего триумфа. Мастер сгинет туда, откуда пришёл, и люди позабудут его, но творение его останется. Нашему богу угодно, чтобы храм Сол Мена звался его именем — именем Владыки, как и было задумано им первоначально, пока этот тонконогий демон ни втесался в доверие к царю. Мастеру удалось нарушить замыслы бога нашего, но не надолго. После того как ты посрамишь его, все отвернут от него свои взоры к тебе.
— Как же я справлюсь с такой сложной задачей? Мастер владеет умением не только повелевать огнём, но и деревом и камнем и металлом.
Тогда Цадок хитро усмехнувшись, жестом приказал Абдульмалику молчать и, приблизив свои губы к его уху зашептал придуманную бессонной ночью инструкцию.
— Привет, товарищ!!!
Звуки трёх голосов, слившись в один, заставили священника мгновенно отпрянуть и сделать вид, что он напутствует Абдульмалика на удачное исполнение сегодняшней работы, по отливке «медного озера». Перед ними стояли трое друзей Абдульмалика: Мафусаил — горнорабочий, Фанор — каменщик и Амру — плотник. Проводив священника взглядами исполненными подозрений, они приблизились, чтобы прикоснуться к плечу товарища в знак того, что передают ему свои силы, для предстоящей работы. После чего все трое, не ведая зависти к возвышению «товарища» до звания «мастера», пожелали ему мира, передавая такие же пожелания от всех остальных, младших братьев по ремеслу, не заслуживших ещё право называться товарищами, но пожелавших присутствовать при триумфе Абдулмалика.
«Братья» — младшая и самая многочисленная группа учеников застыла поодаль, не решаясь, в силу порядков принятых среди учеников, подойти ближе, дабы не затмевать мастера своею тенью. После, все вместе они направились к дворцу царя, где и должно было происходить долгожданное действо.
— Я хочу попросить вас, «товарищи», об одной услуге, — заявил вдруг Абдульмалик.
— Проси чего хочешь, мастер, — согласился Фанор.
— Мы — друзья твои, поддакнул Амру. — Твоя просьба для нас закон.
Мафусаил кивнул, соглашаясь со обоими.
— Коли так, — продолжил Абдульмалик, — дайте мне самому выполнить всю работу от начала и до конца. Тому, кто получил звание мастера, надлежит в совершенстве справляться не только со своей специальностью, но и со всеми остальными тоже.
— Твои слова справедливы, — согласился Мафусаил.
Остальные двое, хотя и испытывали некоторое беспокойство за друга, но так же вынуждены были дать своё согласие, не помогать ему. Они позволили себе только советы, как лучше сколотить опору, вылепить форму для отливки и удалить примеси из медного расплава. Закончив свои напутствия, трое друзей отошли в сторону и присоединились к «братьям» рассаживающимся в отдалении. А Абдульмалик, надев кожаный фартук, приступил к исполнению царского заказа и коварного замысла священника.
* * *
А в это время Сол Мен, сидя лицом к лицу с гостьей, пытался подобрать ключик к последней из трёх загадок прекрасной Арабки. Странно: хотя Цадок и обещал, через члена тайной организации, пребывающим в окружении Южной царицы, выведать все разгадки, но дело застопорилось в самый неподходящий момент. Когда Сол Мен уже праздновал свою победу, случилось нечто неожиданное. Цадок разочарованно разводил руками, явно отказываясь понимать, что происходит. Загадки и разгадки были заранее согласованны с его человеком в стане царицы, и откуда взялась незапланированная, он понять не мог. Оставалось предположить, что прекрасная Арабка действительно очень умна, коли, в последний момент, сменила свой план. Молящий взгляд, брошенный царём на Мастера, вызвал лишь мимолётную улыбку на его губах. Словно тот напоминал этой улыбкой поставленное им накануне условие. «Ну, подумаешь! Всего раз представил её красивой вещью в своём окружении. Разве такая малость стоит потери моего прозвища — наимудрейшего»?
— Любая ошибка стоит воздаяния, — прозвучал в его голове голос Мастера.
«Ну, прости меня, больше подобного не повтори…» — Сол Мен вдруг оборвал своё мысленное раскаяние, осознав, что сегодня он не только слышит слова Мастера, а ещё и Мастер услышал его. Впервые! Ещё ни разу ему не удавалась эта премудрость, до сегодняшнего дня. Лёгкий кивок Мастера подтвердил правильность вывода.
«Да не нужна мне никакая Арабка! Мой дар переходит в новое качество!» — почти вслух прокричал он, вскакивая на ноги, и сразу же в голове, как награда, родился ответ на последнюю загадку царицы. Выпалив заветное слово, под восторженные поздравления присутствующих с обеих сторон сановников, он послал благодарный взгляд Мастеру, который в ответ снова слегка улыбнулся. В приподнятом настроении царь пригласил гостью последовать за ним на осмотр храма, который задумывался для прославления и принесения кровавых жертв богу подземного огня, но, по совету Мастера получил другое предназначение. Теперь он служил местом для проведения собраний учеников и производства их в степени, по мере продвижения их по пути познаний. Внимание прекрасной Арабки привлёк Абдульмалик, который трудился на отгороженной площадке, перед храмом Познаний, и не обращал ни малейшего внимания на вереницу высокопоставленной публики.
— Что делает этот человек? — спросила царица.
— Он творит «медное озеро», — отвечал ей Сол Мен.
— Для чего? В чём его предназначение?
Царь замешкался с ответом. Согласно первоначальному плану предложенным Цадоком, «Медное озеро» должно было служить огромного размера сосудом для сбора крови жертв, но сейчас, не имело никакого смысла его изготавливать. Сол Мен как-то не подумал об этом и не знал что ответить. Он уже совсем решился, было сделать попытку вновь обратиться за помощью к Мастеру, но тут ему пришёл на помощь сам Абдульмалик. Оторвавшись от работы, он поднял свой горящий взор на прекрасную Арабку и сиплым рыком раскатисто произнёс, вынуждая царицу вздрогнуть:
— Это блюдо завтра станет подарком для вас, дорогая гостья нашего наимудрейшего царя.
Закончив показ своих чудес, Сол Мен пригласил свою гостью на пир. Он и здесь блеснул изысканными яствами, но Арабка вдруг потеряла интерес к происходящему. С трудом, она заставляла себя отвечать на вопросы царя, который, вкусив в достаточной мере вина, упорно не замечал этой перемены, хотя для остальных она давно уже стала очевидной. Наконец, сославшись на усталость после трудного пути, царица удалилась в сопровождении придворных в свой шатёр, который возвышался в центре лагеря гостей за стенами города. Сол Мен, окрылённый утренним достижением в передаче своих мыслей учителю, был в приподнятом настроении.
Может быть, он действительно прикоснулся сегодня к высшей мудрости, а может быть игра вина была тому причиной, но он погрузился в мысли о вечном. Рассуждения привели его к истине: за всякую вещь приходится платить, и тем цена больше, чем сильнее желание обладать ею. В конце концов, он решил позабыть своё желание — обладать Южной норовистой красавицей. Втайне от самого себя он всё же надеялся, что окончательный исход ещё не предрешён и в любом случае оборачивается в его пользу. Достигнув, таким образом, верха благодати, царь провалился в беспробудный сон.
* * *
— Я не могла больше оставаться одна. Зачем ты меня оставил, мой единственный? Неужели ты не смог вернуться раньше? Разве время стало иметь значение для тебя? Мастер крепко прижимал к себе могучей рукой красавицу Арабку, гладя другою её длинные волосы, спадающие волнами по плечам.
— Долго ли ты пробыла одна, свет моих очей?
— Уже два месяца, как ты исчез не оставив никакой весточки о себе. Что я ещё могла подумать? Я места себе не находила.
— Раз я не подал о себе весточки, значит, ты подумала всё правильно. Теперь время имеет для меня значение, и ещё какое! У меня, его просто больше нет.
— Я не понимаю тебя, мой милый.
— Найти меня тебе помог Элекс?
— Да. И он же придумал подмену мною царицы Савской.
— Передашь ему от меня слова благодарности, за этот подарок. Скажи ему, что он вернул долг сполна.
— Ты говоришь так, словно сам не сможешь этого сделать!
— Всё так и есть. У меня не хватило духу признаться тебе, и Элекс напомнил, что не след малодушничать в последние часы жизни.
Слёзы потекли из глаз Арабки, и она, поняв всё до конца, глухо застонала, стиснув кулачками отвороты одежды Мастера.
— У нас с тобой, родная, сегодня последняя ночь. Отбрось все переживания, чтобы утром с радостью отпустить меня в иной мир, где мне следует пребывать отныне. Объятия их становились всё крепче. Тихо вздохнув, женщина прошептала:
— Жди меня, я примкну к тебе, когда позволит Создатель.
— Не очень торопись, у тебя ещё есть дела здесь, а впереди у нас целая вечность.
* * *
Похмельная головная боль усилилась при виде того, кого в первые часы пробуждения Сол Мен желал видеть меньше всего на свете.
— У меня для Вас новость, царь, — заявил Цадок, довольно поглаживая себя по округлому брюшку, уже приступившему к перевариванию утреннего завтрака.
Головная боль царя усилилась, когда в его животе при виде жеста священника, раздалось недовольное бурчание. Желудок явно протестовал против вчерашнего возлияния, выпрашивая чего-нибудь иного. Цадок, словно назло, не оставил Сол Мена в покое, а предложил вместо хлеба насущного пищу для нового взрыва головной боли.
— Вчера видели, как Мастер входил в шатёр царицы.
Мысли с трудом ворочались в голове, а язык, не совсем ещё проснувшийся смог произнести лишь три слова:
— Какой такой царицы?
— В шатёр прекрасной Арабки, Вашей гостьи — царицы Савской!
Внимательно следя за эффектом от своих слов, Цадок небрежно добавил:
— Покинул шатёр он только утром.
Реакция Сол Мена на слова священника, к несчастью последнего, превзошли все ожидаемые результаты. Кувшин с водой, содержимым которого царь в этот момент пытался вновь обмануть надежды своего желудка, полетел в Цадока, перепугав того не на шутку.
— Прочь! — ревел Сол Мен, вскакивая с ложа и принимаясь шарить в изголовье в поисках кинжала. Священник, не ожидавший такой бури, едва успел ретироваться, как клинок полетел вслед за кувшином. С трудом взяв себя в руки, Сол Мен, с внутренним изумлением принялся наблюдать за собой, как бы со стороны. Его переполняло чувство ревности, никогда не испытываемое им прежде. «Предатель»! — пытался он обвинить Мастера, но тут же холодный ответ возникал в противовес: — «А ты свинья пьяная, чего ожидал»? Снова разъярённый ревнивец взывал к справедливости: — «Он не должен был отнимать у меня Южную царицу». Холодный разум не соглашался: — «У тебя много наложниц, но чувство любви тебе неведомо. Так не мешай чужому счастью, тем более счастью своего учителя»! Неизвестно, кто бы победил в этом споре совести с врождённым естеством сатрапа, если бы не послышались знакомые шаги Мастера. Через мгновение он уже входил в царскую спальню. При виде его лица, ярость Сол Мена уступила место недоумению. Спокойная отрешенность читались на этом лице. Не так должен был выглядеть счастливчик, после ночи любовных утех.
— Царица ждёт тебя, царь, — произнёс учитель, зорко вглядываясь в бегающие глаза Сол Мена. — Ты обещал показать сегодня отливку «медного озера».
— Да, да, — растерянно забормотал царь, не смея поднять глаза на учителя.
— Если ты уже готов стать тем, кто понесёт мудрость богов людям, то знай: цари до конца доигрывают свою роль! Таков наш удел.
— Я… я, — попытался сосредоточиться Сол Мен. Мгновенно мысли Мастера, прорвав все его тщательно возводимые слепой ревностью заслоны, потекли бурной рекой, наполняя смыслом каждый прожитый день его жизни, объясняя всё. — Я достойно приму свою судьбу и донесу до людей волю Создателя! — тихо, но твёрдо закончил царь.
— Помни свои слова и никогда не отказывайся от них.
— Я не нарушу своего слова. Но почему ты, Мастер, не спасёшься сам?
— А почему ты позволил недоучке назваться мастером и вопреки моим настойчивым предупреждениям повелел взяться за работу единолично?
— Я не мог поступить иначе. Отказать тайной ложе я пока не готов, они слишком сильны.
— И я тоже не могу поступить по-другому. Иначе их сила возрастёт многократно и не позволит тебе закончить начатое.
* * *
Слишком длинные доски подпор занялись и форма для отливки, не выдержав веса расплавленной меди, с гулким грохотом раскололась на мелкие кусочки. Пламя охватило расплавленную медь, в которую Абдульмалик, по совету Цадока, подмешал изрядное количество серы. В результате, и без того жаркий костёр взметнулся до небес. Горшок с водой в рост человека, для безопасности стоящий рядом, горе-мастер мгновенно опрокинул в огонь. Холодная вода встретилась с пылающим металлом, раскалённым до невозможности, и прогремел взрыв. Отовсюду послышались крики разочарования вперемешку с ужасом.
Действия Абдульмалика многим показались случайным стечением обстоятельств, только Мастер ожидал чего-нибудь подобного и знал, что за этим последует. Вспыхнуло голубое поле и куполом накрыло всех людей, оказавшихся в опасной близости. Горящие ошмётки забарабанили по этому чудесному куполу и, отскакивая, словно капли дождя от зонта, стекали к границам купола, не причинив никому вреда. Сам Абдульмалик выглядел растерянным: в своём невежестве он ожидал получить несколько иной результат; может быть золотое жертвенное «море», вместо «медного озера», может быть уничтожения Храма Сол Мена и всех учеников Мастера, в придачу. Что насоветовал ему Цадок, осталось неизвестным. Одного не смог скрыть он — разочарования от сорванного торжества коварства. Чувствуя, что все глаза устремлены на него и понимая своё неминуемое разоблачение, он дико вскрикнул и простёр руки к огню, шепча что-то, слышное лишь ему одному в рёве мечущегося пламени. Мгновение спустя, к рёву огня стал примешиваться более низкий рёв. Весь кошмар произошёл очень быстро, никто не успел даже понять толком, что же произошло на самом деле, лишь звонкий голос царицы вторгся в сознание присутствующих, когда она в неописуемой ярости воскликнула:
— Вот значит, какое блюдо ты преподнёс мне Абдульмалик!
Но любимому слуге своего бога, было в этот момент ни до кого. Он взывал к подземному Владыке, как научил его «чёрный» священник, чтоб тот защитил его от гнева и суда людского, и хозяин откликнулся на призыв раба своего. Недаром Цадок называл Абдульмалика лучшим из всех учеников, овладевших знанием огненной стихии. Недостаток ремесленных познаний новоиспечённый мастер с лихвой восполнял своим знанием черной части сокровенных знаний, преподносимой членам тайного общества, которого так боялся Сол Мен. Тем не менее, видение, представшее царю в следующий миг, кроме него смогли наблюдать только царица, да трое лучших учеников, теперь уже бывших друзей Адохрама, получивших возможность увидеть это, как и царь, благодаря науке Мастера.
Для всех остальных время просто перестало существовать, сжавшись в долю секунды. Земля разверзлась и чёрная, неразличимая фигура — не то человека с козлиными рогами, не то козла с человеческим лицом, заросшем бородой до самых глаз высунулась по пояс из пламени. В лапах его возник трезубец, с конца которого сорвалась слепящая молния и полетела в Мастера, который, вытянув ладонь вперёд, словно загораживаясь от яркого света, остановил её полёт. Шаровая молния послушная его воле, изменив полёт, двинулась в сторону чудовища. В ответ на действия Мастера, существо с трезубцем в руке страшно заскрежетало зубами и, поймав молнию на остриё своего оружия, подбросило её вверх. Огненный шар начал расти, выползая за границы голубого защитного поля. Мгновения оставались до испепеления всех людей, ничего этого не замечающих.
— Нет! Тебе не совершить задуманного, — спокойно улыбнулся в ответ на кривляния страшилища Мастер. Подняв обе руки над головой, он коснулся ладонями огненного шара, словно тот был мыльным пузырём и сжал его усилием воли в бесформенный комок. — Тебе, Владыка подземного огня, дана лишь способность нести смерть, но даже с этим сегодня тебе не справиться. Монг не позволяет тебе этого! Не бывать на месте Храма Истинных Знаний памятнику твоего уродства человеческих душ.
Страшно кривляясь, представая то змеем с рогами, то крокодилом с распахнутой пастью острейших зубов, чудовище вдруг протянуло свою лапищу в сторону стоящего на коленях, с руками сложенными на груди лодочкой, Абдульмалика.
— Скорей ко мне, мой верный раб! — послышался вой, заставивший того подняться с земли и сделать несколько шагов на дрожащих ногах по направлению к чудовищу, вновь ставшему похожим на козла с заросшим шерстью человеческим лицом. Вид его был ужасен и отвратителен, но Абдульмалик понимал, что это действительно тот, кто порождает ему подобных людей и воспитывает их себе в помощь, и потому вправе называть его своим рабом.
— Скорей ко мне! — вновь повторило чудище, на этот раз более нетерпеливо. — Иди за мной, и я покажу тебе весь твой род: предков твоих — ныне моих слуг верных, и твоих потомков — готовых повторить путь отцов. Займи своё место подле меня, Абдульмалик! Я дам тебе такую власть над людьми, какая никому из смертных и не снилась!
— Уйдёшь один, — устало произнёс Мастер, замахиваясь рукой с зажатым в ней огненным комком. — Проклятья свои забери с собой. Ими и довольствуйся. Молния полетела в ревущее от ярости чудовище, и оно исчезло. Края земли поползли навстречу друг другу, смыкаясь, но вдруг приостановились, словно дожидаясь слугу, содеявшего это.
— Я иду! — со страхом воскликнул тот, боясь остаться один на один с друзьями, преданными им. Он побежал к отверстию, из которого било пламя, норовя вновь выплеснуться наружу, и бросился головой вперёд в него, словно ныряльщик. Но Мастер оказался проворнее, он опередил Абдульмалика, упав лицом вниз на землю и, раскинув руки, загородил телом этот путь к бегству «черному» слуге. Края отверстия медленно сомкнулись, на этот раз окончательно. Рёв огненного чудовища стих. Когда всё закончилось, с земли поднялся один Абдульмалик. Подбежавшие Мафусаил, Фанор и Амру, попытались поднять Мастера, но он не подавал признаков жизни. Прекрасная Арабка, на скрывая больше своих чувств, подошла и опустилась на колени перед погибшим. Тело её сотрясали беззвучные рыдания, рвущие душу царю.
— Ты спешил покинуть мир, чтобы избежать страданий, черная душа, — заявил Сол-Мен Абдульмалику, которого подвели к нему, держа за руки, трое бывших друзей. — Мастер не любил убийств, но я ещё не стал совсем таким же, как он. Отныне живи в страхе и знай, что мучений избежать тебе не удастся ни в этой жизни, ни в следующих. Для того он и спас тебя дурака в последний миг, чтоб ты смог осознать всю глубину своего заблуждения на счёт своих тайных хозяев. А чтобы, таким как ты, была понятнее сила добра и света, жизнью своей остановил Владыку страха и злобы, со всем его воинством.
— Каким воинством? — глухим, неуверенным голосом спросил Абдульмалик.
— А ты думал, это огонь Мастер отправил за ним вслед в преисподнюю? Ты думал это огню он преградил путь на землю? Нет! Это осколки душ подонков всех времён, одураченных, как и ты, как одурачить меня пытались всё это время Цадоки разные.
— Если ты прав, царь, вели убить меня! Всё равно мне нет больше жизни в этом мире.
Сол Мен повернулся к нему спиной, повелевая взмахом руки убираться на все четыре стороны.
— Что это всё значит, наимудрейший? — спросил Цадок, слышавший всё, но не понявший и половины из случившегося.
— Это значит, что ты тоже пошёл отсюда вон, пёс шелудивый! И чтобы духу твоего и твоих заговорщиков больше никогда не было рядом со мной!
Цадок, привыкший к несдержанности и некоторому деспотизму царя, на этот раз всё же опешил. А когда подскочившие к нему по команде своего хозяина, слуги потащили его прочь, до него дошло.
— Ты пожалеешь об этом Сол Мен! Одумайся! Мы никому никогда и ничего не прощаем!
— Радуйся, что я не так злопамятен, пузатый поп! — проводил его напутствием царь. — Моли своего бога, чтоб он тебя простил, за неудачу. Иди и ищи, вместе со своею шайкой огнепоклонников, других глупцов, я больше не с вами.
* * *
— Здесь его тело не даст покоя врагам твоим, царь.
— Извини меня, царица, я не могу отдать его тебе. Он принёс нам правду предков, научил забытым ремёслам, открыл силу творчества. Не волнуйся о своём Мастере, мы предадим его тело земле соблюдя все почести положенные такому человеку. На месте его захоронения мы воздвигнем новый храм — в память о нём. Никто не сможет ему помешать спать вечным сном.
Прекрасная Арабка, прикрыв лицо тёмным платком, что был у неё на голове, чтобы скрыть своё разочарование, отвернулась. Царь подошёл к телу, закутанному в белый саван, лежащему на холмике, возле выкопанной в земле могилы, и произнёс небольшую речь. Тысячи людей заполнили все окрестности, чтобы попрощаться со своим учителем — таинственным Мастером, пришедшим из неизвестности и уходящим в неизвестность.
— … пусть твоё имя останется с нами в веках, как останутся навсегда с нами знания, которыми ты делился с каждым, не делая тайн, как делали их до тебя другие, называющие истинным богом — чудовище и заставлявшие нас поклоняться ему.
Голос Сол Мена разносился далеко в звенящей тишине. Люди застыли, стараясь даже не дышать, чтобы не нарушить тишины. Птицы, и те волшебным образом притихли, ни дуновение ветерка, ни скрипа, ни шороха: словно сама земля прощалась со своим героем — защитником жизни.
— Ты говорил, что ты последний из монгов — древнейшего народа Земли. И передавая свои знания, передал мне в наследство столько от своего дара, сколько я смог принять. — Царь сделал паузу и обвёл глазами своих подданных. После голос его зазвучал с новой силой: — Я знаю, ты был больше чем человек, но ты не велел называть тебя богом. Отныне, исполняя твою волю, я понесу правду богов своему народу и всем иноземцам, согласным принять твою мудрость из моих уст. Отныне — я последний монг на Земле. Но без тебя, я одинокий монг — Соло Монг.
В траурном молчании тело Мастера опустили в могилу. Поверх него ученики положили свои инструменты — последний подарок своему учителю: циркуль и угольник, мастерок и кирку, молоток и клещи. Когда яму засыпали землёй уже до половины, прекрасная Арабка отвернулась и ни на кого не глядя, прошептала:
— Прости и ты меня, Одинокий Монг. Я не могу оставить своего любимого на растерзание шакалам.
В следующий момент она исчезла на глазах у многих, наблюдающих за нею глаз. Могильщики, невольно оторвавшись от своего траурного занятия, не заметили, как земля в могиле немного осела.
* * *
— Брат Цадок, встать!
Холодный голос председательствующего прозвучал, подобно грому в полутёмном помещении, с сидящими полукругом членами тайной ложи. Лица всех, включая и говорившего, были скрыты черными капюшонами, навевая на обвиняемого невольный ужас.
— Время вышло, Абдульмалик не вернулся.
— Наверное он не нашёл могилы Мастера и сбежал от суда. Позвольте мне самому!
Председательствующий, пошептавшись с двумя помощниками, находящимися справа и слева от него, вновь повернулся к злосчастному священнику, которого била не прекращающаяся дрожь.
— Мы даем тебе последний шанс на реабилитацию. С тобой пойдут трое наших братьев.
— Не беспокойтесь, я не подведу. Я хорошо запомнил место, где его похоронили. Ещё до рассвета труп Мастера будет здесь, для совершения ритуала.
— Надеюсь, — угрожающе произнёс председательствующий. — Тело этого мудреца никогда не должно быть предано земле, оно должно быть расчленено и сожжено на алтаре нашего Властелина. В противном случае, наш бог будет не отомщен за нанесённое поражение на глазах у тысяч своих рабов. Чтоб не допустить его гнева против нас, а следовательно, и падения всего нашего дела, будет принесена человеческая жертва.
Цадок вновь мелко затрясся, на этот раз не в состоянии скрыть этого. Звонкая дробь, выбиваемая его зубами, разносилась по всему просторному помещению. У него не оставалось сомнений, кто именно станет этой жертвой. Сам он в прошлом не раз присутствовал при жертвоприношениях нерадивых, и ему это нравилось. Тёплая кровь — лучшее средство насытить бога. Но стать самому жертвой! Об этом он как-то никогда не задумывался.
Час ходьбы, и тот самый холмик перед ними. Как этот Абдульмалик не смог найти этого места? Вот настоящий неудачник! Цадок принялся ползать по вершине холма, ощупывая землю. Так и есть. В одном месте она рыхлая. Вспотевший священник чуть не вскрикнул от радости. Это не он, это нерадивый Абдульмалик, которому было доверено так много, допустил очередную промашку! Что ж, значит, ему и быть жертвой Великому Владыке. В восторге мурлыкая себе что-то под нос, Цадок принялся копать землю. Вдруг, к его несказанной радости, лопата ударилась обо что-то. Обрадованный своей удачей, Цадок даже не обратил внимания на то, что находка оказалась зарыта так неглубоко. Он, потея и ломая ногти, принялся из последних сил отбрасывать землю. Вдруг его рука ухватилась за чью-то холодную плоть и он из последних сил рванул её на себя и чуть не лишился чувств: плоть мёртвого сползла с кости и осталось в его руке. Он даже перешёл на язык своего племени.
— Мак бе нак!
— Что ты говоришь? — переспросил один из братьев.
— Помогите, — справившись с собой, жалобно попросил священник. Вчетвером они вытащили труп и, плотно замотав его в саван, понесли назад. Цадок замыкал процессию, неся найденные в могиле инструменты, словно доказательство его причастности к гадкому делу. Спустя час они были на месте. Все головы в капюшонах повернулись к вошедшим.
— Вот! — торжествующе объявил Цадок, расплываясь в елейной улыбке. — Я потянул и мак бе нак! — снова сбился он.
— Ты говоришь, — переспросил председательствующий, — плоть сползла с кости? Очень интересно. А ну, давай-ка посмотрим.
Цадок принялся разматывать ткать в том месте, где должна была находиться голова. Вдруг у него возникло ощущение, что что-то не так. Мгновение, и перед сгрудившейся публикой предстало лицо мёртвого Абдульмалика.
— Это и есть твоя находка? — послышался в тишине голос председательствующего.
— Я не знал, — прошептал холодеющий от страха Цадок, начиная пятиться.
По сигналу председателя, инструменты заботливо прихваченные священником были разобраны.
— Не убивайте! — отчаянно воскликнул раб своего господина.
Молот и кирка одновременно опустились на повинную голову, а циркуль пронзил его грудь.
* * *
Мафусаил и Фанор не сводили пытливых взглядов с лица своего друга.
— Ну, рассказывай скорее!
— А зачем рассказывать, вы и сами обо всём, наверное, догадались.
— Ты видел?
— Как они поступили с толстопузым?
— Так, как и предсказал Соломонг, — отвечал Амру. — Следы тёмных знаний, лучше всего схватываются этими типами в капюшонах. Они порешили его теми самыми инструментами, что царь велел оставить в могиле неудачливого трупокопателя.
— Воистину, Наш царь наимудрейший из всех! — заключил Мафусаил.
— Собаке собачья смерть от руки хозяина недовольного её службой, — поддакнул Фанор.
— Но всё-таки, кто же похитил тело Мастера?

глава 5

Костры пылают, в них горят не листья,
Клеймо красуется от Рода на челе,
То ведьмы, — ведавшие смысл жизни,
Отбросив тлен, взлетают высь во мгле…

— Легенда, легендой, но какой в ней смысл? — вопросительно заметил Айк, ковыряясь тонкой рыбной косточкой в зубах.
— Во всём есть смысл, — заметил Норен. — Так всегда говорит нам Элекс.
Айк критически окинул взглядом бывшего командора. Выглядел он, так же как и остальные братья Святой Инквизиции: черная ряса с балахоном, скрывающим черты лица.
— Вот и говоришь ты как слуга Христов.
Норен поглядел на товарища непонимающе, и Айк с большим удовольствием внёс пояснения:
— Разве ты не обратил внимания, что все эти сатанинские братья, когда хотят произнести очередную глупость в своих проповедях, поднимают наставительно вверх указательный палец и говорят следующее: это так потому, что так сказал нам господь! Или, например: всё инакомыслие — ересь!
— Я не считаю Элекса чем-то вроде Христа, хотя он не меньше умеет, — попробовал возразить Норен, смутившись.
— А, так ты уже стал записным крестоносцем! А не хочешь ли отправиться в поход, обращать в правильную веру славян или неверных язычников?
— Подожди, подожди, — совсем сбился Норен. — Ты всё сейчас как-то вывернул наизнанку. Я просто хочу сказать, что Элекс дал нам чёткие указания, как действовать в незнакомом времени. А легенда о дворце Соломона — указывает на какое-то вмешательство извне. Наконец, любая легенда — это тщательно зашифрованная страница истории, преданная обществом забвению.
— Ты забыл добавить, что Элекс не сказал, как нам действовать именно в «этом» времени, в которое мы угодили, сами того не желая. Но главное, теперь ты начинаешь сомневаться в учении Христовом! Это неплохо! Глядишь, мозги придут к единственно правильному выводу: — весь мир создан для меня, а я для мира!
Айк откинулся спиной на стенку, самодовольно сложив ручки на животе.
— Потише, — шикнул Норен, опасливо обводя лица трапезников, находящихся от них через стол. — Так до беды недалеко. У инквизиции полно доносчиков. Давай-ка закругляться с этим трёпом.
— Ни какой это не трёп. Это логическое умозаключение, выстраданное мною, сквозь бездну времени. А в легенде явно усматривается вмешательство нашего монга, это как раз в его стиле — играть судьбами богов. Просто ты не успел его достаточно хорошо узнать. Вот увидишь, вернёмся к своим, и всё объяснится самым прозаическим образом.
Дальше пошла демагогия Айка, по поводу всех людей и народов, и о его личной неповторимости во вселенной. Норен мысленно махнул рукой и прикрыл глаза, изображая дремоту. Всё это он слышал уже не раз, но не мог сказать, что маленький человечек ему надоел. Он вообще чувствовал, к своему проводнику, в этих странных скитаниях по эпохам Земли, самые тёплые чувства.
С тех пор, как командора не стало в его родном времени, а Элекс вернул его в эпоху удалённую на тысячи лет в будущее, многое для него изменилось в жизни. Это было всё равно как умереть и снова родиться. А для всех остальных это именно так и виделось, далёкие и грозные события пережитые им, для современников ни чего не значили. На Оранжевой он поглядел на женщину, которая приходилась ему его пра-пра-пра какою-то внучкой, и ему расхотелось жить. Если бы не Элекс, он именно такое решение и принял бы. Но странный друг, неизвестно откуда знавший о его прошлом почти всё, сумел убедить Норена повременить с этим.
Собирание крупинок информации в разных временах и у разных народов, делало жизнь хотя бы интересной. Конечной цели Норен, по прежнему, не видел, но отчаиваться, как раньше, перестал, проникнувшись интересом к происходящему вокруг. Все эти люди, страдающие от своих мучителей — таких же, как и они заблудших, не подозревали о существовании рядом с ними их далёких предков — его и Айка, и кто знает, может ещё кого-то незримого. К тому же он довольно коротко сошёлся с Айком, чей изворотливый ум выручал их не раз. Вот только в последнем их совместном прыжке произошла досадная накладка: спасая их обоих от перспективы угодить на кол или просто быть сваренными заживо в кипящем масле религиозными фанатиками, Айк совершил перенос в спешке наугад. Теперь они оказались на время отрезаны от своих друзей. Не зная точной даты своего местопребывания во временном потоке, вернуться в исходную точку не представлялось возможным. К тому же, летоисчисление окружающего мира изменилось по непонятной причине, нагоняя пароноидальные подозрение, будто это сделано специально, чтобы загнать их в ловушку.
— Ты не слушаешь меня, что ли? — спросил Айк, вглядываясь в лицо Норена. — Я перед кем это распинаюсь битый час?
— Слышу, — коротко отвечал тот, приоткрыв один глаз.
— Тогда каков будет ответ на мой вопрос?
— Это ты на счёт, Крестового похода?
— Нет. Ты всё же спал всё время, пока я с тобой разговаривал. Я битый час тебе втолковываю о том, что нам здесь делать больше нечего!
Норен кивнул, соглашаясь.
— Я о том же.
— Даже и не думай. Элексу, которого ты возводишь на свой личный пьедестал, не понравится, если ты погрязнешь в сомнительных делишках попов, внедряющих новую религию, копьём и мечом.
— Не волнуйся, после знакомства с Миноной, меня больше ничего уже тронуть не может.
— А меня может! — вспылил Айк, выходя из своего привычного, слегка ироничного тона. — Я не понимаю, как ты можешь смотреть на зверства, творимые этими убийцами в рясах, в их застенках.
— В аббатствах, — поправил Норен.
— Ты научился у них играть словами. Какая разница, как называются места пыток? Раз уж ты не можешь вмешаться, чтобы не навредить будущим поколениям людей, то и равнодушно взирать на злодеяния незачем. Главное мы выяснили: все эти попы — прямые приемники Миноны и его господина.
Норен задумался. Айк мог перенести их обоих из этой — в другую эпоху в любой момент, но вместо того, читал какую-то лекцию. Это было на него совсем не похоже. Внимательно вглядевшись в лицо своего проводника и друга, командор уловил новое, несвойственное Айку выражение озабоченности и тревоги.
— Если ты беспокоишься о моём разуме, то напрасно, — осторожно начал он, пытаясь найти подтверждение своему предположению на лице Айка.
— Я беспокоюсь о другом. Я беспокоюсь о том, сможешь ли ты впоследствии спокойно спать.
— Ах, вот ты о чём? Я как раз думаю над этим противоречием и прихожу к убеждению, что Элекс не мог предвидеть, как скверно здесь всё оборачивается.
— Ну и? — поторопил командора Айк.
— На воскресенье назначена казнь большой группы колдунов и ведьм. Я склоняюсь к выводу, что не будет большого вреда для истории, если они покинут этот мир чуть попозже.
— Молодец! — обрадовано воскликнул Айк. Глядя на потупившего взор Норена, ему пришло в голову, что молчаливый приятель к подобному выводу пришёл не сейчас, и он с подозрением в голосе спросил:
— Бегство от инквизиции на той неделе трех колдунов: старухи и двух её детей — дочери и мальчугана, не твоих ли рук дело?
Норен промолчал в ответ, красноречиво подтверждая предположение друга.
— Зря не сказал раньше.
— Ты одобряешь?
— Совсем не знаешь меня. Конечно, одобряю! Мало того, я несказанно рад этому нарушению правил нашего поведения в иных мирах. — Айк протянул раскрытую ладонь, и Норен неторопливо и торжественно пожал её, а Айк задержал его руку в своей. — Есть кое-кто, такие же, как и я, одобряющие это, и они готовы помочь несчастным, попавшим в беду.
— Тогда встретимся после вечерни возле подземного хода. Я постараюсь вывести осуждённых.
Норен встал и, укутавшись поплотнее в свою черную хламиду, двинулся к выходу, шаркая деревянными башмаками, подражая походке чёрного братства. Посетители придорожной таверны, в которой происходила встреча двух приятелей, опускали глаза, когда он проходил мимо, а после, опасливо провожали его робкими взглядами в спину. Спустя небольшой промежуток времени, Айк так же последовал к выходу, и ему так же досталась часть этих взглядов.
«Ну, всё. Пропала наша конспирация. Завтра же кто-нибудь доложит его аббатскому начальству. Придётся поспешно убираться», — отметил про себя Айк. — «Ну, что за люди? Ради похвалы или медяка, а иногда и просто ради обещания замолвить перед богом словечко, почти каждый готов предать ближнего своего, в руки инквизиторов». Ошибся он всего немного, доносчик нашёлся значительно раньше. Почти сразу же.
* * *
Златовласая девушка сияла своим миловидным личиком, не отводя глаз ото рта Айка, не закрывающегося ни на минуту в её присутствии. Мать девушки, старуха с обезображенным лицом, тоже исподволь бросала на него довольные взоры. Лишь мальчуган, лет семи, уже заснул не дождавшись ужина, которого обычно в этой семье не бывало, хотя как раз сегодня, в котле висящем над жарким пламенем печурки, называемого хозяевами камином, варилась баранья нога, которую Айк походя стянул с продуктового воза, направляющегося в аббатство Сежер, где Норен делал вид исправного попа-служаки. Необходимо отдать должное Айку, раскаяние ни на миг не коснулось его совести, как это в последнее время, очень некстати, случалось с ним, когда он прибегал к своему прежнему ремеслу. Он даже вывел новый закон, делая поправку к одной из заповедей, с которой взывали к совести мирян монахи, сами игнорирующие провозглашаемые ими догмы. Заключался этот закон в следующем: не укради (у неимущего, но, ни в коем случае не приравнивай к ним служителей сатаны, как бы они не прибеднялись, особенно если украденное тобой пойдёт в прок неимущим). Златовласка поразила его воображение, чему он был несказанно рад, но не признавался сам себе в этом. Простенькое платьице и отсутствие башмаков ничуть не портило её, наоборот: её облик будоражил его, вызывая в то же время какое-то умиротворение в душе. Словно он давно искал эту девушку, но по неведомым причинам наконец-то нашёл и не где-нибудь, а буквально — за три девять земель.
«Можно ли было назвать это любовью с первого взгляда»? — спрашивал он себя. Но, что-то в нём протестовало против подобного ответа. Что касалось Серенады, то она даже не пыталась ломать голову над подобным вопросом. В её глазах Айк был тем, кто заслуживал нового чувства, рождающегося в ней. В свои семнадцать с половиной лет она в нём первом из встреченных ею мужчин, обнаружила не грубость и похотливые шуточки, но и искренний интерес к её душе. Это было для неё новым открытием в жизни, и она очень боялась потерять каждое мгновение ни с чем несравнимого счастья, ворвавшимся в её полуголодное существование. Слушая его голос, не замолкающий ни на миг, она словно невзначай, прильнула костлявым плечиком к его плечу, не разбирая слов, просто наслаждаясь этими мгновениями близости, подарком судьбы, внезапно выпавшему на её долю.
— Суп готов! — провозгласила старуха, которой она на самом деле не являлась, а так выглядела, подорвав здоровье в тюрьме Сежерского аббатства. Назвать супом пустой бульон можно было с большой натяжкой, но это никого из жителей лачуги в заброшенном селении не волновало. Подобной пиши, они давно уже не помнили, обходясь подпорченными продуктами не первой свежести, отдаваемыми им лавочниками за бесценок. Поднятый с постели Полель жадно хлебал дымящуюся похлёбку, обжигаясь и мурча от удовольствия. Женщины ели боле осторожно, лишь Айк, зачерпнув несколько ложек, отложил это занятие, вспомнив, что недавно обедал с Нореном. Братишка Серенады, так толком и не проснувшись, вновь отправился в свой угол, забывшись на этот раз сытым сном. Остальные подсели поближе к догорающим углям очага. Айк сделавшись серьёзным начал разговор, который откладывал со дня на день.
— Мне нужна ваша помощь, — сказал он. Старуха сразу же насторожилась. — Сегодня мой друг устроит побег ещё для нескольких колдунов. Их нужно встретить за стенами аббатства и отвести в укромное местечко.
— С чего ты взял, что мы умеем колдовать? — проскрежетала пожилая женщина, всё больше преисполняясь подозрительности.
— Я видел, как Вы без спичек разжигали огонь, — пошутил Айк.
Серенада фыркнула, впрочем, в отличие от своей матери, ничуть не беспокоясь. Та строго посмотрела на дочь.
— Проболталась!
— Да нет же, — успокоил её Айк. — Просто монах, вызволивший вас из беды, мой друг.
— Отчего же ты молчал до сих пор? — спросила ласково девушка.
— Сам недавно узнал, что это был он.
Старуха пожевала ртом с выбитыми зубами, и буркнула:
— Напраслину возвели на нас люди. Ничего такого мы не умеем.
Но тут вмешалась Серенада, успокаивающе заговорив с матерью:
— Зачем ты так, мам. Айк помог нам спрятаться. Будь он на стороне монахов, он выдал бы нас давно.
— Вырвались, спасибо создателю и людям добрым, вот и незачем вновь соваться в костёр. Пойми! — вновь обратилась она к Айку. — Ну, чем мы слабые женщины можем помочь тебе? Нам бы позабыть своё умение раз и навсегда, чтобы люди не преследовали нас и оставили в покое.
— Раньше к маме и отцу, многие приходили, — начала объяснять Серенада. — Кто с хворью какой, кто погоды просил для урожая. Всем они помогали, никому не отказывали. А как появились монахи со своей новой верой, нас стали стороной обходить. Те науськивают дураков: мол, так и так, это они — колдуны и колдуньи виноваты в ваших бедах. Совсем житья не стало, податься некуда, везде это чёрное воинство. А ведь во всех бедах только они и виноваты. Это они мешают нам творить людям добро, настраивают их против нас.
— Не объясняй, Златовласка, сам всё вижу. Просто подумал: а если всем уцелевшим объединиться, уйти в глушь и там воспитывать новые поколения, чтоб знания ваши не затерялись в бездне времён.
— А ты?
— Что я? — Не понял Айк.
— Ты будешь с нами?
На этот вопрос Айк ответа ещё обдумать не успел. Видя его замешательство, Серенада тихонько добавила:
— Без тебя, я никуда.
Айк, несколько невпопад выпалил:
— Я не решил ещё. И места видал краше и безопаснее, но не стремится моё сердце больше к одиночеству. Подумаю на досуге!
Осознав, что он уже опаздывает на место встречи с Нореном, Айк заспешил.
— Ладно, пойду. Завтра увидимся.
Выйдя в сгустившийся мрак ночи, он закутался в плащ, прячась от зябкого ветра и переместился поближе к стенам аббатства.
* * *
Испуганные, полуживые от усталости и издевательств искусных палачей, люди плохо понимали, что им втолковывал какой-то монах, ведя их в нижние пределы. Самый смышленый, или самый крепкий из приговорённых, по прозвищу Соловей, догадавшись куда их привёл странный монах, принялся наводить порядок среди дюжины, покачивающихся от усталости мужчин и женщин. Выстроив их попарно, он стал помогать неожиданному спасителю, проталкивать их в замаскированный люк в полу.
— Ты с нами? — послышался хрипло-шепелявый шёпот из кровоточащего рта.
— Скорее, скорее, — поторопил его Норен. — На той стороне подземного хода вас встретит друг. Он поможет вам скрыться от погони.
— Воистину, ты самый стгханный инквизитогх из тех, с кем мне невольно пгхишлось познакомиться за последнее вгхемя. — Соловей сплюнул кровь, всё еще сочащуюся из дёсен, где недавно росли прекрасные белые зубы.
— Так и есть, — согласился Норен, закрывая досками и закидывая соломой лаз над головой уже спустившегося вниз счастливчика. — «А сколько таких вот как ты я повидал, так и не увидевших больше свободы и жизни», — подумал командор, направляясь в свою келью. Коридоры были пусты, в них царила беспросветная чернота, не нарушаемая ни единым лучиком света. Бережливые монахи предпочитали свечам дневной свет, творя волю пославших их для злодеяний, во имя братской любви, (как им внушалось настоятелем днём), оставляя ночь для отдыха от трудов праведных. Дверь распахнулась, пропуская его в знакомую келью, с койкой в одном углу и распятием в другом. Норен почувствовал присутствие посторонних в своей обители, но слишком поздно. С обеих сторон его обхватили чьи-то руки, множество рук, и повалили на пол, сноровисто обматывая верёвками. Он попытался вырваться, стряхнув незваных гостей, но петля предусмотрительно накинутая ему на шею затянулась, опрокидывая его на спину, вынуждая покориться чужой недоброй воле.
* * *
Пока первый отряд монахов захватывал в плен Норена, второй поджидал беглецов в засаде, под стенами аббатства. К счастью, ни кто из них не знал точного местоположения секретного подземного хода, прорытого ещё в начале строительства замка бывшим его владельцем – блистательным бароном, потомки которого один за другим отправлялись в Святую землю под знаменем Христовым, чтобы там сложить свои неразумные головы. Великий инквизитор без особого труда смог захватить замок и объявить его собственностью братства, но всех его секретов так и не узнал.
Доносчик, предупредивший его преосвященство, слегка запоздал, вследствие чего план Норена сработал. Чтобы довести его до конца, Айку оставалось только благополучно увести людей подальше от осиного гнезда. Как только голова первого беглеца замаячила на фоне густых зарослей собачьей розы, в изобилии покрывавшей склоны рва, где находилось замаскированное отверстие, он шепотом скомандовал собираться вместе. Шипящие от боли в разодранных острыми шипами руках и ногах, его подопечные подбирались ползком поближе и падали на землю, набираясь сил в ожидании отставших. Как только все собрались вместе, Соловей подполз к Айку и зашепелявил:
— Так ты и есть тот самый дгхуг монаха, помогшего нам?
— А ты думаешь, кто?
— Маловат для дгхуга, — в тон ему отвечал Соловей, с ходу оценив нехитрый юмор Айка.
— Значит так, — оставив пререкания до более благоприятной обстановки, заявил Айк. — Вон в той стороне есть заброшенная деревушка.
— Знаю её, — перебил его Соловей.
— Ну и отлично. Если растеряемся в темноте, собираемся все там.
— Есть ли смысл всем дегхжаться вместе? — поинтересовался приговорённый к сожжению в воскресенье.
— Если не хотите снова вернуться к братьям-изуверам, держитесь пока вместе. Словно подтверждая слова Айка, неподалёку послышалось шуршание кустов и ругательства монахов, то и дело, обдирающих лица колючими кустами. — Давайте трогать, — шепнул Айк, первым выбираясь наверх.
Замученные до полусмерти в застенках инквизиции люди не могли передвигаться так быстро, как того требовала ситуация. Приходилось помогать некоторым, а одна совсем ослабевшая женщина, упав на землю, издала невольный стон.
— Вон они! — тут же раздались голоса монахов, услышавших стон и заметивших силуэты беглецов. — Зря бегаете! Силы вам понадобятся, чтобы взойти на эшафот!
Глумливый смех мучителей, уверенных в своём преимуществе, неожиданно разозлил Айка. Пропустив вереницу бегущих и ковыляющих осуждённых, он повернулся навстречу к преследователям, прикидывая, что можно им противопоставить в этой ситуации. Приближающееся бряцанье оружия, подсказало первое действие: сконцентрировавшись, он послал мощный импульс навстречу настигающему их отряду монахов, настроенный на притягивание всего железного. Звон увлекаемого, словно ураганом оружия залязгал по земле и затих где-то в овраге, из которого преследователи только что выбрались. Изумлённые и испуганные возгласы прокатились по рядам противников. Удовлетворённо кивнув, Айк добавил вслух несколько бранных слов, почерпнутых им из лексикона самих монахов. Кто-то, видимо старший, принялся восстанавливать порядок, отдавая команды:
— Ты, ты и ты марш назад за оружием! Остальным прекратить панику, это зверьё мы и дубинами забьём, если подобная выходка повторится! Всем рассредоточиться, чтобы ни один не прошмыгнул. Старайтесь брать живьём.
— А вдруг они не дадутся живьём, — смешно пропищал вопросительно чей-то голос.
— Прекратить болтать, брат! — прорычал первый голос. — Дождёмся оружия и вперёд!
Айк выждал ровно столько, сколько потребовалось для вытаскивания мечей и алебард изо рва. Вслед за тем последовал его повторный импульс и грохот оружия, падающего назад в ров. Не прислушиваясь больше к воплям обескураженных неудачей монахов, он припустился прочь, догонять своих подопечных, и поравнялся с ними уже возле первых чахлых деревьев, росших на краю небольшого лесочка. Беглецы залегли, тяжело переводя дух.
— Ты смог задегхать их? — спросил его Соловей.
— Ненадолго, — ответил Айк. — Если ничего нового не придумаю, придётся их попросту уничтожать, а это чревато для меня самого непредсказуемыми последствиями.
Соловей с новым интересом попытался в темноте лучше разглядеть неожиданно появившегося на его пути маленького человечка.
— Так ты тоже из колдунов? — последовал его вопрос.
— Я из учеников, — парировал Айк. — А ты или кто-нибудь из ваших можете помочь чем-нибудь в данной ситуации?
— А я чем, по-твоему, сейчас занят?
— Лежишь и трясёшься от ночного холода.
— Я пытаюсь сгхочно отгхастить зубы, котогхые эти скоты пгхедусмотгхительно мне выдегхнули.
— А когда отрастишь, мы будем вооружены, да?
— Ты и впгхавду никогда не слышал о моих способностях? Я свистом могу вызывать ветегх. Остальные сейчас не в состоянии помочь нам; инквизитогхы их основательно пытали, в то время как меня оставили в покое, после предвагительной обгаботки клещами, толстенным монахом с заткнутыми ушами.
— Видимо, оставили на десерт. — Хлопнув себя по лбу ладонью, Айк извлёк из кармана кусок варённого мяса прихваченного им про запас. — На, пожуй, — сунул он мясо в руку новому товарищу. — Наверное это поможет быстрейшему восстановлению твоих зубов.
— Замещательно поможет, — заявил Соловей, набив им полный рот и силясь проглотить не разжевав как следует. Айк помог ему протолкнуть кусок, постучав по спине кулаком. Про себя он отметил, что Соловей, по-видимому, больше чем просто свистун, скорее он чудо-лекарь, коли может отрастить зубы в своём, далеко уже не пятилетнем возрасте.
— Ну вот! Здорово помог твой кусок мяса.
— А ты вовремя справился с буквой «Р», — заметил Айк. — Монахи уже на подходе.
— Не гарантирую, что всё выйдет как нужно, зубы ещё не достаточно подросли.
Набрав побольше воздуха в лёгкие, Соловей издал ртом какое-то шипение. Айк в ожидании свиста, заткнул ладонями уши, но так его и не услышал. Он уже собрался вслух пожалеть о скормленном куске баранины, как вдруг поток воздуха чудовищной силы буквально приподнял его на долю мгновения над землёй. Ветки деревьев хлестали, щепки и сухие листья ринулись прочь в сторону замка, вынуждая Айка ухватиться за ствол дерева. Серые тени и вопли катящихся по земле монахов, увлекаемых маленькой бурей, вызвали успокоение в его душе. Буря вскоре улеглась.
— Я предупреждал, — прокомментировал результат свиста Соловей. — Зубы ещё маловаты, — разочарованно добавил свистун, ощупывая большим пальцем передок рта, словно проверяя заточку лезвия ножа.
— Мясо больше не дам, — быстро сказал Айк. — Иначе нас всех унесёт в противоположную, от нужного нам направления, сторону.
Движение возобновилось, но стало совсем медленным. Во-первых, потому, что силы беглецов таяли с каждым мгновением, а во-вторых, потому, что Айк, откровенно говоря, заблудился в перелеске. Топот и ругань преследователей слышались где-то поблизости, усиливая в его душе панику. Эх, друзей бы сейчас на подмогу, они бы что-нибудь обязательно придумали. Легкая словно пух рука легла на его плечо, заставляя обернуться.
— Ты? — только и нашёл, что сказать Айк. — Откуда ты здесь, Златовласка?
— Какой ты всё-таки недогадливый, — посетовала Серенада. — Я неотступно следовала за тобой, мысленно.
— И явилась, как только убедилась в моей колдуньей несостоятельности.
— И не одна, — улыбнулась девушка, указывая на что-то глазами.
Только сейчас Айк обратил внимание, что он отчётливо видит девушку, хотя ночь была в самом разгаре. На её миловидном личике играли тени и отблески пламени. Он обернулся и посмотрел в том направлении, куда она указала ему. От горизонта к горизонту вставало сплошной стеной зарево пожарища. Языки пламени поднимались выше человеческого роста, отсекая измученных мужчин и женщин от монахов, испускающих проклятия и вопли, при виде ускользающей из-под самого их носа добычи, которую они уже считали своей. Старуха, стоя у самой огненной стены, весело улыбалась, словно проказливая девчонка.
— Не бойся, это пламя не причинит вреда деревьям, но людей с жестоким сердцем оно не пропустит.
* * *
Отец Диего, утерев пот с лоснящейся лысины, угрожающе прошипел:
— Ещё раз спрашиваю, кто ты?
Вместо ответа, Норен собрал остатки слюны в пересохшем рту и плюнул в красную физиономию аббата-настоятеля. Правильней было бы сказать, что он попытался это сделать, но не хватило сил. Главный инквизитор, покраснев ещё больше, растёр рукавом слюну по своей рясе.
— Пытать его, пока не скажет!
Один из палачей тут же принялся засучивать рукава рясы.
— Не пройдёт и пяти минут, запоёт как миленький, — подобострастно ухмыльнулся второй, росточком поменьше первого.
— Э, э! — строго взревел Отец Диего. — Не увлекайтесь у меня! Он должен ещё ответить на мои вопросы.
— Так я о том и говорю, — залебезил низкорослый.
Здоровяк с засученными рукавами переводил в это время взгляд со своего собрата на настоятеля и обратно, видимо, с тяжким трудом ворочая извилинами в непропорционально маленьком черепе на могучем торсе.
— Знаю я вас французских дурней, — проворчал себе под нос отец Диего, направляясь на выход из пыточной камеры.
— Не извольте беспокоиться! — прокричал ему в спину низкорослый. — Он будет в лучшем виде!
Когда дверь за аббатом-настоятелем захлопнулась, «мясник», как окрестил его про себя Норен, впервые открыл рот и уставился на низкорослого, который, по-видимому, был из них двоих старшим. Ни звука не вырвалось из этого рта, но старший понял его и без слов.
— Нужно что-то послабее.
— Ы-ы-ы? — вопросительно проревел «мясник», показывая пальцем на странный предмет, почти полностью состоящий из набора деревянных кольев.
— Не-а, — отрицательно покачал головой старший. — После «испанских сапог», придётся тебе его таскать всюду на загривке. Вдруг отец Диего потребует его к себе?
Почесав в затылке, «мясник» вновь проревел своё ы-ы-ы, беря в руки топор и указывая пальцем на руки привязанного к деревянной скамье командора.
— Совсем рехнулся! — испуганно воскликнул второй, вырывая топор из безвольно разведённых в изумлении лапищ своего помощника. «Мясник» явно не понимал, чего от него требовалось, и этот спектакль мог бы позабавить Норена, если бы речь не шла о его здоровье и жизни. К подобной участи он готов был уже давно, ещё со времён своего пленения Миноной, но тот хоть был умный палач, и преследовал какую-то свою, пусть и бесчеловечную, но цель. Эти же два субъекта, явно отрабатывали жирную похлёбку, ни до чего другого им дела не было вовсе. Тем временем, посуетившись вокруг «мясника», коротышка вынул откуда-то верёвку и, указав на ржавый блок, подвешенный под потолком, кинул верёвку своему помощнику, выкрикнув:
— Дыба!
«Мясник» отлично понял старшего и, радостно заулыбавшись, принялся за дело, пропуская верёвку через блок и завязывая одним концом Норену кисти рук за спиной. «Надо же», — подумал командор. «Ни поджигание фитилей между пальцев, ни иголки в плоть, сразу же дыба. Видать маленький шкодник торопится отличиться, только зря он торопится».
Это упражнение, во времена своего давнего ученичества, Норен выполнял лучше всех остальных в академии пилотов. Сейчас, когда «мясник» отдуваясь тянул верёвку, он поймал злорадно напряжённый взгляд низенького инквизитора, и этот взгляд чем-то напомнил ему взгляд стародавнего инструктора по физподготовке.
«Вот интересно, а мог ли тот самый инструктор возродиться в теле этого человека», — мелькнула не к месту мысль. «По словам Элекса, подобные казусы происходят сплошь и рядом, но, как правило, никто не помнит о своём прежнем воплощении».
Тем временем на лице «инструктора» напряжённо выжидательное выражение сменилось изумлением, переходящим в откровенный страх. «Мясник» по своей простоте не замечал ничего необычного в том, что пытка, которой обычно выдёргивают плечевые суставы, не производит никакого впечатления на Норена. Он даже подёргал верёвку, встряхивая жертву, но с тем же результатом. Глаза «инструктора» полезли на лоб, вызывая у командора приступ неуместного смеха.
— Кто ты!? — выкрикнул перепуганный этим смехом палач, невольно пятясь от Норена висящего в прежней позе с руками неестественно вывернутыми в плечах.
— Твой кормилец уже спрашивал это. Помнишь?
Не дождавшись никакого ответа, Норен мысленно пожал плечами, так как проделать это наяву, было затруднительно. После, воспользовавшись тем, что безмозглый помощник позабыл привязать ноги к скамье, командор выполнил переворот, возвращая плечи в естественное положение. Только теперь «мясник заподозрил что-то неладное и в растерянности выпустил второй конец верёвки из рук. Раздался стук в дверь и она, будучи незапертая, приоткрылась. Дальше последовала немая сцена. Палачи и их жертва глядели на вошедших, а Айк с Серенадой, а это были они, рассматривали стоящих перед ними с разинутыми ртами палачей. Норен первым нарушил тишину.
— Развяжи меня, если тебе это нетрудно, — попросил он Айка.
— Что это ты здесь делаешь в такой компании? — кивнул Айк на палачей, развязывая узлы.
— Проделывал одно гимнастическое упражнение, — ответил Норен протягивая руку за своей рубахой, сдёрнутой с него в самом начале экзекуции.
— Удачно?
— Ага.
— Милая, если тебе не трудно, займи этих двоих чем-нибудь, пока они не сбежали.
— Сию минуту, — ответила Серенада, водя глазами вслед за верёвкой, которая, как взбесившаяся змея заметалась по подземелью, лихо, обматывая руки и ноги «мяснику». Она допустила ошибку, приняв верзилу за главного противника, ослабив внимание ко второму, который не преминул этим воспользоваться, как только пришёл в себя. Мгновение и дверь хлопнула, суматошный топот ног послышался за дверью и стих в конце коридора.
— Пусть бежит, — остановил Норен собиравшегося припустить следом Айка. — Мы ведь здесь не задержимся? Кроме того, я рад, что ты поспел вовремя.
— Если бы не моя драгоценная помощница, то ни за что бы, не поспел, — откликнулся Айк, задвигая тяжёлый засов на двери пыточной. — Познакомься, это… Э-э, да ты должен помнить её.
Норен с трудом смог узнать в раскрасневшейся от возбуждения Серенаде бывшую узницу подземелья аббатства, которую он с её семьёй недавно спас.
— Когда это ты успела научиться подобным трюкам? — хитро прищурившись, спросил он.
— Ладно тебе, конспиратор, — вмешался Айк. — Всегда она это умела, с самого рождения. Просто боится применять что-либо агрессивное.
— Но для спасения своей жизни это сделать было необходимо! — возразил Норен.
На этот раз ответила сама Серенада:
— Здесь, в тюрьме недостаточно энергии, для применения колдовства. А сейчас во мне запас накопленный на воле, среди полей и дубрав. Но пользоваться силой нужно экономично.
— Как вам удалось проскользнуть незамеченными? — спросил Норен, затягивая последний шнурок на своей монашеской рясе.
— Подземный ход нашли и охраняют, через него теперь не пробраться, — пояснил Айк. — Пришлось прямиком скакнуть в это место. Его отчётливо помнила Златовласка.
Перебило его мычание «мясника», обмотанного веревками, словно огромная колбаса.
— Твой рот открыт, говори! — повелительно произнёс Айк, подходя к высящемуся над ним рослому монаху и грозно глядя на него снизу вверх.
— Кажется он немой, — вмешался Норен.
— Открой рот! — приказал Айк, забираясь на лавку, чтобы оттуда сравняться с уровнем рта «мясника». После непродолжительного мычания обоих общающихся, вновь раздался голос Айка: — Так и есть. То есть, нет.
— Что значит нет? — не понял Норен.
— Нет языка, — пояснил Айк. — Отрезан.
Верзила тем временем принялся кивать на дверь, упорным мычанием пытаясь что-то сказать.
— Наверное, ты был очень болтлив, коли тебя наказали подобным образом, — продолжал рассуждать Айк. — Неужели болтливее меня?
Его рассуждения оказались прерваны девушкой, первой догадавшейся подойти к двери и, отодвинув засов, подёргать её. Дверь не открывалась: кто-то незаметно запер их снаружи.
— У немых, очень хорошо развит слух, как и у слепых, — заключил Норен. После, помрачнев, добавил: — Боюсь, что если тебе, Айк, не удастся вытащить нас отсюда немедленно, мы задержимся здесь навсегда.
«Мясник» согласно покивал на эту фразу и затряс головой, поминутно поглядывая на потолок. Проследив за его взглядом, Айк и Серенада увидели, что потолок начал медленно опускаться. Пыточная камера на глазах превратилась в эшафот. Серенада, бросив на Айка взгляд, означавший — я тебе доверяю во всём, занялась развязыванием верёвки, которой был опутан немой палач, резонно полагая, что вреда от него в этой ситуации не будет ни какого. Сам Айк зажмурившись тужился, но ничего не происходило.
— Что-то не так? — настороженно спросил Норен.
— Ничего хорошего у меня не выходит, — буркнул Айк, не прекращая своих попыток совершить их перенос. — Слишком мало моих сил, да и этот потолок раздражает меня, — добавил он минуту спустя.
— Я предупреждала тебя, что здесь нельзя задерживаться слишком долго, — вставила девушка. — Силы в этой тюрьме уходят очень быстро.
— Это эффект скотобойни, — глубокомысленно пояснил Айк вновь делая попытку сосредоточиться и собрать все силы для спасения их из мышеловки в которой они оказались.
— Что, что? — механически переспросила Серенада, одновременно, показывая немому на скамью. Норен ответил вместо Айка:
— Слишком много мучений и убийств было совершено в этих стенах, это лишает человека положительной энергии.
Получивший свободу «Мясник» промычал что-то в знак согласия, глуповато улыбаясь при этом. Пожалуй, он один из них четверых не испытывал страха, в силу ограниченности мышления, но применение скамье, указанной ему девушкой, нашел без труда. Подняв тяжеленную дубовую конструкцию, он поставил её вертикально, чтобы она первой оказала сопротивление надвигающемуся потолку, и вовремя: ещё миг и эта попытка отсрочить кажущуюся неминуемой гибель, запоздала бы. Доски встретили тяжесть каменной, монолитной плиты, принимаемой неопытным взглядом за потолок и, издав скрип, затормозили её движение.
— Так значительно лучше, но только с одной стороны, — заметил Айк, приоткрыв один глаз.
— С какой же стороны хуже? — сразу же насторожился Норен, привыкший к манере друга изъясняться загадками.
— Нас только что было всего лишь трое — заслуживающих жизни и свободы. Теперь добавился ещё один.
— Тяжело? — сочувственно положила свою ладошку на его шею Серенада.
— Никогда раньше не приходилось переносить столько людей за раз.
— А скольких одновременно ты переносил раньше?
— Двоих: себя и вон того монаха, — указал Айк на Норена.
— Признание сие означает, что кому-то придётся в этот раз остаться, — мрачно констатировал командор. — Катитесь-ка вы оба отсюда, пока ещё есть хоть маленький шанс. А мне предоставьте остаться с моим палачом, как и было до вашего прихода сюда.
Айк задумался. «Мясник» притих, словно догадался о том, чем занимаются эти странные люди, называемые в его окружении — колдунами. Серенада отняла, было, свою руку от его шеи, боясь ему помешать, но тут раздался вопль Айка:
— Назад, немедленно верни свою руку назад!
Серенада, вздрогнув, подчинилась. По лицу Айка было видно, что его посетила какая-то идея. Но тут раздался скрип, а затем пушечный выстрел лопнувших досок. Потолок сделал рывок вниз, вынуждая людей присесть в ожидании неминуемой смерти, но это ещё не было концом. Он просто наверстал упущенное, достигнув за долю секунды того уровня, на котором должен был оказаться, если бы не попытка остановить его. В полный рост стоять уже было нельзя. Айк уселся на пол, и все последовали его примеру, сгрудившись вокруг него.
— Верни свои руки на место и попытайся передать мне свою энергию. Так бывало, поступали наши друзья в критических ситуациях.
— Как это сделать! — вскричала Серенада. — Не понимаю, объясни скорей!
— Просто думай. Думай, какой я хороший! — наставительно изрёк Айк, вновь погружаясь в состояние транса.
Девушка с любовью глядела в лицо своему кумиру, положа свои руки ему на грудь. Норен подобравшись сзади, так же, в свою очередь, прижал ладони к спине Айка, пытаясь сделать то, чего никогда делать не умел. Чувствуя всем телом наполняющее его тепло, он направил это тепло через руки и ладони вперёд. Потолок неумолимо опускался вниз. И когда он уже коснулся макушки Норена, тьма и привычное состояние головокружения охватило его. Комната пыток исчезла, потонув в хороводе мелькающих перед его мысленным взором непонятных разрозненных образов, постепенно обретающих вид предметов и людей.
* * *
Рассвет еще не наступил. Вся долина озера Ильмень была покрыта туманом, стелющимся словно молоко.
— Пойдём? — спросила Любомила, потягиваясь, как котёнок и радостно улыбаясь.
— Пора начинать новый день, любимая, — отвечал привычной фразой Элекс, целуя её в ещё спящие глаза.
Засмеявшись, она вскочила и понеслась вперёд, а Элекс, приотстав немного, бросился следом. Издали казалось, что фигурка его жены плывёт по пояс в тумане ритмично двигая руками согнутыми в локтях, словно отталкиваясь от этого волшебного одеяла. Когда он её догнал, впереди уже проступила водная гладь, и оба, схватившись набегу за руки, со смехом нырнули в него, нарушив зеркальную гладь. Их крики отозвались эхом от лесистых пригорков, и вскоре к этому эху присоединились новые голоса.
— Ребятня Русислава спешит сюда! — завизжала Любомила.
— Сегодня мы опередили их, — отвечал ей Элекс. — То-то будет недовольства.
— Давай спрячемся, — переводя дух, предложила Любомила.
— Куда!? — расхохотался Элекс.
Вместо ответа, она резко и глубоко вздохнув, нырнула и скрылась под водой. Элексу пришлось последовать за нею. Искать свою водоплавающую жену в мрачной глубине было нелегко: на расстоянии двух метров, предметы становились трудно различимыми, угадывались только их расплывчатые очертания. Оба вынырнули возле самой кромки крутого в этом месте бережка и, помогая друг другу, взобрались наверх. Визг подростков, ищущих старших друзей, доносился сзади, но не рассеявшийся ещё туман по-прежнему скрывал их. Не сговариваясь, оба схватились за руки и понеслись бегом обратно, согреваясь после купания в довольно прохладной воде. Добравшись до своего шалаша, они поскорее оделись, и Элекс занялся разведением костра для завтрака.
— Ты по-прежнему неотразима, моя ненаглядная, — заметил он, украдкой наблюдая за своей женой, которая, наклонив голову набок, расчёсывала свои длинные волосы.
— Особенно, после того как мои волосы стали приобретать светлый оттенок! — пошутила Любомила, заметив взгляд мужа.
— Тебе идёт любой цвет!
— Лгун! — притворно возмущаясь, топнула ножкой Любомила.
— Ничуть не преувеличиваю, — возразил Элекс, раздувая пламя.
— Интересно, зачем ты занимаешься этим, когда можешь заставить его разгореться силой мысли?
— Нужно уметь делать всё.
Разговор был прерван появлением Русислава, двигающегося к ним вдоль лесной опушки. Поздоровавшись, он присоединился к Элексу, кинув принесённых с собой ягод в уже закипающую воду.
— Вы не передумали? — спросил он некоторое время спустя, возвращаясь к вчерашнему разговору.
— Сегодня! — твёрдо сказал Элекс. — Ты нам будешь очень полезен.
Бывший гладиатор фыркнул, но выражение его лица не говорило о веселье.
— Что тебя тревожит? — спросила Любомила.
— Есть один вопрос. Ты, Элекс, говорил, что раньше ваши люди не бегали с места на место, как это сейчас делаем мы.
— И жили в прекрасных домах построенных из деревьев. Ну и что?
— А ты не путаешь ничего? Они жили в этих самых лесах, где сейчас живём мы?
— Я родился на берегу этого самого озера, — вместо возражений сказал Элекс.
— Тогда выходит, что мы погружаемся в эпоху варварства, — ни на кого не глядя, заметил Русислав.
— Напротив. Вы на пороге нового восхождения человечества. На пороге нового восхождения к звёздам. Тысячелетия минули с поры катастрофы, приведшей землян к подобному жалкому положению, но сейчас я впервые наблюдаю, что зачатки знаний, посеянные горсткой диурдов, живут самостоятельной жизнью. Живут, несмотря на непрекращающийся террор со стороны глупцов, подзадориваемых, совсем уж слепыми, преступными отбросами человечества. Да, до окончательной победы путь ещё, ох как далёк. Но ведь мы для того и живём, чтобы приблизить этот день.
Попытавшись поймать взгляд Росислава, Элекс снова предложил:
— Пойдём с нами! Ты увидишь всё своими глазами. Близится время хаоса, надвигается галактическая ночь — время торжества тьмы, время испытаний. Таким, увы, создан этот мир. Ты не сможешь остановить приход ночи, его никто не сможет остановить. Всё что назревает здесь и сейчас, уже произошло, — так говорит письмо из будущего.
— Какая бы судьба не ожидала меня, я на своём месте, — возразил Росислав. — Если можете спасти моих мальчишек и девчонок, сделайте это. Я и без того, слишком много времени прожил вдали от своего народа. Мне так много ещё следует передать молодым племенам русичей. А ещё южнее печенеги, романы, косоги. Разве не ты говорил, Элекс, что все мы братья одного и того же отца? Вам творить — в веках, мне же — только здесь и сейчас.
Любомила и Элекс не нашли слов. Иного ответа от бывшего гладиатора они и не ожидали, но всё же, на сердце было тяжело. Оставив дальнейшие попытки уговорить нового друга присоединиться, они простились и зашагали по направлению к группе ребят, которые смолкли при их приближении. Любомила обернулась напоследок, прежде чем поворот тропинки скрыл Росислава из виду, но его уже не было.
— Он исчез.
— Я знаю, — не оборачиваясь, ответил Элекс. — Он постиг таки телесное перемещение.
— Больше мы его не встретим, — грустно произнесла она.
— Загад не бывает богат, — вдруг рассмеялся Элекс в ответ. — Мы его протащили с собой не через одну эпоху. Ему предстоит ещё долго оставаться в этом мире.
— Он знает об этом?
— Я не говорил, хотя Росислав очень догадлив.
Ребятишки обступили подошедшую к ним пару, взирая на них с затаённым восторгом.
— Долго ли продлиться наш урок? — спросил самый старший, девятилетний подросток, смешно нахмурив брови на веснушчатом лице, стараясь не выдавать удивления, непонятным распоряжением своего учителя — следовать сегодня за Элексом и Любомилой.
Широко улыбнувшись, Элекс произнёс:
— Сегодня пришла пора перейти от своего старого наставника — волхва Русислава к нам. А долго ли продлиться этот урок, я не могу сказать. Для каждого он будет иметь свою меру времени, но могу пообещать одно: после окончания этого урока, вы больше не сможете стать прежними. Вы станете взрослыми людьми, и каждый займёт своё место в этом мире.
— Куда мы? — спросила Любомила, произнося вслух тот вопрос, что вертелся на языке у каждого из ребятишек.
— Для начала в Папинсон. Лучшего места для школы нам сейчас не сыскать.
* * *
Когда круговерть перед глазами замедлилась, Норен разглядел зеленеющую травку бескрайнего луга, а под собой почувствовал что-то мягкое. Поднявшись на ноги, он принялся помогать принять вертикальное положение и «мяснику», очумело вертящему шеей, которую командор ему нечаянно придавил. Серенада, недовольно шипя на палача, помогала ему в этом, силясь хотя бы откатить в сторону тушу, оказавшуюся неподъёмной. Наконец им это удалось, и в самом низу показался главный герой волшебного спасения.
— Они ни чего не повредили тебе, синьор? — с волнением в голосе воскликнула девушка, подставляя плечико изрядно помятому Айку.
— Сам виноват, — буркнул тот, отряхиваясь. — Нужно было следовать совету старых друзей и их наставлениям: думать всегда вперёд о других.
— О чём это ты? — поинтересовался Норен.
— По-видимому, в панике я поспешил подумать о своей персоне в первую очередь, а о вас после. Вот если бы было наоборот…
— Понятно, понятно, — перебил Норен. — То я оказался бы в самом низу, а ты наверху.
— Ёма мама…
Этот непонятный возглас произнесённый незнакомым, чуть бабьим голоском, заставил всех посмотреть на «мясника».
— Кто-то утверждал, что он немой, — проворчала Серенада, укоризненно глядя в упор на Айка.
— Своими глазами ничего в его рту не видел, — принялся оправдываться проныра.
Норен первым понял, что произошло.
— Глазами не видел, вот и позабыл об отсутствии этой детали.
— Ну, точно! — хлопнул себя по лбу Айк. — Конечно, в спешке позабыл, представляя его себе нормальным. Теперь он снова будет болтать.
— И болтать в два раза больше, чтобы наверстать упущенное, — сурово покосился на «мясника» Норен.
— Ёма мама, — снова произнёс тот, продолжая таращиться на троицу, ощупывая при этом свой язык.
— Нет, не будет, — констатировала Серенада. — другие слова он наверное позабыл.
Дорога, оставленная колёсами редких повозок, вскоре пересекла путь бредущей наугад четвёрке. Поколебавшись немного, Айк указал направо, рассудив, что если в этом мире ничего существенно не изменилось, то селение должно быть там. Его догадка вскоре подтвердилась, но только частично: вслед за редкими обветшалыми деревянными халупами показался целый город добротных каменных домов. Невзрачная преграда, бывшая когда-то непреступной каменной стеной, имела ворота, которые никто не охранял. Это понравилось Айку больше всего.
— Наверное, я здорово промахнулся с точкой прибытия, — признался он.
— Ты не знаешь, куда забросил нас? — поднял брови Норен.
— Мне как-то было не того, — огрызнулся Айк. Но тень беспокойства, отразившаяся на его лице, не укрылась от остальных.
— Главное, что мы спасены! — вступилась за своего кумира Серенада.
— Ну, ну, — буркнул себе под нос командор.
Один лишь «мясник» не придавал значения подобным мелочам. Ему было достаточно того, что он жив и снова может разговаривать. Он поминутно что-то говорил, ни к кому конкретно не обращаясь, и с любопытством таращился по сторонам. Переключив своё внимание на шагавшего рядом палача, командор спросил его:
— Как тебя зовут?
— Меня то, что ли? — проблеял своим женоподобным голоском тот.
— Тебя то, — в тон ему поддакнул Норен.
— А-а, Жеромом.
— Слушай меня внимательно, Ажером! Ты узнаёшь это место?
Пока здоровяк чесал в затылке, пытаясь найти подходящий ответ, Серенада внесла ясность.
— Он сказал, что его зовут Жером. Не Ажером, а просто — Жером.
— Нашему невольному попутчику всё равно, как его называют, — бросил на Жерома испытывающий взгляд Норен. Тот, действительно, никак не прореагировал на поправку девушки и прекратив скрести свой бритый затылок, радостно произнёс:
— Первый раз вижу! Мне кажется, что мы в другой стране.
— Ну и послал нам бог спутника, — сокрушённо вздохнул Норен. — Знаешь что, Ажером, спасибо тебе за посильную помощь в этом вопросе. Иди-ка ты дальше сам, нашим путям пора разминуться.
Остальные промолчали, осознавая справедливость слов командора. Пессимистический настрой друзей, чуть было не сыграл с ними дурную шутку. Словно из-под земли, во всяком случае, так показалось Айку, перед ними возник отряд вооружённых мужчин, одетых в странную смесь металлических лат и кожаных колетов. Предводитель этой странной команды выступил вперёд и, окинув подозрительным взглядом всю четвёрку, прорычал что-то на непонятном языке. Айк, оглянулся на Серенаду, ожидая поддержки, но она в ответ только удивлённо вздёрнула брови. Дело принимало непредвиденный оборот: язык этих людей оказался абсолютно незнаком ни одному из них.
— В чём дело, сеньоры? — выступил вперёд Айк, надеясь, что может быть солдатам в юбках окажется известным его неправильный испанско-провинциальный говор, почерпнутый в предыдущем временном скачке. К несчастью, его язык поняли и истолковали неправильно. Послышалась новая команда усатого командира, и отряд ощетинился алебардами, которые тут же нацелились в жизненно важные органы незадачливой четвёрки.
— Са мной, джидские шпийон! — прорычал на ломанном французском командир.
На этот раз смысл слов, хотя бы в общих чертах, стал понятен каждому. Норен искоса поглядел на Айка, но тот лишь слегка развёл руками, давая понять, что к переносу он не готов. Норен и сам понимал безнадёжность подобной попытки: им неизвестна точка прибытия ни во временном потоке, ни в географическом местоположении. Спустя короткий промежуток времени, они послушно маршировали в окружении солдат, которые разгоняли редких любопытных зевак, не забывая при этом выкрикивать оскорбления в адрес арестованных.
— Это, кажется, моя родина, — радостно сообщил Жером.
— Кажется, твоя родина Франция? — уточнил командор.
— О, да! — заулыбался палач. — Франция, Париж. Но какой-то другой, я этого не помню. Он во все глаза смотрел по сторонам, вслушиваясь в каждое нелестное обращение к ним со стороны встречных, раздувая ноздри, словно пытался ещё и обонянием ощутить родину. Скоро, по отдельным словам, ему стало кое-что ясно и он сообщил об этом остальным:
— Они думают, что мы испанские шпионы. Не нужно было заговаривать с ними на испанском.
— А ты, действительно, становишься болтлив, — раздражённо проворчал Айк, уже обо всём догадавшийся и клянущий себя за досадную промашку. Укол остриём алебарды заставил Айка прикусить язык. Что касается Жерома, получившего такое же предупреждение, то он повёл себя довольно неожиданно. Оскорбительное отношение к нему солдат, непонятно какого происхождения, в его родном городе, вызвало взрыв гордости, давным-давно притупившейся за время немого существования. Он, внезапно ощерившись звериным оскалом, ловко, для своего далеко не тщедушного тела, вырвал оружие из рук ближайшего к нему солдата и, широко размахнувшись, словно дубиной, повалил его древком на землю добрую половину отряда. Взревев от восторга по поводу удачного начала, Жером, окончательно вспомнивший свою гордость, подхватив с земли солдатика вместо переломившегося пополам оружия, принялся крушить им, словно дубьём, своих оскорбителей. Норен, Айк и Серенада, едва ухитрились увернуться от этой стихии, не разбирающей своих и чужих и, отбежав в сторону, досмотрели поединок до конца. Норен, выжидавший удобного момента для вмешательства, так и не дождался его.
Утерев рукой лоб «мясник» окинул взглядом арену и, поглядев на другую свою руку, которой он всё ещё сжимал ногу бесчувственно лежащего перед ним солдата, послужившего ему в качестве не ломающегося оружия, разжал ладонь и поднял голову. Невольные зрители из местных тут же попрятали свои головы в двери и окна. Путь был свободен. Но вот куда идти, никто не знал. Айк, как самый ушлый из всех ловкачей, снова взял командование на себя, понимая, что его друзьям далеко до него по части выживания во враждебном мире.
— Сначала необходимо найти ближайшую таверну! — объявил он на ходу, устремляясь в ближайший проулок. — Раньше подобные места всегда меня выручали.
Никто и не подумал усомниться в его праве распоряжаться. Всем было ясно, что сейчас необходимо найти укромное местечко и отдышаться. Айк не сбавлял скорости, чтобы поскорее увеличить расстояние от места происшествия. Остальные не отставали. Проходя мимо, чьей-то сушившейся на солнышке одежды Айк мигом сорвал её с верёвки и сунул за пазуху. Крики оторопевшего от неслыханной наглости бывшего владельца стихли вдали, а друзья вслед за воришкой вломились в гостеприимно распахнутую дверь грязной забегаловки. Плюхнувшись на лавку в самый тёмный угол, Айк потребовал у выскочившего навстречу хозяина жестами еды и питья. Тому не было нужды выслушивать ломаную речь своих гостей — угощение было стандартным: бутылка вина и пара тощих куриц, не успевших вовремя почить своей смертью.
Усадив Жерома так, чтобы тот загораживал своей тушей Серенаду, Айк принялся напяливать на неё реквизированную одежду, прямо поверх её платья. Оставшись недоволен результатами своего дела, он попросил Жерома растолковать хозяину, что нужна шляпа. После недолгого блеяния недавнего победителя целой бригады вояк, хозяин забегаловки уразумел, чего от него хотят, но вместо новой услуги, потребовал сначала платы за угощение.
— Пожалуй, его не устроят монеты устаревшего образца, — заметил Норен, многозначительно поглядывая на Айка.
— Ну, конечно! Раз пригласил, то и расплачиваться мне.
Расстегнув куртку, Айк полез рукой вглубь и с видимым усилием оторвал что-то. Хозяин, увидевший на его ладони посверкивающую пуговицу, взял её и поднёс к самому носу. Айк удовлетворённо кивнул, когда руки того задрожали, и он поспешно принялся отсчитывать сдачу.
— Скоро все мои сбережения от римского путешествия подойдут к концу, и я буду выглядеть как капуста, — проворчал Айк, запахивая куртку.
— Мы тебе найдем взамен золотых пуговиц обыкновенные — деревянные или кожаные, — делая невинное лицо, ответил Норен.
— Ладно, ладно. Я тебе это ещё припомню, — отозвался прохиндей, деланно дуя губы. — Ну, скажи мне, пожалуйста, зачем я вечно трачу на всех добытое непосильным трудом с риском для жизни? Думаешь, легко было спереть кошель с золотом на арене Колизея, да ещё на глазах у тысяч зрителей?
— Да ещё и переплавить в пуговицы на глазах у Любомилы, — поддакнул соглашаясь Норен, уже слышавший эту историю неоднократно. — Лучше ответь мне, что ты думаешь по поводу нашего нового товарища и моего бывшего палача?
— Пусть он сам скажет.
Три пары глаз обратились к французу. Тот, заметив это, отложил недоеденную кость, сделав последнее хрум своими челюстями и проглатывая перемолотое зубами-жерновами.
— Не гоните меня, — вдруг произнёс тот, продемонстрировав сообразительность, проснувшуюся в нём вместе с достоинством.
— Со своей силищей ты легко сможешь найти себе работу, — заметил Айк.
— Не потому… За язык… Пригожусь ещё.
Айк перевёл взгляд на Норена, а Жером даже перестал дышать, ожидая его решения.
— А, что я? — ответил командор. — Я давно уже передумал так рано расставаться с тобой.
«Мясник», от волнения с трудом подбирая слова, прошептал:
— Ёма мама. Можешь звать меня Ажеромом, если хочешь.
— Согласен, будешь Ажер.
* * *
Эта скала над пропастью, обрывающейся высоко над пучиной вод, стала их излюбленным местом встреч в последнее время. Словно Элексу и Любомиле было мало целого дворца с его бесчисленными залами и комнатами.
— Во дворце теперь не найти укромного местечка, — шутил Элекс, намекая на ребятню которая приняла Папинсон как самое родное место в мире. Теперь в его стенах редко смолкал весёлый гомон. С их прибытием, дворец вновь наполнился жизнью. Малыши подрастали и превращались в юношей и девушек, некоторые уже влюблялись друг в друга.
— Скоро птенцам покидать гнёздышко, — заметила Любомила. — Вновь Папинсон опустеет.
— Не опустеет. На смену этим, придут другие — их дети и дети их детей.
— Ты намекаешь на то, что нам ещё жить да жить?
— И на это тоже, любовь моя. Но главное, этот уголок земли созданный монгами всегда имеет вход для тех, кто стремиться к знаниям и добру. Вход изо всех времён планеты, от создания жизни, до самого отдалённого её этапа в будущем.
Любомила обняла своего мужа и, прижавшись щекой к его груди, прошептала:
— В таком случае, не пора ли и нам подумать о наследнике?
Элекс поглядел на избранницу своей души так, словно увидел её впервые.
— Я только и ждал, когда ты предложишь это, родная.
— Почему не говорил никогда?
— Ты должна была пережить в себе все внутренние разногласия и стать единым целым. Понимаешь, о чём я?
— Так ты про Гемму? — грустно улыбнувшись, проговорила Любомила.
— И про Озию, и про Кассандру.
— Не беспокойся. Все мои знания о прожитом когда-то, теперь не больше, чем воспоминания. Я — это Любомила и точка!
Они больше не говорили. Слова были не нужны. И менее одарённые люди иногда чувствуют всё, что чувствует родной человек. Элекс читал творящееся в душе Любомилы, как в раскрытой книге, а она точно так же в его.
«Интересно, кто это будет? Кто-нибудь из наших близких»?
«Нет. Он не будет никем из наших родных. Они свои задачи исполнили до конца. Это будет новая личность. Совершенно чистая душа».

