Вторая глава
"Пять серий по десять книг! И всё одно и то же: погони, убийства, драки! На - до - е - ло! - возмущённо произнёс Дормидонт-Дарий, со злостью захлопнув ноутбук. - Сколько можно? - сорвался он на крик. - "Вот напишете еще одну серию, и пишите, что хотите", - перекривил он Буздяка. Как бы не так! Вам всё мало"! - у расстроенного писателя даже слёзы выступили.
Он сидел за столом, сгорбившись, тупо уставившись на клавиатуру. Затем устало провёл рукой по коротко остриженным русым волосам, потёр сначала щёки, давно не бритые, а потом, сняв очки, глаза, красные от долгих часов просиживания у монитора. Встав из-за стола, слегка размялся, прошёлся по кабинету, уставленному шкафами с книгами классиков мировой литературы. Дотронулся до золотистых и серебристых корешков, нежно погладил. Увидев, что на них полно пыли, вытер руки о спортивные брюки с вытянутыми коленками. Щёлкнул кнопкой электрической кофемашины, примостившейся на широком подоконнике, распахнул окно.
Со свежим воздухом, пахнущим ранним октябрём, в комнату влетели звуки шума одиноких авто и монотонное чухканье метлы. Город просыпался, и на улицах появлялись первые его гвардейцы - дворники.
"Петрович, - с нежностью произнёс Глупцов, как будто увидел родного человека. - Дворник может быть только Петровичем, кто бы сомневался?" - и широко улыбнулся, наблюдая, как пока ещё трезвый гвардеец ловко орудует своим оружием.
Красная, жёлтая, рыжая и местами ещё зелёная листва, раненная первым морозом, лежала у ног блюстителя чистоты и ждала своего часа быть сметённой в кучи и вывезенной прочь. Дормидонту стало жаль её.
"Пусть бы ещё полежала, порадовала взор... Гляди, паук бы сплёл из паутины не один узор..." - произнёс грустно писатель, почувствовавший себя вдруг поэтом.
Он уже давно разговаривал сам с собой. Друзей у хоть и молодого - тридцатилетнего, но робкого и стеснительного, да к тому же очень занятого писателя не было, любимой девушки - тоже, вся его жизнь проходила в написании книг, очень востребованных и продающихся. Но радости это уже не приносило. Чтиво оно и есть чтиво - никаких премий ему не вручали. Сняли, правда, один фильм, но режиссёр оказался полной бездарностью, и слава сценариста для Дария Донцова тоже не засияла. Да ещё сначала прототип его псевдонима возмущалась, что уже хотели сменить имя, но потом дела пошли в гору, и известная писательница, решив, что лишний пиар в виде подающей надежды литературной звёздочки ей не помешает, отстала.
С ненавистью посмотрел на серебристый гаджет с надкусанным американским фруктом. А ведь он мечтал писать о том, любовь к чему с детства привила ему мать: о прекрасных дамах и хранящих верность честных и бесстрашных кавалерах, о коварных предателях, которые обязательно будут покараны. Он был мечтателем с большой буквы и с очень доброй душой... И вовсе не кровожадный.
Вот его Анна Каренина не погибнет, а толпы мужчин будут штабелями укладываться на рельсы, отвергнутые прекрасной дамой, а она выберет самого достойного... И кот у него свой будет, не Бегемот, конечно, но очень умный, обаятельный и говорящий... А ещё он напишет об американской мафии, и намного круче, чем Марио Пьюзо... А ещё...
Дормидонт застыл, в глазах блеснул огонёк, затем другой, а через пару мгновений карие глаза горели синим огнём. Мужчина резко вдохнул полной грудью, распрямляя широкие худые плечи. Даже брюки, и те подтянулись на острых коленках, чувствуя ответственность момента.
Воодушевлённый какой-то явно новой идеей, Дарий-Дормидонт сел за стол, открыл ноутбук, заброшенный совсем ненадолго, и принялся печатать. В окно всё так же долетало монотонное чух-чух, чух-чух, но увлечённый новыми мыслями писатель уже не слышал этого...
продолжение следует...