1. Предматчевая интрига. Поздним вечером 17 марта 1976 года мне позвонил Рома Эфендиев.
- Я тебя узнал, - насмешливо заметил я, - можешь не говорить через платок или тряпочку и не менять свой несолидный дискант на более приемлемое контральто. В следующий раз, когда тебе захочется поиграть в Джеймса Бонда, Ромик, позабудь о любимых тобою некоторых междометиях и служебных словах.
- Поговори ещё у меня! - обиделся Рома. – Помнишь, какой завтра день?
- Ну как же, конечно, - успокоил его я. - Завтра День Парижской коммуны.
- Издеваешься? - в результате внезапного раздражения носоглотки звонившего, - не исключено, что на нервной почве, - трубка в моих руках засопела и чихнула.
- Будь здоров!
- Завтра тебе будет не до шуточек, Лаша. Или вы сдаёте нам игру, или возвращаетесь домой в синяках и ссадинах.
- Ах, как страшно! Честно говоря, мне больше по душе третий вариант.
- Это какой же?
- Вы сдаёте нам игру и сами возвращаетесь домой в ссадинах и царапинах.
Выругавшись почему-то по-армянски, что Рома делал в исключительных случаях, он пренебрежительно захихикал и невежливо бросил трубку.
Взглянув на бездушные часы, уже готовые заставить простуженную кукушку прокуковать одиннадцать раз, я набрал номер телефона Шамсиевых.
- У тебя бессонница? - равнодушно поинтересовалась Солмаз.
- Братишка дома? - вкрадчиво спросил я.
- Почивать изволят, - вздохнула Солмаз и твёрдым голосом добавила: - Велели не беспокоить.
- Скажи ему, что дело касается корзины и мяча. Он сразу же побеспокоится.
- Ладно.
Зевнув в полный голос, Наджаф прорычал в трубку:
- Кто это?
- Разве Солмаз тебе не сказала? - возмутился я, уходя от охрипшей кукушки в соседнюю комнату вместе с длинным телефонным шнуром.
- Она сказала, что звонит какой-то дебил, и я сразу же подумал об Эфендиеве, - Наджаф снова зевнул, на этот раз более скромно. - В чём дело, Лаша-джан?
- Я всего лишь баскетболист, а завтра нам может понадобиться помощь представителей других видов спорта, - зевота передалась и мне, но перед этим я ухитрился напомнить Наджафу: - Завтра финал.
Наджаф задумался, а поскольку предавался он этому занятию весьма редко, у меня появилась надежда, что он своими основательно отдохнувшими мозгами что-нибудь да надумает.
- В котором часу игра? - спросил он тоном, каким, вероятно, великие полководцы назначали время начала решающих сражений.
- В одиннадцать, - сказал я, возвращаясь к часам с кукушкой. - Завтра хоть и четверг, но нас освободили от занятий.
- Ровно в одиннадцать я, Шадреван и Хачапур будем в спортшколе, - от этих слов Наджафа у меня прямо мороз прошёл по коже, но я всё-таки смог кое-как выдавить из себя:
- Хачапур?.. Ты думаешь, Наджаф, всё так серьёзно?
- У этого пидора Эфендиева всюду дружки, правда, такие же мямли, что и он, но они, как шакалы, берут количеством. Не волнуйся и ложись спать: как-никак тебе надо соблюдать спортивный режим.
- Передай Солмаз, что я не дебил.
- Сам знаю.
- Ты всё-таки передай.
2. Суть интриги. Борьба за первенство района разыгралась нешуточная, а наша команда, хоть и не числилась поначалу в лидерах, преподнесла самый главный сюрприз турнира, набрав столько же очков, сколько бесспорный фаворит турнира - школа, ведомая своим долговязым капитаном Ромой Эфендиевым. После этого матча в судейском корпусе возникли небольшие разногласия: и мы, и «львы» набрали одинаковое количество очков при лучшей разнице забитых и пропущенных мячей у нас, однако во встрече между нами победили всё-таки они, поэтому пришлось обратиться к «Положению о проведении районных, городских и республиканских соревнований по баскетболу среди юношей», в котором чётко указывалось, что в случае равенства очков чемпиона должен выявить дополнительный матч, который и был назначен на четверг, 18 марта 1976 года, поскольку в воскресенье уже начинались городские соревнования и нам срочно надо было выявить победителя.