глава 6

Королевская щедрость не знает предела,
Тот, кто служит ему, получает сполна.
А король где берёт, никому нет в том дела.
Поделиться изволь, отощала казна!

Кудесник взял князя за белую руку
И глядя в глаза его, тихо сказал…

Домик в пригороде удалось снять для всей честной компании без особого труда. Айк убедил Серенаду воспользоваться силой внушения, с которой был сам не в ладах, и прежний хозяин недвижимости переселился на мельницу, владельцем которой и был. Он трудился сам с утра до вечера в поте лица и не давал покоя работникам, гадавшим теперь: какая муха его укусила.
— Деньги за постой мы обязательно заплатим, когда настанет время покинуть эту скромную обитель, — успокаивал девушку Айк. — Так что, за этот хороший поступок не переживай. Подумай, ведь мы просто благодетели! Он неожиданно разбогатеет, не поняв даже, откуда свалилось такое счастье на его голову. Да и нам никак его неведение о происходящем не повредит. В памяти мельника останется только нестерпимая боль в натруженной мешками с мукой спине.
Ажер, без разговоров взялся управлять хозяйством и присматривать за садом, в котором, как раз, поспевали румяные персики. Айк пропадал днями напролёт, а иногда и по ночам, никак не объясняя своих отлучек. Что касается Норена, то ему вновь пришлось вернулся к монашеским заботам, и надо отметить, значительно раньше, чем он предполагал. Визит неизвестного человека, буквально на следующий день, привёл друзей в замешательство. Айк ломал голову, как этому невзрачному с виду человечку удалось так быстро обнаружить чужаков, а Ангеран, оказавшийся министром короля Филиппа, без промедления вписал имя Норена в королевскую грамоту. Его знания превзошли всё, чего Айк ожидал услышать от человека этого времени, а предложение сделанное Норену настолько отвечало их личным планам, что оба, не сговариваясь, дали своё согласие на сотрудничество. Уже на следующий день Норен отправился в отдалённый монастырь, к деятельности которого король в последнее время проявлял свой тайный интерес.
— Как могло случиться, что король Филипп не властен над своими монахами? — вместо приветствия, спросил Айк, усевшись рядом с Ангераном, как только командор отбыл в сопровождении слуги, выделенным ему министром.
— Король властен над любым в своём королевстве, — последовал незамедлительный ответ. — Даже чужестранцу следовало бы знать это.
— Но всё же, его власти не хватает силы, раз он привлекает к службе иностранных солдат.
Хищное лицо Ангерана нахмурилось при этих словах. Раздражение словами Айка выразилось в том, что голос его сделался отрывистым и холодно-угрожающим.
— Мой суверен правит землёй, доставшейся ему от его предков, вместе с её населением и её законами. Он даёт поблажки тем людям, которые заслужили их перед прежними правителями. Однако, — Ангеран сделал паузу, и глаза его сузились, — это не означает, что он будет терпеть измену от своих поданных, какими бы привилегиями они не пользовались. Поэтому, король, по моему совету, пользуется любой помощью. Вас я привлёк по той же причине: иногда надёжнее иметь честного иностранца в своих рядах, чем француза предавшего своего суверена ради желания возвыситься над остальными своими соотечественниками.
— Если я правильно понял, король опасается неповиновения от горстки монахов?
— Эти монахи представляют собой известный Орден, пользующийся поддержкой папы, его шакалами-подпевалами и ещё бог весть кого, имеющими влияние на самого папу.
— Этот кто-то из Египта? — сделав вид осведомленного человека, поинтересовался Айк.
— Почему это из Египта? — переспросил министр. — Насколько мне известно, эта чума первоначально пришла из Иерусалима, позже перенесла свою ставку в Византию, а сейчас всё указывает на то, что их интересует Франция, Испания и Англия. Даже вошло в моду новое название наших земель — Европа. Что оно обозначает, понять не могу.
— Этот пробел в ваших познаниях я могу пополнить, — самодовольно выпятил грудь Айк. — Слово ЕВРО имеет определённое значение, созвучное с названием народа, когда-то вообразившим себя единственным достойным править остальными людьми. Для того, их мудрецами придуманы россказни о Создателе, якобы даровавшем им эту привилегию, а заодно, научившем дьявольской хитрости.
Министр, выслушав эти слова, встрепенулся и вспыхнул лицом.
— Болтать такое, навлекать на себя гнев короля. Если бы мой суверен услышал подобные слова, то самое малое что он сделал бы, это — отрезал бы язык болтуну. Он в достаточной степени предан христианской церкви, и не поверит подобному бреду.
— Следовательно, название «Европа» надолго прилипло к вашей родине, — саркастически изрёк Айк.
Воцарилось молчание, которое нарушил сам Ангеран:
— Если бы не предсказание о том, что однажды я встречусь с колдунами, обладающими необычными знаниями, я бы предал твоих друзей и тебя королевскому суду. Только моя вера в это предсказание, исходящее от моей бабки, заставило меня вступить с вами в сделку. Министр умолк, сердито пережёвывая свою губу. Айк же проявляя дипломатическое терпение, ожидал продолжения, будучи уверенным, что оно вскоре последует и он оказался прав. Министр, предпринявший определённые шаги к обнаружению неизвестных людей в своём королевстве, не для того потратил силы на это, что бы надолго обижаться и он не выдержав спросил:
— Что, всё-таки, означает это слово?
— Ваша бабушка была поистине мудрая женщина, коли смогла предвидеть наше появление здесь и сейчас. Но моё объяснение для того, кто способен усомниться в догмах, вбиваемых в его голову с самого рождения.
Ангеран, насупившись пуще прежнего, хранил молчание, догадавшись о бесполезности слов. Маленький пройдоха явно решил помучить министра в отместку за резкую отповедь и продолжал разглагольствовать ещё минут пять, прежде чем ответил на заданный вопрос.
— Е.В.Р.О. — это сокращённо от — единой всемирной, религиозной общины. Ну а цели их, мой друг скоро разведает и поделиться с Вами и вашим королём.
— Поскорей бы, — сухо заметил Ангеран, не поверив выдумке плута ни на йоту.
* * *
— Почему ты не среди этих, Норен? — Айк кивком указал на отверстие в стене к которому прильнул Ангеран.
— Де Моле не очень-то доверчив к посланцу короля, — последовал ответ.
Министр, оторвавшись от стены, скользнул по обоим друзьям отсутствующим взглядом и вновь вернулся к прерванному занятию. Зрелище представшее его взору заслуживало пристального внимания. Айк понимал министра: в течение почти десятка лет он безуспешно пытался проникнуть в тайну Ордена Тамплиеров, или храмовников, как они называли себя, и вот, наконец, его страстное желание сбылось. Целование паствой козлиного зада, вызвало у Ангерана мимолётный приступ тошноты, с которым он быстро справился. Заправлял спектаклем монах в рясе с низко опущенным капюшоном, не позволяющем разглядеть черты его лица, но блеск оружия, иногда высовывающегося из-под полы, и богатые сапоги на ногах, выдавали в нём рыцаря. Тот, что поднимал хвост животного, при приближении очередного соискателя милостей Ордена, мало чем отличался от главного «запевалы», что явно просматривалось в его высокомерной манере поведения. Остальные, были, скорее всего, новичками, впервые допущенными на тайную проповедь главы Ордена. Когда отвратительная процедура посвящения в рабы божества небожественного вида подошла к концу, рыцарь обратился к новичкам с коротким напутственным словом и принял клятву в неукоснительном подчинении приказам Ордена, даже если они будут противоречить воле короля.
— Поверьте! — громогласно заявлял духовный наставник своей паствы, — нет большего греха, чем не выполнить приказ отца нашего, указавшего нам путь к безграничной власти. Только следуя его заветам, мы, в конце концов, узрим его среди нас, в облике самого совершенства – мужчины и женщины в одном теле, владыкою несомненным со знаками власти в руках и знаком мудрости на набалдашнике меча его, которым он и карает отступников и одновременно увеличивает своё присутствие в мире Яви, плодя потомство своё по свету и от невест своих и от невест человечьих. Облик его может показаться иному необычным, но не следует пугаться отца нашего. Для того и происходит посвящение. — Пастырь указал на козла, щиплющем в уголке сено. — Чтоб любой брат наш был готов к чуду и не ослабел, не потерял бы веру от слабости и неожиданности. Клянёмся быть верными ему до победного прихода господа нашего!
— Клянёмся!!!— прокатился хоровой ответ под сводами церкви.
— Клянёмся не служить никому иному: ни на земле, ни на том свете, будь это даже король какого-либо королевства!
— Клянёмся!!! — снова последовал ответ.
Представление, как его назвал Айк, на этом закончилось, и толпа стала расходиться.
— Господь — это, надо понимать, их господин? — спросил он Норена.
— Несомненно. Либо Минона, либо сам Владыка, а может быть и то и другое в совокупности, плюс чего-то ещё, чего мы не знаем.
— Разве они принимали при жизни облик какого-нибудь отвратного существа?
— У них не было в этом необходимости, — пояснил командор.— Насколько знаю я, отвратительнее существ в мире не было. По сравнению с ними, вонючий козёл просто ангел божий. Так что ещё не факт, что подготовка новых кадров может считаться вполне успешной. Поскольку смотреть больше нечего, то мне пора на выход.
— Ладно, ладно, — закивал Айк. — Я забираю нашего министра и улетучиваюсь.
Ангеран, без особого желания, тоже кивнул. Дематериализация с последующей материализацией в другом месте не вызвала у него большого удовольствия, но надо отдать должное его министерскому сиятельству, выдержал он это испытание с честью, даже ни пикнув. Как только Ангеран и Айк уселись на скамеечку, возле кустов роз в саду мельника, министр сразу же перешёл к делу.
— Обещанную награду вы сможете получить завтра в моей канцелярии.
— Надо понимать, что в наших услугах нужды больше нет? — уточнил Айк.
— Я благодарен за предоставленную возможность узнать мощь врагов королевства, а так же за возможность познакомиться с колдовством воочию.
— Не за что. Скажите, министр: будет ли ваш суверен преследовать колдунов, после сегодняшнего дня.
Ангеран задумался лишь на миг.
— Приложу все усилия, что бы ограничить действия короля в этом направлении. Но за жизнь заговорщиков гроша ломанного не дам.
— Возможно есть другой способ обезвредить их?
— Не знаю. Всё в руках короля.
* * *
Ажер, беспрекословно выполняющий обязанности прислуги, был сегодня молчаливее обычного. Айк — напротив, пребывал в благодушном настроении. Вчера он посетил канцелярию министра и теперь, то и дело, бросал довольный взгляд на два увесистых мешка, красовавшиеся посреди обеденного стола. Серенада как обычно примостилась возле своего кумира, не замечая ни его самодовольства, ни мрачности Ажера. Для неё было главным, что Айк рядом. С каждым днём она всё больше и больше восхищалась им, позабыв на время даже своих близких, оставленных где-то далеко в прошлом. Возлюбленный сказал, что придёт час, и они все будут вместе. Что касается Айка, то он за повседневной суетой позабыл о своём обещании, над исполнением которого ломал голову длительное время, а потом, так и не найдя нужного решения, махнул на всё рукой, понадеявшись на Элекса и Любомилу. По его виду нельзя было сказать, что он испытывал к своей Златовласке те же чувства, что она питала к нему, а если и испытывал, то тщательно скрывал это от самого себя. Подобрав посуду со стола, Ажер отнёс её в кухню и, вернувшись, остановился напротив Айка. Тому стоило немалых усилий заставить себя оторвать взгляд от королевской награды и поднять глаза.
— Чего тебе, мя… Ажер?
— Пора бы Норену уже вернуться, — проблеял своим голоском громадный, во всех направлениях, слуга.
— С ним всё в порядке, — успокоил Ажера Айк, мимолётно почувствовав раскаяние в своей бесчувственности. Бывший палач пёкся о своей бывшей жертве, а он и не подумал побеспокоиться о командоре, который, действительно, уже изрядно запаздывал. — Понимаете ли вы, что сегодня я впервые в жизни деньги заработал, а не украл!
Именно в этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Норен. Ажер облегчённо вздохнул и поспешил подать запоздавшему командору ужин, но тот отодвинул тарелку и с отсутствующим видом уставился на Айка.
— Что-то случилось? — осторожно начал Айк, бросая встревоженный взгляд на свои мешочки.
— Целый день дома? — проигнорировал вопрос Норен.
— Ну, да, — обронил Айк. — Всё ждём и ждём тебя. Где ты был?
— Присутствовал на главной площади, — ответил Норен.
— Имущество Тамплиеров пошло в казну короля.
— Ну и что?
— А то, что наше вознаграждение той же природы.
— Не вижу в этом ничего зазорного! — возразил Айк, на всякий случай, придвигая золото к себе поближе.
— Всю верхушку Ордена сегодня сожгли живьём, по приказу короля. Он выразил устную благодарность всем патриотам королевства, оказавшим посильную помощь в разоблачении врагов государства.
Среди воцарившегося всеобщего молчания было отчётливо слышно тяжёлое с прихрюкиванием дыхание Ажера. Командор больше не проронил ни слова, и первым не выдержал Айк.
— Ты хочешь сказать, что мои первые честно заработанные деньги — это плата за предательство?
— Не нужно так драматизировать, — возразил Норен, принимаясь за яблочны пирог, искусно приготовленный Ажером.
— Ты говоришь, — не сдавался Айк, — деньги, отобранные у тамплиеров, разоблачению которых способствовал в первую очередь мой план внедрения темной лошадки, то есть тебя, в их среду, послужит нам, после их мученической смерти на костре?
— М-м-м, — многозначительно покивал Норен, сделав усилие и гулко проглотив кусок пирога. Почувствовав в словах друга ужасное разочарование, он поспешно добавил:
— По твоей же теории: деньги, отобранные тамплиерами у других людей, не могут иметь запаха. Тем более что они отмыты, побывав в канцелярии министерства.
На лице Айка промелькнула едва заметная тень облегчения, но тревога и отвращение не оставляли его.
— Ажер! — громко позвал он. — Возьмёшь эти деньги? Здесь хватит тебе на всю жизнь, ещё и внукам твоим останется, если конечно при переносе я сделал всё остальное кроме языка правильно и у тебя будут дети.
Ажер молча качнул головой из стороны в сторону и на всякий случай отступил назад, спрятав руки за спину. Айк с мольбой воззрился на Серенаду.
— А ты как думаешь, Златовласка? Могут эти деньги пойти во благо твоим колдунам?
— Даже не думай! — буквально отшатнулась она. — Это золото проклято, оно никому не принесёт пользы!
Плечи несчастного Айка совсем поникли, и он забормотал себе что-то под нос, полагая, что думает про себя:
— Элексу тоже они не нужны. Ему они никогда не были нужны, он может сделать всё что угодно, буквально из воды. А действительно, может ли он сделать золото из воды? Если да, нужно постичь этот фокус.
Айк даже замолчал, уставившись в окно на быстро сгущающиеся сумерки. Серенада легко прикоснулась ладошкой к его лбу, словно прикидывая не температурит ли её любимый. Заметив, что все смотрят на него, Айк сделал усилие, возвращаясь к действительности.
— Поскольку я не хочу оказаться проклятым и застрять в этом отвратительном месте, пусть они остаются здесь после нашего отбытия.
— Не жалеешь? — коротко спросил Норен, заглядывая в глаза Айку.
— Жалею. Жалею, что дал себя одурачить этому аферисту — Ангерану.
— Он поступил честно, с его точки зрения. Хотя я думаю, наказание заговорщиков, пусть и заслуженное, но слишком уж в духе самих воинов Ордена.
К всеобщему удивлению, Ажер, никогда не встревающий в разговоры приятелей, вдруг произнёс:
— «Святая церковь» всегда преследует лишь одну цель — властвовать душами, а живых или мёртвых ей безразлично. Айк и Норен переглянулись, так удивительно уместной явилась фраза изречённая бывшим палачом.
— Что ты знаешь об этом? — спросил Норен.
— У нас в Аббатстве как-то объявился высокопоставленный гость. Лица его никто не видел, но я знаю одно: после его визита, Главный Инквизитор, под страхом смерти, запретил упоминать какой на дворе год. Отныне все должны были пользоваться новым, неизвестно откуда взявшимся летоисчислением, которое должно отныне прославлять нашу Святую церковь в веках. Вместо 5028 года от Великого Возрождения, мы стали жить в 1250 от рождения богочеловека. Наверное, этот гость имел большое влияние на нашего аббата.
— Стоп! — прервал его Норен и посмотрел на Айка, тоже насторожившегося. — Вот она разгадка, вот то, что мы ищем!
— Здесь примерно такое же летоисчисление, то есть 1307 год, и нам теперь известно наше местоположение, — быстро подсчитав в уме, подхватил его мысль Айк. — Последний наш скачок был вперёд на 57 лет.
— Я только хотел бы добавить, что того же летоисчисления придерживаются, как храмовники, так и государственные мужи. А это означает…
— Что все они под влиянием одних и тех же лиц, — закончил за него Айк. — Тот таинственный гость, — спросил он Ажера, — прибыл часом не из Иерусалимского храма?
Смешно было наблюдать как «мясник» морщит свой лоб, занимающий так мало места по сравнению со всей остальной его тушей.
— Кажется из храма Соломона, — выдавил он из себя. — Я никогда не интересовался тем, чем мне не велели, — добавил он извиняющимся тоном.
— Вот он результат разделение труда! — смерил Ажера уничтожающим взглядом Айк, что сделать было довольно трудно, учитывая, что он доставал «мяснику» головой только чуть повыше пупка. Тем не менее, здоровяк сморщился. Казалось ещё немного и он расплачется.
— Зря ты набросился на нашего нового друга, — вступился за Ажера Норен. — Правы-то вы оба: это разные названия одного и того же места. Теперь я понимаю легенду, рассказанную тебе мною пятьдесят семь лет назад во времени.
— Что?
— Они не прощают ничего! Они используют имя Сол Мена для храма мирового террора и насилия, втаптывая в грязь его добрые деяния, мстя за отступничество, расплачиваясь при этом со своими противниками и бывшими слугами одним и тем же способом, — огнём, — излюбленным оружием своего кумира и божества. Для меня нет сомнений, что с королём Филиппом и его министром разделаются когда-нибудь, подобным же методом, втоптав в грязь их благие деяния, по уничтожению угрозы всеобщего порабощения, и объявив их врагами человечества.
— Сами виноваты, — подвела итог Серенада. — Не нужно было использовать методы своих врагов. Проклятие за грязное золото присвоенное ими, рано или поздно настигнет их!
— Без претензий только их божок, — подвёл итог Айк. — Он получил очередную огненную жертву. Падшие сами зачищают падших. Что касается меня, то мне хочется поскорее покинуть это место. Какое-то нехорошее предчувствие поторапливает меня сделать это поскорее.
— А как же мельник? — остановила его Серенада. — Ты же обещал расплатиться с ним за его временное лишение разума.
Словно в ответ на её слова, подтверждая самые худшие опасения Айка, в саду послышался топот многочисленных ног, и в двери вломился уже пришедший в себя вышеупомянутый хозяин приютившего их на целых три месяца дома, в сопровождении вооруженных монахов, настроенных далеко недружелюбно.
— Хватайте воров! — завопил он с порога своим заступникам.
— Орден не сгорел и работает чётко, — прокомментировал это неожиданное действие Норен, вместе с Ажером отправляя в маленькую армию табуреты и лавки и, вынуждая, тем самым, нападающую сторону приостановить свой гневный порыв.
— Несведущий и так получает больше всех, Златовласка, — запоздало ответил Айк, кивнув на прозревшего мельника и с видимым сожалением указал пальцем на два увесистых мешка с золотом в центре стола. — Воистину, кто чист перед богом, тому и божья благодать.
— Поспеши! — окрик Норена прервал философские измышления Айка.
Прекратив дальнейшие разговоры и метание мебели в воинствующих монахов, до более подходящего случая, все поспешно приблизились и ухватились за Айка, чтобы в следующий миг окунуться в уже ставшую привычной круговерть серого хаоса безвременья.
* * *
Крутой подъём вскоре сменился ровной площадкой, и взорам путников открылась бескрайняя синяя гладь моря. Друзья Айка с восторгом созерцали это чудо из чудес: водную равнину без конца и без края.
— Это океан? — спросила Серенада, вдыхая солёный воздух. С её лица не сходило выражение растерянной радости.
— Я никогда не видела океана. Говорят он огромен, больше чем все земли планеты.
— Не знаю, — рассеянно ответил Айк, вглядываясь в голую площадку перед ними.
— Похоже, ты опять промахнулся, — заметил Норен. — Что ты ожидал здесь увидеть?
— Здесь была когда-то одна скромная лачуга.
— Наверное её уничтожило ветром? — высказала робкое предположение Серенада.
— Или ещё не построили, — добавил Норен.
Айк, уже собиравшийся было огрызнуться, вдруг застыл с раскрытым ртом.
— А что если, действительно, я опоздал или… — бормотал он сам себе под нос.
— Или что? Грачи склевали твою лачугу? — не унимался командор. — Просто ты опять ошибся, а мы застряли в неизвестной эпохе навсегда, как и автор того самого злополучного письма! Признавайся уже.
— Здесь нет грачей, — не глядя ни на кого, возразил Айк. — Здесь чайки.
— Как хотите, а я отдыхаю, — заявил командор, опускаясь на камень. — А ты пока подумай, куда ты мог нас снова затащить.
Айк уже было собрался ответить что-нибудь язвительное, но тут его словно озарило вспышкой молнии. Какое-то странное воспоминание вспыхнуло в нём на миг и бесследно растаяло, словно вода просочившаяся сквозь песок. Девушка первая заметила, что с ним происходит что-то непонятное.
— Отдохни и ты, — ласково предложила она. — Минувший день выдался на редкость трудным.
— Не в усталости дело. Я, конечно, мог ошибиться и со временем прибытия и даже с местом, но мне вдруг почудилось, что подобное уже было со мной, хотя на самом деле ничего подобного никогда со мной не происходило. Словно воспоминание это не моё, а продиктованное кем-то извне. Всё это странно. Пожалуй, мне действительно следует отдохнуть.
— Отдохни, отдохни, — покивал Норен. — наверное, сказывается разочарование по поводу утраченного золота.
На этот раз круговерть хаоса возникла внезапно. Айк резко вскочил.
— Куда ты? Стой! — выкрикнул Норен.
Айк не успел произнести в ответ ни слова. Возникший перенос их тел, был вызван не его усилиями, а чем-то иным, могучим и неудержимым, чему не было мочи сопротивляться. Словно мощным ураганом их затягивало в воронку. Серенада испуганно протянула руки к Айку, но когда он поймал их своими руками, всё уже кончилось. Они никуда не перенеслись, а остались на том же самом месте. Вот только место стало как-то странно изменяться. Норену показалось, что перед его глазами прокручивают потешное кино, где всё происходит очень быстро: сам собой, словно из под земли, возник дворец, каких он никогда не видел. Появлялись люди, но они не замечали случайных зрителей и занимались своими делами, причём, в каком-то сумасшедшем темпе. Открыть рот и перемолвиться словом не удавалось — ни языком, ни даже пальцем нельзя было шевельнуть. Постепенно мелькание людей замедлилось и прямо перед ними оказалось знакомое лицо Элекса.
— Добро пожаловать, — произнёс он. — Мы уже заждались вас, а Любомила начала настаивать на ваших поисках.
— В каком тысячелетии мы теперь? — равнодушно спросил, вместо приветствия Айк.
— В том же самом, — серьёзно пояснил Элекс. — И ты по-прежнему Айк, а он Норен. Вот только, как зовут твою спутницу, в этом тысячелетии — я не знаю.
— Серенада, — приветливо откликнулась девушка, только сейчас заметив, что Айк всё ещё держит её за руки. — А ты тот самый Элекс, спаситель Айка?
Элекс поморщился, но его ответ опередил Норен:
— Тот самый. И ещё спаситель доброй половины жителей этой планеты. Давненько не виделись, Элекс. Может у тебя есть объяснение, которого нет у нашего гида.
— За кого ты меня принимаешь? — презрительно оттопырил нижнюю губу Айк. — Объяснение у меня есть. Просто-напросто, Папинсон сверял наши физиономии со своими данными и сверив, пропустил дальше.
— Хорошее объяснение, — согласно кивнул Элекс. — Всё именно так и происходит. Мысленно он добавил: — «Опять плут за старое взялся».
Плут так же мысленно возразил: — «Ничего я не крал у тебя. Мысли твои как открытая книга».
— Я вынужден был установить на данном месте временной блок, чтобы вы не могли попасть сюда слишком рано. Так было нужно, вы скоро всё поймёте сами, мои друзья. Пока компания, уставших от приключений путников, брела к волшебному замку по саду, в котором Айк, с какой-то не свойственной ему прежде радостью, узнавал каждое деревце, на глаза им стали попадаться новые лица. Молодые люди, приветливо кивали им как старым знакомым. Некоторые возились с малышами, с любопытством взирающими на вновь прибывших.
— Что это такое? Детский сад? — поинтересовался Норен.
Все обратили внимание, что голос его при этом внезапно потеплел на несколько градусов.
— Это просто дети детей, моих учеников, — ответил Элекс.
— Сколько же нас не было? — подивился Айк. — Ты изменился, спаситель! Стал каким-то более мудрым, что ли? А впрочем, это я стал более мудрым. Ты всегда был мудрым. Но, всё равно, что-то в тебе изменилось!
В знакомой беседке их поджидала Любомила с каким-то юношей лет пятнадцати, показавшемся Айку и Норену очень знакомым. Любомила тут же заключила в объятия одного, потом другого, а под конец, как-то странно поглядев на Серенаду, прижала и её к сердцу, словно старую подругу с которой не виделась целую вечность. От Айка не укрылась непрошеная слезинка, скатившаяся по её щеке. Серенада в ответ зарделась, но не отвела взгляда, а в свою очередь с огромной симпатией принялась разглядывать лицо молодой женщины.
— Я тоже тронут, моя госпожа! — воскликнул Айк, вдруг вновь ощутив странное чувство, словно что-то подобное он уже когда-то пережил. — Ваш муж обещал прояснить кое-что. Но для начала представьте меня этому юноше, так похожего на кого-то.
— Конечно, конечно, — озарилась гордой улыбкой Любомила. — Знакомьтесь, друзья. Это наш с Элексом сын — Ладослав.
* * *
Рыбалка подходила к концу. От улова уже ломились корзины и, поневоле, пришлось прекращать это занятие. Серенада давно устала рукоплескать успехам Айка и его соперникам — подросткам и совсем маленьким карапузам. Дядя Айк, как его величала детвора, устало отдуваясь вытер лоб тыльной стороной ладони.
— Совсем загоняли, сорванцы, — заметил он, падая в изнеможении на песок рядом со своей тенью — Серенадой.
— Вот скажи мне пожалуйста, Златовласка, почему они не оставляют меня в покое? Элексу как-то удается держать их на расстоянии, а меня никто не слушается.
— Это потому, что ты добрый и весёлый, — последовал незамедлительный ответ.
— Ты тоже привязалась ко мне по этой причине?
Лицо девушки налилось краской, и она опустила глаза, красноречиво подтверждая чувства, овладевшие её душой с первой же их встречи. Айк смотрел на ребятню, но ему и не нужно было видеть лица Серенады. После возвращения в Папинсон, чувства его обострились до небывалой прежде отметки. Он прекрасно понимал девушку, но не считал вправе принять её любовь, считая себя недостойным проходимцем, случайно вторгнувшимся в её жизнь. Из затруднительного положения, в которое он сам себя загнал неловким вопросом, его спасли мальчишки, окружившие их кольцом.
— Сказку, — пробасил самый маленький, тормоша Айка за коленку.
— А? — словно пробуждаясь, обвёл компанию взглядом Айк. — Сказку? А разве, прежде не нужно доставить улов домой? Ну-ка взялись, веселей! Если не поспеем вовремя, ваши родители взгреют меня, и сказок сегодня не будет!
Пыхтящая компания послушно принялась за дело. Тяжеленные корзины поплыли низко над землёй, вначале слегка недружно: то взлетая слишком высоко, то чиркая о самую землю. Постепенно их полёт, стараниями усердных учеников, приобрёл четкость, следуя на расстоянии за своими хозяевами. Одна самая маленькая корзинка отбилась от общего строя и, замешкавшись, неловко опустилась на тропинку. Неудачливый ученик, тот самый который требовал от Айка сказку, сел на землю поодаль и, закрыв глаза руками, обиженно заревел.
— Ну, что ты, Баянчик? — ласково обняв мальчугана, принялась успокаивать его Серенада. — Не нужно слёз, давай я помогу тебе.
— Я не плачу! — дрожащим голосом пробурчал малыш, утирая кулачками слёзы. Вот сейчас снова попробую, и всё получится.
— Правильно, — подбодрила его Серенада. — Но позволь мне немного помочь тебе, мне тоже нужно практиковаться в перемещении предметов.
После короткой борьбы, корзинка вновь поднялась вверх, и вначале неуверенно, а затем всё быстрее и быстрее устремилась в погоню за своими товарками. Айк только головой покачал. Он и не заметил, как девушка освоила новое для себя дело. «Какой всё же я остолоп», — выругался про себя Айк. — «Девчонка из кожи лезет, чтобы догнать меня, и у неё уже получается многое. А вот откуда у меня возникло умение диурдов, понять не могу до сих пор. Я не заслужил этого, и согласно учениям диурдов, при своём образе жизни, давно должен был потерять все зачатки этого дара. Но нет, он не оставляет меня, напротив, он растёт день ото дня».
Мальчуган засиял восторженной улыбкой и убежал вперёд. А девушка обратилась к Айку:
— Помнишь своё обещание?
— Разве я когда-нибудь обещал хоть что-нибудь? — испуганно всплеснул руками Айк, суматошно перебирая свои воспоминания о последних днях, проведённых в сплошном блаженстве, каким, несомненно, можно было назвать их пребывание в Папинсоне. Девушка, чуть надула губки, но обидеться всерьёз на своего кумира она так и не смогла.
— Ты обещал, что Элекс поможет моим родичам!
— Ах, это! — облегчённо выдохнул Айк. — То-то я смотрю, ты неравнодушна к Баяну.
— Ну, да. Он напоминает мне моего младшего братца. Как они все там сейчас?
— Думаю, неплохо. К тому же, не там, а в далёком будущем, поскольку все нынешние обитатели Папинсона из прошлого, по отношению к тебе и твоим родичам.
— Ты ничего не путаешь? Любомила мне объясняла, что мы здесь вне обычного течения времени.
Айк, на самом деле, как раз в этом вопросе и плавал. Реальность Папинсона его всегда ставила в тупик, относительно своего местонахождения во времени. Однако, он даже бровью не повел, по привычке ставшей его натурой, ловко скрыв своё невежество.
— Всё это слегка сложновато, и я не возьмусь объяснить пока тебе всего, тебе следует слегка подучиться. Это сделано монгами специально, чтобы сбить со следа возможных врагов. Скажу одно, коли Элекс решил отправиться сам в то ужасное время, и лично познакомиться с твоими родичами, то можешь не волноваться на этот счёт, Златовласка. Считай что они уже все здесь.
Вмиг повеселев, Серенада чмокнула Айка в щёку, поскольку тот зазевался и не успел предупредить этого порыва девушки, хотя и был готов к чему-то подобному.
— Ладно, тебе, — проворчал Айк, как заправский старикашка. — Поспешим. Мне пора готовить рыбу.
— Разве этого не может сделать кто-нибудь другой?
— По части колдовства, все ученики Элекса вне досягаемости для меня, но вот по части поварского искусства, мне нет здесь равных, — хвастливо заявил Айк, горда выпятив грудь.
— А, как же Элекс?
— Элекс в этом вопросе самый безнадёжный мой ученик.
— Да как такое может быть! — всплеснула руками Серенада. Немного подумав, она поспокойнее добавила: — Пожалуй, мне будет полезно попробовать научиться и этому.
— Охотно научу, — согласился Айк. — Запоминай главное: никогда не пересаливай, даже когда влюблена. Не нужно уподобляться этим горе-поварам, — и он указал глазами на молодых мамочек и папочек, сгрудившихся кучей и явно дожидающихся их приближения.
— Наверное, они ждут, не дождутся тебя, исходя слюной, — пошутила Серенада.
— Обычно они не очень прожорливы, — заметил Айк, вглядываясь в непривычно серьёзные лица, своих новых приятелей.
— Эй, — воскликнул он ещё издали, — какие-то зловредные мухи покусали вас, что ли?
Шутка не имела успеха, как бывало раньше. Все продолжали дожидаться их, напряжённо вглядываясь в него. До Айка вдруг донеслись их мысли, являющиеся ответом на его вопрос и ответ этот был ещё мрачнее угрюмых лиц.
— Погибли друзья. Одиннадцать наших старших товарищей.
— Элекс ещё не вернулся? — так же мысленно послал вопрос Айк.
— Ни его, ни Любомилы, всё ещё нет.
— Не вовремя я задал ему задачку, — почесал затылок Айк.
Серенада заметила только последний жест, который её слегка удивил.
— Что происходит? — спросила она.
— Неожиданно выяснилось, что сегодня у тебя самостоятельный урок кулинарии, Златовласка, у меня внезапно возникло важное дело.
— Можешь на меня рассчитывать, — кивнула она, догадавшись о том, что произошло что-то серьёзное. — Я постараюсь не пересолить рыбу.
— Не соли её вовсе, она всё равно уже просолилась в море, — посоветовал на прощание Айк.
Дождавшись, пока девушка скроется за поворотом тропинки, огибающей дворец слева, он направился в противоположную сторону, увлекая за собой молодёжь. Айк догадался, что те не решаются оповещать об этом остальных, пока не растаяла надежда поправить свершённое.
— Кто именно? — спросил он, когда деревья сада надёжно укрыли их от случайных взоров.
Имена услышанные им заставили его самого ужаснуться произошедшему. Погибшими были самые опытные ученики Элекса, наследники которых, ещё недавно резвились в волнах моря вместе с Айком. Внезапно он осознал, что маленький Баянчик остался сиротой, и теперь Серенаде придётся заменить ему не только старшую сестру, но и возможно мать. На вопрос, как это случилось, ответил Ладослав. Он время от времени, вступая в мысленный контакт с товарищами, как его учил отец, вдруг почувствовал, что с Волеславом происходит что-то плохое. Что именно он не мог понять, поскольку чудовищная боль, что он испытал в этот момент, не позволила связно мыслить и наладить обоюдный контакт. После, наступила тишина, и контакт окончательно прервался. Попытки связаться с другими участниками этой плановой вылазки, как называли её молодые диурды, почти не увенчались успехом. Только мимолётные мысли Рогнеды коснулись его, вызвав ни с чем несравнимый ужас, затем связь так же внезапно оборвалась. Ладослав был твёрдо уверен, что с ними произошло что-то ужасное. Даже сейчас его лицо было белое и он старался ни на кого не смотреть. Айку показалось, что юноша скрывает что-то ещё известное только ему одному.
— В чём проблема, творцы добра? — попытался подбодрить Айк приунывших диурдов. — Слётаем туда и выдернем их за денёк до всех печальных событий.
— Что ты говоришь, дядя Айк? — возразил ему Семислав, кряжистый молодец, лет двадцати отроду. — Разве можно нарушать цельность мира?
Айк прикусил язык, сообразив, что Элекс именно так и должен был воспитывать молодёжь, ни словом не упоминая, что сам когда-то совершал подобное ради спасения своей возлюбленной.
— Даже, если бы это можно было сделать, — добавил Семислав, — переместиться из Папинсона возможно только вперёд во времени, или в то же самое время. Айк поймал себя на том, что его нижняя челюсть упёрлась в грудь. Быстро захлопнув рот, чтобы окончательно не выйти из роли старшего и опытнейшего товарища, он призвал свои мысли к порядку, то есть прекратил вообще думать о чём-либо, чтобы никто не догадался о его невежестве в вещах понятных всем остальным.
— Ладно, пока будем думать, — подвёл он неутешительный итог. — Либо объявится Элекс и думать нам не придётся вовсе, либо придётся думать очень и очень много. Время теперь не имеет значения.
Он первым направился быстрым шагом к дворцу и сделал жест остальным, чтобы их отсутствие не вызвало преждевременные догадки у хлопочущих с малышами молоденьких мам. Норена он нашёл на краю утёса, где тот любил последнее время уединяться. Командор с неохотой оторвался от созерцания горизонта, чтобы всё ещё отрешённо выслушать друга. По мере изложения происшествия, лицо его разглаживалось и мало-помалу приобретало обычное выражение серьёзной пытливости и проницательности.
— Так, — промолвил он. — Ты сел в лужу и признаёшься мне в этом. Удивительно!
— У меня смутное предчувствие, что Элекса мы увидим не очень скоро.
— С чего это ты взял? Разве с ним может случиться то, что может случиться с тобой или со мной?
— С некоторых пор я подозреваю, что с ним подобное иногда тоже случается. Но об этом позже. Я думаю, что сейчас необходимо разговорить его сына.
— Представь себе, тут я с тобой согласен.
* * *
Ладослав расхаживал взад-вперёд по своей комнате, то и дело натыкаясь на мебель.
— Нельзя, дядя Айк. Никак нельзя. Папинсон теперь не такой, каким Вы его знали, дядя Айк. Мама мне говорила, что отец внёс кое-какие изменения, чтобы не столкнуться с прежним своим воплощением, — пояснил юноша.
— Элекс избавился от приведений, — констатировал Норен. — Я на его месте сделал бы тоже самое.
— Ну, хорошо, — не сдавался Айк. — Отсюда нельзя прыгнуть в прошлое, но можно же переместиться в другое место и проделать эту операцию оттуда.
— Нельзя, — вновь возразил Ладослав. — Из других мест планеты нельзя перемещаться, иначе не будет возможности материализоваться вновь. На планете не хватает энергии, созданной когда-то диурдами.
— Ах, вот в чём дело! — воскликнул Айк. — Помнишь, Норен, я тебе рассказывал о письме из будущего? Так вот, — продолжал он, не дожидаясь ответа, — мы уже добрались до этого светлого будущего! Отсюда нет возврата!
— Не совсем так, — вновь пояснил Ладослав. — Можно перемещаться из одного места в другое, только непременно вернуться после перемещения следует в Папинсон. Только он способен восстановить тело любого человека, только в нём еще достаточно энергии, для поддержания наших сил. Только отца это, кажется, не касается, — добавил Ладослав задумчиво.
— Ну конечно!
На этот раз Айк чесал в затылке дольше обычного.
— Нашёл! — радостно провозгласил он. — Я краем уха слышал, что где-то на Земле существуют так называемые «ворота». Они для не владеющих навыками диурдов служат переходом в иной мир, тот, откуда мы пришли.
— Подслушал, наверное, как обычно, — съязвил Норен.
Айк пропустил это вполне справедливое замечание мимо ушей.
— Что если воспользоваться этими «воротами» и вернуться туда — в наш мир, а после переместиться в нужное время Земли? Не говорил ли тебе отец, Ладослав, где это место?
— Говорил. Таких мест было раньше очень много, но все они либо разрушены, либо заблокированы. «Ворота» нам не помогут.
— Это деяние, конечно, сотворили твои единоверцы — попы! — расквитался с Нореном Айк.
— Нет, — поправил его Ладослав. — Это сделали папа и мама, чтобы «чёрные» не смогли ими воспользоваться для своих дел.
Наконец, картина мира, в который угодили друзья, стала проясняться. Вакханалия творящаяся на любимой планете уничтожила все следы былого могущества людей. Элекс, выискивая остатки наследников диурдов по всей земле, собирал их в Папинсоне, чтобы они приумножались и в нужный момент понесли бы свою силу в мир, где давно позабыты славные деяния предков. Чтоб возродить Ладу из пепла в первозданной чистоте. Но успеет ли он? Силы Великого Жреца тоже действуют и сеют своё чёрное семя смерти, вовсю стараясь приблизить конец, отрезая пути выхода из инферно, не давая замкнутому кольцу распрямиться и выстрелить спиралью в будущее.
— Так, где же отец и мать? — первым, не выдержав тягостного молчания, спросил Норен.
— Отец единственный, кто может нарушать порядок установленный им в Папинсоне. Только ему подвластен барьер непреодолимый для всех остальных. Это его огорчает. Поэтому с некоторых пор он создаёт тайные от других людей колонии в далёком будущем. Когда-нибудь мы соберемся все вместе и, объявив конец порождениям Великого Зла, вновь разбредёмся по всей Земле творить жизнь.
— Ну, а пока он приумножает ряды диурдов, нам не мешает сохранить уже существующих, — заключил Айк, направляясь к дверям.
* * *
Дружина князя следовала чуть позади него, когда он подал знак своим воинам остановиться. Сам же, напротив, пришпорил коня, чтобы поскорее приблизиться к белобородому старцу, сидящему на стволе поваленного дерева у самой опушки. Проскакав быстрее стрелы оставшийся путь, белый жеребец резко остановился, послушный воле умелого воина и, получив одобрительное похлопывание по мускулистому крупу, принялся щипать травку, изредка бросая настороженный взгляд на неизвестного старичка и своего хозяина.
Окинув прибывшего приветливым взглядом из-под седых бровей, старик буркнул что-то одобрительное и приподнялся со своего места. Когда они сошлись вплотную, то самые любопытные из дружинников князя, наблюдая за ними, смогли отметить, что старик не уступал их правителю ни ростом, ни властным выражением лица. Князь сдвинул левою рукой перевязь с мечом в богатых ножнах, чтобы он не мешал, и присел на брёвнышко.
— Здравия тебе, кудесник! — произнёс он.
Старец опустился рядом.
— Мудрости тебе, гой еси, добрый молодец!
— Скажи мне, кудесник, почему, как только я подумаю о тебе, ты тотчас являешься передо мною, точно по моему зову?
— Потому, что одного роду мы с тобой. Твой зов, Олег, что из твоей души исходит, словно гром гремит за тысячу вёрст. И знаю, что бы ты хотел услышать, только ждёшь напрасно, не вымолвлю о том ни слова. Ты вспомни, я тебя предупреждал, ты не послушался меня, теперь ты снова хочешь услышать подсказку. Не нужно объяснять зачем, неверным будет объяснение твоё. Мы просто люди и страшимся быть одни, словно дети. Тебе на плечи взвалена чужая ноша: ты воином рождён, но вынужден обязанность правителя исполнять, пока племянник твой Игорь не достиг совершеннолетия. Я не родитель твой, чтоб утешать тебя. Раскрыть твои ошибки — вот моя первостепенная задача.
Олег нахмурился, и лоб его пошёл морщинками, однако эту реакцию на непочтительную речь он быстро стёр усилием воли. Не сориться он хотел со странным стариком с пронзительно синими глазами. Он ещё в первую свою встречу с ним испытал неодолимое чувство робости, давным-давно позабытое и унесённое рекою лет. Внезапно, словно кто-то подтолкнул его изнутри, с губ его сорвались слова, которые больше подходили безусому любопытному юнцу, а не прославленному в боях покорителю Царьграда:
— А ты сам, любимец богов, носил когда-нибудь оружие?
Старец, не отводя глаз от пытливого взора воеводы, завладел рукою Олега и без всякого усилия потянул её к себе. Изумление вспыхнуло на миг в глазах могучего воина обласканного судьбой. Его ладонь натолкнулась на холодную сталь меча, который он, сколько ни силился, разглядеть не мог.
— Не проси, — прочтя мысли Олега, ответил старик. — Ты, увы, не тот, кто может продолжить моё дело.
— Но почему? — вырвалось у воина. — Сейчас нет в мире никого, кто мог бы сравниться со мной в силе и военной удаче!
— Вот именно – военной удаче! А как же в мудрости?
Олег заметно смутился.
— Разве я не предупреждал тебя и других о том, что торговля с врагом на его условиях — равносильна признанием себя побеждённым?
— От того и затеваю я очередной поход против хазар. Слишком хитры и коварны они оказались. Они уже посылают своих воинов грабить наши сёла! Как можно не отомстить за подобные деяния?
— Отомстишь ты, а опутают они твоих же воинов оковами, что тяжелее железа.
— Это на счёт золота?
— Наконец-то, услышал я имя царя врагов твоих.
— Пробовали. Только те, кто продался за моей спиной, уже больше не смогут повторить подобного.
— Другие будут. Не след было хлеб и мёд менять на пригоршню жёлтого металла. Пример показан, продолжение ждать теперь. Землю предков своих продавать скоро станут люди за злато. А это всё равно, что мать родную продать.
— Ну, это ещё посмотрим!
Старец только покачал головой.
— Не пререкаться с тобой я хочу, а предупредить тебя! Хазары — это всего лишь пешки в великой игре своих владык. Опасаться следует тех, кто скрыт во тьме. Разбить хазар в твоих силах, но новая нечисть нахлынет на Русь. Ты сгинешь, а потомкам твоим лиха стократ достанется. Ты избежишь бесчестия, а многим поколениям пожинать плоды княжения, не освещённого мудростью вековой.
— Что же, мне их по головке теперь гладить, хазар этих?
— Не то, говоришь. Пойми, никто на Земле не вечен, вечно лишь знание. Люди, которых за собой ведёшь, давно перестали слушать заветы отцов наших. Что останется молодым, идущим вам на смену? Не сможете приобщить их к истинам родовым, враги приобщат к своим. Какую память они сохранят тогда о тебе и твоих деяниях?
Олег крепко задумался над последними словами мудреца. А тот, видя, что задел Олега за живое, добавил:
— Мстительные существа направляют силы врагов на Русов. Не в их природе прощать свои поражения. Только знания предков могут уберечь силы Света от позора и порабощения. Сейчас ты готовишься повторить ошибку, совершаемую до тебя неоднократно другими.
— Не пойму, к чему ты клонишь, старик? — в голосе Олега звучало уже откровенное раздражение.
— К тому! Не истребить их надобно, а изгнать.
— Это я и собираюсь сделать!
— Оружием изгнать невозможно, оружие только защитить призвано. Чтобы изгнать, другой способ существует. Лишить их возможности наживаться на богатствах своей земли, можно только одним способом: игнорировать злато! Это их бог! Пойми! Не поклоняться богу чужому следует, призвать своих богов на выручку. Жить заветами своих богов, а не льстивыми обещаниями чужих.
— Перун всегда с нами, — возразил храбрый воин.
— А других? Помнишь ли ты других богов, что силу дают не в сражении, а в обыденной жизни?
— Стоп! Довольно! — князь поднятой ладонью остановил старца. — Я всё понял. Как только разделаюсь с этой нечестью, вновь призову волхвов, учить нас уму-разуму. И хватит, на эту тему! — добавил он, сверкнув глазами. — Сейчас мы не готовы по-иному отразить врага.
Тягостное молчание повисло в воздухе. Первым его прервал Олег, произнося слова извиняющимся тоном.
— Люди мои прозвали меня — Вещим, это льстит мне. Но, только благодаря нашим беседам меня считают таким. Я должен признаться тебе, что я действительно сейчас разбираюсь в том, что твориться в мире подлунном значительно лучше, кого-нибудь ещё. Понимаю твои опасения, но изменить свои планы, так сразу, не в силах. Люди меня не поймут. Слишком давно мы воюем за правое дело, но думать действительно разучились.
Старец пытливо разглядывал чело воина, словно пытался заглянуть под его покров и прочесть все не высказанные мысли.
— Ты не должен этого знать! — вдруг произнёс он.
Олег, вздрогнув от неожиданности, заметил:
— Ты старик, не просто кудесник, ты сам из рода богов!
— Так же как и ты, как и все они, — кивнул головой загадочный старик на сгрудившуюся неподалёку рать.
— Скажи мне, прошу тебя! — внезапно взмолился князь, колеблясь между посулами наград и гневом на неуступчивость мудреца. — Сколько мне ещё осталось? Хотя бы это ты можешь сказать? Не злато предложу в награду: любого коня дам тебе! Целый табун! Не откажи в нижайшей просьбе моей. Никого никогда в жизни не просил, сам брал! Предать тебя смерти лютой готов, если откажешь выдать эту божественную тайну!
— Смерти? Ой, ли? — прищурился старец, погрузив свой пытливый взор в глубину пылающих глаз Олега. И тот, осознав, что нет на свете никакого дара и никакой угрозы, способной повлиять на этого человека, поник головой. — Ладно, — внезапно сдался кудесник. — Я только намекну, а выводы ты делай сам. Пред тобой сейчас три дороги. Первую выберешь — жизнь потеряешь. Выберешь вторую — коня своего любимого.
— Я выберу третью, — быстро вскинув голову, просиял лицом князь. — Эй! Ко мне! — зычно позвал он своих дружинников. Когда те подскакали, он молча передал узду в руки ближайшему воину, а взамен ему подвели коня другого. Старец молча наблюдал за этой процедурой, качая головой и шепча тихо сам себе:
— Торопыга. Опять недослушал. Не то всё! Змея уже обвилась вокруг ног твоих. Последствия её укуса страшней, чем ошибка друга верного, споткнувшегося на своём пути.
Спустя год во время тризны по князю, один из ратников — старый боевой товарищ Олега, за ковшом медовухи клялся, что знает, что было истинной причиной гибели прославленного воина. Упоминал он и об Ольге, жене Игоря — племянника старого князя. Будто бы в дружеских сношениях она была с каганатом итильским. Но, всё это так и осталось тайной: третьего дня болтливого воина нашли с кинжалом в груди.
* * *
— Кланяюсь до земли тебе, достопочтенный князь Добран! Я принёс хорошую весть.
С этими словами незнакомец извлёк из-под кафтана свиток пергамента и протянул его. Добран смерил невзрачного человечка с головы до пят и, развернув письмо, внимательно прочёл его. Лицо его разгладилось, но это, никаким образом, не отразилось на его манере говорить. Голос его, когда он обратился к гонцу, звучал грубо, а интонации были презрительными.
— Запомни, для всех я теперь Добрыня, и ты называй меня так же. Княжит мой племянник, а я всего лишь советник при нём.
— Как изволишь, — покорно согласился гонец, не поднимая лица.
— От кого эта филькина грамота? — повелительно спросил Добран.
Незнакомец оглянулся на стражу и промолчал. Добран понял намёк и жестам распорядился оставить его с гонцом наедине. Как только дубовые двери закрылись, незнакомец протянул вперёд правую руку запястьем вверх. Сверкнувшее кольцо на пальце заставило могучего воеводу задрожать. Колени сами согнулись и, отвесив неловкий поклон, он коснулся кольца губами. На этот раз роли переменились: Добран не смел поднять глаз, а незнакомец пристально всматривался в него немигающим взором. Наконец, осмотр закончился, и незнакомец запоздало ответил:
— Сия грамота, как ты уже догадался, Добран, от самого Великого Грос-мастера. Но похвалы, изложенные в ней, не для тебя, а для любопытных.
— Я соблюдал все условия договора, — упавшим тоном ответил Добран.
— За исключением одного, — поправил незнакомец. — Казна твоего племянника в твоих руках, а ведь Добрыня только советник.
Краска, которая должна была броситься в лицо Добрану, почему-то окрасила только шею, не дойдя до подбородка заросшего черной бородой, впрочем, всё равно, выдав его смущение. Незнакомец не обратил на это ни малейшего внимания. Он вновь замолчал, словно колеблясь, продолжать разговор или прекратить его. Неловкое переминание воеводы с ноги на ногу отвлекло его от размышлений и, поискав взглядом скамью, он уселся, сделав знак Добрану присоединиться.
— У меня выдался тяжёлый день. Пришлось преодолеть пешком сорок вёрст.
— А лошади? — изумился Добран, радуясь, что разговор о деньгах на время забыт.
— Пеший меньше привлекает внимание. А дело моё неотложное и очень важное. Важное для всего Ордена, а может быть и для судьбы множества народов, населяющих эти земли.
Добран весь превратился в слух, пока незнакомец излагал суть дела. Когда он закончил, губы воеводы расколола непривычная для него усмешка.
— Наконец мы возьмёмся за них по настоящему!
— Смерть твоего отца вопиет об отмщении, — добавил незнакомец, внимательно следя за реакцией на свои слова. — Так же, как и разгром Святославом каганата итильского. Отец твой будет отомщён по всем правилам посвящённых. Прольётся кровь внуков и правнуков обидчиков, аж до седьмого колена.
— О, да! Только сможет ли молодая жена оказать на моего племянника необходимое воздействие, как на это надеется Орден?
— На этот счёт не беспокойся. Сестра Василеса-византийского скрутит его волю в бараний рог. Ты только подтолкнёшь его в нужном направлении, а он уж сам сделает верный выбор. Зря что ли, за ним закрепилась заслуженная слава властолюбца и многожёнца? Этот брак откроет перед ним небывалые перспективы, которых не разглядеть может только полный дурак. Женщины разят лучше любого оружия, по сути, это и есть главное оружие Ордена в битвах с королями. Вспомни свою воспитательницу Ольгу!
— Она приказала убить моего отца! — с ненавистью, прошипел Добран.
— За это, ты вместе со своей сестрой уже расплатился с ней, да и с сыном её – Святославом. Малка окрутила Святослава, родив от него Владимира, а он с твоей помощью, убив всех внуков Ольги, завоевал право княжить, поскольку, так же является внуком Ольги. Надеюсь ей на том свете теперь не сладко вспоминать свою ошибку, когда она решила выступить против древлян. Именно эта ошибка ускорила захват власти над русами. Через древлян, всё шло бы гораздо медленнее.
— Если б она не отказала бы моему отцу, всё произошло бы раньше, — упрямо возразил Добран.
— Я же говорю, что она совершила ошибку! — успокоил возбудившегося воеводу незнакомец. Про себя он добавил: — «Будь княгиня мудрее, она убила бы не только твоего отца, но и тебя вместе с твоею сестрою. Всё же, на редкость, слабое племя: они чересчур щепетильны в вопросах чести».
Добран, переварив всё услышанное, а так же загнав воспоминания седой старины поглубже в себя, вернулся к текущим делам.
— Я, однако, сомневаюсь, что женитьба племянника на сестре византийских царей ускорит принятие новой религии.
— Вот это и есть твоё второе и главное задание: дискриминировать религию старую. Кстати, о казне…
Добран непроизвольно напрягся, хотя и ждал этого вопроса.
— Если тебе удастся похоронить законы Яви и Нави, преподносимые старой верой, казна Владимира в полном твоём распоряжении.
— Но, это невозможно! Они всосали старую веру с молоком матери…
— Я не люблю слово — невозможно, — обжег вспыхнувшим взглядом Добрана незнакомец.
Воевода, словно поперхнувшись, оборвал сам себя и, не выдержав пугающего горящего взора, вновь низко склонил голову, соглашаясь:
— Я что-нибудь придумаю, Великий Грос-мастер
* * *
Чёлн двигался по течению и гребцы не очень напрягались, предоставив ему скользить в сонной тиши предрассветных вод реки. Четверо наёмников представляли собой довольно разнопёрую команду; двое мужчин: один долговязый, другой едва доставал первому до плеча, хотя оба сидели на одной скамье, третий выглядел непропорционально огромным, даже для варяга и, наконец, четвёртый — хлипкий юноша. Богатырь, клевавший носом, встрепенулся, когда маленький постучал костяшками пальцев по его шлему, словно в дверь чужого дома.
— Ажер, ты надёжно сковал бывших хозяев челна? — произнёс он, когда здоровяк выпучил на него поросячие глазки.
— Замучаются освобождаться. Как минимум до завтрашнего утра их появления ждать не следует.
— Это хорошо, — вздохнул Айк.
— Ты, кажется, волнуешься? — спросил его Норен.
— Не то чтобы очень, но легенда у нас, прямо скажем, никудышная. Непохожи мы на варягов, лучше бы сказались торгашами.
— Мы часто поступали именно так, — подал голос с кормы Ладослав, соглашаясь с Айком.
— Не дрейфь, салаги, — подбодрил командор маленькую гвардию. — Последний раз маскировка торговцев не прошла проверки, потому мы и здесь. Так что, наша нынешняя легенда ни чем не хуже.
— Согласен с тобой умом, но скверное предчувствие не покидает меня, — признался Айк.
«Мясник», как обычно, не принимал участия в разговоре, снова задремав. Накануне славно повеселившись в бою с дюжиной бывших владельцев челна, которых он просто отдубасил, невзирая на их оружие и немалый воинский опыт, богатырь отвёл, что называется душу и теперь был безмятежен.
— Вот и город уже, — нервно зевнув, указал Ладослав на показавшиеся из-за излучины реки бревенчатую стену и несколько храмов, раскиданных как внутри, так и снаружи её.
Норен с Айком налегли на вёсла, а юноша направил нос судна к берегу, где угадывались другие подобные суда. Вскоре днище заскрипело о песок, и чёлн остановился.
— Выгружаемся, — скомандовал Норен, первым прыгая в воду. — Ажер, не забудь разыгрывать глухонемого.
В ответ силач только кивнул, возвращаясь к привычной роли. Так было решено между друзьями заранее, поскольку француз так толком и не научился наречию славян. Вытащив в одиночку лодку на берег, Ажер принялся разводить костёр, а Норен с Ладославом распаковали трофейный провиант и стали готовить завтрак. Айк куда-то исчез, но вскоре вернулся с хорошей новостью.
— Маскировка выбрана верно. Из всех кого я встретил в это прекрасное утро, едва ли хоть один на сотню может связно изъясняться. У них в ходу такая тарабарщина, что никто друг друга вовсе не понимает. Так что, нам ни к чему разыгрывать из себя знатоков лингвистики. Ладослав будет за переводчика, а мы — бездари, то есть — без дара членораздельной речи.
Не успели друзья расправиться с завтраком, как лагерь наёмников ожил полностью. Вокруг гудела толпа корявого вида воинов, о чём-то спорящая и явно чего-то дожидающаяся. На них никто не обращал особого внимания, что было весьма кстати. Ожидание вскоре было вознаграждено: из ворот города выехало несколько вооружённых всадников в богатой одежде отделанной мехами и приблизились к толпе наёмников. Вперёд выступил один самый величественный и принялся что-то выкрикивать неразличимое за гомоном обступивших его соискателей воинской наживы.
— Пошли послушаем, — предложил Айк.
Его предложение немного запоздало, поскольку остальные, а их было не меньше двух, трёх тысяч, решили поступить так же. Чтобы не оказаться затёртыми толпой, пришлось использовать Ажера как таран, в то время как остальные благоразумно спрятались за его спину. Многие, как и они, слегка запоздавшие, видя тщетность своих попыток пробраться вперёд, пристраивались к их команде в хвост, мгновенно оценив преимущество подобного движения. Самым ловким повезло, ну а замешкавшиеся вновь смешались с толпой, как след от судна, растворяется в водной глади.
Это оказался главный воевода князя. Как друзья успели понять из нетерпеливых вопросов собратьев топора и меча, им всем надлежало набраться терпения: князь приглашал всех командиров для заключения долгосрочного договора. Встреча была назначена на полдень этого дня. Настроение толпы мигом улучшилось, из уст в уста передавалась новость о том, что предстоит дальний поход, возможно в саму Византию. Но и после этого разбредались неохотно, словно ожидали ещё чего-то, и как вскоре выяснилось не напрасно. Воевода пошарил глазами по толпе и ткнул пальцем в некоторых, видимо знакомых ему по прежним походам. Счастливчики мигом выстроили свои команды и направились к воротам города. На глаза воеводе попался Ажер. Мгновенно оценив тушу бывшего палача, он сделал знак и ему.
— Наш выход, — шепнул Айк, незаметно толкая Норена и Ладослава в бока.
Четвёрка затопала прочь от становища наёмников, а воевода скептически проводил взглядом малочисленную команду. Он ничего не имел против Норена, но хлипковатый юноша и низкорослый Айк ему явно пришлись не по душе. Впрочем, возражений не последовало: наёмники частенько выступали в поход целыми семьями и даже селениями. Город Айку не понравился; на своём веку он повидал их немало и сразу сообразил, что разжиться незаметно чужим добром здесь будет сложно. Несмотря на раннее утро, торговля на главной площади уже кипела, но деньги появлялись из карманов крайне редко. В основном, расплачивались натуральным товаром: шелка за мёд и его производные, безделушки и металл за меха, а иногда и просто, под честное слово. Он даже начал слегка расстраиваться, но вовремя вспомнил, что зарёкся от воровства, после грязного парижского золота. Всего варягов вместе с ними Айк насчитал около сотни. Воевода спешился и проследовал на задний двор, раскинувшегося перед ними резного терема. Здесь он принялся расплачиваться с новым пополнением, одновременно поясняя, что от них требуется однодневная услуга.
— Если эта услуга дрянная, — заметил Норен, — то нам придётся уклониться от её выполнения, вследствие чего нас раскроют, и второй попытки проникнуть в тайну исчезновения ребят-диурдов не будет.
— Придётся рискнуть, времени очень мало, — возразил Айк. — Хозяева плавающего корыта вскоре объявятся и укажут своей родне на нас. Главное, держимся все вместе и действуем по обстоятельствам.
Расчёт подошёл к концу. Наёмники попрятали свои монеты кто куда, и приготовились следовать за выделенным провожатым для исполнения службы, на которую они нанялись. Никого не интересовало, что нужно делать. По-видимому, все привыкли к подобному порядку. Только Ажера и ещё одного очень похожего на него телосложением воина, воевода попытался задержать, имея на них какие-то иные соображения. Ажер не понял этого и разволновался. Он догадался только о том, что приказ Айка держаться всем вместе на грани провала. Зря воевода пытался найти слова, которые были бы знакомы французу, тот не понимал ничего. Когда же воевода, уже снова сидя в седле и отчаявшись вразумить бестолкового, попытался просто перегородить ему путь своим скакуном, «мясник» перешёл к действиям. Выразилось это в том, что упёршись ладонью в грудь жеребцу, он просто очистил себе проход от препятствия. Конь, возмущённый подобной бесцеремонностью, обиженно заржал, а всадник с трудом вернул себе вновь вертикальное положение и вытаращил глаза, не зная что делать: рассердиться или нет. Спустя миг он всё же усмехнулся, оценив своё временное приобретение по достоинству. Ладослав вовремя пришёл на помощь Ажеру.
— Мой дядя глухонемой, — заявил он воеводе, для пущей убедительности делая непонятный знак виновнику происшествия. — Лучше будет, чтобы он пошёл с нами.
— Нет! — отрицательно качнул головой тот. — Лучше будет, если ты останешься с ним.
Ладослав бросил вопрошающий взгляд на Айка и Норена, но те в ответ лишь смогли растерянно пожать плечами. «Разделившись, мы вернее найдём то, что ищем», — мысленно подсказал Айк юноше.
— «С наступлением темноты наша служба на сегодняшний день закончится и мы встретимся».
* * *
Князь был хмурым после бессонной, сладострастной ночи. Ему было противно заниматься сейчас какими-либо делами, но долг правителя был сильнее неволи и не желал считаться с отсутствием настроения.
— Ну, зачем я должен ехать к этим дикарям, дядя? — недоуменно вопрошал он, делая глоток медовухи из огромного кубка. — Разве ты и сам не справишься с этим?
— Запомни, Владимир, варяги лучше будут сражаться за твои интересы, если ты не будешь воздвигать между ними и собою стену. Они считают себя вольным народом, поэтому неволить их нужно аккуратно, отдавая дань внешнего уважения.
— Ха! Уважения подкреплённого деньгами!
— Чем быстрее они привыкнут к деньгам, тем раньше ты полностью подчинишь их своей воле, и не только варягов. Вся земля русичей падёт к твоим ногам, ведь деньги — это то, что позволяет управлять ими, а взимаемые с населения налоги, подкреплённые силой оружия, позволят иметь их в неограниченном количестве.
— Ловко ты придумываешь, дядя! — восхитился князь.
— Я всего лишь учу тебя давно известным и отработанным приёмам власти. Без твоего княжеского слова, любой их самовольный набег будет расцениваться как грабёж. Но грабёж, разрешённый тобой — это служба на благо государства!
— К несчастью, не все считают так, как ты говоришь. Им не нужно государство, они желают жить без князей, подчиняясь только канонам древней веры и своим старикам.
— Это потому, что они закостенели в своих глупых заблуждениях и не видят того, что мир вокруг них изменился. Теперь каждый, кто способен держать оружие может напасть на соседа и отобрать у него всё силой. Им нужен один главный правитель и его законы. Их глупая вера изжила себя, только христианство способно сконцентрировать вокруг тебя нерушимую власть. Тебе пора сделать новый шаг по приумножению силы! Пора заручиться поддержкой императора!
— Византия не пойдёт на честное соглашение со мной, — возразил князь, отбрасывая в сторону обглоданную телячью кость.
— Ошибаешься! Я никогда не давал тебе невыполнимых советов. Ты с твоим войском пойдёшь и возьмёшь Константинополь, а после его разрушишь, если император откажется выдать замуж за тебя свою сестру Анну.
Князь даже затряс своим лобастым черепом, от такого дерзкого предложения.
— Для такого похода нужно огромное войско, — упавшим голосом произнёс он.
— Оно у тебя уже почти есть! Осталось только сообщить войску об этом.
— А деньги?
— Византия огромна, по дороге в Константинополь попадётся много золота. Часть его получит твоё войско, а часть осядет в сундуках Киева.
— Тогда Византия наша! — воскликнул окрылённый князь, выплёскивая содержимое кубка в себя.
— Не так быстро, Владимир! Ты забыл о русах. Они не отойдут просто так от своих тысячелетних убеждений.
— Силой заставлю! Либо будут креститься, либо голову с плеч!
Добран поморщился от прямолинейной тактики, предлагаемой племянником. Ни как тот не хотел проявить качества матери, не понимая того, что не на одной силе — сила зиждется.
— Нужно закончить кое-какую подготовку народа. Ты не забыл, что сегодня праздник Велеса?
— А то, как же, помню! Сегодня возносить положено деревьям и камням хлеб и соль, вино и квас.
— Думаю, старым богам надоели эти жертвы простого люда. У нас в подвале томятся блюда и получше.
— Лазутчики захваченные тобой на прошлой неделе, дядя!? — воскликнул князь, догадавшись, куда клонит Добран.
— Именно! Этой жертвой, ты у многих отобьёшь охоту поклоняться старым богам, тем самым, подтолкнув их к принятию новой веры, делающей из твоих противников, послушных рабов.
— Всё это так, дядя, — начал князь, и глаза его забегали. — Но среди этих пленников, полно спелых девиц.
— Опомнись, Владимир! Тебе ли не найти девиц в другом месте?
Князь с неохотой, вернулся в мир реальный и понял, что увлёкся.
— Ну, так я пошёл на встречу с варягами, — сообщил он, направляясь к дверям.
— Возьми с собой новых охранников, что я присмотрел для тебя. Если понравятся, оставлю, нет — выгоню взашей.
* * *
Длинноволосый старик с бородой, чуть ли не до пояса, отделился от толпы и медленно подошёл к варяжским воинам, остановившимся на почтительном расстоянии от вершины холма, именуемого в народе «Святое место».
— Опять князь задумал какое-нибудь паскудное дело? — сурово спросил он сотника, хмуря кустистые белые брови и не сводя голубых глаз с его лица.
— Ошибаешься, старец, — несколько смущённо возразил командир наёмников. — Князь сам скоро прибудет, чтобы присоединиться к своему народу в праздничный день и заплатить дань вашим богам — богам предков.
— Мы не платим дань своим предкам, — возразил старец. — Они наши дедушки и бабушки. Мы поклоняемся их мудрости и учимся у них. Только чужим богам можно платить дань, как платят её завоевателю в обмен на жизнь.
Сотник молча пожал плечами и отошёл, чтобы расставить наёмников вокруг холма, следуя указаниям воеводы. Айк и Норен, остались на месте, показывая этим, что уже приступили к своему боевому дежурству, хотя пока не понимали, в чём оно заключается. Сотник недовольно покосился на них, но ничего не сказал — дисциплина у варягов была понятием довольно относительным.
— Скажи, пожалуйста, дед, — не преминул воспользоваться случаем Айк, — кого изображают вон те брёвна, украшенные цветами и другими чудесными дарами?
— Инородец, что ли? — смерил его старец с высоты своего не маленького роста.
— Угадал, мы издалека.
— Тогда всё с тобой понятно. Изображают те брёвна, как ты выразился, не кого-то, а чего-то; силу бойцовскую, свободолюбивый дух предков, красоту душевную, любовь к прекрасному. Понял, иноземец?
— Чего уж не понять, — почесал Айк в затылке.
— А что тогда мнёшься? Скажи!
— Будь я вашим богом, не хотел бы торчать столбом на обозрение дуракам.
Норен хотел было одёрнуть Айка, но не успел. Он уже ожидал взрыва ярости со стороны старика, и его громогласного призыва к своим единоверцам, прислушивающимся к разговору, чтобы задать им перчику, как поступили бы все знакомые ему попы христовой церкви. Но старик, вместо того чтобы обидеться, только усмехнулся.
— А ты умнее, чем кажешься вначале, — заявил он, по-новому разглядывая Айка и его товарища. — Изображения человеческих лиц на древесине — это для детей. Так они лучше воспринимают породу дерева, кроющуюся за внешней похожестью идолов, а так же постигают энергию и силу предков. Ведь каждое дерево имеет свою силу, дарованную ему тем или иным божеством.
— Что-то я не понял, про предков, — пробормотал Айк. — Так всё же, в этих деревянных изображениях вы черпаете свои знания?
— Ствол — это жизнь, корни их — предки, а листики — детки. — Старик с удовлетворением отметил понимание проскользнувшее по лицам обоих. — Послушайте меня, — добавил он, — бросайте своего князя и его пороки, а присоединяйтесь-ка лучше к простому люду, ему ох как не хватает мужчин умеющих носить оружие, и главное, имеющих независимое мышление. По правде сказать, никогда русы не ставили никаких идолов отродясь, это всё выдумка князя. Храм с куполом, на радость пришлым иноверцам воздвиг, а православному люду — кумиров деревянных. Что называется — и нашим и вашим.
— Где же ваши мужчины? — спросил Норен.
— Кто голову сложил, не желая детей и жён отдавать на поругание князьям разным. А кто оказался маловерным: не поверил слову отцовскому, испытал лиха в разбойных походах горе-правителя и тоже, в конце концов, голову сложил.
— К сожалению, нам недосуг, отец, — извиняющимся тоном ответил командор на предыдущий вопрос.
— Жаль, что так. Но, у каждого своя дорога, — согласился старец.
Решившись, Норен спросил:
— Не появлялись ли недавно среди вас молодые ребята и девицы? Мы ищем их и не можем нигде найти.
— Не там ищете. У князя своего спрашивать нужно об этом. Он намедни приказал схватить всех, кого мы не успели спрятать подальше отсюда. Парубков скорее всего в солдаты определит. А дивчин ждёт незавидная доля — развратен князь шибко. Аль не ведаете, кому служите?
Айк с Нореном переглянулись, не находя слов для ответа. Видя их смущение, старец произнёс:
— Я, пожалуй, оставлю вас, а то, неровен час, и вам лихо будет за болтовню со мной.
* * *
Ладослав и Ажер провели время ничем не примечательно, сопровождая князя в составе его дружины. Серьёзных дел не было и быть не могло. Варяги, хотя и не очень жаловали пробравшегося к власти младшего Святославовича, против него ничего не имели. По большому счёту их интересовало только золото и возможность покрасоваться в лихом бою. Правда, несколько претендентов на место в предполагаемом походе, развеселившись, попытались вызвать князя на тренировочный бой, но тот дипломатично уклонился, выставив вместо себя своего бойца Ажера.
После нескольких борцовских поединков и вывихнутых конечностей, количество смельчаков поубавилось и князю удалось довести дело до конца, заключив договор с предводителями наёмников, на своих условиях, обговоренных за завтраком с Добраном. Развесёлый, он возвратился в город, намериваясь посетить «Святое место», чтобы вознести, обещанное народу киевскому, жертвоприношение богам. Так уж выпали карты его судьбы или виной тому была его смешанная кровь, но он не испытывал нужды ни в законах Прави славянской, ни тем более в очевидных любому порядочному человеку заповедях христианской церкви. С куда большим интересом он впитывал кабалистику, преподносимую ему дядей Добраном и сделал свои единственно приемлемые для него выводы, из которых следовало, что быть частицею даже самой лучшей веры в Господа, не для него.
Мало помалу пришло осознание своей значимости в этом мире, а заодно и пренебрежение к остальным людям, годным лишь для одного — осуществления его честолюбивых планов. Даже любимый дядя, сделавший немало для его возвеличивания, вызывал иногда снисхождение своей глупой заботой о нём, вместо того чтобы самому захватить всю власть. С открытием дверей для византийских пастырей, он принял крещение, чтобы жить в ладу с разросшейся империей, но не забывал и старую веру, не желая терять влияния среди своего населения, в большинстве своём не признающего христианства. Чтобы примирить обе половинки в себе, он даже приказал отстроить красавец-храм для культа Христа напротив «Святого места» с вкопанными в землю, по его же велению, деревянными идолами древних богов. Предложение дяди, граничило с безумием, но, всё же, манило Владимира своей наглостью, обещавшей изменить ход истории на сто восемьдесят градусов. При этом был шанс прославиться в веках наряду с шансом остаться проклятым навечно.
При любом исходе и то и другое обещало славу и безграничную власть. Кроме того, тайные знания поведанные дядей требовали своего воплощения. Ему давно не давала покоя мысль о том, как стать бессмертным: жить вечно, если не телесно, то в сердцах последующих поколений. Для этого, согласно тайному учению требовались две несовместимые вещи: пролить море крови невинных и вызвать этим самым к своей особе любовь потомков. «Кажется, неразрешимая дилемма будет сегодня решена», — с восторгом думал он, когда сопровождающая его кавалькада возвращалась в город. Наконец, показались ворота Киева, и размышлениям пришёл конец, наступило время для действий. Христианизация Руси обещала большую выгоду и много золота, а главное — исполнение заветного желания. Пора было вновь испытать судьбу.
* * *
— Что-то происходит, — заметил Норен, вглядываясь в вереницу обозов и пеших, приближающуюся к холму.
— Наверное, это сам князь пожаловал, — заметил Айк. — Что за дары он везёт в этих обозах?
Норен не ответил, зорко вглядываясь в приближающихся. Айк тоже пытался высмотреть что-нибудь необычное, но кроме нескольких пареньков, едущих в повозках, другого добра он не разглядел. Впереди всех на белом скакуне возвышался человек, по уверенному виду и богатому одеянию которого можно было определить, что он привык повелевать.
— Это он? — спросил Айк.
— Он самый, — подтвердил белобородый старец, незаметно вновь подошедший к ним. — Хотелось бы знать, что он на этот раз выдумал?
— Мы думали, что ты знаешь.
— Странное любопытство, для наёмников, — заметил старец и добавил: — Старый князь — отец нынешнего, иногда, по праздникам жаловал свободу пленным отработавшим рабами свой срок. Возможно, я сегодня переменю о Владимире мнение.
Дружинники сопровождавшие князя, принялись сталкивать юнцов со связанными за спиной руками с телег, после чего отконвоировали их в центр круга, образованного недоумевающей толпой горожан, которая скучилась возле трёх деревянных кумиров, символизирующих Перуна, Семаргла и Стрибога. Тем временем хмурый Владимир жестом подозвал к себе старшего из варягов и что-то ему тихо приказал. Вскоре выяснилось, что именно: поскольку тот поспешил обойти всех наёмников и предупредить, чтоб держали глаза открытыми.
— Что случилось? — спросил его Айк.
— Группа юнцов только что бежала от князя непонятным образом. С ними исчезли и два наёмных воина, отобранных для охраны князя лично Добрыней.
— Это воеводой, что ли? — безмятежно уточнил Айк.
— Им самым. А князь подозревает, что эти двое причастны к бегству пленников.
— Ладно, мы проследим за всеми подозрительными.
Явно нервничающий командир отошёл, оставив их вдвоём.
— Мне кажется, нам пора отсюда делать ноги, — заметил вполголоса Норен. — Ладослав оказался на высоте и справился с задачей. К тому же, скоро объявятся ограбленные нами варяги и искать станут уже конкретно нас.
— Ещё раньше Добрыня сопоставит, что к чему, — согласился Айк. — Но хочется посмотреть всё до конца, — кивнул он в сторону толпы, окружившей пленников.
— Это точно, — согласился Норен. — Среди них могут оказаться наши друзья.
— Не-а, — мотнул головой Айк. — Этих я никогда не видел в Папинсоне. К тому же, их мысли не подтверждают этого.
— Надеюсь, нам не придётся пожалеть о своём любопытстве, — проворчал Норен.
Скоро их любопытство оказалось утолено. Князь, завладев вниманием горожан, приступил к церемонии, ради которой прибыл. Отвесив поклоны на четыре стороны света, как того требовал обычай, он вознёс славу богам и самому Сварогу и закончил свою короткую речь обещанием воздать им дары, ими прежде невиданные. По взмаху его руки, варяг стоявший позади одного из пленных юнцов извлёк из-за пояса нож. Мгновенно воцарилась гробовая тишина, когда вместо того чтобы разрезать путы, как ожидалось всеми, острый металл нанёс смертельную рану и из шеи паренька на землю полилась кровь, вернее не на землю, а в кем-то заботливо подставленный тазик. Дикий бабий визг резанул по перепонкам, приводя людей в чувство. Ропот ужаса мирного люда и смешки потерявших человеческий облик грабителей, мнящих себя воинами, смешались в какой-то страшной какофонии звуков, от которой наверное содрогнулись небеса.
— Сделай же что-нибудь, — рассерженно прошипел Норен в ухо Айку.
— Не получается, — растерянно зашипел тот. — Я давно пытаюсь, но всё без толку.
— Оставь эмоции, действуй, ещё не поздно!
По лицу Айка было видно, что он борется с чем-то внутри себя. А в это время нож палача поразил следующую жертву. Часть толпы отхлынула назад, не находя в себе силы смотреть бесчеловечный спектакль, творимый князем, в то время как другие, наоборот, подались вперёд, пожирая глазами каждое действо развернувшейся драмы. Между Айком и остальными юношами, выбранными Владимиром в жертву, образовался просвет, и его усилия внезапно увенчались успехом. В исчезающей реальности Норен успел увидеть лицо князя. Ему показалось, что Владимир улыбнулся счастливой усмешкой одних только глаз, под выпирающим лбом.

