Ч. 2, Глава 8

               
                ТЫ САМ СОЗДАЛ СВОИ ХИМЕРЫ.
                ИМ НЕТ ЧИСЛА, И НЕТ ИМ ВЕРЫ.
                НЕ МОЖЕШЬ НЕ ГАДАТЬ, НЕ МАЯТЬСЯ.
                ВОПРОС: ГОРДИТЬСЯ  - ИЛИ
                КАЯТЬСЯ?


- Смотри, ты видишь – впереди и слева очертания гор и лесов начинают смазываться? – вдруг спросил Андрей, останавливаясь посреди тропы, которая уводила вглубь горного плато. После череды серых миров полоса недоработок завершилась, они вдруг вышли в мир на редкость симпатичный, обширный и живой, который им пришлось изрядно исколесить в поисках прохода. В этом мире даже существовали сезоны – вкруг них раскинулась изумительная, яркая и пышная осень, а точнее – натуральное земное бабье лето, тёплое и ясное, в нежном мареве. Путешественники вот уже без малого десять дней продвигались по нему, не спеша, любуясь панорамами.
 
- Вижу, Андрей. Ты встревожен?

- Пока не знаю. Чувствую, там наконец-то очередной переход, за которым скрыто нечто принципиально иное. В чём будет эта принципиальность, гадать не стану, но, возможно, это один из слоёв, отделяющий Инмир от чего-то большего. Похоже на силовые стенки. А то я уже был готов подумать, что мы идем по кругу - возвращаемся или вдруг вломились на Землю, а в этом есть какая-то непоследовательность.

Это и впрямь была трепещущая, едва видимая прозрачная стена, заметная лишь благодаря этому дрожанию воздуха, похожему на мираж. Она стояла вертикально и уходила далеко в небо. Казалось, что она точно также длится и вглубь земли. Андрей подошёл к ней вплотную, ощутив слабое силовое излучение. Нет, не мираж. Ткнул рукой – и по стене вверх и вниз побежали круги, издавая нежнейший и тончайший перезвон. Рука прошла насквозь безо всякого ущерба для себя, предупреждения или аварийного переброса тоже не последовало. Ноготь Нефритового Пальца словно закостенел, указывая сквозь стену.

Андрей усмехнулся – он восхищался кажущимся мёртвым Нефритом и, одновременно, его непрошибаемое упрямство в чем-то раздражало. Бывшему сысковику больше импонировали честный голос и холодная красота Стилета Рачи. Когда-нибудь Андрей сбросит Нефрит с пальца, с наслаждением разобьет вдребезги, сотрет в порошок, раздавит в труху. По крайней мере, попытается это сделать. Как тогда будет себя вести этот «несгибаемый идиот, истукан-стоик», как мысленно окрестил его Андрей.

- Что бы это могло значить? – Андрей шутливо пожал плечами, поглаживая тончайшую потрескивающую микроразрядами грань. - Что у Мироздания не хватило материала на надежные перегородки? Это вполне безопасно, почти что д;арсонваль, Ани, идём.

Они миновали первый занавес легко и беззаботно. И ничего для них не изменилось, они перешли в ячейку, ничем особо не отличающуюся от предыдущей. Андрей интуитивно чувствовал, что они миновали Кромку, но попали отнюдь не на Изнанку: кому, как не ему это знать! Нет, это была не Изнанка с её осуществленной концепцией бесплотности, и даже не её Защитный Окоём – оберегавший в большей степени живых от неживых, чем наоборот. Но что-то принципиально иное. Что именно, на что это похоже – он пока не мог объяснить, слишком мало оснований, но смутные подозрения  роились в подсознании, намереваясь вырваться наружу при первой же примете, способной их подтвердить.

Всего день перехода – и они подошли к новой завесе. Затем – ещё к одной, пронизывая внешние покровы, словно острый нож пронизывает масло.

- Что, если за последним покровом откроется Космос? – подумал вслух Андрей.

- Ты этого хочешь?

