«На берегах Маркаколя»: родная природа как персонаж романа
Ж. Аймаутова «Акбилек».
«И лук сладок, как мед, если на родине растет».
/ Казахская народная пословица /
«Родимый край для каждого рай».
/ Казахская народная пословица /
«В родном краю и воздух исцеляет».
/ Казахская народная пословица /
Родная природа у Аймаутова – разговор особый. «Усть-Камня край. На правом бреге Бухтармы явил себя на целый белый свет Алтай. Там, где срывается с южных алтайских высот, струясь в парении, Иртыш, затаился пленивший осень округ Куршим, первозданная тишь», - так ярко и одновременно поэтично начинает автор свой роман «Акбилек». Лирическое повествование о вечернем ауле на Алтае, ничего не подозревающем о предстоящих драматических событиях. Обычный мирный день клонится к закату. В своих описаниях Аймаутов возвышается до сказочно-мифологического слога, тем самым давая понять читателю значимость предстоящего повествования: «Вознес к своей главе старец Алтай свою ладонь и хранит на ней пьянящее озеро Маркаколь – не тронь! – с медовым вкусом, с тайнами небесными и небесным ликом. Ожерелье Маркаколя – белоснежные юрты алтайского люда с жемчужным бликом».
1. Безлунье.
«Повесть о бедствиях, встреченных мною
по воле рожденных Древним Ураном богов…»
/Гомер «Одиссея»/
Аймаутов – великолепный рассказчик. Природа в его романе неотделима от основных событий повествования. Она, природа, тоже как бы является одним из героев романа. Вот, послушайте: «Наивный лучик зари с любопытством заглянул сквозь рваный войлок, весело скользнув по лицу Акбилек, но не поспешил высушить ее струящиеся слезы…» или «Ее глаза не притянули к себе ни четыре величественные горные вершины, тонущие в молочной белизне, не заворожили кружева лесов, поднимающихся к ним, не увлек беркут, парящий в горной высоте, не заинтересовали замысловато изогнувшиеся ветки кустарника…». Уже с первых страниц романа мы ощущаем вечность дыхания Природы и краткость существования одного отдельно взятого человека. И, вместе с тем, единство Великого и Малого.
А вот как автор передает ощущение беды, нависшей над главной героиней: «Порывистый жужжащий ветер. Безлунье. Плотная тьма. Темные, ледяные, всклокоченные облака стадом скрыли вершины гор, а на небе черная голодная курица торопливо выклевывала зернышки звезд. Вместе со звездами гасли и лучики зажегшийся было надежды. Полное тоски сердце Акбилек угасало вместе с ними…». Одиночество Акбилек, оставленной в опустевшем лагере русских, прекрасно описывают следующие строки: «Промозглая лохматая груда туч уже черным двугорбым самцом накрыла белые горные вершины, растеклась непроглядным мраком по всем склонам. Вот и приглядывавшая за ними звезда поспешила скрыться с небес, как робкий пастух, увидевший крадущихся к его стаду лихих воров».
Вместе с писателем мы словно прикасаемся к живительному роднику народного одушевления Природы и всего сущего в ней: «Осенняя листва! Что гукаешь, кого ты, пожухлая, пытаешься убаюкать, ау? Перепелки, ладно вам на крепких ветвях, беспечны, беззаботны, ау! Хорошо вам призывать и надеяться на отзывчивость кромешной ночи. Вам ли утолить тоску в сердце Акбилек? Иль уверены, что вам дано донести до Бога жалобный плач истерзанной белохвостым сарычом уточки, сломленным крылом тыкающейся в землю среди покосившихся пустых кошев и все еще глядящей в небо?!» Обратите внимание на исконно народное сравнение девушки с уточкой, а насильника с хищником – этим образам тысячи лет!
«Тучи, ау, отчего вам не рассеяться?! Листья, ау, чем, шурша, разлетаться по земле, укройте лучше печальную красавицу! Студеные ветра, не петляйте беспутно, а донесите отцу весточку о доченьке его, брошенной в гиблом провале», - подобно древним заклинателям, призывает автор. Мы словно слышим его эмоциональный надрыв: «О, бездушные природы формы, ай! Язык ваш алтайский израненной красавице незнаком! Пропала не пожелавшая считаться с хмурыми вашими личинами и угождать вашей воле прекрасная заложница! Доверилась богу Алтая и вот пропала!..»
