Радостное «ку-ка-ре-ку» взорвало тишину летнего утра. Взлетев на тонкие жёрдочки, разнопёрые петухи наперебой приветствовали начало дня. «Ишь, как расходились» – подивился дед Кузьма, ёжась от сырого ветерка, что пробежал по телу приятной дрожью. Голубой туман широкой пеленой обволакивал деревенские постройки, из которого медленно выплывали крыши изб как морские корабли, постепенно обретая чёткие формы.
Залаял чей-то пёс на группу косцов, что спешили в зелёные луга, пока шелковая трава не потеряла сочность. За косцами плелись их юные отроки, протирая кулаками сонные глаза. На соседском крыльце возник Ефим с сыновьями. Шарик с визгом кинулся к ним, припадая на передние лапы. Отец дружелюбно потрепал верного сторожа за лохматый рыжий загривок и, закинув за плечо острую косу, скомандовал:
— Фролка, Стёпка, поспешайте за мною. Ну, а ты, Ивашка, ступай птиц кормить.
У дальней околицы приветливо улыбался веснушчатый подпасок Антошка. Просвистев в воздухе бичом, звонко щёлкнул о землю, тем самым напоминая деду Михею, что пора звать стадо на выпас. Дед запахнул свой короткий кафтан без застёжек и, затянув опояску, покосился на громко квакающих лягушек у пруда. «Как бы дождь не полил» – подумал он и, глянув в серое небо, призывно затрубил в рожок.
Кудлатый разношёрстный пёс запрыгнул на трухлявый берёзовый пень, виляя взлохмаченным репейником хвостом, и замер в ожидании. Когда-то его маленьким щенком приютил отставной солдат и почему-то дал странную кличку Флаг. После смерти хозяина пёсик прибился к местным пастухам и оказался на удивление очень толковым. Они хотели даже имя дать новое Дружок, но тот упорно не откликался. Стоило же крикнуть: «Флаг, вперёд!», мигом летел сплачивать животных, неустанно бегая весь день, за что и кормили его пастухи исправно.
Бабы окончили дойку и выводили из хлева скотину под кудахтанье глупых кур, что разбегались прямо из-под ног. Тучные коровы, протяжно мыча, важно ступали, а к ним боязливо жались телята, тыча влажными носами в тёплые материнские бока. Обгоняя их, неслись бараны и козочки. Из калитки бабки Анисьи высунулась коза Зорька и нехотя поплелась к быстро увеличивающемуся стаду, оглядываясь на длинную вереницу гусей. Те, гогоча, шли вперевалку к пруду, который атаковали серые уточки, крякая и бултыхаясь.
Солнце ещё не выглянуло из-за пригорка, а небо уже осветилось пунцовой улыбкой. Дед Кузьма прошёлся босиком по росистой траве до калитки, вдыхая цветочный аромат под щебет голосистых птиц и многозвучный хор деревенского стада. Этот хор не раздражал его, а вызывал в душе тихую радость. Животные, сплотившись в единое стадо, медленно двинулись в сторону лугов под звонкое щёлканье Антошкиного бича и лай четвероногого помощника Флага.
Бабы, грохоча вёдрами, потянулись к колодцу. Они набирали воду и делились новостями: кто родился, кто женился, у кого овца пропала, да у кого корова заболела. Поохав, что у кого-то плохо, а у кого-то «тфу-тьфу, не сглазить бы» хорошо, водружали на плечи тяжёлые коромысла и лебединой походкой расходились по домам. Мимо калитки проплыли две женщины. На изогнутых коромыслах висели вёдра, полные до краёв. Одна другой с озабоченным видом шептала что-то на ухо. Дед Кузьма, провожая их глазами, подивился: это какую же сноровку надобно иметь, чтоб судачить на ходу и ни капли не пролить!
Он вернулся к своей завалинке и поставил деревянную колодку для плетения лаптей. Заглянул в большой мешок, с приготовленным заранее лыком, и принялся, как обычно, рассуждать вслух:
— Нынче заказов много. Пожалуй, не успею за день. Не забыть бы для Дарьи и Алёнки, «вязовики» сплести. Просили срочно. Не понимаю, чего спешат? Так и не заметят, как молодость пролетит. Ну что же, пора и за работу приниматься.
Под звонкие трели птиц работалось легко, точно не лыко вязал, а лучики солнышка переплетал. Незаметно прохладное утро перешло в жаркий полдень, а полдень скатился к вечеру, располагая к приятному отдыху. В клубах дорожной пыли сытое и довольное стадо возвращалось домой, подгоняемое неусыпным сторожем Флагом. Скотина открывала лбом родные калитки и разбредалась по стойлам. Запахло свежим навозом и сладким молоком. Дед Михей, проходя мимо, уважительно приподнял соломенную шляпу над головой:
— Кузьма, как здоровьице?
