У одной маленькой девочки была говорящая кукла по имени Доминика.
И надо же было случиться такому несчастью! Пошла эта девочка, вместе со своими родителями в гости, взяв Доминику с собой, да так заигралась в том, другом дворе, с живущими там детьми, до позднего вечера, что, когда настало время возвращаться домой, она забыла там Доминику, хватившись только на полдороге. Она плакала, просила родителей пойти с ней вместе назад и поискать куклу Доминику. Так просила, что те, в конце концов, уступили её настойчивым просьбам. Но было уже темно, и потому поиски, увы, не увенчались успехом.
А потерянная кукла Доминика сидела средь густых, зелёных кустов, разросшихся до того, что иному взрослому человеку доставали они едва ли не до подбородка. Над ними возвышались не менее густые каштаны, смыкая свои кроны в огромный, сплошной, лиственный полог. Высоко в небесах появлялись всё новые и новые звёзды, важно проплывала в серебристой лодочке золотистая Луна. В травах всё громче и громче стрекотали ночные насекомые. Мимо пробежала огромная собака. На мгновение остановилась, посмотрела на Доминику злыми, голодными глазами, оскалилась и тут же побежала дальше, где-то вдалеке на кого-то залаяла и снова побежала куда-то ещё дальше. В травах и в листве заиграл ветер. Ночные насекомые заливались ещё больше. То там, то здесь заблестели капельки ночной росы.
Ночь приближалась к концу. Тьма начала понемногу редеть. Сначала она редела совсем по чуть-чуть, почти незаметно, потом - всё ощутимее и ощутимее. Небо, проглядывавшее сквозь густую листву, всё более и более заполнялось розовостью, которая, в свою очередь, постепенно уступала место голубизне нового дня. Хлопнула дверь одного из подъездов. Перед домом появился, живущий здесь же, высокий, немного сутуловатый дворник - не сказать, чтобы очень уж молодой, но не такой уж и старый. Появился он вместе со своим извечным спутником Жаном Ивановичем - степенным чёрно-белым котом, будто одетым в чёрный фрак и белую манишку в то время, как на его чёрных лапах красовались такие же белые перчаточки. Медленной походкой он направился к кустам. А его хозяин, тем временем, выбирал из урн мусор, оставленный ночными прохожими.
Пересыпав содержимое тех урн в огромный мешок, дойдя до ближайшей помойки и опорожнив тот мешок в контейнер, дворник возвращался назад, заметив возле кустов Жана Ивановича, явно пытавшегося привлечь внимание своего хозяина, тут же шагнув к нему.
-Ай-ай-ай! Да кто же ты такая и откуда здесь появилась?!
-Я - кукла Доминика. Меня забыли в этом дворе вчера вечером.
-А адрес своих хозяев знаешь?
-Нет.
-Что ж делать? Придётся взять тебя к себе...
Дворник поднял с земли Доминику и направился с ней к подъезду. Он сам жил в этом же доме, к тому же - на первом этаже. Жан Иванович вразвалку поплёлся за ним.
Вошли в квартиру.
-Извини, - сказал дворник, усаживая Доминику в кресло, - мне сейчас нужно дальше работать, а как управлюсь - поговорим обо всём. А пока что с тобой побудет Жан Иванович. Он введёт тебя в курс наших дел.
После ухода дворника Жан Иванович перво-наперво познакомил Доминику с другим котом. С Подушкиным. Это было одновременно его имя и его фамилия. Это был очень старый кот с длинной шерстью, которая, казалось, местами даже серебрится, и большими-пребольшими, зелёными-презелёными глазищами, в отличие от Жана Ивановича уже давным давно никуда из квартиры не выходивший и почти всё время дремавший на большущей подушке, положенной специально для него возле отопительной батареи, расположенной под окном.
А про то окно стоит сказать несколько слов особо. Почти весь подоконник был заставлен самыми разными цветами, напоминая собою самый настоящий лес. Как уже говорилось, квартира дворника располагалась на первом этаже. И под самыми его окнами находилась огромная клумба. По краям ту клумбу обрамлял достаточно густой кустарник, в последнее время успевший подняться до того, что, по сути дела, сравнялся с окном. Да и цветы, росшие здесь же, не сильно отставали от означенного кустарника. Летом, когда окна подолгу оставались открытыми, случалось, что сюда, в комнату залетали бабочки, а иногда - и стрекозы, резвящиеся на клумбе, и, присев ненадолго на какой-либо из обитавших на здешнем подоконнике, комнатных цветов, улетали назад, навстречу солнечным лучам, лившимся над землёю, над двором, над радостным и смеющимся летним миром.
