Помни свой долг

Татьяна Эхо
Всю жизнь проработала Вера Трофимовна в родном селе дояркой. Её уважали, о ней писали в газетах. Вера Трофимовна тяжело переживала развал Советского Союза и нынешнюю трагедию на Украине. До конца она оставалась советским человеком, и никакая пропаганда не могла поколебать её убеждений. Коротенко Вере Трофимовне, матери моей свекрови, посвящаю…

1
Ранним летним утром жителей украинского села Юрьевка разбудил режущий ухо гул и стрекот. По главной улице села двигались мотоциклисты. Люди выходили из домов с сумрачными лицами: словно во сне наблюдали, как чужие заполняли родное село. Это были немцы. Вот они бросились по домам, начали забирать скот, отлавливать кур. Кругом слышалась непонятная лающая речь.
В полдень жителей согнали на площадь для оглашения своего немецкого порядка. Над зданием сельсовета теперь развивался флаг с чёрной паучьей меткой. Здесь немцы устроили комендатуру.
В толпе стояла жительница села Катерина Скоркина, крепко держа за руку тринадцатилетнюю дочь Веру, боясь отпустить. Материнское сердце билось неспокойно. Мать прикрыла платком роскошные светло-русые волосы дочери. Верочка была хороша собой. Её лицо, с правильными чертами, обычно озарял добрый взгляд небольших, но очень выразительных голубых глаз. Теперь же злобно, с прищуренными глазами, девочка смотрела на немцев.
Катерина вспомнила вчерашнее прощанье с мужем. «Как Верочка похожа на отца!» – думала Катерина. Муж, Трофим Скоркин, слыл в селе правильным мужиком. Его уважали, к нему шли за советом. Вчера Трофим ушёл в лес с партизанским отрядом, потому что Красная армия оставила Юрьевку.
Около коменданта вертелся низенький с редкой бородёнкой их односельчанин. На руке его была повязка полицая.
– Мама, да это же дядя Никифор, Галкин сосед!
– И правда… Что же это такое? Не видно, не слышно его было. Выходит, змеёй затаился, ждал своего часа, – прошептала Катерина.
– Гад! – сквозь зубы процедила Верочка и направила на предателя ненавидящий взгляд, когда тот проходил мимо.
Никифор, кажется, услышал и отшатнулся. Чувствовалось, на полицая с ненавистью уже смотрело всё село. Катерина, ещё сильнее сжав руку дочери, прошептала: «Тише! Себя и всех подведёшь!»
Страшный новый порядок дал о себе знать: ввели комендантский час, повсюду искали коммунистов. А ещё в Юрьевке были расстреляны все евреи… Однажды Никифор заприметил за околицей пробиравшегося огородами человека в военной форме. Он сообщил об этом своему другу, полицаю, и, желая выслужиться перед немцами, они немедленно сдали его фашистам. Впоследствии сельчане узнали, что это был лётчик, выпрыгнувший с парашютом со сбитого самолёта. Никифор ходил сгорбившись от страха, как крыса, озираясь по сторонам, ощущая осуждение и ненависть сельчан.
Потянулись тяжёлые дни оккупации: голод, страх, унижения. Немцы регулярно приходили и требовали «яйки, млеко», тыча дулом автомата. Катерина пыталась объяснить, что кур у них уже не осталось, но ничего не понимающие истуканы твердили своё: «Яйки, яйки». Зная, что в следующий раз придут непрошенные гости, Катерина запутывала дочь в платок по брови и шла с ней на другой конец села к родственникам, чтобы принести яйца.
Однажды поздним вечером кто-то постучал в окно. Катерина подошла к стеклу и обмерла: за окном стоял Трофим. Бесшумно вошёл в избу. За ним потихоньку перебрались ещё трое партизан. Свет не зажигали. Оказались кстати щи из лебеды и несколько лепёшек. Трофим расспрашивал о расположении немцев в Юрьевке. Узнав о предательстве Никифора, он бросил: «Недолго тебе, сволочь, осталось нашу землю поганить!»
Начинало светать; мужчины собирались уходить. Вдруг, снова стук. В дом просилась испуганная соседка Оксана:
– Катерина, Никифор сюда немцев ведёт!
Мужчины успели выскочить незамеченными и бросились по направлению к колодцу. Катерина приказала дочери притвориться спящей.
Через несколько минут немцы стояли во дворе. Никифор рванул в хату, в её сторону. Спокойная, полностью владея собой, она только недоумённо развела руками, и Никифор поверил сам, что в хате не было никого. Он вышел раздосадованный и немного смущённый.
– Да я видел, ночью они с этой стороны зашли, – оправдывался Никифор, – да всё равно попадутся!
Удачно спрятались партизаны. Колодец во дворе был с секретом: бока его были подрыты на полтора метра от воды, в результате чего образовались подземные норы. Это НКВД распорядилось: партийная ячейка села успела устроить до прихода немцев такое надёжное убежище. Никто тогда не предполагал, что просидеть в колодце придётся несколько суток.
Немцы повсюду расставили свои посты. Матери и дочке пришлось поочерёдно в ведре опускать в колодец еду. Выглядело это обыкновенно: пошли по воду.
Шёл невыносимый восьмой день… Устали все. Но вот Катерина заметила, что наблюдение снято. Мужчины решили, что можно выбираться и уходить поодиночке. Первыми Трофим отправил товарищей, а сам не успел. Неожиданно появился патруль. К колодцу путь был отрезан. Немцы тут же схватили Трофима и поставили к стенке хаты. Ужас охватил всех. Мать с Верой прижались друг к другу.
– Партизанен! Партизанен! – кричали немцы.
Грохнули автоматные очереди. Когда женщины открыли глаза, они увидели, что отец жив, немцы стреляли мимо. А следующая сцена произошла неожиданно для всех. Вдруг, к Трофиму бросилась соседка, схватила, обняла его и стала истошно кричать немцам:
– Это мой фатер! Это мой фатер!
Она убеждала немцев, что это её отец зашёл к соседям. Слава богу, не было здесь сейчас. Никифора, иначе не остаться бы тогда живым Трофиму, которому всё-таки удалось выбраться огородами.
А через час Никифор пришёл с двумя немцами к дому Катерины и подвёл их к колодцу. Ничего не обнаружив, солдаты несколько раз выстрелили в колодец и ушли.
Через некоторое время на просёлочной дороге нашли труп Никифора. На его одежде была записка: «Так будет со всеми, кто предал Родину».
Долго тянулись тяжкие дни войны … И шли долгие бои за Юрьевку. Много там полегло. Освободителей встречали неистово, и все плакали…