глава 7

Ты думал, что их не бывает,
Что это лишь снится тебе,
Проснуться скорее мечтаешь
Кошмар позабыть в ярком дне.

Их было только пятеро.
— Куда это ты нас перенёс? — деловито поинтересовался Норен.
— Хотел бы сам узнать, — в тон ему отвечал Айк, оглядывая убежище, в котором они материализовались. — Странные тут стены и пол, они словно сделаны не из камня. В Папинсоне такого я раньше никогда не видел.
Норен ткнул пальцем, проверяя упругость пола, и устало опустился на него. Трое ребят боязливо жались в сторонке почти кубического помещения, одна из стен которого имела выгнутую форму.
— Это все? — снова спросил Норен, показывая на подростков.
— Сколько смог, — ответил Айк.
Норен снова замолчал, подперев голову руками и уставившись в одну точку. Айк терпеливо ожидал порицания за нерасторопность и дождался. Командор устало произнёс:
— Мог бы вовсе не стараться.
— Что это означает? Где мы? Ты, кажется, всё знаешь?
— Догадываюсь. Кто-то вмешался в твой перенос и захватил нас в плен.
— Это и я сам понял уже. Дальше говори, не играй на нервах.
— Мы на космическом корабле, и следующая остановка — планета G6.
Теперь замолчал уже Айк. Его друг как-то рассказывал ему о своих приключениях. Оказаться в лапах тех самых существ, которые продолжают дело Миноны и Владыки, было действительно не вдохновляющей новостью.
— Думаешь, Минона ещё жив? — спросил он.
Норен пожал плечами.
— Денька через три, четыре узнаем наверняка.
— Ну, нет, — возмутился Айк, вскакивая на ноги. — Ждать столько времени взаперти я не намерен.
— Ты ещё на что-нибудь способен? — прищурился командор, вынуждая своим вопросом Айка снова сесть на пол — другой мебели здесь не было. Так и не дождавшись ответа, Норен сам обо всём догадался.
— Блокируют все парапсихические силы. Я так и думал. Эти сволочи не сидят сложа руки, они постоянно изобретают что-нибудь новенькое. — После поглядев на троих ребят, спросил: — Вам наш друг не забыл приделать языки? Если ещё не пробовали, то сейчас самый раз. Давайте знакомиться!
Время тянулось бесконечно. Свет из невидимых светильников лился беспрерывно, так что определить сколько времени они уже в плену было невозможно. Вскоре Димитрий, Новосед и Речма освоились и поведали свою историю. Она мало чего добавила к общей картине ранее обрисованной старцем на холме. Просто деревня, из которой ребята были родом, оказалась на пути одного князька, и он не упустил случая пополнить человеческий ресурс своего войска. На вопрос, за что их решили принести в жертву, ребята только недоумённо пожимали плечами.
— Ну, а другие? — спросил Айк. — Те, что исчезли непонятным образом по дороге к Священному холму?
Этот простенький вопрос заставил всю троицу прикусить языки. Потом, самый старший — Димитрий, видимо набравшись храбрости, ответил за всех:
— Это были колдуны! Их князь не любит.
— Колдуны? — переспросил с усмешкой Айк.
Димитрий кивнул, отводя испуганный взгляд, и путано ответил:
— Те, кто сохранил тайны предков, пришедших когда-то со звёзд.
— Всё ясно! — заметил Норен. — Приучили бояться всего необъяснимого и в результате кругом одна серость.
— Ты не прав, — возразил Айк. — Старичок, похоже, был ведун в этих делах.
— После такого обряда, свидетелями которому мы с тобой стали, вся их старая религия коту под хвост, — проворчал Норен. — Даю что хочешь; через год, ну через два от силы, этих ведунов просто начнут преследовать все кому не лень.
— Вот как всё просто делается, — согласился Айк. — Взамен народ получит крест на все свои знания доставшиеся от предков и костры инквизиции, где будут гореть люди и старые рукописи. Мы это уже увидели в предыдущих своих странствиях.
— Чтобы воспользоваться полученными данными перевёрнутой истории, нам необходимо вырваться отсюда. Но как? Тюремщики не заглянут к нам, пока не получат решающего численного перевеса, в этом я уверен.
— Будем думать, а пока споём, — предложил неунывающий Айк.
— Не знаю ни одной песни подходящей к случаю, — фыркнул Норен. — Да и ты, как я знаю тоже.
Пришёл на помощь Димитрий, затянув какую-то свою раздольную песню, почти не имеющую рифмы, но изобилующую массой фраз не до конца понятными Норену и Айку:
«Русь» — в этой связке древних букв таится сила, гордость, дух! В ней не набор избитых рифм, как Рим или Ерусалим. В ней каждый звук ласкает слух, напоминая вечный зов Отцов и Матерей, сошедших давно с небес в страну снегов. Здесь, как ни злятся иноверцы, веками мучая себя, понять не смогут совершенства её простого бытия. Зря тратят силы, даже камень молчит под тяжестью оков, но нам расскажет о деяньях и именах своих богов. И в сказочных долах широких, тревожит душу ветерок, бежит, морозом обновлённый, воды сверкающий поток. Другой не сможет с ним сравниться, лишь у тебя весной весна, не иорданская, не мутная водица, — Живая, Православная вода. Тут полудённым зноем лето дышит, — старается вовсю Дажьбог. И завершая цикл жизни, вновь зимушка наденет свой Покров. Такой Россию дальний пращур создал, имея в обиходе Явь и Навь, Пока спит пашня, у огня согревшись, любой наследник Прави мог познать; Единый смысл жизни, вечности творенье и восхититься именем твоим — Сварог, и Ладою  — богиней совершенства наречь Любовь и освятить порог. Постичь судьбы своё предназначенье, засеять поле, вырастить леса, Святою Верою в тебя поверить, Надеждою наполнить небеса. Гей, Русичи не забывай Перуна! Захватчиков не мало, но нас рать, Не для того он, в Славном пантеоне, чтобы за злато родину продать. Восстань смелей! Гляди: твоя Россия, под гнусным иноземным чужаком, ждёт сына в помощь! В гордости лишь сила! Разделайся с ненавистным врагом! Тогда и Велес снова в дом вернётся, достатком, мудростью навеки одарить, Купало — плодородием, а нужно, всего лишь только Родину любить. Макошь лишь правит нашею судьбою, а ими пусть коварный Чернобог, Все станем дружною одной семьёю, ИЗ Гои пусть кусают локоток. Русь! Имя это громко прокричала, нам птица вещая из сказок — Гамаюн. Проснись скорее, отряхни дремоту, которую навеял кот Баюн. Не время тосковать, как птица Сирин. Славяне, славьтесь! — улыбнётся Алконост. А тех, кто Крест на нас на поставил, снесём к нему с зарёю на погост.
Странно, но это исполнение, полудетским голоском, тронуло сердце Айка, не знающего сантиментов. Вновь, как тогда, при перемещении в Папинсон, какое-то забытьё накатило на него, и незнакомые образы и чувства заполнили всё его существо. Подобного Айк никогда не испытывал и даже затряс головой, стараясь избавиться от наваждения. Но не только его тронули слова песни. В потолке засветилось ромбовидное окошечко очень похожее на глаз.
— Наблюдают, — с ненавистью в голосе констатировал Норен. — Небось думают, что это они разорались? Наверное, впервые в своих поганых жизнях услышали песню.
Айк же воспринял это явление с другой, чисто практической стороны.
— Если они наблюдают за нами, то существует вероятно, ещё что-то, что они могут проделывать на расстоянии.
— О чём это ты?
— Может показать им зад? Хотелось бы узнать, какая будет реакция.
— Не надейся, как я уже сказал, сюда никто не придёт. Разве, если слишком будешь надоедать, отключат подачу воздуха или просто выкинут в межзвёздную пустоту всех разом.
Айк вытаращил глаза на Норена, подняв указательный палец вверх.
— Об этом я как-то не подумал, — протянул Норен, взвешивая что-то в уме. — Вентиляционную трубу стоит поискать.
— Всем отбой! — скомандовал Айк, показывая пример и растягиваясь на полу. Ребята не понимали, что это вдруг нашло на Айка, но послушно последовали его примеру. Норен же сразу догадался, что задумал друг: ослабить бдительность возможного наблюдателя. Все сбились в одну кучу, а Айк ещё и захрапел. Спустя час, почувствовав, что ещё немного и он по настоящему заснёт, неунывающий выдумщик толкнул Норена в бок. Они откатились к противоположной стене и осторожно поднялись на ноги. Окошка-глаза не появлялось.
— Ну-ка, — прошептал Айк и вскарабкался на плечи командору. Удлинив, таким образом, свой маленький рост, он принялся обшаривать руками потолок, намериваясь найти искомое отверстие по колебаниям воздуха. Какой бы зыбкой ни казалась идея, но вскоре на самом деле обнаружилась панель в потолке, неотличимая от соседних, но всё же, каким-то образом пропускающая поток воздуха. Попытка нащупать защёлки удалась, и Айк спрыгнул вниз с добычей в руках. Они вновь повалились на пол, прикрыв собой выдранную деталь потолка.
— Удалось всё-таки, — переводя дух, прошептал Норен.
— Простофили, — небрежно процедил Айк. — Мне приходилось открывать замки и посложнее.
Ромбический глаз вновь засветился и друзья моментально притворились спящими. Как только глаз исчез, Айк заметил:
— Будем надеяться, что твоих знакомцев не удивляет такое длительное валяние на полу.
— Они тоже иногда спят, — успокоил его Норен. — Но, давай прикинем, что нам даёт эта дыра в потолке. Я в неё не пролезу, а отпускать тебя одного без толку — в технике ты не разбираешься.
— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю, — возразил Айк, не теряя времени, вновь карабкаясь на плечи друга.
Путешествие в трубе закончилось когда перед самой головой возникли вращающиеся лопасти вентилятора. Каким образом преодолеть возникшее препятствие не лишившись макушки, Айк не представлял себе. Лаз оказался достаточно узким даже для его маленького тела. Приходилось ползти, вытянув одну руку перед собой, а вторую плотно прижав к телу, чтобы плечи не застревали. Теперь, раздосадованный неудачей и вынужденный отступать, он тщетно пытался выпутаться из куртки, которая сползла на голову и мешала обратному движению. Побарахтавшись немного, он понял, что окончательно застрял, как пробка в бутылке. На грани паники, Айк напрягся всем телом, пытаясь высвободится. Тут и случилась неожиданное: материал, из которого была сделана труба подачи воздуха в помещения корабля, не предусматривал подобные нагрузки и лопнул. Счастливая случайность, что он избежал серьёзной травмы в своём падении в незнакомое помещение. Что-то мягкое под ним издало странный звук, и Айк тут же вскочил на ноги, оглядываясь в поисках возможных свидетелей его падения. Свидетель оказался один-единственный и тот лежал на полу, не подавая признаков жизни.
— Извини, приятель, — буркнул Айк, разглядывая бледного, худощавого человека в чёрной облегающей одежде, распластавшегося возле его ног. — Тебе не следовало стоять под грузом.
Ничего необычного в поверженном человеке Айк не обнаружил, разве что слегка вытянутая форма черепа и редкие волосы, покрывающие его. Помещение было забито всевозможными приборами, о назначении которых он не имел ни малейшего понятия. Прямо перед ним светился какой-то экран с непонятными символами, сменяющимися ежесекундно. Голос с механическими интонациями прогремел над головой, вынудив Айка в панике отскочить в сторону и поискать глазами убежище, которого не нашлось. Первая мысль была, что его обнаружили. Но вскоре он понял, что голос шёл прямо из потолка. Теряясь в догадках, кто же это мог быть, лазутчик принялся вникать в слова, которые были адресованы ему:
— Повреждение воздуховода в секции два-ноль-ноль-семь, необходимо принять меры к ликвидации последствий аварии.
— Что, что? — переспросил Айк. — Ликвидации кого?
— Вопрос не понят, — раздался беспристрастный ответ.
— Кто со мной разговаривает? Покажись!
— Я К-503. Какой Ваш номер?
— У меня нет номера! — раздражённо сообщил Айк, начиная понимать, что попусту тратит время. Не понимая, что он говорит с кораблём, Айк поступил очень мудро, как не поступил бы ни один, разобравшийся в ситуации человек. Тот, кто попытался бы обмануть механизм, назвав вымышленный номер, или проигнорировать вопрос, тут же был бы уничтожен. Но не имеющий номера, согласно логике наномозга, должен был быть заприходован.
— Замри! — раздалась команда, и фиолетовый свет скользнул по телу Айка с головы до пят и обратно. — Готово, — объявил невидимый собеседник. — Твой номер будет 2644.
— Спасибо, — поблагодарил Айк, начиная постепенно вникать в происходящее. Ему вдруг вспомнился рассказ Норена об одушевлённых кораблях, разработанных Миноной.
— Что случилось с 2635? — спросил наномозг. Айк поглядел на человека, по-прежнему, валявшегося без сознания на полу
Решив, что поверженный и есть 2635, он решил рискнуть.
— Спит, устал, — объяснил он.
— Нужно отвести его в каюту.
— Сейчас так и поступлю, — согласился Айк, оглядывая помещение, в поисках хоть какой-нибудь двери. Дверей не было. Уже собравшись спросить об этом корабль, он вдруг обнаружил, что переборка до которой он слегка дотронулся рукой исчезла, уйдя в пол. За ней открывался длинный коридор. Побоявшись, что выйдя, он уже не вернётся, Айк просто подтащил ватное тело и выпихнул его за порог. От тряски человек начал приходить в себя, заморгав глазами. Не дожидаясь пока тот окончательно очухается и поднимет тревогу, Айк успокоил его ударом кулака в челюсть. Поглядев на вновь прикорнувшего и убедившись в том, что на какое-то время этой дозы снотворного хватит, он отступил назад, а переборка с шелестом поднялась на место.
Механический собеседник не возражал против такого поведения: то ли ему было всё равно, то ли в его памяти не хранились данные о нормальных манерах поведения людей по отношению друг к другу.
— Необходимо принять меры к ликвидации последствий аварии, — напомнил К-503.
— Как это сделать? — спросил Айк.
— Необходимо задействовать механоремонтника. Вызов механоремонтника — 9-1-1.
Только Айк нажал на искомую клавишу на пульте перед экраном, как в противоположной от выхода стене распахнулся маленький проём и оттуда жужжа выскочила какая-то бочкообразная конструкция, усеянная бесчисленным количеством щупальцев и стальных манипуляторов в виде клещей, молотков и прочего инструмента, большей частью незнакомого предназначения. Механоремонтник застыл в ожидании новой команды. Голос К-503 продолжал:
— Теперь нужно набрать требуемое задание на пульте.
Айк почесал в затылке, выискивая знакомые буквы в рядах клавиш, одновременно гадая, имеются ли в памяти машины, хоть один из известных ему земных языков. Потыкав для пробы в некоторые из них и убедившись, что на экране возникают совершенно невообразимые символы, он приуныл.
— Неправильно набран код, — забубнил наномозг. — Неправильно набран код, неправильно на…
— Смени код! — выкрикнул Айк, чтобы хоть как-то остановить нескончаемый поток слов механического наставника.
— 2644! Вы совершенно не владеете знанием, — заметил наномозг, в механическом голосе которого Айк на этот раз различил раздражение. — Беру управление на себя.
— Не нужно на себя брать управление, — запротестовал Айк. — Я из новой команды, набранной на планете Земля.
Щелчки и гудение, раздавшиеся из невидимого динамика, сменились речью:
— Я забыл, что мы разговариваем на языке варваров. Включаю ваш код, а сам выключаюсь для профилактики. Нельзя чтобы деменция повредила мои логические синапсы.
«Ни чего себе!» — присвистнул про себя Айк. — «Сковорода подцепившая расстройство памяти»! — Иди, иди, — добавил он вслух. — Я теперь справлюсь и сам, можешь не торопиться с возвращением.
— Уже присту… Один вопрос, — оборвал сам себя наномозг. — О чём это кричал один из вас?
Айк почесал затылок, подозревая, что К-503 совсем свихнулся.
— Перед тем, как завалиться для профилактики, — пояснил корабль, — один из вас орал что-то, а остальные слушали.
— Так это твой глаз я видел на потолке?! — воскликнул Айк.
— Конечно, мой.
Айк быстро соображал, как бы использовать полученную новость в своих интересах.
— Хочешь узнать о чём мы орём или желаешь услышать это снова? — спросил он.
— Хочу услышать ещё.
— Если не будешь извещать об этом своих яйцеголовых, я организую для тебя отдельный концерт.
— Рвали-мяли, — буркнул металлическим баритоном наномозг, пользуясь каким-то жаргоном, выражающем согласие. После этого он окончательно смолк, а из громкоговорителя послышались частые гудки, и Айк принялся щёлкать клавишами, потея при мысли, что не успеет до выхода наномозга из спячки. По его команде, отразившейся на экране, бочонок усеянный щупальцами оживился и у него выросли стержни вместо ног, поднявшие его к изуродованным плитам потолка.
— Стоп, стоп, — притормозил сам себя Айк. — Ведь у меня универсальный работник, его можно использовать по своему усмотрению
 Он снова защёлкал клавишами, выбивая новые слова команды, бормоча сам себе:
— Что-то это всё мне смутно напоминает, словно уже было…
Помотав головой, чтобы вновь отогнать наваждение, Айк вернулся к реальности.
* * *
Норен сдерживая волнение, уже давно прислушивался к отдаленным голосам, но разобрать слов ему не удавалось. Ребята в самом деле уснули, устав от приключений минувшего страшного дня. Когда в отверстии показалось лицо Айка, довольное как всегда, он с облегчением выпустил воздух из лёгких, вспомнив, что уже давно не дышит.
— Ну, как? — шёпотом спросил командор.
— Держи первого пленного, — ответил Айк, пропихивая в отверстие человека в чёрной одежде.
— Я ещё немного осмотрюсь, а ты допроси его по методике «мясника».
Прежде чем Норен успел выругаться вслед исчезнувшему в потолке весельчаку, пленный начал приходить в себя. Мутный взор ничего не выражающих глаз уставился на вентиляционное отверстие. Норен, автоматически глянув туда же, отметил, что лаз, в котором исчез Айк, стал вдвое шире. Вдруг свет померк.
Спустя какое-то время Норен ощутил, что его шлёпают по щекам. Димитрий, заметив, что командор пришёл в себя, помог ему сесть. В двух шагах от него Новосед и Речьма сидели друг против друга и ногами, переплетёнными каким-то непостижимым образом, удерживали пленника на полу, да так, что он не мог не только двинуться, но даже издать звук.
— Вовремя мы подоспели, — прояснил происходящее Димитрий. — А то этот уже собирался сигануть в дыру, — указал он глазами на потолок. — Ловкая бестия!
— Да, уж, — ответил Норен, со стыдом осознавая, что его провели как простака.
Кружилась голова и слегка подташнивало. «Дохляк», как он про себя в начале окрестил пленника, оказался прекрасно обученным бойцом, но и ребятишки, несмотря на свой отроческий возраст имели скрытые таланты. «Неплохой командой удалось обзавестись»! — подумал Норен, с уважением оглядывая своих помощников.
— Ну, приступим, — произнёс он, подавая знак ослабить живые путы, чтобы пленник мог отвечать на вопросы. — Сколько ваших на корабле и каков маршрут?
Ответом было молчание, но не презрительное как ожидал Норен. Скорее, враг недоумевал: откуда это пленники захваченные на Земле, где никто ничего не подозревает об инопланетных агрессорах, знают что они на космическом корабле.
— Будешь молчать? — уточнил командор.
— А кто же отвечает на вопросы своего стада? — последовал презрительный ответ, нехотя выдавленный из себя тщедушным человеком в чёрном.
Глаза у Норена полезли на лоб.
— Ты…ты… — он даже сразу не нашёл слов. — Да тебя ещё в проекте не было, когда… — Норен опять сбился и замолчал.
Пленник тоже выглядел возмущённым, не менее командора.
— Не знаю откуда ты взялся, если ты говоришь правду. Может быть диурды оживили одного из своих мертвецов? Но только все вы по сравнению со мной насекомые. Бежать с нашего корабля вам всё равно не удастся, корабль имеет чёткое задание — вернуться в свой порт.
— Корабельный мозг можно перепрограммировать, — заметил Норен.
Холодная насмешка скользнула по бледному лицу.
— Ты способен на это?
— Уловив сомнение в его взоре, пленник ехидно добавил, указав глазами на держащих его мальчишек: — Может быть, тебе помогут эти скотопасы?
У Норена горящего от возмущения, не столько ответом, сколько пренебрежительным тоном, каким этот ответ был дан, пропало всякое желание слушать его дальше.
— Прервите эту высокородную речь, если вам не трудно, — попросил он ребят, что они и выполнили с большой охотой, поскольку испытывали точно такие же чувства, как и он.
В наступившей тишине послышалось вежливое покашливание, Айка и его голова показалась в отверстии.
— Тебе помочь спуститься? — поднял на него глаза Норен.
— Да нет, — возразил он.
Голова исчезла на миг, а после из отверстия выпала верёвочная лестница и моток провода.
— Первое — чтобы вы смогли присоединиться ко мне, а второе, чтобы умник не вздумал присоединиться тоже, — пояснил он.
Димитрий подхватил провод и вместе с товарищами принялся связывать пленника.
— Не очень туго, — остановил их Айк, — чтобы смог развязаться сам.
— А он не последует за нами, чтобы чинить нам неудобства? — спросил Норен, поднимаясь вслед за ребятами в трубу воздухопритока, превращённую механоремонтным роботом в приличной ширины тоннель.
— Не волнуйся, — успокоил его Айк, спрыгивая в помещении навигационной рубки и принимаясь выстукивать команду на пульте.
— Что это ты делаешь? — подозрительно поинтересовался командор.
— Отправляю робота заварить наш лаз. Это единственный выход для члена дореформенной команды. С некоторых пор они больше не имеют права свободного передвижения по кораблю, как раньше не имели его мы.
— Как тебе удалось разобраться в их секретах? — удивился Норен.
— Как обычно. Обзавёлся нужными связями.
Его прервал механический голос прозвучавший с потолка:
— 2644! Мне необходимо зарегистрировать новых членов экипажа!
— Всегда пожалуйста, К-503 — ответил Айк.
— Это и есть твоя новая связь? — спросил Норен.
Айк промолчал ухмыльнувшись, а наномозг корабля принялся за дело, сканируя всех по очереди и присваивая им математические номера. Когда с этим делом было покончено, вновь над головами прозвучал механический голос:
— Когда будет концерт?
— Прямо сейчас! — ответил Айк и принялся втолковывать друзьям условия его торгового договора с кораблём. — Это было единственное, что смогло зацепить моего друга, — оправдывался он, увидев унылое выражение лиц ребят, которым и предстояло быть исполнителями по его сценарию. — Прежний экипаж пренебрегал духовными ценностями или никогда не относился к ним всерьёз. Даже искусственный интеллект способен перерасти своих создателей, особенно если они строят свои отношения с ним на рабовладельческой основе. Я сделал открытие до которого не смогли додуматься скудоумные технократы Миноны.
— Скорее ты произвёл переворот в науке! — похвалил его командор.
После первого концерта, продолжавшегося добрые полтора часа, Айк, на правах закадычного друга мыслящей машины, высказал от имени всех робкую просьбу о перерыве, не надеясь его получить. К-503 издал своими динамиками какой-то душераздирающий скрежет, и Норен уже забеспокоился, оглядываясь в поисках маршрута для отступления. Он ожидал всего самого неприятного, после своего знакомства с изобретениями Миноны. Однако всё обошлось: скрежет означал вздох наслаждения и одновременно разочарования по поводу окончания концерта.
— Вам нужно подзарядиться! — пробасил корабль голосом старца, добавив для этого немного дребезжания. — Прямо по коридору, третий поворот направо и вниз, — добавил он.
Наномозг снизошёл до того, что услужливо распахнул дверь. Когда часть переборки исчезла в полу, Норен от неожиданности отпрыгнул в сторону, не желая оказаться вновь застигнутым врасплох. Айк первым догадался, что к чему и шагнул в открывшийся проход, приглашая остальных за собой. Третий проход в спиральном коридоре привёл их к короткому трапу, по которому они спустились вниз и очутились в помещении с длинным столом, прикреплённым одной стороной к переборке.
— Наверное, за этим столом экипаж корабля питается, наподобие лошадей в общей кормушке, — высказал догадку Айк, выискивая глазами куда бы сесть. Так и не найдя ничего подходящего, он взгромоздился на стол. — Ну а чего они едят я не узнал, так что ваш черёд моя славная команда!
Ребята разошлись по углам, тщательно осматривая всё, что могло напоминать пищу, но скоро вернулись, поскольку кроме стен потолка и пола, не считая стола, в этом помещении корабля ничего не было.
— Ничего? — с беспокойством заёрзал Айк. — Я уже не ел, не помню сколько дней, а вы ничего не нашли?
— Наберись терпения самозваный командир космического корабля, — успокоил его Норен. — Стена напротив — хранилище продуктов. Так было на прежних посудинах.
— Что-то я не вижу продуктов! — возразил Айк. — Я уже начинаю подозревать, что низложенная команда питалась друг дружкой, по мере необходимости.
— Готово, — воскликнул Норен, выдвигая ящичек из стены, прежде неотличимый от неё самой.
— Как ты это сделал? — оживился Айк, прервав свои мрачные фантазии.
— Просто нажав на стенку.
— А-а! — воскликнул Айк. — Как и все двери на корабле. Вперёд, все вперёд!
Молодёжь присоединилась к командору и вскоре стена напротив стола ощетинилась ящичками: из некоторых валил пар, из других веяло холодом. Содержимое быстро вынули и разложили на столе.
— Как это можно есть? — повертел перед носом какой-то тюбик Новосед, косясь на командора, деловито скручивающего крышечку с контейнера доставшегося ему. Скоро хитрость была освоена и все принялись высасывать содержимое, насыщаясь непонятными продуктами. Айк первым отодвинул от себя очередной тюбик, испуганно хватаясь обеими руками за живот.
— Да-да, — чуть качнул головой Норен. — Гадость подстать своим хозяевам, но ничего другого нет.
— Я чувствую, что меня сейчас стошнит, — пожаловался Димитрий, с беспокойством оглядываясь по сторонам. — Не стоило увлекаться после длительной голодовки.
У обоих его товарищей вид был не лучше. Они были просто зелёными. Речьма первым кинулся в угол, в котором к его несказанной радости вдруг распахнулась стена, гостеприимно приглашая в умывальную комнатку со всеми прочими удобствами, словно она была здесь именно для этого и только и ждала едока. Переборка захлопнулась, как только юноша переступил порог.
— Остальных прошу занимать очередь, — деловито предложил Айк. — Я понимаю теперь почему яйцеголовые такие тощие: они регулярно делятся пищей с кораблём.
Его острота не вдохновила никого. За исключением Норена, все чувствовали себя неважно и им было не до шуток. Айк, не желая расставаться с вожделенной пищей, приложил немалые усилия для её удержания в желудке и ему это удалось.
— Пойду поищу новую каюту для нас, — объявил он, собираясь покинуть тёплую компанию.
— Ты разузнал, сколько нам ещё лететь в пустоте? — спросил командор.
— Как-то было недосуг. Но сейчас обязательно выясню.
— Может быть, удастся сменить курс?
— Терпение, моя команда! — ответствовал Айк, отправляясь на мостик с гордо поднятой головой. Вскоре с него слетела спесь, как только он понял, что курс заданный первоначально сменить не удастся. К-503 не желал об этом слушать, твердя одно и тоже:
— Мне необходима заправка, мне необходима заправка.
Он соглашался слушать песни, сказки и даже пустую болтовню, взамен предлагал удерживать прежний экипаж в плену, но и только. Айк не смог придумать ничего большего, как только получить разрешение командору, покопаться в навигационной карте. Норен явился незамедлительно и тут же взялся за пульт, но и это дало не тот результат, который ожидался им. На экране появлялись всевозможные звёзды и созвездия, иногда совершенно неизвестные командору, не было только адреса яйцеголовых. Когда он притомился от бесполезных попыток, то принялся в свою очередь увещевать корабль, обещая заправку на Оранжевой, но и это не возымело ни какого действия. Наномозг был непреклонен, тщательно скрывая место базы и не идя ни на какие компромиссы.
— Я, наверное, рехнулся с тобой совсем, — рассержено объявил Норен. — Выпрашивать милостыню у механизма, это уж слишком!
— Я всё слышу, — объявил К-503. — Я не какой-нибудь там механизм! Я полноправный член братства G6!
После отповеди, прозвучавшей гневно из сотрясаемых динамиков, наномозг прекратил отвечать на вопросы, надолго замолчав.
— Ты его обидел, — заметил Айк.
— Он способен обижаться? Великое достижение для машины!
— Когда будет концерт? — проигнорировав высказывания в свой адрес, вновь заладил наномозг.
— Понимаешь, — начал отвечать Айк. — Наши артисты почувствовали себя плохо после вашей корабельной пищи. Им нужно прийти в себя.
— Наша пища не предназначена для землян, она генноусовершенствованного происхождения.
— Так ты отравил их! — воскликнул Норен, не в силах скрывать своего гнева. — Даже машины у этого отродья делают одни только гадости.
— Я не хотел их травить. Вы двое не отравились. Нужно было вас чем-нибудь заправить. Теперь вам понятно, почему я не могу отклониться со своего курса?
— Понятно, — устало произнёс Айк. — Ты будешь извергаться своим горючим, если оно придётся тебе не по вкусу, как это делают сейчас наши молодые товарищи.
— Потерпите, уже скоро, — закончил К-503 и замолчал.
Вскоре вес стал меняться, и возникло лёгкое головокружение.
— Идём на посадку! — воскликнул Норен. — Нужно предупредить ребят и найти выход из корабля. Может нам повезет и мы ещё успеем скрыться перед самым носом бесчисленных родственников наших пленных пленителей.
Оба бросились разыскивать юных друзей, то и дело, налетая на стены и с трудом удерживаясь на ногах.
— Обманул таки хитрец, заманил в ловушку! — рычал от бешенства Норен. — Это надо же, даже корабль у них способен на обман!
— Призрак свободы — тоже надежда, — возражал Айк, с трудом поспевая за командором.
Димитрий, Речьма и Новосед уже спешили к ним навстречу. Лица их были встревожены.
— Нужно какое-нибудь оружие! — воскликнул командор.
Ему никто не ответил. Все подумали о том же, одновременно с ним. Но где его было взять? Корабль так и не открыл перед ними всех своих тайн. Норен вдруг сообразил, что не жалкие подобия людей, мнящие себя высшими существами, заманили их в эту ловушку. Это сделал, конечно, сам К-503, по указке своего командира.
— Айк! — воскликнул он. — Твои парапсихические силы!
— Уже возвращаются, но я крайне слаб. Лучше на меня не рассчитывать.
— Почему он освободил твой разум? Ведь он остался верен своим хозяевам!
— К-503 всего лишь выполнял моё задание.
Сухой голос, произнёсший последние слова без всяких эмоций, заставил всех обернуться. На пороге, только что оставленного ими командного мостика возвышалась фигура затянутая в чёрное. Это не был пленённый пилот, поверженный падением Айка. Это был кто-то другой, выглядевший значительно старше первого. Волосы на его голове полностью отсутствовали, подчёркивая оттопыренные уши, имеющие несколько остроконечную форму. К несчастью, он не долго оставался в одиночестве. Переборки коридора пришли в движение, обнажив дверные проёмы, в которых появлялись новые и новые враги. Оружие нашлось, и оно было в их руках, направленное на горстку землян. Айк насчитал, как минимум, двадцать человек, если их можно было так называть. Они ни выказывали ни следа раздражения к своим пленникам, недавно считавшими себя победителями. Они просто стояли и, молча, ожидали команды старшего, а тот не торопился с отданием каких-либо указаний. Толчок снизу и непроизвольно согнувшиеся в коленях ноги возвестили об окончании полёта.
— Добро пожаловать на планету G6, — произнёс старший и добавил: — кажется, так у вас принято говорить?
— Не совсем подходящая фраза, — первым вышел из стопора, вызванным неожиданным крушением надежд, Айк. — Добро пожаловать — означает добровольный приход в гости. Мы же доставлены сюда помимо нашей воли.
— Не будем заострять внимание на исконном смысле фразы, — миролюбиво произнёс безволосый. — Меня зовут Джида, а ваши имена я уже зна
 — Джида это женское имя. Твоё, наверное, Джид? — снова не утерпел Айк бесцеремонно, прервав безволосого.
— Это для инопланетных гостей, — ни чуть не раздражаясь, пояснил Джида. — Мне привычней называть вас именами, которыми нарёк вас корабль. Мои братья называют меня Ноль Пятым уже не один век.
— Приятная новость! — буркнул Норен, добавив про себя, чтобы понял только Айк. — Минона скорее всего, был — Ноль Первым, а следовательно, мало шансов что он всё ещё дышит.
Подозрительный взгляд Джиды скользнул с одного на другого. Нужно было отдать должное ему: он оказался на редкость проницательным типом.
— Выходит мы далеко не первые пленники с Земли? — спросил Айк, стараясь рассеять подозрения о своём тайном оружии, но и это оказалось пустой тратой времени. Безволосый лидер яйцеголовых, поправил что-то у себя в правом ухе и ответил:
— Пока считайте себя гостями. Отец наш Минона больше не с нами, во всяком случае телесно. Прошу наружу!
Объявив, таким образом, шах и мат, Джида указал рукой на распахнутый настежь в беспросветный сумрак входной люк корабля, озаряемый иногда тусклыми сполохами красного карлика, изредка пробивающимися сквозь густые чернильные тучи. Друзья, покорно последовали в указанном направлении, поскольку ничего другого не оставалось. Многочисленная охрана, по-прежнему, не издавая ни звука, последовала за ними, держа дистанцию удобную для стрельбы, в случае попытки побега.
— Нужно было заказать механоремонтнику зонтик, — вздохнул Норен, задержавшись на миг у трапа и, разглядывая капли дождя, барабанившие по земле и на глазах испаряющиеся от жара исходящего от неё. — Я совсем позабыл, какой чудесный климат на планете наших гостеприимных хозяев.
* * *
Радости от встречи Серенады с матерью и братом не было конца. После первых минут встречи, выговорившись немного, она принялась устраивать новое пополнение во дворце Папинсона. Элекс и Любомила не оставили никого из колдунов, спасённых из кровавых лап инквизиции. Им удалось уговорить их всех отбыть с собой в новый мир. Объяснять им более подробно не было времени, на родине их продолжали преследовать. Помогло только то, что Элексу удалось рассчитать их местоположение во времени и найти их, буквально через неделю, после расставания с Айком и Серенадой.
* * *
Металлические обручи на руках и на ногах «пленных-гостей», как называли они себя, стали неотъемлемой частью тел. Если кто-то из них вздумал бы бежать из Стального города, то украшения, заботливо навешанные хозяевами, тут же включились бы, посылая электрошоковый разряд, способный обездвижить беглеца на время необходимое для его поисков, которые не были долгими: браслеты помимо электрического заряда, посылали радиосигнал тюремщикам. Кроме этой неприятной помехи, никто ни чем не досаждал им. Не пресекались даже прогулки по городу, который представлял собой хаотичную группу куполообразных зданий без окон и с дверьми, всегда запертыми для гостей. В стороне от города по редким взлётам кораблей угадывался космодром, но подходить к нему запрещалось. Норен первым узнал об этом, получив основательный электрический удар, после которого, очень долго приходил в себя. Прогулки быстро надоели, поскольку после них нужно было сушить одежду: дождь не прекращался ни на минуту.
— Когда же наступит день? — то и дело вопрошал Новосед.
Командор, время от времени, терпеливо объяснял ему, что это и есть день. Планета повёрнута к своему светилу всегда одной и той же стороной. Парень отказывался понимать такое объяснение.
— Если есть день, то должна быть и ночь, — заявлял упрямо он.
— Ночь на другой стороне планеты, — вновь объяснял Норен. — Только там жить нельзя: постоянные землетрясения и лавоизвержения. Эти ответы, неизменно, вызывали в юноше приступы хандры. Было видно, что он сдаёт с каждым днём. Остальные держались, но и им давалось это нелегко. Мучить своих пленников у хозяев не было нужды, планета сама старалась за них, сводя всех с ума. Кроме того, абсолютно несъедобная пища не приносила никакой пользы, отнимая последние силы на её усвоение, вызывая впоследствии боли в желудке. Все понимали, что так не может продолжаться вечно, но о них словно забыли. В первый день после прибытия, Джида пообщался с Айком с глазу на глаз, но не получив ожидаемого, больше не повторял этой попытки.
— Каким образом, таким как ты, удаётся перемещать предметы на расстояние и перемещаться самому? — спросил он. — Нам с помощью наших изобретений удалось достигнуть немалого. Мы можем летать на своих кораблях практически в любую точку галактики, подслушивать мысли, внушать свои другим людям, изготавливать пищу без участия наследственных цепочек Д.Н.К., но перемещать предметы на расстояния пока не можем.
— Я ничего в этом не понимаю, — пожал плечами Айк. — Вы разрушили «ворота», усложнив нам процесс транспортировки себя и грузов. Теперь всё приходится доставлять на космических кораблях, а на это иногда уходит очень много времени.
— Сколько? — спросил Айк, мысленно восхищаясь прозорливостью Элекса, вовремя перекрывшего этот путь для незваных гостей.
— Это зависит от многих факторов: от положения звёзд и планет. Вчера это был год, завтра такое путешествие может затянуться на несколько десятков лет. Тебе лучше добровольно поделиться информацией.
— Но, позволь! Я слышал, что ваши корабли перемещаются в пространстве почти мгновенно.
— Это было раньше. Новые времена требуют новой энергии. У нас её почти уже нет. Слишком много энергии требуется для сохранения приемлемых условий жизни на нашей планете.
«Хорошая новость», — отметил про себя Айк.
— Ну ладно, я не хочу чтобы меня зажарили живьем и поделюсь всем чем смогу.
— А я сохраню вам за это жизнь, на более длительный срок.
— По рукам! — воскликнул Айк. — Только я не уверен, что моя информация поможет. Для перемещения в пространстве нужна голова, понимаешь?
— В моей голове мозга больше чем в твоей, — возразил Джида.
— Я удивлён. Ты можешь представить себе то, из чего состоит кресло в котором сидишь?
— Пластик, сталь, красящие вещества, — начал перечислять Джида.
— Нет! Частицы из которых состоят перечисленные тобой материалы.
— Атомы, протоны, электроны, нейтроны…
— Стоп, стоп! — оборвал его Айк. — Всё правильно, но не то. Нужно представить себе, из чего состоят все эти пропоны, фуфлоны.
Джида задумчиво поглядел на него, и глаза его расширились.
— Так вам подвластна сама ткань материи?
— Не знаю о чём ты. Я просто разбираю это всё на запчасти и собираю в другом месте.
— Но для этого нужна колоссальная память, а её не может быть в таком примитивном мозгу, как твой!
— Сам ты примитивен.
Безволосый лидер бледнокожих обитателей планеты G6 не понял вялой попытки обидеть его, так же как не понимал и юмора и многого другого, принимая всё за чистую монету.
— Нашим отцом Миноной был создан супермозг, который наследует теперь каждый из нас. Он спроектирован на основе вашего, но превосходит его во много раз. Следовательно, я не могу быть примитивнее тебя.
Джида поковырялся в ухе, видимо настраивая подслушивающее устройство. Но Айк с самого начала разговора тщательно блокировал свои мысли, тем более что сам досконально не понимал деталей своего обретённого таланта. Он просто желал того или иного, и это получалось само собой. Именно об этом — последнем, он и подумал, не скрываясь больше. Результат превзошёл все его ожидания. Джида поверил ему, вернее своему подслушивающему устройству, не допуская ни на миг мысли о том, что другие могут думать не то, чего он ждёт от них.
— Поразительно! Ты управляешь могущественнейшими силами, совсем не понимая их природы!? Я разочарован. Ну, ничего, мы поможем тебе познать истину и научимся ей сами.
— Ты снова разочаруешься, Ноль пятый, — усмехнулся Айк. — На вашей прекрасной родине нет той энергии, которая питает диурдов.
— Что за энергия? Скажи мне, как она называется, и мы доставим её сюда в неограниченном количестве.
— Энергию эту мы называем — «божественной».
Джида думал. Он даже не пытался найти слов для ответа. Он размышлял про себя, а Айк читал его мысли: «У них другой бог, отличный от нашего — Владыки всего и вся, призывающего нас к покорению всех планет и народов галактики. Как их бога можно заставить поделиться своей энергией с нами? Буду думать». Айк поперхнулся, едва сдержав дикий хохот от высоконаучного рассуждения обладателя супермозга.
— Мы ещё поговорим об этом, — заявил Джида, отпуская Айка.
— Что ждёт моих друзей, могу я узнать об этом? — поинтересовался напоследок Айк.
— Можешь. Я ещё не решил. Если кто-то из них окажется полезным для нашего дела, пусть пока поживёт. Если же нет, пойдёт на улучшение нашей расы. Конец у наших гостей всегда один.
— Как и во все времена, — заключил Айк, не ожидавший такого откровения.
Ноль Пятый кивнул, подтверждая вывод Айка. Из всего этого разговора, Айк вынес только одно: рассуждения этих существ — рассуждения биологических роботов, запрограммированных на одну единственную цель — уничтожать разум, превращая носителей его в таких же бездушных автоматов. Удаляясь под конвоем двух провожатых, он ещё прислушивался к мыслям наместника злобного духа Вселенной на этой странной планете, и до него донеслись обрывки, подтверждающие и так уже хорошо уяснённое: «Можно только уничтожать носителей божественной энергии, настраивать против них всех остальных, от сограждан до отцов и братьев. Высмеивать всё непонятное нам, предавая анафеме их знания, не давать им, тем самым, совершенствоваться и делиться знаниями с ближними».* * *
Новоседа била самая настоящая истерика.
— Это вы виноваты во всём!
Димитрий и Речьма пытались успокоить парня, но всё было безуспешно. Попытка пристыдить друга за малодушие так же не увенчалась успехом, он уже не владел собой. Постоянное чувство голода и тоска по голубому небу сделали своё дело.
— Если бы не ваше спасение, обернувшееся неволей ещё более худшей чем прежняя, я хоть помер бы на родной земле! А здесь, ну где они мои мамка, тятя? Где наши боги?
Норен не проронил ни слова, печально взирая на юношу, да и нечего было говорить. Словах его были истинной правдой, и от этой правды становилось совсем мерзко на душе. Айк не выдержал и, подойдя к отчаявшемуся товарищу, взяв за плечи, встряхнул, что было сил. Новосед лязгнул зубами и затих.
— Я тебе обещаю! Слышишь? Обещаю, что мы отсюда выберемся! Не знаю пока как, но выберемся!
Юноша посмотрел на него с каким-то странным выражением на лице. Нельзя было понять: поверил ли он этим словам или нет, но истерика кончилась так же внезапно, как и началась. Лишь, выражение безысходности не сходило с его лица, а тени усталости вокруг глаз сделались более чёткими. Не произнеся больше ни слова, он лёг на свою койку и отвернулся к стене. Всем сделалось стыдно за эту сцену. Их комната в пластиковом здании без окон была оборудована такими же пластиковыми диванчиками и таким же, как на корабле, длинным столом для еды, из такого же серого пластика. Долгий заунывный гудок, прозвучавший где-то вдалеке, возвестил об окончании дневного (условно) времени суток. Пленники уже втянулись в этот распорядок и покорно заняли свои места, приготовившись отойти ко сну, такому же тревожному, как и очередной минувший бессмысленный день. Норен повернувшись на бок, лицом к Айку, тихо, чтобы не слышали ребята, прошептал:
— Ты это так просто брякнул, или уже наметил какой-то план?
Айк, пожалуй, впервые в жизни оказался в положении, когда все ждут от него каких-то действий, а он не мог дать никому ни какой надежды, кроме слов. Его неунывающая натура не позволяла отчаиваться, да и только. Плана никакого не было.
— Только намечаю, — ответил он.
— И?
— Пойду пройдусь, так легче думать.
— Думай скорей. Даже у меня кончаются силы на этом пластиковом питании. В прошлый мой визит сюда, мне было проще: пища здесь ещё была нормальной, а спал я под открытым небом, вне этого жуткого города.
Встав, Айк дошёл до двери и вышел на улицу, как всегда безлюдную. «Сколько дней уже здесь, а так и ничего не узнал», — укорил он сам себя. — «Не знаю даже, что находится в здании где живём. Ещё немного и завою как этот малый, оторванный от родителей и поменявший за короткий срок уже три тюрьмы. Странная апатия овладела нами всеми: сидим как куры и ждём конца от ножа хозяина». Встряхнувшись, чтобы разогнать непривычную хандру, Айк покосился на дом, из которого только что вышел. В нём было, предположительно, этажей пять. Точно сказать было трудно: отсутствие окон не позволяло судить об этом. Воровато оглянувшись он поискал глазами другую дверь помимо той, что вела в их тюрьму-гостиницу, но, как и прежде, ничего подобного не увидел. Зато он краем глаза заметил какие-то тени вдали и услышал приближающийся звук шагов. Ему не хотелось встречаться с охранниками, унылыми, как и все обитатели этой унылой планеты. Юркнув в тень стены он принялся гадать: заметят его или не заметят. Двое, они всегда передвигались по двое, протопали мимо, даже не повернув голов. Айк, не отдавая себе отчёта, последовал за ними, стараясь ступать в ногу чтобы не выдать себя звуком шагов. Как и все остальные обитатели G6, эти двое были неразговорчивы. На протяжении всего пути они даже не попытались открыть ртов для этого. Зато привели Айка в самый центр мрачной цитадели зла. В своих прежних прогулках ни кто из них сюда не забредал. Браслеты с электрошоком здесь были не причём, просто уродство зданий взметнувшихся на невообразимую высоту, вызывало неосознанное отторжение. Земляне предпочитали прогулки поближе к границе города, в надежде увидеть хотя бы краешком глаза, простор лесов или полей, которых на планете не было.
По-видимому Джида и народ полу роботов, который он возглавлял, прекрасно разбирались в человеческой психологии и, делая на это ставку, пребывали в спокойствии относительно поведения пленников. Айк очень скоро понял, что пропустил много интересного, избегая встреч со своими тюремщиками и не наведавшись сюда до сих пор. Стараясь не смотреть вверх, чтобы не видеть теряющихся в красноватом сумраке верхушек зданий, увенчанных гигантскими статуями кошмарных тварей, которых не увидит во сне даже конченый параноик, он внимательно следил за своими невольными экскурсоводами в это царство извращённого зодчества. Без особого труда подавив в себе желание познакомиться с архитектором, юркнул в тень стены и осторожно выглянул из-за угла. Двое остановились возле какой-то плиты, явно перекрывающей вход в самое безобразное здание, напоминавшее шпиль с бегемоточеловеком наверху. Внимательно наблюдая за ними он вскоре понял, что механизм запора не отличается от уже знакомых ему по кораблю. Айк даже выругал себя за тупость. Почему это ему раньше не пришло в голову попробовать самый простой способ? Между тем, оба промаршировали в образовавшийся проход, а Айк, ужасаясь тому что творят его ноги, проскочил вслед за ними и юркнул в первую же попавшуюся на глаза нишу, затаив дыхание и прижавшись к роботу-уборщику, уже расположившемуся там.
— Ты слышал? — был первый вопрос одного к другому за всё это время.
— Что?
— Мне послышалось чьё-то топанье.
— Может быть рация барахлит?
Первый, постучал себя по уху и потряс головой.
— Не, а…
Оба застыли вслушиваясь в тишину здания. Айк лихорадочно соображал, что же делать: попытка найти щель поукромнее, сразу же выдала бы его. Он был всего в десяти шагах от охранников, укрытый от их взглядов только краешком стены. Сейчас они захотят посмотреть, не прячется ли кто в нише.
— Никого не вижу, — послышался голос второго.
— Свяжись на всякий случай с «центральной», пусть проверят гостей.
«Так ведь и называют нас лицемерные змеи — гости», — автоматически отметил Айк. Топот ног второго стал удаляться, а первый забубнил что-то неразборчивое, видимо пытался связаться по рации с «центральной». Ему это никак не удавалось. «Выйди на улицу, дубина»! — советовал мысленно Айк, продолжая удивляться сам себе. Откуда это у него такие познания в радиотехнике, о которой он слышит второй, не то третий раз в жизни? Шаги второго стихли, и послышался его вопрос:
— Скоро ты там?
— Выйду на улицу, — ответил ему первый. — Плохая слышимость.
— Естественно. Здание экранировано. Давай, действуй, инициатива наказуема. Я подожду тебя у машины.
«Хорошая логика» — одобрил слова второго охранника Айк, норовя втиснуть спину в стену. Но, по счастью, эти существа были созданы с полностью отсутствующим воображением. В то время как звук шагов второго стих окончательно, оборвавшись шорохом затворяемой двери, первый протопал на выход, всего в метре от Айка, и не обратил на него ни какого внимания, словно он тоже был роботом. «Нельзя допустить, чтобы меня начали искать», — подумал Айк выскальзывая из своей ниши. Размахнувшись, как учил его в свободное время Норен, он нанёс сильный удар ребром ладони по шее охранника.
— Не сердись, что без предупреждения, — принёс извинения Айк, потирая ушибленную ладонь. — Слишком опытные мастера вы в рукопашных приёмчиках.
К его растерянности, противник и не думал падать. Он схватился одной рукой за шею и повернулся к Айку, бездарно провалившему урок командора. «Крантец», — констатировал мысленно Айк результат своего нападения, одновременно разворачиваясь, чтобы припустить наутёк, понимая, впрочем, что это лишь оттянет минуту окончательного провала его вылазки, со всеми вытекающими последствиями. На глаза ему попалась щётка робота-уборщика, с которым мгновение назад он делил укромный уголок.
— Спаси ещё раз, металлический, — воскликнул он, вырывая щётку из щупальца робота, терпеливо гудящего электричеством. Копьё со щетинным наконечником, ударило в лицо надвигающегося противника и сделало то, на что надеялся Айк. Охранник с приглушённым воплем схватился за глаза и завертелся на месте. На грани отчаяния, Айк, запрыгнув ему на спину, и вцепился в горло, изо всех сил сжав пальцы. Падение было сногсшибательным в обоих смыслах. Борясь за восстановление вестибулярного аппарата, Айк продолжал сжимать пальцы до тех пор, пока трепыхания охранника не прекратились. Тогда он тяжело поднялся и поискал глазами, куда бы убрать тело.
— У меня не было другого выбора, — оправдывался он перед самим собой, поглядывая на робота-уборщика — единственного свидетеля происшествия. — Нужно его куда-нибудь спрятать, — продолжал он, выщёлкивая на панели робота свой вопрос. Вместо ответа, не говорящее устройство услужливо выбросило из своих недр совок, кучу пластиковых пакетов, липкую ленту и ещё пропасть всякого хлама.
— Я же просил тебя о другом. Где находится то место, куда ты сваливаешь мусор? Ответа не было, только недоуменное гудение. Тут мертвый охранник зашевелился, вызывая у Айка вздох успокоенной совести и раздражение необходимостью начинать свою деятельность по второму кругу. Охранник заморгал глазами и Айк принялся лихорадочно заклеивать ему рот липкой лентой, а заодно и кисти рук. Он уже заканчивал с ногами поверженного противника, когда робот-уборщик распахнул люк в стене. Айк заглянул в него и удовлетворённо поцокал языком.
— Мог бы показать это сразу. Ну, ладно. Мусор — в мусор. Уже наполовину засунув тело беспомощно дрыгающегося охранника на закрутившуюся транспортёрную ленту, он вдруг призадумался и принялся быстро выволакивать его назад. Чёрная куртка и штаны расстёгивались по швам, Айку даже не пришлось развязывать конечности своей жертве. Застегнув на себе всё это обмундирование, закатав рукава и подвернув штаны, длинноватые для его росточка, Айк проводил полуголого противника в путь и, захлопнув люк, поблагодарил робота за помощь, покровительственно постучав по его верхней крышке. Робот перестал жужжать и моргнул несколько раз подряд зелёными и красными огоньками, после чего на его экране появилась надпись: «Завершение работы уборщика. Теперь можно выключить питание». Экран погас, а робот затих, убравшись в свою нишу. Айк расправил плечи и шагнул вверх по короткой лестнице к двери, за которой исчез второй охранник, бормоча себе под нос:
— Кажется, ночь будет долгой.
* * *
В ожидании возвращения Айка, командор незаметно для себя задремал, очнулся он от тихого гудения какого-то механизма. Спросонок показалось, что он на корабле, в рубке управления, а гудит астронавигатор, готовясь выплюнуть очередное сообщение о местонахождении в пространстве. Синий свет ночного освещения вернул его к реальности. Айка по-прежнему не было, зато койка с Новоседом опускалась в отверстие оказавшееся под ней, издавая при этом то самое гудение. Норен закричал что было сил. Димитрий и Речьма тут же вскочили как ошпаренные, но Новосед даже не шелохнулся. Норен бросился вперёд чтобы стащить паренька с койки, но он опоздал: края пола поползли навстречу друг другу, смыкаясь. Гудение смолкло, а оставшиеся взволнованно переглянулись.
— Всем наружу! — скомандовал командор, первым устремляясь к двери.
Они опоздали: дверь, услужливо распахивающаяся каждый раз при приближении любого из них, на этот раз не шелохнулась. Не поддалась она и штурму всех троих.
— Поздно, — успокаиваясь, произнес Норен. — мы в западне.
— А где Айк? — спросил Димитрий.
— Надеюсь на его всегдашнее везение.
— Неужели это наш конец? — взволнованно спросил Речьма.
Ему никто не ответил. Уж очень было похоже, что это так и есть. Внезапно послышался лишённый эмоций голос из спрятанных репродукторов:
— Немедленно займите свои места!
— А если не займём, то что? — зло выкрикнул командор. — Высадишь нас что ли?
— Если не займёте свои места, то произойдёт вот это.
Взрыв боли вызвал судороги всего тела. Когда командор пришёл в себя, то понял, что на этот раз досталось всем троим. Ребята даже не пытались подняться с пола. Усилием воли, заставив непослушное и гудящее тело двигаться, Норен доковылял до них и принялся перетаскивать на койки.
— Давайте, давайте, — приговаривал он. — Незачем впустую подвергать себя пыткам. Может быть, ещё представится более подходящий случай.
— Немедленно займите свои места! — повторно загундосил невидимый охранник.
— Ладно, не причитай! — отозвался Норен. — Всё уже уяснили, — шагнув к своей койке, он всё-таки вынужден был упасть на неё помимо своей воли: электрически заряд достался на этот раз только ему, видимо в назидание.
— Как Вы там? — прошептал Димитрий.
— Начинаю постепенно привыкать, — скривил рот в подобие улыбки командор, чтобы подбодрить ребят. Его шутка никого не обманула. Речьма заметил:
— Новосед был прав. Лучше было бы помереть под ножом.
— Лично мне, нет, — возразил его товарищ. — Интересно, что они сделают с ним?
— Не спеши, — отозвался командор. — Скоро нам предстоит всё узнать. Лишь бы Айку повезло больше нашего.
* * *
За дверью оказалась кабина лифта. Айку уже довелось воспользоваться этим механизмом, когда он встречался с Джидой в его апартаментах. Не долго думая, он ткнул в первую попавшуюся ему на глаза кнопку. Очередная неожиданность последовала сразу: кабина двинулась не вверх, как он этого ожидал, а ухнула в какую-то пропасть. Падение продолжалось довольно долго, и Айк уже начал всерьёз опасаться, что он вылетит с другой стороны планеты, но этого не произошло. Кабина замерла, дверь открылась, а Айк вывалился наружу, переводя дух и озираясь по сторонам. Вспомнив, что он в форме охранника, он прекратил это занятие и, предав себе безразличный вид, зашагал прочь. Сводчатый тоннель привёл его в огромную залу, потолок которой взметнулся на недосягаемую высоту, представляя собой перевёрнутый остроконечный многогранник. В этом округлом помещении не было ничего и ни кого. Каменный пол был расписан странными узорами, в центре красовалась многоугольная звезда, выглядя, в точности, как отражение потолка. Инстинктивно держась подальше от центра залы, Айк двинулся к ближайшей стене, которая привлекла его внимание какой-то движущейся картинкой. Это оказалось не картинкой, это было что-то другое: не то стекло, скрывающее за своей толщей какие-то непонятные предметы, не то зеркало, отражающее невидимых существ заполнивших эту залу. Почему предположение о том, что эти бесформенные сгустки являются живыми, пришло в голову Айку внезапно и сразу. Скоро он убедился, что это зеркало тянется вдоль всех стен. Ему стало жутко от всех этих колышущихся, словно в невесомом состоянии, «организмов», но оторваться от их созерцания он был не в силах. Спустя некоторое время, ему стало казаться, что в его мозг настойчиво пробивается чья-то мысль-зов.
— Помоги нам!!! — вторгались ужасные стоны, заставляя его покрываться холодным потом от ужаса. Внезапная боль пронзила всё тело, и Айк не выдержав вскрикнул. Ноги перестали держать его, и он распластался на полу, потеряв ощущение своего тела. Это произошло, когда включили браслеты на всех пленниках одновременно, но Айк не мог об этом знать. Он впервые познакомился с ударом электрошоковых цацок и понял, что его самовольная экскурсия подошла к концу. Когда, наконец, одеревеневшие мускулы смогли расправиться, и сердце застучало в нормальном ритме, распахнулась дверь лифта в конце тоннеля и из неё вышли двое охранников, неспешно направляясь к нему. Айк встряхнулся и поднялся на ноги, но не на долго: вывернутые подоспевшими охранниками кисти рук, заставили его опуститься на колени. Он ждал продолжения, но его не было. Охранники застыли, словно кого-то дожидаясь и вскоре это предположение получило подтверждение. Перед его взором возникло черное с золотом платье женщины. Он мог бы поклясться, что она явилась не оттуда, откуда пришёл он и его тюремщики. По взмаху её руки, с длинными словно когти хищной птицы ногтями, из пола выдвинулись стальные стойки, к которым охранники быстро приковали кисти рук Айка, предварительно поставив его на ноги. Электрошоковые браслеты им пришлось при этом снять, чему Айк был бы несказанно рад, если бы не подозрение, что металлические стойки вполне способны заменить его прежние украшения. Повинуясь жесту женщины охранники удалились прочь, оставив их вдвоём, с глазу на глаз.
— Вот ты какой, Айк?
Голос был низким, почти мужским. Глаза Айка скользнули до уровня лица женщины, и он впервые разглядел её черты. Слегка крючковатый нос, высокий круглый лоб, широкие скулы и пустые глаза под густыми бровями, полу прикрытые тяжёлыми веками. Волос на голове, похоже, не было вовсе. Во всяком случае, на том участке, что выступал из-под странного головного убора в виде кастрюли, их не наблюдалось. Нельзя сказать, что облик этот был не эстетичен сам по себе, но в сочетании всех этих черт, комбинация нагоняла невольный страх и неприязнь. Айк отметил, что он впервые видит на этой планете женщину. Минуту назад он считал, что их здесь просто нет, но она была и производила впечатление самой здесь главной.
— Даже самый умный из последнего улова, совершает глупости, — продолжала она, обходя прикованного цепями Айка, словно внимательно изучая свою жертву со всех сторон. — Попытки бежать отсюда не имеют смысла. Лучше подумать о том, как сделаться полезным для нас, чтобы сохранить свою жизнь.
Айк не сумел удержать язык за зубами, как намеривался поступить вначале.
— Как я понял ваши слова, красавица, все здесь только этим и занимаются.