Кот Жан Иванович понимал, неслышный для других, язык стрекоз и бабочек, улавливая их вибрации, доступные далеко не каждому - ведь, он был далеко не простой кот, а, можно сказать, до некоторой степени, кот-экстрасенс, и пересказывал кукле Доминике последние новости, приносимые бабочками и стрекозами, расспрашивая и саму Доминику о её прежних хозяевах, о её прежней жизни.
-Всё-таки, не очень уж сильно они тебя и любили, если вот так взяли, да и забыли в чужом дворе, - иногда говорил он.
-Похоже на то, - поддерживал его Подушкин, хотя обычно был немногословен.
Доминика вздыхала в ответ. Нечего было ей сказать.
-Они и в гости-то тебя взяли, - иногда добавлял Жан Иванович, - скорее всего, не потому, что не хотели с тобой расставаться даже на один вечер, а только для того, чтобы похвастаться перед своими знакомыми тем, какая у них есть красивая, дорогая кукла, к тому же - говорящая.
Между тем, дворник с одной из своих зарплат успел купить - специально для Доминики - маленькое, игрушечное пианино, И Доминика сама, без чьей бы то ни было помощи, училась на нём играть, тут же, экспромтом сочиняя музыкальные пьески, без нот, как говорится: на слух. Она перекладывала на музыку весеннюю капель и голоса птиц, радующихся приходу тепла, и шелест листьев в летнюю пору, и звуки, которыми была наполнена та ночь, что пришлось ей провести под открытым небом в тогда ещё чужом для неё дворе. Её игрой заслушивались и дворник, и оба его кота.
Через дорогу от дома, где происходили все описанные здесь дела, тянулась роща - не сказать, чтобы очень уж большая, но, по меркам маленького, к тому же - вообще-то степного, городка, вполне приличная. Сказывали, что в этой роще обитал настоящий леший. На самом деле, он не только обитал в той роще, но, случалось, ночами выбирался из неё, переходил через опустевшую дорогу, бродил по безлюдным дворам, и, если его там заставало утро, то прятался до наступления темноты в огромных клумбах, подобных той, что находилась, как уже говорилось выше, под окнами нашего дворника, сливаясь с произрастающей там зеленью, поскольку и сам имел зелёную окраску, оставаясь, таким образом, незаметным.
Тем не менее, Доминика несколько раз видела из окна его глаза, горевшие весьма недобрым огнём, глядящие среди зелени. Видел их и Жан Иванович. А ещё он видел несколько раз под окном и самого лешего. От бабочек и стрекоз, залетавших сюда днями, о чём тоже говорилось выше, Жан Иванович узнал, что тот леший, какими-то, только ему одному ведомыми путями, проведал о том, что теперь здесь живёт говорящая кукла Доминика, и зачем-то собирался её выкрасть, что само по себе теперь было не так-то легко, хотя бы потому, что двери - не только в квартиру, но и в сам подъезд - надёжно запирались, а окна в квартире дворника, так же, впрочем, как и в большинстве других квартир первого этажа, не менее надёжно защищали прочные, металлические решётки, основательно закреплённые. Об оных намерениях лешего бабочкам стало известно от их родственников - ночных бабочек. Сами они поведали о том и стрекозам. А те, вместе с бабочками следя за лешим, ещё больше удостоверились в том, что именно так всё и есть в действительности. Правда, зачем лешему понадобилась говорящая кукла Доминика, так и осталось загадкой.
Жан Иванович всё пересказал дворнику, а дворник на следующий день выследил - хотя, и не без труда - в густых зарослях клумбы лешего, и так наподдавал ему метлой, что тот еле унёс ноги, потом до ночи прячась за ближайшими гаражами, а ночью убравшись назад, в рощу, опасаясь снова повстречаться с дворником и его метлой.
В тот же вечер кот Подушкин – а ведь он был старым, мудрым, многоопытным котом, многое успевшим повидать на своём веку – поведал дворнику о том, что знает – каких цветов боятся абсолютно все лешие, обходя их за версту, и что те цветы обязательно нужно посадить на клумбе под окнами предстоящей осенью, которая была, к тому же, не за горами, и тогда леший забудет сюда дорогу окончательно, что дворник вскоре и исполнил с превеликой радостью, после чего о лешем можно было не думать больше никогда.
А в музыкальных пьесках, что по-прежнему наигрывала на маленьком пианино Доминика, всё чаще звучали отголоски прощальных песен птиц, улетающих в тёплые края и мотивы осенних дождиков.
Осенние мелодии сменились зимними, подобно тому, как за окном осень уступила место зиме. Маленькое пианино наигрывало мелодию звенящих сосулек. Оконные стёкла разукрасили морозные узоры, уподобив их резному хрусталю. В те же самые стёкла стучал снежной крупой ветер. И под эти звуки так хорошо думалось о чём-то дворнику, о чём-то мечталось Жану Ивановичу и спалось Подушкину.