В первый же игровой день у нас возникла небольшая стычка с ребятами Эфендиева, которым не понравились мой «наглый взгляд», моя комплекция и, наконец, некое подобие усов, что будущим специалистам по геронтологии показалось подозрительным и они, словно присутствовали в полном составе при выдаче мне свидетельства о рождении, в один голос принялись утверждать, что мне не пятнадцать, а шестнадцать лет. Конфликт был улажен в судейской коллегии, но Эфендиев всё равно утверждал, что мои документы подделаны. В переводе с ненормативной лексики на обычную, его единицу речи можно было бы перевести так: «Мы тебя выведем на чистую воду и вашей команде зачтётся поражение».
3. Действующие лица и исполнители. Команда нашей школы (неофициальное название «красно-синие» объяснялось весьма прозаически, но об этом ниже):
1. Гия Кутателадзе, капитан, центровой, рост 182 см. Сутулый, немного склонный к полноте, с круглым, добродушным лицом. Любимая фраза: «Этого я им никогда не прощу» ( но, как правило, прощал).
2. Жора Студеникин, нападающий, рост 177 см. Молчаливый блондин с голубыми глазами. Мама Жоры работала прядильщицей на трикотажной фабрике, благодаря чему мы имели хоть и не очень элегантную, но весьма прочную форму: синие трусы с красными полосками по бокам и красные же майки.
3. Фарид Гусейнов, разыгрывающий, рост 175 см. Рыцарь без страха, но с упрёками, главным образом, от судей. Фарид не любил судей, а судьи не любили Фарида, поэтому редко в каком матче он покидал баскетбольную площадку без трёх-четырёх персональных замечаний.
4. Самвел Мартиросян, защитник, рост 180 см. В розовой юности ходил в секцию бокса и иногда занимался им во время баскетбольных матчей, за что и был зачислен в команду «красно-синих». Прозвище: «костолом». Любимое выражение, произносимое им всегда очень задумчиво: «У меня что-то руки чешутся».
5. Лаша Мирианашвили, ваш покорный слуга, защитник, рост 184 см. Прыгает выше всех, но проблемы с бросками в корзину соперника. Известен спокойствием и выдержкой, но порой срывается. В одном из матчей был удалён с площадки за подножку судье.
Тренер: Анатолий Васильевич Головин. Морщинистое лицо, красный нос. Большой знаток баскетбола и большой любитель выпить. Любимая фраза, с которой он часто обращается к игрокам и тренерам соперников: «Это баскетбол, а балетная школа - на Плеханова».
Болельщики:
1. Наджаф Шамсиев, старше нас на год, высокий, плотный, один из авторитетов «убана»(района). Из тех, про кого говорят: у него было столько силы, что об уме спрашивать боялись.
2. Гела Шавдия, «Шадреван» («Фонтан»), приятель и ровесник Наджафа, с увлечением предающийся гигиеническому занятию купать в фонтанах жертв его сложного характера, любимчик районного отделения милиции. Обладатель (как уверяет он сам) чёрного пояса каратэ и (как хорошо известно нам) чёрного юмора.
3. Гизо Схиртладзе по кличке «Хачапур», съел как-то на спор в подвальчике вод Лагидзе на Руставели восемь с половиной аджарских хачапури, с тех пор хачапури не ест. Друг и единомышленник Шадревана. Несмотря на солидный возраст (восемнадцать лет) числится в десятом классе. Девиз в учёбе: «тройка и здоровье», девиз во всём остальном: «синяки лучше не оставлять».
Болельщицы:
1. Цира Микеладзе, наша с Гией одноклассница (кстати, остальные члены команды «красно-синих» учатся в параллельном классе). Цира очень красива, но, как ни странно, довольно умна. Относится ко мне с уважением, потому что я единственный представитель мужского пола в классе, который ещё не признался ей в любви, что с лихвой компенсирует, - правда, с переменным успехом, - мой друг Гия Кутателадзе.
