Фиолетовая птица на черном снегу 27

Михаил Садыков
Дается мне задание войти в окружение князя Токугавы через этого самого юношу. Насколько стало известно лазутчикам, не чужд мальчик мужскому началу – на девушек засматривается. Только, видно, не хватило решимости юнцу самому Токугаве отказать. Да и то сказать, не замуж же он выходит. Поиграет-поиграет князюшко, да и повенчает с какой-никакой девицей, в конце концов. Дали мне в напарники Тэнзо и направили для начала в Отомэ. В тех домах, что ивой по макушку заросли (всякий знает, что ива – символ женщин веселых, да доступных), в окружении певичек коротал время третий сын Хонды Хэйхайтиро, Кадзумаса.

Не повезло в этой жизни пареньку – родился с уродством, рука правая засохшая, почти вдвое меньше левой и не двигается почти. Стал Кадзумаса на мир смотреть со дна бутылочки с сакэ. Растолстел сильно, обрюзг, к своим двадцати восьми. Всю неделю, до самого нового года, коротали мы с Тэнзо, Кадзумасу поджидая. А как друг наш приехал, так найти его проще простого оказалось. Пошел он, как и прежде к тайфу, шлюхам дорогущим, пир на весь мир закатил опять. Прикинулась я одной из этих женщин, проникла на эту пьянку. Обычно я не смотрю в глаза своим жертвам, а здесь решила от этого правила отступить. Подаю ему чай, в глаза гляжу, вижу – не жилец он. Если бы даже ему в живот нож воткнула, не стал бы загораживаться, и кричать бы не стал. Взмахнул бы своей короткой сухонькой ручкой, как птенец кукушки, повалился бы набок, животом своим большим дёрнулся, да и помер бы. Он умер от яда во сне, быстро и легко, вместе с купцом Рюноскэ из Овари, по прозванью Хреноногий Конь.

На хозяйку веселого дома штраф наложили, две тайфу в бега вдарились, а учениц-майко, по обычаю, не тронули. На том расследование и закончилось. Да и какое там расследование: коли, значит, за границы провинции сбежали, так и концы в воду. Но о расследовании и его результатах я потом узнала. А, тем временем, мы с Тэнзо, не дожидаясь рассвета до истечения Часа Тигра, поскакали, на юго-запад. По пути к нам присоединился отряд ямабуси, под шайку ронинов наряженный. Двенадцать человек всего, не считая нас с Тэнзо.


Кто не был зимой во владениях провинции Ава, тот, считай, ничего в своей жизни не видел. Кто не видел озера Кинодзава, изумительной овальной формы, горы Кисодзи с двойной вершиной, безупречной линии, воспетой поэтами и художниками, тот, считай, жизнь прожил зря. Но нам было не до красот. Мы скакали во весь опор, но открытых участков избегали. Хорошо, что с нами был провожатый, то ли Кунисада, то ли Куниёси, но все звали его Грачонок, за малый рост и вытянутый нос. Местный клан Китагава числился в вассалах у клана Мори, а те, в свою очередь – у Токугавы. Посты и разъезды здесь были редки, но один раз пришлось зарубить одного ветерана, он оказался одноруким, но смело в одиночестве совершал объезд. А может, не от смелости, а от недостатка людей. Я почувствовала его быстрее остальных, он припустил за помощью, Тэнзо выслал троих, они его догнали и зарубили.


На второй день устроили засаду – по горной тропе шел отряд, паланкин сопровождал, в крепость Окадзаки направляясь. Всего их дюжина была, это нас не обрадовало, мы полагали, что не более шести-семи. Четверо среди них, правда, подростки оказались. Лет по десять-двенадцать, не терпелось, поди, в бой мальчишкам. Из мушкетов мы сняли двух, с обеих сторон, чтобы движение закрыть, сюрикенами остальных посекли, с лошадьми вместе, что у самураев зазорным считается. Кинулись к паланкину того, кто внутри, в плен брать, да побыстрее, часто так бывает: вытаскиваешь пленника, а он сквозь зубы воет, кишки руками придерживает. Нам такой вариант совсем не нужен был, а тут еще напасть: встретили нас два опытных самурая, пятеро ямабуси тут же в снег рухнули. Численного преимущества уже не было, в рубке застряли все. Из луков мы с Тэнзо одного самурая подстрелили, вместе с ямабуси, который с ним сцепился. Тут, на наше счастье девушка из паланкина выскочила, малый меч в одной руке, кинжал – в другой, храбрая девица, боевая!

