Иллюстрация А. Гвозденко
5. Глаша хлопотала на кухне, к гостям выходила Наташка.
- Барыня, там гость какую-то консому с фрикасой требует.
- Какую консому, может, путаешь?
- Так и сказал, неси, говорит, мне консому с фрикасой!
- Из благородных что ли?
- Не похож.
Хозяйка сама решила посмотреть, кто заказывает непонятно что.
- Ну что, Грунечка, душа моя, здравствуй.
- Ошиблись вы, барин…
Он сильно изменился – похудел, оделся по-модному, но это был Прохор. Глаша – Груня хотела, было, сбежать в кухню, спрятаться в чаду и парах, но ноги словно окаменели.
- Что же молчишь, барулечка? Как живется со Спиридоном-то?
- Что ты хочешь? - зашептала, озираясь. Спиридона Ивановича в комнате не было. Осмелев, добавила громче:
- Живется – можется, ты что здесь забыл?
- Не шуми, не шуми, любушка. Дела у меня с твоим Спиридошей. Испугалась, заалела вся. А ты не бойся меня, молчать буду, коль ночью ко мне придешь.
- Что выдумал?
- Не пугайся, не сегодня, дней через пять опять к вам загляну переночевать, ты уж озаботься, чтобы муженек не проснулся. А пока иди, принеси что-нибудь. Консомы тут у вас не дождаться, что есть-то?
- Лапша, каша с грибами, пироги, ну и закуски.
- Все неси, голоден я.
Сама больше не пошла, Наташку отправила.
- Странный он, барыня. Лапшу хлебает, а сам все про консому твердит.
- Работай, не отвлекайся.
- А еще велел передать, что вкусно хозяйка готовит, поел – и в молодость вернулся.
Закрылся Прошка со Спиридоном в кабинете, а Глаша замирает, сердце из груди выпрыгивает. Топчется под дверью, будто пыль сметает. Прошка первым вышел, подмигнул, потянулся приобнять - еле ускользнула. Ночью ворочалась в кровати, они со Спиридоном так и спали в разных комнатах. Вспоминала ласки жаркие Прошки, и чем-то запретным отзывалось тело. Следующие дни по дому словно летала, все в руках спорилось. Даже Спиридон Иванович заметил:
- Ты, Глафира, словно помолодела.
- С чего бы? Кажется тебе, Спиридоша.
Через пять дней Прошка вновь явился, как и обещал. Дождался, когда хозяин по делам выйдет, нырнул в кухню, прижал Глафиру и зашептал:
- Приду сегодня, жди. Муженьку-то сонного подлей. – Достал из кармана склянку и протянул ей.
- Совсем с ума сошел.
- Ну не хочешь, я сам.
Спиридон Иванович вышел из кабинета, где принимал Прошку, на шатких ногах.
- Развезло меня, Глашенька, пойду – прилягу. Ты уж сама…
Глафира до глубокой ночи возилась на кухне, драила кастрюли, ставила тесто. Уж и гости все по комнатам разошлись, и Наташка в каморке дремала. Пробралась в свою комнату и заперлась на засов, быстро разделась и нырнула под одеяло. Лежала, вслушивалась в ночные звуки, вздрагивая от каждого скрипа, но так и не услышала, как Прошка прошел по коридору, лишь легкое царапанье по двери. И сама не ожидала, что бросится отпирать. Выпуская спросила:
- Искал меня?
- Узнавал, но здесь я по делам.
Прошка то пропадал месяцами, то являлся хмельной, веселый, сорил деньгами, угощал постояльцев, подпаивал Спиридона и пробирался в комнату хозяйки. Провожая любовника, женщина давала себе слово, что с грехом покончено, но каждый раз спешила к двери, услышав тихое царапанье.
Глафира перестала бывать у Скороручки, боялась упреков, кто знает, хранит ли Прошка их тайну?
В феврале привезли лед для нового ледника. Спиридон приказал переложить припасы, а дверь в старый запер на большой замок. А в марте Прошка приехал не один, привез с собой дородного купца с окладистой бородой. Купец хвалился удачными контрактами и тряс пачкой денег. Ночью Глафира, как обычно, вслушивалась в шорохи, ожидая любовника, но услышала какой-то шум, будто кто стаскивал тяжелый куль по лестнице. В окно увидела, как две фигуры что-то волокут по подмерзшей грязи к леднику.