2. Лолита Петросян, черноглазая красавица из параллельного класса, несдержанная на язык, но сентиментальная в душе. Кроме некоторых избранных, - среди которых игроки нашей команды в полном составе, - мальчики, юноши, парни и мужчины обходят её стороной, зная непростой характер «костолома» Самвика, по одному ему известным причинам считающего Лолиту своей девушкой.
3. Солмаз Шамсиева, наша с Гией одноклассница, вот уже два года делающая вид, что на дух не переносит меня (у меня стаж побольше: три года), сестра Наджафа, с которым они похожи разве что смуглым цветом кожи. Ласковые слова: дурак, дебил, дегенерат. Неласковые фразы начинает со словосочетания «мой милый». Её, пожалуй, можно было бы назвать стройной, если бы она чуть прибавила в весе, однако съедая за столом ничуть не меньше меня, она остаётся худой, как маленькая веточка-отросток. Глаза пугающе-загадочны и хрестоматийно черны.
4. Команда молодости нашей. Окунувшись в изморозь холодного мартовского утра, я вышел из дому с тяжёлым сердцем, и мне ничуть не полегчало, когда я встретил на углу Нариманова и Горгасали Жору Студеникина.
- Слышал уже насчёт Толика? - мрачно спросил он. - У него, оказывается, бабушка умерла, сегодня похороны, так что прийти он никак не сможет.
- Как же мы будем играть без тренера? - вслух подумал я.
- Придётся, - вздохнул Жора. - Минутные перерывы пусть берёт капитан, больше ведь некому. Вот, и Самвел идёт, давай подождём его.
Рукопожатие Самвела было крепким, взгляд целеустремлённым, фраза «у меня что-то руки чешутся» особенно многозначительной. Известие о моральной, и не только, поддержке «красно-синих» со стороны таких признанных авторитетов района, как Хачапур, Шадреван и Наджаф, вызвало у него одобрительную усмешку. Когда подошли Гия и Фарид (они жили по соседству друг с другом), я рассказал всем про вчерашний разговор с Ромой Эфендиевым.
- Пусть только сунутся, - грозно заявил Гия. - Мы-то знаем, что ты никого не обманываешь с твоим возрастом.
- Хачапур им дату твоего рождения на лбах отпечатает, - задумчиво произнёс Фарид.
- Да так, - развил тему Самвел, - что они и о собственных днях рождения позабудут.
Хачапур, Шадреван и Наджаф сидели на скамеечке в школьном саду. Насчёт Толика они уже знали - им кто-то сказал.
- Я считаю, - глубокомысленно изрёк Наджаф, - что вашим тренером на сегодняшний день должен стать Шадреван.
- Почему именно Шадреван? - поглядывая на Хачапура, осторожно спросил Гия.
- Валико, сосед Шадревана, сказал, что судьёй на сегодняшний матч назначен Гайоз Таварткиладзе, а Гизо Таварткиладзе - родственник близкого друга соседа Шадревана, - объяснил Хачапур тоном, не терпящим возражений. - Этот ваш Толик не мог похоронить свою бабушку в другой день? Да и какая может быть у него бабушка, ему самому уже под шестьдесят!
- Пора в раздевалку, ребята, - сказал Шадреван, видать, уже взявший на себя обязанности тренера.
В раздевалку можно было пройти только через зал, который был битком набит и в котором я, к своему глубокому неудовольствию, заметил среди других болельщиков многочисленную группу наших одноклассников, в том числе, Циру, Лолиту и Солмаз. Я не любил когда у моих неудач бывало слишком много свидетелей, а в том, что мы сегодня выиграем, я далеко не был уверен.
Неприятности начались, как только мы переступили порог раздевалки. Из группы высокорослых парней - болельщиков команды-соперника отделился некто с внешностью спортсмена, не очень удачно занимающегося боксом, и манерами, которые с очень большим преувеличением можно было назвать отнюдь не джентльменскими.
- Сколько тебе лет? - ткнув меня пальцем в грудь, спросил боксёр-неудачник.
- Скоро будет двадцать, - ответил я, чувствуя за спиной готового вмешаться Гелу-Шадревана.
- Я тебя серьёзно спрашиваю! - насупил брови боксёр. - Будешь выпендриваться, тебе же хуже будет.