«Похоже, на ночь напластовалась еще одна ночь. Даже корыто, валявшееся тут перед близким кошем, не виднелось. Создатель, ай! Скоро ль заря?!»
Чрезвычайно ярки у Ж. Аймаутова образы животных. Схватка беззащитной девушки с волками напоминает и народную легенду, и эпизод из современного фильма ужасов: «В какой-то момент показалось, что из лесу доносится завывание. Так жутко. В ближайшем распахнутом и скрючившемся ведьмой коше завозились какие-то тени… Неужели волки?.. Вой все нарастал. Потрясая горы, сметал иные звуки. Руки Акбилек сами по себе дотянулись и вытянули из-под войлока коша один из шестов. Перехватив двумя руками березовую палку длиной в сажень – переломит любой хребет, она встала за лачугу. Кому, как не ей, встретить волков во всеоружии, больше ведь, действительно, некому… Донесся всплеск воды со стороны родника… Кто это?.. Человек? Зверь?.. Все равно, кто. Акбилек, присев, снова ухватилась за шест. Затаила дыхание, замерла. Тут и вспыхнули в черной пелене пара круглых глаз. Красные-красные, пылают огнем…глядь: два огонька умножились в четыре. Если бы так! За ними вспыхнула еще пара багровых пятнышек. Шесть горящих волчьих зенок виделись Акбилек, как шестьдесят. Пречерная ночь наполнилась одними горящими глазами. Они мерцали, то притухая, то вновь разгораясь, мелькали, близились… Неужели все взаправду?.. Уже шуршит трава под ними. Там-здесь, вот они… Ойбай, ай! Свора волков! Куда же мне теперь?! Берегись, вот они колышут пологи коша, обнюхивают землю…Ой, Создатель, ай! Неужели найдут?.. Ой, святые, ай! Один из серых нашел у потухшего очага кость и вгрызся в нее. Представь себе только, что стало с Акбилек!.. Скоро в открытом проеме коша, скрывшем Акбилек, появилась, урча, волчья морда…Волки бросались то вперед, то крутились на месте, рокотали утробным гулом. ..Иногда от удара шестом то ли по подвернувшемуся хищнику, то ли по кошу сладостно отдавало в руки. Кружение все быстрей и бешеней. Акбилек, обезумев, машет и машет палкой. Волки сомкнулись вокруг нее. Акбилек лупит, волки увертываются. Акбилек колотит, волки напрыгивают. Акбилек молит Бога, волки бесятся. Акбилек пищит…волки рычат… Акбилек вопит, волки воют… Так и билась она с ними, долго…»
«Акбилек почти уже задохнулась на нервном срыве, в горячке и метаниях, гибнет, нет спасения… «Сейчас упаду, сейчас, сейчас вцепятся, растерзают, съедят…» - неслось в голове, как вдруг под ее ногами что-то ярко вспыхнуло. Волки отскочили. Оказалось, угли костра – чай попили, а угли до конца не погасли… Акбилек тут же принялась раскидывать их по кругу своими ногами. Чудо! Огонь, зола и потаенно чуть тлевшие веточки вспыхнули с новой силой. От разгоревшегося костра волки и отступили разом».
Огонь, спасительный огонь! Писатель, по своему обыкновению, одушевляя силы Природы, делает Огонь союзником девушки: «Акбилек поспешила подбросить в полымя тут же валявшиеся заготовленные сухие ветки, кору. И ветер уважил (вновь одушевление! – Я. А.), раздул костер высоко, словно оправдываясь: «Я, вообще, был на твоей стороне, видишь?» И чем ярче разгоралось пламя, тем тусклее становился огонь в волчьих глазах…»
Велика сила спасительной Женской Магии, древней, как сама Земля, и могущественной, как все силы Вселенной. Магии, единой со всем Сущим, с его Божественной Женской Ипостасью, частицей которой подсознательно выступает наша героиня: «Прежде смерти огня не умрешь. Погаснет пламя, и жизни Акбилек суждено будет угаснуть. И как здесь не зашаманить самой? «Взлетай, мой огонь, взлетай! Разгорайся, мазда, разгорайся, дай огня, дай! (Ахура-Мазда – верховное божество огнепоклонников-зороастрийцев, Светлая Сторона Силы – Я. А.) Трусливые звери, немое вражье! Вот огонь, вот ружье! Прочь, не приближайтесь ко мне! Вам гореть в огне! Обожгу, опалю!» - скакала и выкрикивала в полубезумии до самого рассвета Акбилек: «мазда-мазда» и спаслась».
