Рутина. Или от Николы до Покрова.
Да заработало… Звонки, встречи, поездки по округе, поездки по людям, планы, программы, проекты. Каждый посетитель привозит свой багаж такого добра. Нужно обсудить, показать, привязать, составить и напечатать. В большинстве своём, это всё впустую. Люди мечтают, им хочется хотя бы прикоснуться, примериться, попробовать, почувствовать, убедиться. Но главное, это то, что идёт движение, которое расшатывает тот самый лежачий камень, под который вода не течёт, тормошит душу, бередит воображение. Глядишь там, где было просто любопытство, уже возникают идеи, планы. Тебя уже начинают воспринимать всерьёз. Но… «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Всё постепенно, поступательно, логично. Например: когда я только приехал и излагал, позиция была: «ну пусть говорит, послушаем». Когда снимал фильм: «ну чем бы дитё ни тешилось и нам приятно». Когда появились люди: «ну-ну, посмотрим сколько продержится», даже спорили на первую зиму, или через сколько лет сбегу. Остался, началось движение, как-то на застолье в шутку назвали меня «заместителем батюшки по социальной работе» - прижилось, со временем, как бы и должность стала. И стал должен… - мне оказали доверие, мне поверили и доверились, поэтому должен, а «долг платежом красен». Когда собралась активная, в большинстве своём, застольная группа и «православный посёлок» с «детской деревней» стали разговорной реальностью, мне, как заместителю по социальной работе стал назначаться помощник, а затем и заместитель. Но это отдельная история, которая собственно и привела к обвалу. Как говорят: «…лучшее – враг хорошему». А пока… жить то надо… Ещё и хозяйство. Разгребаем участок, копаем грядки – сажаем. Разгребаем скотный, делаем стенки – заводим птицу, животных. Разгребаем дом, обдираем лохматые стены, разбираем гнилой пол, вонючий камин – красим, клеим, пилим, строгаем, колотим всё, вплоть до мебели. Врезаю новое окно. На восход. И снова косим, полем, поливаем, грибы, ягоды, рыбалка.
В общем, такая вот поселенческая горячка. Да…. Горячка. Несло…. Оседлал свои страсти – приятные хлопоты и скакал на них, размахивая проектами, как Чапай шашкой. А надо было как? КАК… надо было? Надо было по другому? Как? Не знаю… Наверное наколбасил, наломал, начибучил. Обидел. Прости меня Господи за мятежность, страстность, гордость и чёрствость. Прости Господи по великой милости своей.
Послушание.
Послушание…. Как распространено в православии…. Вроде всё понятно – послушный, слушаться. Послушный мальчик, послушная девочка, для детей, это привычно. А для взрослых? Послушный мужчина, послушная женщина, даже послушный человек. Как то не звучит, не привычно, странно. Вот послушный монах или просто послушник, тоже вроде всё понятно.
Я это к чему? Не готов был. Когда понятные слова стали заменять неопределённым словом «послушание». Какая то, игра в послушание. Обычная работа - послушание, просто обязанность – послушание, распоряжение – послушание, предложение – послушание, просьба - тоже послушание. Вроде бы приказ, но скрытый, вроде бы просьба, предложение, но обязательные к исполнению. Такое мутное стёклышко, как то всё расплывчато, без границ. Вроде да, а вроде нет. Удобно. А, в общем то, просто – обязанность. Обязан - и всё. Тогда понятно. Обязан выполнять приказы. Кого? И почему? Одно дело, когда назрела личная потребность укрепляться в смирении, например, благословляться на любое дело. Это понятно. А если ещё нет?
Однако, «процесс пошёл». Появлялись разные люди, возникали разные ситуации. Нужна была форма. Форма отношений, модель, идея. Конечно, всё это уже сформировалось в процессе, но нужно было законкретить. Естественно каждый лелеял понятную и удобную для себя форму-мечту. Батюшка – общину. Димитрий – общину с полумонастырским уставом. Вова видел себя предпринимателем, чуть ли не помещиком, дающим работу поселенцам. Я же…? Хотелось бы, чтобы всё делалось другими, а я только командовал, делал только бы, что бы мне нравится. Даа… Мечта общинника. Вот почему я стараюсь не слышать, когда произносят слово «община». Каждый раз за ним стоит алгоритм. Его иллюстрировал один атаман. «Я буду торговать урожаем, потому что умею, а пахать, сажать и консервировать будет община и всем будет хорошо». Другими словами, община призвана компенсировать то, что я не успеваю, не могу, не умею или не хочу делать, то есть дополнять меня. Например, ещё фраза: «… я думала у вас община, я буду печь хлеб, а мужики будут работать в поле»…. Так что, я взял себя в узду. Хорошо бы, но… . И я озвучил свою позицию, когда батюшка предложил, что бы все были у меня в послушании, а я бы был в послушании у него. Понятно – у него ответственность…. Всех поселенцев объединяло одно, всем хотелось жить среди православных, в духе православия, так как они это понимали, как готовы были понимать, и понимал естественно каждый по-разному. Поэтому, кто готов в общину – пожалуйста, кто не готов тоже хорошо. Все когда то там были. У каждого свой путь и его надо уважать. Примерно в такой форме я и отказался. Вот тут, опять, чёрт черту то хвостом и провёл.