— Да ничего пока, не жалуюсь.
В конце улицы появилась встревоженная бабка Анисья с хворостинкой в руках:
— Михей, где Зорька-то моя? Жду, жду, а её всё нет и нет! Может, увёл кто себе? Ведь она такая смирная, за кем хошь пойдёт.
— Смирная? — удивился дед Михей. — Да она в руки никому не даётся, а за ней глаз да глаз нужен. То в овраг заскочит, то на берёзе повиснет. Видите ли, листья ей слаще травы кажутся. Флаг пытался отогнать, да коза его так боднула – два часа пёс отлёживался. Ищи лучше, в чей огород забежала. С неё ведь станет.
Из-за соседнего плетня, толкаясь плечами, выглянули кучерявые внуки деда Семёна и дружно воскликнули:
— Бабка Анисья, мы живо отыщем её!
Все трое помчались по улице, сверкая голыми пятками. Заслышав отчаянный крик Зорьки, они повернули в сторону огорода бабки Маланьи, где росла белая сочная капуста, а у калитки спал полуслепой и глуховатый старый дворняга. Прибыв на место, они увидели, как хозяйка, задрав хвост козе-проказнице, хлещет крапивой, приговаривая:
— Я те враз проучу! Будешь знать, как по чужим огородам шастать!
Взревев от боли, Зорька помчалась к плетню, к той самой дыре, через которую попала в огород, да зацепилась рогами за прутья и застряла. Но возмущению бабки Маланьи не было предела. Настигнув бедную, ещё яростнее продолжила хлестать крапивой. Коза разнесла бы плетень рогами, не подоспев вовремя ребята.
— Бабка Маланья, отдайте козу!
— Забирайте! И чтоб духу её здесь больше не было! Кто мне теперь плетень поправит, а?
— Мы завтра с дедом Кузьмой всё починим.
Стёпка и Ивашка, легко перепрыгнув через плетень, начали сзади подталкивать строптивую козу, а Фролка, освободив рога от прутьев, потянул на себя, но та брыкается. Кое-как протиснули через дыру и погнали домой. Она же пройдёт шаг, встанет и мекает на всю улицу. Под хвостом-то незнамо как палит. Навстречу им уже спешила бабка Анисья, сердобольно приговаривая:
— Зоренька, милая! Где же ты пропадала? Пойдём, моя хорошая. Я молочко подою, соломку мягкую подстелю. Пойдем, животинка ты моя бессловесная.
Козу будто подменили, забыв о боли, молча побрела домой, помахивая хвостом. Пастухи, радуясь, что нашлась-таки коза, отправились в Николаев дом. По сложившейся традиции, жители деревни кормили их по очереди. Радушная хозяйка, накладывая полные миски наваристых щей да каши, не жалела масла да сливок. И заглядывая в глаза пастухов всё допытывалась: чем их намедни соседка потчевала, да у кого стряпня вкусней. Дед Михей и подросток Антошка, стуча громко ложками, наворачивали за обе щеки, говоря, что вкуснее её щей ничего не едали.
А в этот час по опустевшей улице к избе Кузьмы-лапотника бежали, смеясь, подружки-хохотушки: голубоглазая Дарья и черноокая Алёнка. Одна другой не уступала в буйной красоте и молодости. Перебивая друг друга, затрещали как сороки:
— Доброго здоровьица, дед Кузьма! Мы как дойку закончили, к вам побежали. А «вязовики» наши готовы?
Не успел ответить им, как схватили розовые лапотки и начали примерять. Алёнка же не найдёт одного – недоплёл его дед.
— Эка незадача. Подожди, Алёнка, чуток. Сей момент закончу.
— А мне спешить некуда, — ответила она и указала рукой в сторону. — Вон сосед ваш с балалайкой идёт и внучка его Груня... Дед Семён, а вы что-нибудь сыграете?
— Отчего же не сыграть таким красавицам!
Дед Семён сел на завалинку и, закинув ногу на колено, ударил по струнам. Услышав весёлые звуки балалайки, начали стекаться парни и девушки. Первым явился долговязый сын кузнеца Гришка. Не говоря ни слова, сунул в руки Дарьи атласную красную ленту и сконфуженно отвернулся. Девушка, краснея, поблагодарила за подарочек и тут же вплела в рыжую косу. Поймав завистливый взгляд Алёнки, ответила:
— Не завидуй, подруга. Когда Тимофей дарил тебе костяной гребешок, я же радовалась. Глянь, а вот и он явился!