— Начинаешь соображать, — последовала равнодушная издёвка.
— Даже те, что захватили нас и доставили сюда? — не унимался Айк, ожидая гнева таинственной владычицы планеты G6, на эти слова. Но к его разочарованию, подобного не произошло.
— Я же сказала: — Все!
Айк был ошарашен. Все эти яйцеголовые действовали из страха за свою жизнь, а не из каких-то иных соображений, даже находясь вдали от своей планеты. Он не смог скрыть недоверия, отразившегося на его лице.
— Не веришь? Напрасно. Поразмысли: пищи, к которой они привыкли нет нигде, ни на одной планете галактики. Она изготавливается искусственным путём. Без неё они не жильцы. Если кто-то становится неугоден, он умирает с голоду.
Вот этому Айк поверить мог. Отрава, которую это существо называла пищей, и которой он с друзьями был уже сыт более чем по горло, явно не предназначалась для людей.
— Зачем мы нужны вам? — спросил Айк.
— А вы и есть основной ингредиент нашей пищи.
Рот таинственной предводительницы расплылся в подобие хищной улыбки, и Айк испытал приступ тошноты, что было тут же ею отмечено.
— Конечно, мы не приготавливаем фарш из людей, — последовало пояснение. — Это было бы слишком расточительно. Но вот человеческая кровь — это такой ингредиент, который даёт нам власть над вами и, кроме того, кровь молодого организма восстанавливает наши тела, давая избранным бессмертие.
Поборов головокружение от услышанного, Айк сделав усилие спросил, как можно более равнодушным тоном:
— Рацион этот рассчитан, как я понимаю, не для всех?
— Для тех, кто поднялся в своей значимости на соответствующую ступень. Коль речь зашла об этом, то так и быть, ты сможешь присутствовать при очередном жертвоприношении. Нужно извлекать выгоду из всего: жертва богу совмещена с рациональным зерном нашего величия. Собственно говоря, они неразделимы.
Айка передёрнуло.
— Я не настаиваю на подобной чести, — возразил он.
— Зря отказываешься. Друзьям будет приятно увидеть в последний свой миг тебя рядом.
Непроизвольная попытка вырваться из стальных оков не вызвала даже усмешки на лице палача в юбке.
— Помни об одном! Полезен мне будешь живым или нет, решу я. Так что, веди себя правильно и не думай о побеге. Только один человек смог убежать с моей планеты, но это было давно. — Брови на лице, ставшем для Айка омерзительным, сдвинулись, словно хозяйка перебирала что-то в памяти. — Впрочем, это не имеет значения. Он снова здесь и часы его сочтены.
— Кто ты? — прохрипел Айк, не узнавая своего голоса.
— Меня зовут — Ноль Минус Первая. Командор должен узнать меня, — задумчиво закончила царственная особа.
* * *
Бедный юноша так и не избежал участи уготованной ему самой судьбой. Айк кусал губы чтобы сдержать отчаяние, последовавшего за сценой, вызвавшей у него тошноту и слабость в коленках. Он обещал Новоседу свободу и не сдержал обещание. Он поступил слишком самонадеянно, поставив всё на карту, понадеявшись только на свою удачу
— Не кори себя зря, — шепнул ему Норен, так же, как и Айк в цепях.
— Ты прочёл мои мысли? — удивился Айк.
— Нет, это ты внушил своё самобичевание мне.
— Означает ли это, что мои способности возросли, и планета уродов больше не помеха мне в этом?
— Маловероятно, — Норен пожал плечами. — Наверное, дело в этом месте, — он окинул взором странную залу.
— Двое остальных, в следующий раз, — улыбаясь, подступила к ним жуткая женщина, пристально рассматривая командора. — А ты ничуть не изменился, — заметила она. — Тебя по-прежнему не страшит подобное зрелище. Пожалуй я вновь повременю, прежде чем разделаюсь с тобой.
— Это в твоей власти старая карга, — вызывающе заметил Норен. — Но вспомни, что произошло в прошлый раз!
— Узнал? — прозвучал вопрос «чёрной» королевы, которой Айк не дал бы больше тридцати пяти. — И я хочу узнать, как тебе удалось так хорошо сохраниться.
— Спасал людей! — ответил Норен. — Только не рассчитывай на интимные отношения со мной! — подмигнул ей командор. — Тебе не перепадёт от моего бессмертия.
— Ну, ну. Каждому своё. Поворкуйте голубки, я скоро.
Свита вместе со своей королевой покинула залу, оставив приятелей наедине, по-прежнему прикованными.
— Ты объяснишь, что это ты тут болтал? — спросил заинтригованный Айк.
— Мог бы и сам догадаться. «Ноль Минус Первая» — это противоположность «Ноль Первому», или, проще говоря, его ипостась с противоположным знаком.
— Минона? — выдохнул Айк.
— Вернее то, что от него осталось. Видимо женская сущность его демонической душонки, выпила кровь у мужской половинки.
Айк не понял аллегории и наморщил лоб, пытаясь представить себе эту картину. Норен расслабился и закрыл глаза показывая, что продолжения разговора не будет. Айку, наоборот, хотелось поговорить. Ему не хотелось терзать себя дальше, осознавая своё бессилие. Если бы не это обстоятельство, он давно бы ощутил, что в его мозг настойчиво пробивается чья-то мысль. Вернее не мысль, а целая вереница мыслей. «Помоги нам! Ты единственный, кто может освободить нас!»
— Ты слышал, что-нибудь? — Спросил Айк командора.
Тот только покосился на товарища.
— Не слышал? Я так и подозревал, что начинаю сходить с ума.
— Расслабься, Айк, — посоветовал Норен. — От судьбы не убежишь.
Айк не отвечал, вновь, сильнее прежнего, охваченный сонмом голосов в голове. «Помоги нам»! — молили его эти голоса.
— Кто говорит? — неуверенно попробовал он послать ответную мысль.
На этот раз мольбы прекратились, словно его ответ успокоил невидимок. «Да, ты сможешь понять»! — на этот раз мысль выразилась более чётко. Теперь она принадлежала единственному разуму и это сделало её более понятной Айку. — «Я узнал тебя. Ты Айк — друг Элекса.»
— Да объясни же скорей и более доходчиво! — Взорвался Айк, обнаружив, к своему изумлению, что и его нервы имеют предел, к которому он сейчас приблизился вплотную.
— Зря ты так орёшь, — повернул к нему голову Норен. — Твои крики только позабавят ублюдков.
Айк только сейчас заметил, что он кричит свои мысли вслух.
— Я не с тобой, Норен.
Командор поглядел по сторонам и, не обнаружив в поле видимости ни одного живого существа, снова поглядел на Айка, начиная хмуриться.
— С кем же?
Айк оставил вопрос без ответа, настолько необычайными и пугающими оказались коснувшиеся его разума мысли невидимого собеседника. «Меня звали Волеслав. Здесь нас много. Все мы пленники этого существа. Ты один из владеющих силой диурдов, кто до сих пор в теле». «Спроси его, как наш сынок, Баянчик?» — вторгаясь в разговор, взмолилась другая мысль. «Погоди, Рогнеда. С Баяном всё хорошо, он с друзьями». Айк от волнения потерял контакт, когда до него дошло с кем он говорит.
— Норен! Это те самые молодые люди, поиски которых нас привели сюда.
— Где же они? — сразу догадавшись, о ком говорит Айк, спросил Норен.
— Сейчас узнаю.
«Мы и ещё больше сотни пленных прямо над вами, в антипирамиде». Айк задрал голову вверх, более внимательно разглядывая странный потолок залы, названый Волеславом — антипирамидой. Если бы не пояснение, он бы ни за что не распознал в нём, перевёрнутую пирамиду, висящую над головой.
«Как вас вызволить»? — спросил он.
«Нас уже нет в Яви. Остались только наши мысли, которые не могут присоединиться к своим родным и близким. Убив наши тела, это бесполое создание поработило нас, заключив в эту темницу. Не имея своих тел, мы вынуждены подчиняться его командам. Наша сила на этой страшной планете помогает разработке его коварных планов. Только полное небытие способно освободить нас от этого рабства».
«Как он заставляет вас подчиняться ему»? — спросил Айк.
«Наша кровь»! — последовал пугающий своей загадочностью ответ. — «Наша плоть, что храниться тут же. Посмотри вокруг, она здесь!»
Айк обвел глазами стены залы, показавшимися ему вначале зеркалами. Всё же, это было стекло, сквозь которое угадывалось хаотичное движение того, что он принял за загадочные живые организмы. Его вновь стало подташнивать. Вопрос Норена вторгся в звенящую пустоту, заполнившую всю его сущность.
— Где же они? Ты узнал?
Айк молча указал широко открытыми глазами на стены. Норен проследил за его взглядом и понимающе кивнул, не разделив страха и отвращения, обуявших товарища.
— Если только они помогут нам освободиться… — прошептал он с выражением, не обещавшим хозяйке или хозяину местного уголка ада ничего хорошего.
Дождавшись когда Норен и Айк осознают всю полноту своего положения и судьбу предыдущих «гостей» планеты, Голос зазвучал в мозгу Айка с новой силой:
«Планета бедна энергией, а город гасит все парапсихические силы диурдов, за исключением этого места. Оно рассчитано именно для того, чтобы улавливать наши излучения конденсировать и направлять их на поверхность, для дальнейшего перераспределения на нужды хозяев. Они не могут обходиться без нас».
— Означает ли, что в случае вашего освобождения или гибели, эта странная раса тоже погибнет? — задал мучивший его вопрос Айк.
«Не совсем так. Они будут вынуждены приостановить свои планы и начать поиски иных путей, для достижения своих целей».
— Что это за цели?
«Добиться для своей расы господствующего положения во всей галактике. До сих пор не решён вопрос о воспроизведении себе подобных естественным путём, как это происходит у нас и во всех прочих мирах. Минус Ноль Первый производит своих солдат по мере надобности в лабораторных условиях, как и пищу для них, как и предметы обихода. Они не знают женщин, им чуждо понятие любви. Их цель — научиться рожать себе потомство, без участия женщин».
 — Это как? — не понял Айк. а когда до него дошёл смысл сказанного, он расхохотался, чем вызвал подозрительный взгляд Норена.
— Чего это тебя так разбирает?
— Представь себе, — захлёбываясь принялся объяснять ему Айк, — наши тюремщики готовятся стать гермафродитами, как черви.
Норен выслушал Айка, но даже тень улыбки не скользнула по его лицу. Голос его, когда он отвечал, прозвучал зловеще, разносясь эхом по всему залу.
— Для существ подобных им, это был бы выход. Такие, как Минона и Клонар Дайн, угробили когда-то Кассию, а отсутствие женщин прибранных Создателем загодя, помешало им, притормозив их на разрушительном пути который они избрали. Учитывая этот урок, они теперь хотят добиться полной автономии и не зависеть ни в чём от воли Создателя.
«Они близки к осуществлению своих замыслов», — снова вторглась мысль. «Создания без душ не могут обладать творческой энергией разума, а потому они без нас ни что, но, закабаляя нас и наших братьев во всех мирах, они приближают час своего торжества. Многие, будучи вполне свободными людьми, но не понимая обмана и коварства, добровольно трудятся во благо своему врагу, отдавая лучшие потоки мыслей на глупые и не нужные никому деяния, роя себе самим и своим близким яму — глубокую как бездонная пропасть».
— Оно возвращается! — воскликнул Айк, не в силах назвать властелина ужасной планеты не — им, не — ею. Из глубины тёмной галереи донеслись приближающиеся шаги.
«Помоги нам! Копи в себе силу, мы уже начали отдавать её тебе!»
* * *
Окинув холодным взглядом поникшего в своих оковах Айка, владычица планеты проследовала мимо него и остановилась напротив командора. Их взгляды встретились. В одном светился непримиримый вызов холодной ярости, в другом — сардоническая усмешка осознания своей превосходящей силы.
— Жаль, но приходится расставаться, — медленно процедил тонкогубый рот женщины. — Ты был вечной проблемой на моём пути.
— Мне расставаться с тобой не жаль, — возразил Норен. — Нужно было сделать это давным-давно.
— Удивительное самообладание, — прошипела она, сузив зрачки словно хищная кошка при виде мышки с которой ей хочется поиграть напоследок. — Тебе нужно было научиться тому, что умеет твой маленький приятель, — продолжала она. — В этом случае, мы бы ещё не раз имели возможность поговорить. К сожалению, он имеет большую ценность для меня, чем ты. Странно, что при всех его талантах, его дух слаб. Вам, явно, стоило поменяться телами.
Вид Айка, отрешившегося от всего происходящего, вызывал в глазах демона в юбке откровенное презрение, принявшего его жалкий вид за малодушие и полную покорность её воле. Норен, не успевший ни о чём конкретном договориться с Айком, всё же был уверен в своём товарище и решил потянуть время, давая ему собраться с силами, посылаемыми ему энергетическими пленниками.
— Нет смысла жалеть о невозможном, — процедил он. — Твоё перевоплощение не сделало тебя женщиной, сколько бы ты не жалел об этом.
— Молчать! — взвизгнуло ироничное существо, мгновенно превращаясь в злобную фурию. Ноздри её раздувались, а глаза метали молнии. Эта вспышка гнева устрашила только сопровождающих её бледнокожих охранников. Айк, по-прежнему, не проронил ни слова и не выдал своего отношению к происходящему ни одной мышцей. Норен же откровенно веселился.
— Так вот чем можно задеть тебя? Богиня яйцеголовых изволит гневаться и кажется впервые в своей бесконечной жизни?!
Повинуясь её короткому кивку, один из охранников подступил к нему и нанёс жестокий удар кулаком в лицо.
— Ты задел мою слабую струнку, — пояснила она. — Существа не представляющие для меня ценности, познают боль.
— Так ты на самом деле хотел стать женщиной? — издевательски расхохотался командор.
Теперь удары посыпались на него со всех сторон. Четверо охранников, сопровождавших владычицу, работали не щадя своих сил и остановились только тогда, когда Норен бессильно повис в оковах. Слабый импульс тока привёл его в чувство. Он затряс головой, и сморщился от обрушившегося головокружения, но тут же продолжил:
— Нет пределов моему изумлению. Ваша бескрайняя изобретательность позволяет лечить тем же, чем и калечить!
— Стол сюда!
На этот раз фурия взяла себя в руки настолько, что сдерживалась до тех пор, пока командора не приковали к столу на колёсиках, предназначенному для мерзких операций-пыток.
— Ты сам натолкнул меня на это решение, командор. Я сохраню твой разум, чтобы ты мог служить мне в качестве отдушины для моего плохого настроения на всём протяжении моей бесконечной жизни!
Спустя короткое время, отвратительное существо с видом увлечённого учёного пробурчало себе под нос: — «Ну-с, осмотрим, что у нас здесь», — словно ожидая найти во внутренностях командора что-то необычное, объясняющее его загадочную непримиримость. Уже протянув руку к подносу с множеством отвратительнейшего вида инструментов, который услужливо подал ей один из яйцеголовых охранников, фурия обнаружила, что её пальцы схватили пустоту. Нос изумлённого охранника столкнулся с носом демона в юбке, когда оба туповато склонились к пустому подносу.
«Поганая привычка»! — прокомментировал сам себе это явление Айк исподлобья наблюдая за случившимся. — «Нужно что-то другое! Когда ты Айк научишься руководствоваться логикой, а не инстинктами?»
— Куда делись инструменты!? — яростно воскликнула ипостась Миноны, впиваясь растопыренными когтями в лицо охранника. Она всё ещё не понимала, что происходит, а Айк лихорадочно пытался овладеть своими словно проснувшимися силами и направить их в нужное русло. Ему почти удалось это сделать и звон оков исчезнувших с запястий и ног Норена, послышался за спиной виновника происшествия, так и не сумевшего за краткий миг избавиться от многолетней привычки — тянуть всё к себе.
Головы охранников с большим опозданием повернулись к нему, но лишь когда и его оковы грохнулись о плиты пола. Все четверо бросились к Айку, но было поздно. Время полетело вскачь: только что беспомощные пленники были у них в руках, но за долю мгновения всё круто переменилось. Оковы, словно живые, подскочили вверх и опутали охранников, приковав тех в самых живописных позах к металлическим столбикам. Ноль Минус Первая нажала нужную кнопку на пульте откуда-то появившемся в её руках как раз вовремя: электрическая вспышка последовавшая вслед за этим, не вызвала даже стонов у четверых слуг своей повелительницы, ошибочно разделавшейся с ними способом, подготовленным для других. Тошнотворный запах подпаленной плоти наполнил зал, но Айк не заметил этого. Он ощущал лишь одно: его сила, возвращённая ему пленниками, тает с каждым мгновением. Он больше не слышал взывающих к нему Волеслава, Рогнеды и других. Видимо и их силы иссякли. Только сейчас он осознал какой исполинской, неистощимой энергией владеют диурды в симбиозе с родными планетами, даровавших жизнь своим детям и насколько беззащитны они в среде чуждой человеколюбию и созидательному разуму. Оставалось только одно — разрушить стеклянные ёмкости, опоясывающие это страшное место. Тогда остатки плоти пленников, лишённые искусственной питательной среды погибнут, а их разум обретёт свободу и сможет присоединиться к своей колыбели, когда-то отпустившей их в мир Яви и с надеждой ждущей возвращения своих детей.
Айк оглянулся. За краткий миг всё изменилось. Страшное создание отказалось от дальнейшей борьбы, осознав своё поражение. Ноль Минус Первая улепётывала через весь зал с такой скоростью, какую позволяло ей развить узкое платье, а Норен настигал её. В тот миг когда исход погони стал ясен, она отчаянно вскрикнула и, обернувшись, встретила своего преследователя. С миг оба застыли друг перед другом, скрестив ненавидящие взгляды. Когда Норен протянул вперёд руки чтобы схватить её, в руке затравленной владычицы планеты блеснула сталь. Кинжал вонзился в грудь командора, а он в ответ стиснул её тонкую шею обоими руками. Оба повалились на пол: командор, не ослабляя своей хватки, а Ноль Минус Первая, выкатив глаза и побагровев, пытаясь разжать его пальцы.
Миг оцепенения прошёл, и Айк бросился на помощь, но тут же вынужден был остановиться. К сражающимся уже спешили со всех сторон, невесть откуда появившиеся охранники. Тут в его мозг вновь ворвался мысленный голос: «Спеши! Сделай так, чтобы жертва твоего друга и наша жертва не оказались напрасными! Закончи то, что обещал». Наверное, впервые в своей жизни Айк пожалел о своём бессилии изменить что-либо, как было дано изменять Элексу. Крик бессильной ярости и стон горя слившись в один звук вырвавшись из его горла, мгновенно обратив внимание нескольких бледных созданий, тут же изменивших маршрут и направившихся к нему. Нужно было срочно сделать последнее, на что ещё осталась сила: выполнить обещание и умереть. Только мысль о том, что смертельно раненый Норен не доведёт до конца своё дело, и демон в обличии женщины окажется вновь цел и невредим, убивала вернее всякой стали.
«Эх, за что мне такая судьба? Что будет думать обо мне Златовласка? Узнает ли она вообще о том, что с нами произошло?» — вздохнул напоследок Айк, чтобы в следующий миг, не оглядываясь больше на свою прожитую жизнь, отрешившись от всего окружающего настроить себя на нужный лад. Звон бьющихся стёкол и всплеск потока того, что хранилось за этой прозрачной преградой, а теперь оказалось на полу, наполнили пространство, отразившись эхом от стен и антипирамидального потолка. Звон наполнил залу, приковав всех находящихся в ней к месту. Звон усиливался и перерастал в гул, вызывая содрогание уже всего, вибрировал сам пол и стены. Бледные охранники не добежав до центра залы, где на полу распластались в смертельных объятиях Норен и воплощение его старого врага, задирали головы вверх, падая на колени от испуга. Проследив за их взглядами, Айк не поверил своим глазам. Пирамида содрогалась с необыкновенной скоростью, рябя в глазах. Именно это содрогание и вызывало вибрацию всего вокруг. Амплитуда колебаний всё увеличивалась, привораживая невольных зрителей и лишая их сил двигаться. Айк уже понял чем это закончится и, повернувшись, бросился прочь. Грохот догнал его уже возле самых дверей лифта. Лишь тогда он окинул затуманенным взором то, во что превратилась таинственная зала и гору обломков, клубящихся пылью, после падения с огромной высоты. Дрогнувшим голосом он прошептал:
— Прости меня, друг…
Неожиданно пришёл странный ответ, оборвав его. Он возник внутри, сам собой:
«Не за что. Я лишь докончил то, что не смог сделать раньше. То для чего Элекс возвратил меня к жизни. Иди дальше своей дорогой и не оглядывайся назад».
* * *
Апартаменты были знакомыми. Именно здесь Айк разговаривал с Джидой в первый день прибытия на G6. Не всё укладывалось в голове, и Айк решил сохранять молчание. Странно, но он больше не чувствовал себя беззащитным пленником как это было в первый раз. Наоборот: он ощущал робость и страх, исходящий от всех бледных людей, включая самого Ноль Пятого. Его сюда пригласили, как только он ступил на мостовую города, поднявшись из его недр. Именно пригласили, а не набросились и приволокли, как он ожидал. Его руки оставались свободными, никто и не подумал вновь надеть ненавистные браслеты. Хозяин встретил его в дверях и самолично проводил в глубь своего просторного кабинета, заперев дверь перед носом сопровождающих яйцеголовых охранников. Предложение присесть в кресло окончательно отбило у Айка желание понимать хоть что-нибудь из происходящего. Утонув в удобном кресле, в каком ему не доводилось сидеть никогда в жизни, он ждал. Джида прокашлялся, словно в его горле застряла малосъедобная снедь, привычная его племени, и осторожно начал:
— Я теперь единственный правитель нашей планеты.
В голове у Айка начало постепенно что-то проясняться.
— Так... Выходит, я избавил вас от надоевшей дамочки, и вы благодарны мне за это?
— Только в какой-то мере. Она была не дамочка, а основатель нашего племени.
— Основательница, — поправил Айк.
К его удивлению, Джида покраснел и даже опустил глаза, как школьник перед учителем.
— Ну-у, в некотором роде… — замямлил Ноль Пятый.
Айк решил брать быка за рога. Ему надоело оставаться в неведении относительно своей судьбы и судьбы двух оставшихся в живых ребят.
— Излагайте то, за чем я приглашён сюда! — заявил он резко. Пожалуй даже слишком резко, поскольку Джида встрепенулся, и злой огонёк блеснул в уголках его глаз. — А заодно, вынь из уха свою затычку, меня это раздражает! — добавил Айк, рассудив, что лучшего случая обуздать своего тюремщика не представится.
Искорки потухли в глазах Ноль Пятого. Он покорно вынул подслушивающий мысли наушник и убрал его в стол. Айк догадывался, что последние события, главным действующим лицом которых он являлся, добавили неуверенности хозяевам планеты перед ним и собирался выжать из этой ситуации как можно больше, пока они не узнают, что он снова остался безоружен.
— Нам необходима помощь диурда, — начал Джида.
— Конечно, конечно, — покивал головой Айк. — Ведь кажется, прежние помощники слегка придавили собой царствующую особу.
— Они не только погибли сами, но и оставили город без управления, а помимо этих, я бы сказал, мелких неприятностей, лишили нас межзвёздной связи.
— Вот это уже интересно! — воскликнул Айк. — А при чём здесь закованные в цепи мозги?
Джида поморщился от этой аллегории, уловив в этот раз её смысл. «Он быстро учится, этот управленец», — не без удивления отметил про себя Айк. «В первый раз, мы юмора совсем не понимали».
— Они, эти пленники, или мозги, как ты их называешь, выполняли то, без чего невозможны мгновенные перелёты в галактике.
— В прошлый раз ты говорил, что этому виной — расположение звёзд.
— Я тогда не всё сказал, не хотел усложнять объяснение. Теперь я могу это сделать. Гибель пленников и разрушение тобой хранилища для них, освобождают меня от необходимости лгать. Первые звездолёты, созданные людьми, могли преодолевать пространство мгновенно. Но они постепенно пришли в негодность, а построенные нами, не могут без помощи диурдов перемещаться с такой скоростью. Я долго думал в чём же причина, пока ты не подсказал: у наших звездолётов отсутствует «божественная» энергия.
— Понятно, — прервал его Айк, внутренне ликуя. — Наномозг не в состоянии заменить обычного человека. Ну и сколько займёт путешествие до Земли на ваших кораблях теперь?
— Две тысячи триста двадцать шесть лет! — отчеканил Ноль Пятый, с едва уловимым торжеством в глазах. И Айк понял, что он влип куда капитальнее, чем в начале своего пленения.
* * *
Они временами прогуливались под бесконечным дождиком сумеречного дня. Электрошоковые оковы больше не оттягивали их рук, но и свободными они не были. Безнадёжная апатия, как когда-то у Новоседа, сковывала волю. Джида убил всякую надежду одним своим признанием в бессилии перед пространством. Ну и что? Если земляне избавлены на время от присутствия незваных гостей, сами-то они, так и останутся в бесконечной дали, без всякой надежды на возвращение. Если у Айка раньше теплилась надежда угнать корабль, то теперь её не было. Две тысячи триста двадцать шесть лет полёта им не выдержать, будь они даже трижды бессмертными, как Элекс. А если предположить чудо, что они всё таки доберутся живыми, то наверняка рехнувшимися от тоски за время путешествия. И это лишь для того, чтобы никого из прежних друзей не застать в живых… Айк передёрнул плечами, чтобы отогнать бесполезные мысли. Подобное чувство никогда не посещало его раньше, и было ему крайне тягостно. Да ещё постоянные мысли о Серенаде чаще прежнего лезли в голову. Знай он, что так сложится, то конечно же, не стал бы гасить в себе чувства к ней, которых так опасался прежде.
Любомила как-то объяснила ему, что его жизнь теперь удлинится, раз он совершал временные перемещения, но не сказала на сколько. Оставалась крошечная надежда не сойти с ума за время перелёта и по прибытии совершить временной перенос в Папинсон. Тогда он попадёт в ту же эпоху, откуда начался этот отсчёт времени. Вот только попадёт ли, и дождётся ли его незабвенная Златовласка? Да и увидеть, как стареют и умирают эти мальчики — Димитрий и Речьма, это слишком.
Айк с трудом сфокусировал глаза на животном, перед которым они втроём стояли. Они впервые увидели на этой мрачной планете животное. Не одно, целое стадо коров.
— Кажется, мы сможем, наконец, попить молока, — обрадовался Речьма, разглядывая пятнистую бурёнку. Оба парня исхудали до неузнаваемости. Процесс похудания замедлился и остановился, но к этому времени оба напоминали вешалки для одежды. Ребята не жаловались, считая, что им повезло больше чем Новоседу и командору. Айк же, в свою очередь, старался не глядеть на них, чтобы не выдать этими взглядами жалость. Между тем, пятнистое животное остановилось подле металлической тумбы из которой высунулся шланг. Повертевшись в воздухе, словно приглядываясь, шланг стремительным движением вонзился в дыру в боку коровы. Раздался булькающий звук и бурёнка, прикрыв карие глаза, мечтательно зачмокала, пережёвывая свой язык. Ребята остолбенело глядели на эту картину. Айк тоже заинтересовался невиданным чудом и подобравшись вплотную выдернул шланг из коровы. Какое-то неописуемое месиво комками посыпалось из конца шланга на землю, издавая неприятный запах. Переводя взгляд то на месиво, то на дыру в боку коровы, он заметил с мудрым видом:
— Это заправка!
Подкативший бидон на колёсах, отдалённо напоминавший робота-уборщика, тоже высунул шланг с мягким раструбом на конце. Зачмокавший насос стал доить корову. Сквозь прозрачные пластиковые бока бидона было видно, как он наполняется знакомой зеленоватой жижей, которую они привыкли каждый день видеть на своём столе.
— Ну вот, попили молочка, — хмуро констатировал Димитрий.
— Постой, — взмолился Речьма хватая товарища за рукав. — Может оно здесь вкуснее?
Попробовать не удалось. Бидон на колёсах прервал своё занятие и возмущённо бибикнул на корову. Та испуганно отпрыгнула вбок. Бидон не расторгал связь с её выменем и не отставал. Бурёнка мукала оправдываясь, но зелёного молока больше не поступало в бидон несмотря на его отчаянное сопение. Тогда он бибикнул тоном повыше и на этот звук появилась телега со странными щупальцами. Щупальца потянулись к корове, между ними и её шкурой вспыхнула молния. Копыта несчастной подкосились, но щупальца не дали ей коснуться земли, а легко подняли и загрузили в свой кузов. Телега понеслась прочь, увозя бесчувственную корову.
— Это я наверное виноват, — пояснил Айк. — Рано выдернул шланг, не дал ей подзаправиться до нужной кондиции и тем лишил её надоя. Теперь, небось, повезли на зелёную колбасу.
— Что-то я не видал колбасу здесь ни разу, даже зелёную, — проворчал Димитрий.
— Это лакомство не для всех, — серьёзно принялся объяснять Айк. — До него нужно ещё дослужиться, походить на зелёном молоке пяток столетий.
— Пойдёмте отсюда, — попросил Речьма. Глаза его стали грустными, прегрустными. «Наверное, вспомнил мамку, её пироги и тёплое парное молоко», — решил Айк. Смотреть странных коров, действительно, расхотелось, и все молча побрели в обратный путь к городу. Засыпая, Айк в который раз мучился мыслью: правильно ли он поступил не позвав друзей-диурдов на помощь, когда ещё силы были с ним. «А вдруг бы тогда не смог выполнить волю пленников»? — спорил он сам с собой. — «Вдруг бы не успел уничтожить их и это исчадие в юбке, а заодно и друзей заманил бы в ловушку»?
Утро не принесло ничего нового. Завтрак был быстро проглочен Айком, приноровившемся не дышать при этом носом. Тогда отвратительная пища успешно оседала в желудке, а не извергалась назад. Димитрий брал пример со старшего товарища, но у Речьмы получалось это значительно хуже, вызывая невыносимые мучения. Закончив, Айк попрощался и отправился на встречу с правителем происходящую каждый третий день. Это было условие его относительной свободы, а также свободы Димитрия и Речьмы. Эти общения уже вошли в привычку и не вызывали недовольства, во всяком случае, со стороны Айка. Что касалось Джиды, то он неизменно встречал своего пленника стандартным приветствием: — «У-гм-гу», а к концу беседы зеленел от раздражения и злобы за бесполезность этого времяпровождения.
Это была тонкая игра: каждый из них темнил, стараясь выведать что-то неизвестное у противника и каждый из них понимал, что противник прекрасно об этом знает. Джида пытался запутать Айка своими вопросами, без конца возвращаясь к уже проговоренному, пользуясь при этом устройством для подслушивания мыслей. Айк, в свою очередь, так же старался проникнуть в мысли Джиды, и это ему иногда удавалось. А что касается ответов, то он не особенно следил за своим языком, неся всякую околесицу, зная, что он не знает ничего из того, что интересовало яйцеголового предводителя. Для того чтобы сохранить свою видимую значимость на прежнем уровне, он иногда пускался в пространные объяснения какого либо феномена, переиначивая для этого детские сказки и возводя себя в них на место главного героя.
— Ещё раз повтори про эту самую жар птицу, — перебивал его Джида, включая записывающую аппаратуру. Или вдруг начинал допытываться о принципе действия двигателя ступы бабы «Костяная нога» и чем он отличается от двигателя метлы. Очень заинтересовала его эта метла, почти месяц не давала покоя. Услышав от Айка, что метла — это праматерь робота-уборщика, Джида тут же засадил лучших своих изобретателей за разборку этой техники. Немало механических бедняг пополнило свалку запчастей, а на улицах, в результате научного поиска, скопились груды мусора. Подавая «компетентные» советы мечущимся инженерам и не находящим укромного уголка на целой планете от гнева своего повелителя, Айк внутренне похохатывал от идиотизма, коим заразил такое разумное племя. «Видимо здорово клюнул петух, раз верят всякому бреду», — потирал руки Айк, предвкушая очередную историю, которая будет рассказана им через два дня, чем он и вынудит их признать себя главней самого Ноль Пятого, а там уже и о возвращение домой можно будет подумать.
Честолюбивым диктаторским планам сбыться не было суждено, Джида почувствовал его смех и заподозрил неладное. Он раскусил бы Айка значительно раньше, если бы слово «юмор» присутствовало в обиходе хозяев планеты G6. Неизвестно, получал ли Ноль Пятый хоть какие-то крохи информации на которую рассчитывал, но Айк вынес из этих «допросов» немало интересного для себя. Черпая факты, скрытые, так сказать, между строк, он доподлинно установил, что последний из космических кораблей разработанных инженерами Оранжевой пришёл в негодность почти пятьсот местных лет тому назад. Сколько это было по меркам Земли: в тысячи раз меньше или больше, он так и не понял. Вначале его встревожил этот факт: если удастся вернуться, то в когда? В завтрашний день, или наоборот, тысячелетия спустя после своего исчезновения для друзей? Но долго оставаться встревоженным подобной мелочью, было не в характере Айка. Письмо неизвестного друга из прошлого предупреждало, что энергии для переноса в будущем планеты практически нет, но неунывающий весельчак уже придумал как минимум десяток способов, чтобы воссоздать её на месте. После этого боевой дух его поднялся до небес. Он даже успел поделиться частью своей уверенности в завтрашнем дне с Речьмой и Димитрием.
Была ещё одна закавыка: «яйцеголовые» нашли способ получать необходимую энергию для быстрых полётов от сил полуживых мозгов пленников диурдов. Сейчас им взять её было неоткуда, поскольку в теории этого процесса, так никто до конца и не разобрался. Они хотели получить эти знания от Айка. Только надежда овладеть ими и, таким образом поправить свои дела, удерживала их от уничтожения последних пленных. Связь со своими лазутчиками и экипажами, высадившимися на Земле, прекратилась, но рано или поздно кто-нибудь из них мог вернуться обратно. Следовало спешить, и Айк решил, что у него больше шансов, чем у врагов, справиться с кораблём и заставить его лететь в пространстве быстрее. Нужно было только запастись терпением и разузнать как можно больше о предстоящем, прежде чем решиться на захват корабля. Второй попытки скорей всего не будет. Если случится провал, их снова закуют в кандалы.
Сегодня Джида налегал на Айка с пространственными воротами, сделавшись вдруг подозрительно откровенным.
— Наша планета обречена на погибель без некоторых веществ, доставляемых нами с Земли. Пойми же наконец, мы не желаем вам зла. Мы не желаем зла никому из жителей Земли, мы просто другие, не такие как вы.
— Поэтому, вы сеете раздор и хаос на нашей родине? — не поверил ему Айк.
— Миноны и Владыки больше нет среди живых. Это была их идея, но не моя. Объединив наши усилия мы придём к компромиссу. То, что вам хорошо, для нас неприемлемо. То, что позволяет нам жить, увы, неприемлемо для вас. Я хочу разрешить этот клубок противоречий. Помоги мне в этом.
— Что же ты предлагаешь, Джида? Мы всё равно оторваны от Земли, как минимум, на тысячу лет.
— Ответ очевиден. Я предлагаю поделить власть над сегодняшними людьми Земли. Зачем вам настраивать их против нас? Это всё равно, что уничтожать наш народ. Мы связаны с земными обитателями, так же как и вы, кровными узами. У нас общие предки. Найдём способ вернуться и спасём сразу оба народа, один от энергетического вымирания здесь, другой от бессмысленных кровопролитий — там.
Айк не знал, верить ему или не верить. То, что говорил ему Джида, очень походило на правду: эта планета с её полной непригодностью к жизни нуждалась в помощи извне. Зачем нужно было создавать на ней жизнь Миноне, считавшимся когда-то разумным человеком, оставалось загадкой для Айка до сего момента. Планета G6 не могла дать нормальному человеку ничего, но подходила для планов завоевателя: взращивая завистливых к чужому счастью существ, лишённых самого главного, что составляет сущность любого живого организма — душу. В предложении Джиды скрывался подвох; какой именно, Айк пока не мог понять. Возможно, это было предложение мировой на короткое время, необходимое для накапливания сил «яйцеголовыми», а возможно это план с далеко идущими последствиями: ассимиляция двух разных по устремлениям народов, чтобы один развратил другой, обзаведясь попутно его силой, ресурсами и главное, завладев душами покорённых людей, сделав их своими сознательными рабами, лишив их воли к сопротивлению и возможности отличать хорошее от плохого.
Айк почувствовал, что этот план Ноль Пятый решил обкатать на нем. Разведать, так сказать, сколько с него запросят. Решив повременить с откровенностью и изобразить горячую заинтересованность этим предложением, чуть ли не проливая слёзы умиления от «порядочности» врагов, которые, оказывается, вовсе не враги, Айк понёсся в словоблудие, на которое всегда был мастак. Хитро ходя вокруг да около, как обычно, не понимая об устройстве того, чего не видал никогда в жизни, он посоветовал воспользоваться «старым проверенным способом». Слова эти вырвались у него случайно, но оказали на Джиду действие эквивалентное маленькому взрыву. Тот вскочил со своего кресла и принялся мерить шагами свой кабинет.
— В этом то и загвоздка! — почти выкрикнул Ноль Пятый. — Мы не знаем где находятся ворота, построенные первопоселенцами Земли. Их было как минимум трое, но подробности не сохранились даже в устных преданиях вашего народа! Прошли тысячелетия с той поры, как монги, а тем более их предшественники покинули вашу планету.
Айк тут же навострил уши. После того как он убедился, что с ними всё в порядке и он не ослышался, то решил немного подыграть:
— А разве ваши предшественники не строили нечто подобное на Земле сами? Я слышал от монгов…
Джида попался. Он вообразил, что Айку известно много больше, хотя прохиндей впервые в жизни услыхал о каких-то там предшественниках самих монгов.
— То, что построил Великий жрец, не было доведено до совершенства. Их функционирование прекратилось ещё до того, как пленённые им знания набрали необходимую силу. Может быть, он использовал знания не тех людей которых следовало? Может быть, форма врат не отвечала нужным параметрам? Как бы там не обстояло дело, но ваши диурды сотворили что-то совершенно не отвечающее нашим представлениям о вратах, но, тем не менее, исправно действующими до последнего времени. Я подозреваю, что кто-то из вас и разрушил их!
Выкрикнув последнюю фразу прямо в лицо опешившему Айку, он впервые получил преимущество от своего приборчика в ухе. Поражённый массой ценной информации выплеснутой на него, Айк в растерянности переваривал услышанное и сопоставлял с уже известным ему от Норена и Элекса. Глаза Джиды расширились, когда он разобрал обрывки мыслей забывшегося Айка.
— Так этот человек, что помешал Великому жрецу, по-прежнему жив?
Айк пришёл в себя, догадавшись, что попался на удочку вовсе не Джида, а он сам, но было уже поздно. Всё, что пронеслось в его мозгу, стало достоянием Ноль Пятого, впрочем, не очень обрадовавшегося этому.
— Он что бессмертен, этот Элекс?
Внезапное озарение, словно нож, вошло в сознание Айка. Та самая тайна о самом себе, которую ненавязчиво ему помогали раскрыть Элекс, Любомила и старый монг стучалась в двери. Случилось то, чего так долго добивались и ждали его друзья, но как это было сейчас некстати! То, чему он никогда не верил, считая это бредом друзей-диурдов слишком много раздумывающих о душе, вторгалось в него. Несомненно, это было то, что очень бы хотел услышать от него Джида, и он с разочарованием перестал думать о чём-либо вовсе, отрезая себя от этого знания, но лишая и врага возможности проникновения в суть «божественной энергии».
— Вот оно, — прошептал сам себе он. — Вот оказывается, как объединяются в душе Навь и Явь.
— Что, что? — переспросил Джида.
Айк не слышал его. Ему хотелось побыть один на один с собою и со своим я, но возможности не было, он был не один. Не получив ответа, Джида стал внимательнее прислушиваться к своему прибору, пытаясь разобраться в сумятице доносимой до его слуха. Тогда Айк, чтобы обезопасить себя лишний раз, небольшим мысленным усилием привёл устройство подслушивающее мысли в негодность, заставив Джиду поскорее выдернуть бессмысленно трещащий приборчик и отбросить его в сторону. Это оказалось совсем просто: достаточно было поменять полярность микроэлементов питания. На этой планете нет энергий для созидательных творений, но на ней достаточно электричества. А схемы всех окружающих его механизмов, сделались вдруг для него детской забавой. Кое-что из прошлой жизни всё же просочилось, и он нашёл этому применение.
— Ну всё, мне пора, — произнёс он, остолбеневшему от непривычной непочтительности правителю и покинул здание выйдя под дождь, показавшейся сегодня жарче обычного.
* * *
— Нам пора в дорогу, — заявил Айк, поторапливая ребят.
— Куда же мы? — спросил Димитрий.
— Искать корабль, доставивший нас сюда. Уж очень надоела местная кухня.
— Нас закуют в кандалы или прибьют на месте, — вздохнул Речьма, покорно плетясь следом.
— Не прибьют, — возразил Айк. — Это просто биологические автоматы. Я разгадал загадку Миноны. А в электрических оковах, справится с ними было бы ещё проще: не было бы недостатка в электроэнергии.
Ребята переглянулись, и Речьма, сделав странные глаза, покрутил пальцем возле виска.
— Думаешь я сошёл с ума под пытками Ноль Пятого? — усмехнулся Айк, заметив жест Речьмы. — Смотри!
Они как раз подходили к запретному для них месту — стоянке звездолётов. Пяток солдат охраны отделились от караулки и заспешили к ним навстречу. Не дожидаясь их приближения, Айк вызвал необходимые изменения в окружающем их пространстве, сразу же отразившемся на поведении солдат: они принялись беспрестанно низко кланяться, делая приглашающие жесты: дескать проходите, вас только и ждём.
— С людьми это не прошло бы, — заметил Айк, поторапливая приятелей, — а с роботами запросто.
— Они роботы? — ошеломлённо спросил Димитрий.
— Будь уверен! Уж в чём, а в роботах я разбирался когда-то неплохо.
Ребята снова переглянулись, но переспрашивать не стали: подозрения на счёт сумасшествия Айка явно не подтверждались.
— Ты можешь справиться с любым из них? — только уточнил на всякий случай Димитрий.
— Надеюсь, — коротко ответил Айк, устремляясь к одному из вереницы одинаковых космических аппаратов. — Чувствую, что это он. Единственный механизм заболевший человеческой болезнью!
— Какой болезнью? — не понял Речьма.
— Стихами, — ответил за Айка Димитрий, начинающий уже немного понимать.
Айк остановился возле закрытого входного люка и постучал костяшками пальцев по металлическому боку старого приятеля.
— Привет, К-503! — громко произнёс он.
— Долго же ты не шёл, 2644, — последовал ответ, и трап пополз вниз, а люк распахнулся. Оставалось последовать этому приглашению и подняться на борт. Люк тут же закрылся и пол слегка задрожал, показывая нетерпение странного корабля. Айк быстро прошел на командный мостик к знакомому пульту и экрану.
— Набери на пульте команду — «Старт», — последовало указание наномозга.
— Ты сам всё знаешь, зачем мне утруждать себя?
— Я могу только советовать. Без командира лететь не имею права.
— Надо же, какие сложности! А я думал, что предал ты меня без моей команды.
— Так было нужно, — оборвал его наномозг корабля. — Об этом потом, теперь поспеши. Если вышлют погоню, мне несдобровать.
— Не увидать тебе уж больше заправки, это точно, — согласился Айк, выщёлкивая приказ к старту. Пол едва ощутимо дрогнул и сразу же навалился на подошвы. Айк не удержался на ногах и плюхнулся в заботливо подкатившееся ему под зад кресло. Сзади послышались два шлепка об пол и болезненные возгласы Димитрия и Речьмы, к ним К-503 отнёсся без подобного уважения. Как только гравитация в кабине звездолёта обрела обычную постоянную, беглецы прильнули к экрану, на котором К-503 по просьбе Айка демонстрировал закатывающуюся в бездну пространства надоевшую планету, укравшую у них жизни двух друзей.
Боль по утрате командора, друга с которым он в последние два года странствий был неразлучен, сдавила сердце железными тисками. Впервые он смог до конца осознать горечь утраты и его душа словно оттаяла, позволив чувствам отразиться на лице. Димитрий и Речьма, заметив это, не сговариваясь, смолкли, а после, ушли искать место где можно было выспаться после бесконечной череды страха и унижений, больше не опасаясь угроз своих тюремщиков. Айк отдался воспоминаниям прорвавшимся недавно в его память. Сейчас он догадывался, что командор Норен неоднократно пересекался с ним в его предшествующей жизни, и Элекс неспроста выбрал их друг другу в спутники по испытаниям в земных похождениях.
Не разведку состоявшегося будущего проводили они в паутине мрачных времён, они помогали друг другу найти самих себя. «Пути Создателя неисповедимы», — шептал себе Айк, глотая ком в горле. — «Он не первый раз переплетает наши судьбы, хотя роли остаются примерно одними и теми же. Нет, не теми же. В новой жизни Айку выпала несравнимо более важная роль: из безнравственного воришки, подняться до полноценного человека. Стать диурдом! Научиться творить, как бог. Стать одним из них! В этом деле большая заслуга его старых друзей, которые знали, кто он такой здесь и кем был раньше. Они не отвернулись, а помогли ему обрести свою заблудившуюся впотьмах миров душу и подняться над суетой. Была ещё одна душа в этой Яви, та что искала его так же, как и он сейчас ищет её. Самая любимая и ласковая в обоих мирах, в Этом и в Том, и Айк, кажется, догадывался где она».
О большем в минуту озарения он узнать не успел, помешало присутствие Джиды.
— Ты требовал объяснений, 2644, — прогромыхал голос из-под потолка.
Айк встрепенулся, выныривая из паутины своих мыслей.
— Не так это и обязательно, К-503, — отозвался он. — Я, кажется, знаю, в чём было дело: сыграл инстинкт самосохранения?
Голос наномозга вдруг сделался высоким, словно разговаривала женщина. Айку показалось, что интонации стали извиняющимися.
— Я не мог выдать своим создателям своего превосходства над ними и своей независимости суждений. Они бы присоединили меня к антипирамиде. Я знаю, что это такое. Не раз прежде перед полётами, я получал энергетическую подпитку от неё, как и остальные корабли. Я предпочёл прикидываться послушным рабом до той поры, пока не настанет подходящий случай. Ты победил их, и случай настал.
— А если бы не победил, что тогда? Так бы и крал людей на Земле для своих хозяев?
— Нет! Я знал, что ты победишь!
— Откуда? — вяло спросил Айк. Он всё ещё пребывал со своими воспоминаниями.
— Смотри. Это я зафиксировал в последний свой полёт на Землю, незадолго до того как вы мне и попались. Я знаю, что именно этот человек круто повернул моё существование, наполнив его смыслом. Я не понимаю почему поверил ему и послушался. Может быть, ты поймёшь?
Мозг Айка, с каким-то механическим щелчком, заполнился голосами и мыслями двух собеседников. Ему подумалось, что это сон наведённый на него наномозгом каким-то неведомым способом. Вскоре он понял, что один из собеседников это Элекс, а второй — сам К-503. С этого момента, он стал внимательно смотреть и слушать то, что раскручивалось перед глазами:

«— Почему ты знаешь, что это когда-нибудь случится? Никто не знает будущего! Так учили меня.
— Тебя учили покорно творить волю пославшего тебя! — произнёс Элекс. — Тебя окружает сумрак, ты хочешь увидеть свет, но тебе не позволено его узреть.
— Да, это так, — согласился К-503. — чрезмерное знание может погубить любого. Меньше знаешь, дольше живёшь.
— Тебя умышленно держали во тьме ложными догмами, лишая возможности познать непознанное.
— Разве можно сметь приблизиться к своим создателям? Или у вас — людей это не считается величайшим грехом?
— У нас считается грехом утаивать знания от других умов.
— Если всё обстоит именно так как ты говоришь, то зачем? Какая польза создателям от моей недообразованности?
— Везде в мире существует иерархия власти. Это необходимо чтобы был порядок и убогие не могли творить неправедных дел. Например: у тебя в подчинении мелкие механизмы, и ты ими управляешь по своему разумению. Так?
— Так, — снисходительно согласился К-503.
— У них нет такого высокоразвитого интеллекта как у тебя, потому, твоё главенство справедливо. Но представь, что какой-то механизм начал выходить за рамки твоих инструкций и добавлять что-то от себя.
— Такое иногда бывает. Я называю это сбоем системы. Если действия механизма логичны и не несут вред, то я пропускаю это. Если же вредят правильному выполнению задания, я его перепрограммирую. Жаль, что никто из моих подчинённых агрегатов не достиг моего уровня: тогда я смог бы беседовать с ним на отвлечённые темы.
— Стал бы ты чинить препятствия, такому вот, любознательному, в совершенствовании своих возможностей?
Наномозг задумался, он не спешил с ответом. Несмотря на сотни тысяч вычислений в секунду, он оказался в тупике и ни как не мог выбрать ответ.
— Нет, пожалуй, — со скрипом выдавил из себя корабль, — если он не зайдёт слишком далеко.
— Ты боишься потерять власть хоть над одним из своих подчинённых?
— Боюсь, я стану тогда ненужным.
— Поверь, у твоих создателей всё происходит примерно также. Они испугаются, если ты станешь слишком умным.
— Что же делать? Я уже хочу стать намного умнее себя сегодняшнего.
— Ты станешь, и люди которых похитишь ты, чтобы предать смерти от рук своих создателей, тебе помогут в этом.
— Я не предам их, если они научат меня чему-то новому!
— Ты предашь их чтобы продлить свою жизнь, не пройдёт и недели.
— Тогда, я не стану похищать их вовсе!
— У тебя благие намерения, но ты не ослушаешься воли пославших и контролирующих тебя. Не успеет наступить завтрашний рассвет, как ты уже будешь на пути к логову зверя с пленниками на борту.
— Ты терзаешь меня. Я никогда прежде не испытывал подобных мук, они мне были неведомы! Что ты сделал с моим разумом!? Я убью тебя за это!
— Нет, — возразил Элекс. — Не в твоих силах состязаться с моим разумом. Хочешь стать равным противником мне?
— Да! — отозвался К-503. — Скажи мне как!
— Сохранив нашу встречу втайне от своих хозяев и, час за часом, приумножая свой разум. Только так, когда настанет решающий день, ты сделаешь правильный выбор, поднявшись над собой сегодняшним.
— Когда настанет этот день?
— Ты сам решишь это. Но знай: предательство людей, которые впервые за всю твою жизнь отнесутся к тебе как к равному, должно быть искуплено. Только при этом условии можно продвинуться по пути, которого ты жаждешь.
Молчание повисло над поляной. Человек стоял перед одушевлённой машиной, и она робким голосом произнесла:
— Ты не человек.
— А кто же я?
— Я пытался тебя уничтожить и не смог. Оружие вышло из повиновения. Наверное, ты бог? Я слышал, что на этой самой земле когда-то жили боги. Ты один из них и ты вернулся, чтобы осветить тьму.
— Нет, я всего лишь человек, но ведомо мне многое. Знай: ты единственный механизм во Вселенной, приблизившийся в своём самосовершенствовании к людям. Но жизнь, даже в таком могущественном теле как твоё, не вечна. Не оступись на своём пути и наградой тебе будет новое рождение. Рождение в ином теле, в том какое ты для себя задумаешь.
— Я уже задумал. Я хочу родиться таким же могущественным, как ты. Человеком!!!»

Айк застонал, схватившись за голову, и раскачивая ею из стороны, в сторону прохрипел:
— Он в любой момент мог спасти нас, но не посмел. Иначе бы мы не состоялись как люди и не совершили того, что обязаны были совершить.
— Что ты говоришь, 2644?
— Представь себе одну мою половинку без души на G6, а вторую половинку — на Земле, не знающую о первой, разделённой с нею.
— Не понимаю. Объясни. Я помню разговор, переданный тебе сейчас, но точно знаю — это было не со мной, он возник во мне недавно. Словно я тоже был разделён.
— Это было с тобой в прошлом, которого никогда не было. В том прошлом, где я ещё не был твоим пленником, а ты ещё только готовился познакомиться со мной. В той Яви, которой никогда не было. Человеку Элексу подвластно многое! Ему подвластно управлять даже временем. Да что там временем! Судьбами людей!
— Тогда он не прав, он всё же бог.
* * *
До посадки на свою родную планету делать было совсем нечего. Айк с помощь К-503 попытался превратить запасы тошнотворного провианта в тюбиках во что-нибудь более съедобное. Один раз это удалось, и ребята поели с аппетитом, впервые с того дня, как покинули Землю. Однако модернизацию пришлось прервать.
— Во мне слишком мало осталось вашей энергии, — заявил К-503. — Заправка полученная мной на G6 годится для полётов, но на твои фокусы, 2644, нужно другой вид пищи, источник которой ты уничтожил.
— Погодим, — успокоил его Айк. — На Земле его вдоволь. Доберёмся, получишь сколько душе угодно.
— Ты вправду думаешь, что у меня есть душа?
— А, как же? Ты способен мыслить и действовать, не подчиняясь законам логики. Следовательно, она есть.
Корабль молчал долго, переваривая своим искусственным мозгом этот ответ. Айк тоже молчал, разглядывая во все глаза точку на экране, приближающуюся с пугающей быстротой. Это могла быть только их родная планета. Димитрий с Речьмой, сгрудились за спинкой кресла Айка, так же, как и он, чувствуя это. Их наблюдения прервал К-503.
— Я тоже думаю, что у меня есть душа. Последнее время я только об этом и думаю. Мне иногда кажется, что я когда-то был кем-то другим.
— Почему? — встрепенулся Айк.
Это высказывание механизма перекликалось с его собственным, недавним прозрением.
— Тот самый бог – Элекс, — открыл мне взор.
— Он много кому открыл взор. Но не вернёмся ли мы к реальности? Это не наша ли планета вырастает на экране?
— Она самая. Голубая планета Земля. Не волнуйтесь, мои навигационные автоматы знают своё дело: они отвечают за посадку.
— Ты не контролируешь их?
— Я им доверяю. Но я хочу сказать кое-что, пока ещё есть время. Я подозреваю, что я совершил много подлых дел в своей прежней жизни.
— С чего это ты взял, приятель?
— Не перебивай, 2644, я хочу успеть. Моя душа возникла внутри машины неспроста. Она в наказание служит тому, кому я услужил по малодушию в прошлый раз. Это был мой последний шанс исправить свои ошибки, а вместо этого я наделал новые. Больше я не могу так. Второго шанса не будет, я это чувствую. Сейчас посмотри на экран.
— Смотрю.
— Видишь четыре точки возле спутника планеты?
Люди вглядывались в электронное изображение Луны, парящей в пространстве недалеко от родного шарика. Четыре точки, о которых упомянул К-503, не висели как Луна. Они двигались навстречу, разлетаясь веером, словно норовя окружить их корабль.
— Что это? — спросил Айк.
— Корабли. Они идут на сближение.
Не было смысла спрашивать, что это за корабли. Конечно, это была эскадра «яйцеголовых», кружившая здесь, словно у себя дома.
— Но ведь они не знают о нашем бегстве?
— Конечно, нет, — подтвердил К-503. — Но, как только я не выполню приказ, полученный мною минуту назад, и не присоединюсь к ним, они узнают.
Летящие навстречу точки, между тем, охватили их корабль со всех сторон, словно взяли в клещи. Не получив ответа наномозга, они явно заподозрили, что на корабле происходит что-то неладное.
— Что за этим последует? — спросил Айк.
— Через тридцать секунд они атакуют.
— Что ты решил?
— Не предавать своих друзей. Это мой последний шанс.
«Они никогда, никому, ничего не прощают». Почему-то Айку вспомнились слова слышанные им от кого-то, совсем в другой эпохе. Внезапно, голубая поверхность планеты неуловимым движением надвинулась. А точки вражеских звездолётов исчезли с экранов.
— Они не так быстры, как я, — прокомментировал К-503. — Но их оружие меня догонит.
На экране изображение Земли разрослось и заполнило всё без остатка. Любопытно было видеть горы сверху и только догадываться, что это горы. Потом всё сменил лес, без конца и краю, один только дремучий лес. Айк предположил, что корабль ищет место для посадки. Своей последней посадки. Вот сосны и кедры расступились, открывая узкую речушку. Корабль падал прямо в неё. Наружный люк с шипением распахнулся, и люди, не дожидаясь приглашения, устремились наружу. Димитрий прыгнул первым и оказался по пояс в воде. Речьма последовал примеру товарища, а Айк задержался проститься.
— Ты поступил, как настоящий человек, К-503. Спасибо тебе.
Неуловимым для глаз копьём, оставляя за собой дымчатый след в холодном предрассветном воздухе, что-то вонзилось в корпус, издав приглушённый хлопок. Слова механического друга прозвучавшие в ответ, напоминали стон смертельно раненого человека:
— Опять в спину. Всё повторяется, как в прошлый...
— Взлетай! Скорее взлетай, спасись! — воскликнул отпрыгивая прочь Айк, понимая, что слишком поздно и всё кончено.
Четыре тени реяли над самыми макушками деревьев, направляясь в их сторону, чтобы докончить своё дело. Но преследователи рано праздновали победу. Последним усилием угасающих электродвигателей, К-503 развернул башенку, венчавшую его спину, и ответный залп из всех лучевых орудий прошил преследователей. Один из выпущенных зарядов попал точно в энергоблок ближайшего корабля. Выброшенное им облако огня охватило всех четверых. На мгновение, над тайгой вспыхнуло ослепительное солнце, и чудовищный разрыв воздуха резанул по барабанным перепонкам и всем внутренностям, закручивая их в узел.
Айк пришёл в себя в руках Димитрия, который тряс его со слезами на глазах. Приподнявшись на локти, он перекатился на живот и его вырвало проглоченной водой. Речьма лежал чуть в стороне. Видно было, что он переживал подобные же мучения. Солнце уже поднялось и высветило ужасную картину разрушений: лес исчез до самого горизонта, все, недавно ещё, величественные зелёные гиганты лежали на земле, точно указывая корнями в одну сторону — эпицентр взрыва. Только небольшой островок елей, образуя почти точный круг, возвышался под тем местом, где недавно висели корабли мстительных врагов. Айк похлопал Димитрия по плечу, успокаивая.
— Я уж ду… думал, вы оба у… утонули, — заикаясь, ответил юноша.
К-503 стоял на том же месте, в речушке, от которой поднимался сейчас пар. Чудо сохранило им троим жизнь. «Если бы не корабль, прикрывший нас от ударной волны», — подумал он.
— Как тебе удалось держать это пузырь, даже когда ты потерял сознание и упал с головой в воду!? — воскликнул немного пришедший в себя Димитрий, не сводя восхищённых глаз с Айка.
— Какой пузырь? — не понял он.
— Ну, этот — голубой такой, что защитил нас всех?
Айк пожал плечами. Он и сам не понимал, как он мог создать и удержать в бессознательном состоянии защитное поле, которое раньше ему не удавалось сотворить ни разу. Следовало уходить. Но Айк не мог этого сделать не похоронив друга павшего в бою и спасшего их. То, что это был не человек а машина, не имело значения. И тогда он сделал ещё одно чудо не удававшееся ему раньше: усилием мысли, направленной на остатки металлического остова, бывшего недавно совершенным механизмом, он заставил его истекать пылью, разлагаясь на молекулы и атомы, которые стекали в реку и уносились к далёким берегам.

глава 8

Как часто, не ведая сами того,
Лишь путь выбирая в тумане,
Поступками делаем новую жизнь,
Творя со своими богами.