У него была дурацкая привычка сплёвывать себе под ноги, на что сразу же обратил внимание наблюдательный Шадреван. Отодвинув меня в сторону, он поинтересовался у боксёра, известно ли ему, чем человек отличается от верблюда.
- Чем? - глупо спросил любитель плеваться.
По всей видимости, в седьмом классе Шадреван не так часто пропускал занятия в школе, как впоследствии, во всяком случае, на уроке зоологии по теме: «Парнокопытные животные семейства верблюдовых» он присутствовал.
- Верблюд может неделю ничего не пить, а человек - нет, - сказал Шадреван. - Подумай над тем, кто будет поить тебя в больнице, когда я вырублю тебя на неделю.
В раздевалку вошли представители райкома комсомола и продолжение разговора с верблюжьей тематикой решено было отложить на потом.
- Ребята, вы уж постарайтесь сегодня сыграть как надо, - попросил нас заведующий организационным отделом райкома комсомола. - Сегодня на матче будет присутствовать сам первый секретарь.
- А за кого он будет болеть? - спросил Самвел с такой наивной улыбкой, что заворг даже не почувствовал подвоха.
- Ну, ребята, зачем же так сразу... прямолинейно, - смутился он. - Товарищ первый секретарь будет болеть за хорошую игру и, естественно, за то, чтобы победил сильнейший.
- Через пять минут чтобы были на площадке, - заглянул в раздевалку судья - родственник близкого друга соседа Шадревана, невысокий и худощавый мужчина с тонкими усиками.
Я знал, что это всего лишь матч за первое место, но у меня дрожали коленки.
5. Сегодня и сейчас. Со свистком судьи мы устремились в атаку, но бросок Студеникина был неточен и расплата последовала немедленно: Эфендиев буквально вколотил мяч в наше кольцо. 0:2.
- Играй в защите, Лаша! - бросил мне Кутателадзе и сам же начал атаку. Бросок Самвела был точным.
Нам стали удаваться броски, проходы по флангам, к тому же я довольно удачно играл в защите. К десятой минуте мы вели 17:6.
Зал неистовствовал. Тренер команды-соперника взял минутный перерыв. Мы собрались под нашим кольцом, а наш тренерский штаб во главе с Шадреваном давал нам новую установку на игру.
- Пока всё хорошо, ребята, - сказал Хачапур. - Самвел, не играй один, побольше пасов. Жора, не поворачивайся спиной к сопернику, когда тот владеет мячом. Лаша, отбирай мячи пожёстче, им это не нравится, сам же видишь.
Вот уж не думал, что Гизо Схиртладзе, неоднократно получавший осенние переэкзаменовки по самым различным предметам, так хорошо разбирается в баскетболе!
Игра возобновилась, мы забросили ещё один мяч, однако были у нас и проблемы: три персональных замечания у Гии, по два - у Самвела и меня. Когда Гия получил четвёртое персональное и защитник-коротышка пробивал штрафные, наш капитан в сердцах бросил:
- Сволочь-судья засуживает.
- Как ты думаешь, его родственник доживёт до сегодняшнего вечера? - спросил я, кивнув на отчаянно жестикулирующего нам Шадревана.
- Скоро тебе расхочется шутить, - заявил Гия и как в воду глядел: после ввода мяча в игру он получил пятое персональное замечание и под оглушительный свист зрителей покинул площадку. Тем не менее, первую двадцатиминутку мы выиграли 23:20.
В перерыве ничего интересного не было, не считая угроз в адрес судьи Шадревана и Хачапура, а также напутствий Наджафа не жалеть себя и биться из последних сил.
Второй тайм начался бурным натиском соперника. Игра пошла очко в очко. Шадреван во время очередного тайм-аута подошёл к судье и что-то шепнул ему на ухо.
Зал бурно поддерживает «львов», судейского свистка почти не слышно.
Наконец-то, снова минутный перерыв.
Гия подбегает к нам: «Прессинг, ребята, держите прессинг!».
Но силы на исходе, к тому же их пятеро, а нас четверо. Я забрасываю свой первый мяч и краешком глаза замечаю ироничные аплодисменты Солмаз. В защите стараемся не рисковать: у меня уже три персональных замечания, у Фарида и Самвела по четыре. Я снова бросаю точно из-под кольца, Фарид пробивает штрафные: 39:38!