Широко шагая, приближался сын мельника Тимофей, крепкий широкоплечий парень с густой тёмной шевелюрой на голове. За ним семенил неразлучный друг его, белобрысый щупленький Никитка. Дед закончил уже плести и отдал лапоть Алёнке. Затем достал из своего кармана любимую свирель и полились заливисто переливчатые рулады, вторя балалайке. Парни и девушки зашушукались, подталкивая друг дружку и ожидая, кто же первый ударится в пляс. Кузьма-лапотник, хитро подмигнув молодой публике, вернул в карман свирель и, охнув, хлопнул в ладони, топнул ногою и давай отплясывать:
— Звонче пой мне, балалайка,
Душу настежь распахни.
Буду я плясать вприсядку,
Петь частушки от души.
Внучка деда Семёна тут же выступила навстречу. Сероглазый Никита, выглядывая из-за спины Тимофея, одобрительно присвистнул. Груня, широко улыбаясь, повела круглым плечиком в сторону деда Кузьмы:
— Дед наш выдумщик известный,
Лапти с песнями плетёт.
Разбежались те по свету,
Кто наденет – запоёт.
Раскинув красиво руки, Груня начала плясать, задорно призывая девушек частушкой:
— Что, подружки дорогие,
Приуныли под окном?
Не стесняйтесь, выходите,
Вместе спляшем и споём!
Дарья, откинув за спину пышную косу с новым красным бантом, хитро подмигнула Гришке и выскочила в круг:
— Ходит Гриша по деревне,
Задирая кверху нос.
У колодца меня встретил,
До калитки вёдра нёс!
Гришка тряхнул копной русых волос и закружил вприсядку возле Дарьи, точно петух подле курочки:
— Как увижу я веснушки,
Замираю от любви.
Дарья, милая подружка,
Где берёшь их, мне скажи?
Дарья, бросив на ухажёра кокетливый взгляд, запела:
— Те веснушки мне дарует
Солнце щедро по весне,
Нежно ярким поцелуем
Оставляет на лице!
Не устоял от соблазна и Тимофей, пустился отплясывать с притопами да прихлопами по коленям, груди и пяткам, не отрывая глаз от красавицы Алёнки:
— Каждый вечер возле дома
У тебя я на виду.
Посмотри в окно, Алёна,
А иначе пропаду.
Алёнка же незамедлительно ответила ему звонким голоском:
— У окна я каждый вечер,
Матушке вяжу платок,
А сердечко так трепещет,
За околицу зовёт.
Тимофей, не сдерживая более тайных чувств, отчаянно топнул ногой и решительно выпалил:
— Чтоб покончить с этой драмой,
Свататься к тебе приду.
Выходи, Алёнка, замуж,
Позабудешь грусть свою!
Алёнка, вспыхнув ярким румянцем, выбежала из круга, стыдливо закрывая лицо рукавом. Дарья же, подперев бока кулаками, шутливо спела ей вослед:
— Коли ягодка созрела,
То её срывать пора!
Я на свадьбе буду первой
Петь до самого утра!
И как-бы ставя последнюю точку, Дарья топнула крепкой ножкой и замерла в такой красивой позе, что не восхититься просто невозможно. Дед Семён закончил игру на самой высокой ноте, затем почему-то отвёл Тимофея в сторону:
— Тимофей, я что-то не пойму тебя! Ты вроде жениться на дочке лавочника собирался?
— Это не я, а лавочник хотел сосватать меня за свою дочь. Даже сваху нанял по такому случаю. Но, слава Богу, не вышло.
— А что так? Он человек богатый, да и отец твой с мельницы барыш имеет. Деньги, как водится, к деньгам тянутся. Чего не сладились, а?
— Во всём эта сваха виновата. Вначале родителей моих к свадьбе склоняла, а потом рассказала, что лавочник с нечистой силой знается. Говорит, подумайте сами, как смог бедный пастух в одночасье разбогатеть и стать торговцем?
— Да-а-а. В жизни всякое бывает, но откуда она доподлинно знать-то такое может? Нет погоди, друг, тут что-то не вяжется. Небось, дочке лавочника нашла другого жениха, а вам плетёт незнамо что.
— То же самое и отец мой говорит, а матушка ему: «Не зря же слухи ходят, что лавочник душу чёрту продал».
Молодёжь, внезапно притихнув, прислушалась к разговору. Никитка приблизился к другу и, оглядываясь почему-то по сторонам, тихо произнёс, но так, что все услышали:
— Нынче утром моя матушка слышала у колодца, что поповский сын на дочке лавочника женится, свадьба уже назначена после Успения.
Дед Семён от новости такой аж вскрикнул:
— Ну, а я что говорил? Какая же пронырливая эта сваха. Попу угодила и лавочника уговорила! Небось, этот лавочник остался доволен, грехи-то теперь по-родственному ему поп отмолит.