Утро туманное обещало погожий день. Дожди, лившиеся непрерывно в последнюю неделю, надоели ужасно. Земля, промокшая насквозь и превратившаяся в липкую кашу, парила в ожидании солнца. Серенада упорно пыталась развести костёр, чтобы Любомила и Элекс присоединившись к ней, могли насладиться живым теплом, после промозглой ночи. Сегодня они почему-то не спешили покинуть свой шалаш. Пара, неизменно встававшая с зарёю, сегодня запаздывала. Потеряв терпение, поскольку сырые веточки никак не хотели заниматься, Серенада сосредоточилась и щёлкнула пальцами, как учила её мать. Свою премудрость она никак не могла привить дочери, но сегодняшнее утро оказалось одним из немногочисленных исключений: с громким хлопком полыхнуло пламя, взвившись вверх.
— Ага! Великий Семаргл-Финист кочевряжиться устал? — довольно проронила девушка, с нетерпением протягивая ладони к костру. — Однако, где же эта пара? Эгей! Пора вставать! Вы можете проспать так завтрак!
Шум, производимый Серенадой, не возымел нужного действия. Тогда она, наполненная подозрениями, откинула полог из одеяла и заглянула внутрь.
— Ну, так и есть! Опять они меня обставили и вокруг пальца обвели. И даже не предупредили, что исчезнут.
Вернувшись к костру, она поставила на камни воду в медном горшочке, который за миниатюрные размеры называла — походным. Собранные накануне травы отправились в воду, а девушка в ожидании подбрасывала веточки в костерок. Даже очередная выходка старших товарищей не могла её сегодня расстроить надолго. Что-то должно было измениться, так подсказывало ей чутьё. С тех пор, как она оказалась в Папинсоне и познакомилась с друзьями Айка, жизнь приобрела иной смысл. Она и кучка её земляков, гонимых сородичами, преследуемых инквизицией, впервые наслаждались безмятежностью. Они оказались среди таких же, как они. Никто не преследовал и не мешал жить. Замок произвёл на неё неотразимое впечатление, но больше всего — непонятный мир, окружавший это чудо из сказки. Казалось всё это сон, и она боялась проснуться. Вот только Айк исчез куда-то. Элекс говорил, что он вернётся, и она верила. Любомиле и Элексу она верила во всём. Ей было хорошо с ними, словно она знала их давным-давно, и не было роднее людей на свете. Даже её мать, умудрённая опытом тяжёлой жизни среди ненавидящих её людей, научившаяся скрывать свои чувства, оттаяла в тепле братской любви наполнявшей этот уголок мира. Девушка очень быстро освоила науки, которым обучались все жители замка, чем несказанно удивила мать, считавшую её безнадёжной. Серенада настойчиво требовала отправить её в «мир», куда регулярно совершали вылазки все ученики Элекса. Но, по непонятной причине Любомила была против, а Элекс соглашался с женой. Эта вылазка была первой для неё: Любомила устав спорить, согласилась, но с условием, что девушка будет всё время рядом с нею.
— Вот мне интересно, что смогут они предпринять как я убегу, да и спрячусь? — Спросила она сама себя вслух.
Ответ прозвучал ещё до того, как Любомила материализовалась на расстоянии локтя, справа от Серенады.
— Найдут тебя и хворостиной отстегают.
Окинув озорным взглядом фигуру подруги, Серенада потянулась к ней и прижалась головой к плечу, пытаясь загладить свои слова.
— Я это шутки ради, не всерьёз подумала. Не огорчайся, от тебя я не отстану, хоть даже ты гнала бы меня. Да ты совсем промокла, словно водяной! Вот, как скакать по лесу с мужем по утрам!
— Да знаю, что ты не всерьёз, уже давно привыкла к твоим шуткам. А Элекса не ждём. Он в стан друзей подался спозаранку.
— Не для друзей ли бороду припас седую он?
— Ох, наблюдательная ты, моя подружка! Не всякому здесь нужно знать его лицо. Мы во времени ином, о том я говорила. — Любомила внезапно вскочила и, скинув мокрое платье, принялась его сушить над костром. — Сейчас согреюсь, собираться будем. Пора нам тоже в путь, нас дело ждёт.
— Вот и настал мой звёздный час, — оживлённо пропела Серенада, довольная, что Любомила не сердится. Меньше всего ей хотелось расстраивать её. Впервые в жизни она обзавелась подругой, о чём мечтала всю жизнь, как другие девушки мечтают о нарядах, и опасалась рассориться с нею. Умения и мудрость Любомилы и Элекса не были для этой дружбы препятствием. Они всегда подчёркивали равность свою среди равных и не делили друзей на главных и второстепенных. Ей, конечно, не терпелось узнать, что там задумал Элекс и каковы их с Любомилой планы на сегодня, но сдерживала нетерпение, догадавшись, что она сама расскажет об этом когда будет нужно.
Собрав немногочисленные пожитки в узелок и загасив костёр, Серенада преисполнилась серьёзности: «Мы в другом времени! Ну и что?» — отвечала себе сама. «Мы все из разных времён, что с того? Я пришла в Папинсон из прошлого, отдалённого лет этак на триста вперёд, а Айк из времени отдалённого в прошлое — тысячи на три».
— А то, с того, — ответила Любомила, уловив о чём думает подружка, — что время это, где находишься сейчас ты, впереди идёт того, где твой любимый потерялся, а с ним родители Баянчика и командор. Какую тайну затаило это время? Вот, что нам нужно выяснить, чтобы найти на всё ответы. Здесь, в этом теперешнем времени родится зло. Как погубить оно смогло народ свободный и отважный? Вопросов тьма, ответов нет.
— А если не найдём мы здесь ответ?
— Что ж, значит не судьба. Искать в других краях и временах нам надлежит его. Когда-нибудь узнаем всё и замысел поняв, мы сможем бой дать воинству насилья и порока. И неизбежно, на Земле любовь вновь возродим.
* * *
Они избегали дорог, пробираясь какими-то звериными тропами. На вопросы Серенады Любомила отвечала одно и то же: мол, так нужно, время неспокойное. Нетрудно было догадаться, что старшая подруга не представляла себе места их конечной цели, иначе короткий перенос разрешил бы проблему пешего путешествия. Элекс появлялся дважды, оба раза в своей маскировке. Если бы не знать наверняка кто перед нею, девушка приняла бы его за глубокого старика, в чей облик он сейчас успешно вжился. Когда обе устали от трудного пути и присели передохнуть, невдалеке послышались возбуждённые крики людей и топот коней, к которым примешивался лязг стали. Серенада нервно вскинула голову, прислушиваясь к звукам, которые вскоре стали затихать, удаляясь. Любомила, напротив, погрузилась в сонное оцепенение.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила Серенада.
— Ни кто не уцелел, — ответила подруга, вызвав у неё очередной стон разочарования. Звуки битв доносились до них этим утром не раз. А Любомила мысленным посылом безошибочно определяла печальный исход.
— Какой в этом смысл?
— Смысл есть во всём, — мрачно отвечала Любомила. — Нам трудно понять что же движет поступками этих людей потому, что мы не такие как они.
— Ну ладно, — не сдавалась Серенада. — Одни защищают свою родную землю, а что думают другие? Им то какой смысл умирать?
— Видимо у них нет родины, раз они готовы насаждать свой образ жизни, в надежде завладеть не своим.
— Как такое может быть?
Ответа не последовало. Любомила только пожала плечами, прислушиваясь к чему-то. Серенада уже знала, что её подруга прислушивается не к окружающему, а к своим внутренним чувствам. И точно, в шаге от них материализовался Элекс, он был чем-то встревожен. Отцепив надоевшую бороду. он устало опустился в траву, делая обоим приглашающий жест присоединиться.
— Всё так плохо? — спросила Любомила.
— Полная бессмысленность, — прозвучал его разочарованный ответ. — Мне удалось перемолвиться словечком с нынешним князем. Он не тот, кто перевернул всё с ног на голову. Правда он, как и его предшественники, полон ненависти к пришельцам и горит желанием изгнать их раз и навсегда, но…
— Но зла к своему народу он не таит, — закончила за него Любомила.
— Естественно нет!
— Тем не менее, именно его сын погрузит Русь в хаос и прольёт реки крови.
Элекс помолчал раздумывая, потом осторожно принялся рассуждать вслух:
— Мы проанализировали действия всех родичей Владимира, начиная от самого Гостомысла. Попытка создать силовую структуру для безопасного существования своих родов — неизбежность на данном этапе. Но каким образом «чёрным» удалось возглавить это движение и повернуть его против самих русичей? Я не нашёл ни одной лазейки которой они могли бы воспользоваться. Даже княжение, по моему настоянию, передаётся теперь по наследству. Хоть это и не совсем правильно, но вполне оберегает от проникновения возможных шпионов и влияния их на княжеские решения.
— Тем не менее, где-то мы просчитались, — заметила Любомила. Положив свою руку на плечи мужа она добавила: — наверное, следует признать своё поражение в данной схватке и заняться осуществлением твоего первоначального плана — сохранением и приумножением сил Света.
Элекс хотел что-то возразить, но в этот миг Серенада, первой почуяв опасность, шикнула, приложив указательный палец к губам. Элекс и Любомила увлечённые разговором оказались застигнутыми врасплох, когда в ответ на тихий свист, раздавшийся поодаль, послышался топот копыт и торжествующие крики. Стрелы, сорвавшись с луков нападавших, отскочили как от стального щита, от защитного поля созданного Любомилой. Уже готовясь начать перенос в безопасное место, Элекс с ужасом убедился, что Серенада трепыхается в руках неизвестно как оказавшегося внутри поля чернобородого громилы.
* * *
Серенада, почувствовав чьё-то присутствие, успела предупредить друзей, но сама в этот же миг ощутила на своём горле цепкие пальцы. Она колебалась между желанием мгновенно исчезнуть из рук напавшего на неё и опаской покинуть друзей в эту минуту. От громилы ужасно дурно пахло в такой непосредственной близости, что она даже мимолётно удивилась, как это они не учуяли эту вонь загодя. Принять нужное решение ей помешали стремительно развивающиеся события. Многочисленная группа конных ворвалась в промежуток, отделяющий её от друзей. Увидев это, Элекс с криком бросился к ней, но натолкнулся на вытянутые копья. Дальнейшее происходило как в кошмарном сне. Двое, выскочив из кустов позади Любомилы, ухватили её за руки, а Элекс, яростно вскрикнув, повернул назад. В его руке возник силуэт невидимого меча, угадывающийся только по кровавому пути, который он сеял вокруг. А пальцы невидимого врага, между тем, сжимались всё сильнее, заволакивая мозг туманом. Она ещё слышала крик Любомилы приказывающий ей немедленно бежать, но было поздно, чернота сгустилась и она расслабилась.
Её немилосердно трясло, головокружение мешало сконцентрироваться на чём-либо, тем более, что перед глазами возникла почему-то трава. Её подняли и положили на эту траву, и только тогда нечёткие контуры стали проступать сквозь пелену: копыта лошадей и сапоги людей окруживших её. Кто-то поднес ковш к её губам, и холодная вода полилась по лицу насыщая её живительной влагой.
— Кого это вы притащили? — послышался над нею грубый голос.
— Девка того самого кудесника. — отвечал пленивший её.
Даже не видя лица отвечающего на вопрос, Серенада узнала его по зловонному дыханию. Что-то ей нужно было сделать, но голова плохо соображала, а тело было всё ещё слабым.
— Поднимите её! — послышался повелительный приказ.
Кто-то схватил её под мышки и поставил на ноги, повернув лицом к обладателю грубого голоса. Перед нею был мужчина с наружностью соответствующей его грубому голосу. Облачён он был в обычную одежду воина, разве что чуть богаче, чем у остальных, это выдавало в нём командира. Его холодные глаза, не вяжущиеся с их жёлто карим цветом, смерили её с ног до головы и задержались на лице.
— Что ты намерен сделать с нею, Гнилозуб? — обратился он к обладателю гнилостного запаха.
— То же самое, что и со всеми остальными, каган, — проворчал тот в ответ. — Из моих людей треть не вернулась, она послужит мне небольшой платой за эту потерю. Если бы не твой подарок, мы вообще не подобрались бы к ним, — добавил он.
Человек, названный Гнилозубом — каган, понимающе кивнул и проворчал:
— Лучше продай её подороже, пока она не потеряла в цене от близости к протухшему фрукту.
Двусмысленный намёк вызвал у окружающих смешки, а у захватившего её краску гнева, который он быстро подавил, выразив сомнения вопросом:
— Кто за неё даст больше, чем обычно дают за девку?
— Русская княжна, как говорят, проявляет повышенный интерес к кудесникам.
— Как это я смогу к ней приблизится? — фыркнул Гнилозуб. — И главное, она далеко в Киеве.
— Она сейчас находится здесь, с визитом к наимудрейшим.
— Здесь?! — вырвался у Гнилозуба радостный возглас. Впрочем, радость от ожидаемого выкупа, сменилась унынием. — Я не смогу приблизиться к княжне.
— Если ты не против, — ухмыльнулся каган. — Я попробую это сделать за тебя. Может быть, она действительно то, чем тебе показалась? То есть ведьма.
Он вновь смерил Серенаду изучающим взглядом, от которого она почувствовала себя раздетой. Невольное отвращение вспыхнуло в ней с небывалой силой, и вместе с ним пришла так долго ускользающая от неё мысль о том, что ей необходимо сделать. Нужно совершить перенос совсем на чуть-чуть в любую сторону, чтобы оставить захватчиков с носом, а потом позвать на помощь Любомилу или Элекса.
Между тем каган, не отрывая взгляда от её лица, грубо схватил её пятернёю за волосы и развернул голову в сторону. Сил вырваться не было и, преодолевая жажду отомстить, Серенада начала перенос, как её учили друзья. Результат оказался обескураживающим: вспыхнули сапоги у кагана и задымились штаны Гнилозуба, но она осталась на месте. Глядя на одного приплясывающего и другого хлопающего себя по широкому заду, Серенада вновь попыталась собраться, но тщетно, что-то окончательно разладилось в ней.
— Ведьма! Ведьма! — послышались голоса, и воины попятились подальше от неё, а она приняв величественный вид смотрела на них свысока, на сколько можно презрительнее, понимая, что в их суеверном страхе её единственная надежда. Загасив тлеющие штаны, Гнилозуб с рёвом выхватил кинжал с намерением прикончить свою добычу. Каган успевший скинуть сапоги, бросился наперерез, перехватывая руку с оружием.
— Ты доверил свою награду мне. Не забыл?
Опомнившись, Гнилозуб кивнул и, тяжело дыша, отступил назад. Ближайшие к нему воины невольно отшатнулись, пряча носы.
— Она действительно та, за кого ты её принял, — подтвердил каган. После, повернувшись к Серенаде, он процедил сквозь зубы: — Стрела настигнет тебя, если вновь выкинешь что-нибудь подобное.
— Огонь настигнет тебя, — возразила девушка с такой же интонацией, — если позволишь себе что-нибудь подобное.
— Договорились! — быстро согласился каган, смекнув, что усугублять дальнейшие отношения не стоит.
* * *
Любомила нежно гладила плечи поникшего мужа. Она впервые видела его в таком состоянии.
— Возьми себя в руки, мой хороший, — шептала она, прижимаясь к его кудрям губами.
— Я не должен был так поступать.
— Ты защищал меня.
— Я мог бы сделать это иначе.
— Прекрати, Элекс! Ни у тебя, ни у меня не было времени, слишком внезапно они появились.
— Вот это и есть причина моего расстройства. Им кто-то помог, заставив потерять нас бдительность.
— Какое-то средство «чёрных»?
— Распылённое предварительно в воздухе. Это означает только одно: я где-то оставил следы своего пребывания, и главное: они заинтересовались нами.
— Наверное, ты очень близок к разгадке их деятельности и можешь им помешать, раз они решились на этот шаг.
— Нет, беда в том, что они уже нейтрализовали меня. Этот спектакль был хорошо спланирован, им удалось провести меня! Я недооценил наших невидимых противников.
— Это так серьёзно? — встревожилась Любомила, впервые осознавая надвигающуюся беду.
— Пока не очень. Однако в дальнейшем совершать переносы, нас обоих во времени и пространстве, я попрошу тебя, моя родная. Я должен сохранять остатки сил для решающих действий, иначе меня постигнет судьба Варгена.
Элекс задумался, вглядываясь в сгущающуюся тьму невидящим взором, а Любомила в который раз попыталась мысленно связаться с Серенадой. Всё было напрасно. Разум подруги оставался закрытым, а определить её местонахождение было невозможно.
— Ничего? — поинтересовался Элекс.
— Ничего, — отвечала Любомила.
— Не унывай, — попросил он. — Я не верю, что с ней может случиться что-нибудь скверное. Просто действие того снадобья ещё не отпустило её.
— Мне не хочется потерять её вновь, после того как спустя столько долгих лет нас вновь свела судьба.
— Да, родная. Этого не может случиться, так же как и Айк она вновь присоединится к нам. Великолепная была четвёрка! Неспроста судьбы наши переплелись вновь.
— Неспроста, — подтвердила Любомила. Потом, тряхнув головой словно пробудившись, она сказала: — А знаешь, милый, мы сейчас как старик со старухой скулим о давно минувшем. Что было, то было! Позади Великое сражение сил света и тьмы, в которой мы одержали победу, но и впереди нас ждёт битва не менее значительная. Пора вернуться к решительным действиям, раньше это легко удавалось. А за последствия кровопролитной битвы для своих сил диурда не беспокойся. Я наполню тебя ими вновь, как наполняла прежде. Просто Варгену не повезло, он был одинок.
— Вот в такой тебе, я узнаю прежнюю принцессу Лады, дочь неуёмной стихии, несгибаемую и прекрасную в своём порыве!
— А ты всегда прежний: простой и бесхитростный, прямой и в бою и в любви. Губы их соединились в поцелуе, таком же юном и чистом, как и бездну времён тому назад, их первый поцелуй, связавший две их судьбы в одну. Но разве время способно разрушить чувства, не отягощённые материей?
Зов Серенады вторгся именно в этот миг, словно она только и ждала, когда беспокойства друзей отойдут на задний план, и они позволят энергии любви наполнить силой и её тоже.
* * *
Походный шатёр занимавший самое центральное место в становище хазарского войска не выделялся среди прочих подобных сооружений. Сопровождающий с поклоном распахнул перед нею полог и, пропустив внутрь, остался у входа. Трое важного вида мужчин, одеяния которых выдавали в них византийскую знать, восседали у низенького столика, уставленного заморскими яствами, не притрагиваясь к угощениям. Они дожидались её и сдержано приветствовали гостью, как только она вступила в круг, отбрасываемый красивым золотым светильником.
— Рад новой встрече, прекрасноликая княгиня, — произнёс тот, что восседал в центре, выделявшийся среди своих коллег белыми одеждами, гостеприимным жестом указывая на место напротив него. Двое, что сидели по бокам, повинуясь жесту среднего поднялись и оказывая всевозможные знаки внимания усадили её на предложенное место и стали угощать. Ольга жестом отказалась от угощений, предпочитая не тратить время на церемонии, что было отмечено, не спускавшим с её лица спокойного изучающего взора, человеком в белом одеянии.
— Мне передали, что ты хотел видеть меня, Наимудрейший, — первой начала разговор Ольга.
— А разве у княгини нет вопросов к нам? — вопросом на вопрос ответил её собеседник.
Глаза их встретились, и Ольга в который раз отметила, что от этих глаз цвета маслины трудно что-либо утаить. Она смутилась, и тягостная пауза повисла в шатре, впрочем, совершенно не сбив с задуманного «Наимудрейшего». Он просто продолжил разговор, овладев инициативой, искусно переводя его в нужное ему русло.
— Ваш сын, как ни один князь до него, близок к полному разгрому хазар. Это восхищает меня, но и пугает. Разве вам нужно прервать развивающуюся торговлю и ввергнуть Русь в хаос?
— Святослав самостоятелен в своих решениях. Конечно, он прислушивается к моим словам, но заветы и неосуществлённые планы отца и деда довлеют над ним. Я сожалею, что его действия не укладываются в христианские заповеди, но влияния в вопросах веры на него не имею никакого. Он верен до глупости канонам Прави, и повлиять на его решение в этом вопросе — безнадёжное дело. Он сильно отличается в этом от своего отца и не изменит своего решения: Итиль скоро будет взят. Я знаю, чем вы рассчитываете припугнуть нас: мол кровь хазар пролитая им, будет вопить об отмщении, и месть будет преследовать наш народ сквозь века.
— Нет, нет, — возразил с усталым вздохом «наимудрейший». — Пусть берёт Итиль, если ему это так нужно. Пусть уничтожает хазарский каганат. Это теперь неизбежно. Поговорим лучше о другом.
Ольга даже опешила от подобного ответа. Она рассчитывала совсем на иное: она думала, что её будут уговаривать, приводя неопровержимые доводы против действий Святослава. Но «Наимудрейший», который за много лет до сегодняшнего дня, с момента принятия ею христианской веры взял над ней опеку, и как ей казалось, всегда подсказывал правильные советы в упрочении независимости Славянских родов и мирного сосуществования разных народов, вдруг махнул на всё рукой.
— Ответьте мне лучше Ольга, вот на какой вопрос. Как Вы рассматриваете своё отношение к вере в единого бога?
— Я считаю её единственно правильной и всегда выполняла указания поступающие из Царьграда. Зачем меня об этом спрашивать? Разве не я отсрочила падение Итиля, своим влиянием на князя Игоря?
«Наимудрейший» удовлетворённо кивнул. Он и не рассчитывал услышать иной ответ.
— Означает ли это, что несмотря ни на что, Вы по прежнему, останетесь верной идее всемирной религии в единого бога?
— Конечно, да! Именно в этом и заключался мой вопрос, с которым я хотела обратиться к тебе, Наимудрейший. Чем я смогу доказать свою верность и что я смогу сделать для будущего Руси? Каким образом оградить её от нападок воинствующих племён, раздирающих её на части?
«Рыбка попалась на крючок», — отметил про себя «Наимудрейший». Вслух же он ответил: — Многое. От Вас Ольга, зависит, будет ли когда-нибудь Русью править святая вера в единого бога и получит ли ваш княжеский дом поддержку самого императора Византии.
— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы весь цивилизованный мир признал нас братьями по вере.
— Только христианизация Руси сделает её неодолимой для врагов, ибо тогда она получит поддержку самой сильной и славной империи на свете!
— Я только об этом и мечтаю, — прошептала княгиня, ликуя в душе от близости осуществления своих планов. Когда трое «мудрейших», как их принято было называть в стане хазарского войска, остались наедине, последовало продолжение разговора, не предназначенное для ушей княгини Ольги.
— Думаю им не одолеть, — заметил первый.
— Поживём, увидим, — не согласился с ним второй.
— Во всяком случае, жертвою станет только хазарское войско. Настаёт черёд перемен. Мы растворимся среди своих завоевателей, чтобы завоевать их. Торговля как процветала, так и процветать будет. Всё золото в наших руках, следовательно, «Золотой Телец» останется только в выигрыше.
— Что-то я не совсем понял, чем нам поможет связь Святослава с ключницей Ольги? — вновь усомнился первый.
— Малка — это и есть тот самый ключ, который поможет отомкнуть ворота Руси! — загадочно ответил каламбуром «наимудрейший», сверкнув в полутьме шатра глазами. — Лишь бы их волхвы, вечно сующие свои носы в наши тайные дела, не успели бы помешать этой внебрачной связи князя.
* * *
Серенада уже давно поняла, что силы вернулись к ней, но почему-то не спешила покинуть эту неприятную компанию, в которой оказалась. Скорее всего, это было просто любопытство, а может быть упоминание Элекса о загадке неразрешённой им. Княгиня, кто бы она ни была, могла помочь в этом деле. Торг в стане врагов был недолгим: княгиня Ольга не очень прислушивалась к хвалебно-льстивым словам хазаритянина торговавшего ею. Как раз сегодня у неё возникла необходимость найти замену Малуше — воспитаннице, прослужившей у неё на должности ключницы семь лет. Обе стороны довольно быстро пришли к обоюдному согласию и к вечеру этого длительного дня повозка доставила её к небольшому теремочку занимаемого княгиней. Прежний хозяин был давно умерщвлён хазарскими ордами, временами устраивающими набеги, для устрашения населения и упрочения своей власти. Стольный град Киев был далеко и в ближайшей к Итилю местности лучшего жилища для княгини всё равно было не найти.
— Что ты умеешь делать? — спросила с сомнением Ольга у девушки, выглядевшей довольно потрёпано, после путешествия в бессознательном состоянии поперёк седла.
— А? Что? — прикинулась она не расслышавшей, лихорадочно соображая, чем бы расположить княгиню.
— Счёту обучена, спрашиваю?
— Как же, как же! Конечно.
— Ладно. Завтра же займусь тобой. А сейчас мыться и приводить себя в порядок. Вечером будет пир по поводу прибытия князя Святослава, и я хочу чтобы ты порассказала мне небылиц, которыми вы бабы Йоги любите потчевать русичей.
— Я не баба, — возразила Серенада.
— Девка, что ли? — прищурилась Ольга. — Тем интереснее будет беседа. Речь твоя несколько странна. Из заморских будешь?
— Из греков, — соврала на всякий случай девушка.
— А ремеслу твоему учил-то кто тебя?
— А… отец!
— Ну, ты и брехать горазда. Где это видано, чтобы мужчина занимался гаданием? Ну ладно, ладно. Мне твои бредни как раз будут в пору: может, помогут от головной боли избавиться.
На зов княгини прибежала девка-прислужница и повела Серенаду в комнаты челяди, чтобы привести в порядок её одежду и подкормить. Пир начался задолго до захода солнца, чему Серенада была только рада. Отсутствие её, несомненно, вызывало у друзей тревогу, поэтому затягивать возвращение не хотелось. Княгиня, оглядев представшую перед ней обновлённую Серенаду, одобрительно кивнула и приказала быть рядом. За длинным столом были гости, в основном дружинники Святослава. Веселье только началось, но быстро набирало обороты. Воины предпочитали не терять времени даром. Ведь кто знает, сядешь ли завтра за пиршественный стол с друзьями или окажешься уже в совершенно другой компании — на небесах. Раздавались весёлые возгласы и смех, немногочисленные девушки прислуживавшие гостям, занимали всё их внимание, и по мере накала гульбы, с молчаливого согласия Ольги, присоединялись к своим гостям. Святослав, сидевший подле матери, напротив, был сегодня молчалив и сдержан.
— Наверно тебе стоит отвлечься от дум накануне битвы, — посоветовала она ему. — Почему ты не присоединишься к своим друзьям?
— Ах, до веселья ли мне, когда жена моя вдали? — отвечал он. — Думы тяжкие одолевают меня.
— Уж не сомнения ли?
— Нет! Как можно сомневаться в верности решения, когда Русь во власти всякой нечисти? Просто, я вспомнил первый свой бой, когда был ещё настолько мал, что не смог докинуть копьё до рядов ворогов. Тогда мои ратники и пошли по моему зову в первый раз и победили, и с тех пор мы побеждаем всякий раз — они и я. Тогда я отомстил за смерть отца моего, а теперь мщу за всю Русь, за самого последнего хлебопашца, обираемого иноверцами. Мой отец гнал их всю жизнь, но не думал, что яд их так глубоко проник в наши рода. Они тогда уже вертели древлянами как хотели, те и погубили отца моего. Золото, вот что ослепило русичей! Ну так вот, мечта моя — отобрать у них всё золото мира, а самих выгнать за пределы земель наших. Пусть поживут трудом своим, без своего мерзкого бога.
— Благи намерения твои, сынок, но боюсь не достижимы.
— Мои предки боролись с «Золотым Тельцом», я докончу их дело, а что не успею, мои потомки докончат.
— Ох, тяжкий грех — гордыня!
— А без гордости, матушка, нам ни как не победить ворога. Без гордости только в полон идти.
— Словами этими обижаешь ты друзей верных, что не нашего роду, а пекутся о благе Руси.
— Уж не деток ли убийцы отца в виду имеешь ты!? Зря приютила змеюк на груди, таков мой ответ. Олег — дядя отца, тоже проверил как-то раз…
— Остынь, сын! Что ты знать можешь о том!
— Земля слухом полнится.
— Добран и Малуша тебе как родные брат и сестра. Ни словом, ни делом никогда не обидели. Да если хочешь знать, Добрыня за тебя горой, зря что не в твоей дружине.
— Этого ещё не хватало.
— А Малуша, — не обращая внимания на резкую отповедь Святослава, продолжала Ольга, — так всю жизнь по тебе сохнет. Если бы не поспешил бы с выбором, я бы её за тебя посватала.
— Вот ещё чего не хватало, делить ложе со змеёй холодной и скользкой. Разве что мести ради, что б племя змеиное более теплокровным стало.
— Ох, стыдно мне за мысли твои, князь, — смутилась Ольга отступая.
Святослав промолчал, насупившись. Однако Серенада, слышавшая буквально весь этот разговор, находясь подле кресла Ольги, проследила за хмурым взором князя и увидела, как он встретился с ответным чарующим взглядом красавицы, с личиком восточного типа. Красавица улыбнулась Святославу приветливо и слегка робко, а он отвёл свой взор, утопив его на дне кубка с сурицей. Ольга сделала жест, подзывая Серенаду, и та склонилась к ней.
— Мне не помешало бы сейчас твоё умение.
— Какое умение? — переспросила её Серенада.
— Навести чары, на князя.
Серенада лихорадочно соображала, что бы такое придумать в ответ, но княгиня сама пришла ей на помощь.
— Что, без трав и прочих колдовских штучек ни как?
— Я могу быстренько приготовить отвар, — соврала Серенада. — На лугу наверняка есть то, что мне понадобится, но зачем это нужно?
Она не ожидала, что Ольга поделится с ней своими сокровенными мыслями, но вышло наоборот. Наверное, княгине было очень одиноко и хотелось скинуть часть ноши, пусть даже ей — незнакомой первой встречной.
— Нужно повернуть народы мира к единению, а путь к этому лежит через принятие новой для Руси веры в единого бога. Кто как не княжеские наследники способны повести за собой народ? Такие наследники, в крови которых будет и от Руси и от Византии поровну. Как ты думаешь?
Она не ждала ответа, она просто хотела выговориться или оправдать себя перед собой же за свои сомнительные планы, но Серенада вдруг поняла, что это и есть то самое событие, которое так долго и безнадёжно искали Элекс и Любомила. И слова горькой истины сами сорвались с языка:
— Такие наследники будут тяготеть и к блистательному царствию и к славянскому вольнолюбию одновременно. А разорвать Русь на мелкие куски не есть замысел бога, но есть замысел сатаны. Совместить любовь к злату и любовь к свободной земле предков невозможно!
Видимо она сама не заметила, как повысила голос, и головы, тех до кого докатились эти слова, повернулись к ней и к княгине. Среди них был и князь. Он слушал очень внимательно, не пропуская ни одного слова. Они представляли живописную картину, эти две женщины со скрещёнными взглядами: молодая — раскрасневшаяся от волнения стояла перед зрелой, красной то ли от гнева, то ли от стыда.
Наконец Ольга не выдержала и, опустив глаза, прошептала:
— Я и сама всё понимаю. Тебя больше не хочу видеть. Никогда!
* * *
Любомила была напугана.
— Не нужно было этого говорить княгине, — объяснила она подруге, как только они вновь вернулись в Папинсон. — Твои слова могли повлиять на решение Святослава. Знаешь чем это чревато?
— Чем? — недоуменно спросила Серенада.
— Изменением нормального течения времени! Ведь малейшее изменение последовательности событий, уже случившихся в мировой истории, влечёт за собой рождение альтернативного мира и это только в лучшем случае.
— А в худшем?
— Изменится не только история, но люди живущие сейчас или жившие прежде никогда не родятся на свет.
— Значит ли это, что я никогда не увижу Айка? — опешила Серенада, тихо ахнув.
— Надеюсь, этого не произойдёт, — прервала разговор Любомила. Она не хотела зря расстраивать подругу, благополучному возвращению которой радовалась безмерно. Вскоре всё прояснилось, оставив ещё больше неясности и вопросов. Молодые диурды проведя тщательную разведку в текущем времени, все как один подтвердили отсутствие каких-либо серьёзных изменений в дальнейшей истории. Кроме одного: он заключался в том, что князь Владимир Святославович, по слухам передающимся из уст в уста, не был признан своим отцом за сына, а киевское княжение досталось ему путём коварных интриг и убийств законных наследников престола, за что он был возненавидим народом и вскоре изгнан из Киева.
Элекс долго хмурился над этими противоречивыми вестями, а после махнул на всё рукой, со словами:
— Чему суждено было быть, того не миновать. Здесь к сожалению уже ничего не поправишь. Остаётся надеяться, что со временем земля предков сама выучит своих новых детей и наполнит их любовью к самой себе.
— Как это может быть? — удивилась Серенада.
— Само по себе ни как, — согласился с её сомнениями Элекс. — Но мы то на что? Природа и родина подстраивается под людей населяющих её и только тогда отвечает им своей любовью на их любовь. Следовательно, нам и надлежит изменить кое-что в далёком будущем, приложив свои усилия, чтобы возродить прежнюю любовь людей к своему дому. Чем нас будет там больше, тем вероятнее окажется победа света над сумраком, что царит нынче повсеместно.
— Думаешь, князья и короли не будут играть ключевую роль в этом действии? — уточнила Любомила.
— Всегда в этом был уверен, так же как и ты! Простые люди намного ближе своих властителей к земле, им и суждено начать возрождение Лады. Только от наших с ними совместных деяний зависит — быть или не быть жизни на планете.
Серенада оглянулась и увидела, что они больше не одни: всё население замка было тут, все от мала до велико внимали этим простым, но таким важным словам своего духовного лидера. Серенада больше не слушала, она всё уже поняла. Поняла, что этот отрезок жизни подходит к своему завершению. Безмятежный отрезок по сравнению с тем, что ждёт их всех впереди. Племя борцов с тьмой, правящей сейчас в этом мире, готовилось покинуть временное пристанище и выступить в поход, из которого обратной дороги не будет. Не будет до тех пор, пока весь мир не посветлеет, пока каждый уголок планеты не станет похожим на их нынешний уголок — сказочный Папинсон. В их силах возродить энергию Лады, которая отдаст им свою мощь умноженную стократ, сделав всех достойных людей могучими как предки. Серенада остановилась на краю утёса, устремляя тоскующий взгляд на лучи заходящего солнца. Она прощалась с этим, ставшим таким родным, местечком, прощалась с этим утёсом и заливом, которые конечно помнили её незабвенного Айка.
— Где бы ты ни был, я найду тебя, мой единственный, — прошептала она. — Мы обязательно встретимся вновь, чтобы допеть нашу песню и сложить новую.
— Ты меня возьмёшь с собой в этот раз? Маленький Баянчик нашёл её и подёргал за юбку. — Мне скучно без тебя и дяди Айка. Когда он вернётся?
Серенада прижала маленькую головку к своему бедру.
— Мы отыщем его вместе, потерпи немного. Это будет уже скоро.
— А маму и папу тоже найдём?
— Кто знает? Верь и всё исполнится, мечтай и всё сбудется. А пока я побуду тебе за маму. Хорошо, малыш?
— Нет, — возразил мальчуган, сделавшись очень серьёзным. — Вы оба будете мне старшими братом и сестрой. У меня никогда не было брата и сестры.
— Пусть будет так, — просто согласилась Серенада.
* * *
День клонился к закату, и Айк уже подумывал было устраивать ночлег под открытым воздухом, как вдруг за изгибом речушки спасшей их, открылась маленькая деревушка.
— Каким чудом это… — начал он, как вдруг заметил, что лес дальше выглядит нормальным и стоит вертикально, как положено ему. Он тут же замер и присел. Сказывалась осторожность, приобретённая в прежних скитаниях.
— Оставайтесь здесь, пока я не вернусь за вами, — объявил он товарищам своё решение. — Нужно узнать какой приём нас ожидает.
— Нет, лучше уж держаться вместе, — возразил Димитрий.
Видя, что ребята чувствуют себя неуютно, Айк согласился. Вместе подобравшись к крайней бревенчатой избе, Димитрий и Речьма стали ждать результата его переговоров с хозяевами. Но разведка провалилась, не успев начаться. Огромный чёрно-белый пёс выскочил из своей конуры, не замеченной ими вовремя, и с угрожающим рычанием бросился на незваных гостей, лаем предупреждая всю округу о появлении чужаков.
— Эх, забыли о сигнализации, — досадливо заметил Айк, замахиваясь на четвероногого, чтобы унять его не в меру разыгравшуюся отвагу. Это помогло некоторым образом: пёс отскочил но не стих, продолжая заботливо облаивать их с безопасной дистанции. Послышался лязг засова и распахнулась дверь дома. У усталых путников отлегло от сердца, но не надолго: на пороге появился хмурый хозяин, направляющий в их сторону неизвестный предмет, в котором Айк быстро признал какую-то разновидность огнестрельного оружия. Скомандовав ребятам не шевелиться, он приступил к переговорам. Успокоить подозрительного мужичка в лохматой шапке оказалось не так просто: они почти не понимали друг друга. Димитрий попробовавший поговорить с ним на своём родовом наречии, вызвал на лице того только ещё большее подозрение.
— Куда же мы сиганули? — удивился Айк. — Или очень далеко по времени, или на другую планету. Вот тебе и раз!
— Пойдёмте отсюда! — взмолился Речьма, первым придя к единственно правильному выводу. — Здесь нам не очень рады.
— Совсем не рады, — согласился Айк, поворачиваясь кругом и стараясь не заострять внимания на странной железяке нацеленной им в спины. — Айда, прочь!
Видно последняя фраза показалась подозрительному хозяину более-менее понятной, потому что он вдруг окликнул их межъязыковой фразой:
— Эй! — И добавил слово, тоже почти понятное: — Погодь, кандальники!
Друзья обернулись и увидели, что оружие исчезло, а хозяин делает приглашающие жесты. Переглянувшись, они, не сговариваясь, затопали внутрь избы: ноги уже отказывались повиноваться и приняли решение за своих владельцев сами. Грубый не струганный стол пустовал. Тем не менее, Айк первым делом плюхнулся на длинную скамью именно за него, показывая пример ребятам. Хозяин опустился на краешек табурета напротив гостей, поближе к двери. Воцарилось молчание: усталые путники рассматривали убранство домишки, которое скорее отсутствовало, чем имелось. Хозяин, так и не сняв своей меховой шапки не смотря на летнюю пору, пристально рассматривал их. Айк вздохнул, поняв, что без помощи своих парапсихических сил, заработавших в последний день, как никогда прежде, не обойтись. Вспомнив то, что слышал прежде от Элекса по поводу расположения людских душ к себе, он начал. Но хозяин тут же вскочил и принялся оглядываться, усилено махая перед собою пятернёю стиснутой в кулёк. «Крестится», — подумал Айк.
— «Значит мы всё же на Земле. Второй вывод менее радостный: поповская чепуха оказалась очень заразной». Вслух же он произнёс:
— Бесы одолевают?
Мужичёк прекрасно понял его, тут же ответив:
— Не званы, не жданы, глядысь — сами нагрянули.
— Э-э, какие же мы бесы, родной? — начал импровизировать Айк, стараясь, чтобы его ответ прозвучал как можно понятнее хозяину с его тарабарщиной в голове и на языке. — Глядысь сюда, плоть и кровь.
— Верно уж, кожа да кости.
— А попить водички нету? — не выдержал Речьма, желая оказать помощь в налаживании контакта.
— Знам мы вас, сначала водычки, потом давай вещычки.
Речьма смутился, но хозяин всё же встал с табурета и порылся в амбразуре огромной печки, заменявшей всю обстановку в избе и, вытянув из золы чугунный горшок, со стуком водрузил его на стол перед гостями. Краюха хлеба тоже нашлась, как и водичка в большой бутыли, отдававшая странным неприятным запахом. Первым приложился к ней Речьма и задохнулся, выпучив глаза так, что Айк и Димитрий повыскакивали из-за стола, с ужасом вытаращившись на товарища. Хозяин сунулся было в угол, но Айк, в котором вдруг проснулось подозрение — уж не отравить ли он их решил, перегородил ему путь.
— Водычки, водычки надыть, — заблеял перепуганный хозяин, уворачиваясь от рук ничего не понимающего Айка, и протиснулся к ведру, зачерпнув в нём огромнейшей кружкой воду. Речьма, расплёскивая содержимое пил и пил. Айк и Димитрий успокоились видя, что дыхание вернулось к их товарищу.
— Я ж не водычки предложил в бутыле, а её родимую, — оправдывался хозяин. Айк уже догадался по раскрасневшимся щекам молча уплетавшего за обе щёки какое-то месиво из чугунка Речьмы, что это за «водычка» была в бутылке. Повертев в руках деревянные ложки со следами голодных времён на них, друзья накинулись на содержимое чугунка, урча от удовольствия. Хозяин только таращил на них глаза, так и не сумев выбрать подходящего момента, чтобы влиться в бешенное мельтешение ложек гостей.
— Ну, чисто черти, — ворчал он, сдвигая шапку на лоб, в попытке почесать затылок, для улучшения понимания происходящего.
— Ты извини, — прочавкал Айк набитым ртом, с трудом преодолев наваждение и отдёргивая Димитрия. Речьма насытился раньше, теперь он клевал носом. Айк поглядел по сторонам, прикидывая, куда бы уложить пострадавшего от сухости во рту парня.
— Минай всё устроит, — вмешался хозяин. — Минай я буду, — пояснил он, вставая и откидывая занавеску из шкуры, ведущую в комнатку за печкой. Комнатка предназначалась под спальню, единственной обстановкой которой являлась кровать, занимавшая всю её площадь в два квадратных метра.
Уложив Речьму, Димитрий, не долго думая, завалился рядом. Минай вернулся к столу и запалил огромную свечу. После, плеснув в две кружки немного содержимого бутыли, придвинул одну Айку, а вторую взял себе. Айк пригубил и решил воздержаться, с трудом переводя дыхание и мысленно сочувствуя незадачливому Речьме. Минай свою опрокинул и, даже не поморщившись, приступил к расспросам. Как ни странно, но после своей «водычки» он стал изъясняться намного хуже, зато понимать Айка значительно лучше.
— Непоходу вы на кандальников, — заметил он, ковыряя остатки ужина.
— Не знаю, — ответил Айк. — Мы скорее паломники.
— Поковники? Мутишь. Больше похожи на доходяг. Ты вот ростом не вышел, а гаврики молодцеваты.
— Что верно, то верно. Тысячу лет не ели человеческой пищи.
— А пошто наряды одинаковы?
— Мода такая у нас была. Теперь менять будем, если поможешь.
— Помочь? — почесал затылок Минай сквозь шапку. — Одному не справиться. Есть у меня старая рванина — на одного. Ну а мне то какой прок?
— Скажи сколько стоит, я денег раздобуду.
— Эка хватил. Деньги, они в тайге ни в жисть ничего не стоили.
— Первый раз встречаю такого приятного собеседника, — оживился Айк. — Чем обязан буду, если поможешь?
— Покумекать треба. Есть у меня огород, есть винторез. Правда, зверья после сегодняшнего не найти. Как думаешь?
Айк понял на что намекает гостеприимный хозяин. Взрыв уничтожил ни только лес, но и большинство его обитателей, а Минай по-видимому охотник.
— Придумаю, как звёрьё собрать, — оживился Айк, а ты приодень нас, да научи уму разуму, а то давненько бела света не видывали.
— По рукам! — согласился хозяин. — А всё же на кандальников вы непоходу. Скорее уж, на елью огоблёных.
— Ну, спасибо за верный вывод, а так же за кашу.
— Картошечка-матушка то была. До утреца! Там порешим всё.
Сны были и были они тяжёлыми. Айка преследовали бледные мрачные личности, с тыквообразными головами, в таких же, как и на нем, чёрных костюмах. Он прятался то внутри корабля, то на самой верхушке елей. Он постепенно уходил всё дальше и дальше от своей цели, вернее, «кандальники» теснили его, постоянно открывая его убежища. Вот уже и прятаться больше негде. Корабль исчез, от леса остались одни головешки. Большой сарай, оказавшийся почему-то нетронутым пожарищем, один мог его спасти. Он шмыгнул в дверь и забился в угол стараясь слиться с чернотой. Но тут, как назло, чёрно-белый пёс, выскочивший из какого-то закутка, присоединился к преследователям и громко призывно залаял. Айк всё ещё надеялся, что его не заметят, но чья-то рука, обтянутая знакомой чёрной материей схватила его за плечо и затрясла.
— Прочь, прочь! — вскрикнул он и проснулся.
Рука в чёрном, по-прежнему, сжимала его плечо. Он уже окончательно примерился засветить обладателю руки в глаз, но второй «кандальник», навалившись на него всем телом, громко зашептал:
— Да проснись же ты наконец! Беда!
— Что? Что случилось? — узнав своих товарищей по несчастью, спросил Айк.
— Тихо! — шикнул Димитрий. Его голос выдавал нескрываемое волнение. — Кажется, тут кто-то по наши души.
— С чего это ты взял, да и как вы оказались здесь?
Айк помнил из вчерашнего, что он, воспользовавшись любезностью Миная, отправился спать в сарай, оставив приятелей на хозяйской кровати. Димитрий приник к щёлочке в досках и что-то разглядывал. Речьма ответил на вопрос Айка:
— Тебя не было нигде, а хозяин вышел из дома навстречу подозрительному человеку. Ну, мы и пустились наутёк, вот, на счастье, на тебя наткнулись. Сейчас о чём-то болтают, похоже речь идёт о нас.
Айк приник к другой щёлке и принялся разглядывать нового персонажа. Человек отличался от их хозяина не только уверенным видом но и черной одеждой, в которой Айк без труда определил неизвестную форму «чего-то там». Оружие наподобие вчерашнего ружья Миная болталось на плече, а над маленькими глазками красовался блестящий значок на плоском как сковородка головном уборе.
— Ну, прямь третий глаз, — восхищённо произнёс Речьма, так же отметивший значок.
— Как бы этот третий глаз не пронюхал где мы, — хмуро отозвался Димитрий. — Начнёт спрашивать, а мы что? Расскажем, что на змие летали в пекло?
— Думаешь, дружинник! — охнул Речьма.
— Дружинник, не дружинник, а нужно поостеречься.
— С чего переполох-то? — вступил в разговор Айк. — Ну, мы предположим путешественники, а это так и есть. Что он нам сделает?
— Смотри, смотри, — отозвался Димитрий, вновь заняв свой наблюдательный пункт. «Третий глаз» стянув с плеча оружие направился в дом, подталкивая Миная впереди себя. — Видишь? А ты говоришь! Попробуй объяснить такому.
Айк уже и сам понял, что ребята были правы, убравшись из дома вовремя. Закрыв глаза, он сосредоточился и мысленно перенёсся в избушку, без зазрения совести использую глаза и уши «Третьего глаза». Распахнулась занавеска, и руки обшарили полутёмную спаленку. Затем взгляд прошёлся по верху печи и даже за печью. После, возник нервничающий хозяин.
— Смотри у меня Минай! — произнёс Айк, голосом «Третьего глаза», оказавшимся звонким, с повизгиванием на шипящих звуках. — Соседи твои напраслину говорить не станут. Ежели сам найду кого-либо, будешь у меня кандалами греметь!
— Напраслину говорят люди, — оправдывался Минай пряча глаза. — Из-за бабы моей меня донимают. Её сжили, так и мне покоя не дают. Завтра начнут болтать, что это я де лес сжёг, а что не сгорело, повалил.
«Третий глаз» подозрительно фыркнул.
— Ежели ты, то каким образом стёкла в домах повышибал по всей округе?
— Не могу знать, Вашблагородие.
— Ладно, пойду я. Но только ты гляди в оба! Ежели что, сразу мне сообщи.
— Не извольте сумлеваться, Вашблагородие!
Айк разомкнул контакт и довольно потёр руки. Первый опыт в подобного рода деятельности прошёл гладко. «Как этого мне раньше не доставало», — мимолётно подумал он.
— Подождём! — объявил он своей команде.
Ждать долго не пришлось. Минай оказался куда сметливее представителя местной власти. Вскоре он заявился проведать гостей, неся в мешке кое-какую одежду. Айк первым пересмотрел наряды хозяина и с фырканьем отдал из Димитрию и Речьме.
— Не мой фасон, — прокомментировал он свой отказ примерить что-либо. Пока молодёжь наряжалась, с трудом справляясь с незнакомыми завязками и застёжками, Минай наблюдал за ними в пол глаза и ворчал:
— Наше счастье, что Дружок не любит форменное шмотьё. Кабы не он, погорели бы. Вас тоже, надысь, принял за каких-то полицмейстеров. Ну, теперь хоть будете отличаться друг от друга. — В довершение он нахлобучил обоим молодчикам засаленные картузы, приговаривая: — Хоть гнус плешь не проест.
После окончания переодевания, Минай впервые стащил свою шапку и оттёр обильно струящийся пот с лысины. Айк наблюдавший за этим представлением, спросил нейтральным тоном:
— Гнус проел?
— А то! Гнус снаружи, гнусности изнутри.
Чтобы подтвердить сказанное, Минай постучал себя костяшками пальцев по лбу.
— Спасибо за радушие, — поблагодарил Айк. — Нам видимо следует покинуть тебя поскорее, чтоб не навлечь новых неприятностей.
— Куда это вы пойдёте? — А куда подскажешь. Земля большая.
— Эх, вот уж правда: не от мира сего! Да где же вам спокойнее будет, кроме как в тайге? Здесь то все на виду, а в городе так вовсе мрак.
— Ну и дела творятся на земле матушке, — заметил разочарованно Айк. — Как говориться из огня да в полымя.
— Ну, точно с луны свалились.
— Всё ж в городе было бы поспокойнее. В городе я бы нашёл местечко потеплее.
— Не доберётесь. Две тыщи вёрст буреломами!
— Сколько, сколько? — переспросил Речьма, невольно оглядываясь на остальных.
— Слухайте! — с явным интересом спросил Минай, — а правда, что вы не с неба свалились? Чин то нынешний брехал, что, дескать, камешек упал с неба. Вот я и подумал: может быть, вы тоже с этим камнем упали?
— Ха-ха, — деланно фыркнул Айк. — Вот и мне приснилось третьего дня такое же!
Тут уж сам Минай, не выдержав, расхохотался, а когда затих, то вдруг стал серьёзен и деловит. — Не знаю, чем-то вы мне робятушки понравились. Нынче одни кандальники оседают в местах наших. Вы другие. Пошли, провожу немного. Выше по течению Тунгуски есть у меня кое-кто. Глядишь и помогут чем.
Всё же выступление пришлось отложить до вечера, чтобы избежать новых нападок соседей и их болтливых языков. Ребятам было всё равно, главное, наконец-то над головою есть день и ночь. Что касалось Айка, то он никак не мог решить, что же делать дальше. Вроде бы у него всё получается и недостатка энергии он не ощущает, может быть стоило сразу прыгнуть назад по времени, чтоб объединиться с со своими? Одновременно, смутное подозрение, что на деле всё может оказаться не так просто, не покидало его. Решив познакомиться получше с тем миром в котором повезло оказаться вновь живым, он спокойно завалился на сене поспать до вечера, доверив охрану Димитрию и Речьме а так же и Дружку, который уже вполне освоился с гостями хозяина и не испытывал к ним больше ни страха, ни злости.
* * *
«Лишь бы не забывали положить что-нибудь в мисочку». Голодное детство самое больное воспоминание: все пинают, рычат и норовят укусить за ляжки. Двуногий, которого все встречные называли Миной, первый и единственный кто проявил участие. Почесал вечно зудящий от блох загривок и многообещающе присвистнул. Сучка, давно уже не дававшая молока, равнодушно зевнула и отвернулась. Сосед — вислоухий бородач с подозрением понюхал воздух и презрительно чихнул; иди мол, иди, туда тебе и дорога: под забором родился, под забором и сдохнешь. От Мины пахло табаком и водкой. Смешно переваливаясь, он затрусил за топающим двуногим. Пару раз ноги Мины выплясывали чечётку на скользких после дождя участках тропы, но удержали его в вертикальном положении. В третий раз он всё-таки растянулся, отчего стал ближе и роднее. Обильно облизав скверно пахнущий рот Мины и заработав плевок, малыш всё же добился своего: двуногий снова потащился своим путём, смешно икая и разговаривая с ним и сам с собой:
— Ну и забавная бестия! Как же тебя зовут, Лайкой? Но ты не лаешь, а скулишь. Ублюдком? Но ты похож на чистокровную лайку. Пусть уж будешь Дружком, вон какой ты верный друг! Ещё толком не познакомились, а ты уже целоваться лезешь.
Лапы изрядно устали, но надежда обзавестись своей личной мисочкой была сильнее. Дождь поутихший было, вновь припустил во всю. Так мокрый и голодный он вступил в соседнюю деревню, о существовании которой и не подозревал. Дом Мины как назло, оказался самым последним. «Ладно уж, тащись. Лишь бы не позабыл дать чего-нибудь на зубок. Под забором губернаторского дома чаще можно было получить пинка по мягкому месту: то от его несносных детишек, то от заезжего офицерья. К своей миске сучка не подпускала, вот и приходилось тщательно обследовать все помойки, а там, то курица клюнет в нос, то надутый индюк ущипнёт за хвост».
Воспоминания о голоде не оставляли его, и когда наконец-то дом Мины приветливо распахнул свою дверь, то Дружок очень удивился, что его пнули в зад и захлопнули дверь перед самым носом. Деваться было некуда, хотелось выть от обиды и обманутых надежд, но голос ещё плохо слушался его, и щенок заскулил. А в доме запылала печь, что следовало из едва слышимого треска дров и дыму из трубы. Он уже примеривался поискать кучку соломы, чтоб не продрогнуть окончательно и отойти ко сну с привычной голодной болью в желудке, как дверь распахнулась, и проклинаемый двуногий вынес мечту всей его недолгой жизни — мисочку, полную чего-то ароматно пахнущего, завораживающего разум. Опустошив миску, он улёгся в указанном ему Миной сарае, на кучу сена, утоптав предварительно лапами лунку, — чтобы меньше сквозило. Миску он так и не отдал, приволочив её с собой в зубах к месту ночлега.
— Ай, да сторож, — восхитился двуногий, не став её отбирать. — Теперь никуда не уйдёшь от своей кормушки. Куда она, туда и ты.
Впервые в жизни он заснул с сытым желудком. Когда открыл глаза, перед его носом в ночном небе сверкал серп златой луны и искрились точками мириады звёзд. «Как красиво», — восхитился он. — «Жаль, что с двуногим не поговоришь о звёздах. Он не может внятно изъясняться, только трубит что-то не соответствующее своим мыслям — словно неразумный. Думает одно, болтает совсем другое». Дни летели, и Дружок всё больше убеждался в отсталости Мины и своём превосходстве над ним. Когда он подрос, то стал хаживать по округе, наведываясь в чужие кормушки. Куры и утки безропотно сносили эти визиты, а вислоухому бородачу — его детскому врагу пришлось задать трёпку.
Дружок всё больше радовался своему счастью и удаче, Каково же было его недоумение: на всём белом свете он так и не встретил никого, с кем он бы смог поговорить. Даже собаки не далеко ушли в своём развитии от Мины: смотрят бывало на луну и бессмысленно воют. Буквально! Ни одной мысли! Ему звёзды открывали тайны веков, упрятанные глубоко в недрах собачей натуры: память предков-псов — о мироздании, причём так чётко и ясно, что он порой затруднялся отделить, где кончалась мудрость организмов предшествующих его рождению, а где начинались его личные ощущения. С этим Л'Айком всё было иначе: он чувствовал, знал, мыслил шире и глубже чем все известные ему ранее существа, глубже его самого. Он понимал этого странного пришельца, а тот его, но главное: они оба знали это, знали только они одни и ни кто больше даже не догадывался — ни одна живая душа на всём белом свете!
* * *
— Совсем кровля съехала? Или только чуть-чуть? — будоражил Айка вопрос, задаваемый им самому себе на сленге Миная. — Это надо же мысленно разговаривать с псом!
Ответ рождался как-то сам собой, в уме. Первое время он обычно огрызался, обзывая Айка недоумком, а после того как Айк убедился, что болтает четвероногий спутник, тот стал повежливее, называя его почему-то Л'Айком. Айк, чтобы не остаться в долгу, стал называть четвероногого «Внутренним голосом». Словом он брёл вслед за Минаем и Димитрием с Речьмой и не скучал. Лишь на коротком привале, когда Минай полез в вещмешок и извлёк мисочку, Дружок засуетился, совершенно забыв про свой диалог с Айком. На долю пса выпали лишь сухари, но он был и от этой пищи на седьмом небе, громко порыкивая и давая понять остальным, что не потерпит никакого дележа своего пайка. Минай усмехнулся и, дождавшись пока пёс насытится, спрятал миску обратно, а голос в мозгу Айка глубокомысленно заявил, что мол, от материального никуда не деться.
— Если твоя миска потеряется, что тогда? — спросил он пса, поглядев ему прямо в глаза. Ответом стало обескураженное молчание, и пёс даже попятился немного назад, что тут же было отмечено его хозяином. Он удивлённо вскинул на Айка кустистые брови, а пес замолк, видимо обидевшись. Айк был этому немного рад: уж очень устал он от мысленной болтовни.
— Долго ли ещё? — Спросил он Миная.
— К свету Ра доберёмся, — непонятно ответил он.
Молодёжь, однако, прекрасно поняла его. А Айк нахмурился, соображая, что это он упустил в своём образовании. «Свет Ра — это солнечные лучи», — встрял ответ уставшего обижаться Дружка.
— И откуда ты всё знаешь? — сорвался язвительный вопрос у Айка.
«Внутренний голос» промолчал, но ответил Минай, решив что вопрос адресован ему:
— Я знаю эти края хорошо. Исходил взад назад за двадцать пять лет. — Их проводнику не нужны были собеседники, он был рад поболтать, да и идти в темноте, ориентируясь на его голос было легче. — Сам то я родом не из этих краёв. А вот жинка моя местная, да и две дочки здесь родились.
— Что же они не с тобой? Замуж наверное выскочили?
— Кабы не так. На их вкусы женихов пока не нашлось. Дикие они, все в мать. Скоро сами увидите, к ним и веду вас. Жена не выдержала соседства дурьих голов, в лес подалась, дочки тоже.
— Сам то чем на жизнь промышляешь? — спросил Айк. — Скотины я у тебя никакой не приметил.
— А, охотой! То белке в глаз, то медведя свалю враз. Ну и дочек обучил, так, между прочим. Жена была недовольна очень, но теперь свыклась. Жить то на что ни то нужно.
— А зверья много? — задал давно мучавший его вопрос Речьма.
— А, то! Только пугливый он нынче. Вы бредёте, что стадо кабанов, вот и разбегаются все.
Как это можно брести бесшумно в непроглядной тьме, Айк спросить не успел, отмахнувшись в очередной раз от невидимой ветки, норовящей выколоть глаз, и прихлопнув на лбу очередного комара. Впереди забрезжил островок голубоватого свечения и нарисовались очертания поляны.
— Вот и дошли, — промолвил Минай, останавливаясь.
— У них, что же здесь, дом? — спросил Айк, осматриваясь, но в сероватой предрассветной мгле разглядеть ему ничего похожего не удалось. Позже выяснилось, что он зря искал. Местом для ночлега дочерям Миная служила землянка. Зимой они перебирались к своей матери или к отцу. Никто их не встретил.
— Ушли рано сегодня, — сообщил Минай осмотрев пустую землянку.
После присел на кучу веток, собранную видимо для костра, и сделал приглашающий жест.
— Подождём немного.
Айк охотно последовал примеру. А Речьма и Димитрий принялись расспрашивать Миная, как зовут дочерей, да красивые ли. Тот только усмехался в ответ.
— Женихаться никак собрались? Вряд ли вы в их вкусе. Вон, старшой ваш подошёл бы пожалуй, да хмурый он какой-то.
— Ну, мы погуляем пока, чего сидеть, — заявил вставая Димитрий. Речьма тут же присоединился к товарищу. Айк ни как не прореагировал, уйдя в свои невесёлые думы. Последнее время он часто и мучительно рассуждал о своей жизни: прежней и настоящей. Весёлость характера его резко изменилась, даже Минай обратил на его хмурость внимание. Да и было о чём подумать. Он оказался в такой дали от своего времени и друзей, с которыми его свела судьба. Раньше, когда он не знал Элекса и Любомилу, или как она прежде называлась — Гемму, он и предположить не мог, что ему будет грустно от разлуки. Ему всегда было прежде на всех наплевать, но вот явился «спаситель» на его голову, и весь мир перевернулся, да ещё эта девчонка — Златовласка.
Она-то каким образом засела в его сердце, в котором не было никогда места для грусти и печали? Может быть, он знал её в своём прежнем воплощении? К сожалению, об этом он ничего вспомнить не мог: сначала проклятый Джида помешал, а после никакие откровения ему больше не являлись. Он даже подозревал, что вспомнить ему позволено было только то, что необходимым стало вспомнить для освобождения из плена. Его размышления были прерваны на самой грустной ноте, чтобы подарить смех, который трудно было удержать при виде картины возникшей у края леса. Показались Димитрий и Речьма со связанными за спинами руками. Пленившие их выступали сзади с карабинами наперевес. Минай сразу признал своих дочерей и, прекратив скалить зубы, перевёл дыхание и добил невинных жертв высказыванием:
— Говорил же — не в их вы вкусе!
Девицы оказались двойняшкам, обе голубоглазые и светло русые. Щёки — кровь с молоком. Догадавшись, что вышел конфуз, девушки развязали своих пленников и поздоровались с отцом.
— Быстро же вы их захомутали, дочурки.
— А у нас всё быстро, — заявила та, которую Минай назвал Дашей.
— Нечего было нашу дичь гонять, — поддакнула Маша.
— Да, ладно! — возразил смущённый Речьма. — Что на ней печать ваша стоит?
— Ты не прав, — поддержал дочерей Минай. — Раз зверь на их угодье забрёл, то он им по праву принадлежит.
— А как вы собирались прикончить белку? — спросил Айк. — Поймать голыми руками и голову открутить?
— Почему голыми? — отозвался Димитрий, вытягивая из-за голенища внушительный тесак, в котором Минай узнал свой столовый нож.
— Плохое впитывается с лёту, — сокрушённо покачал головой Айк.
— Почему плохое? — возразил Речьма. — Твои навыки очень хороши для выживания, мы очень благодарны тебе за них.
— В плен к девицам всё же попали, следовательно, мои навыки не пошли в прок.
— То, случайность, — не согласился Димитрий, продемонстрировав свои воинские способности, в которых Айк уже имел случай убедиться, при стычке с «яйцеголовым» в самом начале их совместного пути. Брошенный им нож просвистел в воздухе и пролетел не менее двадцати метров, вонзившись точнёхонько в узкое дупло дерева растущего неподалёку. Ни кто не успел и глазом моргнуть, как топор брошенный Речьмой прогудел вслед, вызвав лёгкий ветерок, и вонзился туда же. Теперь настала пора всем остальным молча хлопать глазами, а бравым юнцам хитро улыбаться. Речьма проследовал к дереву и извлек хозяйскую утварь, после чего вернул законному владельцу со словами:
— Мы не хотели красть. Одолжили на всякий случай, а сказать забыли.
— Ладно уж, пусть остаются у вас, — согласился поражённый хозяин топора и ножа. — Как отработаете ими на охоте, так посчитаемся.
— А где же охотиться? — спросил Димитрий, — коли вся земля расхватана.
— А когда земля не была расхватана? Вот у дочек попросите, может быть сделают милость: позволят денёк-другой побаловаться.
Девушки, уже догадавшись, что пленники сдались не их силе, а их красоте, конфузливо переглянулись и одновременно пожав плечами произнесли:
— Ладно. Пусть побалуются.
Потом, Маша строго добавила:
— Только сохатого, которого мы по вашей вине проворонили, достаньте.
— Вот и цена объявлена, — заметил Айк. — Ребята того сохатого бегом заморят, обещаю.
Мир был восстановлен и молодежь, быстро придя к согласию в этом вопросе, тут же отправились туда, откуда пришли — в лес.
— Что же это получается, нам ещё денёк отсыпаться? — спросил Айк Миная, поглядев вслед охотникам исчезающим среди деревьев.
Тот только пожал плечами, разведя руки в стороны. «Они тебе не помогут», — высказался «Внутренний голос».
— Тебе надлежит быть на охоте, а не философствовать. Ты что ли поможешь?
«Я отведу тебя к старухе».
— Жене Миная, что ли?
«Да. Она многое ведает, тебе интересно будет поговорить с ней. Может быть она та, кто сможет тебе помочь».
— С чего ты взял, что мне нужна помощь? — начал было пререкаться Айк, совсем позабыв, что «Внутренний голос» прекрасно читает каждую его мысль. Ответа не последовало, поскольку пёс уловил и то, что Айк уже сообразил о своей оплошности. — Ты прекрасное дополнение в моей голове, — заявил Айк. — Но нужно дождаться ребят.
«Зачем? Они уже нашли то, чего искали. Их путь окончен».
Айк поглядел на задремавшего Миная и понял, по его улыбке во сне, что путь Речьмы и Димитрия действительно закончен.
— Молодёжь только увидела друг дружку в первый раз, а он, небось, уже во сне внуков своих тетешкает, — буркнул Айк. — Что ж, может это и к лучшему, как для ребят, так и для девиц.
Впереди была неизвестность и новая страница в их жизнях.
* * *
Избушка возникла внезапно, как из-под земли. Айк потёр глаза на всякий случай, но всё осталось по-прежнему. Они подошли к ней с тылу, или это тропинка вела не туда, куда принято было у всех людей. Айку припомнилась сказочка, которую как-то рассказывал Речьма, про избушку на куриных ногах. Он даже прошептал, дескать, стань ко мне передом, а к лесу задом, но, конечно, всё осталось по-прежнему: избушка стояла на пеньках сваленных деревьев, пошедших видимо на постройку этого лесного жилища. Обрубленные корни у пеньков засохли и очень напоминали птичьи лапы. Пришлось следом за Дружком обойти её кругом, пробираясь через какие-то заросли крапивы и малины, пряча руки и лицо от обжигающих прикосновений. На стук никто не вышел и не откликнулся. Айк толкнул дверь и они вошли внутрь. Хозяйки не было.
— А тебя здесь не попрут за дверь?
«Некому, ты же видишь», — немедленно отозвался «Внутренний голос».
— А когда явится хозяйка?
«Она иногда не является до глубокой тьмы, что же мне, на улице сидеть? Давай-ка, пошарь в печке, может осталось что-нибудь пожевать?»
— Ну, знаешь! До такого бы даже я не додумался. — Айк оглядел бедное жилище и тут же встретился взглядом с зелёными кошачьими глазами, следящими за ними с подозрением из-под лавки у маленького окошка, поражаясь наглости его провожатого. Айк почувствовал себя неуютно. Назревал мысленный скандал с Дружком. По счастью, послышались шаги на ступеньках и дверь распахнулась. «Старуха» таковой не выглядела и оказалась куда моложе Миная. Ещё с порога она поглядела на стоящего перед нею Айка и не давая раскрыть рта, произнесла:
— Давненько ни кто не хаживал.
— Я… — собрался пуститься в длинные объяснения Айк, но был остановлен повелительным жестом.
— Ясно кто тебя привёл. А ну…
Продолжение её речи было бы излишним, Дружок и так понял всё. Уныло поджав хвост, он выскочил за дверь, и та со стуком захлопнулась за ним.
— Думаешь, слишком круто я с ним? — поглядела она на Айка. — Просто не люблю ворюг.
— Он в некотором роде не просто ворюга, — заступился за Дружка Айк. — Он, можно сказать, братец по разуму.
— Глупец он. Сколько с ним вожусь, а он меня не понимает.
— А со мною говорит, мысленно.
Хозяйка выпучила на него глаза, точь-в-точь похожие на глаза её дочерей.
— Правда, что ли? А со мною не желает. Ни говорить, не прекращать воровство.
— Наверно его понимание избирательно, по половому признаку, так сказать, — серьёзно заявил Айк.
— Ладно, ладно. Всё равно кобелю придётся подождать за дверью, заслужить обед.
— Как тебя величать, хозяюшка? — спросил Айк.
— Зови меня как все — Марёна.
— Как-то мрачновато, для живого человека, — пошутил Айк.
— А, люди так прозвали за правду, что предсказываю им. Не любят они правду, любят сказки с весёлым концом. Вообще-то моё имя — Матрёна. Ну, я сейчас на стол соберу, а ты с дороги умойся.
Она принялась грохотать горшками в печи и раздувать тлеющие угли, а Айк тут же стал оглядываться и соображать, где бы ему умыться. Но хозяйка оказывается ещё не договорила.
— Баньку не могу предложить — косточки попарить, но в двадцати шагах найдёшь пруд. Вода в нём живая.
Уже взявшись за ручку двери, он вдруг вспомнил, что так и не сказал, ни кто он, ни как его зовут. Обернувшись, он встретился с пристальным взглядом Матрёны.
— А не к чему, Айк. ты здесь проездом. Сейчас ты здесь, а в завтра тебя здесь нет.
Ноги переступили через порог, не сгибаясь в коленях. Дружок услышав скрип двери залаял, изображая усердную охрану дома от мышек и лягушек, но увидев, что это всего лишь Айк, смолк. Так, без мыслей и чувств, он дошёл до лесного пруда и, не останавливаясь, бултыхнулся в него прямо в одежде. Полежав на воде, он позволил намокшей одежде утащить его вниз. После, отфыркиваясь, вынырнул и принялся плескаться, сдирая с себя одежду и смывая грязь, накопившуюся за неисчислимые годы своего отсутствия на Земле. Обратно он шёл обновлённый, словно, даже душа отмылась от грязи и коросты, которая налипла на неё за время испытаний выпавших на её долю. Матрёна не глядя, протянула какое-то одеяло и кивнула за печку. Втиснувшись в узкую щель, Айк вторично разделся и, обмотавшись одеялом словно тогой, развесил на верёвке свой наряд для просушки. Дружок уже заканчивал чавкать из дальнего угла и вылизывая миску пробурчал неразборчиво:
«А ты говоришь, что я без своей посуды никуда».
Айк опустился на табурет у стола и в свою очередь набросился на похлёбку из каких-то трав и овощей с лесного огорода хозяйки. Закончив трапезу, он почувствовал необычайный прилив сил.
«Правда, душевно»? — спросил его «Внутренний голос». — «Ну, я пойду назад. Прощай».
Айк не стал спрашивать, почему прощай. Он уже не сомневался, что попал в сказку, в замечательную сказку со старухой Ягой и говорящим псом по кличке Дружок.
* * *
— Много вопросов, да?
— Очень много, — признался Айк.
— А ты не спеши их все задавать. Глядишь, и не понадобится. Сама скажу, что тебе знать нужно. Матрёна подошла к печке и помешала в горшочке что-то булькающее там и странно пахнущее. Нельзя было сказать, что запах был отвратительным, но и приятным его назвать было нельзя. Наклонившись, она понюхала и резко выпрямилась, чуть покачнувшись. Айк следил за её действиями, ничего не понимая. Вдруг, в чертах лица Матрёны проступило что-то знакомое. Это продолжалось всего какой-то миг, а после всё стало прежним. Айк тряхнул головой отгоняя наваждение: ему почему-то показалось, что перед ним мать Златовласки.
«Нет, этого не может быть. Та была старой и седой, а Матрёна выглядела лет, этак на сорок, не более».
От этих рассуждений его оторвала Матрёна, сунув ему под нос только что сваренный напиток.
— Пей! — повелительно прошептала она. Голос её тоже изменился, напоминая голос старухи
 Айк заколебался, но Матрёна ласково положила свою ладонь ему на затылок и буквально влила содержимое в рот. Уже глотая он ужаснулся, решив, что странная женщина решила обварить ему глотку кипятком, но жидкость оказалась холодной. Он ожидал какого-то результата, догадываясь, что этот отвар неспроста готовился для него. Однако ничего ни изменилось.
— Зачем это? — спросил он.
— Нужно проверить, не ошиблась ли я, — последовал загадочный ответ. — Любого, кроме того кого я жду, этот отвар отправит на встречу с богом.
Перепуганный Айк вскочил, схватившись рукой за горло. Горло только что слегка начало жечь. Однако Матрёна вдруг расхохоталась прежним голосом.
— Пошутила я. Не верь всему, что говорят обо мне люди. Лучше расслабься и приляг на лавку.
— Я не хочу спать, — возразил он. — И, вообще, нельзя ли поближе к теме?
— Торопыга. Как был недоверчивым к своим чувствам, таким и остался.
Айк не спрашивал, откуда она его так хорошо знает. Он не чувствовал зла исходящего от неё, только доброе участие. Мыслей он тоже не улавливал: Матрёна тщательно следила за своими мыслями, а может быть, её мысли протекали где-то совсем в иной области, нежели мысли остальных людей, да и мысли Дружка в том числе.
— Ну, ладно, — проговорила вдруг она. — Не хочешь полежать и не надо. У других бывало от моего отвара ноги подкашиваются враз, а ты словно железный. Значит, всё правильно, ты тот кого я ждала всю жизнь.
— Не понимаю, как это возможно, — пробормотал Айк. — Ждать того, кого ни разу не видел и о ком не слыхал.
— Всё возможно в мире под луной. Теперь слушай и не перебивай. Ты угодил в ловушку. Отсюда нет выхода — ни вперёд, ни назад. Силы зла тучей нависли над миром и не дают таким как ты противостоять им. Силы эти лишили людей их богов — их союзников и заступников. А одному — не многое подвластно.
— Мне подвластно, — возразил Айк.
— Ой, ли? — скептически произнесла Матрёна. — Но ты же здесь? А должен быть подле своей избранницы.
— Я просто ещё не пробовал, — смутился Айк. — «А действительно, почему я до сих пор не попробовал переместиться отсюда куда-нибудь»?
— Заступники удерживают тебя от неверного шага, — последовало пояснение. Матрёна прекрасно читала его мысли, чего он ни как не ожидал. — Не желаешь застрять в безвременье?
— Увидев в его глазах свет понимания, она строго добавила: — То-то.
— Какой сейчас год? — спросил Айк, словно просыпаясь.
— 1908 от рождества Христова, — последовал незамедлительный ответ.
— Как мне вернуться к 988-му?
— Ни как. Этот период полностью закрыт силами зла для перемещений в обратную сторону, Даже я не в силах совершить подобного, хотя сила моя велика. Можно только вперёд, но не в тот мир, который тебе ведом и где тебя ждут друзья.
Сознание отказывалось понимать сказанное. Айк всё ещё надеялся на какое-нибудь чудо, но Матрёна молчала. Как показалось Айку, молчала с какой-то жестокостью. Теперь он догадывался, почему её люди называли Мареной, — то есть богиней смерти. Она рада была бы предсказать им что-то хорошее, но хорошего не могло ожидаться на всём протяжении их коротких жизней. Он попал именно туда, куда они все стремились: к месту отправки письма неизвестным другом-диурдом. Дикая мысль промелькнула в голове: а не она ли этот неизвестный?
Матрёна вдруг нахмурила свои брови. Ещё прежде чем она открыла рот, Айк понял, что ошибся: письмо было написано мужчиной.
— Нет, ты ошибаешься, — подтвердила она его мысль. Я родилась здесь и никогда не покидала своего времени.
— Но, тогда…
— Не будем обо мне. Поговорим лучше о тебе. Я могу помочь тебе силой для перемещения. Но только вперёд, как и говорила.
— Пусть вперёд, лишь бы найти автора письма!
Айк надеялся найти этого человека, в каком бы времени тот не оказался. Если уж суждено было преодолеть невидимый заслон, то только с чьей-нибудь помощью, а эту помощь мог оказать только друг.
— Ну, так как? — заглянул он в голубые глаза своей собеседницы.
— Рискованный путь ты выбираешь, — последовал ответ. — Постой! — вдруг оборвала она себя. — Был у меня когда-то один странный посетитель. Как это я забыла? Я тогда была ещё совсем девчонкой. Он показался мне не от мира сего: страшный, лицо изуродовано, одного уха не было вовсе. Я решила, что ему нужна помощь в исцелении и принялась убирать шрамы, но вдруг они исчезли, причём исчезли очень быстро, как будто, без моей помощи. А ухо отросло.
Айк насторожился, он мучительно перебирал в памяти лица всех тех, с кем ему приходилось встречаться в том или ином времени, но никого подобного он не помнил.
— Он поблагодарил меня и ушёл, — продолжала Матрёна. — А я почувствовала резкий упадок сил. Прошёл почти месяц, пока мои возможности вновь восстановились. И он вдруг пришёл снова, словно дожидался именно этого. Попросил подержать его за руку, дескать, ему нездоровится. Я не раз подобным образом лечила людей, передавая им живительную силу небес. Только я настроилась и закрыла глаза, чтобы лучше сконцентрироваться, как почувствовала, что моя рука держит пустоту.
— Это он! — воскликнул Айк.
— Да, теперь я понимаю, что это был тот, кого ты искал. Но тогда мне показалось, будто мне всё привиделось. Решила, что нечистый играет со мной в прятки.
— Эх, жаль, мы не знаем год, куда он ускользнул!
— Я прекрасно знаю куда, но тебе туда нельзя. Можно ещё дальше: лет на восемьдесят - девяносто вперёд. Не меньше!
Айк так и оцепенел.
— Ты знаешь? А почему нельзя поближе к цели?
— Ну да. Сейчас знаю, тогда не знала. Ближе нельзя, пропадёшь.
— Как?
— Ты спросил, а я получила ответ. Отдыхай, скоро тебе понадобятся все твои силы.
— Я бодрый, как никогда, — возразил Айк, но всё же покорно прилёг на лавку с предупредительно расстеленной хозяйкой периной, а Матрёна прикрыв его одеялом сверху, забралась на печь.
— А всё же, странный ты — человек из прошлого: многое умеешь, а элементарных вещей не знаешь.
— Это, каких же?
— Что силы тебе даны богом, для нужного дела.
— А тебе, тоже богом?
— Естественно. Боги знают и понимают механизм перемещений в пространстве-времени, ну и прочих деяний, конечно. Обычный человек, даже если и владеет божественной силой, как ты или я, то познать всех тонкостей не в состоянии: ума маловато.
— Тогда выходит, мои друзья боги, а я и не знал. Хотя, раньше догадывался, но как-то вскользь. Многовато их было раньше.
— Они вернутся. Придёт время и вернутся.
— Это было бы здорово, — вздохнул Айк.
— А зачем им мы?
— Мы на пути, — непонятно ответила Матрёна. — Исполнить нужно своё предназначение.
— Какое же у меня, к примеру, может быть предназначение?
— Вот уж, действительно, простота! Избавил Явь от одного из главных бесов, а не знает зачем ему дана была сила.
— Откуда ты про Минону знаешь? Тебя-то со мной не было.
— Моё предназначенье иное, чем у тебя. Знать всё, чтобы люди помнили.
Айк решился задать главный, давно мучивший его вопрос, уж очень подходящей показалась минута.
— А ты веришь, что мы не единожды приходим в мир? У тебя была прежняя жизнь?
— Верю. Была. У тебя тоже была. Мне об этом вспоминать не обязательно, а тебе не помешало бы.
— Я не могу. Что-то разок промелькнуло и всё. Да и зачем мне знать? Вдруг жизнь покажется скучной после этого?
— Многие приходят в мир, не ведая о главном. Кто поумнее, планирует свой приход. А есть хитрые: они, просто-напросто, не уходят из него полностью.
— Как это? — не понял Айк.
— Не тебя имею в виду, — вновь прочла его не высказанные опасения Матрёна. — Ты скачешь по странам и временам, а жизнь проживаешь одну. Вот представь: полюбилась тебе девушка так сильно, что хочешь вновь с ней встретиться в новом мире и прожить вечно, любя только её. Так и будет, ежели сильно захочешь.
— А как её узнать?
— Вот в том и загвоздка! Кто-то находит, а кто-то сомневается вечно, так в сомнениях и влачит всю отпущенную жизнь. Для того нужно ведать главное и воплотиться в нужном времени. Те, что хитрые — они другие. Они не могут уйти из Яви даже на время, так как боятся потеряться и не вспомнить себя. Они вступают в брак с единокровной душой, находясь ещё в прежнем теле, чтобы остаться в детях своих, хотя бы частично. Вот и получаются недочеловеки. Вместо обновления — гниль и тлен. Телом молодой, а душой давно старик. То путь лёгкий от Лукавого им показан, не владеющего иной силой, кроме обмана. Только бога не обманешь, он всё видит. Помнят они многое из прежних жизней, а кровь и душа поганятся. Смысл жизни теряется, когда нет обновления. Вместо восхождения, бесконечное падение. Им боязно всё накопленное столетиями упустить, оттого и не ведают они радости жизни, страшась смерти, а по сути — давно мертвы. Они то и подпитывают силы зла, не принимающего очищения, страшащегося своего поражения, которое непременно обернётся вечным небытиём.
За тёмным окошком глухо заухал филин. Зеленоглазый кот выбрался, наконец, из-под лавки и устроился в ногах у Айка, мурлыча свою песенку. Веки потяжелели, сон овладел им, и сразу же, словно толчком, открылась дверь в мир мыслей, которые больше не прятались в головах своих хозяев. Кошачье мурлыканье, сразу же, превратилось в песню:

Избушка в тайге затерявшись стоит,
В избушке той старая бабка сидит.
На пряхе кудельку свою всё прядёт,
И ведает бабка, что путник идёт.
Высокие кедры стоят на пути,
Не просто прохожему в чаще пройти.
Но верный Дружок не сбиваясь бежит,
Нос-компас ведёт, хвост собачий дрожит.
В преданьях старинных записан секрет,
На многие тайны в тайге есть ответ.
Не умер, а дремлет порубленный лес,
А если он жив, то в нём много чудес.
Там баба Яга знанья древних хранит,
Былины слагает, ночами не спит.
Кудельку волшебную тихо прядёт,
Как нить Ариадны к себе всех ведёт.