- Пока что не очень – ведь мы с тобой не ракеты, чтобы пронзать Вселенную. Мы – люди из мяса и костей, которым в Космосе нет жизни. Увы, земляне, наверное, уже забыли, что такое Космос Внешний, погрузившись в Космос Внутренний. Прогресс это или отставание в развитии? Хорошо это или плохо? Наверняка, во мнениях был бы полный разнобой.

- Если бы земляне размышляли об этом. Мои воспоминания о Земле не слишком для неё лестны – я прекрасно помню споры о том, имеет ли Инмир право быть.

- Теперь наверняка эти споры перестанут быть актуальными. Землянам пора меняться, и они изменятся. Просто мы попали не в то время и не в то место. Ну, вот мы, кажется, и пришли куда-то. Куда же, как ты думаешь?
…

…Они стояли перед отвесной скальной стеной, уходящей так далеко в поднебесье, что постепенно в самой дали стена и небо сливались воедино и превращались в зыбучее марево неопределённого, грязновато-серого оттенка. Стена возникла сразу, вдруг, за поворотом, из ничего, просто воздух внезапно сгустился, поделив горную страну напополам и напрочь отрезав от них её половину. Андрей никогда не наблюдал ничего подобного, и не мог уяснить причину столь резкого разграничения.

Вдоль стены узкой змейкой вилась едва заметная тропка. Он рассмеялся: - Эти тропки и дорожки меня просто преследуют, Ани. Ни разу не встречался с полным бездорожьем. Вот чудаки эти «Творцы дорог и дорожек», куда их только не заносила мысленная нелёгкая. Однако не думаю, что по этой тропке прогуливается Единый Творец – это тебе не райские кущи с газонами и стрижеными кустиками, не полустанок для космического скитальца и не ступенька для прыжка в многомерность. Слишком банально.

Пока Андрей с помощью собственного «компаса» тщательно и сосредоточенно прощупывал Пространство в поисках любого хода, наметившейся слабины или подвижек с другой стороны Стены, Анна повернулась к стене спиной и стояла на краю обрыва, любуясь пройденным путём. А любоваться было чем – последний переход после Кромки, перед Великой Стеной, от завесы к завесе, оказался великолепен, несмотря на его странности. Она не видела сверху вниз этих завес. Она видела единый ландшафт - замечательные пушистые сугробы, влажные камни, покрытые флуоресцирующим мхом и разноцветными лишайниками, ещё ниже – нагромождения вершин, потёков льда и снега, наползающих на стелющуюся можжевеловую поросль, низкорослые хвойные леса, словно вырастающие по мере стекания вниз, в ущелья, где редкими капельками крови проблескивали скудные лиственные рощицы. Анна вспомнила – ну да, ведь они поднимались из осени. Обыкновенной, банальной и изумительной земной осени. Только это было так давно – целых две недели назад! Впрочем, всё, ей предшествовавшее, теперь оказалось неизмеримо дальше и ещё диковинней, словно и вовсе принадлежало не ей. Особенно та далёкая юность, когда она встретилась со своим Вороном…

- Чёрт! – Андрей выругался, чего с ним давно не случалось. Анна мгновенно обернулась: - В чём дело?

- Компас. Кажется, теперь Кристалл разрядился. Полностью. И я не вижу причины. Я понимаю – ну, стилет, который столетия покоился в хранилище…

- Причины? А стена? Она может поглощать энергию и импульсы.

- До сих пор этого не могла сделать даже Изнанка. Компас был совершенен и неиссякаем. Нет, он работал ровно и мощно, даже в моменты редких сбоев, и вдруг замолчал. Я не слышу в себе его голоса, я не в состоянии видеть его глазами.

- Может быть, ты сам слишком расслабился? Или мы вступили в зону, где импульс Вечного Странника настолько ослаблен, что… Или… Неужели, Ворон?

- Ты, кажется, права. Единственное, что я успел уловить – за Стену хода обычным людям нет, ибо за нею нет, собственно, мира, а есть тупик. Более того, стена будет прогрессировать, и рано или поздно перекроет путь – так как впереди я тоже не чувствую свободного тока информационных микропотоков. На все три стороны дорога заканчивается тупиком. Лишь ход назад пока ещё реален. Правда, эти показатели не для меня.