Дед Кузьма покачал головой:
— По-родственному, Семён, не получится, ибо нет посредника между человеком и Богом, каждый свой крест несёт сам. Да и вообще, стоит ли нам об этом толковать, да время терять? Давайте я вам лучше сказку поведаю.
Все радостью оживились. Знойная жара спала уже, и с реки повеяло сумрачной прохладой. Птицы, устав за день петь и летать в поисках пищи, засыпали на соломенных крышах и ветках деревьев. Наступило время беззвучных танцев неутомимых светлячков, что засверкали жёлтыми всплесками, пронзая воздух крохотными молниями. Молодёжь же привольно раскинулась на травке и приготовилась слушать дедовскую сказку.
Сказка «Лоскуток»
Посреди синего моря стоял большой цветущий остров. Каждый житель на нём из поколения в поколение делал то, что завещал ему близкий предок. При этом все имели имена, указывающие на род их деятельности. Например, местного ткача звали Клубок Узелкович, его жену портниху – Игла Ножницевна, а сына – Лоскуток. Отец учил любимого сына ткать, а мать – шить, вязать и даже гладью вышивать. И всё-то у него ладно получалось, любо-дорого смотреть.
Как-то послала мать сына отнести шаль в подарок родной тётушке Кириллице Алфавитовне. Войдя в дом, мальчик увидел много книг на полках. Из любопытства попросил разрешения взглянуть. Открыл одну, а там сплошные закорючки да палочки нарисованы, открыл другую книгу – то же самое.
— Кириллица Алфавитовна, зачем так много палочек и закорючек нарисовано?
— Лоскуток, это буквы. Кто умеет распознавать их, тот многое ведает.
— Тётушка, а меня научишь этой премудрости?
— Конечно, дорогой племянничек. Приму за честь учить такого смышлёного мальчика.
Лоскуток быстро освоил грамоту и теперь приходил к родственнице, чтоб отдать прочитанную книгу и попросить другую. Мальчик вырос, но не бросил любимое занятие. Однажды наткнулся он на старинную книгу, что поведала ему: куда уходит солнце жаркое, кто зажигает звёзды частые, почему луна каждый месяц рождается, а моря той луне подчиняются. Но больше всего заинтересовало его, что есть на земле Чудотворец, который совершает чудеса, как малые, так и великие.
Загорелся хоть одним глазком взглянуть на творения его. Начал в путь собираться. Отец недовольно брови нахмурил:
— Ох, напрасно, сынок, будешь землю топтать да горе мыкать. Не верь этим книгам, их пишут люди, а они ошибаться могут.
Слова его подхватила матушка:
— Отец тебе правильно говорит! Одни неприятности от этих книг! Лишь время отнимают, потом думы в голову лезут, спать не дают. Женился бы лучше на Сдобушке, дочке мельника. Давно по тебе сохнет. Семью бы завёл, детей народили, а я нянчить бы стала.
Лоскуток, взмолившись, упал к родительским ногам:
— Матушка, батюшка, отпустите меня подобру-поздорову. А коли не отпустите, всё равно сбегу! Сил нет, как хочу увидеть Чудотворца. А со свадьбой успеется ещё.
Вздохнул тяжело Клубок Узелкович:
— Ну, что с тобой поделаешь, ступай уж, с Богом.
Сплёл отец сыну прочные лапотки-теплушки, которым износу нет. К каждому лаптю по хрустальному камушку прикрепил, чтоб дорогу в ночи освещали. Мать удобную котомку связала, в неё каравай положила, что Сдобушка в дорогу испекла. Кириллица Алфавитовна на руке племянника красный шнурок на семь узелков крепко завязала да предупредила:
— Как узелки развяжутся, знай, что пред тобой Чудотворец стоит. Да не забудь спросить: где паства его?
Родители благословили сына и зашагал тот по травам муравчатым через поля цветущие, по дорожкам нехоженым через леса зелёные, по крутым тропинкам через горы высокие. Встречая путников, о Чудотворце расспрашивал, но никто ничего не знал о нём, лишь один человек показал рукой в сторону реки и сказал:
— Там за рекой в ближайшей деревне живёт бондарь Жбан Дубович. Говорят, что по ночам у него какие-то чудеса творятся.
Переплыл Лоскуток через небольшую речушку и поспешил радостным шагом к деревне. Видит, у крайнего дома молодой мужчина кадку мастерит.
— Скажи-ка, бондарь, где найти мне Жбана Дубовича?
— Я Жбан Дубович. А ты за товаром пришёл? — и, не дожидаясь ответа, начал перечислять, — есть у меня ушаты, лагунки, ведра, коромысла. Вот кадка дубовая, в ней солонина надолго аромат сохранит.
— Нет, бондарь, не покупать я пришёл, а разузнать, что за чудеса у тебя происходят.