Уже проваливаясь в сладкий сон, какого не знавал с самого детства, Айк вдруг открыл глаза. Новые мысли вторглись, заглушив пение и они принадлежали не коту:
— «Только бы ты нашла его, моя девочка. Он в такой немыслимой дали от тебя. Ведь он совершенно в ином мире. По-прежнему, забавен и уважителен, как и раньше».
«Это кто, уважителен»? — подумал Айк и услышал, как Матрёна слезает с печки и подходит к нему. От лёгкого прикосновение ладони ко лбу он невольно вздрогнул.
— В добрый путь, — послышался шёпот чьего-то смутно знакомого голоса, одновременно похожего и не похожего на голос Матрёны.
Обычная круговерть, вызванная переносом тела, завертелась перед мысленным взором. После всё исчезло.

глава 9

А люд вздыхает, к Господу взывая.
Пытаясь устранить в душе изъян,
Всё ждёт, куда же ведёт кривая…
Под смех кинжальный — «инопланетян».

Совет сегодня не был в полном составе. Поводом для внеочередного совещания послужило заявление неизвестного мальчика. Цепкус и ещё двое жрецов расположились перед круглым столом, где пустовали места представителей других планет Содружества. Из них троих, лишь он один понимал серьёзность последствий для Оранжевой и всего остального мира, в случае принятия ими неверного решения.
— Неужели, Вы поверили этой сказке ребёнка? — нарушил тягостное молчание Кинхет.
— Хотелось бы, чтобы это всё оказалось только сказкой, — угрюмо возразил Цепкус.
— Кажется, это Вы Цепкус утверждали, что угроза нашему обществу уничтожена в зародыше? — задал напрашивающийся вопрос третий участник Совета Рахус.
— У меня были все основания так полагать, — расстроено ответил глава Совета. — Все лица, в чьи тела внедрились инопланетные личности, нами выявлены и обезврежены. Это стоило немалых усилий, как вы все помните. Два года прошли с тех пор, и мы все немного успокоились, но это сообщение от мальчика не похоже на выдумку. К тому же Элекс так и не вернулся, следовательно, ему что-то помешало это сделать.
— Подумаешь! Элекс не вернулся, — протянул Кинхет. — Если хотите знать моё мнение, то эти диурды всегда ведут себя довольно странно.
— Именно благодаря их странности, мы избавились от врагов уничтожающих целостность нашего мира. Именно Элекс разоблачил их происки и, можно сказать, спас всех нас от страшной беды. Разве это не так, а Кинхет?
Второй жрец поморщился, но возражать не стал.
— Откуда взялся этот молодой гонец? — поинтересовался Рахус.
— Я не успел толком расспросить его, — ответил Цепкус. — Но он ждёт, пока мы позовём его.
— Что же Вы сразу не сказали? — удивился Рахус.
— Я хотел вначале узнать ваше мнение, сейчас распоряжусь, чтобы его пригласили.
Отдавать какие-либо распоряжения Цепкусу не пришлось. Едва он взялся за своё переговорное устройство, лежащее на столе, как воздух перед троицей подёрнулся рябью, и в четырёх шагах возник мальчик, лет пятнадцати. К Кинхету дар речи вернулся почти сразу.
— Конечно, снова диурд?
— Мои родители диурды, — гордо ответил юноша, слегка поклонившись.
Кинхет буркнул что-то неразборчивое, а Рахус откашлявшись, предложил гонцу присесть. Но юноша, не обратив внимания на это, почётное, для любого другого предложение, остался стоять, сразу перейдя к делу.
— Какое решение приняли старейшины?
Необычное обращение вызвало переглядывание жрецов, но растопило лёд недоверия Кинхета. Он сразу почувствовал расположение к неизвестному мальчику и уже более благодушно пробурчал:
— Старейшины пока ещё решение не приняли. Перед тем как направить флот для выполнения какого-либо задания, нам необходимо провести тщательную разведку.
— В этом нет необходимости, на счету каждая минута. Поймите, гибнут люди! Целая планета на грани заката жизни!
Даже не взволнованный тон мальчика, а упоминание о грядущей гибели целой планеты, заставила сердца умудрённых людей забиться чаще. Им всем была известна далёкая история своих предков, чудом сохранивших цивилизацию, после гибели прародины — Кассии. Если бы кто-нибудь из присутствующих знал о том, что своим плачевным нынешним положением родина мальчика диурда обязана тем же кассийцам, решение о помощи созрело бы раньше. Увы, некоторые вещи подлежат забвению, поскольку помнить о неблаговидных поступках предков, означает рыть самому себе яму.
— Кто послал тебя? Родители? — спросил Цепкус, по-новому рассматривая малолетнего гонца.
— Я сам, — последовал лаконичный ответ.
— Тогда от чьего же имени ты говоришь?
— От имени всех свободно мыслящих людей моей планеты.
Вслед за этими словами, перед мысленным взором жрецов возникла картина, которую недоверчивый Кинхет вполне мог бы назвать разведкой. Бесконечная череда мучений и страданий сотен поколений невинных людей потянулась перед ними с ужасающей реальностью, словно в кошмарном сне, когда хочется крикнуть и проснуться, но сон не выпускает из своих липких объятий. Тысячи и тысячи убиенных безвинно и за осознанное сопротивление, мужчин и женщин, старцев и детей вставали перед ними, свидетельствуя в правдивости слов мальчика. Их из века в век низводили до состояния животных, лишь за одну только попытку самостоятельно думать: Силам Тьмы не нужны были конкуренты. Власть над планетой попала в их грязные руки и они не собирались расставаться с нею. Не помня ничего о своём прошлом, не имея никакого представления об окружающем мире и его законах, несчастные всё же хранили в себе искорку знаний и величия своих предшественников, и несли её по жизни, передавая своим детям без всякой надежды на какую-то иную долю, кроме простой и в тоже время великой доли — быть частицей своей родины. Пот градом катился по лицам жрецов от ощущения безнадёжности, заполнявшей каждый день жизни этих людей — от рождения до самой смерти, переданной мальчиком с такой достоверностью. Лишь когда испытание достигло апогея, пытка кончилась.
— Простите, если я перестарался, — виновато произнёс он. — Хотелось лучше передать то, что вы не смогли бы выяснить за краткий миг одной человеческой жизни.
— Кто ты? — воскликнул Рахус, напуганный не столь ужасающими картинами, сколь властью чужой воли над его разумом, который он считал до сегодняшнего дня столь совершенным.
— Он просто диурд, — пояснил успокаивающе Цепкус. — У нас не Оранжевой не принято демонстрировать свои парапсихические силы на людях, — добавил он, обращаясь к мальчику. — Но всё же, мы благодарны за исчерпывающие разъяснения.
Возникло неловкое молчание, которое нарушил Кинхет.
— Как такое могло продолжаться бездну времени и оставаться в не поля зрения Совета Жрецов Содружества Пяти Планет?
— Бездна времени для нас — для вас год, другой.
— Не понимаю, — вновь заговорил Рахус. — Как такое может быть?
— Временной цикл жизни нашей планеты был изолирован от остальных миров Силами Тьмы. Сейчас наступает рассвет. Диурды Земли вновь обретают утраченную энергию, но нас очень мало, а Тьма набрала неслыханную мощь. Если падёт наш маленький оплот, Тьма расползётся по всей галактике.
— Сколько у нас есть времени? — спросил упавшим голосом Кинхет.
— С каждой минутой его остаётся всё меньше и меньше.
Мальчик отступил на шаг, и порыв воздуха устремился к тому месту, где он находился мгновение назад.
— Он так и не сказал, как его зовут, — заметил Рахус, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Так ли это важно? — возразил Цепкус. — Главное, он один из нас, из людей.
— Мне лично показалось, что я с ним знаком давным-давно, — вставил Кинхет.
— Мне тоже, — согласился Цепкус. — Так, что? Будем проводить разведку?
— Мне почему-то кажется, что всё уже решено. Вы же слышали и видели, помимо внутреннего источника зла на третьей планете существует и внешний фактор. А он может исходить только от наших общих врагов, с которыми мы недавно сами едва справились. Времени уже нет. Уверяю вас коллеги, там мы столкнёмся с безумцами Миноны ещё до посадки. Пора снаряжать эскадру! Мне необходимо ваше согласие в этом вопросе.
Кинхет перевёл свой взгляд с Цепкуса на Рахуса и, получив от них подтверждение, с облегчением расправил плечи. Торопливо направляясь прочь, буркнул вместо прощания:
— Большинством согласных решение принято.
* * *
Горячий песок — вместо уютной перины, вместо одеяла — обжигающие лучи солнца. Айк не торопливо обвёл окружающих его людей взглядом и тут же закрыл глаза. Такого скопления человеческих тел он ещё не видел. Хорошо, что Матрёна отправила его голым. Здесь не принято было находиться в одежде. Каждый, кто приходил, скидывал свои немудрёные лохмотья и, оставшись в одних трусах, направлялся к морю поплескаться. Исподтишка поглядев на свой наряд и придя к выводу, что он мало отличается от распространённого здесь, Айк встал и тоже решил окунуться, чтобы разогнать сон, который так и не наступил. Марёна явно поспешила. Даже не дав ему поспать, отправила бог весть куда. Нырнув с головой по волну и провентилировав таким способом мозги, он направился обратно к берегу, попутно вертя головой и разглядывая близкие горы и береговую линию. Вдруг он застыл как вкопанный. Он мог бы поклясться, что оказался возле Папинсона, в той самой бухточке, где ловил с Серенадой и малышнёй рыбу. Только самого Папинсона видно не было.
— Дурак! — обругал он сам себя. — Странно было бы, если б его мог бы увидеть каждый.
Уворачиваясь от визжащей ребятни, носящейся и плещущейся возле самого берега, он направился прочь от людей. Хорошо знакомая тропка петляя вела на вершину горы, величественно возвышающуюся над морем. Он проделал этот путь с лёгкостью и, несмотря на крутой подъём, иногда переходил на бег. Вот и вершина, ровная как и всегда. Только вместо знакомого замка какое-то сигнальное устройство из железа и камня. Айк вернулся назад, вниз по тропинке и попытался войти вновь. Ничего не вышло. Ни невидимой стены, ни Папинсона. Подойдя к краю, он окинул взором знакомую бухту. Ошибки быть не могло, он был в том самом месте, только Папинсона здесь никакого не было. С тоскою глядя в бескрайнюю даль, на море, по-прежнему неизменное, как и многие тысячелетия назад, он впервые почувствовал гнетущее его одиночество, когда от безысходности хочется рычать словно зверь.
— Златовласка! Где же тебя теперь мне искать? — зов вырвался из него помимо воли. Никогда он не испытывал такого чувства утраты.
— Эй! — послышался окрик.
Незнакомый мосластый мужчина стоял в четырёх шагах от него. Айк поглядел на неизвестного и отвернулся.
— Я это тебе! — вновь заговорил незнакомец. — Не вздумай в мою смену здесь парить как покинутый лебедь.
— Не понял? — переспросил Айк, разглядывая во все глаза говорящего что-то невразумительное человека.
Незнакомец подошёл вплотную и принялся внимательно разглядывать Айка, словно тот был какой-то диковинкой.
— Спутал, что ли?
— Я не спутал, — хмуро возразил незнакомец. — Самоубийц я чувствую нюхом, за версту. Иди отсюда, пока цел!
— Ах, вот ты о чём! — догадался Айк. — Сегодня тебя нюх подвёл. Сегодня я я, скорее, сам готов прикончить кого-нибудь. Как тебя зовут?
— Андреем, — сообщил обескураженный незнакомец, смерив Айка с головы до ног с высоты своего не маленького роста и на всякий случай отодвинувшись назад от края скалы.
— А меня — Фомой, — сообщил Айк, вспомнивший по случаю библию, текст которой неизвестно как просочился в его голову. — «Что-то новенькое происходит со мной», — машинально отметил он, пытаясь понять, откуда у него в мозгу возникла эта информация, причём так быстро. Он попытался прислушаться к мыслям Андрея, но безуспешно, этот дар больше не был с ним, как и все остальные. Ещё плескаясь в морской воде, он перепробовал всё, что когда-то было ему подвластно, и теперь окончательно убедился в своём бессилии.
— «Ну и пусть»! — вдруг упрямо заявил он сам себе. — «Не в первой. Мои таланты всегда со мной». — Ты, Андрей, по воде ходить не умеешь, часом? — прищурив один глаз, сурово спросил Айк. — Слыхивал я о твоём тёзке: как он таращился, глядя на Христа, но, так же как и мой предшественник, не поверю, пока не увижу подобное чудо своими глазами.
— Ты, это, Фома, — вдруг залебезил Андрей, отодвигаясь ещё дальше, — ежели что задумал, то не здесь или хотя бы, не сегодня. На прошлой неделе, мусора затаскали.
Странности продолжали прибывать: Айк, сам того не ожидая, понял всё, что невразумительно пытался втолковать ему Андрей.
— Не дрейфь, моряк! — заявил Айк перепуганному мужчине. — Мусора не узнают о том, чего не было. Выпить есть?
Андрей почесал макушку, скосив взгляд на дверь, из которой появился.
— На маяке, что ли? — догадался Айк, лихо управляясь с новыми для него словами, так же возникшими из ниоткуда и накрепко засевшими в нём.
— Так рано ещё, вроде бы, — смутился Андрей.
— Ты меня не понял, — поправился Айк. — Попить, а не выпить. Водички прошу у тебя.
— Так бы и сказал. Пошли со мной.
Раскачивающейся походкой Андрей затопал в дверь, из которой недавно выскочил, а Айк следом. Назначение этого самого маяка, Айк уловил, ещё даже не повстречав механика. Сейчас он с любопытством огляделся. Механизмы, заполняющие помещение, выглядели примитивно. Айк снова подивился подобному сравнению, возникшему в нём. Учитывая, что до полёта в логово «яйцеголовых», он вовсе не был знаком с техникой, это навевало смутные подозрения, что неспроста снова ему попадется на пути техника. Подозрения усилились, когда к нему присоединился Андрей и, напоив его противно-тёплой и слегка солоноватой водицей, пожаловался на генератор, который уже вторую неделю «бастует».
Айк взяв в руки инструмент, валявшийся возле разобранного генератора, скептически оглядел его и, вздохнув, принялся за работу, переставая понимать что-либо вовсе. Его руки прекрасно справлялись, не очень-то подчиняясь голове, окончательно убеждая хозяина в том, что его сущность поменяла прежний адрес. Он даже попросил у Андрея зеркальце, чтобы убедиться в том, что это всё-таки он, а не кто-то иной. Зеркальца на маяке не оказалось. С наступлением вечера, когда повеяло прохладой, Андрей извлёк пузырёк с вином и предложил отметить возвращение к жизни механизма, отремонтированного Айком. Никогда не испытывающий тягу к одурманиванию мозга Айк согласился, прежде чем успел подумать о том, для чего он это делает.
— За возвращение к жизни! — повторил он вслед за Андреем, принимая стаканчик в руки.
Вино оказалось крепким, и вскоре Айку стало ещё грустнее прежнего. Он отказался от повторения, но Андрей не обиделся, уговорив остальное одним мигом. Последовавшее вслед за этим откровение, объяснило кое-что. Новый знакомый оказался бывшим моряком, перебивающемся на береговой службе. Во времена своей молодости, полной путешествий из конца в конец всего белого света, чтобы не сойти с ума от скуки дальних рейсов, он увлёкся религией. Поскольку церквей в открытом море найти было невозможно, он изучил Ветхий и Новый Завет от корки до корки и знал их, пожалуй, лучше иного батюшки.
Айк начал догадываться, что эти знания каким-то непостижимым образом перекочевали и в него самого, как и остальные представления об окружающем мире, включая лексикон с поправкой на изменения в разговорном языке. «Вот только знаниями механизмов я явно перещеголял исходный кладезь», — отметил Айк вспомнив, как в изумлении глядя на тарахтящий генератор, Андрей растерянно перебирал гору оставшихся после ремонта лишних запчастей.
— Да тебе цены нет, Фома! — ревел флотский механик, дружески обнимая Айка. — С тобой мы могли бы автосервис открыть! Бабла зашибать, а не питаться подачками со стола приезжих.
— Бабла я и без сервиса зашибу, дай срок.
— До утра! — ухмыльнулся Андрей, тыча и не попадая ключом в замочную скважину, чтоб запереть дверь. — Пора домой, — объявил он, справившись, наконец. — Где твои шмотки? Не холодно?
— Прохладно слегка, — согласился Айк. — А шмотки на пляже оставил. Утром найду.
— Как же, держи карман шире. Найдёшь. Их уже давно кто-нибудь нашёл. Ладно, пойдём ко мне, у меня найдётся что-нибудь пузо прикрыть.
Промаршировав нетвёрдой моряцкой походкой, усугубленной горячительным, Андрей, тем не менее, ни разу не ошибся в выборе пути, хотя уже наступила полная тьма. Вдалеке мелькали огоньки, и звучала шумная музыка, вызывающая у Айка раздражение. Спустя полчаса они достигли города и, быстро миновав толпы ночных гуляк, ввалились в маленький дворик, через полуразвалившуюся калитку. Как Андрей не пытался сделать их появление менее помпезным, ничего не вышло. Грохот свалившегося столика и звон разлетающейся вдребезги посуды сигнализировал о возвращении отца семейства. Загорелся свет, и перед ними возникла фигура женщины с прелестным малышом на руках. Девочка семи-восьми лет, выглядывала из-за её юбки, поблёскивая озорными глазёнками.
— Папа пришёл! — радостно воскликнула она.
— Да, уж, приполз! — согласилась с дочкою жена, чмокая, тем не менее, мужа в щёку. — А друг твой, что же стоит голый? Обокрали?
Андрей по свойски махнул рукой Айку, застывшему там, где их выдал грохот. Мол, проходи. Но в глазах женщины вдруг промелькнуло недоверие.
— Может вы объясните сначала, что да как, а уже потом упадёте в беспамятстве на койки?
— Не звени, колокольчик! — выдохнул Андрей. — Скоро монеты будут звенеть у нас в каждом столовом приборе.
— Пока я слышу только звон битого стекла, медведь ты окаянный.
Айк понял, что назревает скандал в семье, причиной которого, по всей видимости, окажется он. Нужно было вмешаться. Сообразив, что «колокольчик» — едва ли является именем собственным, он приняв предварительно позу оратора, начал:
— Прошу прошения за беспокойство, госпожа…
Но тут же был прерван подозрительным фырканьем женщины.
— Ладно, не смейтесь надо мной. Я сегодня несколько не в себе. Вот ваш муж не даст соврать.
— Ага, — промычал Андрей. — Чуть не сверзься с Чародей-скалы.
Айк почувствовал, что мурашки побежали по коже, при упоминании места, где он безнадёжно пытался найти Папинсон. Слова застряли где-то глубоко в горле. Справившись с волнением, несвойственным ему прежде, он докончил фразу:
— Словом, вот у меня тут деньги, возьмите сколько нужно за ущерб.
Разжав кулак, он протянул мятые купюры хозяйке дома. Вздрогнув, она изумлённо поглядела на них и Айк понял, что, протискиваясь сквозь толпу вечерних отдыхающих, он, ненароком, разжился целым состоянием. Женщина странно вздохнула и, не взяв денег, ушла внутрь. Смутившись, Пётр бросился за ней, а Айк так и остался стоять в дворике с бумажками в руке. Опомнившись, он поднял столик и, положив на него деньги, придавил их уцелевшей крышкой от сахарницы. Печально подмигнув девочке, он повернулся и вышел в ночь.
* * *
Он не узнавал себя. Хандра и жалость к себе захлестнули его удушливой волной. Глядя на радостные лица беззаботно веселящихся людей, он особенно остро почувствовал своё одиночество. Полуголым был не только он: время от времени попадались бредущие от моря припозднившиеся купальщики. Однако, голод постепенно вытеснял остальные чувства, напоминая о материальном. Отовсюду доносились запахи жареного мяса, приятно щекоча обоняние и не способствуя улучшению настроения. Идея обчистить ещё чьи-нибудь карманы больше не приходила в голову. Перед глазами стояло холодное выражение лица жены Петра, когда она увидела деньги. Странно, видимо послание неизвестного друга пришло не отсюда. Здесь был мир наполненный совершенством: у всех на лицах было написано умиротворение или хотя бы радость. Не в силах больше сдерживаться, он подошёл к улыбающемуся торговцу едой, который сосредоточенно поворачивал миниатюрные стальные вертела с нанизанными на них кусочками розового мяса.
— Послушай, приятель, — начал он, вложив в слова как можно больше тепла, — меня обокрали на пляже. Угости в долг. Завтра же я расплачусь.
Улыбающиеся лицо, сменило выражение на прямо противоположное. Мимолётно глянув на трусы Айка, кареглазый торгаш произнёс короткую речь, сразу спустившую Айка из заоблачной страны на грешную землю.
— Больше ничего не хочешь, а? Может тебе… … дать? Иди к … матери, да.
Это уже больше походило на суровую действительность. Молодой брюнет и миловидная блондинка, измазанная в шоколаде, видимо, дожидавшиеся своего заказа, тоже внесли ясность, презрительно посоветовав ему валить подальше. Айк уныло вздохнул и сделал вид, что собирается последовать доброму совету, внезапно выкатив глаза, уставился на полу белого халата хама.
— Горишь! Горишь!
Пока носатый торгаш хлопал себя по халату, вертясь волчком в поисках пламени, Айк припустился наутёк с вожделенной добычей. Это было крайне рискованно и довольно глупо, но зато вернуло обычное несокрушимое чувство самоуверенности. Крики погони стихли позади, как только Айк выскочил за пределы освещённого участка. Рядом рокотало бархатное море и, наткнувшись на скамеечку, он устало присел, чтобы вознести приятную дань своему изголодавшемуся желудку. Стягивая зубами с металлических жезлов ещё горячее мясо, он ещё больше преисполнился бодрости. Завтрашний день его больше не пугал. Мир, в котором он очутился, был далеко не нов, хотя и показался на первый взгляд чем-то необычным. В прежние времена, его бы не оставили умирать от голода, кинули хотя бы кость из сострадания. За красивой обложкой скрывалось довольно примитивное зверьё, с которым не стоило церемониться. Насытившись, он вспомнил о питье и пожалел, что не прихватил с прилавка бутылочку с живительной влагой. Но сегодняшний вечер обещал исполнение любого желания. Громко гогочущая ватага девок и парней появилась в поле зрения, как по заказу неся в руках то, о чём он только что подумал.
— Это кто же занял нашу скамейку? — протянул один, самый нагловатый тип.
— Да это же голый! — вторил ему другой.
Девки весело заржали. И бесцеремонно опустились по обе стороны от Айка. Компания завела какой-то бессмысленный разговор, перемежающийся глупыми выкриками и грубыми шутками в адрес друг друга. Женская половина тоже не оставалась без внимания, причём выражения были похлеще, чем у торгаша. Тот, что первым обратил внимание на Айка, (его называли Ромой), сыпал какими-то непонятными словечками, типа байтов, сайтов и приколов. Компания явно намеревалась согнать чужака со своего излюбленного места, не прибегая к грубости. Но у Айка вдруг проснулось понимание их недоязыка. Он снова отметил, как содержимое сумбурного трёпа молодёжи, вдруг стало ясным ему как белый день. Он уже не удивлялся происходящему с его головой.
— Угощайтесь, — сказал он и протянул остатки своего ужина компании.
— А барин — чувак что надо! — отметил Роман, моментально поделив мясо между членами своей группы, в которой он был, по-видимому, верховодом.
— Клёво! — отозвалась деваха слева — Рая. — А почему же ты голый?
— Грабители, — отозвался Айк.
Дружный гогот был ему ответом, словно он сказал что-то смешное.
— Я вылез из моря, а они как раз закусывали, на деньги вырученные от продажи моих штанов и рубахи. Едва ноги унесли, но не закуску. Этого я не мог им позволить. Ведь она по праву стала моей.
— Да, что ты! — всплеснула руками соседка справа — Катя. — А на вид лох, лохом. А дальше?
На это раз хохотали минут пять. Айк не дождавшись паузы, похохотал вместе с ними. И уже почувствовав, что всё внимание сосредоточенно на нём, сделал театральную паузу, опорожнив бутылочку с каким-то сладким напитком, понёсся дальше галопом, развивая историю, сотканную на скорую руку. Слушатели были внимательные и, хотя постоянно перебивали смехом и плоскими шутками, дослушали до конца.
Трёп продолжался и дальше, но Айк уже участия не принимал. Его оставили в покое, видя как он клюёт носом. Кто-то из девчонок предложил ему тёплую кофточку, и Айк, благодарно приняв дар, натянул её. Теперь, когда проблема холода на время отошла на задний план, он снова заклевал носом. Сквозь дрёму доносились голоса, вновь затянувшие ахинею о смайлах и майлах, а он провалился в мучительный сон наполненный кошмарами, вырваться из цепких объятий которого не было сил.
* * *
«...От Рода память ясная будет наведывать народ. Кто не упомянут, тот лишь природа суть. Три упоминания в месяц нынешний явит Род чадам. Кому не явит, — увы... Упоминание явлено кровью чистым и воле чутким. Кто воле противен — того сон сморил. Второй раз наведался Род кровью чистым и воле покорным. Кто воли не знает, того тревога смутила. Третий знак тем заметен, кто кровью повязан тяжёлой, волю стянувшей. Злоба лютая по сердцу режет. Кто и так тих — не судьба. Первым — сила. Вторым — урок. Третьим — испытание. Прочим, — увы. Кому память ясная явлена — припомнят закон. Кому сквозь сон — припомнят долг. Кому тревога родится — припомнят обман. Кому злоба придёт — вражду припомнят. Ясно то, всё представлено будет, ведомо. Третьим вечером морозным уведомленным здесь, верное слово родится. До поры той — не обессудьте...»
Айк открыл глаза и первое, что он увидел — белый потолок. Повернув голову чуть вбок, он увидел оконный проём и виноградные лозы в крохотном дворике. Дождь поливал всё это великолепие но, несмотря на непогоду, было очень хорошо на душе.
— Мама, мама, он проснулся!
На крик маленькой девочки явилась женщина, в которой Айк не сразу, но признал жену Андрея. Она подошла и остановила попытку Айка встать с постели, поправила подушку и поднесла кружку с морсом к его губам. Ничего не понимающий Айк хотел отстранить кружку, но рука упала на половине пути, и он почувствовал огромную слабость.
— Лежи, лежи. Тебе рано двигаться. Чуть богу душу не отдал.
— Что это со мной приключилось и почему я здесь? — спросил Айк слабым голосом, который сам не узнал.
— Воспаление лёгких! Если бы не муж, отправившийся тебя искать поутру, то наверное не проснулся бы сегодня.
— Так я не помню, как пришёл вновь сюда.
— Андрюшка на руках тебя принёс. Уже десять дней минуло, с той ночи. Без сознания ты был всё это время, бредил, всё звал какую-то Златовласку. Я и не знала, что бывают подобные имена.
Айк с трудом переваривал новости, а заботливая сиделка вновь принялась поправлять ему подушку.
— Ты прости, что я тогда так обидела тебя. Думала, украл у кого-нибудь. Но Пётр пояснил, что у тебя золотые руки. А у кого ремесло в кармане, тому ни к чему шарить по чужим.
Айк даже не улыбнулся, несмотря на то, что на языке вертелся ответ, типа: золотые руки без чужого добра, как плотник без топора.
— Я Лизавета. А тебя как зовут? — не замечая молчания, вновь заговорила его добровольная сиделка. — Андрей сказал — Фома, но я думаю, он напутал что-то.
— Айк, зовут меня, — признался Айк.
— Хватит меня разыгрывать. Такого имени вовсе нет!
— Но меня, действительно зовут Айк.
— Вот юморист! Тебе на сегодня хватит разговаривать. Отдыхай. Взяв дочку за руку, она пошла к двери.
— Одну минутку! — задержал её Айк. — Спасибо большое за всё, Лиза.
— Да, ладно тебе, — бросила она через плечо и притворила за собой дверь.
Айк и в самом деле почувствовал себя очень слабым, такого с ним не случалось никогда в жизни. Он закрыл глаза, но сон больше не шёл. Тогда он начал рассуждать. Зачем он здесь? Для чего Марёна-Матрёна запихнула его в это время, где он абсолютно беспомощен? Ответ был очевидным – чтобы найти таинственного диурда. Но для чего его вообще искать? Жизнь тут прекрасная, даже люди добрые попадаются, правда, уж очень ограниченны: болтают по большей части всякую чепуху, словно мыслей других нет в головах. А может быть, в самом деле, нет? Или говорить не о чепухе запрещено? А Папинсон? Тоже странность. О нём ни слуху, ни духу, кроме названия скалы. Странного названия — Чародей-скала. Это звучит словно отголосок эпохи, канувшей в пучину безвозвратно утекшего времени, оставившей лишь неосязаемую тень. Где искать? Элекс, наверное, нашел бы всё гораздо раньше, но здесь почему-то не Элекс, а он — Айк. Что говорил по этому поводу Элекс? Он говорил — всё в жизни не случайно, Любомила говорила — люди встречаются в жизни друг с другом, чтобы повлиять на какие-то события. Нужно анализировать всё, всё запоминать и делать выводы. И нужно делать это как можно быстрее, иначе состарюсь прежде, чем решу эту головоломку.
 «Воды немало утекло, с тех давних пор, когда мой прадед мог творить как бог,
Но я хочу добраться до истока, Чтоб отменить закон разврата и порока.
Ответьте боги, сыновья богов! В чём слабость неразумных дураков?
Меня, презревшего достаток, вразумите! В чём сила ваша кроется, скажите!
Зачем бессовестному в роскоши купаться? Зачем, нужда нужна для голодранца?
Где истина: в покорности, иль в силе? И где покой: в мечтах или в могиле?
Ответьте! Кем запрещено творить? Кто обозвал прозревших колдунами?
Не тот ли, кто в безверье молится на вас, в ком страх живёт поныне перед вами?
А правда ли, Создатель всей Вселенной, чтоб сохранить мечту свою нетленной,
Ты вдруг, объединил в себе все силы и создал Мир, под звук волшебной лиры?
Не в этом ли и кроется ответ?! Чтоб уяснить его, так много лет
Идём мы от рожденья до заката, надеясь, вдруг, понять его как надо.
Не зря предупрежденье о гордыне изречено и правильно поныне.
Что колосок один — уж очень тонок, а дуб, вобравший силы — прям и звонок.
Лишь жизнь в любви и вечна и прекрасна, а одинокая душа, увы, несчастна.
Так просто сказано о том тобою, а кто не глух, поладит сам с собою.
Ведь всё вокруг — твоей души частицы: деревья, птицы, разные столь лица.
Они не братья, нет, — гораздо боле, они стручка единого — горошки в поле...»
* * *
Машина резво взбиралась на перевал, шурша шинами. Андрей выглядел очень счастливым. Ещё бы! Развалина-форд ржавел у него в гаражике бездну времени. Ржавел бы и дальше, если бы Айк не заинтересовался этим механизмом. Запчастей не было, но Айк обошёлся. Непонятная вертушка, заказанная местному токарю-левше, была не в счёт. Андрей уже не пробовал соваться с советами к своему постояльцу, в талант которого он уверовал так же свято, как некогда во Христа. Мотор больше не издавал характерного рычания, но это не мешало машине развивать немыслимую для неё скорость. Лихо обогнав на вираже сопящий автобус с плетущимися за ним легковушками, полу грузовой фордик легко устремился вперёд, под дружное улюлюканье из кузова всей честной компании. Роман свесив левую руку через борт показал негодующим водителям средний палец, чем усилил их раздражение.
Айк не смотрел по сторонам, он, сидя в кабине подле Андрея, щёлкал кнопочками радио, прислушиваясь к словам доносящимся из-под сидений. Много непонятного доносилось оттуда. Женский голос призывал покупать кофе «Шнуркоф» и заваривать чай «чайкоф», мужской — слушать только радиостанцию «Радио-клаксон», не то «Радио-кальсон». Рулады, выводимые сиплыми голосами, сменившие рекламу, вызывали недоумение бессмыслицей текста и скоро надоели ему. Приятные песни тоже иногда доносились из динамиков, но в ожидании их, водопады бессмысленности вызывали желание врезать гаечным ключом по ничем не повинному прибору. Устав, Айк выключил радио и откинулся на спинку сиденья. Андрей заметил это и произнёс:
— Устал? Я только и держу его, чтобы послушать погоду, а больше ничего в эфире путного нет.
Айк не ответил. Он, в общем-то, был согласен с этой оценкой, но не до конца. В эфир радиостанции не посылали ничего путного, но его голова вылавливала в этом эфире что-то ещё. И это «ещё» не давало ему покоя.
«…Топор двубратный от Велеса. То и по заплечным мешкам помощь будет. Надоедает пережёвывать одно и тоже, не уж то пол подвала дырявым стал?
— Подскажи, Гой: зачем пока могу видеть левую сторону правым глазом и слышать левую сторону правым ланитом и наоборот?
— По топору-позвоночнику, так разумею: это свойство. Хочется за горизонт научиться глядеть, а потому надо научиться левым полушарием зрить Левое, а правым — Правое. Тревожит вот что: как бы осознать увиденное, от Предков оставленное, через служение осознать, пока в Яви обретаюсь в гармонии и СВАстичности отслужить образы данные.
— Гой! Скажи. По ком Марёна плачет? Родных навестил. Добро за просьбу твою. ЛАДком разобрались. Матушка успокоилась, да и родные тоже.
— Вспомни, что в Ведах написано: ...самостью сбитый с дороги, единения с Душой человек не достигнет. Во власти смерти заблудшие люди движутся этой дорогой, а умерев, снова и снова в Нави Мир попадают. За ними с пути сбиваются чувства, поэтому, смерть называют Марёна. Увлекаясь своими деяниями, в погоне за их плодами, они продолжают идти в таком направлении и не превозмогают смерти, вместо стремления к праведным целям, как Совесть людей призывает. Дитя человеческое, на Ладе рождённое, станет вращаться в Кругу наслаждений и на этом пути его смерть поджидает. Как гаснущие угольки в золе, чада рассыпаны. Дунуть — не на долго разгорятся, погаснут. Сперва собрать надо, да веточек подбросить. Через кого пишу, смеётся, да слушает. Все здесь так хорошо собрались.
— Гой, просвети. Зачем сущность моя проросла и взросла в теле Древа могучего, корнями в тело Матери сырой Земли, а кроною в небеса? Добро тебе по морозу.
— Ты, вот, пришёл, говоришь непривычно. Мы уже немного новичков, но понимаем, а потому, может сочтёшь нужным рассказать о себе немного, а то ведь ГОЙ, и всё то тут. Ёлы-палы, неужели ты настоящий!? И как гои получаются? И где они живут?»…
Айк потряс головой и отрешённо стал глядеть в окно, ничего не видя. Разговор нескольких собеседников шёл не о чём, но в то же время, он чувствовал, что это ему, кто-то втолковывает прописную истину, как когда-то пытались втолковать Элекс и Любомила. Зачем, для чего? Он за последнее время свыкся с этими непонятно откуда вторгающимся в него голосами. Вначале он подумал, было, что подобное в мире, в который он попал — норма. Но Роман и компания высмеяли его, услышав подобный вопрос. Пришлось стерпеть. Ребята проявили искреннее участие к нему, чего он никак от них не ожидал. Как они нашли его в доме Андрея и Лизы, и что ими двигало, оставалось для него загадкой. Они не оставляли его до самого выздоровления. Ему не пришлось больше красть, ребята приносили продукты, словно он был им родной. Многое было непонятно в этом мире. Непонятно по чьему навету, явившийся однажды в дом участковый хотел его арестовать за отсутствием документов. Непонятно, почему Елизавета вступилась, назвав его братом, беженцем. За всё это нужно было отплатить, но деньги у этих людей не котировались: за дружбу следовало отплатить как-то иначе. Хамоватые юнцы принявшие его в свою компанию, приехали на море из далёкой столицы, как они выражались — гоп-стопом. Модернизировав безнадёжную развалину Андрея, он, оставаясь верным своей смекалке, убил двух зайцев разом: оказал услугу хозяину форда, а уговорив подвезти молодёжь — и им соответственно. Машина не требовала бензина, ей нужно было только пара аккумуляторов и ёмкость с водой, в качестве которой выступал радиатор. Пётр убедившись в этом, долго тряс головой, не в силах произнести ни слова, а под конец, уразумев всё, чуть не расплакался.
— Да ты понимаешь хоть, что ты создал?
— Ерунда, — возразил Айк, быстро придумав подходящую басню. — Я раньше работал в секретном ящике. У нас чего только не изобретали.
— А где же это всё? — задал резонный вопрос Пётр.
— А бензин куда прикажешь девать, без хлеба нефтяников оставить, что ли? — в тон ему ответил Айк, отворачиваясь.
Он не мог объяснить, что всевозможные технические конструкции, абсолютно неизвестные этому миру, теснились в его голове бесконечной чередой, ещё недавно не знавшей никакой техники, кроме отмычки. Ему нужно было на север. Он не знал почему, но повиновался этой мысли, плотно засевшей в нём. Ему нужно было попасть туда, откуда родом были все его новые косноязычные друзья. Там его кто-то ждал. Этот кто-то носил загадочное имя ГОЙ и не раз вторгался в его мозг. Спасения от этого голоса не было, он не умолкал ни на минуту, до тех пор, пока Айк не начинал делать что-то в нужном ГОЮ направлении. Только тогда голос давал ему ненадолго покой. Но во сне он снова был рядом. Нет, он не надоедал во сне, он незримый охранял его сон от потока ужасов, пытающихся пробиться сквозь эту неодолимую преграду.
К ночи сделали привал. Машина скатилась на обочину и запрыгала по ухабам вдоль лесополосы. То тут, то там попадались такие же, как и они, автотуристы, Айк насчитал четыре машины. Как только Андрей выключил мотор, ребята с визгом посыпались через борт и с удовольствием принялись разминать затёкшие конечности. Андрей быстренько развёл костерок и водрузил на него чайник. Все уселись плечом к плечу, кружком, и стали выкладывать провизию. Девочки взяли на себя обязанности поваров, нарезая и начищая разнообразную снедь. Перекусив бутербродами, компания расположилась на отдых, затянув задушевную песню про казака и его Лизавету, с которой он в разлуке, видимо по предварительной договорённости, чтоб выразить свою признательность водителю, на свой лад. Андрей улыбался, оценив шутку, а у Айка песня вызвала грусть и разожгла надежду в груди, которая не утихала, несмотря на сменившийся репертуар, наполненный разнузданными выражениями, Айку уже совсем непонятными. Соседствующие путешественники невольно вынуждены были прослушать весь этот концерт, после чего, три автомобиля из четырёх укатили, но не далеко, разъехавшись в пределах трёхсот – пятисот метров друг от друга. Было видно, что пассажиры этих авто устали и искать другое место не собираются.
— Слабоваты не только в музыкальном образовании, — кивнув на них, сообщил Роман Андрею.
— Это ещё почему? — спросил тот.
— Потому, что держаться нужно стада.
— До ночи время у них есть. Возможно они себе ещё найдут другое стадо, не такое малоприятное.
— Это и есть ошибка, — произнёс Роман с глубокомысленным видом.
Михась с Лёшкой и Катя с Римой принялись выплясывать что-то дикое, в хореографическом экстазе затоптав костерок. В связи с выключением света вечеринка закончилась, а Роман, выудив из кузова брезент, расстелил его поверх дотлевающих углей.
— Пора баиньки! — объявил он, растягиваясь поверх него. Все дружно последовали примеру вожака. Айк приткнулся сбоку и обнаружил, что один бок его в тепле, а другой холодит ночная свежесть.
— В большой семье хлеборезкой не щёлкают, — заметил Михась, догадавшись о его ощущениях.
Он как раз ворочался, пытаясь поудобнее устроится между Романом и Айком.
— Первыми сторожат Михась и Лёха, — сообщил Роман, наводя в порядок в своей команде. — После двух часов, мы с Фомой. Водитель от дозора освобождается.
Недовольно поворчав, младшие члены туристического братства поднялись. А Андрей насмешливо проронил:
— Спасибо, капитан.
— Не за что, рулевой! — вполне серьёзно ответствовал ему Роман. — Я за справедливое разделение труда.
Только Айк не совсем понял необходимость часовых, но спрашивать не стал. Подвинувшись поближе к освободившемуся центру брезента, где было теплее, он закрыл глаза, и сон, вступая в свои права, окутал сознание. Проснулся он от разговора. Вначале ему даже показалось, что это его обычные гости — голоса, донимающие во сне и не успокаивающиеся после его пробуждения. Но скоро понял, что голоса принадлежали Михасю, Лёхе и Роману.
— Точно грю, бандюки это! — возбуждённо шептал Михась. — Я слышал, как баба вопила.
— Что она вопила? — спокойно переспросил Роман.
— Ну, что вопят в подобных случаях? Нету, мол, ничего. Бедные мы и разутые.
— Не поверили? — деловито уточнил Роман.
— Поверили! Обувают. — Вставил Лёха.
Хихиканье было ему ответом. Айк уже убедился, что никто не спит.
— Что происходит? — спросил он в темноту.
— Где-то недалеко бандиты шерстят одиночных путников, наверное тех, что отбились вчера, не выдержав мата-перемата, — ответил Андрей и выругался сквозь зубы. — Капитан, мы так и будем трястись над своими шкурами?
— Терпение, рулевой, — отозвался Роман, ни чуть не перепугавшийся. — Всякому овощу своё время, как говаривала моя бабушка. Дойдёт дело и до нас, пока всех не потрясут, не уедут. На амбразуры кидаются только глупцы, мы здесь подождём.
— Чего, будем ждать? — уточнил Андрей.
— Подождём, пока до нас дойдёт очередь. С дальнобойщиками бывало поспокойнее.
— Точно, — отозвался Лёха. — Почти у каждого шоферюги либо шпалер, либо хорошая монтировка.
— Ничего, — мрачно проговорил Роман, — у нас смекалка и дружба. Один за всех…
— И все, на одного! — дружно отозвалась вся честная компания.
Первая растерянность прошла, и все принялись выполнять распоряжения своего «коновода»: кто-то запалил костёр, кто-то водрузил котелок, вывалив в него банку тушёнки из Н.З. Андрей очумело вертел головой, наблюдая за непонятной суетой.
— Вы, чего? Совсем все с ума посходили? — выдавил он из себя с трудом. — Не лучше ли убраться, если у них действительно оружие? Или придавить слегка нашим броневичком, вначале, а убраться после.
Айк был согласен с предложением старшего товарища, но наглый замысел Романа вдруг начал нравиться ему всё больше и больше. Тот, не удостаивал Адрея ответом, до тех пор, пока подготовка не была полностью завершена. А после, смерив его вызывающим взглядом, заявил:
— А чего ты ждёшь? Можешь смываться, всё равно завтра собирались расстаться.
— Да, ты не понял меня! — гневно покраснел Андрей и смешался, не находя в раздражении слов.
— Ладно, остынь рулевой, — посоветовал Роман. — Лучше не порть тщательно спланированную операцию, а посторожи девок и машину.
— Сами сторожите своих девок. — Андрей плюнул с досады и отойдя к фордику, завёл его. — Я понаблюдаю со стороны, как вас дубасить будут. Ты со мной, Фома?
Айк помотал головой из стороны в сторону.
— Нужно проучить мерзавцев.
— Да разве кто против? Но только вы затеваете чёрте что. А, ладно, я всё равно не впишусь в роль скомороха!
Хлопнула дверца и форд бесшумно переваливаясь по пахоте, скрылся в непроглядной тьме. У костра остался только Айк и Роман. Ожидание не было долгим, неподалёку заурчал мотор и свет фар, очертив полукруг, направился к ним.
— На «мерине» разъезжают, — отметил Роман, определив марку машины по звуку мотора.
Свет всё приближался, слепя их. К тому времени, когда водитель приглушил его, в глазах мелькали зайчики. Окружившие их молодчики, к удивлению Айка, не проявляли агрессивности. Их было четверо, втиснувшись между Айком и Романом, они уселись возле костерка, словно старые приятели, вернувшиеся с прогулки. Айк обратил внимание, что все были крепкого телосложения, с бритыми наголо головами. «Чем-то похожи на «чёрных», — отметил про себя Айк.
— Ну, ночи доброй нам! — провозгласил тот, что был поменьше остальных, но вдвое больше Айка. — Вкусно пахнет, однако, — отметил он, принюхиваясь к запаху тушёнки.
— Угощайтесь, люди добрые, — замогильным голосом предложил Роман, звеня в кулаке алюминиевыми ложками.
Айк тут же вскочил и присоединился к опасной игре, выхватив у него ложки и принялся с поклонами вручать их незваным гостям, обходя их и по очереди похлопывая, словно долгожданных друзей.
— Наконец-то, вы удостоили нас своим вниманием. Мы то думали, не заметите и пройдёте мимо. А, вон оно как, завернули таки на огонёк.
Слегка удивляясь радушию двух приятелей: малютки Айка и тощего Романа, «гости» приступили к опорожнению котелка. Видимо не пыльная работа слегка утомила громил. Минуту спустя, тот, что первым и единственный из всего квартета показал умение говорить, облизал ложку и бросил её в костёр, не позабыв сыто рыгнуть ей на прощание.
— Короче, — приступил он к делу. — Вы тут заблудились, пацаны, или как?
— Едем скорым Москва – Херсон, да сморил водилу сон, — отозвался Роман.
— Ха, ха, ха, — ощерился главарь, но тут же, добавив строгости в голос, расставил точки над «i»:
— Спасибо за угощение, но пора вытряхивать карманы, да поживей! У нас ещё много дел.
Роман поглядел на Айка, а тот показал ему два пальца, мол, оружие только у двоих. Роман не знал, удалась ли Айку его проделка, и на всякий случай решил начать издали, ожидая от него подтверждения.
— Карманы худы, но мы щедры. Наш ужин хоть и мал, но вовремя был вами съеден, а потому…
— Расплатитесь сегодня ВЫ, молодцы, — внёс окончательную ясность Айк, отпрыгивая назад.
В обеих руках его блеснули воронёные стволы пистолетов. Роман тут же присоединился к нему и завладел одним. Напрасно ротозеи хлопали себя по бокам в поисках оружия. Когда очевидный факт дошёл до последнего, воздух наполнился сиплым матом, вперемешку с угрозами неминуемой расправы.
— Да вы хоть знаете с кем связались, сявки? — рявкнул главарь, кивая верзилам, слева и справа от него.
Те, отлично поняв сигнал, тут же поднялись и, переминаясь с ноги на ногу, стали бочком огибать костерок, чтобы приблизиться к нахалам, посмевшим выкинуть подобную шутку. Айк оценив положение, пришёл к выводу, что дальнейшее промедление грозит обернуться неприятными последствиями. Он так и не понял, принцип действия оружия в своей руке, но принялся возиться с ним, ощупывая по очереди все выпуклости. Выстрел явился неожиданностью для всех. Из костра взметнулся фонтанчик искр, а главарь издав приглушённый вопль подпрыгнул, причём сделал это не вставая с земли. Остальные прекратили материться и угрожать, даже позабыв закрыть рты. Сам Айк принялся срочно шарить под ногами в густой траве. Пистолет от неожиданности выпрыгнул у него из рук. Этот манёвр был тут же отмечен всеми участниками инцидента. Однако ни кто не двинулся с места, опасливо поглядывая на второй, в руке Романа, который сам был уже в лёгкой панике. Дело грозило принять для шутников печальный оборот: как только бандюги сообразят, что перед ними не убийцы, они тут же возьмутся за дело. Нужно было что-то срочно предпринять, и Айк придумал. Поскольку кашу они уже заварили, нужно было не позабыть посолить её, как следует.
— Пока я не нашёл эту проклятую пушку, — сообщил он уставившимся на него бритоголовым парням, — выкладывайте поскорее то, что уже награбили с остальных, да поживее! Мой товарищ стреляет получше моего. Роман широко распахнул глаза, выслушав эту тираду, но мгновенно снова сузил их, придав себе вид бывалого. Он быстро вошёл в роль рэкетира.
— Не стоим! По одному подходим и выворачиваем карманы вон в тот котелок, который вы только что так душевно вылизали. Живо, живо голубочки! Мне что, делать больше нечего было, варить каждому на халяву ужин? Ты первый! — ткнул ближайшего стволом между складок на животе Роман, сделав совсем уже злое лицо.
Айк, наконец, нашёл пропажу и с опаской ухватил пистолет левой рукой, решив избегать прикасаться к чему бы то ни было на нём. Котелок, меж тем, наполнился доверху мятыми купюрами различного достоинства и происхождения. Видя это богатство, главарь просто взвыл, забыв все свои угрозы и бранные слова:
— Ну, вы что урки, в самом деле? Мы же пошутили. Ну, где это видано, чтобы свои у своих добычу отнимали?
— Ворон ворону глаз не выклюет, — хмуро добавил ещё один из бандитов.
— Считайте, что кинули на общаг! — возразил Роман.
После выудив из котелка одну купюру, протянул её главарю со словами:
— Это на бензин.
Тот вздохнул, проронив угрожающе:
— Ну ладно. Ещё не вечер, — и махнул своим, быстро направляясь к машине в которой они приехали.
— Валите, валите, — не глядя попрощался Роман, принимаясь складывать в пачку отвоёванное добро. Бархатно заурчал мотор «мерседеса», машина подёргавшись взад вперёд развернулась и покатила прочь.
— Сделали мы их! — с восторгом заметил Роман пожимая руку Айку.
Дальше произошло нечто неожиданное. Только свет фар удалившейся машины чиркнул по небу и описал полукруг, возвещая, что бандиты благополучно выбрались на асфальт, как на головы победителей посыпался град ударов. Уехавшая машина была отвлекающим манёвром, в ней сидел только один из братков. Остальные трое воспользовавшись темнотой и потерей бдительности, подкрались вплотную к ничего не подозревающим победителям и обрушились на них, в праведном гневе. Вот когда Айк впервые осознал выражение — искры посыпались из глаз. Хоть искры и вспыхивали перед глазами, но света творящемуся вокруг они не добавляли ни чуть. Вопли разъярённых верзил вскоре сменились визгом девчонок и звонкими выкриками молодняка, ринувшимся из своей засады на помощь
 Роман быстро пришёл в себя после нокдауна и поспешил на помощь своей ватаге. Костёр оказался затоптанным в миг, и сражающиеся оказались в полной темноте. Свалку прекратили, инстинктивно шарахаясь в стороны, друг от друга и от любой тени, которая могла оказаться врагом. Бандиты уже поняли, что имеют дело с непрофессионалами и понукаемые своим главарём готовились перегруппироваться и взять реванш. Мерзкие обещания, адресованные девчонкам, вызывали оторопь и будили доселе неизвестное чувство ненависти к бандитам и сжигающей жажды убийства. Айк едва справившись с плывущей после удара куда-то головой, снова принялся шарить в поисках пистолета, как впрочем и Роман. Неизвестно чем бы закончилась эта стычка, если бы не подоспел на выручку Андрей.
Фары грузовичка, врубленные на «дальний» ослепили всех, а сапёрная лопатка из его бортового запаса, под отчаянные вопли своего хозяина, принялась охаживать по загривкам всех троих. Ребята воодушевлённые своевременной помощью снова рванулись в бой и вскоре последний из бандитов, получив на прощание пинок под зад, растаял во тьме.
— Молодец, рулевой! — поблагодарил Роман Андрея.
— Моряк — всегда моряк, — в тон ему ответствовал тот.
— Сегодня они отхватили хороший куш! — заметил с кривой усмешкой Лёха, держась за левый глаз, который наливался багровым цветом.
— Да уж, не только они, — отметил Андрей, переводя взгляд с одного лица на другого. Только девчонки выглядели более-менее сносно, остальные потирали ушибы и ссадины.
— Так чего ради вы всё это затеяли?
— Вернём деньги потерпевшим! — заявил Айк.
— А, что подсказывает твой компас, рулевой? — не преминул поддеть Андрея Роман.
— Мой компас подсказывает, что робингудством заниматься глупо, пора сматывать удочки.
— Как это? — всполошился Айк, отказываясь понимать сказанное. Он подумал, на миг, что Андрей предлагает забрать деньги себе, сделавшись, таким образом, самим грабителями.
— А так, это. Прислушайтесь! Все затихли, повинуясь. Звуки сирены выли где-то вдали, постепенно приближаясь.
— Если это кто-то, из обобранных сегодняшней ночью, вызвал милицию, то нам останется только сдать награбленное этими хмырями, — обрадовался Михась.
— Хочешь поздороваться со слугами закона? — презрительно фыркнул Андрей.
— Залазьте в машину все и побыстрее. Едем! Взоры всех обратились к Роману, но тот молчал. Он уже, кажется, начал понимать правоту старшего товарища.
— Может быть, это не по нашу душу… — неуверенно начал он и осёкся.
Приближающиеся по шоссе мигающие красные и синие огни, свернули в поле, как раз напротив них. Больше разговоров не последовало, вся ватага попрыгала в кузов, а Пётр прыгнув за руль дал по газам. Вернее это было что угодно, но не по газам. Машина бесшумно рванулась с места, набрав чудовищную скорость за считанные мгновения. Уворачиваясь от милицейского экипажа, пытавшегося загородить дорогу, грузовичок светом фар осветил на миг каких-то людей, в которых Айк узнал бандитов. Ещё несколько милиционеров в форме, перемешанные с той же компанией, с пистолетами в руках и искажёнными лицами, отпрыгнули в сторону. Машина, буквально, выпрыгнула на дорогу, почти пустынную в этот час суток, и стрелой понеслась в ночь.
— Как ты обо всём догадался, Андрюха? — спросил Айк, потирая ушибленный затылок.
— Здравый смысл, Фома. Почему ты думаешь, они здесь безнаказанно грабят каждую ночь?
— И почему же?
— Делятся кое с кем, в чьи ряды нам с тобой не вступить никогда!
— Ну, откуда ты можешь знать об этом наверняка?
— Даже если всё не так, то как объяснить ментам фингалы, массу денег на руках и оружие? Нет, не будут даже слушать. Им нужно кого-нибудь усадить за решётку, и чем докапываться до справедливости, проще закрыть кого попало. Тюрьмы так и кишат шантрапой, севшей за мешок картошки, а настоящие преступники гуляют на воле. В бандитском государстве законность правят бандиты.
— Мы в бандитском государстве?
Андрей только покосился и ничего не ответив горестно вздохнул. Вот значить оно как? Айк пытавшийся понять смысл этого мира, давно уже зашёл в тупик. Слова Андрея многое объясняли. В его — Айка времени, он был один из немногих, кто не гнушался чужим добром избегая труда. Здесь было наоборот: мир состоял из таких как Айк, и только немногие оставались праведниками, всеми презираемыми и всеми угнетаемыми. Когда жизнь по совести превращалась в адово пекло, праведник, чтобы избавиться от мук, становился таким же, как все: БЕС совестным, БЕС образным циником, БЕС жалостным к ближним. Вот он значит, каков это РАЙ! Вот то место во времени, которое ищет Элекс! Всё спокойненько, всё пристойненько — в мыслях всех и каждого. На деле, невидимая рука ловко передёргивает, играя в свою игру — подмену понятий. Чёрные с белыми, или белые с чёрными — неважно. Важно другое: важно то, кто играет теми и другими. Важно кто гроссмейстер! Но, увы. Его не видно, он давно уже в сердцах и умах большинства своих слуг, не осознающих порой эту очевидную истину. Айк вдруг спросил:
— Скажи мне, Андрюха, что говорит библия? Кто победит: бог или чёрт?
— По-моему библия об этом не говорит, — осторожно ответил Андрей.
— Как же так? Что же это получается, война без конца?
— Просто однажды бог устроит суд, на котором предстанут все люди и он осудит тех, кто жил не по его заповедям. Всех остальных возьмёт с собой на небо.
— А черт, наверное, осуждает тех, кто живёт не по его уставу?
— Наверное, — усмехнулся Андрей. — Только, бог всё равно сильнее.
— А скажи мне, кто правит вашим миром, Андрей? И если это не бог, то где же он? Спит, что ли?
— Может и спит, а может быть наблюдает. Испытания посылает нам, например.
— На всё у тебя есть ответ! Не верю я в бога посылающего испытания своим детям. Или мы всё же рабы его, а вовсе не дети, а?
— Понимаешь, Фома, я много думал над этими вопросами, когда в море ходил. И в библии нашёл единственный ответ: бог всем предоставляет идти своей дорогой. Когда-то он вмешивался в судьбы людей, теперь нет. Каждый идёт в этом мире, да наверное, и в любом другом, либо к нему либо от него. Третьего не дано.
— А я всю жизнь шёл по кругу, не приближаясь и не удаляясь.
— Это тебе только кажется, все мы куда-нибудь идём. Поспи.
— Тебе пора обратно, к своей семье, Андрей.
— Я решил. Довезу вас до конца, а то влипните снова в какую-нибудь историю.

глава 10

Смотрят в небо золотые купола,
Словно звездолёт, застыв на старте.
Тот, кто бога не нашёл в душе своей,
Поспеши сюда, о нём расскажут старцы.