2. Рассвет.
«С перстами пурпурными Эос…»
/Гомер «Одиссея»/
Да. Всевышнему, а вместе с ним и автору, было угодно, что наша героиня осталась жива. Пришло спасение, а вместе с ним «стряхнул Алтай с морщинистых чресл своих темную ночь с кровавыми глазами и чудовищными клыками, тонко прочертил на свинцовом небе в таявшем лунном свете черты солнечной, сказочной красавицы Кунекей (аналог Аматэрасу – японской богини Солнца! – Я. А.). Небесный купол на восходе насыщался белизной, вершины гор засияли позолотой. И лишь открылись врата зари, райские да красные. Акбилек, пугливо оглядываясь назад, пошла. Подпоясалась веревкой от войлочного покрова, прикрывавшего дымоход коша. И пошла в найденных в коше солдатских сапогах, ей голенища – по пояс, в руке – ночной шест. Кого она собиралась колотить им еще - неизвестно, как бы там ни было, прихватила с собой». Узнаваем образ сказочной странницы с посохом, «истоптавшей сорок железных сапог». И сама Природа помогает ей в пути: «Вспыхнула заря, опомнился и ветер, тучи распались. Взлетевшие с гнезд жаворонки устремились к скалам, требуя от каменных громад плату за право первыми лицезреть солнцеликую Кунекей. Жаворонки, ау, попросили бы вы у нее за Акбилек. Впрочем, не надо, она и так идет, сияя. Лицо ее озарено. И впереди у нее лучистый день! Тотчас она забыла страшную длинную ночь, смертельную пляску с волками, постукивает себе с камня на камень подковками армейских каблуков, не угнаться!»
«Акбилек неслась, как звук буквы «;». Торопилась к своим, насмотрелась на русских, чужих, гадких, хотели убить ее – вот какие! И не было у нее иного пути, чем проскользнуть сквозь ушко иголки. Позади нее горы, горы, полные чудовищ: медведей, волков, албасты, кабанов и одним глазом во лбу. Впереди – узкая тропинка (курсив мой – Я. А.), и на ней хватает зверья: никто не даст гарантий, что ночные клыки не встретят ее на предстоящей дороге. Кто выведет ее, если не она сама? И двигает тяжелые сапоги мамина неженка, забыв о еде, сне, усталости. Желая только увидеть краешек родного аула».
Но «настал час, когда солнце поднялось над всем горным хребтом на вершину копья. И задыхавшаяся Акбилек выбралась на самый краешек каменной ловушки, увидела туманное степное пространство. Обрадовалась, словно оказалась у родного порога. И пришла в такое восхищение – дай крылья, взлетит!»
Притягателен у автора образ Воды, не менее древний, чем Огонь: «Река оказалась узкой… У кромки воды Акбилек просидела достаточно долго. Думалось ей: «Вот вода течет и замирает, течет и замирает, и нет ей конца, ничто ей не грозит, и не знает она смерти. Ничего не чувствует. Выпью я ее или нет – ей все равно (Замечательно! Да, есть очень хорошее выражение – Богу все равно, верят в него или нет! - Я. А.), напоит и плохого человека, и хорошего. Она тоже Божья благодать. Милосердие Его! А мне не досталось!» (Можно, конечно, глубокомысленно порассуждать о том, что человек, якобы, сам притягивает все, что с ним происходит – принято сейчас так! Но… в данном случае, стоит лишь посочувствовать несчастной девушке… - Я. А.). Всю жизни перед ее глазами протекала вода, а вот такие мысли не приходили никогда… Вода течет, плещется чисто… Акбилек смотрит на прозрачную воду, а укачивают ее мутные мысли…».