— Любезный юноша, какие чудеса? На свете нет несчастнее меня, ибо лиха беда у дверей стоит да насмехается. Всю душу мою наизнанку вывернула.
— Так расскажи, глядишь, и полегчает.
— Ну, слушай. Женился я на дочери садовника красавице Лилии Пионовне и зажили мы в любви и согласии, одно расстраивало – детей Бог не дал. Заметил я как-то, что жена на болото ходит и лягушек ловит. Кожу сушит, в порошок перетирает и в козий рог ссыпает. Спрашиваю, зачем – молчит. Вдруг ночью собралась тайком и за дверь, я тихонько за ней. Пришла она в лес и у перекрёстка троп лягушечий порошок из козьего рога сыплет да бормочет что-то. И тут появился мужик лохматый в рваном кафтане, вывернутом наизнанку. Жена ему каравай с солью подает и просит ласково: «Отведай, Леший, мой хлебушек, да выслушай просьбу сердечную. Знаю я, что ты у нерадивых матерей детей похищаешь, да в люльке качаешь. Дай мне одного. Я бы домой его принесла, да родным нарекла», а Леший отвечает: «Для тайного сговора одной приходить надобно, а ты кого привела?» «Клянусь, одна пришла!» Захохотал тот и огромной ручищей одним махом вытащил меня из кустов и прижал к осине. Верёвку за сук зацепил и петлю на шее наладил. Чую – конец пришёл. Кинулась жена умолять, не убивать меня, а он ей: «Раз просишь, отпущу, но за это жить тебе в моём лесу и света вольного бояться». И глаза свои огненные на неё таращит да манит, как змея лягушку, нашёптывая: «Жить-бояться, жить-бояться». Потом дунул в лицо и закрутилась она волчком, покрываясь длинной овечьей шерстью.
Жбан Дубович смолк в печали, а Лоскуток, не выдержав долгого молчания, спросил:
— И что же дальше?
— Леший исчез, а я взглянул на жену-чудище и в ужасе наутёк домой. На третий день лишь осмелился в лес пойти, а чтоб Лешего случайно не встретить, всю дорогу твердил: «Чур-чур, меня!» Вдруг вижу: в плакун-траве чёрная спина с длиной шерстью виднеется. Позвал: «Лилия Пионовна». Подняла она голову и заблеяла как овца, но испугавшись света дневного, голову в землю упрятала. Так и вернулся ни с чем. Теперь слышу в безлунные ночи, как несчастная: то блеет, то меня по имени зовёт, я же на крыльце стою, в кромешную тьму смотрю, шага шагнуть не смею, а моя жена из леса ступить не может. Как свет забрезжит, бежит голову в траву прятать. Сердце моё на части разрывается – обличье её хоть и звериное, а душа-то - человеческая.
Лоскуток, сочувствуя несчастному, вспомнил, что когда-то читал о волшебных чарах Лешего, и радостно воскликнул:
— Жбан Дубович, я знаю, как можно освободить её от этого чародейства. Тебе надобно нарвать чертополох с полынью. Связать шаль из травы и в ночь новолуния набросить на жену со словами: «Шаль чудесная моя, уничтожь все чары зла». Тогда станет она прежней.
— Любезный юноша, я не умею вязать шали.
— Так я свяжу!
— Спасибо, дорогой! Знать, услышал Бог мои молитвы.
Вместе они нарвали траву. Замочили в чистой реке, затем в соленой воде. Отбили стебли осиновыми палками, расчесали берёзовыми гребнями, а из мочала свили крепкие нити. Руки изранились о шипы чертополоха, одежда пропахла горькой полынью, но никто из них не замечал этого. Лоскуток связал шаль и отправился с бондарем в глухой лес, нарвав по пути свежие ветки рябины, чтобы уберечься от нечистых сил Лешего. Камушки-хрусталики, что на лапотках юноши были, освещали тропинку.
Вскоре нашли, где Лилия Пионовна прячется, и сели в ожидании. Ровно в полночь бедная подняла из травы свою косматую голову и глаза её зажглись безумным огнём. Увидев мужа, кинулась с диким воплем к нему, но Жбан Дубович не растерялся и вмиг её накрыл шалью со словами:
— Шаль чудесная моя, уничтожь все чары зла!
Внезапно завыл тоскливо ветер, зашумели ёлки шишками, заскрипели трухлявые пни высохшими корнями – это лесной Леший пытался запугать непрошеных гостей. Но Лоскуток и бондарь, размахивая ветками рябины, неустанно твердили: «Чур-чур, нас!», не давая ему приблизиться. В то время лохматая овца-чудовище как подкошенная упала к ногам мужа, сотрясаясь всем телом. Не прошло и минуты, как поднялась с сырой земли прежней красавицей. Огонь безумства исчез из глаз, а Леший, видя свою беспомощность, как будто провалился сквозь землю.
