Как-то отец задал мне совершенно безобидный вопрос: «А каким оружием сейчас вооружена наша армия?»
«Ну, - говорю - автоматы, карабины, пистолеты! Да ты и сам видел не раз на поселке розыскные группы, неужели ты не заметил, чем они вооружены?»
«Да вот что-то я не видел на автоматах штыка, он есть или нет?» - спросил отец.
«Штык, как таковой, есть, но он носится в ножнах на поясе и присоединяется к автомату в случае надобности.»
«А на карабинах штык остался?»
«Да. На карабинах штык несъёмный, но отмыкается из походного положения в боевое. А зачем тебе это?»
«Тогда вся ясно. Если есть штык на оружии, значит оно предназначено и для рукопашного боя, а чтобы быть победителем в штыковом бою, нужно тренироваться. Много знать, как вести такой бой, и много тренироваться.» - ответил отец.
Разговор этот происходил между мной и отцом на станции Раздельная в Вятлаге, где жила моя семья, году в 1973-м или в 1974-м. Мне тогда было 17 лет, я учился в техникуме, уж выпуск был не за горами, на руках у меня было уже приписное свидетельство и призыв в Советскую армию был вот – во. В то время к этому событию готовились очень серьезно. Отслужить положенные два года в рядах вооруженных сил было долгом и святой обязанностью каждого молодого человека. И это были не пустые слова. По крайней мере, я не знаю ни одного человека из своих друзей и знакомых, кто бы явно и откровенно хотел «закосить» от службы.
Возвращаясь к разговору с отцом, я тогда и не понял зачем он его затеял, и даже не догадывался о серьезности намерений отца. Про оружие в том возрасте я уже знал достаточно много. В 16 километрах от станции Раздельная, моей родины, находилась действующая ИТК, исправительно-трудовая колония 19. Там же находилась рота внутренних войск и солдаты из этой роты постоянно, при побегах заключённых, выставляли на Раздельной пост розыска.
Мы, будучи еще пацанами, очень активно общались с солдатами-розыскниками, немножко их подкармливали, тырили у родителей сигареты и носили им. Они за это давали нам подержать автоматы, давали спустить курок вхолостую, давали нам патроны. Так с автоматом Калашникова я был знаком еще с подросткового возраста. А на момент разговора с отцом я учился в техникуме и у нас, как тогда и везде, был отдельный предмет «Начальная военная подготовка». И вот на этих занятиях преподаватель-подполковник нам очень доступно и популярно рассказал и показал устройство карабина СКС, разборку-сборку и некоторые строевые приемы. Поэтому я знал ответ на вопрос отца.
Прошло совсем немного времени я как-то застал отца во дворе ладящим какое-то странное орудие. К круглому черенку метра полтора – два длиной он, в продолжении черенка, прикреплял длинный гвоздь.
«Батя, что это ты делаешь? Что ты задумал? Что за орудие убийства ты готовишь?» - спросил я.
Отец молча домотал проволоку, надежно закрепляя двадцати сантиметровый гвоздь на конце черенка и говорит: «Знаешь, что такое винтовка Мосина образца 1891-го года?»
«Ну, знаю, примерно.»
«Винтовка Мосина, образца такого-то года, основное оружие бойца – пехотинца. Вес - 4 кг без штыка, 4 кг и 300 граммов с штыком. Длина 1 метр 74 сантиметра с примкнутым штыком, 1 метр 30 сантиметров без штыка, емкость магазина – 5 патронов.» - как отче наш отбарабанил отец.
«Ну, ты даешь, до сих пор не забыл.»
«Разве такое забудешь. Я ведь ее, родную, почти шесть лет из рук не выпускал.»
«Согласен. А что за приспособление ты изладил», - говорю, показывая на черенок с гвоздем на конце.
«А ты не смейся, буду учить тебя штыковому бою. Когда тебе в армию? Если будущей весной – осталось чуть больше полгода, а если ближайшей осенью заберут, то вообще три-четыре месяца. Времени совсем мало.» – Тут до меня доходит, что все у отца на полном серьезе.
«Да нет, осенью не заберут. Доучиться дадут, до диплома осталось семь месяцев. Да и закон сейчас есть такой, с последних курсов учебных заведений на службу не забирают, а дают доучиться.»
«Значит, время у тебя есть.»
Но тут вмешивается мама, до того момента молчавшая, но явно выказывающая свое недовольство громом переставляемых кастрюль и ведер на печи. Разговор происходил во дворе дома около летней кухни.