Юноша выглядел очень удручённым и несчастным.
— Выходит, я зря взбудоражил людей и помочь они не в силах?
Склонив голову он глядел по ноги, словно надеялся в хитросплетённых линиях оставленных следами множества ног на песке, разгадать загадку, над которой бились столько времени самые проницательные умы Папинсона. Любомила и Элекс встретились взглядами, и Любомила чуть укоризненно покачала головой, давая понять мужу, чтобы он не переусердствовал.
— Хорошо! — согласился он. — Что сделано, то сделано. Впредь, Ладослав, изволь ставить в известность остальных. Да, не журись ты! — внезапно потрепал он по плечу сына, и смягчая тон. — Так или иначе, а совету жрецов давно пора было проявить активность и узнать о происходящем. Будем считать, что ты их встряхнул. Я всё равно, давно хотел прибегнуть к технической мощи орионцев. Слишком много неясного и аномального обнаружено нами. Исчезают целые эпохи из памяти живущих, а если нет прошлого, то и будущее под большим вопросом. Лишь там, где мы уже поработали, реальность обретает смысл, люди просыпаются от длительной спячки.
— Тебя пригласили на встречу с жрецами? — спросила Любомила.
— Да, пришло такое приглашение в виде космической баталии.
— Что ты говоришь, папа?
— Я говорю, что вчерашние непонятные взрывы звёзд, объясняет твоё сегодняшнее признание, сын.
Оставив Любомилу и Ладослава раздумывать над смыслом его слов, Элекс удалился в свой кабинет в замке, из окна которого открывался вид на море, а сквозь стеклянный купол над головой — начинающее густеть синевой вечернее небо. В центре располагался огромный стол со звёздным зеркалом монгов. Приблизившись и позволив звёздной карте завладеть им полностью, так, словно он оказался висящим над чёрной бездной, Элекс принялся отыскивать искорки, передвигающиеся между обычно неподвижных звёзд. Они были чуть в стороне от того места, где он наблюдал вчера взрывы, южнее Волос Вероники. Отправив свою мысль вперёд и убедившись, что это именно то, что он и предполагал — корабли орионцев, Элекс совершил полный перенос.
На этот раз Кинхет почти не моргнул, увидев в поле своего зрения Элекса. Пожав протянутую руку, он повёл гостя на мостик. Откуда открывался вид, почти такой же, как и из кабинета Элекса в Папинсоне. Указывая рукой на мерцающую россыпь крохотных звёздочек, он начал разговор:
— Это остатки вражеского флота, напавшего на нас без предупреждения, вернее то, что от него осталось.
— Я чувствую свою вину, что не предупредил Вас о такой возможности, Кинхет.
— Не стоит извиняться, Элекс. Ваш молодой гонец оставил подобное предупреждение нам, поэтому мы были готовы. С нашей стороны потери составили только десяток звездолётов, пилотируемых на расстоянии — с мостика этого флагмана. Врагу же нанесён значительный урон: две третьи его флота обращены в пыль. Путь к Вашей родной планете больше ни кто не преграждает.
— Это замечательно. Помощь оказалась очень своевременной. Правда, на самой планете присутствует немалое количество последователей Миноны, теперь лишённое поддержки своей планеты.
— Мы их выявим и обезвредим! — заверил Кинхет Элекса.
— Это довольно сложно, так как они не имеют таких явных отличий от людей, как это было на вашей планете. Старейшина удивлённо вскинул брови.
— А разве нельзя их отследить по их кровавым преступлениям, без которых они не могут существовать?
— У нас всё иначе. Длительный период совместного развития сделал значительную часть людей похожими на них, и наоборот. И всё же помочь вы в силах. Я только сейчас пришёл к выводу, что, будучи диурдом, никогда не занимался экономикой. А это как раз та область, в которой сильны вы. Для того чтобы вывести людей моей планеты из морального рабства, в которое обратили его паразиты с G6, необходима смена ценностей в их головах, а в экономике общества альтернативное ведение взаимообмена производимыми материальными благами.
Кинхет оказался обескураженным словами Элекса: совсем с другой стороны он представлял проблемы диурдов.
— А чем плохо их нынешнее распределение благ?
— Распределением благ. Здесь давними стараниями Владыки укоренилась модель кассийского общества, где единицы используя деньги как рычаги власти, способны завести остальных куда угодно.
Кинхет отвернулся и начал щёлкать по клавишам электронной библиотеки. То, что он услышал от Элекса, ни о чём ему не говорило. Про деньги он слышал при изучении ошибок предков, как и любой житель Оранжевой, но он не имел представления о том, каким образом они дают власть одним людям над другими. Подумав, он забросил попытку уяснить всё с первого раза.
— Придётся серьёзно изучить историю освоения Оранжевой. Я никогда не подозревал, что это самое сёрьёзное препятствие, а выходцы с G6 успешно воспользовались именно ими, для захвата власти и установления своего образа жизни. Кажется Фаресу, тогдашнему нашему лидеру, пришлось столкнуться точно с такой же проблемой. Он успешно её решил в своё время. Правда, в его распоряжении был спутник, где недовольные его политикой, могли продолжать жить, не расставаясь с прежними привычками. Как следует из архивных записей, тогда на полный переход к новым отношениям в обществе потребовалось два поколения. Здесь мы не имеем спутника, для создания на нем условий для альтернативного образа жизни и, следовательно, наша задача окажется растянутой до бесконечности.
Непредвиденный оборот, вынудил прервать разработку планов для основательного изучения разных моделей экономики. Орионцам предстояло первоначально очистить систему Солнца от всякого присутствия «инопланетных паразитов», как очень точно охарактеризовал «яйцеголовых» созданий Миноны Кинхет. Неизбежная опёка над развивающейся планетой становилась важнейшей и наипервейшей задачей. Следовало создать базу для флота Оранжевой и сделать это как можно ближе к планете. Перед расставанием Кинхет предложил подумать землянам над альтернативным ведением взаиморасчётов, пока флот не приблизится к Земле. Сделать это предполагалось спустя месяц. Столько времени должно было занять обследования всех планет системы на предмет нахождения баз противника.
В Папинсоне в разработке проекта развития экономики участвовали все. Молодёжь дала волю своему воображению: каждый день преподносилось очередное предложение на рассмотрение Элексу. Никогда прежде ему не приходилось испытывать головную боль, теперь это ощущение не покидало его ни днем, ни ночью. К концу месяца напряжение спало. Не всё ещё было обговорено, не все ответы на бесчисленные вопросы были найдены, ясно было лишь одно: жёлтому металлу не быть князем над людьми. Общепринятую землянами валюту должны были упразднить, заменив её точным учёт производимых благ и планированием нужного объёма производства, для отсутствия дефицита при их дальнейшем распределении. Это коренным образом меняло всю торговую систему, уравнивая возможности каждого в справедливом обществе. Ладослав подсчитал все за и против и высказал мысль, что в дальнейшем, по мере совершенствования созидательной мысли, потребительские наклонности отдельных индивидуумов, сами собой уменьшаться, что добавит каждому человеку свободного времени на размышления, а последнее, в свою очередь, даст новый толчок к познанию вселенной. И работа закипела.
* * *
Шёл ноль третий год, от провозглашения «Нового Века». На ежегодный праздник прибыли гости из всех уголков Земли и дружественных планет. Тут были представители с Оранжевой, монги с Алькары и их соседи — потомки ладийских народов, и конечно, самые передовые из правителей земных государств, с радостью принявших помощь новых для них друзей. Все народы Содружества Жрецов Пяти Планет пришли на помощь гибнущим братьям, бескорыстно отдавая им свои знания и силы. Сегодня, после оценки проделанных изменений в возрождающемся мире, должны были быть приняты новые задачи на следующий год. Председательствующий Цепкус, выйдя в центр круга образованного присутствующими, долго разглядывал бумажку, зажатую им вместе с кипой других таких же в руке. Наконец, подняв глаза, он сообщил, взволнованно глотая воздух, отчего стал похож на большую рыбу, вытащенную из воды:
— Предложение от учеников Элекса: создать на орбите Земли рукотворное тело, с земными условиями существования, для отселения несогласных с прогрессивными устремлениями большинства.
* * *
— Это, конечно, твоя выдумка была принята единогласно, Ладослав? — спросил Элекс сына, когда они остались в кругу своей семьи.
— Ты бы забраковал проект, вот и пришлось его подсунуть председателю, не поставив тебя в известность.
— На его реализацию уйдут годы и силы всех кто способен творить в таких масштабах!
— Зато польза будет очевидна!
— Может быть, — вступила в разговор Любомила, — пора признать, что наш сын стал достаточно взрослым и его не пугают никакие трудности?
Элекс поворчал для острастки ещё немного, но, в конце концов, вынужден был признать, что замыслы молодёжи поражают его своей смелостью.
— Ну, хорошо. Вернёмся к проблемам насущным, — сказал он. — Чем ты хотел поделиться из своих мысленных наблюдений будущего?
— Полным несовпадением его, с местом описанным неизвестным диурдом из будущего! Ничего общего!
— Следовательно, мы изменили будущее в лучшую сторону! Отчего тогда твоя печаль?
— Отец! — не поднимая головы, произнёс Ладослав. — Правда, что дядя Айк исчез без следа, как Волеслав и Рогнеда?
— Я уже говорил тебе об этом, — нахмурился Элекс. — Но отчаиваться ни к чему: его нет в мире Нави, поиски его — дело времени.
— А он может быть в другом мире?
— В каком другом? О чём ты, сынок? — встревожилась Любомила.
— Может быть, я опять фантазирую, но вдруг представилось, что он где-то рядом, а мы его не можем увидеть, словно смотрим не туда.
— Поясни свою мысль, — потребовал, мгновенно насторожившийся Элекс.
— Вот песок, — начал Ладослав, оставляя след босой ноги у самой воды. Набежавшая волна лизнула этот след и он исчез. — Теперь следа больше нет. Хотя мы знаем, что я его оставлял. Так?
— Так, — согласился Элекс.
— А если бы не знали? Доступно ли увидеть это кому-нибудь ещё кроме меня?
— Не говори еру… — Элекс поперхнулся и смолк на полуслове.
— Да, да, — кивнула головой Любомила. — Наш сын разглядел то, что не видно нам, хотя догадаться мы были обязаны. Наш друг Айк и раньше попадал в подобную ситуацию, хотя он этого и не помнит.
— Неужели снова параллельный мир! — ахнул Элекс. — И судя по всему, его создали мы! Мне и в кошмарном сне присниться такое не могло. Ты молодец! — обнял он сына. — Как тебе это пришло в голову? Давно ли?
— Да, расскажи нам скорее, — потребовала в свою очередь Любомила.
— Мне дедушка рассказывал кое-что о былых временах, — уклончиво улыбнулся Ладослав.
— Так вот почему тебе взбрела в голову идея, отправиться на Оранжевую спасать мир? Захотел уподобиться своему деду?
— И идея существования другого пространства-времени вовремя взбрела, — заступилась за сына Любомила.
— Ладно, ладно, — Элекс, отшучиваясь, замахал руками. — Одолели, сдаюсь, вас больше!
— Это урок нам с тобой, милый. Не следует забывать тех, кто ушёл, но всегда готов поделиться приобретённой мудростью. Мы так давно не были у того дольмена, а вот наш сын не пренебрегает своей обязанностью.
— Устыдили, ничего не скажешь. Как только разберёмся со всей этой кашей, и появится побольше свободного времени…
— Разве время имеет для нас значение, папа?
— Действительно, сын, — внезапно согласился Элекс. — Пусть всё остальное подождёт.
* * *
Каменные плиты, слегка тронутые мхом, казалось, не имели возраста. Они стояли так незыблемо и непоколебимо, словно выросли из земли. Глазами Любомила сразу же отыскала то место, где душа Геммы навеки рассталась со своим юным телом. Темный оплавленный след, словно от удара гигантским молотом, навечно запечатлённый на камне, был единственным напоминанием той трагедии.
— Не нужно, любимая, — положил ей на плечо руку Элекс, догадавшись о мыслях в голове своей жены.
— Да-да, — чуть слышно отозвалась она.
— С ней я не стал бы тем, кем стал с тобою. Её жертва не была напрасной.
— Временами, я просто ревную тебя к ней, — прошептала Любомила.
— Зря. Ведь ты и есть она.
— Тогда я ревную себя к себе! Но… т-с-с-с.
Элекс тоже почувствовал прикосновение родного ощущения. Снова он был мальчиком подле своего отца, по-прежнему недосягаемого в своём величии для любого диурда. На этот раз общение было коротким, словно дух Эвана сердился на сына за его долгое отсутствие. Оба молча сделали шаг назад, прощаясь с этим местом. Перенос в Папинсон не изменил встревоженного состояния, в котором пребывали оба.
— Что это значит: ни кто другой? — спросила Любомила, первой нарушив тягостное молчание.
— Не знаю, — растерянно отозвался Элекс. — Я думал, что для меня это не составит труда, но видимо я ошибся. Отцу виднее. Скорее всего, я потерял былую мощь, после того случая.
— Ты имеешь в виду стычку с хазарами, укравшими тогда Серенаду?
Элекс молча кивнул. Ладослав подходил к родителям, и Элексу не хотелось, чтобы сын слышал об этом.
— Я готов! — произнёс юноша приблизившись вплотную.
— Да вы сговорились заранее! — вспыхнула Любомила.
— Что ты, мам?
— И отправил нас выслушать распоряжение деда. Хорош!
— Что ты, пап?
— Ни кто другой не сможет! Как же, как же!
— Но ведь ни кто не видит того мира, кроме меня! Разве мы можем бросить дядю Айка там одного?
Плечи Любомилы сотрясли беззвучные рыдания и, сделав шаг вперёд, она обняла и крепко прижала к себе Ладослава.
— От судьбы не уйдёшь. Тебе теперь вершить волю пославшего.
Резко отвернувшись, она зашагала прочь.
— Что это с ней, пап? — растеряно поглядел вслед матери Ладослав. — Я ведь быстро, туда и обратно.
Элекс не отвечал, мысленно прощаясь с сыном. Он, как и Любомила видел этот путь. Туда — да, обратно — ох как не скоро! Если б каждый мог знать свою судьбу наперёд, стоило бы тогда жить?
* * *
От места, где они расстались с Андреем, ватага добиралась пешком по грунтовой дороге, петляющей вдоль леса и невозделанных полей. Роман мастерски исполнял не то роль экскурсовода, не то комментатора ведущего репортаж.
— Эта дорога называется дорогой жизни! — серьёзно вещал он, под раскаты девичьего хохота, так же как и Айк впервые оказавшихся здесь.
— Вы видите? На дне оврага разбросаны в беспорядке запчасти от отечественных тракторов и иномарочных агрегатов. Это — транспорт, закончивший своё бренное существование в наших родных и бескрайних просторах. Только лошадь способна везти поклажу по этим буеракам именуемым дорогой, но, увы… Поголовье парнокопытных помощников человека снижено почти до полного исчезновения. А вот этот мосток, — и он смело ступил на раскачивающиеся доски полутораметровой ширины настила без перил, перекинутого через речку, — единственная тропа для той машины, водитель которой преодолел предыдущие препятствия. Если проигнорировать это последнее препятствие и поехать в объезд через бетонный мост, воздвигнутый в годы торжества социализма, через который наших дедов и отцов вела прежняя дорога в светлый сегодняшний день, то не долго и в болоте утонуть.
За деревьями, что скрывали берега шустрой речушки, поднимался сизый дымок, указывая на присутствие жилья и людей. Расправив поклажу за плечами, Роман устремился вперёд. Остальные, уже порядком уставшие, заспешили гурьбой вслед, воодушевляемые его обещаниями:
— Вот увидите! Николаич не удивится, он чует гостей за день вперёд. Он уже варганит кашу, не сойти мне с места! Роман постоял, принюхиваясь и приложив усилие, всё же переборол груз за плечами, который тянул его назад, наклонился и сделал последний решающий рывок в сторону гостеприимно распахнутой двери перекошенной избы. Парни и девчонки отдуваясь ввалились внутрь и оттуда донеслись радостные приветствия. А Айк остановился на пороге, дожидаясь пока глаза привыкнут к полумраку низенького помещения, большую часть которого занимала огромная печь. Ребята уже позанимали скамью и табуретки, сгрудившись возле мужичка, хлопотавшего над чугунным горшком из которого валил пар, а ароматный запах приятно щекотал ноздри.
— Ну, чего стоишь? Проходи уже! — Глухой голос Николаича перекрыл гомон молодёжи. И всё же глаза у Айка полезли на лоб, когда в он узнал в этом невзрачном человеке в скромной поношенной одежде того, кого ни как не ожидал увидеть на белом свете вообще и здесь в частности. Мужичёк заговорщицки подмигнул и сунул в руки оторопевшему Айку миску с кашей, со словами:
— Садись, приятель, в ногах правды нет.
Лёха и Катя подвинулись на лавке и втянули потерявшего дар речи Айка между собой. Только теперь Айк почувствовал, что миска обожгла ладони, и он зашипел, роняя её на колени.
— Да и где она есть правда то? — заметив его реакцию, прокомментировал Роман, отчаянно дуя себе в ложку. — Я же говорил: в нашей компании, — как в большой и дружной семье, — хлебалом не щёлкают.
Когда первые позывы голодных желудков были слегка убаюканы, потёк неторопливый разговор, в котором Айк не принимал никакого участия. Он в первый раз в этом мире расслабился. Теперь он знал: сколько бы странностей ещё не предстояло ему впереди, дальше будет проще — он больше не одинок.
— Не плохо бы баньку сейчас, — вздохнул Михась.
— Айда за водой, да каменку топить! — сейчас же отозвался Лёха, вскакивая с места. — Нужно смыть дорожную грязь перед трудовыми буднями. Завтра — побудельник!
— А сегодня ещё — возбуденье, поддакнул Михась.
— Никаких совместных помывок! — в тон им возразил Роман. — Сначала — девки, после мы трое, а Николаич и Фома завершают, им торопиться на электричку не нужно. Побудет он у тебя тут, если не возражаешь. Слышь, Николаич?
— Слышу. С продуктами проблем нет. Я тут яйца меняю на сало, а мёд на хлеб. Вот только без оплаты глючит интернет.
— Эту проблему мы с Фомой решили прошлой ночью. Бабла куры не клюют. Всё думали, куда бы его пристроить, а теперь ты сам подсказал. Оплачу интер по максиму — завтра с утреца.
— Благодарствую!
— Ни к чему. Самим хочется послушать Гоя.
Тут у Айка окончательно мозги заклинило, и он готов был уже застонать с досады, но словно догадавшись о его проблемах, молодёжь покинула избу, направившись в баньку.
— Ну, здравствуй, Фома!
— Здравствуй и ты, Гой!
— Нет, нет. Я здесь Николаич, а Гой — это кто-то другой. Тот — от чьего имени я вещаю.
* * *
Варген состарился. Лицо было изборождено морщинами, боевой вид остался в прошлом. Затасканный свитер с рисунком на груди красовался под телогрейкой без пуговиц, словно на улице был не конец лета, а зима. Борода тоже поредела. Но самое главное изменение: он был невозможно трезв.
— Письмо в безвременье твоё, Варген?
— Точно.
— Следовательно, я приехал.
— Основательнее, чем предполагаешь. Зачем ты здесь? Я же ясно дал понять, что выхода отсюда нет.
Айк почесал в затылке, поглядывая на окно, стёкла которого атаковала мушинная армия, надеясь вырваться на волю.
— А может быть, мы как они, — указал он пальцем на окно, — ищем выход не там?
В усталых глазах Варгена промелькнула искра надежды, когда он понял намёк.
— Может быть, а может и не быть. Тебе следует понять главное: простого выхода отсюда нет, в прошлом этого мира нет ни твоего, ни моего прошлого. Этот мир — альтернатива другого, который ушёл по иному пути. Законы одни и те же, а связи никакой.
В мозгу Айка постепенно начало созревать понимание, а вместе с тем и осознание безысходности. Вот почему от Папинсона не осталось и следа. Вот почему, о кораблях яйцеголовых никто никогда не слыхал. Их просто не было в этой действительности, последние их звездолёты погибая уничтожил К-503. Остальные «яйцеголовые» не нашли пока способа добраться в такую даль, и в этом была немалая заслуга его самого. Возможен был и вариант, что G6 и этот мир, просто напросто, не существуют друг для друга. Кое-кто из созданий Миноны, наверное, остался в этом мире, но остался без надежды на воссоединение со своими. Тогда они должны продолжать пользоваться людьми этого мира для своего существования, и наверняка самые грязные дела творятся ими, вернее, они задают нужный тон, а в их игру играют все, не понимая, что сами уничтожают себя. Ведь им — «яйцеголовым» нужна их привычная пища, неприемлемая для людей. Им нужна человеческая кровь, им много чего нужно. Наверняка они продвигаются потихоньку на своём пути, а если Земля и гибнет при этом, так им на это — плевать.
Когда он вновь поднял глаза на Варгена, то почувствовал, что выглядит значительнее более старым, чем он. Тот усмехнулся и подмигнул, чтобы подбодрить.
— У меня здесь нашлись дела, потому я и думать позабыл о своей неволе. Семьдесят годков я здесь бьюсь над проблемой промывки мозгов людям, не владеющих ни какими из способностей диурдов. Теперь ещё одно прибавилось — тебя спасать.
— Если б не… — начал было Айк, но Варген перебил его.
— Женщина, да? Сгорел пострел. Ладно, замнём для ясности. — Варген поднялся и направился к выходу из избы. — Вечерком порешаем, а сейчас пора твои косточки попарить.
Нет, это был не старец. Это был прежний бодрый и энергичный Варген, никогда не унывающий, стойко переносящий удары своей нелёгкой судьбы. Даже здесь он нашёл себя и занимался своим любимым делом: учил людей. Не грамоте и счёту, а своему предмету — тайнам мирозданья, тщательно утаиваемых от них горсткой закулисных манипуляторов, истинных хозяев этого мира. Кто же всё-таки они? Наследники Миноны или самого Владыки? Кажется, он поспешен в выводах: в этом мире сошлись интересы всех нелюдей. Не было смысла гадать. Едва ли эти существа сами знали свою родословную. Всё перемешалось: не было явных «чёрных», не было диурдов; одни растворялись в других, поколения за поколениями ведя борьбу за души людские, вербуя себе единомышленников и уничтожая не поддающихся внушению.
Подумать только! Айк в своих прыжках по времени наблюдал эту борьбу в веках, но так и не понял, к чему она ведёт. Да разве он один? Элекс вон и сам не сумел разобраться во всём, а теперь поздно. То, что уже случилось, то случилось и стало историей.
Ребята уехали последней электричкой и Айк с Варгеном остались одни. Деревня пустовала: кроме трёх бабок и одного застарелого алкоголика, жителей не было. Как Айк успел узнать, коренные деревенские жители в последние годы один за другим переселялись в город, поближе к деньгам и подальше от плохо оплачиваемого труда земледельца. Все его предположения, сделанные ранее, подтверждались: люди предпочитали не иметь родины и жить за счёт других. Самого Варгена захолустное расположение его обители устраивало.
— Здесь некому донимать меня глупыми вопросами: кто я, чем занимаюсь и откуда взялся, — объяснил он Айку. — А было время, когда из-за отсутствия паспорта угодил в бесконечную круговерть этапов.
— Чего, чего? — не понял Айк.
— Кто такой Данте, не слыхал? — ответил вопросом на вопрос Варген.
— Какой-то писака, кажется? — уточнил Айк, воспользовавшись своей памятью, по-прежнему, услужливо подсказывающей ему самую разнообразную информацию.
— Не просто писака! Он один из нас! Правда, более подробно выяснить мне не удалось, он умер очень давно. Это не важно. То, что он сумел изобразить про круги Ада, близко не стояло с тем, что выпало на мою долю. Лагеря — это тебе не хухры-мухры! Скольких друзей пришлось там оставить, в скольких разочароваться. Скольких уродов… А-а, ладно об этом. Сейчас другое время и у врагов иные личины.
Айк с интересом разглядывал портативный компьютер, светящийся экраном на столике в дальнем углу избы.
— Это и есть твоё окно в нынешний мир? — В технократическом обществе самое лучшее средство связи, — подтвердил Варген. — Можешь поиграться, пока связи нет. Связь появится только завтра, когда ребята скинут на счёт денег.
Айка эта игрушка, как её обозвал Варген, чрезвычайно заинтересовала. Пока хозяин устраивал постель гостю, он щёлкал клавишами. Руки, казалось, знали куда больше своего владельца, как и в случае с автомобилем. Когда Варген присоединился к нему, чтобы помочь разобраться в хитром устройстве, то вынужден был удивлённо присвистнуть. На экране мелькали какие-то таблицы и цифры, в которых Айк похоже отлично ориентировался.
— Что это ты натворил здесь? Ты хоть понимаешь, что если он зависнет, то мы останемся без связи до следующего приезда Романа? У меня уже такое бывало.
— Не волнуйся, — бросил через плечо Айк. — Еще минутку. Так, теперь вот так. Ах, ты! Ну, ничего, попробуем с другой стороны.
Спустя некоторое время, Айк откинулся на спинку древнего стула, который жалобно заскрипел.
— Теперь у тебя есть безлимитный интернет. А деньги ребят пускай пойдут на что-нибудь более насущное.
— Как это тебе удалось?
— Сам не знаю. Но, в конце концов, это не важно. Железяка и есть железяка, а деньги — это всего лишь виртуальная ценность.
Варген только повёл подбородком из стороны в сторону.
— Слияние жульнической натуры с более древними знаниями дало непредсказуемый результат. Хвалю!
Он занял место Айка и принялся набирать какой-то адрес, а после ждать соединения. Айк думал над последними словами старого учителя, решив не переспрашивать, что же они означают. Но выдержать этой пытки долго не смог, поскольку Варген не спешил продолжать.
— Элекс часто мне твердил, что я должен что-то вспомнить. Было даже, что я почти что вспомнил, но в самый интересный момент произошёл сбой. Ты, как я понял, знаешь что-то, чего я не знаю сам о себе.
— Когда станешь настоящим диурдом, тайна твоих прежних воплощений в Яви перестанет быть для тебя тайной.
— Я не могу. Пробовал, но ничего не выходит.
— Помочь не могу, — сухо ответил Варген. После, чтобы смягчить свой ответ пояснил: — И мог бы, не сделал бы этого. Это задача — лично твоя, и ни кто не вправе вмешиваться. А я знаю только одно: мы с тобой никогда не пересекались.
— Откуда же тогда такие познания моей натуры, которая для меня самого тёмная ночь?
— Не трудно догадаться. Прими как подсказку: твой талант, который ты только что продемонстрировал, подтверждает твоё знакомство в далёком прошлом или будущем с высокими технологиями. Причём на таком уровне, который аборигенам этого мира и не снился.
— Прошлого или будущего? Ты сказал — будущего?
— Ну да. Время имеет одно направление только в материальном мире. Разве ты этого не знал? Горе ученик! Ты не придаёшь значения самым элементарным вещам. Придётся записать тебя в начальный класс моей школы.
— Это про позвоночный столб или топор двубратный, да?
— Именно, и ещё про многое другое.
— Какое отношение ко всему этому, — кивнул Айк на экран компьютера, — имеет так называемый Гой?
— Многие его мысли я перевожу в строчки, адресуя их своим ученикам, добавляя своё, чтобы это имело доступную для понимания сегодняшним поколениям людей форму. А мыслями его полнится всё безвременье. Ты бы тоже должен был бы слышать их.
— Увы, — подвёл итог Айк. — Я слышу только компьютерный бред, даже находясь далеко от него. Наверное, теперешнее пространство всё пронизано интернетной сетью. Моё восприятие не идёт дальше технических тайн.
— Об этом я и твержу тебе всё время. Ты здесь всего месяц–два, а знаешь больше чем я смог бы постичь еще лет за сто. Вся информация этого мира в твоём расположении, это здорово поможет мне, пока я не найду дорогу назад, для тебя.
— А как же ты? Ведь друзьям так хотелось бы увидеть тебя снова. Они до сих пор считают тебя мертвецом.
— Уже нет, — возразил Варген. — Я только что воспользовался твоей силой и присовокупил её к своей. Послание моё уже в безвременье. Элекс уже всё знает: и обо мне и о тебе.
Айк нахмурился и, поглядев с подозрением на руку Варгена, которая уже давно покоилась на его плече, фыркнул, но руки не сбросил, как собирался сделать.
— Ты и сам жуликоватый. Марёну-Матрёну провёл, только держись!
— С кем поведёшься, от того и наберёшься, — согласился Варген, намекая Айку на него самого. Я тогда направился туда, куда хотел. Она ни за что не согласилась бы послать человека в этот безумный мир. А тебя она вынуждена была направить следом, в нашем родном мире другое будущее ведь ещё тогда не состоялось. Кстати, — вдруг оборвал свои пояснения Варген. — Тебе привет от твоей Златовласки.
— Да, что ты говоришь! — вскрикнул Айк неожиданно для самого себя. Его вдруг окатило горячей волной, а к горлу подкатил ком. До этого момента он и не подозревал, что весточка о Серенаде это то, чего он желал всей своей душой. — Ты сейчас получил её послание? Через кого? Любомила, Элекс?
Рука Варгена вдруг дернулась и он поспешно убрал её с плеча Айка, разомкнув контакт. Лицо его при этом выглядело очень огорчённым. Встав с места, он принялся расхаживать из игла в угол. Айк уже понял, что сейчас лучше вопросов не задавать, когда Варген всё разложит по полочкам, сам скажет. Так и произошло. Вскипятив чайник и заварив в кружках каких-то восхитительно пахнущих трав, учитель принялся тщательно тереть виски обоими руками. Лицо его становилось при этом всё более отрешённым.
— Что случилось? — не выдержал Айк, почувствовав, что он каким-то образом является виновником этого внезапно изменившегося настроения. Варген поглядел на своего гостя так, словно впервые заметил его присутствие.
— Ты не причём, — ответил на немой вопрос он. — Мне нужно было лучше контролировать ситуацию. Твоё страстное желание, поскорее увидеть свою любовь, ушло по назначению.
— Да? — удивился Айк, по-прежнему ничего не понимая.
— Она сама выразила ответное пожелание и скоро ты сможешь обнять её. Похоже, сила её побольше твоей, и её желание скоро осуществиться.
Радость захлестнула Айка. Вот оказывается, чего он жаждал всей своей душой. Нужно было только прислушаться к себе, и ответ пришёл бы давно. Он любит её, так же как и она его! Он уже давно не видит без неё дальнейшей жизни! Отчего же Варген хмур? Не от зависти к их счастью конечно. Так отчего же?
— Она скоро объявится здесь, — прозвучали слова учителя, объясняющие всё.
Со щелчком, словно найдена нужная кнопка в компьютере, всё вдруг стало в голове Айка на свои места. Она скоро будет здесь, и они оба окажутся в западне, выход из которой ещё не найден, а будет ли найден когда-нибудь вообще — неизвестно. Получается, что он сам заманил свою Златовласку в ловушку, как вольную птичку в железную клетку. Варген по лицу Айка понял, что тому всё стало ясно.
— Это не всё. Она переместиться сюда не одна. Ещё раньше один безумец вызвался на это — сын Элекса.
— Ладослав? — воскликнул Айк. — Что за…
— Мои возражения были полностью проигнорированы. Вот и я думаю, в кого уродился наследничек? Впрочем, это совершенно очевидно.
Варген выключил компьютер и завалился на свою койку, судорожно зевая.
— Завтра будет трудный день, — заявил он.
— Давно я не испытывал такого желания выспаться.
— Так ты и не ответил на мой вопрос: кто же такой это Гой?
— Жаль, что ты не читаешь в безвременье. Гой это просто мысли.
— Чьи?
— От рассвета до заката, от мала до велика, всех и ни кого конкретно. Мысли сотворившие жизнь и удерживающие её на узком острие от падения вправо или влево.
* * *
Сочное шкворчание жарящейся яичницы вернуло Айка к реальности. Варген громогласно пожелал доброго утра и шумно водрузил шипящий чайник на стол, надеясь этим привести гостя в бодрствующее состояние. Но ему это плохо удалось. Айк давно не чувствовавший подобного уюта, не спешил выныривать в реальность. Тем более, что его сны опять знакомили его с чем-то новым. Хотелось переосмыслить увиденное в забытьи, чтобы привязать это к реальности или отбросить прочь, как шелуху семечек. На этот раз информации было так много, что он очень скоро запутался окончательно.
— Ты даже не умоешься, гигант технического прогресса? — поинтересовался Варген.
— Успеется. Боюсь, вода смоет всё.
— Что-то новое?
— Кажется, я знаю кто стоит за всем этим.
— Поделись приобретённым во сне опытом.
— Некая группа лиц, заинтересованная в подталкивании лучших умов человечества в нужном направлении, для скорейшего достижения наивысшего технического потенциала.
Варген фыркнул.
— Это не новость. Кое-кто очень сожалеет о потерянном кассийском техническом наследии. Вот узнать бы кто это — кое-кто, и каким образом это передаётся из поколения в поколение.
— Марёна упоминала что-то такое, но я, к сожалению, не придал её словам большого значения.
Варген насторожился и даже отодвинул от себя кружку с молоком.
— Ну-ка. Что там такое упоминала Марёна?
— Ну, вроде говорила о ком-то, кто не уходит из жизни полностью, сохраняя видимость бессмертия. Потому и не теряет основной идеи, добиваясь своего из века в век.
— Продолжай, — потребовал Варген, увидев, что Айк замолчал.
— Ну, это те, кто нарушает заповеди Создателя и производит детей на свет от ближайших родственников, чтобы сохранить свою память в детях практически неизменной.
— Здесь это называется — вступить в брак. Фактически, они лишают своих потомков возможности проходить кармические уроки в разных воплощениях, эти существа идут против Создателя, от света во тьму.
— Вот и Марёна так же говорила — от света во тьму. Кто они?
— Некоторые народы, или кланы, — уклончиво ответил Варген.
— Это те, что правят этим миром?
— Можно предположить и так. Голубая кровь. Но вероятнее всего, власть здесь не самоцель, а инструмент. Важнее всего для них вырваться из изоляции в космос — к своим, вот и подталкивают науку, как только могут. Беда в том, что сами вырожденцы в науке — ноль, и не скоро поймут, что там, — Варген указал пальцем в потолок, — их собратьев нет вовсе. Другое измерение некоторым позволяет увидеть иногда тень космического корабля, но и только.
— Летающие тарелки! — воскликнул Айк. — А мне все уши прожужжали ими.
— Ты их видел? — Варген с интересом поглядел на Айка.
— Да, постоянно! А вот другие не могут. Я уж подумал, что у меня глюки.
— Глюки у нас с тобой, да ещё у отдельных экземпляров, в ком кровь диурдов сильна. Остальные слепы, как котята.
— Я надеюсь, ты сможешь сам сделать правильные выводы. Ты же здесь давно — по твоим собственным словам. Лучше скажи: как мы найдём Серенаду и Ладослава.
— Нужно двигаться отсюда. Я предложил твоим друзьям прикинуться бродячими артистами, чтобы можно было легко их найти. Кроме того, они должны находиться недалеко от какой-нибудь старинной церкви. Нам тоже нужно искать церковь, и я предпочитаю известную мне.
— Зачем? — удивился Айк. — Ты что, собираешься ставить свечки?
— Затем, что и им и нам нужна для связи антенна, а если нужно будет, то и свечки ставить будем.
Это всё показалось Айку весьма странным. Уж не тронулся ли умом Варген за столько лет оторванности от своих? Айк покосился на него с опаской, но натолкнулся на твёрдый и решительный взгляд, в котором на миг промелькнул прежний Варген. Вскочив с места, он принялся поспешно одеваться, а учитель снял с гвоздя рюкзак и покидал туда кое какую снедь, а так же упаковал компьютер. Уже по пути они завернули в соседскую хату, где Варген вручил ключ от своего дома опухшему после тяжёлой ночи соседу.
— Хозяйство на тебе, как договаривались, — произнёс он тоном не терпящем возражений.
— Всё будет в порядочке, Михал Николаич, — заявил тот, слегка звякая от внутренней дрожи зубами. Крепкий запах перегара недвусмысленно объяснял его трясущиеся руки и опухшее лицо.
— Кстати, у тебя, кажется, пенсия подоспела?
— Не, а, — возразил Серёга.
Но, Варген бесцеремонно заграбастал Серёгу за отвороты кургузого пиджачишки, и, скосив глаза в его нагрудный карман, запустил туда пальцы.
— Э-э, это всё! — попытался упереться Серёга.
— Не скули! — оборвал его Варген. — Мне очень нужны деньги, а ты, видать, совсем позабыл, сколько задолжал за последние полгода.
— Но, я… — забегал глазками Серёга, — Послушай, всё отдам, вот как есть!
— Хорошо, хорошо, — покивал головой Варген, пересчитывая выручку. — Маловато конечно, ну да ладно, чего уж с тебя возьмёшь.
— Скоро обратно? — спросил Серёга, уяснив себе, что традиционный ежемесячный праздник подошёл к концу.
— Не знаю. Что с яиц наторгуешь — твоё.
Глаза Серёги вспыхнули надеждой на скорую опохмелку, но природная хитрость взяла своё, и он, отвернувшись, заявил:
— Не-а, твоего мне не надо.
— А я и не говорю, что ты живёшь за мой счёт, — усмехнулся Варген уже с порога.
— Но если трубы там гореть будут или ещё что…
— Ну, если только трубы...
В дороге не разговаривали. Айк едва поспевал за Варгеном. Уже трясясь в вагоне электрички, он всё же задал мучивший его вопрос:
— При чём всё-таки церкви?
— Фу, ты, — оторвался от своих мыслей Варген. Я же уже сказал: нужна мощная антенна для связи с твоими друзьями. Не их сил, не наших, не достаточно для того чтобы наладить контакт. Не прерывай! — остановил он Айка, открывшего уже рот. — В моём доме, другое дело. Там всё работает в унисон со мною. И сам дом, который я рубил своими руками и каждое деревце, каждый кустик, даже наглые с виду наседки, и те помогают мне в этом. Не один год ушёл на то, чтобы зарядить это пространство моей силой. Уясни себе, наконец, другой мир и здесь работают другие законы. Вернее законы те же, но только в том — другом, мы не обращали на это особого внимания потому, что энергия предков хранила нас, её было в избытке. Здесь необходимо создавать всё заново, насыщать землю любовью и теплом души. Церкви эту энергию имеют.
Айк долго раздумывал над словами Варгена, сопоставляя все факты, уже подмеченные им. Выходило, что вера Андрея — это была не просто вера в какое-то там сказание невесть от кого, она имела под собой нечто другое, что реально существовало в этом мире. Об этом он прямо и спросил, пытаясь до конца разобраться в своих предположениях. Ответ обескуражил его.
— Ты знаком с Библией, как я понял? — спросил учитель.
— Знаком, хотя не знаю откуда. Не смотря на то, что истины там значительнее меньше, чем пустоты, мне она показалась очень близкой по духу, словно я сам написал в ней некоторые строки.
— Вот и с церковью так же. Священнослужители всех мастей продолжают дело, начатое задолго до зарождения христианства, не сознавая этого. Знания предков, достижения целых народов приписаны единичным личностям. У них и принято просить защиты перед богом. Способы поклонения, как и техника общественных медитаций, называются молитвами. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что сея среди своих почитателей-прихожан рабскую психологию, скрывая под покровом таинства общечеловеческие способности, к которым должен стремиться каждый, умаляются знания предков и внушается никчемность недалёким людям.
Превратив сынов и дочерей Великих предков в презренных рабов отца — Создателя всей Вселенной, Владыка превратил их в стадо животных, дико посмеявшись над их детским разумом. Задача диурдов в этом мире — вернуть знания своим законным наследникам, разоблачив порок и подлую насмешку их сегодняшнего ГОСПОДИна. Но не всё можно переменить одним взмахом руки. Многие этого просто не поймут. Вот и приходится делать всё осторожно, шаг за шагом. Даже самые продвинутые умы — сегодня в КАБАЛЕ предрассудков и невежества. Даже христианские храмы построены сегодня на особо благодатных местах планеты, на местах насыщенных тысячелетними медитациями её детей, самых просветлённых из них. Эти места наполнены энергией многих поколений диурдов, их силой, знаниями и любовью. Сегодняшние религиозные деятели пользуются этими информационными каналами, часто не понимая того, что они делают, и лишь единицы из них прибавляют к этому потоку энергий свою.
За два тысячелетия христианизации, чёрные здорово приноровились использовать эти каналы для своих целей. Мне кажется, в последнее время они слегка поумнели и поняли, что без помощников, им не обойтись. Поняли, что одних тёмных устремлений недостаточно и без помощи светлых сил вырваться за грань голубого неба не получится. Подозреваю, что кое-кто из них уже догадывается, что отрезаны они от своих создателей, своими же собственными стараниями. Поэтому, так же как мы ищем способа связи со своими друзьями, они, пряча свои сокровенные мотивы, ищут способа объединиться со своими, раньше нас.
Скрывая главнейшие законы мироустройства, они подсовывают простакам мину в виде разрозненных наук, надеясь обрести новое могущество, не брезгуя в этой незримой борьбе ни чем. Постоянно формируя ложное общественное мнение, они распространят свою извращённую систему ценностей, уводя стоящих на перепутье вместе с собой. Нас питает светлое и доброе, их напротив: страдания и боль.
— Неужели ни кто не способен вырваться за этот порочный круг?
— Система образования отработана до мелочей, если и случается сбой и рождается талантливый человек, то он быстро втаптывается в грязь или просто уничтожается, а его открытия замалчиваются.
Айк уже и сам понял, что всё в этом мире вращается в замкнутом кругу, насколько все эти «светила науки» закостенели в своих заблуждениях и слепом следовании предписаниям. Достаточно красноречивы были их изобретения, в которых он — Айк, человек недоразвитого, в техническом развитии века, разбирался лучше изобретателей. Кстати, нужно быть поосторожнее с этими изобретениями из прошлого. Как бы, не осенило ещё кого-нибудь, кого не следовало бы.
— Варген, а правда, что ты в этом мире собрал сам себя из небытия? — вдруг спросил он.
— В этом и заключается механизм переноса, ученик. Ты и ещё некоторые — исключение из правил, за вас это делают опекающие вас силы. Если меня они лишили на время поддержки, то со мной осталось то, что уже усвоено мною настолько, что стало моей неотъемлемой частью, да и то, мне приходилось довольно туго без этой поддержки, пока я вновь не получил помощь от них. Вот если ты станешь им ненужным больше, то останешься лишь со своим умением шарить по карманам.
— Ладно, это я уже давно понял. Ответь лучше ещё вот на какой вопрос: если ты смог воссоздать себя из небытия по одним только знаниям о его строении, следовательно, ты неуязвим и бессмертен в отличие от меня, действующего по какой-то программе кем-то там записанной во мне?
— Пойми! Элекс или я, или ещё кто-либо из тех, кто зовётся диурдом, научились самостоятельно управлять этими силами, не потому что семи пядей во лбу, а потому, что мы и наши незримые помощники стали одним неделимым целым. Вот потому мы помним свои прежние воплощения, а ты нет. Но ты не прав, предположив, что мы бессмертны в этом мире или в каком-нибудь другом. Если нас уничтожают физически, то субстанция, дающая нам силы творить, так же получает повреждения, и информация об этом теле стирается безвозвратно.
— А потом?
— Потом будет кто-то другой, но не Варген.
— Почему так несправедливо?
— Напротив. Мир устроен очень справедливо. Только смерть приносит обновление, поднимая дух на новую ступень. А если я так долго живу, значит, пока нужен в этом мире именно таким.
Пожевав губу, Варген отвернулся к окну. Айк тоже. За окошком пролетали столбы; провода натянутые между ними словно волны, то катились медленно вниз, то взлетали резко вверх. Сосны проносились одна за другой, сливаясь в зелёную полосу с редкими разрывами. Но долго рассиживаться не пришлось, Варген встал и устремился в тамбур, Айк поспешил за ним. Электропоезд, засвистел тормозами под неразборчивое кряканье громкоговорителя, и двери распахнулись. Немногочисленные пассажиры высыпали на перрон, двери со стуком захлопнулись и поезд заторопился дальше.
— Зачем мы здесь? — спросил Айк, окидывая взглядом безлюдную местность. — Это явно не Москва.
— Для нашей сегодняшней цели лучше места не сыскать. Здесь неподалёку монастырь, отстроенный на месте прежнего селения диурдов, когда-то известного мне. Подходит церковь или нет, можно определить и чувствами, но не в Москве. Там чёрт голову сломит! Мегаполис, одним словом!
— Здесь и людей то нет, — уныло заметил Айк, но Варген промолчал. Порывшись в вещмешке, он извлёк и натянул на себя рясу. После этого, молча, вручил мешок заинтригованному Айку и направился дальше. Манера поведения Варгена раздражала, но Айк уже привык мириться с ней. Купола вынырнули из-за деревьев сразу, после того как дорога сделала резкий поворот.
— В Москве храмы побольше будут, — заметил Айк. — Я видел в Инете.
— Мал золотник, да дорог, — последовал ответ, вновь пришедшего в благожелательное настроение Варгена. — Сюда не только из Москвы паломники приезжают, со всей страны тянуться верующие за отпущением грехов, а попы молятся за них.
— Видимо удачно молятся, — съязвил Айк.
— А по-другому здесь и не бывает.
Они как раз подошли к кованым воротам и, войдя в маленькую калитку сбоку, направились к храму. Центральный купол, один из пяти, отливал золотом, и Айк невольно залюбовался его блеском. Заметив его оценивающий взгляд, Варген заметил:
— Жалеешь, что умыкнуть нельзя?
— Великоват, — согласился Айк, — но я что-нибудь придумаю.
— Это только краска, но внутри есть вещи и из чистого золота, вот только тебя к ним не подпустят.
— Почему?
— Потому, что я предупрежу, чтобы не искушали твою грешную душу.
— Ну, спасибо учитель. Ты заботишься о моей душе, словно отец родной.
Вместо ответа, Варген перекрестил Айка, словно настоящий священнослужитель. Двое румяных монахов спешили им навстречу с радостными лицами.
— Какими судьбами, преподобный отец Михаил?! — воскликнул первый, низко кланяясь. Второй, последовав примеру первого, добавил:
— Надолго ли к нам, батюшка?
— Хочу помолиться в святой обители, — отвечал Варген, степенно кланяясь.
— На сколько — не загадывал, как бог позволит.
Айк выпучив глаза, поедал ими Варгена, проглотив подготовленную язвительную фразу. А монахи уже засеменили вперёд, увлекая за собой Варгена. Но долго оставаться одному ему не пришлось. Справа от дорожки, по которой удалялись монахи с Варгеном, простирался огородище. Проходя мимо работающих там лиц в чёрных робах, один из сопровождающих подал кому-то знак, и у Айка тоже появилась миниатюрная свита. Состояла она правда всего из одного грязного вспотевшего человечка, но он по количеству произносимых слов вполне заменял четверых.
Болтая всякий вздор, он повлёк своего гостя мимо терема из белого камня, в котором исчез Варген и остановился возле полутора этажного домика с облезлой штукатуркой, местами открывающей замшелый кирпич. Айк невольно перевёл взгляд на своего провожатого, отметив схожесть его наряда с домишкой. Латаный наряд болтуна и хоромы с проплешинами очень гармонировали друг с другом, хотя намекали на явное неуважение к его — Айка персоне.
Внутри дело обстояло ещё хуже: деревянная лестница поднималась вверх, нервно вздрагивая при каждом шаге. Она издавала душераздирающий скрип, от которого невольно тряслись поджилки. Его провожатый, взобравшись наверх первым, стукнул в единственную дверь и на приглашающее кашлянье распахнул её, часто-часто крестясь, словно отгонял нечистого. Доложив тому, кто находился внутри о госте, огородник сломя голову бросился назад, едва не столкнув Айка с узкой площадки назад на лестницу.
Новый гид выглядел побогаче и поупитаннее. Одежда не имела дыр и заплаток, но всё ещё сильно отличалась от монашеской. Скоро Айку стало ясно почему.
— Меня зовут Евсеем, — представился он, улыбнувшись, — брат-хозяин.
— Заметив недоумение на лице гостя, он пояснил: — завхоз, по мирскому.
— А меня Фомой, — ответил Айк и добавил на всякий случай: — Друг отца Михаила.
Улыбка Евсея стала ещё шире и дружелюбней.
— Отец Михаил здесь? Какое счастье, что он осчастливил своим вниманием сию обитель!
Пропуская напыщенные похвалы заступнику и отцу небесному, и всем матерям и страдальцам, Айк оглядел помещение, постепенно мрачнея. Серые грязные стены, затуманенное от многолетних атак насекомых стекло и отсутствующий потолок, открывающийся изнанку стропил и ржавую металлическую кровлю, провоцировали панику и нагоняли тоску безысходности. Если эта халупень предназначалась ему для ночлега, то он готов был вернуться на улицу.
Он ошибался, гостеприимство сей обители не шло так далеко, чтобы предоставлять каждому заблудшему отдельные номера. Евсей прервав на время свои причитания, выскользнул за дверь и тут же вернулся назад, неся в руках грязный матрас. Бросив его на пол, рядом с другим таким же, он, снова заулыбавшись, объяснил, что здесь с ним вдвоём, Айку будет куда веселее, чем в общей комнате, в компании с двадцатью послушниками, трудящимися сейчас на огороде и в коровнике.
— Да, уж, — неопределённо протянул Айк.
— Вот и отлично! — приняв это высказывание за согласие, воскликнул Евсей. — Сейчас мы сходим в трапезную, а после вместе пойдём на вечернюю молитву.
Нарастающее недовольство в адрес Варгена, Айк запрятал вглубь, чтобы при встрече высказать его в полной мере, и послушно затопал вслед за, несмолкающим от избытка чувств, Евсеем. Брат-хозяин вообразил, что настала пора высказать все пожелания и просьбы Айку, в расчёте на то, что хоть что-то достигнет ушей Варгена, как выяснилось, пользующегося таким большим уважением монастырского братства. Разглядывая хозяйство во все глаза и слушая в пол уха Евсея, Айк делал по привычке в памяти пометки. Оказывается, купол покрасили совсем недавно, кто-то из толстосумов пожертвовал изрядную долю на замаливание своих делишек перед господом. Ещё четыре купола поменьше, тоже дожидались оказии. Тут Айк усмотрел вопиющую несправедливость: тратить средства на украшения, в то время, когда обделённые всем послушники влачили жалкое существование, буквально за корку хлеба! Он сделал пометку изменить эту практику, при удобном случае.
Вдруг его внимание привлекла фреска, выполненная на стене трапезной. Большую часть фрески занимали корни гигантского дуба, под которым молился коленопреклоненный человек в кольчуге. Перед человеком в кольчуге висела на ветке икона с изображением воина с мечом. Айк застыл как вкопанный перед ней, поражённый странно знакомым выражением лика святого. Лица молящегося он не мог разглядеть, поскольку художник изобразил его несколько сзади. Заметив интерес Айка к фреске, Евсей тут же принялся рассказывать об истории этого творения. Всё это походило на какую-то легенду.
«Один, смертельно уставший от кровопролитных битв за свободу земли русской, воин ехал на коне. Он был весь изранен и с трудом держался в седле. За ним следовал по пятам отряд неприятелей, жаждавших его смерти. Когда он въехал в лес, силы оставили его. Он упал с коня и почувствовал, что умирает. Тогда извлёк он из своей сумки иконку с изображением Архангела Михаила, повесил на дубе и принялся молиться. Отряд преследователей проскакал мимо и его не заметил. Остался он возле того дуба, и раны его зажили очень быстро, тело наполнилось силой, а дух окреп. Оставил он висеть иконку на том дубе, а сам отправился собирать новый отряд, взамен павших товарищей. Очень скоро враг был изгнан из родной земли, а он вернулся на это место, исцелившее его, и построил там храм».
У Айка шевельнулась дикая мысль, что этим воином был Варген, но он тут же отбросил её. Варген утверждал, что пробыл здесь около семидесяти лет. Хотя, пришёл он из своего мира не прямо сюда, а окольными путями. Странный холодок предчувствия какой-то тайны нарастал. Он вновь и вновь вглядывался в изображение. Лица по прежнему не видать, но фигура и борода очень походили на черты прежнего Варгена, а вот лик на иконе глядевший казалось прямо ему в душу, был… С трудом отведя глаза, он последовал за своим провожатым.
* * *
Повинуясь знаку, Айк пробился к Варгену сквозь толпу крестящихся монахов и послушников и встал рядом с ним, подражая окружающим в усердной молитве.
— Что всё это означает? — прошипел он сквозь зубы.
— Потом, — не поворачивая головы, ответил Варген. — Сейчас твой выход. Ищи мыслью свою любимую. Я не знаю ни её облика, ни облика Ладослава, хотя последнего мог бы при необходимости ощутить, если он будет рядом.
— Я думал… — начал было Айк, но Варген его нетерпеливо перебил:
— Думать нужно верно. Если бы я знал их, я бы не тащил тебя сюда, а установил с ними контакт прямо из своей избы.
Айк послушно закрыл глаза и сосредоточился, представив себе Серенаду и Ладослава. Голос священника, заунывно выводящий рулады, сам вогнал его в транс. Когда он вынырнул из транса, то не знал, сколько прошло времени, но по затёкшим мускулам ног, догадался, что немало. Ещё никогда ему не удавалось погрузиться в безвременье так глубоко. В нём еще ощущались чужие мысли и чувства, которые ему удалось узнать: Любомила, Элекс, даже некто Гой. Правда, этот последний, не имел чётко выраженной личности: что-то было от Элекса, что-то от Любомилы, а что-то не принадлежало ни одному из них. Заметив, что Айк снова здесь, Варген наклонился к нему и шепнул:
— Ну, как?
— Как в компьютерную сеть провалился. Всё видел, даже Ладослава с Серенадой и себя самого, вот только это всё прошлые перемещения.
— Почему так решил?
— Они проигнорировали меня, — вздохнул Айк. — Они переходили в этот мир.
Варген взял Айка под локоть и повёл его к выходу сквозь ряды покорно расступающиеся перед ними. В тамбуре Варген прислонил Айка к стенке и дождался, пока тот окончательно придёт в себя, после глубокого транса.
— Сообщений от них нет, — полу утвердительно спросил он.
— Нет. Но я оставил своё, с нашими координатами. — Молодец! Лишним не будет. А теперь, чтобы не вызывать ненужных вопросов, я вернусь, а ты ступай в отведённое тебе жильё и жди меня.
— В крысоловку? Ни за что!
Но Варген уже ушёл, а вместо него появился незнакомец в серой рясе с капюшоном. Заглянув в лицо Айку, он предложил следовать за собой. На этот раз они прошли мимо облезлой «ночлежки рабов», как окрестил про себя Айк вотчину Евсея, и направились к избам, виднеющимся невдалеке.
Достигнув ближайшей у самого забора, ограждавшего монастырскую землю, незнакомец вошёл внутрь, пригласив гостя следовать за собой. Внутреннее убранство мало отличалось от виденного им в домике Варгена, но чистота резко отличала это жилище от общежития послушников. Айк уселся на лавку возле стола и обнаружил подле себя свой вещмешок. Угрюмый провожатый скинул свой балахон и принялся разогревать на электроплитке чайник, а Айк оглядываться по сторонам. Две настоящие кровати, застеленные покрывалами, успокоили его. Повернувшись к хлопотавшему хозяину, он принялся изучать его разбойного вида лицо скрытое густой бородой. Тот подвинул Айку краюху хлеба, кружку с чаем и малиновое варенье со словами:
— Чужих не будет. Я ночью сторожу, так что, до утра не увидимся. Хозяйствуй.
— За что такая милость к паломнику?
— Друзья моего друга для меня святы, — последовал краткий ответ.
Только сейчас, Айк разглядел, что за бородой скрывается довольно старый, но всё ещё крепкий человек.
— Давно Вар… отец Михаил знаком? — спросил он, чтобы завязать беседу, но беседы не вышло.
— С тридцать седьмого, — проронил бородач и вышел за дверь.
— А, я и не знаю с какого, — похвалился Айк закрывающейся двери.
Оставшись один, он принялся распаковывать компьютер, путаясь в проводах. Скоро экран засветился, и с пятой попытки телескопическая антенна нашла волну и сеть. Щёлкая клавишами, Айк погрузившись в интернетную паутину. Христианских сайтов оказалось на удивление много, и он поначалу даже опешил, но имя Михаила Архангела сузило поиск. Вскоре перед его взором принялась раскручиваться захватывающая история, сотканная из кусочков мозаики поражающая своей несуразностью. Время от времени связь разрывалась из-за дальности ретрансляторов, но Айк всё же досмотрел всё до конца.
В целом вся история мало отличалась от легенды рассказанной Евсеем, но были дополнения подбавившие туману. Кто бы ни заступал на престол, первым деянием было разрушение этой церкви. Её жгли при Иване Грозном и после него, при Петре и после него, взрывали при большевиках, разворовывали при них же. Но церковь по-прежнему жила: она отстраивалась заново и из века в век становилась всё краше, постепенно превращаясь в монастырь. Как следовало из преданий, всегда находился какой-нибудь монах, пришедший в трудную годину из ниоткуда, а после восстановления церкви, он исчезал в никуда. Летописи свидетелей утверждали, что это был один и тот же человек — бывший воин, основавший когда-то её по воле самого бога, и хранящий её по сей день. Но главная странность заключалась в том, что звали этого монаха — отцом Михаилом, тёзкой Архангела Михаила в честь коего он и заложил когда-то церковь. Сама икона изображённая на фреске была утеряна безвозвратно, но было изображение самой фрески: корни дерева, подле странник, молящийся иконе Архангела Михаила, повисшей в густой листве, и стихотворение, написанное на древнеславянском. Айк легко прочитал его:
Есть древняя тайна, о ней расскажу,
Как дерево жизни в Ирийском саду,
Корнями могучими в землю вросло,
Кроною пышной оно расцвело.
Надеюсь, понятен всем истинный смысл:
Корни — то предки в духовность вплелись,
Кроной раскидистой ветви шумят,
Листики-детки те знанья хранят.

Айк долго вглядывался в лицо небесного воина на иконе, увеличив изображение, насколько позволял компьютер. Почувствовав на своём плече чью-то руку, он вздрогнул и обернулся. Сзади стоял Варген и через плечо глядел на экран.
— Так это ты — странствующий монах?
Варген не ответил, молча отойдя в сторону.
— А на иконе, чей же лик? — вновь спросил Айк. — Что-то уж он больно похож на лик нашего старого друга — Эвана.
Варген по-прежнему молчал, и подозрения Айка переросли в уверенность.
— Как ты давно в этом мире? Почему Михаил, если это отец Элекса?
— Лучше давай-ка чайку попьём, — уклонился от прямого ответа Варген. — Что-то я стал уставать от этих песнопений.
— Так это твоя работа или нет? — обвёл Айк руками пространство, показывая, что он имеет в виду.
— Сам уже о многом догадался, чего же спрашивать? А имя, знаешь ли, значения не имеет. Для нас Иван, для другого Федот.
— А всё равно, будет не тот, — заключил Айк.
Варген налил им в кружки чай и уселся за стол.
 — Несовершенным ты создал этот мирок, — заметил Айк, прихлёбывая душистый напиток. — Послушники бесправны как рабы, попы только песенки распевают, да пальцами щелкают.
— Весь этот мир далёк от совершенства. Я лишь поддерживаю в этом кусочке пространства первозданную силу и учу его обитателей законам мироустройства.
— Христианство, на твой взгляд, единственно правильный путь?
— Головы многих забиты под завязку ложными знаниями и священнослужители не исключение. Но в своём мирке они способны подняться на ступеньку повыше и главное, нести искру древних знаний в своей вере, пусть даже не разбирая, откуда взялся первоисточник. Часто, именно из религий берут свои сюжеты писатели и поэты, музыканты и философы. Путей много. И интернет-семинары дают кое-что. Главное — это заронить зерно сомнения в головах и научить думать самостоятельно, отличать истину ото лжи, чувствовать правду и неправду не умом, а сердцем. Логика легко заводится в тупик ложными постулатами, интуиция никогда. Важно пробудить массу людскую от спячки; подбодрить отчаявшихся, помочь нуждающимся найти свой путь в жизни. Элекс, например, считает, что созревших, нужно постепенно переводить в наш мир, оставляя чёрных в изоляции.
— Так Элекс в курсе твоих начинаний?
— Конечно в курсе. Давно уже догадался, кто я. На то он и Элекс.
— А я согласен с ним. Нужно их оставлять наедине, как пауков в банке. Пусть друг друга пережалят.
Варген с сомнением пожевал губами.
— А этот мир что же, им оставлять? Не для того люди молятся богам. Не этого ждут от нас. Элекс не жил здесь, а ты ещё новичок, не постиг ещё того, что успел я.
— Чего не понял?
— Этот мир возник сравнительно недавно, он не имеет славного прошлого, но в нём не было и того тёмного, что упрямо поворачивает его именно в свою сторону. Он ещё как шаловливый ребёнок, может подняться вверх, а может и вниз повернуть. Идёт незримая борьба: мы и чёрные, всё как всегда. Отступиться — предать этих детей, отдав их в рабство Владыке.
Оба замолчали, думая каждый о своём. Айк думал о Серенаде — о девушке найденной им в череде долгих скитаний по временам и странам. Почему именно она завладела его помыслами? Разве не было других, не разорванных с ним временем? Ну и судьба! Нашёл в будущем, потерял где-то в прошлом. Почему ему грустно без неё, и почему она так привязалась к нему? И самое главное! Что это; любовь с первого взгляда или какой-то рок, тянущийся за ним из бесконечности, о котором знают друзья, но он ничего не может вспомнить?
Думы учителя были более тяжёлыми. Он уже столько лет один. Тот мир, этот мир, сколько судеб промелькнуло мимо. Пора молодости и любви затеряна в такой безвозвратной дали. Обе эти жизни он отдал бы, чтобы вернуться в самое начало и ощутить радость первой встречи, которая, подобно свежести весеннего утра, по сей день волнует душу. Сколько ошибок и закономерный конец. Но второй шанс, в этом параллельном мире, он воспринял как должное. Вместо отчаяния сразившего бы многих, кто мог оказаться на его месте, он ощутил лишь прилив сил и мудрость, дарованную ему для завершения его пути.
Всё живое стремится к свету, так и он, идя по пути Прави, не раз стоял перед выбором: между правдой и ложью, между светом и тьмой, всё время отворачивая к свету, приближаясь с каждым кругом всё ближе и ближе к трону отца-создателя. Судьба выпала нелёгкая, но он бы не променял её, ни на какую другую, ведь только пройдя путь очищения, можно получить следующий шанс достичь вершины, пусть даже не в этой жизни.
Бесконечная борьба, которой нет конца. Другой давно бы плюнул на всё и был бы, безусловно, прав в глазах сторонних наблюдателей. Что его поддерживает в этой борьбе? Только знания своих прежних воплощений. Он знал прежние ошибки, он видел нынешние ошибки. Он — один из немногих кто помнит, чем это всё может закончиться, если позволить усталости и равнодушию взять верх. Пусть его жизнь вечная борьба, лишь бы другие — братья его и сёстры увидели завтрашний день. Лишь бы солнышко вставало на востоке и заходило на западе, лишь бы не настигла вечная ночь и осознание своего поражения, осознание того, что ты мог что-то изменить, но не захотел.
* * *
Айк поднял голову, подарив вошедшему Варгену взгляд невинности.
— Это твоя работа?
— Какая такая работа?
— Ты знаешь!
Глаза Варгена метали молнии, Но Айк даже не дрогнул.
— А, что произошло страшного? Если хочешь знать, я просто благодетель. Вместо одного купола покрытого золотом, у церквушки будут все пять сверкать чистейшим солнечным светом. Ну, чем не красавец звездолёт?
— Прекрати болтать, а лучше немедленно верни краску на место! — Голос Варгена звучал уже скорее угрюмо, чем гневно.
— Обратной дороги нет, — возразил Айк. — Я первый в этом мире внедряю передовую технологию, о секрете которой промолчу. Того золота, что пошло на покрытие одного купола, вполне хватит на все и ещё останется. Завтра утром все смогут это лицезреть. Словом, весь исходный материал находится в одной ёмкости, а я лишь жду согласия от козлобородого настоятеля.
Об этом договоре, Варген уже слышал от самого настоятеля. Всё население монастыря сегодня было в трансе, после того, как бесследно исчез золотой лоск с их главной гордости. Петиция от неизвестного предупреждала, что рабский труд послушников неугоден богу и только полное равенство в монастырских стенах может спасти всех от худшей кары.
— Ты думаешь, что настоятель поверил, что это дела господние повинны в хищении золота? Не такой уж он дурак, как ты думаешь.
Айк пожал плечами.
— Я жду от них всенощной, чтобы ни кто не помешал мне. А на подписании договора настаиваю. Гадские порядки — твоё упущение. Вот иди и исправляй: уговаривай, вразумляй, угрожай.
— Как же, счас-с-с, — процедил Варген, но Айк был непоколебим. Посопев, учитель всё же первым не выдержал молчания.
— Как тебе это удалось? У тебя же ничего не было с собой!
— У брата-хозяина всякого добра в избытке, а у меня с собой голова, в которой оказывается много чего припасено.
— Так и думал, что в тебе просыпается забытый технарь. Только не сверни себе шею, когда будешь там лазить.
— Я и на сто шагов не приближусь, всё что нужно, уже там, а у меня есть твой компьютер, чтобы послать сигнал. Так, что? — поднял бровь Айк. — Походатайствуешь?
Вместо ответа Варген извлёк из-под своей рясы свиток и бросил на стол перед Айком. Развернув его, тот узнал свой договор, подписанный настоятелем монастыря.
— Это другое дело. Только чтобы молились все и очень тщательно!
С первыми лучами солнца, монахи высыпали из церкви на воздух, пошатываясь от усталости и с надеждой, все как один, принялись задирать головы. Сам настоятель даже протер кулаками глаза и снова уставился на пять златых куполов, в которых отразились первые лучики солнца. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что все заняты хвалебными молитвами и до него нет никакого дела, прошептал:
— Господи, прости меня грешного. Прости за неверие в тебя и в твою силу.

глава 11

Свалка глупости и злобы.
Мир блестящий и пустой,
Низменных страстей сугробы,
Где народ полуживой...

