75-летию Великой Победы посвящается!
В небольшом городке российской глубинки, назовем его «город N», весна выдалась на славу — дружная и теплая. В садах полыхали цветущие яблони, груши, вишни, а по всему городу расстилался аромат сирени, акации и каштанов. Все зацвело сразу и очень буйно.
Стояла удивительная тишина, и Алексею Николаевичу Серегину казалось, что он попал в другое измерение, в прекрасный солнечный и сказочный мир. Ему, бывшему фронтовику, кадровому военному, подобное перемещение в бесконечности Вселенной казалось невероятным и удивительным. Совсем недавно отгремела война, унесшая жизни миллионов его соотечественников и фронтовых товарищей, и эта тишина в ярких красках весеннего неба казалась ему нереальной. Мысли горькие и далеко не радостные заполняли его сознание, не давая успокоиться и насладиться этим праздником жизни, любви и возрождения.
«Как судьба играет человеком, как мгновенно и бескомпромиссно изменяет всю его жизнь. И можно ли как-то противостоять ее затянувшимся играм и повернуть действительность лицом к себе! Где взять силы и забыть несправедливость государства, за которое он воевал, трижды был ранен, но не покинул армию, и как обеспечить свою семью, дать возможность детям учиться, любимой жене отдохнуть от пережитых за время войны бед, голода, холода и одиночества?»
Мысли бывшего подполковника скользили по лабиринтам памяти, которая настойчиво возвращала его к той ужасной несправедливости, которая обрушилась именно на него, на его семью.
— Но за что, почему?
Он и понимал, и не понимал причины случившегося.
Алексей Николаевич много лет служил Отечеству, защищая Его, трижды был ранен, замерзал и умирал на «Невском пятачке» блокадного города, чудом остался жив, дошел до Берлина, и, когда до пенсии оставалось совсем немного, его неожиданно демобилизовали, и добрый вояка остался у разбитого корыта, без заслуженной пенсии, без средств к существованию, не имея никакой другой профессии, кроме «профессии Родину защищать», но зато имея на своем обеспечении жену, троих детей и сестру, ставшую инвалидом после изматывающего строительства заградительных сооружений в полуобморочном состоянии от непереносимого холода и голода в блокадном Ленинграде.
Не имея своей квартиры, родного дома, бывшему подполковнику пришлось с семьей приехать в этот небольшой городок и поселиться в полуразвалившейся избушке на жилплощади сестры, состоявшей из одной комнаты и малюсенькой кухоньки. Семья немалая, пять человек: трое детей и он с женой.
Варвара приняла их. Святая душа! Долгое время они считали друг друга умершими. Когда их родители погибли во время эпидемии тифа, их — двоих детей — определили в детский дом, но по отдельности, в разные города. И так случилось, что Варвара тоже заболела, ее увезли в областную больницу, она болела очень долго. У нее случился провал памяти, и за это время она совершенно выпустила из вида своего младшего брата. А когда пришла в себя и с помощью добрых людей начала разыскивать родственника, ей ответили, что брат утонул, перепутав его с каким-то другим Алексеем Серегиным.
Варвара уехала в Ленинград к двоюродной сестре их матери, которая, узнав о судьбе сестры и ее детей, несмотря на тесноту коммунальной квартиры и наличие своих двух дочерей, не только приняла Вареньку, но и постоянно продолжала поиски пропавшего племянника, не веря, что он утонул, потому что сама съездила в ту область, где размещался бывший детский дом, нашла там товарищей Леши, и они сказали, что племянника отправили в детдом куда-то на Урал.
И уже почти перед самой войной Антонина Васильевна нашла Лешу, ставшего к тому времени курсантом военного училища, и приехала к нему вместе с Варей. Встреча получилась скомканной и короткой, они не успели даже побыть наедине, повспоминать, поговорить. Но главное — они знали, что у каждого из них теперь есть родная душа. Однако сначала неустройство военной жизни и нормального быта, а затем начавшаяся война не способствовали установлению между братом и сестрой даже постоянной переписки.
В блокадном Ленинграде Варвара работала на строительстве оборонительных сооружений, умирала от дистрофии, окончательно подорвала свое здоровье, потеряла тетю, умершую от голода.
После прорыва блокады она вернулась в свой маленький городок, где их полуразрушенная изба, вернее ее частичка, каким-то чудом уцелела. Варя устроилась нянечкой в госпиталь, да так и осталась в нем до окончания войны, несмотря на полученную инвалидность. Она любила помогать людям, и работа нянечкой вполне ее устраивала.