- Я не вполне понимаю… Обычно все пути Замирья ведут на другую сторону. Если мы стоим на Кромке, то дальше должен быть ход на Изнанку. Ты бывал в этом сегменте, изучал Кромку?

- Я бывал в разных концах Инмира, меня мотало беспорядочно, прежде чем я взял управление в свои руки, добирался и до Кромки не единожды, но кто может сказать, что это – кромка сегмента А, или кромка сегмента Ю? Они практически не идентифицируется. Кромка по всему рваному краю одинакова и едина. Мало того, она нестабильна.

- Ну, и…

Андрей пожал плечами: - Я никогда не бывал в точке, откуда нет исхода на Изнанку. Хотя Изнанка – это, фактически, ещё один Мир.

- А ты возвращался туда во время странствий?

- В этом не было необходимости. Я лишь связывался с Библиотекой.

- Откуда же ты знаешь, что способен вернуться на Изнанку, и что здесь это невозможно?

- Чувствую, - коротко ответил Андрей. – И это чувство абсолютно и непогрешимо.

- Может быть, здесь был ход на Землю, который перекрыли во времена холодной войны?

- Горячей, Анна, самой что ни на есть горячей. Захватнические войны, стычки, пиратские рейды, диверсии в стабильных и популярных Тоннелях. Но, отвечая на твой вопрос: нет, и хода на Землю нет нигде в обозримом пространстве. Хотя окружающее весьма на неё походит.

- Тем не менее, ты пойдёшь вперёд, в этот самый тупик. Без компаса.

- Я пойду, чтобы взорвать его и проникнуть «за», Ани. Но я не насилую тебя. Ты свободна. В любой момент можно повернуть назад.

- Ты предлагаешь мне бросить тебя? После того, как ты меня приручил и увлёк в самое заманчивое приключение? Поздно. За прирученных отвечают головой и сердцем, Ворон, ты забыл? Я не отпущу тебя одного. Но мне страшно, Ворон. Впервые после учёбы и первых самостоятельных дел.

- Чего же ты боишься? Мы уже проделали такой грандиозный путь.

- Вспомни Ашьяль. Ты забыл, что с ней стало?

- Что с ней стало? Обычное безумие человека, который устал и не в состоянии перевалить за привычные представления.

- Андрей, она не зря предупреждала. Там таится что-то ужасное. В чём нельзя существовать. Запредельное…

- Экзистенциальный ужас? Я перешагнул через него, попав на Изнанку. Ты забыла – я был мёртвым много лет. Мне досталось довольно – и в той, и в этой, и в третьей жизни, чтобы оставаться вне замкнутых систем. Иначе, попросту, чтобы оставаться свободным.

- Ты меня уговорил. Я иду с тобой, - Анна попыталась беззаботно улыбнуться. - Скажи мне только одно: неужели даже самое невероятное не способно заставить тебя поверить в Единого Творца? Ты никогда не обратишься к нему, даже в гибельные минуты?

- Наверное, для меня нет выше Творца, чем человек. Отец и мать зачали меня и взрастили, учителя обучали мыслить и оперировать знаниями. Учёные, инженеры, конструкторы, рабочие создавали материальный мир вокруг. Друзья и недруги, знакомые и незнакомые  образовывали социум и учили в нём жить. Люди искусства учили творчеству, концентрации творческой энергии, пополняя багаж души, лепили Инмир. Эти миры созданы нами, в натуре! А ты? Ты когда-нибудь обращалась к Творцу за помощью? И он помогал?

- Таушен учил нас, что телепортация и телекинез, управление силами Природы доступны не только замкнутым системам с множеством элементов, но и отдельно взятому незаинтересованному элементу, то есть, человеку – при условии достаточной ментальной концентрации. По существу, он говорил о том же, о чём и ты. А я была тогда молода, строптива и независима. Но…

- Но встреча со Старцем заставила тебя думать о тех материях, о которых ты просто не задумывалась?