Батюшка в самом начале взялся сам принимать людей, но наслушавшись всякой ереси, предложил так – я встречаю, общаюсь, проясняю кто – что, привожу в храм, и он принимает уже только тех, кто придёт. Поэтому весь народ шёл через меня, а я был вроде, как бы, сам по себе. И был слаб, очень слаб, да и сейчас слаб в церковной жизни, а это думаю и беспокоило батюшку. Подразумевалось, что я должен быть примером, регулярно и вовремя ходить в храм, что совсем у меня не получалось. Бывало, вырвешься, опоздаешь, простоишь виноватый а, в итоге, чувствуешь, что лучше – совсем бы не приходил, тягостно. Поэтому я предпочитал ездить на службы в монастырь – ни кто тебя не знает, не смотрит когда я пришёл, как молюсь. Да и жене, и детям там больше нравилось. А детям, тем более – празднично, после службы трапеза, да ещё натощак. Свежий хлебушек – за пирожное. Да чего греха таить, не то что бы бедствовали и недоедали, но вкусненького то хотелось. Не зря же у батюшки на застолье услышал, как-то «голодающие с Поволжья». Видно «шила в мешке не утаишь». В общем, не ладилась у меня с батюшкой приходская жизнь. Раз было даже так. Говорю батюшке, что на Рождество поеду в монастырь. Батюшка: «Нет, ты должен быть здесь». Я: «Но служба всю ночь. Дети (дошкольники) опять заснут. В монастыре тепло есть, где их разместить». Батюшка: «Тогда половину службы здесь, а там езжай в монастырь». На том и настоял. В общем, так и сделали. Я к тому об этом, что вдруг стал должен, должен батюшке, должен приходу, должен тем, кто приезжает, должен тем, кто приехал. И, наверное, хорошо бы это всё было обесформить как послушание. «Послушание» и всё. Личное, не личное, без личное, всё послушание. Мне нравится слово «послушание» - мягкое, тёплое, уютное, далёкое из детства, а может, даже исстари из монастырской жизни. Поэтому может и сопротивляюсь я сейчас, против бытового, рабочее-обыденного его применения.
Себя легко понять, а «понять, значит простить», оправдать. Во время спора, если он прав, то я не прав? Но, я то, праав! И естественно всеми способами я доказываю, что неправ он, а не я, и его сопротивление воспринимаю, как несправедливость, угрозу моему чувству справедливости, благополучию. Равно, как и он испытывает примерно то же. Думаю, батюшку тревожило, что в узле всех событий оказался я, такой нерадивый и непослушный. Он отвечает за приход. Господи, прости меня. И опять: «не загладил, не протянул руку, не … и т.д.» Опять «черта, трещина, пропасть и…, уже не срастётся, не заштопать и не склеить». В итоге «демонстративное неподчинение священноначалию». Но это ещё через год.
А пока…, пока горячка. Понравилось слово, по моему точное. Припомните. Выезжаем на природу и «Ах!!!». Чистота, красота , чувства переполняют. Мы сливаемся с природой, открываемся её силе, вдыхаем, впитываем, растворяемся. Приезжаем в город свежими, новыми. А если кусок природы Ваш, Вы собственник земли? Планируем, сажаем, выращиваем, любуемся, восхищаемся, собираем, заготавливаем, консервируем, поглощаем…, «на зелёной». Сила. Я к тому, что своя земля пробуждает в нас неведомые горожанину новые силы, свои, природные, страстные. С куском земли мы связываем своё природное, животное благополучие, выглядывающее из глубины веков, уверенность в будущем дне. Моё…! Вот эти моё «Моё», твоё «Моё», его «Моё» и начинают тереться и толкаться между собой. А тот, кто только что приехал из города, на новую жизнь, переполнен мечтами, планами? Любое несогласие, это угроза будущему, возведённая в степень проснувшимися новыми эмоциями. А уж если кто возразил, то всё…, наступил на горло мечте нежной розовой причём…, своим грязным сапожищем. Вот уж где плодородное поле для смирения и почва для покаяния. Страсти прорастают как сорняки, только пропалывай, если хватит духу осознать, опомниться, разглядеть. Несёт и погоняет, только вот, кто кого? Либо я скачу на страстях, либо они на мне. Вот так вот всё и крутилось, если скинуть розовую пелену романтики, покрывало благих намерений, узоры красивых фраз.
