Пелагея

Иннокентий Тарханкутов
Бывает летними ночами пора: на небе звезды огромные, яркие мерцают.Травы и цветы пахнут так, что и захмелеть можно. Присядешь на лавку в саду-сердце замирает от неописуемого восторга. Одна такая ночь запомнилась мне особенно.
Лежала я в душистых травах широко раскинув руки, упоённая пением ночных птиц,  до слез вглядываясь в ночное небо. Вдруг слышу невдалеке шорох . Оглянулась я и увидала приятеля моего деда, Егора Кузьмича.
Это он шел жестикулируя руками и что-то неразборчиво говорил.
У Кузьмича девять дней назад  умерла жена, тихая, хорошая старушка. Выкопали яму, опустили бабку Пелагею, по причитали чуток,  закопали - и все. Была -и нет, ушла.

Старик шел медленно, вытирал залатанным рукавом глаза. Мне его было хорошо видно. Он сел неподалеку.
-Пить я больше не буду вообще, клянусь тебе! Ты только воротись домой, - тихо говорил
старик и все вытирал рукавом слезы.- Не знаю, куда себя
деть.
-Руки опустились совсем...без тебя всё не в радость.
Помаленьку он успокоился.
- То, что к Нюрке ходил молодым каюсь, я во всем тебе теперь признаюсь. Не знаю вот, как теперь одному жить? Вот беда-то! Чего посоветуешь?
Тишина.
- Вот ты говоришь, — продолжал дед Кузьмич, — в дом воротись? А что в доме-то без тебя делать? Сижу у окна,  да смотрю кто по улице идёт. Не ты ли это?
Дед опять заплакал громко, надрывно:
-Снишься-то, снишься каждую ночь. Прости меня старого, что обижал тебя. Дурак я,  что ещё сказать?
Внезапно Кузьмич заговорил заговорщическим  шепотом.
- Молчишь?! Ну так знай, не воротишься, я к тебе приду. Раскопаю яму, наемся таблеток снотворных и лягу рядом! Все подумают, что у мер я и закопают меня живцом! Ты этого хочешь?! Так я это смогу, ты меня знаешь! Сейчас только домой вернусь за лопатой!

Хотела я Кузьмича успокоить, подошла к нему, взяла за руку, а он повернулся и будто-бы не видит меня. И глаза как не его, буквально светятся в ночи. Страшно мне до одури стало. Рванула я что есть силы домой,  да через  огороды. Прибежала я и родным своим рассказала, что видела. Оделся дед мой, да отец, и пошли мы к Кузьмичу.
- Говоришь он с ней разговаривает? — расспрашивал отец.
- Да, как будто с живой. Будто бы он ей говорит, а она молчит.
-Тронулся старик. Точно пойдёт и в могилу к ней ляжет. Надо бы связать его, а поутру лекаря вызовем. Пусть в больницу его везут от греха подальше.

Заслышав наши шаги во дворе, Кузьмич выглянул в распахнутое окно:
- Кто здесь?
- Митяй с сыном и внучкой, не признал чтоль? -ответил мой дед.
-Ты, Митяй?
- Ну!
Мы зашли в дом. Кузьмич сидел за столом, лицо его расплывалось в счастливой улыбке:
- А как узнали-то?
- Чего узнали?
- Узнали, что моя ненаглядная Пелагея воротилась?
Отец наклонился к деду и едва слышно произнёс:
-Бать, может не будем дожидаться до утра, сейчас пойдём лекаря вызовем?
Дед Митяй утвердительно кивнул :
-Сейчас только свяжем его на всякий случай.
- Старый ты человек Митяй, а ума не нажил. Я вот сейчас возьму кочергу и не посмотрю, что вас трое.
Дед подошёл ближе к Кузьмичу:
- С кем сегодня ты говорил? Нет ее, померла она!
- Она простила меня и разговаривает со мной. Я слышу её!

- Ну-ка, пойдем к нам, - Дед Митяй положил руку на плече Кузьмича. - Ладно,  пойдем,  у меня медовуха есть, сейчас выпьем - глядишь к утру и лекарь не нужен будет.
Дед Кузьмич замялся:
-Медовуха...  обещал Пелагее, что не буду пить.
-Брось, мы ведь по чуть чуть. Она ведь никогда не была против если ты со мной.
-Да, не была, -радостно закивал Кузьмич.- Погоди, с пустыми руками негоже идти в гости. Я возьму что ни будь.

Кузьмич заторопился и принялся сносить на стол еще не остывшие, ароматные пироги, кастрюлю борща, колбасу.
Мы молча смотрели как всё это появлялось на столе.
- Откуда это у тебя, -спросил мой дед.
- Отведай пирога и узнаешь.
Дед Митяй медленно откусил кусок пирога и долго, задумчиво жевал:
- Пелагея...она вернулась?
Кузьмич оглядываясь заговорчески прошептал:
-Ну,наливай, пока она чего доброго не передумала!