Предыдущая заметка: http://proza.ru/2019/10/18/409
26 июня, среда. Париж – Монмартр и музеи
Этот день у нас сначала не задался. Подробностей мой путевой блокнот не сообщает, но почему-то утром мы опять долго прокопались и вышли на улицу, когда Париж успела взять в тиски жара. Спустились в метро, поехали не в сторону центра, как всегда, а на этот раз на север – на станцию Абесс (Abbesses). Там недалеко и до монмартрского фуникулера. Мы бы и так поднялись, но хотели прокатить на фуникулере маму и Стаса. Вышли где нужно, пошли по указателю – вдоль улицы Ивонн Ле Так (Yvonne Le Tac). Улица очень живописная, тьма туристов уже с утра, со всех сторон торгуют сувенирами – словом, Монмартр как Монмартр. На фуникулере почему-то оказались недействительны наши билеты из метро, хотя тариф позволял использовать их еще раз. Скрепя сердце прокомпостировали новые. В последний день не хотелось покупать новую пачку в 10 штук (carnet), а по отдельности они стоят гораздо дороже. В тесноте и давке поднялись наверх. Все было очень быстро, так что Стас не успел рассмотреть дорогу и получить удовольствие от подъема.
Вокруг очень красиво, но жарко и много народу. Я пыталась работать гидом для семейства и бубнила про святого Дионисия с отрубленной головой, про франко-прусскую войну и пушки Национальной гвардии, про 18 марта – Парижскую коммуну, которая началась именно на Монмартре, и про собор Сакре-Кер, но спутники меня не слушали. Я даже до Амели Пулен дойти не успела, пришлось замолчать. Мама была озабочена покупкой сувениров, Стас ныл, потому что впечатление после Эйфелевой башни перебить было трудно и ему здесь не понравилось, а муж мечтал сбежать куда-нибудь от толпы.
Постояли мы на смотровой площадке, да и стали спускаться. Спустились по очень крутой и живописной улице Шапп (Chappes), прогулялись по не менее открыточным улочкам Орзель (Orsel) и (Steinkerque). Почему-то не могу я полюбить Монмартр, как ни стараюсь. Это третья попытка, и снова мимо. Понимаю, что красиво, романтично, что место историческое, что Парижская Коммуна, в конце концов… но нет, не получается. Слишком он для меня какой-то конфетный, мюзикловый и попсовый. О Коммуне здесь вообще ничего не напоминает, я даже мемориальных досок не нашла (хотя они наверняка есть, если уж есть на острове Ре).
Забавная деталь. Проходили мимо ресторана, очень туристического на вид. Я машинально читала их «меню» и «формулы» - ну, еда как еда, но качество, наверное, не выше, чем в «Симпозиуме». Юра вдруг говорит: «Весь набор стереотипов, включая лягушачьи лапки!» - «Где, где лапки? Там нормальные вроде блюда». «Это для тех, кто по-французски понимает, нормальные блюда, а кто только по-английски – для тех, вон смотри, огромными буквами: FROG LEGS!»
Дома оставляем маму и Стаса, уже увядших от прогулки, отдыхать, а самим бежать в Музей палеонтологии и сравнительной анатомии.
На метро знакомым путем – до станции Gare Austerlitz. И вот он, дорогой наш Ботанический сад, в третий раз из наших четырех парижских дней! Знали бы, и на второй раз квартиру здесь бронировали.
Заплатили за билеты по 9 евро. Музеи в Париже, конечно, заметно дороже, чем в провинции. В Ла-Рошели 6 евро стоит вход в Музей естественной истории, где 5 этажей разных интересностей. А что же здесь? Холл, огромные двери, и мы оказываемся…
Мы оказываемся в гигантском оссуарии, или, как я неромантично выразилась, в скотомогильнике. Перед нами огромный зал скелетов и черепов. Скелеты собраны по семействам. Это зал сравнительной анатомии. Можно наглядно увидеть, чем строение скелета куньих, например, отличается от кошачьих, или как разнятся между собой псовые.