Пока Тэнзо со вторым сильным самураем разбирался, мне самой пришлось на девицу прыгать, в полон её брать. Мне она живая нужна была, какое-то время хотя бы. Мы, водяники, живого человека отражаем лучше некуда, а мертвеца отражать нам заказано, смерть это верная, верней меча и пули. От пули, да от ранения, даже серьезного, есть верный способ – оборотишься, в ином облике побудешь, в воде вольной поплаваешь – даже шрамов не останется. Прихватываю из мешочка соли морской в ладонь – и к девушке. Мальчик тут как тут, мне навстречу, секира в руках у него. Велика секира, для его руки оказалась: крест-накрест рубить тяжело ему, соль – в глаза, секиру – в перехват, раскрутила я мальчонку вокруг себя, да на нож девушке. Храбрый мальчик – доспеха не носил, а может, просто денег на доспех не было.

Пока девица кинжал из теплого тела вытаскивала, я её притыкой деревянной в ребра, да в плечо, взвизгнула она, рубануть по мне хотела, да не тут то было – рука плетью повисла, меч из ладони выскользнул. Долго бы она со мной каталась-боролась, да только я ту руку, присушенную, на излом взяла, вывернула, в снег опрокинула. К тому времени всё кончилось уже. Тэнзо с Грачонком всех раненых докололи. Ударом в горло, вниз, под кадык, даже мертвых уже, наверняка чтобы. И сопровождающих, и своих, трупы с горы в овраг скатили. Осталось всего семеро, включая меня саму, да ту девушку из паланкина. Двоих ямабуси Тэнзо отправил с докладом к патриархам, а остались он, Грачонок, да один молодой парень, с именем длинным, Дзиндзаэмон, по кличке Перчик.


Я уже говорила, что для того, чтобы стать совсем на какого-нибудь человека похожей, мне надо рядом с ним хотя бы день и ночь пробыть, тогда и родная мать не отличит. Но есть средство более быстрое. Девушку ту за волосы, руку в излом, побежали-потащили вперед, к ручью. Подбежали к ручью, да и не ручей это вовсе – речка горная, затончик на повороте небольшой, разбили ледок древками. Я сама разделась, а девушку – Тэнзо с Грачонком. Чтобы потом в мокром не ходить.

Чего говорить-то, утопила я её, и тело сама вытащила. Вот такой быстрый способ. Перчик тем временем какую-то нору нашел, туда тело и запихали, ветками накрыли, снегом присыпали. Голову только срубили, лицо срезали, да в воду бросили, съедят раки, поди, как свистеть устанут. Вытерли меня от простуды, я в одежду девушки нарядилась. И все дела. Так и стала я Оцуя Яманочи.



К охотничьему домику, что был уже, считай, в провинции Микава, мы поспели уже затемно. Хорошо, что погода стояла удачная. На следующий день всё пошло как по писанному, даже лучше: своих убивать не пришлось, только конь один заупрямился, след мой, переходя, бывает такое с лошадьми, какие след оборотня увидят.
Парень тот, Томоёси, что у Токугавы в любовниках был, и вправду, красив оказался.

Только я совсем иное увидела, почувствовала, а как увидела, перекатом-водопадом застучало сердце, волной по телу дрожь побежала, теплом-влагой внизу живота отозвалось. Снег мокрый глаза слепит, а я вижу, что юноша этот тоже водный дух, Каппа, только не знает он пока этого, потому что ведет себя как обыкновенный человек. В тот миг я решила, что не скажу о том никому, пусть хоть десять раз пеплом по ветру пускают.