Обняла жена своего любимого, обливаясь горючими слезами, и поведала о жутких страданьях в лесу: как голову зарывала в землю и видела страшные грехи человеческие, а когда глаза поднимала к свету, ярый огонь так палил тело, будто в костре жарилась. Жбан Дубович утешал её как мог.
Ночь уже отступила и сквозь деревья замелькали первые лучи солнца, но Лилия Пионовна не испугалась их, а обрадовалась. Супруги поблагодарили юношу за оказанную помощь и позвали в гости. Лоскуток не смог отказать радушному приглашению. Хозяйка сладких пирогов напекла. Досыта накормила, да ещё в котомку на дорожку положила. Бондарь на прощание подарил деревянную рыбку, украшенную тонкой резьбой:
— Возьми, друг, эту затейливую вещицу в знак благодарности. Повесь на шею и пусть она станет тебе оберегом.
Лилия же Пионовна протянула горстку семян и сказала:
— Лоскуток, эти семена душицы имеют волшебную силу. Как посадишь их в землю, сразу вырастут цветы, что от многих недугов исцелить смогут.
Поблагодарил тот за ценные дары и о отправился дальше.
Минул год. Сколько дорог прошагал, скольких людей повидал, сколько рассказов выслушал, но о Чудотворце так ничего и не узнал. В столичном городе встретил двух ярко разодетых друзей-портных – Напёрстка и Шейпори с важными лицами.
Лоскуток спросил, не ведают ли о чудесах каких, на что Напёрсток ответил:
— А ты разве не слышал, какие чудеса случились при дворе Повелителя Второго?
— Нет.
— Давеча наша королева Розалия проводила бал-маскарад, где каждый изображал цветок. Сама она блистала в платье в виде розы, а король щеголял в костюме гордого нарцисса. Все приглашённые изощрялись, как могли: кто кувшинкой был, кто тюльпаном. Один предстал даже пушистым одуванчиком с торчащими во все стороны белыми зонтиками. Розалия высмеяла его за вычурный наряд. Все дружно захохотали, указывая пальцем на него. Тот, чтоб отомстить за свой поруганный костюм, переоделся в одежду пчелы, в коих были слуги, и поднёс королеве розу редкостной красоты да бокал с медовым напитком. Она выпила его и вдохнула аромат цветка и с того момента не чувствует никакие запахи. И оттого с каждым днём её настроение ухудшается и весёлые балы устраивать больше не желает.
— Уважаемый, Напёрсток, какое же это чудо? Королева просто заболела.
— Король так же думал и позвал придворного лекаря. Тот утренней росой ей нос кропил, сладким эликсиром поил, зажжённой свечой у головы водил, да всё напрасно. Пророчица Комета Плутоновна глянула на звёзды и сказала: «Это проделки злого колдуна, который дал ей розу, пропитанную ядом. Чутьё вернётся королеве, ежели она в день полнолуния три раза выйдет к народу в разных нарядах, украшенных цветами. Только сшить их обязан не королевский портной, а три мастера, что явятся во дворец ровно в полдень за неделю до полнолуния».
Шейпори, перебив своего друга Напёрстка, взволновано продолжил:
— А нынче, Лоскуток, тот самый день, когда должны явиться портные! Но вот беда, нас только двое.
— Так может, я на что сгожусь. Мне приходилось шить и даже вышивать.
— Какой же ты мастер, коли себе красивую одежду пошить даже не можешь? Ходишь в простом кафтане да холщовых штанах с лаптями.
Шейпори, красуясь своим щегольским кафтаном да кожаными сапогами, не ведал, что Лоскуток обычно не для себя, а больше для других старался. Юноша на колкие слова насмешника лишь улыбнулся и весело ответил:
— Не одежда красит человека, а дела его.
Ровно в полдень их встретил королевский портной Фрак Цилиндрович. Он не хотел Лоскутка впускать, ибо не внушал доверия, но зная, что их должно быть трое, разрешил войти. Однако предупредил: коли платье не по нраву станет, выпорет на площади перед всем народом. Затем указал на рабочие места и строго напомнил:
— Вам отведено семь дней. Вы уж постарайтесь закончить работу вовремя да смотрите, платье должно не только восхищать королеву, но и волновать запахами. И не забудьте про цветы!
Фрак Цилиндрович отмерил каждому по их желанью ткани и выдал драгоценности. Затем аккуратно записал всё в расходную книгу и с любопытством стал наблюдать за работой сельских мастеров. Защелкали ножницы и засверкали иголки в руках, ловкие пальцы без устали сшивали утончённые детали.
