РОКОТ СУДЬБЫ
- Я не сражаюсь, чтобы приобрести или потерять, не озабочен силой или слабостью, не делаю ни одного шага вперед и не отступаю ни на один шаг назад, – Подумал старый Хамбэй, но ничего не сказал вслух.
- Шевелитесь! - Свисток старого мастера взвизгнул громче обычного. На самом деле никаких слов не прозвучало, но младшие ученики, сегодня заполнившие зал школы-додзё до отказа, поняли всё верно. Собственно в ранг учеников их никто не возводил. Даже в ранг экзаменующихся. Это были просто дети. Часть из них, меньшая, отсеется сразу, чтобы заняться другими делами, но большая – останется. Всё же отпрыски самурайские. Им мечом владеть – что дышать.
Не любит болтать Дабацу-сэнсей, да и вообще говорить не любит. Бамбуковая палка поперек хребта завсегда понятнее. Но пуще палки боятся дети сурового взгляда старого наставника.
Шестьдесят восьмой год пошел наставнику, а школу свою он только два года держит. С тех самых пор, как был серьезно ранен при штурме крепости Одани. Где у старого Хамбэя до поры талант был спрятан, никто не знает. Талант особый – талант учителя.
Бойцов, подобных ему, среди воинов его возраста было много, точнее сказать – все они были мастерами меча примерно одного уровня, потому как осталось их совсем немного. У даймё Токугавы – всего человек с дюжину. Но лишь у одного Хамбэя за год-полтора юноши становились вполне сносными мечниками. А Хамбэй знай себе, построит в ряды, молчит, посвистит, покажет, опять посвистит, опять покажет. Глядишь, а ученик уже рубится вовсю.
- У каждого есть острый меч Тайа, и в каждом он пребывает в совершенной полноте,
-Опять подумал Хамбэй, и снова не сказал ничего вслух.
Правда, настоящих учеников, чтоб на них прозрение-саттори снизошло, чтобы пошли они вверх по ступеням мастерства, таких не было пока. Зато молодых крепких, умелых ратников, чтоб в строю биться-рубиться – как каштанов жареных по осени.
Именно за это и ценил старого мастера князь Токугава, по нынешним временам жизнь у хорошего меча гораздо длиннее, чем у руки, его держащей.
- Настоящий мастер свободен от страстей, дух его незыблем, как скала, – подумал старик. - Даже когда промелькнуло сомнение при размышлениях о смерти Черта-Гэмбы, нет причин колебаться. Барсуки, привезшие тела с места охоты, действительно не нашли тела бандита, убившего Чёрта, на теле у Чёрта нет других ранений, кроме смертельной раны от меча.
Меча, весьма посредственного, коли не разрезал ребра, а только смял и сломал два плавающих ребра. Действительно, не нашли и тела того парня, но нашли следы падения в воду. Речка там падает в пещерку и выходит на поверхность через четверть ри.
В пещере тоже ничего не нашли, правда, искали спустя два дня, но искали основательно. Одного из убитых опознали – известный бандит-ямабуси из клана Асахара, которого приговорили в смерти еще в прошлом году. Покончить с собой на его месте – самый лучший выход. Второго, что побежал, и получил стрелу в спину, не опознали, но он совсем мальчишка, лет семнадцать-восемнадцать. Нервы сдали.
Лишь тот, кого не нашли, жив он или мертв, мог бы пролить больше света, но его нет.
- Настоящий мастер свободен от страстей, но дух его свободен, подобно реке. – Подумал старина Хамбэй. Мастер не закостеневает и не останавливается ни на одном из суждений. Он знает, что глубина истины меняется по мере погружения вглубь нее.
Вчера был банный день. Старый привратник расстарался, банное помещение было приготовлено лучше некуда. Пар от лоханей стелился над глиняным полом, заставляя силуэты колыхаться, как водоросли в море. Родители трех лучших учеников текущего выпуска школы-додзё любезно приняли предложение и разделили со старым учителем и его новой воспитанницей, той, что спас Томоёси, этот радостный ритуал омовения.
Сидя в бочках-фуро, разливая в чарки подогретое сливовое вино и сакэ, провозглашая тосты и перекрикивая друг друга, мужчины и женщины были открыты и веселы. Один из гостей рассказывал, что далеко на западе, на материке, за страной Мин и страной Цинь, живут такие варвары, что моются редко, только раз в году, и самое главное – раздельно. Потому как считают, что в бане может случиться срамная любовь.
Ему не верили: каждому известно, что омовение – дело святое, наготы лишь безумец стыдится. Какой же тут срам, тем более любовь, на пустом-то месте. Вот очистимся, пойдем по городу гулять, к певичкам заглянем, симясен послушаем, выпьем-закусим, споем, может, кто кому приглянется, тогда уж… на что женщины назвали мужчин старыми собачьими хвостами и рассмеялись пуще прежнего.
А когда все из бани-то вышли, одеваться начали, тут-то Хамбэй и заметил одну вещь: все женщины повязали свои нижние кимоно-юката одинаково. Одинаково, то-то и оно!