- Я думаю, что, попадая в Инмир, невозможно об этих материях не задумываться. Я читала, что и на Земле взгляд на Инмир неоднократно претерпевал метаморфозы. Поначалу его открытие вызвало всплеск эйфории, восторга, страсти. Затем религиозные деятели то полагали, что существование Инмира – это происки Сатаны, ибо там наяву происходит то, что невозможно в реале: перерождение животных, возможность летать, просекать миры, соединяться с оставленным биологическим телом, уничтожать их мыслью и мыслью возрождать. То напротив - считали, что Инмир и происходящее в нём возможно с попущения или с подачи Высших Сил, или того, кого мы называем Высшим Творцом. Тут же возникло учение о том, что Тёмный Импульс и Светлый Импульс творят совместно и согласно.

- Это невозможно вычислить эмпирически. И при всём при том Творцы остаются волюнтаристами, Анна. Они всегда были независимыми, надсистемными волюнтаристами, даже если полагали себя религиозными.

- «Прозрения» и «пророчества» Святых на Земле суть вибрации тонких психических структур, нарушение их равновесия, нормальный физиологический процесс. Но существование Инмира само по себе запредельно, и никак не мыслимо без разрешения Высших сил. Возможно, Инмир и есть та ступень, где вероятна обратная связь? И именно здесь реально стать возвращенцем? Знать бы только, куда…

- Вот мы и узнаем, и проверим это, милая. Успокойся. Ты слишком нервничаешь по пустякам. Если что-то пойдёт не так, мы тут же вернёмся.

И Андрей с Анной в руках запросто пронзил беспредельную Стену…

И снова окружающее разительно изменилось. Они словно бы отправились в обратном направлении, только мир стал иным. Словно бы всё то же самое, только будто нарисованное на выцветшей картине. Оставшийся позади путь с чудесными сугробами, прекрасными елями и золотыми далями больше не был виден, и это печалило Анну более всего – это значило, что какая-то часть их жизни отрезана бесповоротно и окончательно. Они спускались, и мир выцветал все больше и больше.

Ячейки, на которые поделили мир слабые силовые стенки, становились все менее и менее объёмными. И ещё - несмотря на монотонность и однообразность окружающего пейзажа, им казалось, что небо, камни, земля, растения светлеют, приобретая голубоватый оттенок, становятся ярче, будто озаренные изнутри неким неоново-голубым светом.

Они передвигались из ячейки в ячейку, спеша выбраться оттуда, и обоим порою казалось, что они просто движутся по кругу, а мир и время вокруг застыли в каком-то ступоре. Тем не менее, Нефритовый Палец продолжал упорствовать. Он неизменно указывал вперёд, и невозможно было переубедить его никакой силой: отогнутый по диагонали и вверх ноготь, куда бы Андрей не обернулся, поворачивался вокруг оси, чтобы показывать в одну-единственную сторону – в ту, в которую они двигались. Палец оказался единственным артефактом, который не предал и не отключился, движимый некой непостижимой силой. И это несколько утешало Андрея, когда он думал об оставленном Солонге, сведений о котором у него не было.

Дней через пять пейзаж стал ещё более бесцветным, сглаженным, и каким-то неоконченным, словно это был всего лишь набросок настоящего пейзажа, эскиз. Андрею на миг показалось, что в окружающем ландшафте есть какая-то недодуманность, недоделка, что такого ландшафта быть не должно. Более всего окружающее походило на недостроенный макет, заготовку – словно кто-то огромный задумался перед тем, как начать строительство, задумался не на миг, а на тысячелетия…

Андрей ступал по «будто бы земле» и качал головой. Это какая-то глобальная кладовая, забитая «ландшафтной рухлядью». Или… Или странный окружающий мир был не просто незакончен – он был недосочинен. Их окружали заготовки - не камни, а их сущностный образ, не деревья, а их провозвестники, не земля, а её голая идея, не небо, а его концепция. Значило ли это, что Иномирье – всего лишь исполинский Театр Абсурда, заполненный декорациями, которые самосовершенствовались с течением времени?