Музей, конечно, интересный и для специалистов, и для продвинутых любителей. Будь мы студентами-биологами, наверное, крышу бы сорвало от восторга. Мне понравилось, что музей очень «олдскульный» - витрины, ящики старинных шкафов, этикетки, написанные чуть ли не от руки и т.д. А вот что кондиционера нет, это жалко. Мой бедный мозг здесь окончательно расплавился. Я даже не сфотографировала витрину с достижениями Альсида д’Орбиньи, того самого, сына сооснователя ла-рошельского музея, ученого, который привез обширнейшие коллекции из Южной Америки и был здесь профессором палеонтологии. Отчетливо помню, как я сползла по стеночке, села на ступеньку, таращусь на эту витрину, а поднять руку с фотоаппаратом нет сил.
Лучше всего я запомнила витрину с препаратами, имеющими отношение к нервной системе. Потому что там выставлены два препарированных... котенка! Рядом со мной французская девушка тоже уставилась на эти экспонаты с выражением неподдельного ужаса на лице.
(Нет, все-таки геолог Луи-Бенжамен Флерио мне более симпатичен – он хотя бы образцы неживой природы коллекционировал!)
Не без облегчения вышли на воздух. Пересекли Ботанический сад, вышли на улицу Линне, потом на Дез Эколь и дальше – по нашему вчерашнему маршруту.
Я так устала, что сказала: не хочу я искать улицу Фюрстенберг, и в музей Делакруа, который там расположен, тоже не хочу. Только домой и пить холодное вино. Юра убедил меня не сдаваться, тем более что музей был совсем рядом.
От музея Делакруа у меня неоднозначное впечатление. Я очень люблю этого художника. Люблю его картины, почитаю его самого как теоретика искусства и мыслителя, считаю одним из интереснейших людей своего времени. Но. Если прийти сюда с билетом Лувра и пройти бесплатно, то это отличный вариант (для тех, у кого после Лувра еще силы останутся). А так 7 евро за крошечную экспозицию – честное слово, дороговато. Этот музей – последняя квартира Эжена Делакруа, которую он снимал как раз в то время, когда расписывал капеллу в Сен-Сюльпис (потому и снял неподалеку, потому что преодолевать длинный путь пожилому и тяжело больному художнику было уже затруднительно). Там открыто всего комнат 5, и картин немного. Но фанатов (а я могу считать себя фанатом, раз сюда притащилась!) ждет награда. Там висит набросок к «Кающейся Марии Магдалине», у которой лицо светится верой, безумием, экстазом… такая мощная эмоциональная сила исходит от этого портрета – что даже человек, мало смыслящий в искусстве, как я, ощутит на себе эту магию. И есть еще второй набросок, который принадлежит не Делакруа, а Теодору Жерико. Это рука одного из пассажиров плота, человека, потерпевшего кораблекрушение, - страшная, живая, в сверкающих каплях пота. Я уже писала в прошлых заметках – считаю, что именно «вживую» по палитре художника можно понять, скромный талант перед тобой или гений. Ремесленник и даже одаренный художник практически ничего не теряет в репродукциях. Но у гения палитра – живая. У Делакруа и у гениального рано умершего Жерико живопись сумасшедшей силы… Не жалею, что пришла и посмотрела, как бы там ни было. И, кстати, вот она, целительная сила искусства – пришла я сюда разваренной клецкой, а вышла бодрым шагом и с вернувшейся способностью шевелить языком.
Ну а дома были сборы, ужин, обычная для последнего вечера перед отъездом суета. Завтра мы собирались пешком к аэропортовскому автобусу, которой забирает пассажиров у Оперы. Уезжали мы рано, но у нас еще было время совсем чуть-чуть погулять, и упускать эту возможность мы не собирались.
Следующая: http://proza.ru/2019/10/18/446