«В полуверсте виднелась сопка. Решила взойти на нее и поискать глазами народ. Взобралась… Впереди – холмистая степь, позади – гряда гор. Аул Акбилек располагался у подножия горного кряжа. Не восточней, а на юго-западе, горы не похожи на ее родные, они тянулись поперек тех дальних вершин. Значит, не отдаляясь от гор, а обходя их, следует шагать в сторону Мекки».
Совершенно удивителен у Ж. Аймаутова образ Степи – архетипичный, как Огонь, как Вода, как Женщина: «Вздыбленная, безлюдная долина. Переплетенье бледных трав, заросли диких цветов, бугры, насыпи, красная супесь, заросшие провалы. Серые мыши, пестрые сороки, зайцы-русаки, жаворонки – кроме них и не увидеть никого (Узнаваемая картина наших восточно-казахстанских просторов! – Я. А.). Люди, кто может показаться, ау! Безлюдная степь схожа с ожогом. И как пастухи пасут на ней отары и не умирают от скуки? Эй, оголенная безграничная пустошь! Печален вид одинокого путника в голой степи».
«По еще сулящей спасение степи идет тоскливо акбилек, коленки болтаются в голенищах. Кобчик несется за мышью, клекочет, прямо как орел. Там вдали взлетает и падает звонко жаворонок, пронизывает высь, не в силах, дрожа крылышками, замереть хотя б на миг. Голос этой птички особенно тревожил, другие пели иначе, что случилось с бедняжкой? (автор потрясающе передает эмоциональный настрой героини, осознанно проводя параллели с жаворонком, опять же, древняя, еще языческая символика – Я. А.) Вокруг нее носились по кругу, то приближаясь, то отдаляясь, еще четыре-пять пташек; хлопотали крохотные заступницы: подлетят, возмущенно пощебечут и отлетят в сторону».
Совершенно сказочное и, надо сказать, символичное, впечатление производит эпизод, когда Акбилек спасает от змеи жаворонка: «В какое-то мгновение жаворонок безоглядно упал камнем, как в атаку. И Акбилек понеслась пулей к птичке. Место, куда устремилась она, густо покрыто травой, Акбилек спешит, присматриваясь. Крылатая крошка, канувшая в травяных зарослях, завозилась, зашебуршила там, углубляясь в заросли густых стеблей, колыша траву, расшумелась. Да что с ней, бедненькой? Подбежала, а там, распластав зелень, лежит упруго серая змея (Чувствуете аналогии? – Я. А.). Змея вскинула острую головку, в ней – смерть, алмазные глазки впились в жаворонка, раздвоенный язычок мельтешит; змея, посвистывая, елозит боком, завораживая, то свернется, то протянется, испуская ядовитые пары, вот готова к прыжку… Ужасная змея, впившись пронизывающим насквозь взглядом в птичку, облизывается вилочкой языка, лежит и ждет, пока она сама не прыгнет ей в пасть. Акбилек стало жаль жаворонка. Взяла и шестом своим влепила точно по отточенной злодейской головке. Прямо вбила ее в землю, узкое тело отчаянно задергалось. Бедненькая пташка чуть пришла в себя: шевельнулась, покрутилась по земле, встряхнулась, словно сбрасывала с себя нечто цепкое, взмахнула шумно крыльями и взлетела пушинкой в небо. Акбилек еще два раза врезала по шевелившейся змее и пошла себе дальше… Интересно, что за магия в глазах у этой гадины? – удивлялась. Случай с жаворонком словно снял с нее усталость, зашагала бодрей, сердце билось сильно, отдаваясь ровным пульсом.Радовалась все, что спасла жаворонка от верной гибели. И своей храбрости убить змею (курсив мой – я. А.). Это добрый знак. Пташка такая беззащитная, за что же ей погибать?»
Вполне понятны размышления героини: «А я перед кем провинилась?» «Себя представила жаворонком, а обидчиков своих тварями ползучими. Я прибила губительницу птицы, непременно кто-нибудь убьет и моих обидчиков, и посчитала правильным свое решение».