Утром обнаружила, что ни купца, ни Прошки нет. Спросила у Спиридона, тот ответил, что выехали до зари…
6. – Пропал Прошка, - рыдала Глафира у Скороручки. Прибежала к ней через неделю после исчезновения любовника, когда уже не могла сдерживать страха.
- Бедовая ты, с чего решила, что пропал, может, и правда, съехали?
- Нет, я долго тогда у окна стояла, видела, как вернулись в дом.
- И не рассмотрела кто?
- Какое там, ночь же, темно, снег во дворе растаял.
- Бросила бы ты его, Глашенька, - старуха подняла на женщину выцветшие глаза. – Все понимаю, ты еще молодая, а Спиридон не по этой части, он деньгами заражен. Но ведь венчаны, и без того по кривой дорожке катимся. А Прошка, он лихой, для него острастки нет, ничего не боится. Заведет тебя, милая, эта любовь в пропасть.
Но не желало слышать любящее сердце, от каждого стука в ворота вздрагивала Глаша, от каждого скрипа колес.
Прошка появился в мае, когда сиреневый куст, росший под ее окном, наполнял комнату пьянящим ароматом. Спиридона не было, после той, мартовской ночи, он часто пропадал из дома на день – два. Подавая любовнику, не могла сдержать счастливую улыбку. Ночью ждала под дверью. Он пришел только под утро.
- Прошенька, забери меня, увези, как в тот раз.
Почувствовала, как напряглось его тело. Слегка отстранил ее, доверчиво лежавшую на его плече, приподнял голову и, всматриваясь в лицо, светлеющее в рассветных сумерках, произнес:
- Не будет как прежде, Груня. У меня с твоим Спиридоном дела, не могу я у него жену увезти.
Она еще успела подумать, что растрепанная, что видит, как постарела, прежде чем горячие слезы обожгли щеки.
- Ты же обещал, помнишь, когда из отчего дома выманил?
- Выманил, - усмехнулся Прошка, - ты сама бежать хотела, и манить не надо. И что из себя девицу строишь, будто не сама по барыгам шастала, сошлась со старухой – воровкой. До сих пор к ней бегаешь, все о тебе знаю. Спиридошу-то, поди, не на юбки холщовые подцепила, одевалась барыней, жила в меблированных комнатах, а не в лачуге.
- Проша, как ты можешь, ты же сам меня бросил?
- Не бросил, оставил, с собой не потянул. Не бросил бы – вдвоем на каторге маялись.
- Спиридон знает про меня?
- Если только сама ему нашептала ночами жаркими, - засмеялся любовник. А потом вдруг замолчал, схватил женщину за шею, притянул к себе и зашептал:
- Помогать нам будешь, а откажешься, муженьку твоему расскажу и про прошлое, и про настоящее, Грунечка.
Оттолкнул и вон, а Глаша зарылась в подушку и проревела до утра.
Раз в несколько месяцев Прошка останавливался в их доме, Спиридон Иванович переименовал постоялый двор в Гостевой дом. Иногда приезжал не один. В такие ночи Глаша не спала, ждала у окна, когда Спиридон и Прошка понесут в старый ледник страшную ношу. Она давно поняла, зачем супруг велел выстроить новый погреб, поняла, что старый превращен в склеп. Вскоре и сама стала помогать, подливала Наташке и гостям сонного отвара, отмывала комнаты.
Закрыла сердце на замок, выжгла жалость с тех пор, как осознала, Прошка к ней в комнату больше не постучится. Лишь однажды екнуло что-то, когда увидела очередного гостя, которого привез бывший любовник. Молодой дворянин, с жидкими, пробивающимися усиками, был сильно пьян и по-детски хихикал.
- Спиридон, зачем вам этот мальчишка? Посмотри на него – ребенок. Неужели у него с собой столько денег, чтобы оправдано было?
- Глупая, - зашептал хозяин Гостевого дома, - разве мы за кошели? Родственнички заказали юношу, наследство делят. А нам все одно, платили бы! Ох, Глафира Корнеевна, деньги – самое сладкое в жизни, ничего нет слаще денег. Чем больше в сундуках – тем крепче на ногах. Идешь по улице, кланяются, почтение выказывают. А коли денег много, никакой суд не страшен.
- Разве Божий…
- А есть он Бог-то, Глашка? Коли был, попустил бы жизнь, которой мы живем?
Окончание следует.