Бурая субстанция под ногами была неспокойной, текучей, она жила своей собственной жизнью – постоянно двигалась, то и дело меняя направление, перемешивалась сама с собой, медленно вращалась в хаосе недосущего. Приходилось приноравливаться, привыкать к передвижению по ней, словно учиться ходить заново.

После очередного занавеса отказал ещё один прибор, рождённый цивилизацией Инмира -  электронный амортизатор подошв. Можно было счесть это несущественной потерей, если бы сразу после этого их единственные в своем роде военные сапоги не превратились в обыкновенную, заурядную обувь.

А потом отказал бинокль, встроенный в защитные очки-хамелеоны. А потом они выбросили саморазогревающуюся утварь. Особенно жаль было спальников – тончайшая эксклюзивная ткань превратилась в бумажные листики, которые не способны были раскрыться и под воздействием инфракрасного излучения тела обволочь его греющим, пружинящим покровом. И потому Андрей на всякий случай спрятал их за пазуху. И чем дальше, тем больше стирались следы рукотворности, творческого импульса, одухотворенности, научной мысли, технического совершенства. Отзвуки цивилизации.

А затем Андрей ощутил, что гермоткань костюмов перестала воспринимать импульсы их организмов и, как следствие, их согревать или охлаждать. Андрей понял, что и отказ кинжала не был случайностью или разрядкой: они вступили в область, где ментальные импульсы живущих, и как следствие – цивилизация, переставали существовать в принципе. Это значило лишь то, что заготовки миров, их макеты не есть производная от отдельных Творцов Земли.

И ещё он понял, что Анне дальше идти нельзя, что этот путь – только для него одного. Анна чувствовала его настроение и упрямо сводила брови, не желая признаваться, что устала и обеспокоена, что её пугает дальнейший путь, что он не похож на путь, предназначенный человеку.

Анна каждое утро просыпалась с молитвой и просила небо подождать ещё немного, разрешить ей ещё один день находиться рядом с Вороном, шагать бок о бок с ним, в одной связке – пусть это будет тяжёлый путь, но только бы рядом с ним, ибо она более не выдержит расставания.

Но здесь всё же пока ещё были и пещеры, и деревья, и костёр разжигался, как положено, и пожирал мрачные мёртвые сучья, и бросал отблески на обледеневшие стенки скал, на бледные лица. На лесной поляне, которую можно было бы даже назвать симпатичной, если напрячь фантазию, перед очередной завесой, они задержались чуть дольше. Ибо Андрей готовился к серьёзному разговору с Анной.

- Боюсь, скоро нам придётся расстаться. За очередную грань я пойду один. А тебе лучше подняться и спуститься назад, на Кромку. Возможно, там, у Стены, наши приборы снова оживут. Ведь Кромка всё же есть живая, оплодотворенная яйцеклетка Иномирья, готовая родить мир.

- Андрей, если ты собираешься идти один, зачем тогда вообще затеял это совместное путешествие? Оставил бы меня в покое, и не втягивал бы в свои сомнительные мероприятия.

- Ай-яй-яй, какие громкие слова. Похоже, в школе Таушена вам не то преподавали.

- Нам преподавали самое то, Андрей. У меня есть специальное образование, знания, я была тебе хорошей спутницей, да? А теперь стала плохой? Ты решил, что я не в состоянии сопровождать такую сильную и важную персону, как ты? Что не умею ходить, лазать, карабкаться, бегать, стрелять и драться? Не умею терпеть голод и тяготы пути, и врачевать раны? Что не сумею перевязать? Накормить? Что я недостаточно люблю тебя?

- Ты обиделась на меня, да? Обиделась, - Андрей насильно повернул её лицо к себе и поднял подбородок: - Девочка Элоиз-Аннис, ты самая лучшая, самая любящая, самая умелая и профессиональная боевая подруга. И потому я хочу тебя оберечь. Это ради тебя, ради твоей безопасности. Я хочу, чтобы ты осталась на том месте, от которого могла бы вернуться назад, если со мной что-то случится, и я не вернусь. Обещай мне, что вернёшься, что сбережёшь себя.