Напёрсток вышил на алом платье красивый орнамент золотыми нитями. По кайме разбросал кровавого цвета рубины, закрепил большой бант на талии гранатовою брошью и в дополнение ко всему сшил длиннополую шляпу, украсив живыми розами.
Его друг Шейпори раскинул на белом платье серебряные узоры, где каждая завитушка сияла алмазом. Из тончайшей ткани вырезал лепестки фиалок и, сложив их в букетик, прикрепил к бюсту. Сшил ещё круглую беретку, к ней сплёл витиеватой вязью тонкую вуаль, и смастерил веер, не забыв побрызгать заморскими духами.
Лоскуток же сначала высадил в землю под окном мастерской семена душицы, что подарила ему Лилия Пионовна, и принялся за работу. Он шил и вспоминал родную солнечную полянку, где гулял с невестой Сдобушкой. Поэтому неожиданно для себя вышил на нежно-голубом платье цветочный луг, разноцветных бабочек и дивных птиц, где каждая пташка держала в клювике розовую жемчужину. А из нежных полевых цветов сплёл венок.
Настал знаменательный день полнолуния. С утра палили пушки, созывая всех на дворцовую площадь. Люди целыми семьями спешили видеть чудо. На троне в окружении придворных сидел Повелитель Второй и с нетерпением ждал выхода супруги. Лишь появилась госпожа, как народ сплотился ближе к сцене, чтоб лучше наблюдать шикарные наряды. Королева показалась в элегантной шляпе и красном платье строгого покроя с огромным бантом на талии. О, как она изящна и стройна! Даже печальный взгляд не унизил её высокомерие! Все ждали чуда. Напёрсток протянул большой букет из алых роз, но Розалия не ощутила их аромат и молча удалилась.
Толпа разочарованно вздохнула.
Вскоре их высокочтимая госпожа появилась в белом пышном платье с множеством оборок. На голове кокетливо сидела круглая беретка, а лицо надёжно скрывала тонкая вуаль, в руках же трепетал изящный веер. Все с умилением глядели на неё и терпеливо ожидали чуда. Шейпори ей подал букет фиалок, но их волнующий запах тоже не тронул королеву.
Толпа взволновано загудела, но не теряла последнюю надежду.
Настало время третий показать наряд. Люди, затаив дыханье, наблюдали, как Розалия величественно ступала в роскошном голубом платье. Подол благоухал зелёным лугом и кланялись головками цветы от каждого движенья ткани. Из-под копны её рыжих волос, украшенных венком, струился шлейф небесного цвета, на котором порхали вышитые бабочки, а милые пташки, казалось, вот-вот защебечут, рассыпая из крохотных клювиков жемчуг. Послышались восторженные крики:
— Великолепно! Браво! Превосходно!
Лицо королевы осветила нежная улыбка. Лоскуток, преклонив колено, преподнёс букет душицы. Для важной госпожи такие цветы считались сорною травой, и потому она очень осторожно поднесла их к носу:
— О, боже! Я чувствую их чудесный аромат!
Из толпы с радостными криками полетели сразу же на помост розы и тюльпаны, полевые васильки да белые ромашки и много разных ещё цветов, названия которых Розалия и не знала. Она улавливала аромат каждого цветка и заливалась весёлым смехом.
Народ ликовал, громко восклицая:
— Свершилось чудо!
Повелитель Второй немедля наградил портных, вручив Лоскутку мешочек с золотом, а двум приятелям по мешочку с серебром. Юноша стал прощаться с Напёрстком и Шейпори, а они важность напустили. Не подав руки ему, отвернулись – не по нраву, что не им достались золото и слава. А тот, не обращая внимания на лютую зависть друзей, пошёл зелёным лесом по крутому берегу реки в поисках Чудотворца.
Добрался до высокого ущелья и глянул на горные просторы, размышляя, в какую бы сторону отравиться. Внизу пенились быстрые воды, омывая острые камни, а над ними тянулся длинный шаткий мостик, ведущий к цветущему лугу. Но близкий вечер нагонял уже тьму и клонил ко сну, да и ноги порядком устали. Решил, что утром одолеет опасный переход. Лёг под деревом на ковёр из мягкой травки и, укрывшись тёплым ветерком, погрузился в беззаботный сон.
Лишь только ночь глубокая настала, подкрались к нему Шейпори и Напёрсток и выкрали золото, а самого бросили с моста в бурлящую реку. Уходя, даже не пожалели о содеянном. Не ведали они также, что у Лоскутка был чудесный оберег. Как только упал он в воду, деревянная рыбка ожила и достигла огромных размеров. Подхватила юношу на спину и понесла, обходя опасные пороги. Под утро выбросила его на песчаный берег и растворилась в воде, будто её никогда и не было. Встал юноша на ноги и осмотрелся.
