Она сразу заметила их, на самодельном рыночном прилавке среди других вещей: подсвечников, солонок и всяких серебряных ложечек. Но предметов, что лежали рядом, она, хоть и была в очках, совсем не видела … Ёкнуло у неё сердце, словно родного человека повстречала. Она подошла и взяла их в дрожащие, озябшие внезапно руки. Перевернула..
- Добрые часы, новые, тикают справно, бери соби – або для чоловика! – обрадовалась незнакомая носатая тётка в зелёном цветастом платке, завязанном по самые брови.
На обратной стороне была надпись: «Отличнику боевой и политической подготовке» и подпись…
- Откуда?... Откуда у Вас эти часы? – спросила Генечка так тихо, что тетка и не расслышала её слов и протянула часы к продававшей...
* * *
На своём выпускном в понедельник она должна была выступать трижды. Во-первых, именно она - от имени всех 3-х десятых классов должна благодарить учителей и дирекцию школы – потому что никто в их школе не умел говорить так выразительно и проникновенно, и на таком правильном русском языке, как она. Во-вторых,- играть роль в школьном, специально поставленном по этому случаю спектакле о первых комсомольцах. И в-третьих, - петь в большом концерте целых три песни: одну украинскую и две – на еврейском.
Вот такой это был ответственный для Генечки вечер. Мама, конечно же, сшила ей по этому случаю платье. Шелковое, кремовое с оранжевыми осенними листиками. (Еще один отрез белого шелка был припасён в сундуке на случай Генечкиной свадьбы, но об этом было еще рано говорить). В пятницу примерила она это мамино платье и чуть не расплакалась. Во-первых, оно почти до щиколоток, во - вторых, какой там фасон? Ну рубаха шелковая – с пояском… Ни летящей юбки, ни кокетки, которая могла бы сделать хоть чуточку более женственной ее совсем детскую фигурку… ни вообще…
- Так, – сказала, Геня, подавив готовые брызнуть слёзки – завтра я поеду к Мирончику. Он писал, что в их приграничный поселок привозят вещи из Польши, может, я смогу там себе купить то, что хочу на выпускной вечер.
Мама в свою очередь попыталась не подать виду, что расстроена: она ведь так старалась для неё, так торопилась…
- Я понимаю, что ты хочешь Мирончика повидать. Я тоже его уже почти два года не видела. Он обещал скоро взять на пару дней отпуск, приедет – повидаемся.
- Мам, ну ты ведь не права. Ты пошила нормальное платье, хорошее платье. Я в нём обязательно поеду… подавать документы в педучилище. Но для концерта мне нужно другое… Мамочка! Ну, ты же не портниха!
Генечка кинулась обнимать маму и утирать её слёзы, тихо покатившиеся из темных глаз, ничем не останавливаемые.
- Ну раз ты так, я никуда не поеду... Хорошо. Буду выступать в этом…
- Нет, езжай уже. Мирончику хоть домашнее отвезёшь. Сейчас пойду, спеку чего-нибудь…
В субботу с большой сумкой гостинцев и чистого белья для Мирончика Геня садилась в автобус. Водитель оглядел её подозрительно;
- Скики тоби рокив, дивчинка?
- Симнадцять вже, - заулыбалась и покраснела Генечка.
- Та невжеж? А я думав, дванадцать! Ну раз симнадцять – то йды – сидай…
Приграничный поселок был весь зелено-красный. Не из-за пограничников. Вишня в том году уродилась рясно на редкость – ветки были усеяны сплошь. Но пока они красненькие – так красиво горят на бархатной зелени, ими только любоваться и можно, – не спелые. Еще пару недель надо, чтоб потемнели, как кровь, и хороши стали - на пироги и на вареники. А пока только шпанка и созрела – прозрачная, кислая и бестолковая. Ну, куда её? Разве что на компот…
Где Мирончика найти – люди Генечке подсказали: в военной части за воротами – возле орудий. Защитного цвета военная форма на нём очень ладно сидела и пилотка со звёздочкой, красненькой, как вишенка… Высокий, крепкий, с белоснежной улыбкой!!! Вот как так получилось? У одних и тех же родителей…
Конечно, он Генечку сразу обнимать кинулся. А его сослуживцы острить стали, что у него невеста – ребёнок совсем!
- Ребёнок, конечно! Только Генечка – никакая она не невеста! Сестренка, родная, чудная, дорогая! Что, разве не видно, как мы похожи? Только вот у неё голос такой певучий, а мне медведь на ухо… Споёшь нам, Генечка?
- Спою… потом.
- Ты почему телеграмму не дала, что едешь?