Приезд брата с семьей не расстроил Варвару, а наоборот, обрадовал. Она старалась создать для родных более-менее приемлемые условия жизни. Сама перебралась жить на чердак, и кое-как все семейство разместилось. Брат, очень обиженный на начальство, на власти, списавшие его без пенсии из рядов армии, переживал случившееся очень остро, и Варя вместе с его женой и детьми делала все, чтобы вернуть Лешу к жизни без обид, внушая ему, что его судьба в его руках. А Бог его любит, раз дал возможность брату выжить, выжить всей его семье, и сейчас ему следует оставаться настоящим мужчиной, офицером запаса и устраиваться на работу, начинать новую жизнь.
— Самое главное — война проклятая кончилась! — говорила ему сестра.
Но Алексей никак не мог смириться с тем, что его уволили. Он знал, кто стоял за этим — полковник Дымшиц. И произошло все после того, как Алексей понял, куда сбываются продукты и строительные материалы, предназначенные для их части, и высказал начальнику это прямо в глаза. Буквально через месяц он был демобилизован.
— Господи! Неужели ты не видишь, что творят эти подлецы, которых даже война ничему не научила, только бы захапать себе побольше? — мысленно обращался он к Богу, хотя до этого слыл отъявленным безбожником. Воистину, когда случается беда, мы все обращаемся к Богу. Алексей Николаевич не был исключением из этого правила.
Вся его жизнь, как в кино, проплывала перед его глазами, из которых непроизвольно текли слезы. Ему даже нравилось сидеть и жалеть себя, что абсолютно не нравилось членам его семьи.
Как так могло случиться, что он стал никому не нужен и его выбросили на задворки жизни, как старый диван из квартиры.
— Если ты есть, Боже, не оставь нас, сирых!
Его бесила несправедливость, но самое страшное было в том, что он чувствовал свое полное бессилие перед этими объединившимися негодяями.
Ведь не мог один Дымшиц решить его судьбу. Кто-то поддержал его на самом верху. А у Алексея с семьей только-только жизнь стала налаживаться.
Его оставили на службе в Германии. Он привез семью, пережившую блокаду, голую и голодную. Здесь наконец-то дети стали нормально питаться, родители смогли приобрести им новую одежду. В военном городке им выделили двухкомнатную квартиру. Дети ходили в школу, Клавдия преподавала музыку и пение. Жена похорошела, с радостью устраивала в школе праздники. Ею все его сослуживцы любовались. И он не мог без содрогания вспоминать, как жутко она выглядела в ту первую страшную блокадную зиму, а какой красавицей была до войны.
Он как наяву увидел свою первую встречу с Клавдией. Это случилось лет за десять до начала войны, сразу после окончания военного училища. Собственно, именно на выпускном вечере подруга его однокурсника Ивана Лыкова представила им свою младшую сестренку Клаву, которой в то время не исполнилось еще и семнадцати лет. Девчонка была так хороша, так скромна и непосредственна, что Алексей мгновенно решил стать ее защитником и опорой. Ему казалось, что такую девочку, почти ребенка, может обидеть кто угодно, и посему его долг и обязанность — стать ее защитником, братом, мужем наконец, если она и ее родители согласятся отдать под его опеку это необыкновенное Чудо.
Клаве к моменту их встречи исполнилось шестнадцать лет, она перешла в девятый класс и впервые в своей жизни попала на такой замечательный вечер. Девушку постоянно приглашали танцевать, от кавалеров не было отбоя. И все они — курсанты военного училища — были настоящими взрослыми парнями, не то что в ее классе, где мальчишек было значительно меньше, чем девочек. Да и ни одного стоящего среди них не было. Все ниже ее ростом, хулиганы и двоечники. Конечно, не считая Юрку Астафьева. Он был отличником и невероятным воображалой. Кроме того, этот подлый Юрка никогда не обращал на нее внимания и среди девчонок дружил только с Таней Скляровой. Все девчонки, в том числе и Клава, не уважали его за такое пренебрежение.
Но сегодня в жизни Клавы произошло событие вселенского масштаба, и, танцуя то с одним курсантом, то с другим, она думала, как было бы прекрасно, если бы все ее одноклассники увидели ее потрясающий успех и пожалели о том, что совсем не обращали на нее внимания.
Среди новых знакомых ей особенно нравился Алексей. Настоящий рыцарь! Он так красиво приглашал ее на каждый танец, обязательно провожал до того места, где они стояли с сестрой и ее парнем, благодарил и просил позволения пригласить ее еще на несколько танцев.
Клава розовела, смущалась, давала согласие. Но на нее уже была очередь среди желающих танцевать с ней, и, когда Алексей задерживался хотя бы на минутку, другой претендент уже кружил ее в танце. Ох, как же ей было весело! Такого успеха в ее жизни не было никогда, и она переживала те же чувства, что и Наташа Ростова на своем первом в жизни балу.
Во время антракта, перерыва в работе оркестра, Алексей пригласил ее, сестру Зою и Ивана Лыкова в буфет. Он купил всем по бокалу шампанского, большую плитку шоколада и ее любимое пирожное — трубочки с кремом.