- Полторы минуты! - кричит Гела. Кажется, он слишком уж нервничает.
Жору бьют по рукам. Судья молчит. Фарид после толчка «девятки» соперника летит на маты за щитом. 42:42. Тридцать секунд, двадцать девять, двадцать восемь... Мы передаём мяч друг другу, стараясь выиграть время.
- Десять секунд! – слышу я голос Гии и оказываюсь на полу. Штрафные за шесть секунд до конца основного времени матча, как показывает судья.
- Эй ты, переросток! - кричит мне кто-то с трибуны. - Попробуй только забить!
- А то что? - отвечает ему Наджаф.
Я медленно иду к штрафной отметке, гляжу на кольцо, беру в руки скользкий и непослушный мяч. Бросаю. Зал воет: мимо. Второй бросок: мяч скользит по кольцу - тоже мимо!
Соперники обнимаются, мы подавлены. Дополнительные пять минут. Гия успокаивает меня: увидишь, мы всё равно выиграем!
Нервная игра в дополнительной пятиминутке чуть ли не вылилась в драку на площадке. При счёте 42:46 пятое персональное получают Фарид и коротышка из команды соперника. Играть втроём против четверых ещё тяжелее, чем вчетвером против пятерых. Эфендиев бьёт меня по рукам, но я забиваю из-под кольца: 44:46. Атака соперников, но лидер «львов» на этот раз промахивается и мы с Жорой, перепасовывая друг другу, медленно идём к центру. Самвел уводит защитника из зоны, Жора врывается в штрафную и вполоборота вколачивает мяч в кольцо - 46:46. Остаются считанные секунды. Соперники тянут время: им надо забросить последний мяч так, чтобы у нас не оставалось времени отыграться, но Жора прерывает чью-то передачу и мяч оказывается у меня. С такой позиции я редко когда забиваю: это же почти у лицевой линии и достаточно далеко от щита, однако ко мне на всех парах мчатся игроки соперника, остаётся всего ничего, и я решаюсь рискнуть - в конце концов, будет ещё одна пятиминутка, что поделаешь? «Бросай, Лаша!», - слышу я душераздирающий вопль Хачапура и, согнув ноги в коленях, посылаю мяч в сторону щита. Кружась и подпрыгивая, мяч совершает полукруг по левой дужке кольца и, словно удивляясь самому себе, попадает в сетку: 48:46.
Казалось, что своды спортивного зала обрушатся от шума. Мы прыгали от радости под кольцом соперников и позже, оказавшись в объятиях ребят, я услышал реплику Хачапура:
- Смылись, сволочи. Не дали закончить второе отделение матча!
Впрочем, то, что игроки команды-соперника и их покровители покинули раздевалку раньше, чем туда попали мы, ничуть не омрачало нашей радости. Солмаз, спустившаяся с трибуны на площадку, равнодушно сказала:
- Где-то я читала, что надо быть не вообще сильнее соперника, а сильнее на данный момент.
- То есть, сегодня и сейчас? - спросил я.
- Вот-вот, - усмехнулась она. - Проигравшие всё-таки выглядели покрепче вас.
- Зато у них не было таких болельщиц, как вы с Цирой и Лолитой, - с иронией заметил я. - Ты не хочешь меня поцеловать?
- Дурак, я тебя не поцелую даже в том случае, если ты станешь чемпионом мира.
- Тогда моим пределом станет чемпионство района.
Переодевшись, мы вышли на улицу, где команду «красно-синих» ждали благодарные болельщики.
- Мы с Наджафом и Шадреваном предлагаем поехать к Толику, - сказал Хачапур. - Мало ли, как нужна ему наша помощь?
- Правильно, - согласился Гия и все ребята его поддержали.
Когда мы шли к автобусной остановке, Солмаз взяла меня под руку:
- Я бы могла сказать, что в мире не должно быть ни первых, ни вторых, но знаю, что это бессмысленно.
- Людей разделяет, к сожалению, не только это, а вот что разделяет нас с тобой? Только искусственные преграды.
- Не только искусственные... ты ведь знаешь.
- Знаю, но сегодня и сейчас мы вместе.
- Да, Лаша, ты прав: сегодня и сейчас мы вместе.