«Что ты надумал? Дай ребенку отдохнуть хоть немного от учебы. А то приехал на две недели, а ты сразу и дрова заготовить, и сено нужно успеть накосить, грибы пошли, и грибов заготовить, да ещё тут со своим «штыковым боем».
К слову сказать, я тогда работал на Нововятском лыжном комбинате, у меня была производственная практика. Я подошел к начальнику цеха рассказал ситуацию: родителям за 60, хочу помочь по хозяйству, отпустите. Он безо всяких подписал заявление, и я вечером сел в поезд и к обеду следующего дня был дома.
«Дрова - дровами, сено - сеном, а владение штыком не одному спасло жизнь в войну. Мне, кстати, тоже. И не раз.» - настаивал отец.
Откровенно говоря, если бы мне самому эта затея отца не была интересной, я бы просто отмахнулся, и не нужно было бы посвящать этому мой рассказ через столько лет. Но меня самого очень заинтересовало предложение отца, хотя после первого разговора я не до конца верил в серьезность намерений отца.
«Ладно. Уговорил. Учи.» - ответил я. Мама только чертыхнулась на эти мои слова и ушла, обиженно поджав губы и демонстративно не выходила из летней кухни, пока батя проводил свой первый урок.
«Так, ростовой макет мы делать не будем. Это для неумех. Попасть штыком в мешок, набитый сеном – не искусство штыкового боя. Искусство – это нанести единственный правильный и точный удар. А это значит – смертельный. Так меня учили в 1936-м году, и сейчас вряд ли что могло измениться, оружие, конечно, другое, но штык то остался. Нас тоже поначалу учили колоть мешок с опилками или травой. Ну, это для того, чтобы ты мог почувствовать силу удара, и сбалансировано держать оружие в руках, уметь отразить удар противника.» – начал обучение отец.
«Палка с гвоздем не бог весть какое оружие, но точность удара с ней отработать можно.»
Отец берет тетрадный лист бумаги, встает к дощатой стенке летней кухни и прикрепляет этот лист на уровне своей шеи.
«Это твой противник. Можешь мелом обрисовать силуэт, но это не имеет значения. Смертельным считается только один удар – попадание штыком в горло противника. Это на сто процентов гарантирует тебе успех.» – Когда отец начинает рассказывать об всем этом, он взгляд свой направляет куда-то выше, у него появляется какое-то подобие улыбки и сразу было видно, что это ему приносит приятные воспоминания. Наверно в эти моменты он чувствовал себя опять молодым 22-летним красноармейцем, полным сил и надежд. В душе он возвращался туда, где были такие же как он друзья-товарищи и где было все совсем по - другому.
«Шея у человека самое уязвимое место. И самое слабо защищенное. И что немаловажно, при попадании из шеи очень легко выдернуть штык, нанося противнику еще более смертельные увечья. Этого нельзя сделать не при попадании штыком в грудь, не при попадании в живот. При нанесении удара в эти места велика вероятность застревания штыка, и , как правило, потеря времени при вытаскивании. А это может стать фатальным.»
Меня уже совсем захватил рассказ отца. И мама стала меньше шуметь и тоже прислушивалась. Прошло столько лет со времени его службы, а отец обо всем рассказывал с такой живостью, с такими подробностями в мелочах и явно с большим удовольствием отдавал то, что столь долгое время копилось и сохранялось в его памяти.
«Чтобы нанести удар противнику в шею, очень важно выбрать правильную дистанцию. Чем хороша винтовка Мосина для штыкового боя. Она длинная. Штык 45 см. Подобного оружия нет ни в одной армии мира. Штык хорош тем, что он имеет четырехгранное сечение и при попадании в цель легко входит в нее. Еще его называют игольчатым. Штык очень прочный и сломать его – нужно очень постараться. Выбираем дистанцию нанесения удара, для этого правой рукой винтовку удерживаем за шейку приклада, в моем случае это палка с гвоздем. Вытягиваешь максимально правую руку с винтовкой и достаешь мишень до касания. Левая нога чуть впереди правой – вот это и есть дистанция нанесения удара.»
Вот так я начал свои тренировки. Разбегаюсь, на дистанции штыкового удара останавливаюсь, правая рука посылает мою «винтовку» вперед, в левой руке она скользит до момента, когда две руки соприкасаются на древке, наношу удар и отвожу «винтовку» назад в исходное положение. И получалось. И достаточно неплохо получалось. Но это была просто палка с гвоздем. Но, тем не менее, технику нанесения удара я усвоил и немного позже, на сенокосе брал в руки обыкновенные четырехрожковые вилы и снова начинал отрабатывать этот укол на какой-нибудь мишени под одобрительные комментарии отца.