Лето пролетело. Появились люди постоянные, подающие надежды. Олег, Катя, Володя и Маша, Вова, Люба, Роман, Ольга, Татьяна и Виктор, Людмила Аркадьевна. А сколько было «переменных», «разведчиков». В общем, лето-осень пронеслись, и печку не сделал…. Хватало плитки и обогревателя, а на Покров бухнул снег, деревья попадали, света не стало. На неделю…. Покров…. В доме +5, +7. Горячего нет. Семь дней…. Первый день не заметили; второй – романтика, щщас включат; третий – «ну когда же!?», холодно; четвёртый – экстрим, «задубели»; пятый – не до экстриму, пошли греться в старый пустой дом, но с живой печкой; шестой – красота, дрова трещат, щёки горят, красные. А там и свет дали - сразу печку класть.
Не зря после пожара сказали – носился мол, с людьми, а семья была на последнем месте. Прости Господи, прости… меня грешного.
А может, всё-таки, делал что-то достойное? Вот, например, часовню. Была в нашем сельце часовня, впрочем и сейчас есть. Часовня Фёдора Стратилата. Очень любимая местными жителями, по настоящему, любимая и уважаемая. Поэтому и легенда есть у неё своя, что когда, уже при Хрущёве, с неё срывали купол, даже бульдозер копал гусеницами землю, а тронуться не мог. И только тогда, когда один активист подпилил опоры, удалось купол стащить. Так вот, «активист, через месяц захлебнулся водкой, а тракторист, позже, тоже плохо кончил». Вот такая у нас часовня, стояла без купола, без окон, без дверей. Стены сверху начали разрушаться, осыпаться. Надо делать купол. Хотели, как на храме. Батюшка пригласил мастеров, посчитали – со скидками полмиллиона. Прикинули – на храм, то еле-еле…. Я предложил накрыть «колпаком» из досок, что бы остановить разрушение, сохранить стены. На то и благословился. Денег на леса нет, решил строить на земле, а потом пересобрать наверху. Начертил периметр стен, заказал доски и стал строить. Восьмискатную, с выносами на метр, от дождя. Олег помогал. К декабрю сделали. По морозу, на стены не полезешь. Оставили до лета. Красавец! Богоугодное дело! Вот, когда-то, тогда и пришла мысль, что мир наш, строится грехами нашими, и за любым бескорыстием скрывается корысть, только более тонкая, незаметная за нарядными добрым бескорыстием, не слышная за застенчивыми звуками фанфар.
А загляни поглубже, «нырни» в себя…. Присмотрись по внимательнее. Как же: удостоился восстанавливать такую «сильную» часовню - зачтётся. А материалы приехал просить по дешевле, да получше – уважение и, ведь правда – чувствуется. Да и сам уже «не грош ломаный» - благое дело делаю. «Благое дело» - вот, я уже привлёк внимание к себе, «благое дело» - двери открыты, «благое дело» - меня слушают, не только про часовню, а вообще. Появился билет. «Билет» с крупными буквами «БЛАГОЕ ДЕЛО», благотворительность. Как часто благотворительность является лошадкой для нашей корысти, спрятанной в застенчиво-пёстрый кафтан бескорыстия. И ведь делал и говорил же искренне, честно, красиво. Кафтанчик то надёжный, толстый. Да, что-то там шевельнётся, что-то «прощупывается», даже приятненько так, выглянет, но лучше не замечать, не обращать внимание. Дело то, делать надо, часовню то, строить надо. И, ведь получилось и, похоже, на долго останется, крыша то. И даже крест сделал. Дубовый. Вот, как быть? Каяться? Прости Господи? А искренне ли? Чего больше? Раскаяния, сожаления хотя бы, или гордости и самодовольства? Вот! Я сделал!... Ох, долго придётся каяться…. И, слава Богу! Слава Богу, что есть в чём…. Прости Господи гордыню, самодовольство, лукавство, бесчувственность, не раскаянность! Прости Боже меня грешного! Прости, по великой Твоей милости.