Видит, далеко вдали на зелёном цветущем лугу пасутся овцы с баранами, да слышит, как кучерявый пастушок весело играет на дудочке. Лоскуток почувствовал, как развязался на руке его красный шнурок, что повязала Кириллица Алфавитовна, и скатился на землю. «Неужто этот черноглазый смуглый мальчик и есть Чудотворец?» Не успел он и подумать, а пастушок уже рядом стоит, не сделав при этом ни шагу. Не веря своим глазам, спросил его юноша:
— Неужто ты Чудотворец?
— Да.
— Ну, коли так, то покажи мне чудо.
— А разве ты не видел чудо, когда Лилия Пионовна освободилась от колдовских чар Лешего? А не чудо ли, когда королеве Розалии вернулось потерянное чутьё? И не чудо ли, что упав с большой высоты, ты не разбился о камни, не попал в водовороты бурной реки и обошёл опасные пороги?
— Какие же это чудеса, мальчик? Про Лешего и его чары я в книгах прочитал. Про траву душицы мне Лилия Пионовна поведала и даже семена подарила, а в ущелье просто повезло. Упал на огромную рыбину, и та вынесла меня на берег. Я же хочу видеть настоящие чудеса.
— Тогда, Лоскуток, зачерпни три раза воду из реки да посмотри, что твои ладони расскажут.
Лоскуток зачерпнул руками прозрачную воду и видит картину, как Жбан Дубович мастерит люльку детскую, а Лилия Пионовна кормит грудью дитя малое и ласково поёт колыбельную. Вода просочилась сквозь пальцы и видение исчезло. Зачерпнул второй раз, возникла другая картина. Королева Розалия босиком по росе гуляет и, радостно напевая песни, из ромашек красивый венок плетёт. Но и это видение быстро ушло вместе с водой. Третий раз зачерпнул из реки, и появилась уже Кириллица Алфавитовна с раскрытой книгой старинной. Подняв указательный палец вверх, напомнила ему:
— Лоскуток, не забудь спросить у Чудотворца: где паства его?
Видение пропало, а юноша никак не мог уразуметь, как же руки его говорить могли, да ещё живые картинки показывать:
— Ох, и удивил ты меня, Чудотворец! Скажи кому, ведь не поверят! Но интересно мне, где паства твоя?
— Да вот она – на поляне.
— Я вижу только овец и баранов, а где люди?
— Так это и есть люди, только в бараньих и овечьих шкурах. Я веду их по пескам сыпучим, по болотам зыбучим, через крутые горы в заснеженные долы. Нынче моё стадо пополнится ещё двумя баранами.
Пастушок ударил хлыстом о землю и перед ним появились Напёрсток и Шейпори. Лицо у Чудотворца потемнело от ярого гнева, и тело стократно увеличилось, и голос прогремел словно гром небесный:
— Кто зло творит, тот должен быть проучен!
С первым ударом хлыста сверкнула молния, затем беспросветный мрак окутал землю. Со вторым ударом хлыста друзей-портных объял кольцом ярый огонь. После третьего удара на них с неба обрушился поток ледяной воды. Огонь потух, ливень прекратился и между рваных туч выглянули солнечные лучи, озарив землю, но вместо Напёрстка и Шейпори уже стояли два барана. От такого жуткого зрелища захолонулась душа у Лоскутка, ибо в один миг он познал тайную силу, что людскому глазу невидима.
Чудотворец опять принял образ маленького пастушка и, невинно улыбаясь, молвил юноше:
— Лоскуток, возьми свой мешочек с золотом и отправляйся с миром домой, а мне пора вести баранов и овец учиться праведности и смирению.
Заслышав весёлую мелодию на дудочке, овцы и бараны сбежалось к мальчику в стадо, раболепно склоняя перед ним кучерявые головы. И новоиспечённые два барана тоже склонились, затем молча отправились вслед за тем, у кого за спиною тянулся длинный грозный хлыст.
Лоскуток, провожая их взглядом, положил в холщовую котомку мешочек с золотом, что украден был у него ночью, и только сделал шаг, как снова чудо – оказался у себя дома. Отец и матушка от счастливой растерянности не знают, куда сыночка усадить да чем накормить, но тот, любезно раскланявшись им, поспешил к любимой невесте. Сдобушка обрадовалась долгожданному жениху. Сразу за стол усадила, сладкими пирогами накормила, затем ласково спросила:
— Лоскуток, видел ли ты Чудотворца?
— Видел, Сдобушка!
— А чудеса он тебе показывал?
— Показывал, Сдобушка, как большие, так и малые. Теперь я знаю, что добрым людям Чудотворец помогает, а кто неправедно поступает – тот ходит в бараньей шкуре, пока не исправится.