- Какая тебе будет разница, сберегу я себя или нет, если тебя уже не будет в живых.

- Мне нужно это сейчас. И потом, я поборюсь за жизнь, я вернусь, милая. Ну, что ты скажешь? Хочешь, я стану на колени? Вот так вот, видишь – я у твоих ног, я, собственно, всегда был у них…

Губы Анны невольно задрожали, и чтобы не сдаваться, она отступила назад и топнула ногой, оставив след на гуттаперчевой гальке. Андрей на коленях шагнул следом.

- Ну, пожалуйста, - прошептала Анна. – Господи, не позволь мне сдаться… Андрей... Андрюша... Не надо. Не уговаривай. Умоляю.

Андрей живо вскочил, сел на волнующийся камень и посадил Анну себе на колени: - Слушай, милая. Мне в жизни всего приходилось добиваться самостоятельно – своими руками, своей головой, и даже своим сволочным характером. Я ни на кого не рассчитывал и не надеялся на чьё-то участие, более того, я всегда избирал одинокий, индивидуальный путь. А теперь я надеюсь и рассчитываю на тебя. Я хочу, чтобы ты была в целости и сохранности, чтобы ты сберегла себя для меня, большего я не требую. Пожалуйста, возвращайся назад, к первой границе, где камень был камнем, а дерево – деревом. Помнишь чудесную поляну среди сосен и тополей? Вот именно там ты меня и дождёшься. Договорились? Хочешь, я провожу тебя?

- Ещё одна створка. Нет, две. Пожалуйста! – в голосе Анны было столько мольбы, что Андрей вздохнул: - Ещё немного – и ты отправишься назад. Ясно?

«Ещё немного» закончились быстрее, чем надеялась Анна – всего через пять километров.

- Ну вот, здесь мы и остановимся – у этой границы. Да?

- Андрей, ты уверен, что тебе нужно туда? Смотри – они похожи на застывший шторм в океане.

- Я должен. Если там ждёт смертельная опасность, тебе лучше переждать ближе к Стене.

Андрей подхватил Анну и, вдохновленный близостью исхода, за несколько мгновенных перепрыгов перенёс назад, за Стену, в прекрасный и пустой мир, не забыв подобрать по пути выброшенные приборы – подумаешь, всего лишь лишние сутки! Всего лишь – зато Анна теперь в безопасности.

- Смотри – вот деревья, которые могут пойти на дрова. Вот лес, в котором пока ещё есть птицы и мелкое зверьё. А чуть дальше течёт ручей с чистой, ледниковой водой. Вот камни, из которых можно построить укрытие – хочешь, я помогу выбить пещеру? А главное – гляди, обогреватель воскрес. Только вот наши пуховые одеяла сломались окончательно.

- Нет, нет, я сама, все сама, иначе я умру со скуки.

- Правильно. А я скоро вернусь. Загляну за границу – и вернусь, и расскажу тебе, что увидел. Вдруг тебе станет любопытно? – говоря так, Андрей не отрывал от неё взгляда, гладил Анну по волосам, трогал брови, губы, щёки, шею, смахивал слезинки с уголков глаз, словно желал запомнить надолго, унести с собой за стену её образ и эти ощущения. – А то можешь потихоньку спускаться назад, в золотую долину, обживать её…

- Я буду ждать тебя, Ворон…

- Я непременно вернусь, Аннис! Верь мне. Ведь я уже однажды обещал тебе это – и сдержал обещание.

- Надеюсь, что это не произойдёт тогда, когда я состарюсь и превращусь в страшную, дряхлую старуху, - Аннис попыталась улыбнуться, но губы её снова предательски задрожали.

- Я тебя любил, люблю, и буду любить, что бы ни случилось. Даже дряхлой, но строптивой старухой. Главное – верить в нас.

- Верю. Хочу верить. Иначе сойду с ума.

- Вот и умница.

И Воронов рванулся вперёд – двое лишних суток, это тебе не шутка!