Ее сестренка произнесла поздравительный тост молодым офицерам и пожелала успехов в службе и счастья в семейной жизни.
От шутливых слов о семейной жизни новоиспеченные офицеры оживились, а Клава залилась краской, сочтя шутку сестры слишком неприличной. Она даже дернула сестрицу за косу и покачала головой, давая понять, что та перешла все границы дозволенного. На что Зоя просто рассмеялась и сказала, что это лишь шутка.
Но шутка придала храбрости и энтузиазма ребятам. Алексей предложил всем пройтись, прогуляться на свежем воздухе. Природа, видимо, обрадовалась их появлению и одарила ароматом цветущих садов и теплым приятным ветерком. Компания направилась в городской парк, где пары разделились, и Алексей стал рассказывать Клаве о своих впечатлениях от учебы и последних экзаменов. Клава слушала, затаив дыхание. Она впервые была один на один с молодым человеком. Она боялась сказать что-либо не так и поэтому больше молчала и внимательно слушала.
Ее смущало, что Алексей сдал все экзамены на отлично, и Клава с ужасом думала, что если он узнает об ее «успехах» (две тройки в аттестате за восьмой класс), то наверняка не захочет с ней больше встречаться. И все из-за ее лени — вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, она читала сочинения Драйзера и Цвейга. Мама говорила ей, что заниматься дополнительным чтением надо после сдачи экзаменов, но она решила, что и так все знает и сдаст как минимум на четверку.
Но она переоценила свои возможности, и годовые оценки огорчили не столько ее, сколько ее родителей.
Алексей расспрашивал ее о том, любит ли она спорт. Какие занятия ей по душе, какое у нее хобби. Она даже не могла ничего придумать, чтобы красиво ответить ему. И сейчас, идя с ним, Клава думала, что она не может быть интересна такому умному и образованному молодому человеку.
Алексей вспомнил, как она призналась ему в этих своих мыслях через месяц, когда он должен был отправиться к месту службы и спросил, хотела бы она поехать с ним вместе, стать его женой?
Клава не знала, что ответить, ей нужно было учиться, и родители наверняка не отпустят ее. Подумав, она честно призналась в своих сомнениях.
— Значит, ты не любишь меня?
— Люблю, — почти шепотом ответила девушка, — но выйти за тебя замуж смогу только после окончания школы. Я не хочу разочаровать маму и папу, они так хотели, чтобы я получила высшее образование.
— А кем ты хочешь быть?
— Я хочу стать артисткой. Не смейся, пожалуйста. Я занимаюсь в драматическом кружке, и наш руководитель считает, что у меня есть талант. Кроме того, я учусь в музыкальной школе и, окончив ее, смогу сама учить ребят игре на фортепьяно.
— Это мысль! — поддержал ее Алексей. — С таким багажом ты нигде не пропадешь! — пошутил он. — Я бы хотел познакомиться с твоими родителями и поговорить с ними.
— Хочешь меня сватать? — засмеялась Клава.
— Нет, просто поговорить, а свататься буду лишь в том случае, если ты полюбишь меня.
Встреча с родителями Клавы так и не состоялась, но провожать она его пришла, и, когда был дан последний звонок и Алексей уже вскочил на подножку вагона, Клава совершенно неожиданно для него заплакала. Даже сейчас, вспомнив это мгновение их жизни, он улыбнулся. Он тогда так обрадовался ее слезам и словам, которые она прокричала вслед уходящему поезду:
— Я буду ждать тебя, Лешенька! Пиши мне письма часто-часто!
Он уехал, оставив ей адрес своей воинской части, и был поражен, когда по приезде получил от нее письмо. В нем Клава сообщала ему, что хочет быть совершенно искренней с ним и признаться ему в своих недостатках, чтобы он хорошенько подумал, нужна ли ему такая подруга. К недостаткам девушка отнесла: свою необразованность, несобранность, лень, взбалмошность. И сама сделала вывод, что недостойна такого умного, доброго и воспитанного человека, как он, — отличника и спортсмена.
Ему так понравились ее непосредственность и откровенность, что и теперь, вспоминая весь этот детский вздор, Алексей Николаевич счастливо улыбался, а тогда для него ее письмо было праздником души. Он верил, он знал, что она станет прекрасной, верной и любящей женой. Он писал ей письма каждый день, вернее, вечер перед тем, как лечь спать. Он давал ей полный отчет о каждом своем дне и просил оценивать все его поступки. И она отвечала ему тоже ежедневно. Он с радостью замечал, как она взрослеет, становится мудрее и ответственнее, как искренне ждет Нового года, чтобы встретиться с ним. Он обещал приехать, и командир пошел ему навстречу и оформил служебную командировку на пять дней. Как он был счастлив, летел к ней, нагрузившись сумками с подарками для нее и ее домочадцев. Ему, детдомовскому пареньку, хотелось иметь большую дружную семью. Тем более что и он пришелся, как говорится, им ко двору. Он понравился и ее матери, и отцу. С Евгением Герасимовичем они стали настоящими друзьями на всю жизнь.
