Вчера я не пошёл на пары.
Я открыл глаза после здорового трёхчасового сна после двух бутылок портера, выпитых накануне, и тут же подорвался на мине, на которой подрывается всякий из нас ранним будним утром. Пока я собирал себя по кусочкам, портер шептал мне, что негоже грызть гранит науки голыми дёснами, и, слушая его страстные речи, я всё чётче осознавал, чего мне на самом деле хотелось.
А хотелось мне простого человеческого на завод.
Вероятно, у каждого из нас есть одно-единственное место, на котором он может быть по-настоящему счастлив. На протяжении всей жизни это место иногда напоминает о себе, словно сквозная тема педофилии в творческом наследии Достоевского. Именно такой зов я ощутил тем утром. Занятное явление для редактора литературного паблика, скажите? Как водится, на завод, к станку, и вся дурь...
Как обычно, я опаздывал, и утренней рефлексией было решено пренебречь. Спустя энное количество минут в шелестящем с утра метро я добрался до славного алтаря пролетариата.
Мой подрядчик оказался достаточно интересным персонажем. Высокий, слегка полноватый, с неухоженной бородой и сплошь покрытыми татуировками предплечьями, он не брезговал анекдотами категории «Б» и прочими нехитрыми прелестями жизни. Он махнул рукой на моё небольшое опоздание, провёл непринуждённый инструктаж, и затем настроил радио на волну с тем самым гаражным роком, который играет в американских закусочных. И спросил, дую ли я шишки.
В цеху суетливо тарахтел компрессор и тихо скрипел лазер, вырезавший из пластика детали, которые мне предстояло шлифовать. Было слегка душновато, что отнюдь не виделось чем-то плохим: ибо свобода абсолютной быть не может. Значит, и воздух всегда должен быть чуточку душным.
Работы было много, и она была монотонной – это стало замечательным фоном для того рода размышлений, вечных, которые имеют смысл лишь в ранней молодости. Я нырнул в них рыбкой под аккомпанемент уже собственного плейлиста, вытащив наушники. Подрядчик не возражал – только делал свою работу, поматывая головой под американско-закусочный рок.
Во время перерыва мы перебросились с ним парой слов, и я узнал, что, как правило, он сидит в цеху день-деньской в одиночестве, и большую часть времени ему до одури скучно и не с кем поговорить. Он показал Дарта Вейдера, которого выгравировал рабочим лазером от нечего делать, а также признался, что играет в группе со школьными друзьями. Группа из двух бас-гитар и барабанной установки, стиль которой колеблется от дум-металла до регги, показалась мне интересной диковинкой.
Как раз тем вечером у них должна была состояться репетиция. Работы всё ещё было много, и вдвоём мы бы к вечеру вряд ли справились, поэтому подрядчик решил вызвать подмогу.
Подмога прибыла где-то через час, и, вопреки моим ожиданиям, это был не ещё один бородатый мужик, а хрупкая улыбчивая девушка с каштановыми волосами до плеч. В отличие от меня, она работала здесь на постоянной основе, и, судя по её беззлобному ворчанию, приехала сюда в свой законный выходной.
Втроём работа стала спориться куда лучше. Подмога привезла с собой безлимитный интернет, и подрядчик предложил посмотреть кино с его ноутбука. Дальше мы работали под психологический триллер средней степени паршивости, периодически отпуская комментарии происходящему.
Так вышло, что с каждой моей подработки у меня остаётся небольшой сувенир на память. Подрядчик, услышав мою скромную просьбу, вывалил передо мной целую гору пластиковых сердец: чёрных, красных, разломанных, с дьявольскими рогами. Великодушно произнёс: «бери хоть все, всё равно выкидывать!» и рассказал, что заказы на эти сердца периодически делает какая-то загадочная дама, ни разу не сообщившая точно, сколько сердец ей нужно, и они не успевают избавиться от излишков.
Я немного задержался в цеху, собирая вещи, и, выходя из него, лицезрел подрядчика и его милую "подмогу", не спеша уходящих под руку.
***
Сегодняшним утром я открыл глаза после семичасового сна и тут же подорвался на мине. Собрал себя по кусочкам и поехал на скучные пары по математике и физике.
Грядущий день ничем мне не запомнится.
А тебе?