Что ж, «скоро сказка сказывается», и вот – новая встреча на пути нашей Акбилек…
3. Божий человек.
«Странник, сначала сама я тебя вопрошу; отвечай мне:
Кто ты? Откуда? И платье свое от кого получил ты?»
/Гомер «Одиссея»/
Видит Акбилек – «идет у подножия холма, словно в гонке, некто вертлявый, бормочет странное себе под нос, на башку словно сова нахлобучена. Пришла догадка, что нет у русских таких остроконечных шапок, стало легче на сердце, и конус на голове стал понятен: да это же обыкновенный дуана – и колдун себе, и знахарь, и божий человек. Вон и посох у него в руке». Браво, автор! Действительно, самое время встретить «красной девице» волшебника с посохом. Который сразу – на раз-два – решит все проблемы. Ан нет, проблемы-то придется, с Божьей помощью, решать самой Акбилек. Но добрый дедушка-волшебник с говорящим именем Искандер все-таки помогает ей. Опять же весьма символически: часть пути он несет ее …нет, не на руках – для этого как-то больше «добры молодцы» предназначены, а на спине: «Акбилек проголодалась, измучилась. Скинула наполненные болью сапоги…Убежавший от нее на полверсты дуана…прыжками вернулся к ней…: «Э, дитя мое, глаза набухли, ножки опухли… устала, небось? А, понесу дитя мое на себе. Давай забирайся!» - и подставил свою спину…Акбилек…Прямо-таки заставила себя обнять его вокруг шеи, а дуана ничего – вскочил, как коняга, и с возгласом: «Со мной пир мой святой!» понесся дальше. Посох свой передал Акбилек, а болтавшиеся по сторонам ее ноги он прихватил углами локтей, прижал, встряхнул ее для более прочной усадки и зашагал размашисто дальше по буграм и камням».
И стало казаться Акбилек, что несет ее на спине мама… «И заплакала бы, да вот прямо перед ними из травяного кустика с трепетом вылетел жаворонок (опять! Великолепная символика!– Я. А.) и отвлек ее от слез. К этим минутам и солнце склонилось к горизонту, вечерело». Да, в сказках и легендах многих народов известны Божьи люди, волшебные странники, способные ходить чудесными путями со скоростью, немыслимой для обычного человека.
«Акбилек показалось, что она почувствовала запах закипевшего молока, тонко переплетенного с дымком разгоревшегося кизяка под котлом…Скоро на склоне горки показался прижавшийся к ней аул». В дальнейший путь Акбилек отправляется в сопровождении своего двоюродного дяди Амира, а «дервиш отправился по своей дорожке».
Душевные страдания героини автор передает, опять же, через образы природы, поистине, мифологические: «Бог мой, Бог мой!.. Отчего я не пропаду куда-нибудь прямо сейчас, не погибну как-нибудь! Пусть конь споткнется подо мной, а я под копыта его без звука! Или провалилась бы подомной земля и сглотнула бы меня! (курсив мой – Я. А.) Можно и так: налетела бы черная туча и молния меня ударила! Если и это невозможно, тогда пусть ведьма на меня налетит и меня задушит! Ну, если итак не случится, то, как только приведут меня к отцу, пусть упаду, хлоп ресницами, и все, лучше умереть, чем жить и помнить!»
Именем святого человека Искандера называет Уркия усыновленного ею ребенка Акбилек…
«В конце зимы Орик (мачеха главной героини – Я. А.), посчитав, что аксакал полностью перешел на ее сторону и доверился ей, как никогда, решила окончательно покончить с Акбилек и сообщила ему о беременности дочери. Аксакал перепугался так, словно увидел перед собой вставшего на задние лапы скалящегося медведя (меткое сравнение! – Я. А.)… Глаза Мамырбая налились кровью, и он захрипел: «Гони, гони…зараза! Сгинет пусть, греховодница! Видеть ее не хочу, видеть ее не хочу!» - только и смог он произнести. Крик его, действительно, был недолог, зато каков! Сову днем сорвет с ветки…Невозможно и высказать, как отозвались эти слова в душе и так мучавшейся и исстрадавшейся Акбилек. И все же она собралась с духом и. с трудом переставляя ноги, поддерживая руками живот, поковыляла от родного дома».