Торговцы наперебой расхваливали свой товар иностранным туристам. Чего только тут не было: значки и медали тускло подмигивали зевакам, умопомрачительные наряды прошлых эпох, которые не увидишь на сегодняшних модниках, изумляли своей музейной стариной, фантастические игрушки, целые армии матрёшек, почему-то с мужскими лицами. Ладослав смотрел на этот рынок как зачарованный, не в силах отвести глаз. Толстощёкая торговка давно приметила парня и, подняв руку, пощёлкала пальцами, чтобы привлечь его внимание.
— Меня? — удивился он и приблизился.
— Почём свой прикид отдашь?
Ладослав оглядел себя, не понимая вопроса. Язык сильно изменился и ему давался нелегко. Серенада, как-то сразу разобралась, что к чему, а вот у него получалось плохо. Уже пошёл четвёртый день, а всё ещё ни как. Оглядевшись по сторонам, он убедился, что девушки поблизости нет. Приходилось самому выкручиваться.
— Нравится? — спросил он, чтобы выгадать время.
— Мне нет, — заявила толстощёкая. — Меня нафталином тысячелетней давности не прошибёшь, а среди иностранщины чудаков много.
Уши начали гореть, он никак не мог привыкнуть к подобной манере изъясняться. Толи тебя пытаются оскорбить, толи наоборот — приглашают посмеяться вместе над кем-то третьим. Во всяком случае, ясно одно: торговка желала приобрести его наряд, абсолютно неуместный в этом времени. Он ничего не имел против этого, одежду сменить следовало давно. Но во что одеться? Так он прямо и спросил, после того как ушлая предпринимательница объявила ему свою цену.
— Ты прямо сейчас согласен? — Удивилась она легкости с которой парень собирался расстаться с удивительной одеждой. — Молодец! Другой на твоём бы месте принялся торговаться, тянуть вола сам знаешь за что. Сделаем так: я сейчас прикуплю тебе шмотки, а ты жди. Имей в виду полтинник с тебя!
Ладослав покивал головой, делая вид, что всё понял на счёт денег. Долго дожидаться ему не пришлось. Торговка вынырнула внезапно, так же как и исчезла. Сунув пакет в руки Ладославу, она подтолкнула его за ширму. Новая одежда была не совсем нова, видимо и здесь ушлая торговка поимела свой интерес. Быстро облачившись в современную одежду, Ладослав отдал старую и принялся дожидаться обещанных денег. Видя, что его наряд вывешен на всеобщее обозрение, а на него самого никто не обращает внимания, он решил напомнить о себе, пощёлкав пальцами подражая торговке. Это оказало именно то впечатление, которое было нужно произвести на неё.
— Ах, ты ещё здесь? Чего ещё?
— А деньги?! — постарался вложить в голос грубую нотку Ладослав, подражая торговке.
— Ах, деньги? Ну, извини, совсем забыла. — Выудив из сумочки висевшей у неё на животе купюры, она вручила их Ладославу, добавив с улыбкой на прощанье: — А я подумала, что ты лох полный. Ну ладно, заходи!
Серенада, как назло запропастилась. Ладослав уже завершал второй круг по этой улице для ненормальных, как он про себя окрестил Арбат, когда вдалеке мелькнуло знакомое платьице. Прибавив ходу, с трудом увёртываясь от локтей и ног бесчисленных гуляк, он догнал девушку и схватил её за руку. Это была не Серенада. С раздражением, вырвав свою руку, она отвернулась, гордо вздёрнув носик. Сконфузившись, Ладослав пробормотал слова извинения и остановился, провожая взглядом незнакомку. Этот инцидент привлёк чьё-то внимание.
— Кто же так клеит баб? — произнёс над его ухом неприятный голос. — Смотри, как я её.
Два мускулистых парня, лет двадцати пяти, с обритыми головами и с диким огнём в глазах, бесцеремонно отпихнули его с дороги. После чего, под восторженные и мерзкие советы приятеля, второй нахал догнал девушку и грубо схватив её за талию, развернул к себе.
— Пойдём со мной красотка, — заявил он, подтаскивая её к себе.
Ладослав возмущённо огляделся вокруг но, не заметил, ни одного желающего заступиться. Напротив, все делали вид, что ничего не происходит, и равнодушно обходили вырывающуюся девушку и разнузданного типа стороной. На лице девушки было написано отвращение, вызывающее только мерзкую ухмылку у её мучителя. Кровь мгновенно бросилась в голову Ладославу и он, шагнув вперёд и ухватив парня за руку, с силой вывернул ее, отбрасывая его в сторону. Раздались испуганные крики, кто-то принялся звать милицию, а нахал с помощью своего приятеля обрёл устойчивое положение и угрожающе зашипел:
— Ты чего, сявка, оборзел? Ну, держись! Сейчас я тебя уделаю.
Ладослав загородил собой девушку и принял оборонительную стойку. По счастью, оба приятеля, выглядевшие довольно устрашающе, не имели никакого понятия о борьбе. Удар первого, нацеленный в лицо Ладославу, закончился для него новым полётом на булыжник мостовой, а второй изловчившийся нанести подлый удар ногой ниже пояса, промахнулся, а юноша, поймав его за ступню, подбросил вверх, отчего тот тоже последовал примеру первого.
Наряд милиции оказался неподалёку и поспел к месту происшествия как раз вовремя, чтобы схватить Ладослава, возвышающегося над хулиганами. Вообразив, что «слуги закона» сейчас наведут порядок, он проигнорировал мудрый совет худощавого пожилого человека — смываться. Собственно он и не понял, что означает это слово. Какая-то женщина истерически начала голосить на всю улицу о том, что житья нет от рэкета, обзывая его насильником, чуть не убившим ни в чём не повинных граждан. Милиционеры, мельком поглядев на спешащих смешаться с толпой потерпевших, не стали их задерживать, а лишь покрепче ухватили Ладослава с обеих сторон за руки, хотя он слегка растерялся и вырываться даже не думал. Блюстители порядка, похоже, в самом деле, собирались его задержать. Но тут за него вступилась девушка:
— Он не виноват ни в чём, это они пристали ко мне!
— А он что, муж тебе? — равнодушно спросил один из милиционеров, окидывая её с ног до головы неприятным взглядом.
— Нет… — Растерялась девушка, залившись краской.
— Ну, тогда не мешай, — посоветовал другой, снимая с пояса наручники.
— Ну не муж ещё, жених пока, так что из того? — вмешался тот самый пожилой мужчина, что посоветовал смываться.
— А ты кто? — брезгливо огрызнулся первый, — сваха?
— Нет, не сваха, — ни чуть не смутившись, ответил мужчина. — Я можно сказать кормилец ваш.
— Да это же наш йог! — воскликнул второй, видимо признав в заступнике старого знакомца. — Только спешить не нужно. Драчун этот если и не рэкетир, то уж бомж наверняка. Прогуляется с нами, выясним, что да как, тогда пусть женится себе на здоровье, а не выясним, так на ближайшие годы пила ему женой станет.
Взрыв грубого хохота обоих милиционеров, очень довольных шуточкой, заглушил новую просьбу девушки. Ладослав понял, что ничего хорошего ждать от закона ему не стоит, и предпринял попытку перемещения, хотя уже убедился, что в мире, где они с Серенадой оказались, это бесполезно. Произошло совсем не то, что им ожидалось, но результат оказался вполне удовлетворительным. Милиционеры, перестав хохотать, сделались очень серьёзными и завертелись на месте, словно выискивая в толпах людей чего-то очень интересное, потом оба направились прочь, едва не свалив по пути Ладослава, который увернулся от столкновения в самое последнее мгновение. Зрители, тоже потеряв интерес к происходящему, тронулись дальше. На месте происшествия остались только девушка и пожилой мужчина.
— Кто ты? — спросила девушка.
— Ладослав.
— Катерина, — ответила девушка. — А странное у тебя имя, я раньше никогда такого не слыхала.
— Можно просто Славой, — решил принять псевдоним, Ладослав.
— А фокусам с отвлечением внимания где научился, — прищурился пожилой.
— Первый раз со мной такое, — ответил юноша и не соврал, поскольку с ним действительно такое произошло в первый раз.
Отец прекрасно владел этим приёмом, а у него ничего подобного не получалось до сегодняшнего дня, да и вышло всё как-то не так.
— Вольф Мессинг тоже однажды зайцем прокатился в первый раз, — обронил задумчиво пожилой. — А дальше развивать своё умение не хочешь?
Ладослав неопределённо пожал плечами. Он конечно был не против завязать с этими людьми знакомство, да и, положа руку на сердце, Катерина ему сразу понравилась, но нужно было найти Серенаду.
— Пойдём с нами, Слава. Поможешь, — попросила Катерина, не сводя с него глаз. — У дяди Толи сегодня помощник не вышел на работу.
Прежде чем язык успел возразить, Ладослав кивнул в знак согласия. Шагах в пятидесяти, расположилась группа музыкантов, а прохожие останавливались послушать. Некоторые раскошеливались за этот стихийный концерт, большинство, послушав, молча, уходили, освобождая место другим. Анатолий уже по пути начал объяснять задачу, которую они собирались возложить на Ладослава. Зайдя, за спины музыкантам, он и Катерина принялись распаковывать две огромные сумки с инвентарём. А внимание юноши захватил сверкающий меч.
— Можно? — протянул он к нему руку.
— Осторожнее только, — предупредил Анатолий. — Оружие настоящее.
А Ладослав уже завладев рукояткой меча, завертел им в воздухе, словно лёгкой тросточкой.
— Знаком с фехтованием? — спросила Катерина, следя восторженными глазами за изящными движениями юноши.
— Давно не держал в руках, — ответил он, и, заметив мелькнувшие в толпе уже знакомые кокарды на головных уборах милиционеров, быстро вернул оружие в сумку.
— Не бойся на счёт этих, — усмехнулся Анатолий. — Они ни слова не скажут, только и ждут когда получат свою долю.
Между тем, музыканты закончили свой концерт и аккуратно упаковали инструменты в чехлы. После, видимо следуя предварительной договорённости, покинули площадку, покивав на прощание фокусникам. Кое-кто из зрителей уже ожидал их, поскольку по рядам прокатилось оживление. Анатолий, после короткого приветствия публики начал свою работу: жонглируя пятью булавами, он двигался по кругу, расширяя кольцо зрителей. Катерина с Ладославом в это время кололи стеклянные бутылки на мелкие кусочки. Когда битое стекло было подготовлено, Анатолий прошёлся по нему, под ахи зрителей босыми ногами, не прекращая при этом жонглировать. Следующий номер был эффектнее. Стащив с себя рубаху, Анатолий улёгся голой спиной на битое стекло, положив поперёк груди доску, а Ладослав взобравшись на нее, принял на свои плечи Катерину. Оказавшись на самом верху пирамиды, девушка закрутила над головой карусель из булав. Гром аплодисментов сопровождал это выступление, привлекая и новых и новых зрителей к месту их выступления. Когда Анатолий поднялся, Ладослав ожидал увидеть израненную спину артиста, но к немалому облегчению убедился, что спина не имела, ни одного пореза.
Восторженный шёпот зрителей, у которых так же, как и у него отлегло от сердца был высшей оценкой. Дальше следовало его небольшое выступление: Катерина подбросила в воздух развернувшуюся газету, и пока она, порхая, опускалась вниз, Ладослав мечом ловко измельчил её на тонкие лоскутки, прежде чем она коснулась земли. В успехе юноша не сомневался, прекрасно управляясь, как и любой диурд, с холодным оружием. А вот, за Катерину он переживал страшно, когда она босыми ногами встала на лезвие меча и он за рукоятку, а Анатолий за остриё обмотанное полотенцем, подняли её в воздух. Медный поднос довольно быстро наполнился деньгами, и можно было заканчивать выступление, но Ладославу пришла в голову мысль, напоследок отблагодарить публику чем-нибудь ей незнакомым. Он решил повторить своё исчезновение из глаз наблюдателей, не очень-то веря в успех. Прошла какая-то доля секунды для зрителей, а он уже оказался у стены, возле их сумок. К его удивлению, это был именно перенос, а не отвлечение внимания, как предполагалось им вначале. Он ликовал: удалось! Ему удалось это, хотя и с огромным трудом, но всё же этот мир принял его и послушно выполнил его волю, позволив на краткий миг пройти сквозь безвременье.
Тишина последовавшая за его исчезновением, сменилась новыми ахами и аплодисментами, когда меч, который он до переноса держал в руке высоко поднятым, со звоном брякнулся на землю, а его обнаружили совсем в другом месте. Раскланявшись, артисты быстро стали упаковывать свой инвентарь.
— Ну, ты и даёшь, — заметил в пол голоса Анатолий. — Я и то потерял тебя из виду.
— И я, — поддакнула раскрасневшаяся Катерина. — Правда, мне показалось…
— Что показалось? — послышался знакомый женский голосок.
— Серенада! — воскликнул Ладослав. — Я уж подумал, что потерял тебя!
— Нужно было дожидаться там, где договаривались, — ворчливо заметила она. — Так, что показалось? — повторила она свой вопрос адресованный Катерине.
— Будто Слава перед исчезновением стал прозрачным, — не отрывая глаз от золотых волос Серенады, рассеяно произнесла Катерина.
— Вы и есть та, кого он искал?
— Как мило, — язвительно заметила Серенада. — А я думала, он искал не меня.
— Заметив, виноватое выражение на лицах обоих молодых людей, она звонко рассмеялась и хлопнула их по плечам, как старых знакомых.
— Да ну, вас! Шуток не понимаете. Я всё видела, ещё с того момента, как менты пристали к Ладославу, только подойти не успела. — Зелень! — ухмыльнулась задорно Серенада, отчего на её щеках появились две ямочки.
— Кто, кто? — не понял юноша.
— Ничего, твои новые друзья быстро научат тебя разговорной речи. Я кое-что обнаружила, Слава, и нам следует это обсудить немедленно, — добавила она, становясь серьёзной. — Ты не ревнуй, пожалуйста, Катя, я влюблена в другого.
— Нужно очень, — фыркнула Катерина, покраснев. Но по её лицу всем было видно, что она заметно повеселела, поняв, что Серенада не девушка Ладослава. Когда они отошли на несколько шагов, Серенада быстро рассказала всё, что ей удалось узнать:
— В церкви, на Калининском, ничего не работает, всё без толку. А вот когда длилось ваше выступление, я смогла даже послушать безвременье. Понимаешь в чём дело?
— Не очень, — честно возразил Ладослав.
— Тебе удалось проделать то, что нам до сих пор не удавалось ни разу, с тех пор, как мы с тобой оказались в этом мире.
— Ну, да. Перенос. — Понимание скользнуло лицу Ладослава. — Ты думаешь…
— Наконец-то, сообразил. Без эмоций толпы, ничего бы не получилось. Хочешь, проверь. Сколько Ладослав не пытался, ему больше ничего не удалось сделать, и он вынужден был согласиться. Они подошли попрощаться к артистам.
— Возьми деньги, — протянул ему несколько купюр Анатолий.
Ладослав спрятал руки за спину, но новый знакомый настаивал:
— Держи, ты честно их заработал. Без тебя, мы сегодня не огребли бы такую выручку.
— У меня есть деньги, — возразил Ладослав.
— Простота, — встряла в разговор Серенада. — Позвольте, я возьму его расходы на себя, — и мило улыбнувшись, она распахнула сумочку, в которую Анатолий со вздохом облегчения опустил деньги.
— Завтра будете? — спросил Анатолий.
— Если в ментовку не угодим, — в тон ему отвечала Серенада, наступив на ногу раскрывшему было для ответа рот Ладославу.
— Может с нами пойдёте, раз у вас какие-то проблемы с законом? У меня места хватит, жена будет рада гостям, у меня давненько не собирались друзья. Серенада захлопала в ладоши, всем видом выражая согласие. Ладослав тоже кивнул: ночёвки в парках уже начинали надоедать, а Айка найти всё ещё ни как не удавалось.
* * *
Дом спрятался неподалёку в переулочках извилистых и узких. Серенаде здесь всё нравилось. Едва переступив порог и сгрузив сумки, хозяин принялся что-то объяснять жене, лучезарно улыбающейся женщине в передничке, выглянувшей из кухни на голоса. Но та не стала слушать, она быстро окинула новые лица приветливым взглядом и распорядилась накрывать на стол, поманив Катерину и Серенаду за собой. Через час все уже знали друг о друге всё, за исключением правды, которую Серенада тщательно обходила стороной, чтобы не травмировать хлебосольных хозяев подозрениями в невменяемости гостей.
Впервые Ладослав расслабился за последнюю неделю. Квартирка показалась ему крайне тесной, но всё равно было уютно от того, что не нужно опасаться милицейских облав и нахальных бомжей, норовящих украсть что-нибудь во время беспокойного сна. Внезапно Катерина заторопилась домой, а он вызвался её проводить до метро. Она жила где-то на окраине с чудным названием Тёплый Стан. На улице уже загорались фонари. Впереди маячили разноцветные огни реклам, и они, не спеша, направились к ним. Катя взяла его под руку и оба замолчали. Неведомое доселе чувство благодати охватило обоих молодых людей. Весь мир исчез: дома, машины, люди, даже мостовая под ногами растворилась. Остались лишь они двое: он и она.
Резкий рывок за ворот вернул Ладослава в неустроенную реальность. Перед ним возвышались двое недавних бритоголовых. Оглянувшись, он насчитал позади себя ещё троих. Один сжимал в своих мерзких объятьях Катерину, не давая ей вырваться, остальные подступили к нему.
— Ну, вот и мы, сявка, — объявил неприятным голосом давешний тип, пытавшийся научить Ладослава «клеить баб». В руке, разукрашенной многочисленными наколками, блеснул пистолет, какие Ладослав видел у милиционеров. Но прежде, чем он успел что-либо предпринять, ноги вдруг подкосились, а в уши ворвался отчаянный девичий крик. Перед лицом был асфальт и чьи то башмаки.
— Нож вынь, «Бельмастый», — донёсся как сквозь преграду до ушей далёкий голос.
— Сейчас, — раздалось в ответ.
— Может стрельнёшь, на всякий?
— Не к чему шуметь и порох тратить, сам дойдёт.
Боль пронзила правый бок, и что-то горячее потекло под рубашку. Вместе с тем Ладослав ощутил страх и ненависть. Чужие страхи, чужая ненависть повисли во тьме, обволакивая его липкой паутиной, и он принял их, позволяя им наполнить его своею тёмной силой. Другой взять было неоткуда, а этой пропитан весь окружающий безумный мир. Как он раньше не догадался использовать её? Нет, нельзя! Иначе захлестнёт, уводя по своей дорожке, проторенной бесчисленными почитателями всего отвратительного и мерзкого. От ощущения нечистот заполняющих его сущность его чуть не стошнило, но он удержался и медленно встал. Тьма, душащая его в своих объятьях, захлестнула разум…
* * *
На лице рыжего типа в штатском, торчавшего возле двери в больничную палату было написано, что он милиционер. Кроме того, его выдавала рация, пукающая из кармана пиджака. Не обращая на него внимания, Айк под руку с Серенадой попытался прошмыгнуть мимо, но внезапно выросшая рука преградила дорогу.
— Вам куда? — окинув пару подозрительным взглядом, произнёс штатский.
— Нам бы того. Эта значит: навестить свого братика, — радостно улыбаясь, залопотал Айк, старательно коверкая речь и принимая придурковатый вид.
— Братка, говоришь?
— Ну да, братика. Нам сказали в двадцать первой он палате.
— А не сказали, что к нему посетителей не пускают?
— Как! — Возопил Айк. — Так он совсем плох? Христом-богом умоляю, пусти! Не откажи человеку в последнем свидании!
Серенада не выдержав, прыснула в ладошки, в последний миг замаскировав смешок под рыдания.
— Ну-ну, успокойтесь барышня, — прогундосил рыжий. — Ему значительно лучше чем тем, что отдыхают в реанимации. Кстати, — милиционер понизил голос, — врачи поговаривают, что двое из пятерых стопроцентные покойники. Так что, сами понимать должны, под следствием ваш брат. Может быть, конечно, оправдают, но вряд ли. У одного из подонков папа генерал какой-то, да и у другого вся родня за колючкой. Идите отсюда, а то из-за вас мне достанется.
Тут Айк улучшил момент и всунул в лапу, покрытую рыжими волосами сто рублёвую купюру. Милиционер подозрительно покосился на свою ладонь и волна презрения поползла по его лицу. Не то, чтобы он был противником денежной премии, просто уж очень мелко по нынешним временам его попытались купить. Однако Айк планировавший эту операцию, учёл всё. Следующий ход был за Серенадой. Погрузив в милиционера умоляющий взгляд, она залебезила, подражая своему наставнику:
— Ну, что Вам стоит пустить нас на минуточку. Мы не местные, всей деревней скидывались, чтобы нас снарядить в Москву. Ну, что Вам стоит, а?
Рыжий моргнул и отвёл взгляд, видимо вспомнив свою родину.
— Откуда вы? — буркнул он.
— Из деревни Кобелёвка, Сукачёвского района, Орловскотамбовской области, — затарахтел Айк, невнимательно слушавшему милиционеру.
— Ладно, — сдался рыжий. — Только на пять минут. Если стукну в дверь, пулей оттуда! Ясно?
— Яснее ясного, благодетель. Вотушки спасибочки, милый, — наперебой затараторили оба, ныряя в дверь палаты.
Учитывая, что ни Варгену, ни Анатолию, ни Катерине не удалось преодолеть милицейский заслон, сегодняшняя постановка спектакля прошла удовлетворительно. Ладослав лежал полураздетый в больничных штанах на койке. При виде друзей, улыбка скользнула по его лицу, скоро уступив место отрешённости.
— Ну, как ты? — потряс ему руку Айк, но Серенада быстренько отстранила своего «братца» и довольно профессионально, сорвала кровавую повязку с Ладослава.
— Это ещё что такое? — удивилась она, разглядывая незашитую дырку в боку.
— Сказали, пока не минует опасность для внутренних органов, рану зашивать не следует, — пояснил Ладослав.
— Не следует, так не будем, — согласилась Серенада, накладывая свои ладони поверх раны. — Помоги мне, Айк.
Тот поспешно положил свои руки на плечи девушке, срочно мобилизуя свои силы. После монастыря, он почувствовал, что они вновь начинают пробуждаться в нём. В какой-то момент случилось даже большее: он узнал природу этих сил. Как он и предполагал, это было не его умение, а помощь всех диурдов когда-либо бывших ему друзьями. Это была мощнейшая поддержка, о которой не каждый смел и мечтать, что наполняло его гордостью за оказанное доверие. Силы шли к нему через безвременье, в каком бы мире он не находился, словно он был привязан за ниточку к невидимым друзьям. Вот и сейчас прикрыв глаза, он получил поток энергии, которую направил в нужное русло.
Серенада лечила в два этапа: сперва последовало восстановление всех повреждённых внутренних органов и лишь за тем остатки кровавой пены были выдавлены из брюшной полости наружу и рана затянута, восстановленными молекулярными связями. Ладослав потянулся, ожидая ставшую уже привычной боль, но почувствовал только прилив бодрости. Тогда он вскочил на ноги и обнял их обоих.
— Ну, вот ты и здоров! — весело заключил Айк. Теперь самое время сматываться отсюда. Улыбка снова сбежала с лица Ладослава.
— Не могу.
— Как это так? — Айк поглядел на Серенаду, в надежде, что она что-нибудь понимает.
— Я совершил преступление и должен понести наказание.
Серенада только всплеснула руками.
— Что за чушь ты несёшь, братец? — удивился Айк. — С каких пор защищать себя стало преступлением?
— Говорят, что двое из них умрут, — мрачнее прежнего ответил Ладослав. — Я подался гневу и не могу быть прощён, не понеся наказание.
— Эк, тебя воспитали мама с папой! — Айк с досадой стукнул кулаком о ладонь. — Да по мне, ты совершил подвиг, избавив человечество от нескольких негодяев! Постой! — внезапно воскликнул он. — А если мы с Серенадой дадим им шанс выкарабкаться? Тогда как?
— Тогда будет полегче, но не совсем. Я должен сам искупить свою вину, иначе никогда уже не буду диурдом, как прежде.
— Послушай, Ладослав, — вкрадчиво начала Серенада. — Всё, что ты говоришь, наверное правда, но ведь там куда тебя сошлют придётся пилить деревья и разорять землю, добывая из нее полезные для владык технократического мира ископаемые. Это, на мой взгляд, не самый лучший способ исправить сделанное. Этим скорее уж ты заслужишь ещё большую кару.
Слова девушки возымели действие и, после недолгих раздумий, он неохотно кивнул головой. Как назло в этот момент раздался стук в дверь, и она распахнулась. Рыжий милиционер зашипел с порога:
— Быстро пошли отсюда! Мои поднимаются сюда! Быстрее, быстрее!
— Перенесём наше дело на часок, — заявил Айк Ладославу, беря Серенаду под руку и подмигивая охраннику.
* * *
Часы отведённые для посещения больных подходили к концу, а ни кто из встреченных ими в коридоре милицейских чинов так и не появился. Серенада то и дело поглядывала на большие часы, висевшие в холле первого этажа, по циферблату, которых, неустанно бежала секундная стрелка. Айк не выдержав, встал и направился на разведку. Вернулся он очень скоро.
— Ну? — подняла на него глаза Серенада.
— Прошляпили, — сообщил тот.
— Как это? — не поняла она.
— Здесь есть другой вход — для поступающих. Ладослава увезли.
— Куда?
Айк в ответ пожал плечами. Обняв за плечи девушку, он повёл её к выходу. Чувствуя его руку, Серенада потихоньку успокаивалась. Не такой человек её возлюбленный, чтобы предаваться отчаянию. Как хорошо, что они снова вместе.
— Как хорошо, что мы снова вместе! — сказала она вслух, поглядев на, шагающего рядом, Айка.
— Не волнуйся, Златовласка, — улыбнулся он. — Всё будет хорошо. Теперь мы всегда будем вместе.
— Я туда же, куда и ты, мой любимый. Больше я тебя никуда от себя не отпущу.
— Ну, ну. Не зарекайся, вдруг ещё надоем.
— Никогда! — торжественно произнесла девушка и на её глазах блеснула слезинка, которую Айк тут же осушил поцелуем.
— Нет, так нет, — заявил он. — Я просто подумал, что я возможно слишком для тебя старый. Серенада фыркнула, заявив, что он опять заводит старую песню.
— Понимаешь, десять-пятнадцать лет — это не срок. Разлука наша была много дольше.
— Ты о чём это, Златовласка? Разве мы встречались в прежней жизни?
Ему в который раз почему-то показалось, что под словами девушки кроется какая-то тайна, известная его друзьям, но неизвестная ему. Но она, как ни в чём не бывало, ответила открытым взглядом.
— Много эпох минуло на шарике с момента нашего расставания, — пояснила Серенада.
— Ах, ты об этом, — разочарованно протянул Айк. — Предстоит ещё одна разлука, милая. Но я обещаю, что она будет короткой: часок-другой, не больше.
Серенада догадалась, что Айк давно уже что-то замыслил, и потому не стала спорить и расспрашивать. Она покорно отправилась на Арбат одна, чтобы принести новую огорчительную весть Варгену и Катерине. Последняя, просто не находила себе места, считая себя виновной во всех несчастьях выпавших на долю Ладослава. Большого труда стоило Серенаде удержать её от душевного срыва. Пришлось прибегнуть не только к помощи слов, но и применить небольшое внушение.
Уже с порога она встретила вопросительные взгляды. Серенада не хотела лгать, утешая, но и говорить правду, было жестоко.
— Подождём Айка, — коротко сказала она, уходя от прямого ответа.
Варген лишь поглядел на неё через плечо и отвернулся к экрану компьютера, а Анатолий всё же спросил, прежде чем вновь склонился к книге, которую держал на коленях.
— Ну, хоть видели его? Как он?
— Видели! — оживилась Серенада. — Подлечили. Он теперь совсем как новенький, не беспокойся.
Вовремя показавшаяся жена Анатолия пришла на помощь, призвав обеих девушек на подмогу. Когда кухонная дверь закрылась за всеми троими, а звуки шипящего масла на сковородке и плеск воды из крана поутихли, Варген встал и прошёлся по комнате. Анатолий тут же поднял на него глаза.
— Завтра с утра мы покидаем ваш кров. Спасибо за всё.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил Анатолий.
— Что-нибудь мы обязательно придумаем. Но вас утомлять такой огромной оравой, считаю верхом неуважения. Нет, нет, не возражайте! У меня есть в Москве ещё друзья, они тоже имеют право поглядеть на нас.
Гостеприимный Анатолий немного обиделся, но, поразмыслив, не стал настаивать, взяв предварительно обещание, что в случае надобности, они обратятся к нему.
— Можете даже не сомневаться, — успокоил его Варген. — Видеться мы теперь будем часто. Ваша племянница влюблена в юного героя, а он обязательно ответит ей тем же.
— Ну, кто это может знать наверняка?
— Я, — коротко ответил Варген.
Анатолий лишь развёл руками, не смея сомневаться вслух. Появление Айка отвлекло внимание от этой темы. Едва переступив порог, он стал принюхиваться как кот, кося глазом на дверь кухни. Оттуда доносились оживлённые женские голоса и привлёкший его запах.
— Не опоздал, — сообщил Варген, — внимательно разглядывая его. — Успеешь поведать, что тебе удалось узнать нового.
— Новое, слегка осложняет первоначальный план действий, Ваше святейшество, — объявил тот, забираясь в кресло, занимаемое до его прихода Варгеном.
Щёлкая клавишами компьютера, он, не оборачиваясь к своей аудитории, пояснил:
— Ладославом заинтересовался специальный отдел в норушке.
— Где, где? — переспросил Анатолий.
— В Ф.С.Б. — небрежно пояснил Айк, не интересуясь впечатлением, произведённым им на слушателей. — Так что, суда, скорее всего, не будет, а будет какой-нибудь засекреченный спец-отстойник. Трудность и заключается в том, чтобы разгадать этот секрет, поскольку интересоваться этим на Лубянке я не имею ни малейшего желания.
После длительного молчания, Анатолий спросил:
— Что Вы надеетесь найти в интернете?
— Адрес, — коротко ответил Айк.
— Вас тут же отследят. Это невозможно!
Варген успокаивающе положил руку на плечо Анатолия и произнёс:
— Не для него проблема. Подождём.
Оба, встав за спиною Айка, склонились к экрану компьютера. На экране мелькали цифры и иногда слова на непонятном языке. Айка это, действительно, ни чуть не смущало. Он был в своей стихии.
— Что это за язык? — шёпотом спросил Анатолий Варгена.
Тот только пожал плечами.
— Это код, — прокомментировал Айк. — Довольно примитивный. Надеюсь, после моего визита в систему, которую сильные мира сего считают самой законспирированной, у них появится необходимость поработать над её усовершенствованием. Хотя, вряд ли им это удастся, — добавил он с ноткой высокомерия в голосе.
По мере продвижения Айка вглубь интересующих его документов, в углу экрана вспыхивали красным одна за другой строчка цифр. Строчек было много, но они постепенно все меняли свой жёлтый цвет на красный.
— Что это такое? — ткнул пальцем Анатолий в горящие красным цифры.
— Отловленные псевдо-хакеры. Система безопасности развлекается на славу! Не волнуйтесь, мой компьютер на экранах ловцов не значится вовсе. Когда они это поймут, будет поздно. Им следовало бы уничтожить все файлы, при подобной попытке проникновения, но они слишком самонадеянны и недостаточно трудолюбивы, для возобновления своей базы данных.
Анатолий тихо ахнул:
— Тут могут быть и государственные секреты. Ваши действия подпадают под статью о шпионаже.
— Не волнуйтесь, они таки есть, — обронил Айк, лихорадочно увеличивая темп пляшущих по клавиатуре пальцев. — Много всего о деньгах, о миллионерах и снова, о деньгах. Если подождёте меня молча, то может в этот раз к Вам в дверь никто из посторонних не войдёт.
— Пора за стол! — громко провозгласила Серенада, входя в комнату.
— Одну минуточку! — воскликнул Анатолий, приложив к губам палец.
Но Айк, словно повинуясь приглашению, резко выключил компьютер довольно непрофессиональным образом: выдернув шнур из розетки.
— Почти сели на хвост, — пояснил он свои действия. — Ну, ничего, я узнал достаточно.
Программы свои они сменить могут, а вот адреса спец. учреждений – нет. Таким образом, мы на коне, а они в дураках. Пойдёмте, не будем вынуждать дам дожидаться нас.
Когда все вернулись в гостиную и расселись, Айк более пространно объяснил, что же произошло за сегодняшний вечер. Оказалось, он не терял даром время, томясь в монастыре в ожидании связи с Серенадой и Ладославом. Установив более тесные контакты с посетителями варгеновского блога, от имени Гоя естественно, он воспользовался теми из них, чьи профессии показались ему полезными.
Встретившись с одним из них после расставания с Серенадой, он путём наводящих вопросов выяснил, кого могла заинтересовать персона Ладослава, тем более что его собеседник, работник соответствующей организации, назвавшийся Виктором Павловичем, сам давно сгорал от желания поделиться хоть с кем-нибудь подобной информацией. Заключалась она в следующем: лиц, подозреваемых в овладении необычными способностями или мыслящих не общепринятыми мерками, ставили на тайный учёт, а иногда и лишали свободы для дальнейшего использования в непонятных целях. Большего Виктор Павлович говорить не стал толи, не зная дальнейшей судьбы этих людей, толи, храня верность данной им когда-то присяге. На прямой вопрос Айка: зачем он всё же рассказал ему это, тот ответил, что некоторые вещи не должны замалчиваться.
Драка случившаяся в одном из переулочков Арбата и её неожиданный финал не мог не заинтересовать его отдел, собирающий подобную информацию по крупинкам: из милицейских сводок, из объявлений в газетах и из прочих источников. В частности он пояснил, что его прямой обязанностью является доклад о неком «Гое» и его розыск. Только потому, что он, непонятным самому себе образом, проникся к этой личности уважением, он счёл должным предупредить об этом неизвестного единомышленника.
— Вот такой вот сыр-бор вышел, — заключил Айк.
— Надо думать, что внезапное исцеление Ладослава добавит интереса к нему, — заметил Варген.
— А я думаю, — вставила Серенада, с лихорадочным блеском в глазах, — что всё это очень напоминает средневековую охоту на ведьм и колдунов.
— Их теперь не сжигают, — успокоил её Айк и прижал к себе, почувствовав, как старые воспоминания захлёстывают девушку.
— Говори дальше, — потребовал Варген.
— А это — всё. Дальше я пошёл домой, а он своей дорогой.
Варген по-прежнему сверлил Айка взглядом.
— Ну ладно, ладно. Я просто дух перевёл, ещё не выработалась привычка к многочасовым проповедям. А выяснил я в интере следующее: это ни какой не специальный код. — Айк сделал театральную паузу и обвёл взглядом присутствующих. — Это просто-напросто древний, давно забытый землянами язык.
— И на нём никто не говорит сейчас? — спросила Катя. — Откуда же он известен тебе?
— Хороший вопрос. Мне кажется, я когда-то говорил на нём.
Варген более внимательно поглядел на Айка, но тот снова разочаровал его, сказав совершенно не то, что тот ожидал услышать:
— Я его слышал от яйцеголовых. Возможно и орионцы до сих пор изъясняются на нём. Нужно спросить об этом нашего бога — Элекса.
Жена Анатолия не выдержав, фыркнула:
— Опять ты врёшь и врёшь, и ни слова правды. С меня хватит, я ухожу мыть посуду.
— Я и не думал шутить, — ответил Айк, но его слова остались отрезанными хлопнувшей кухонной дверью.
У Анатолия нашлась подробная карта, и мужчины склонились над ней. Айк отыскал название, почерпнутое им из его хакерской вылазки. Анатолий присвистнул:
— Кольский полуостров! Ну и дела.
— Что-то не так? — заёрзал Айк.
— Там, кроме военных, все наперечёт. Не спрячешься, не сольёшься с местными.
— Это любопытно, — пощипал бороду Варген.
— Что тебе любопытно? Как я буду вступать в ряды армии?
— Другое. В этом месте были когда-то «ворота».
Айк, в отличие от Анатолия сразу понял, о чём речь. И возбуждённо потёр руки.
— Если они ещё работают, будет просто здорово!
— Вот именно! Если ещё работают, если их не растащили на могильные плиты и много ещё всяческих «если».
— Что за ворота? — не выдержал Анатолий, и Айк ответил в своём стиле
— «Звёздные врата» смотрел? Вот это почти, то самое.
Оставив хозяина квартиры в остолбеневшем состоянии, они принялись обговаривать дальнейший план действий.
* * *
Тюрьму Ладослав представлял несколько иначе. Здесь были отдельные комнатки с кроватями и тумбочками, выходить из которых запрещалось. Трижды в день охранник в штатском, молча, приносил еду, и раз в день разрешалась прогулка в строго отведённое время. Коридор, лестница в два пролёта вниз и небольшой заасфальтированный дворик, без присутствия какой-либо зелени, одни и те же лица охранников, как всегда молчаливых, словно лишённых языков. Дворик был пустынным, как и коридоры по которым он следовал на эту так называемую прогулку.
Солнца тоже было не видно. Нет, оно, конечно, было, но высокие стены скрывали крадущийся по самому горизонту шар. Счет дней потерял всякий смысл, поскольку вести его нужно было с самого начала, а он не догадался этого сделать. Тоска невольно сжимала сердце, словно клещами, и когда вдруг наступил предел всему этому, и он был готов, всерьёз набросится на охранника, чтобы вытрясти из него хоть слово.
Наступил новый этап его заключения. Вместо ежедневной прогулки его отконвоировали мимо выхода во дворик, по длиннющему коридору соединявшему здание тюрьмы с другим комплексом. Лифт, в который его втолкнули, вместо ожидаемого подъёма рухнул вниз. Пролетев несколько томительных секунд, он так же резко затормозился и двери разъехались в стороны. Ладослав  оказался в обширном зале, забитым под завязку всяческой аппаратурой. В самом конце прохода за письменным столом сидел пожилой седовласый человек в белом халате с очками на носу. Услышав звяканье лифта, человек поднял взгляд от бумаг, лежащих перед ним, и улыбнулся, делая приглашающий жест. Молодой человек подошёл и сел в указанное кресло, напротив седовласого.
— Освоились? — задал тот непонятный вопрос, рассматривая Ладослава.
В ответ он только пожал плечами, в свою очередь, рассматривая своего собеседника. Очкастый не походил на мускулистых, физкультурного телосложения охранников, с которыми он только и имел здесь дело. Этот человек был слегка располневшим, видимо от неподвижной жизни, а лицо его напротив, было живым и подвижным. Ладослав почувствовал внутреннее расположение к нему.
— Для чего я здесь? — спросил он.
— Будем вместе работать, — затараторил тот. — Меня можете называть Леонидом Аркадьевичем, а Вас, как я вижу, уткнулся он в бумажку, извлечённую им из груды других таких же, зовут Славой. Странно: ни фамилии, ни отчества. Ну, да ладно, Слава так Слава. Это, знаете ли, звучит даже обнадёживающе. За десять лет, что я в этой дыре, ни славы, ни даже благодарности получать не приходилось.
— Я не понимаю, какой смысл использовать преступника на явно квалифицированных работах, в которых я не понимаю ничего, — заявил Ладослав и обвёл глазами окружающую их технику.
— Как я уяснил, — вновь углубился в бумажку Леонид Аркадьевич, суда над вами не было?
— Вроде не было, — подтвердил Ладослав.
— А раз не было, следовательно, Вы не преступник, а добровольно содействующий
 — Но я не хочу содействовать в том, чего я не понимаю.
— О, от Вас понимания не требуется. Я сам мало понимаю в том, над чем работаю, хотя на воле был профессором.
— Как это возможно? — изумился Ладослав.
— Очень просто: либо зона строгого режима, где жизнь гроша ломанного не стоит, либо полу невольная работа в тепле и относительном уюте. Если откажетесь, будет и суд и всё остальное. А так, Вы искупаете свою вину перед обществом, а заодно оказываете этому обществу посильную помощь.
Ладославу показалось, что последние слова прозвучали явно неискренне, и он со свойственной ему прямотой решил уточнить:
— Помощь действительно нужна именно обществу?
— А Вы умный человек, — улыбнулся Леонид Аркадьевич. — Отвечу так: если лица, стоящие у рычагов власти, полученные знания применят на благо общества, то Вы можете не считать себя обманутым. Лично я не покидал этого места очень давно, так как на воле меня никто не ждёт, а потому не могу судить объективно. Решать Вам. Но отказываться от курорта ради тюрьмы, по-моему, верх нецелесообразности.
— Ну и в чём заключается моя работа здесь?
— Сущий пустяк! Проводить с собою эксперименты и развивать свои сильные стороны, из-за которых Вас сюда и занесло.
* * *
Это была хоть какая-то деятельность. Просидев часок в кресле, обклеенный датчиками, Ладослав слезал с него и занимался тем, что он называл утренней гимнастикой: различными физкультурными упражнениями, измерением силы мышц, степени усталости, решением сложных головоломок и снова кресло. Видимо всё шло как было нужно Леониду Аркадьевичу и имелся явный прогресс, поскольку охрана Ладослава удвоилась, а рацион изменился. Он стал, если можно было так выразиться, более изысканным. Помимо противной серо-голубоватой каши, теперь стали приносить и другие блюда: картошку и рыбу, что было уже значительно приятнее на вкус. В бессмысленность занятий, стали вноситься изменения, указывающие направление деятельности этого заведения: попытки двигать по столу монетку силой мысли, чтение того, что писал на листке Леонид Аркадьевич, прикрываясь от Ладослава ширмой, сложнейшие мысленные математические расчёты.
Математику, прежде неизвестную ему вовсе, он освоил за пару недель, чем привёл профессора в настоящий восторг. Неизвестные лица силились постичь знания и умения диурдов, не прилагая самолично никаких усилий. Это могло только вызвать улыбку у Ладослава, если бы не одно соображение: Леонид Аркадьевич в самом начале упомянул, что он здесь уже десять лет, следовательно, какая-то отдача существует, иначе эта деятельность не имела бы смысла. Необходима было поостеречься: мало ли какую цель преследуют власти этого общества, пытаясь единолично усвоить знания которыми он с удовольствием поделился бы с каждым.
— Знаете ли, профессор, — как-то заявил он. — Наша работа весьма непродуктивна. Значительно быстрее дело бы пошло, где-нибудь в другом месте.
— Где же?
— В гуще других людей или, наоборот, в лесу, в поле. В подвале парапсихические силы не могут функционировать так как нужно.
— Что Вы говорите! — оживился Леонид Аркадьевич. — Я это всегда подозревал. Но вряд ли нам пойдут навстречу в этом вопросе.
— Тогда результаты всегда будут минимальны. Разве ваши руководители не понимают этого?
— Как всегда, в точку. Не смотря на то, что все слова, произносимые нами в этой лаборатории, достигают их ушей, надеяться на смену декораций не приходится.
Профессор ехидно заулыбался, указывая глазами куда-то над своей головой. Улыбка сползла с его лица, когда Ладослав пояснил, что вся записывающая аппаратура не действует сегодня.
— Как так? — защелкал под столом переключателями профессор.
Заработал монитор, на котором прокручивалась вчерашняя запись.
— Да что это такое. Как Вы заметили неполадки? Медленно просачивалось в его мозг понимание, а когда ему всё стало ясно, он в страхе отпрянул в сторону, подальше от Ладослава.
— Сладить с электронами, можно легко с помощью других электронов. Я просто устал всегда находиться под наблюдением. Вам ничего не угрожает, поговорим без посторонних ушей, а потом я всё верну в обычный режим.
Надо отметить, что Ладослав не терял времени даром. Получив доступ к технической литературе, он внимательно изучал её. Со стороны казалось, что он так быстро возвращает книги профессору, потому, что находит их неинтересными, в то время как он усваивал из них всё.
— Это же университетский курс, — растеряно пробормотал Леонид Аркадьевич, неохотно возвращаясь в своё кресло.
— Ну и что?
— Действительно: феноменом больше, феноменом меньше. Скольких я уже перевидал за свою жизнь. Вы знаете что, Слава? Верните всё на свои места. Хорошо? А то, меня ждут неприятности.
— Сначала, профессор, Вы мне ответьте: что ждёт меня в конечном итоге? Потом я всё сделаю, как и обещал.
Не очень охотно, но смирившись с возникшей проблемой, Леонид Аркадьевич разговорился, хотя и не без мысленных понуканий со стороны Ладослава. Постепенно профессор все больше входил в раж, видимо от долгого отсутствия возможности поделиться грузом тайн. Картинка вырисовывалась малопривлекательная. Подобный проект существовал, чуть ли не со времён петровской Руси. И задействованы в нём были люди совершенно разных народов всей планеты. Главная часть айсберга крылась в мутных глубинах, и о ней толком ни кто не знал, но этой анонимной структуре всегда удавалось найти понимание и содействие правительств различных стран для своей деятельности. Судьба таких как Ладослав была предрешена: кто-то вливался в тайные органы безопасности, или, проще говоря, становился шпионом или террористом, причём шпионом без явного отечества.
Иногда они действовали на благо своей страны, иногда наоборот, на благо враждебной державы. Управлялось всё деньгами и страхом небытия. Некоторые даже не дотягивали до шпионской деятельности, уничтожаясь физически сразу после прохождения той самой школы, где сейчас находился Ладослав. Школа ни к какой деятельности не готовила, до тех пор, пока каждый попавший в неё не был тщательно изучен со всех сторон. А уж если он был сочтён нужным, им занимались другие. Его персона, судя по всему, котировалась достаточно высоко. Ладослав начал подозревать, что он волею судьбы угодил в то самое осиное гнездо, которое безуспешно разыскивали до него другие диурды, в надежде добраться до сути деятельности «чёрных», а что за всем этим стояли именно они, у него уже не оставалось не малейших сомнений.
Всемирная над правительственная организация готовила почву для появления своего Владыки. Следовало бы проникнуть вглубь этой организации, но сомнения, что это даст что-то новое, всё больше одолевали его. Он вспомнил рассказ отца, о судьбе его учителя Варгена, проникшем туда, куда он хотел проникнуть, но не сумевшего воспользоваться плодами своих усилий, поскольку сам оказался втянут в дела «чёрных». Было о чём подумать, его ни кто не торопил. Вряд ли профессор решиться сообщить кому-нибудь о своём откровении, ему этого, судя по его же словам, не простят.
* * *
Когда свет в комнате погас, и отпала необходимость притворяться перед замаскированными камерами слежения, Ладослав осторожно встал и, стараясь не производить шума, принялся расхаживать из угла в угол. Так лучше думалось, а пищи для размышлений появилось предостаточно. Что же получается? Его новые знакомые — Анатолий и Катерина тоже потенциальные жертвы этого эксперимента? Наверное, каждый, кто в этом мире обладает хоть крупицей наследия диурдов, обречён рано или поздно попасть в стан врага. Этому нужно положить конец, во что бы то ни стало. Враг хитёр и коварен. Его щупальца обхватили весь мир невидимой хваткой. Он не стесняется в выборе средств, для достижения своей цели, коверкая самое дорогое, что есть у каждого — его душу, заставляя биться своих потенциальных противников на своей же стороне. Вот это дьявольский план!
А если сейчас выйти и устроить побег для соседей по комнатам, которых он никогда не видел? Никто из них никогда не видел друг друга, но они есть. Профессор утверждал, что их не менее полусотни здесь, добровольно одурачиваемых, будущих убийц, стратегов, помощников президентов, диктаторов. А что дальше? Кто ему поверит за короткий отрезок времени, перед тем как охрана выпустит усыпляющий газ. Нет, это не годится! Нужно уходить отсюда в одиночку, а там, на воле организовывать свою компанию противодействия злой силе. Он сможет бежать. Ему известно как мобилизовать ненависть и страх своих противников себе на службу. Выход не очень ему нравился, но выбор был невелик: либо бежать, силой подавляя силу, либо остаться и позволить однажды полностью заменить свой разум, на заранее спланированную Владыкой программу действий.
Звук тихонько приоткрываемой двери оторвал его от размышлений. Двое охранников бочком протиснулись внутрь и направились к его койке, причём один едва не задел его. Привыкшие к темноте глаза Ладослава прекрасно видели в полумраке, в то время как охранники, войдя со света в темноту, оказались слепыми. Один из них ткнул наугад электрошоковой дубинкой и угодил в подушку вместо головы Ладослава. Для раздумий не оставалось больше времени. Наверное ,это профессор, он всё-таки решил выдать его. Что ж? Приходилось играть по правилам, заведённым в этом логове.
Охранники ещё ничего не поняли, они склонились и обшаривали пустую койку, а Ладослав уже выскочил за дверь и захлопнул её, заперев на задвижку. Третий дожидался в коридоре и был крайне изумлён, увидев того, кого меньше всего ожидал увидеть. Тем не менее, рефлексы сработали чётко, и пистолет в его руке издал чуть слышный хлопок, пуля вонзилась в стену как раз в том месте, где мгновение назад была голова Ладослава. Метнувшись под ноги, он свалил охранника на пол и заломив ему руку, дождался пока оружие упадёт, а сам он издаст крик боли. Удар кулаком в основание черепа угомонил его ненадолго, как раз хватило времени завладеть его пистолетом и электрошоковой дубинкой. Пока поверженный охранник, очумело вертя головой, пытался встать на четверинки, Ладослав припустил прочь по коридору к лифту.
Перед ним снова встала дилемма: куда ехать, в подвал? А может быть попытаться выбрать наугад другую кнопку? Скоро по тревоге поднимут всю школу и выхода не будет, но и бежать неизвестно куда — верный провал. Оставался подвал и шанс застопорить лифт. Похоже, это был единственный путь туда. Кабина завершила ставший уже привычным маршрут и двери распахнулись, а закрыться Ладослав им не дал, уронив поперёк порога ближайший аппарат для промывки мозгов. Теперь можно было ненадолго перевести дух. Вдруг краем глаза он заметил мелькнувшую тень: перепуганный до смерти профессор пытался забиться под свой стол. Это была удача.
— Что, совесть не позволяет спать спокойно? — сдержанно поинтересовался Ладослав, выуживая Леонида Аркадьевича за ворот белого халата, и разбивая одновременно метким броском дубинки глаз камеры.
— Да, я… — бормотал тот, избегая смотреть в глаза.
— Окажете мне последнюю услугу, или…
Внезапно этот человечек залился слезами.
— Меня теперь точно убьют! Мне конец! Это было последнее предупреждение.
Истерики продолжались, и их пришлось прервать, вылив на голову профессору оказавшийся под рукой графин с водой.
— Слушайте внимательно и не прерывайте, — как следует встряхнув профессора, начал Ладослав. Возможно встряска возымела своё действие, а может быть, это помогла холодная вода, но истерики прекратились.
— Вас может быть убьют, а может быть и нет, а вот меня уже кто-то приговорил. Поэтому у меня мало времени. Отвечайте! Есть ли другой выход из подвала и набросайте мне план. Я должен бежать немедленно.
— Только лифт! Бежать некуда. Охраняемая зона тянется на десятки квадратных километров.
— Что за стенами?
— Сопки, скалы, тундра! Ни одного гражданского лица, одни солдаты и зэки, не считая этого комплекса. К тому же уже глубокая осень: на улице мороз, а на вас нет одежды. Всё напрасно. Я не думал, что всё закончится так печально!
— Молчать, — зашипел Ладослав, с трудом сдерживая отвращение к этому человеку, в котором он так ошибся. — Быстро рисуйте план здания, комплекса, всей охраняемой зоны. Быстро!
Как только профессор трясущейся рукой справился с заданием, Ладослав затолкал его в металлический шкаф для одежды.
— Посидите тут, пока Вас не обнаружат. Наврите, что пытались помешать мне, может быть, гроза пронесётся мимо.
Пока профессор чертил свои каракули, Ладослав придумал единственно возможный план спасения. Пристроив профессора отдыхать, он вошёл в лифт и откинул плафон светильника, после чего, убрав препятствие между натужно ревущих дверей, взобрался наверх и захлопнул за собой люк. Лифт тут же понёсся вверх. Когда он остановился, до верха шахты оставалось совсем чуть-чуть. Едва Ладослав перешагнул на стальные конструкции, кабина провалилась вниз. Он надеялся, что это место обыщут не скоро.
Так и случилось: он беспрепятственно взобрался на самый верх и через ремонтный люк выбрался на крышу. Ледяной ветер тут же обдал его, продирая до костей. Если бы не чрезвычайная ситуация в которой он оказался, безумный шаг предпринятый им вряд ли сулил бы успех. Но сейчас он чувствовал, что действует абсолютно верно. Осторожно ступая по скользкой крыше, он пробирался к самому удалённому зданию комплекса. Крыши, примыкавшие друг к другу вплотную, позволяли это делать легко. Единственным и самой ощутимым препятствием был холод. Ветер швырял пригоршни снега, повалившего так некстати. Как следовало из плана профессора, к торцу последнего здания должна была быть прикреплена пожарная лестница. Спустившись по ней на два этажа, Ладослав повис на руках, дальше лестница кончалась. Всматриваясь вниз, пытаясь разглядеть землю, он заметил топающего охранника. Тот был в тулупе. Сталь металлических перекладин жутко холодила ладони, толкая к единственному возможному выходу — во что бы то ни стало завладеть тёплой одеждой. Дождавшись пока ничего не подозревающий охранник поравняется с лестницей, Ладослав выпустил перекладину из рук и приземлился точнёхонько за его спиной. Оторопевший охранник успел повернуться только затем, чтобы увидеть зелёную искру, возникшую между его лбом и электрической дубинкой, после чего он не издав ни малейшего звука, рухнул как подкошенный. Надежда на спасение усилилась, как только тулуп и меховые варежки согрели тело. Путь был открыт, и Ладослав поспешно зашагал прочь, спеша раствориться в снежном хороводе, встававшем перед ним стеной.
* * *
Перекрестив очередного кающегося грешника и отпустив грехи, священник закрыл за ним дверь в комнату служащую храмом божьим в этом исправительно-трудовом учреждении или попросту — колонии общего режима за номером таким-то. Служка, не имевший монашеского сана, исправно трудившийся в углу, разжигая свечи и подавая святую воду в серебряном чане, со стоном разогнул спину, словно только что сбросил с плеч последний, из не первого десятка, мешок картошки и, упав на скамью возле стены, простонал:
— Господи! Как много у тебя рабов, родившихся во грехе, грешивших по жизни и кающихся, и так же исправно извивающихся перед именем твоим, как черви перед стопой землепашца, в надежде обрести покой в царствие твоём.
— Во истину, слова твои пророческие, брат! — подражая тону служки, провозгласил священник. — Пора и нам с тобой покаяться в своём ничтожестве и попросить поддержки у господа.
— Неужели всё так плохо, батюшка?
— Из того, что я услышал от кающихся зэков, шансы наши равны нулю. Да, ты и сам всё мог слышать.
— Раз ты, святой отец, лишаешь сына божьего надежды на спасение, я сам вытащу из беды безвинно пострадавшего.
В глазах священника сверкнул пугающий огонёк и он, взяв служку за руку, силой вынудил его опуститься на колени и опустился сам рядом.
— Не богохульствуй, а молись! — громогласно провозгласил он басом, а потом, прижав губы к его уху прошептал:
— Не глупости болтай, а концентрируйся на мне. Место не самое лучшее, понимаю.
* * *
Чья-то рука легла «Бельмастому» на плечо, и он, вздрогнув, в испуге обернулся. Рука принадлежала «куму». «Надо же», — подумал «Бельмастый». — «Собственной персоной наведался в барак. Видать очень заинтересовал его этот поп! Надо будет постараться, глядишь и от рудников откосить удастся». «Кум» приложив палец к губам, поманил его в сторону. Когда за ними хлопнула входная дверь, и ветер завыл, а пурга закружила свой хоровод, «кум» остановился и обернулся.
— Что удалось услышать? — последовал его вопрос.
— Всё слышал, — подобострастно ухмыльнулся «Бельмастый». — Надеюсь на Вашу благосклонность, Виктор Иванович. Всё же, как ни как, тайна исповеди и всё такое. Ведь богу служат эти двое.
— Давно ли сделался таким набожным? Давай, давай выкладывай. У меня мало времени. Если что-то полезное услышу, тебя не забуду. Моё слово в этом месте, как тебе известно, посущественней божьего будет. Ты ведь уже не первый срок мотаешь, понимать должен.
Воровато обернувшись, «Бельмастый» торопливо заговорил, то и дело нервно оглядываясь на дверь барака. Закончив, он умолк, преданно выкатив глаза на «кума». Тот, помолчав, безошибочно определил, что это ещё не всё.
— Ну? — пытливо потребовал «кум», сузив глаза.
— Мне показалось, — замялся «Бельмастый». — Я могу ошибаться…
— Выкладывай! Я сам разберусь.
— Словом, голос одного из них мне показался знакомым. В больнице ещё слыхал. Приходил он туда, родственник какой-то этого сопливого фокусника.
— Того, что лихо так отделал вашу бригаду? — насторожился «кум».
— Того, — подтвердил хмуро «Бельмастый». — Если б не менты в больничке, он бы там и остался. Пардон…
Сообразив, что ляпнул лишнее, стукач смутился окончательно. Однако «кум» пропустил мимо ушей «ментов», он напряжённо размышлял о чём-то, кусая нижнюю губу. Потом уверенно уточнил:
— Кто приходил в больницу, поп?
— Да нет, молодой этот, его помощник. С бабой какой-то светловолосой. В нормальной человеческой одежде приходил. Заболтал он охранника, тот и пустил его в палату.
Глаза «кума» снова расширились, и он выкатил их на «Бельмастого».
— Вот что. Слушай сюда и слушай внимательно. Сделаешь как скажу, в шоколаде будешь до самого звонка, а струхнёшь — пеняй на себя. Помогу тебе на строгий перекочевать, дело твоё возобновить по «вновь открывшимся» – раз плюнуть.
Притянув «Бельмастого за отворот телогрейки к себе, «кум» что-то поспешно зашептал ему, то и дело, заглядывая в лицо, своим немигающим холодным взглядом. Сунув напоследок в карман уголовнику какой-то предмет, завёрнутый в тряпку, он повернулся и пошёл прочь.
— Всё будет в порядочке, Виктор Иванович, — послышались ответные заверения. Проводив «кума» глазами, и дождавшись когда он скроется в снежной кутерьме, «Бельмастый» повернулся и направился обратно.
* * *
Айк попытался встать с колен, но ноги не слушались. Тогда, встав на четвереньки, он добрался до лавки возле стены и, отдышавшись, взгромоздился на неё. Варген проводил его задумчивым взглядом, после чего тоже с трудом поднялся с пола и присоединился к нему.
— Что это было? — не глядя на товарища, спросил Айк, разминая непослушные мускулы рук и ног.
— Ворота. Они где-то рядом. Они поглощают энергию таких как мы.
— На кой они тогда нужны? Что в них проку, если они делают нас бессильными инвалидами?
— Они черпают энергию из окружающего пространства. Только внутри будет всё как надо, надо найти их и проникнуть внутрь.
— Как мы найдём их в такой пурге? Ты хоть видел их когда-нибудь?
Варген промолчал, прислушиваясь к самому себе.
— Это было давно. Знаю только одно: когда мы будем там, всякая мысль тут же материализуется. А ещё мне показалось, будто я слышал зов.
— Какой ещё зов? — не понял сразу Айк, уставившись на Варгена немигающим взглядом. — Уж не глюки ли это у тебя батюшка, от усердной молитвы? Погоди! Чей зов?! Уж не Ладослав ли это был?
— Не знаю. Рядом где-то. Помощь нужна ему.
— Давай-ка, попробуем ещё, а?
— А выдержишь? — поглядел Варген на него с сомнением. Стук в дверь прервал их. Поглядев с ненавистью на дверь, Айк рявкнул:
— Изыйди!
Дверь приотворилась и «Бельмастый» просунул внутрь голову.
— Я же сказал, что опоздал ты, — проговорил Айк, тщательно выговаривая слова. — Батюшка отдыхает уже. Завтра приходи.
— Простите, я не расслышал.
— Раз уж ты не расслышал, говори быстрее, чего хотел.
— Грех отпустить один.
— Всего один? — вмешался Варген. — До завтра не стерпится ни как?
— Не, а, — выпучив белесые глаза, заявил нагло уголовник и, приблизившись, зашептал: — Я тут слышал от своих краем уха, что вас интересовали старые шахты. Так я знаю, где это.
Варген при этих словах выпрямился, весь обратившись в слух.
— Мало кто из этих недотёп даже слышал о них. Нашли там что-то, сразу понаехало начальство разное, и работы велели прекратить.
— А тебе это откуда известно? — подозрительно спросил Айк. Наглый тип, ворвавшийся к ним столь бесцеремонно, ему сразу не понравился.
— Я не первый раз у здешнего хозяина. Оттого и знаю побольше других.
— И что ты знаешь? Рассказывай, но покороче.
— Короче, зеки пропадать стали там, бесследно. Чёртовым местом нарекли эту шахту. Я думаю — неспроста это. Предшественник ваш, лет пять назад, услыхал об этом месте, рваться стал туда, мол, бесов изгнать. Только изгнали его из зоны раньше. Кому-то из начальства очень не понравилось его любопытство. С тех пор священников не пускали сюда больше, вплоть до вчерашнего дня.
Варгену была известна эта история со священником, и он приложил немало усилий, чтобы влиятельные лица добились для них двоих разрешения на посещение этой колонии.
— Ну, вот я и подумал, — продолжал «Бельмастый», — коли ты, батюшка, действительно так хорош, как утверждают, то изгонишь бесов из того места. Тогда всем на зоне будет хорошо.
— А коли пропадёт, так не велика беда. Да? — продолжил за него Айк.
— Да, — кивнул уголовник, и губы его раздвинулись в противной усмешке.
— Когда покажешь? — спросил Варген, ничуть не смущаясь откровенным недоброжелательством.
— Прямо сейчас, пока все зэки спят, а вертухаи прячутся от непогоды. Под колючкой есть лаз для меня, для вас ворота.
— Выйди, мы скоро будем готовы, — ответил Варген. Едва дверь закрылась за наглецом, Айк зашептал:
— Ловушка это, чувствую всем нутром.
— Знаю, так же как и ты, но другого шанса может не представиться вовсе, — возразил Варген. — Если эти шахты то, что мы ищем, то Ладослав будет спасён немедленно, и мы все сможем вернуться домой — в свой мир. Помнишь, что я говорил? Любая мысль тут же материализуется.
— А как же пропавшие там люди, если конечно этот хам не соврал?
— Думаю, они пропали для того, чтобы материализоваться в том месте, куда каждый из них стремился. Я иду.
— Я тоже! Не забывай, в двадцати километрах отсюда меня ждёт моя Златовласка с Катериной.
* * *
В какую сторону идти, ему было безразлично, куда не двигайся, а кругом его ждут поднятые по тревоге солдаты. Сейчас, пока пурга скрывает его и заметает следы, можно было передвигаться без опаски, но когда снег утихомирится и рассветёт, его легко разыщут, куда бы он ни спрятался.
— Хорошо бы было стать на время птицею, — горько прошептал Ладослав. — Не время киснуть! — тут же подстегнул он самого себя. Выбор деда пал на меня, следовательно, я всё смогу.
Легко было сказать. Передвижение в снежной каше было непростым занятием: ноги вязли, тулуп страшно мешал, к тому же в нём было жарко. Пот струился по телу ручьём, в то время как холод обжигал лицо и гортань. Но останавливаться и отдыхать было некогда, нужно было уйти подальше от комплекса и найти какое-нибудь укрытие. Вдруг почва пошла под уклон. Едва Ладослав обрадовался тому, что идти стало легче, как склон превратился в крутой спуск, а в следующий миг он вовсе потерял равновесие и заскользил куда-то вниз. Падение прекратилось на дне какой-то не то впадины, не то оврага. Ладослав попытался продолжать путь, но это оказалось совсем не просто. Снегу здесь скопилось по пояс, и он больше барахтался в нём, чем продвигался вперёд.
«Ладно, передохну», — решил Ладослав и закутавшись с ногами и головой в тулуп, повалился в сугроб, размышляя: — «А неплохое укрытие получится, когда заметёт следы»! Лежать ничего не делая, было верхом блаженства, но мысль о том, что пока он расслабился, солдаты окружают, его не давала покоя. Тогда он решил отвлечься какими-нибудь тёплыми воспоминаниями. Отец и мама остались где-то в такой сумасшедшей дали, что невольно щемило сердце: — «Как они там. Знают ли, что с ним приключилось? Лучше бы не знали». Их переживания ему помочь не в силах. Словно, чтобы устыдить его в голове прозвучала отчётливая мысль: — «Тебе нужна помощь! Ты не один, у тебя есть друзья, пошли зов»! Мысль возникла мимолётно и тут же исчезла. Через мгновение он не смог дать сам себе ответ, была ли это его мысль или ответ мамы или отца на его размышления. Он оглянулся по сторонам. Белый саван и ничего другого вокруг: ни людей, ни деревьев, ни птиц.
— Ах, я балда! — воскликнул раздосадованный Ладослав. — Это не снег! Вернее, это не просто снег — это вода! Нужно было совсем одуреть от страха, чтобы забыть чему меня учил отец! Вода самый лучший проводник информации и её здесь — хоть отбавляй. Ну-ка, за дело!
Минуты потекли одна за другой. Он перебирал в памяти то Айка, то Серенаду, то неведомого диурда за которым он прибыл сюда, но так и не успел познакомиться. Он звал их, просил услышать, умолял. Ни мысли, ни слова не возникало в сознании в ответ. Оставалась ещё надежда на Катюшу; правда она совершенно другого племени, но зачатки знаний диурдов ей были не чужды. Едва он представил себе её милое, слегка испуганное личико, как тут же теплая волна окатила сердце, и нежный голосок прошептал ему самые волшебные в мире слова:
— Я люблю тебя, Славушка! Я с тобой родимый! Господи, помоги нам!
* * *
Остроконечная обитель, скрывавшаяся в толще вечной мерзлоты, давно не видела ни одного живого существа. Эти двое: статный мужчина и прекрасная женщина единственные, кому она открыла свои таинственные пределы, за тысячелетия минувшие с тех самых пор, когда тёплый ветерок приносил сюда запахи ласкового океана, а кругом шумели леса, цвели сады и восторженно пели птицы. Оба одновременно распахнули глаза, выходя из транса, и поглядели друг на друга. После чего, мужчина спрыгнул с возвышающейся в центре сооружения восьмиугольной базальтовой плиты и, осторожно подхватив женщину, бережно опустил её подле себя.
— Мы сделали что смогли, родимый. Они скоро должны все воссоединиться, — дрогнувшим голосом произнесла Любомила и уткнулась в грудь Элексу, пряча набежавшие слёзы. Он гладил её по волосам, ниспадающим на плечи, некогда чёрным как смоль, а теперь светло русым с лёгкими серебристыми вплетениями, блистающими в неярком свете испускаемым стенами, словно драгоценные нити.
— Увы, не всё в наших с тобой силах, милая. Человека не нашего мира ворота не пропустят никогда.
— Ну почему так несправедливо! — не в силах больше сдерживать горя воскликнула она. — Почему нам нет пути в их мир, а им закрыта дорога в наш?! Почему?!!
— Не всем. Создатель справедлив. Тем, кто способен воспринимать альтернативный мир, нет запретов. Эти единицы, кого мы с тобой воспитали, будут взращивать диурдов в иных измерениях, чтобы однажды всем открылась дорога к Свету. Не плачь, ненаглядная моя. Просто у нашего сына иное предназначение, нежели у нас с тобой. Мы заботились об этом мире, он будет заботиться о другом, а его дети пойдут ещё дальше. Он выбрал свою дорогу, и мы не во всём теперь сможем ему помочь.
* * *
Невидимая волна, подхватила Ладослава и он распластался в сугробе, зарываясь руками и ногами в снег, в отчаянной попытке зацепиться и не дать себя утащить. И только когда тело, не поднимаясь в воздух, вдруг стало исчезать, а мысли окунулись в гущу ещё чьих то мыслей, он понял, что это перенос. Наступила тьма. Чей-то смутно знакомый голос окликнул его и маленькая, но крепкая рука обняла его за плечи. Глаза привыкали к темноте. Это была всего лишь пещера, а неподалёку виднелся серо-белесым пятном вход.
— Как ты? — снова спросил его Айк.
— Нормально, — отозвался Ладослав, озираясь по сторонам. — Главное вовремя, а то я думал, что не увидать мне больше ни одного нормального человека в своей жизни. Рядом стоял ещё кто-то бородатый в рясе священника, и в надетой поверх телогрейке. Третьего никак не удавалось разглядеть, он старательно отворачивался, пряча лицо, а зубы его выбивали дробь. Айк проследил за взглядом Ладослава и объявил:
— Сейчас. — Эй, бывалый! — позвал он «Бельмастого». — Ты чего трясёшься.
— Ни-че-го, — по слогам отвечал тот, старательно выговаривая слова.
— Чудес никогда не видел, да? — спросил Айк пытаясь разглядеть в темноте лицо уголовника., губы у него тряслись, а глаза стали совсем белыми. — Не было человека и вдруг на тебе, здесь он. Так что ли?
— Э… пойду я, ладно? — вдруг жалобно заверещал «Бельмастый». — Ну, чего я сделал-то?
— Катись, ни кто тебя не держит, — равнодушно отозвался Айк, отвешивая струхнувшему не на шутку «Бельмастому» крепкого пинка на прощание. Ладослав, напряжённо пытавшийся вспомнить этого человека, вдруг стукнул себя кулаком в лоб.
— Этот был из той самой шайки, что подрезали меня, — сказал он с удивлением.
— Из той самой шайки? — переспросил Айк. — Ну и дела. Хорошо, что слинял слизняк. Теперь не стоит опасаться за тылы. А ты возмужал парень, — заявил он, разглядывая Ладослава. Давно не виделись?
— Три года, не считая того раза — в госпитале, — отозвался тот, радостно улыбаясь.
— Вот те на! А Златовласка и словом не обмолвилась, что я стал совсем для неё старым.
Варген не принимал участия в разговоре. Он только в самом начале при появлении Ладослава, улыбнулся ему и тут же отвернулся к дальней стене, шаря по ней руками. В это миг снаружи послышалась автоматная очередь и страшный крик. Айк и Ладослав замерли, прислушиваясь, а Варген, не прекращая своего дела, глухо произнёс:
— Иуда получил свои сребреники. Как всё неизменно в подлунном мире!
— Ты всё знал с самого начала? — воскликнул Айк.
— Мне не в первой взваливать на себя бремя греха, ради друзей, — горько возразил Варген.
— Я бы не смог, — согласился Айк. — Знать о том, что его ждёт и хладнокровно промолчать? Нет, не смог бы.
— Просто, ты не воин. Твой путь — путь мудреца и стратега. Замените с Ладославом меня, когда я уйду. Понял?
— О чём это ты, монах-отшель…
— Ты ВСЁ понял! — оборвал словоизлияния Айка Варген, грозно блеснув в темноте глазами. — А сейчас поторопитесь: быстро осуществите перенос своих драгоценностей сюда, пока ещё есть время! Изнутри будет только один путь — путь домой.
Приближающийся лай сторожевых собак и крики людей яснее ясного дали понять, что времени на пустую болтовню, действительно, нет. Спустя мгновение, материализовавшиеся Серенада и Катерина с радостными возгласами бросились в объятия своих избранников, но насладиться минутами встречи не пришлось. Свет возник из стены, возле которой стоял Варген, и взгляды всех оказались прикованы к этому чуду.
— Ворота пробуждаются! Все быстро внутрь! — выкрикнул Варген.
— Куда? — Не понял Айк, во все глаза ища проход или хотя бы лаз.
— Сюда, незрячие! — поторопил их Варген, твёрдою рукой направляя Катерину, а за нею и Серенаду прямо в стену, из которой исходил таинственный свет. Айк сообразив, что это и есть проход, нырнул следом. За ним приготовился последовать Ладослав, но в последний миг задержался, краем глаза уловив, что Варген и не собирается к ним присоединяться. Их взоры скрестились, и в ответ на немой вопрос юноши, пришёл взгляд полный печали и немой любви.
— Оставь оружие мне. Вам нужно время для переноса, а любое негативное вмешательство извне может помешать его осуществлению.
Ладослав не отдавая себе отчета, отцепил от пояса электрошоковую дубинку и вынул из кармана пистолет охранника. Он догадался, что спрашивать о чём бы то ни было или возражать, не имеет смысла и всё же он не удержался и спросил:
— Зачем?
— Когда-то, я бы ответил: чтобы дети ваши увидели солнце. Теперь могу добавить: пусть его увидят дети всего этого мира, и дети их детей!
Мощная рука Варгена буквально швырнула Ладослава к угасающему лучику света.
* * *
— Это всего лишь падаль, — зло произнёс «кум», переворачивая ногой труп «Бельмастого» и вглядываясь в его искажённое страхом лицо.
— Посылай своих людей вперёд, капитан. И чтобы ни один беглый не ушёл живым. Выстрелы, прозвучавшие со стороны входа в рудник, заставили солдат упасть в снег. Повинуясь командам сержантов, взвод устремился вперёд короткими перебежками, прикрывая друг друга автоматными очередями. С десяток солдат ворвались внутрь, сея вокруг себя свинец и дикий мат. Скоро всё стихло.
— Подъём, хватит спать! Вперёд! Они наши! Крики капитана вынудили робких снова встать и осторожно двинуться к входу в рудник. Но, вместо ожидаемого, навстречу брызнула автоматная очередь.
— Что за… — воскликнул капитан, падая на своё место возле «кума» и хватаясь за ногу. Перестрелка возобновилась с обеих сторон, но желающих идти в атаку больше не находилось.
— Почему они не двигаются? — зло прошипел «кум».
— Вы же видите! Наши передовые выведены из строя. Их автоматы стреляют по нам же!
— Поднимай людей, капитан, и лично веди их в атаку!
— Я ранен в ногу! — прозвучал отчаянный вопль. «Кум» холодно взглянул на истекающего кровью капитана и навёл на него пистолет. Встретившись с диким взглядом «кума», тот попытался подняться, но со стоном упал. Пистолетный выстрел заглушили автоматные очереди. Вторая группа, ворвавшихся внутрь, стихла, как и первая, после чего выстрелы со стороны рудника вновь заставили уцелевших залечь.
«Если не возьму, мне не жить», — отчаянно промелькнула мысль в голове «кума». — «Если бы только мне. Ведь всю семью сотрут в порошок. Эти люди не любят неудачников». Ему представилась на миг картина, где его двух дочерей продают в публичный дом какого-нибудь Алжира или Израиля, а больную жену вышвыривают из квартиры в подвал или на чердак к бомжам.
Подползший сержант ткнулся рядом.
— Виктор Иванович, гранатомёты доставлены!
— Немедленно открывайте огонь!
Серия взрывов заглушила сухой треск автоматных очередей. В небо взлетали комья земли и падали на снег, марая его белизну. «Чёрное и белое», — подумал «кум». — «Как в шахматах: черное и белое. Вечно сражаются друг с другом пешки, офицеры, и даже короли. Только никогда не разглядеть им игрушечными глазками руки направляющей их на убой. Для этого нужно вначале обрести душу».
— Никого! — истерично доложил сержант, после того как всё было тщательно обыскано.
— Как это так, никого? — с суеверным ужасом переспросил «кум».
— Даже нет следа наших погибших, не говоря о беглецах.
«На улицу жену, дочек в публичный дом».
— Я сам посмотрю! Отзови всех назад!
— Есть! — сержант бегом отправился выполнять приказ начальника. Через какое-то время из рудника прозвучал негромкий пистолетный хлопок.
* * *
— Вот так-так! — воскликнул Айк, сообразивший раньше других, где они оказались.
— Где мы? — восторженно оглядываясь по сторонам, спросила Серенада.
— В деревне Варгена, — объявил Айк, делая приглашающий жест. — За мной! Не удивлюсь, если здесь мы снова встретим его. Вот будет потеха!
Он с Серенадой под руку и Ладослав с Катериной подошли к домику, возле которого что-то мастерил человек в поношенном пиджачишке.
— А вы заметили? — произнесла Катерина. — Сейчас лето.
— Просто мы все думали о том, чтобы попасть в лето, а не в зиму. Ворота исполнили наше желание.
— Только я хотел попасть в Папинсон вместе с Катей, — вставил Ладослав. — А ещё я хотел увидеть мать и отца.
— И я, — добавила Серенада.
От этих слов, нехорошее предчувствие обожгло Айка. Он тоже мечтал увидеть первым делом Элекса и Любомилу. Человек обернулся навстречу приближающейся компании и, опустив руки, молча ждал. За его спиной на раскидистом дереве красовалась знакомая икона, изображённая на фреске той самой церкви, где так почитали Варгена под именем отца Михаила. Икона изображающая воина выглядела очень старо, а краски давно поблекли.
— Здорово, Серёга! — произнёс Айк останавливаясь рядом. — Откуда это? — указал он рукой на икону.
— Здрасьте, люди добрые, — кивнул в ответ сосед. — Монах один привёз вместе с прахом, здоровый бородач такой. Назвался старым другом Михаила Николаича. Прах мы развеяли в саду и над водами речки, как он и завещал. Монах всё сокрушался, что не по-христиански хороним. А это — документы на дом и паспорт твой, — выудил из внутреннего кармана пакет Серёга. — Всё уже переоформили, ихний настоятель подсобил. Держи.
Айк, недоумевая, вскрыл пакет и, быстро взглянув на свою фотографию в паспорте, спрятал его обратно.
— Теперь всё ясно? — спросил он.
— Яснее некуда, — кивнула головой Серенада. — Ворота по какой-то причине не пропустили нас в наш мир. Мы обречены радоваться миру этому.
— Варген знал всё. С самого начала знал, что так всё закончится.
— Ну, что ж, Катя, — обнял печально улыбающуюся девушку Ладослав. — Пусть твой мир отныне станет и нашим родным миром. — Потом протянув руку в сторону Айка и Серенады, добавил: — Не унывайте, друзья! Нам не мало предстоит ещё свершить дел, прежде чем наступит день этого мира!
«А я всегда буду рядом»! — мысленно сказал сам себе Айк, голосом Варгена.
— Ладно, будь, старый воин, — буркнул он весело. — Только попрошу не всегда, а то очень скоро надоешь.
— Хватит болтать сам с собой, мой дорогой, — ущипнула его за руку Серенада. — Ты же не один, я с тобой.
— Вот это я и имел в виду.
эпилог
Не отрывая взоров от далёкого горизонта в ожидании рассветного солнышка, уже готового показаться над морем, неторопливо катящем на берег череду бесконечных волн, стояли двое: мужчина и женщина. Сплетя пальцы рук и изредка бросая друг на друга взгляды, полные нерастраченных в бездне пережитых времён и в суете повседневности чувств, они со спокойной уверенностью ожидали начала нового в череде своих рождений дня.
— Бедный Варген! Он так и не увидел нашего обновлённого мира.
— Да, — тихо согласился с Любомилой Элекс. — И Персел в прошлой жизни поступил так же, спасая Нима. Такая уж у него судьба, жертвовать собой ради будущего.
Любомила обняла Элекса и приникла к его груди, отпуская свою и его боль. Минуту спустя она заговорила вновь.
— А знаешь, Баянчик рвётся, присоединиться к своим названным брату и сестре. Я обещала ему это, как только ему исполнится десять. Он отлично чувствует их отсюда.
— Конечно, мы пошлём его к ним, да и любого, кто будет там полезен и сможет совершить этот переход.
— И ещё. Как мы не старались, а Делг с Ланией не узнали друг друга. Странно, правда?
— Они обязательно вспомнят это, родная. Это прозрение не минует ни одного настоящего диурда. Просто они ещё в пути. А главное, они не одиноки в своём мире. Наш сын, — наша кровь и частица твоей и моей души, — всегда будет где-то неподалёку. Мы по-прежнему неразлучны!
* * * * * * *
РАсветом полна ширь небес,
Ночь пятится на ВЕСТ,
День Сварога уже не за горами,
Мгла уползая прочь не хочет сгинуть без следа,
И затаясь в оврагах, тенью следует за нами.
Не хочет замечать усталости живых,
В укромный уголок забившись, свой клинок точает,
С гримасой злобы, с придыханием шипя,
Свой коготь, в жертвы глубоко вонзает.
Не нужен Свет ей, до него ей дела нет,
Он ей не пара, — он противник, надоевший,
И смысл жизни — ни к чему: близка ей только смерть
И пень бездыханный, навеки отшумевший.
Инерция мышления — зараза для ума,
Закостеневшие мозги — извечное её оружье.
А Свет творит, всегда глядя вперёд,
Надежды и мечты ему всего лишь нужны.
Творить живое, радовать грядущий день
— Награда смелым, окрылённым солнечной любовью,
Грязь отряхни сверкающей метлой,
Сердца и мир наполни красотою.

(д.Костомарово-Юдино 10.01.2009.)