Отец много мне рассказывал про то, как ему пришлось служить с 1936 по 1939-й с такой винтовкой, с лета 1941-го и до 1943-го года воевать опять же с винтовкой Мосина в руках. Хоть и был он с самого начала назначен помощником командира взвода, вооружили его все равно обыкновенной винтовкой. Как в 1941-м отступал, и как вышел с винтовкой, практически из окружения, к своим, сохранив боевое оружие, документы и знаки различия. Вообще то, автомат в 1941-м был очень редким оружием в Красной армии, поэтому автоматами в роте были вооружены только командиры взводов и разведчики.
Рассказывал отец и про штыковые атаки и как это происходило. При наступлении ты, так или иначе, идешь с винтовкой наперевес. Немцы практически никогда не допускали рукопашного боевого соприкосновения. Атака или отбивалась, или противник заблаговременно отступал. Было несколько случаев, когда приходилось добивать группы прикрытия или замешкавшихся фашистов. Но самое серьезное случилось в 1944-м году после форсирования Днепра. Вот тогда где-то в районе Кировограда доходило и до рукопашной. Но тогда у бати личным оружием был уже автомат ППШ.
Самое интересное, что история с моим «умением» владеть штыком получила несколько неожиданное продолжение в 1977-м году, уже во время моей срочной службы в армии. Опуская подробности – в 1975-м меня призвали на службу в армию. Попал я в войска ПВО, радиотехнические войска. Не скрою, служба была у меня очень интересной и познавательной, о чем, возможно, расскажу в следующий раз. На втором году службы я уже был заместителем командира взвода. В мои обязанности входило проведение занятий по строевой подготовке. Личным оружием в роте был у всех карабин СКС, самозарядный карабин Симонова. Вот с ним то мы на строевом плацу на занятиях и отрабатывал всевозможные строевые приемы, такие, как «На плечо», «К ноге», «На караул». Это приемы все для строя. Нас не учили никаким приемам ни штыкового боя, ни владению штыком. Хоть он есть на СКС в виде несъемного, просто откидывающегося.
Вот как-то мне и пришла идея этот пробел в обучении устранить. О! Если бы я знал, чем это закончится! Строю первое отделение, командую «Штык примкнуть!» и начинаю теоретическую часть, точь-в-точь как рассказывал мне отец. С учетом того, что у меня в руках СКС. Потом дело дошло до практической отработки. Строю отделение, карабины с примкнутым штыком наперевес. «Шагом марш!» В определенном месте отделение останавливается, левая нога вперед и имитируют нанесение удара штыком. Один проход, с нанесением удара, второй, третий. Ребятам нравится что-то новое. Уже и азарт какой-то появляется. Около плаца, прямо рядом с бордюром стоит телеграфный столб. Обозначаю на нем точку нанесения удара и перехожу к индивидуальным тренировкам.
В какой-то момент слышу ор на весь плац: «Сержант Засухин! Ко мне!»
Поворачиваюсь и вижу командира роты, майора Ващенка.
«Прекратить занятия!»
Я подхожу, как положено, строевым шагом и докладываю: «Сержант Засухин по вашему приказанию прибыл!»
«Передать проведение занятий командиру первого отделения, сдать личное оружие и явиться в ротную канцелярию.»
Тут – то до меня и дошло, что виной всему и есть мой «штыковой бой». То, что потом происходило в канцелярии, один на один, даже неприятно пересказывать. Я ему пытаюсь рассказать, зачем я это сделал. А ротный только и знает, что «молчать!» Перед построением на обед ротный собрал всех сержантов, прапорщиков и офицеров и опять же в канцелярии объявил мне строгий выговор за «грубейшее нарушение строевого устава».
Сейчас, про прошествии стольких лет, хочется просто вспомнить этот случай с иронией, возможно с сарказмом. Но мне все время кажется, что такие вот майоры Ващенки из породы тех людей, которые во время войны и посылали подчиненных на верную гибель не ради выполнения боевой задачи, а ради выполнения приказа от начальства. Причем выполнения приказа «любой ценой».
А подвигло меня на этот рассказ то, что в первых числах мая мой друг и сослуживец армейский, Сергей Лебедев из Брянска, был в тех местах, где мы проходили службу и прислал два десятка фотографий. Вот на одной из фото я и узнал свой плац, и тот столб, на котором я рисовал тогда место удара штыком…
Май 1019 года.