2
Наступила долгожданная победа. В Юрьевке стали восстанавливать хозяйство, отстраивать дома.
Вот уже три года Вера и Катерина работали в колхозе. Вернувшийся домой, Трофим был хорошим каменщиком и прекрасно клал печи. Тогда-то и появился в селе столяр и плотник Сергей Коротенко со своей семьёй. Он стал работать в паре с Трофимом. О каждом в Юрьевке говорили: «Мастер – золотые руки».
Подробнее о тяжкой судьбе Сергея все узнавали постепенно.
Жил он до войны на хуторе Халань, состоял в партийной ячейке. В первые дни войны ушёл на фронт, но находился неподалёку от родных мест, получил страшное известие о том, что по доносу предателя фашисты сожгли его жену на глазах у сына Вани. Мальчика ждала бы та же участь, но даже у полицая не повернулся язык выдать ребёнка. Ощущение близости дома и возможность отомстить, толкали Сергея к бесконечным просьбам и обращениям к командиру, получить задание и перейти линию фронта. Ему удалось. Через некоторое время Сергей женился на фронтовой подруге, медсестре Ирине. У них буквально в окопе родился сын Николай.
После войны Сергей и Ирина вернулись в родное село, но там они не прижились. Односельчане, знавшие о его жестокой расправе над предателем, вспомнив те события, часто говорили, что лучше ему в Халани не появляться. Его семья забрала пожитки и все переехали в Юрьевку. Неожиданно на них обрушилось другое несчастье. Врачи обнаружили у Ирины открытую форму туберкулёза. Её надолго положили в больницу. Присматривая за их детьми, Вера и узнала эту семью. Умирая, Ирина просила мужа: «Ни на ком не женись, кроме Веры, её дети любят».
Однажды Трофим сел перед Верой и сказал:
– Я всегда помнил свой долг… Воевал, как мужику положено, крови не жалел. Теперь твой женский долг сирот поднять.
Благословление было, как наказ на всю оставшуюся жизнь.
А на следующий день Сергей пришёл свататься к Вере. Он стоял перед ней, а возле него выстроились его шестеро детей. Младшую двухмесячную малышку держал на руках старший сын. Дети просили Веру стать им мамой. Сергею тогда было сорок лет, а Вере – девятнадцать.
Она приняла предложение Сергея. С первых же дней, конечно, дети стали звать её мамой. Когда впоследствии Веру Трофимовну спрашивали, любила ли она мужа, та отвечала: «Нет, не любила, детей было жалко».
Через год появилась у Веры дочь Любочка, она испытывала радость, чего не видно было по Сергею, который всё чаще и чаще выпивал и даже начал пропивать всё, что попадалось под руку. Она хотела остановить мужа, замечая, что здоровье его подорвано. Так продолжалось в течение пяти лет, пока Сергей не повесился в сарае.
Трудно было, но она очень любила всех своих детей. Вера Трофимовна их вырастила, вывела в люди…
Эту историю я постаралась записать со слов бабушки Веры. Последний раз я слышала её голос по телефону в январе 2015 года.