- Так я же это вдруг решила, что может, найду тут у вас на толчке платье путное себе на выпускной…
- Конечно же найдёшь, у нас тут толчок знатный, Всё из-за бугра привозят, из Польши! Такие вещи – фу ты ну ты! Правда, я там только один раз и побывал – никакого времени нет. Служба! Вот – гляди!
Он спрыгнул с камня, где стоял возле орудия, и протянул Гене что-то со стальным блеском… Геня не сразу разобрала, что это. Она была близорукой, а носить очки ни за что не соглашалась.
- Часы?!!
- Не просто часы, ты почитай-почитай, что на обратной стороне написано!
- «Отличнику боевой и политической…»
- Во! Видишь! Можешь гордиться своим братом! Наградные!
- Ну, ты молодееец!!! Так и не хвастайся! А когда мы на толчок пойдем?
- Теперь там делать нечего. Завтра – воскресенье, большой привоз с утра будет. А сегодня уже все порасходились
О том, что началось назавтра, все знают. Генечка едва успела на один из последних пустых эшелонов, отправленных на восток.
Сопровождавшие военные не хотели её с собой брать. «Не положено» - и всё тут. Еще и за ребёнка ответственность нести!
- Да не ребенок, я не ребёнок! – клялась им Генечка. У меня уже и паспорт есть. Вот смотрите!
И слушать не хотят, отворачиваются…
- Ну ладно, садись, коли большая, - усмехнулся, наконец, взрослый, усатый дядечка -старшина. – Будешь нам кашу в дороге варить.
- Еще и песни петь вам буду! – пообещала Генечка.
- Ну тогда – тем более!..
- Пой, сестричка, пой моя соловушка! – это было последнее, что она услышала от Мирончика, этими словами он с нею и попрощался…
Когда Геня с мамой и сестрой в сентябре 44-го вернулись в Шепетовку из эвакуации, городок трудно было узнать. Многие дома были порушены, мостовые – поломаны ржавыми танковыми гусеницами, ржавый бурьян в человеческий рост окружал многие хаты… Ой, сколько их тут - осиротевших – без стекол, с перекошенными крышами, с поломанными и разобранными на дрова заборами… Но главное – жители. Исчезло, будто стёрто черной тряпкой с доски, почти всё привычное еврейское население местечка, будто никогда там оно и не живало. Будто не в родной город вернулись они, а просто заехали кудысь, еще на одну чужбину.
Много воды за эти три с лишним года утекло. И на заводе Генечка поработала, и в госпитале, и в педучилище училась, как ей мечталось. И повсюду она пела. На заводе – станку, чтоб не засыпать, В госпитале – раненным, чтоб про боль свою забывали. Сестричке – чтоб засыпала скорее на голодный желудок. Маме – чтобы хоть чуть-чуть смягчалась суровая маска, не сходившая с её лица с тех пор, как не было у них вестей ни от отца, ни и от Мирончика… В педучилище – в хоре солисткой стала. И с тем хором они тоже пели - и в госпиталях, и на заводах… Как она могла посметь не петь?. Ей же это Мирончик наказал…
Прийти в себя было трудно. Документов на свой дом найти не могли, а без них им отказывали в прописке, хотя – вот же она старая прописка, стоит же тут - в паспорте. Пока что у соседа-учителя чемодан и узлы примостили… Надо куда-то было и маму положить, она так сдала за эту войну. За все годы от Мирончика ни письмеца – ни весточки. Отец хоть поначалу писал…
* * *
И вот тут вдруг эти часы...
Геня стала перед прилавком на колени, прямо на влажную после дождя глинистую землю!
- Титочко! Благаю! Не томить! Розповиси, будь ласка,
мени, що знаеш за мого братыка! – почти заголосила, запросила она на едва не забытом за эти годы украинском языке.
- Знаю... - сказала тетка. – Значит, он это был вин… А ты, значит, и есть Генечка?
- Что вы о нем знаете?
- Убили его немцы. Гнали разом со всеми. Тильки не вместе…
- Как это… разом - и не вместе?…
- А так – уси воны одягнени булы а вин и дивчина його – голи. Красыви таки… Як Адам и Ева. Без одягу зовсим. Вони йшли позадь усих… покарани…
- Наказаны? За что?
- За те, кажуть, що прыховала вона його. У себе на чердаци. А його – за те, що ховався… Кинув вин мени оцый годыннык. Прям сюди – у груды. Кинув тай гукнув: «Генечке отдайте!» Де вин його узяв?...У який кишени? Не знаю.. Та я вже думала, може, вы й не повернетесь сюды… хиба ж уси повертаються?...
- А мы вот вернулись… Давайте я вам за них заплачу!
- Не треба, – сказала тетка совсем глухим голосом. – Це твий годиннык. Бо вин так наказав…