И вновь настроению героини созвучны перемены в Природе: «Весна сугробы разрыхлила золотой лопатой, земля под ними поплыла лужами со снежным крошевом. Куда ты? Стой! Обычный вечер, суматошно блеют козлята и ягнята, бросившись к соскам своих мамаш, тоже, надо сказать, не молчаливых… Акбилек плетется среди этого гвалта и тает, как весенний снег, добралась до изгороди, за которой Уркия суетилась среди своих овечек…»
Но все проходит…
4. Иртыш – великая река.
«Укрыт вдали от смертных глаз,
тот край сияет, как алмаз…»
/ Дж. Р. Р. Толкиен /
«Прошло пять лет. Иртыш – великая река. Исток завис над горным Китаем, как свет. Два берега иртышских в городах и селах вольных. Народа всякого довольно. В середке самой мира Иртыша – Семь палат – Семей, Семипалатинск, город знаний и искусств, ей-ей! Поджнялся вековым шаныраком город, и к нему причаливают, прокашливаясь дымно, пароходы с товарами и паровозы катятся с машинами. Доходы! Семей – мозг губернии. В Семее вы найдете решение всех своих проблем. В нем всем приют и хлеб найдется всем. Семей – сердце губернии. Семей шевельнется – задвигается весь народ губернский. Семей улыбнется – вся степь засмеется (курсив мой – Я. А.). Семей на правом берегу, на левом – Алаш-городок. На востоке – Запад, на западе – Восток». Прекрасны авторские сравнения: «Иртыш-река между ними ворочается, как верблюдица на боку, и выпер одинокий остров из волн горбом. Левый край острова порос густым леском. Летом лес, расстелив перед собой луговой ковер, а над собой раскрыв небесный голубой шатер, заманчив так, что, бросив все, к нему на лодках и стар, и млад стремится… По острову бежит дорога, по краям – деревья, разнотравье. Плетенье паутинок – кустам надглавье». Обратили внимание? Начальная и завершающая части романа выдержаны в едином гармоничном ключе – это совершенно особая рифмованная проза, прямо-таки находка Аймаутова!
В уста Камили – родственницы главной героини – писатель вкладывает восторг и преклонение перед природой родного края: «…а какие травы стоят летом на пастбищах нашего аула! Телят не видать! А какой душистый запах, особенно когда только юрты поставим, голова кружится! А озеро у гор какое! Гладенькое. Смотришься, как в зеркало. Соберется мелюзга со всего аула, и бежим на озеро, плещемся, собираем камешки «змеиные головки» и «пуговки». Мои родные, ай! Край мой родной, ай! Как я соскучилась…ничего не могу поделать…»
Пройдя Огонь, Воду и Медные Трубы (в лице недоброжелателей), наша героиня выходит с честью изо всех испытаний. И вот – заключительные строки романа: «Вода Маркаколя сладка, как мед. Напитаются ее водой и травушкой божьи вымистые тварины, и истекает из охватистых сосков – не молоко, а благодать… И здесь она – Акбилек Мамырбайдина – дочь Маркаколя, мать сына, женщина».
ЛИТЕРАТУРА
1. Аймаутов Ж. Акбилек: роман / пер. с каз. Ш. Кусаинова. – Алматы: Раритет, 2007. – 232 с. – Библиотека «Алтын ;ор».
2. Джуанышбеков Н. Жусупбек Аймаутов. Очерк о жизни и творчестве. – Алматы, 2006. – 38 с.
3. Исмакова А. С. Возвращение Плеяды. Экзистенциальная проблематика в творчестве Ш. Кудайбердиева, А. Байтурсынова, Ж. Аймаутова, М. Жумабаева, М. Дулатова и М. Ауэзова. – Алматы: НИЦ «;ылым», 2002. – 200 с.
4. Казахские народные пословицы и поговорки. – Алматы: ИД «Кочевники», 2002. – 216 с.
5. Нургали Р. Казахская литература: концепции и жанры. – Астана: Фолиант, 2010. – 504 с.