Сверчок
Часть II
Коллежский секретарь
59
Никита
Никита Всеволодович Всеволожский был личностью разносторонней. В полном соответствии с духом времени в нем сочетались черты серьезного философа, моралиста и поклонника Эпикура. Он был не только хозяином дома, обеспечивавшим дружеские вечера шампанским, но и одним из ведущих участников литературно-политических споров. Н. Всеволожский переводил с французского водевили ("Каролина", "Две годовщины картины" и др.). Совместно с Н. И. Хмельницким в 1820 году он сочинил водевиль "Актеры между собой, или Первый дебют актрисы Троепольской". Его театральные увлечения перемежались с занятиями историей. Он составлял списки-программы для изучения русской истории "лампистами", читал на заседаниях "Зеленой лампы" составленные им жизнеописания деятелей русской истории. На одном из заседаний общества я прочел посвященное Н. Всеволожскому стихотворение, где называл его "счастливый сын пиров", "балованный дитя свободы", "знаток в неведомой науке счастья". А в послании к Я. Н. Толстому сказал о Всеволожском:
Амфитрион веселый,
Счастливец добрый, умный враль.
Называл я его и Аристипом Всеволодовичем, сравнивая с древнегреческим философом, в основе учения которого был культ чувственных наслаждений.
Никита пользовался в своем кругу популярностью и симпатией. Не только я воспевал его в стихах. О нем писал и Ф. Глинка:
Он весел, любит жизнь простую,
И страх, как всеми он любим!
И под кафтаном золотым
Он носит душу золотую...
Находясь в ссылке, я помнил Всеволожского. "Не могу поверить, чтобы ты забыл меня, милый Всеволожский - ты помнишь Пушкина, проведшего с тобою столько веселых часов. Сей самый Пушкин честь имеет напомнить тебе ныне о своем существовании и приступает к некоторому делу..."
"Дело" заключалось в следующем: перед ссылкой на юг я проиграл Всеволожскому большую сумму денег и, не имея наличных, отдал в его распоряжение рукопись своих стихотворений, приготовленных к печати. Всеволожскому было все недосуг заняться изданием, и, когда до меня дошли слухи, что мой друг намерен продать мои стихи князю А. Я. Лобанову-Ростовскому для публикации их в Париже, я поспешил уплатить долг и вернуть свою рукопись.
В доме у Всеволожского я встречался и с его братом Александром, который упоминается в черновых строках стихотворения "Горишь ли ты, лампада наша?".
Но где же он, твой милый брат,
Недавний рекрут Гименея!
До меня дошло известие о женитьбе А. В. Всеволожского в ноябре 1820 года на княжне С. И. Трубецкой. Я помнил о встрече с братьями.
Вы оба в прежни времена
В ночных беседах пировали,
И сладкой лестью баловали
Певца свободы и вина.
В посвящении Никите я писал.
Прости, счастливый сын пиров,
Балованный дитя свободы!
Итак, от наших берегов,
От мертвой области рабов,
Капральства, прихотей и моды
Ты скачешь в мирную Москву,
Где наслажденьям знают цену,
Беспечно дремлют наяву
И в жизни любят перемену.
Разнообразной и живой
Москва пленяет пестротой,
Старинной роскошью, пирами,
Невестами, колоколами,
Забавной, легкой суетой,
Невинной прозой и стихами.
Ты там на шумных вечерах
Увидишь важное безделье,
Жеманство в тонких кружевах
И глупость в золотых очках,
И тяжкой знатности веселье,
И скуку с картами в руках.
Всего минутный наблюдатель,
Ты посмеешься под рукой;
Но вскоре, верный обожатель
Забав и лени золотой,
Держася моего совета
И волю всей душой любя,
Оставишь круг большого света
И жить решишься для себя.
Уже в приюте отдаленном
Я вижу мысленно тебя:
Кипит в бокале опененном
Аи холодная струя;
В густом дыму ленивых трубок,
В халатах, новые друзья
Шумят и пьют! — задорный кубок
Обходит их безумный круг,
И мчится в радостях досуг;
А там египетские девы
Летают, вьются пред тобой;
Я слышу звонкие напевы,
Стон неги, вопли, дикий вой;
Их исступленные движенья,
Огонь неистовых очей
И все, мой друг, в душе твоей
Рождает трепет упоенья...
Но вспомни, милый: здесь одна,
Тебя всечасно ожидая,
Вздыхает пленница младая;
Весь день уныла и томна,
В своей задумчивости сладкой
Тихонько плачет под окном
От грозных аргусов украдкой
И смотрит на пустынный дом,
Где мы так часто пировали
С Кипридой, Вакхом и тобой,
Куда с надеждой и тоской
Ее желанья улетали.
О, скоро ль милого найдут
Ее потупленные взоры,
И пред любовью упадут
Замков ревнивые затворы?
А наш осиротелый круг,
Товарищ, скоро ль оживится?
Когда прискачешь, милый друг?
Душа вослед тебе стремится.
Где б ни был ты, возьми венок
Из рук младого сладострастья
И докажи, что ты знаток
В неведомой науке счастья.
В то время Никита западал на танцовшицу кордебалета Авдотью Овощникову, воспитанницу театральной школы, ученица Дидло. Может быть, мои стихи поспособствовали рождению у Никиты внебрачного сына крошки по имени Всеволодчик Ираклий Никитин.