Припомнилось, как он боролся с собой, чтобы не перейти границы дозволенного в отношении ее раньше времени, и сумел победить свою страсть к ней. Ее родители очень ценили его сдержанность и обещали, что позволят им пожениться летом. Но школу она должна обязательно закончить.
Алексей Николаевич усмехнулся, вспомнив, что Клаве пришлось перевестись на вечернюю учебу, и десятый класс она заканчивала в его городке, буквально перед родами. У них родился мальчик, и назвали его Виктором. «Он должен стать победителем!» — решили отец и дед.
Через два года появился еще один сын — Петенька. А Клаве так хотелось девочку. В военном городке в Псковской области у них была комната в военном общежитии. В целом все их устраивало.
Несмотря на наличие двоих детей, Клава работала в школе учителем пения и давала уроки игры на фортепьяно детям сослуживцев Алексея.
И вот в апреле 1941 года Алексея перевели на службу в Ленинград. Ему припомнилось, как они радовались, строили планы дальнейшей учебы Клавы в пединституте, походов по музеям, театрам, выставкам.
Но обустройство на новом месте шло очень тяжело. Даже свободных мест в офицерском общежитии не оказалось. Их разместили в малюсенькой каморке, служившей хранилищем постельного белья, веников, чайников и других бытовых предметов. Учитывая, что семья состояла из четырех человек: он с женой и двое маленьких детей, устроиться всем более-менее комфортно не удавалось. Еле втиснутая в каморку кровать занимала практически все помещение. На ней приходилось спать всем четверым. Из двух привезенных чемоданов с вещами соорудили столик. Выданные им две кастрюльки, несколько тарелок и стаканов, а также электрическая плитка еле уместились на подоконнике. Получаемый паек хранили в сетке за окном.
Завхоз достала где-то одну детскую кроватку, но поставить ее было некуда. Разместили ее в коридоре за дверью, но, уложив младшего сынулю в нее, ставили кроватку в открытом проеме двери, прямо между кладовкой и коридором.
Правда, на общей кухне им выделили стол, с ящиком внутри, и Алексей, соорудив к нему замок, превратил его в маленький шкафчик для посуды и продуктов. Но, несмотря на трудности быта, семья понемногу обживалась на новом месте. Однако проблема была еще в том, что Клава уже была беременна, и к концу года семья должна была пополниться еще одним маленьким человечком. Начальство обещало к этому времени обеспечить их жилплощадью. Это вселяло надежды, и все свободное время они посвящали экскурсиям по потрясающе красивому городу, любуясь им и изучая памятники архитектуры, парки и театры.
Но 22 июня началась война, и Алексея отправили в Лугу на строительство Лужского укрепительного рубежа, и его молодая беременная жена осталась одна с двумя детьми.
«Сколько ей бедной пришлось пережить! Как она вообще смогла выжить и сберечь детей. Более того, родить еще дочь и выходить ее в нечеловеческих условиях голода и холода блокадного Ленинграда?»
Алексей Николаевич даже поежился, вспоминая пережитый ужас того времени.
Он примерно раз в месяц приезжал в командировки и привозил какие-то крохи продуктов, чаще всего мороженую картошку и пару буханок хлеба. От воспоминаний о тех страшных днях у него темнело в глазах.
Умирающая после родов в условиях полного отсутствия медицинской помощи Клавдия, голодные и полузамерзшие дети. Все держалось на старшем сыне Викторе, которому и было-то всего девять лет. Он таскал воду, находил палки, ветки, книги, словом все, что могло гореть и хоть сколько-то согревать комнату. На его долю выпали неописуемые испытания.
Совершенно обессиленная, голодная и почти не встающая с постели мама, постоянно орущая круглосуточно сестренка, которую надо было мыть, кормить, при этом ухаживать за больной мамой и младшим братом, отоваривать карточки, дрожать от страха, что кто-то из них умрет. Ад, настоящий ад!
— Бедный мой сыночек! Мужество его не поддается оценке. При этом истощенный голодом и холодом, худющий скелет, а не мальчик. Откуда только он брал силы переживать все это?
Алексей Николаевич задумался. Картины самой страшной первой зимы в блокадном городе мелькали перед его глазами. Из жутких видений его вывел голос жены.
— Лешенька, иди к столу, мы уже заждались тебя.
Любимая женщина, верная супруга, подруга, жена, его Клавушка, и вида не подает, что ей трудно.
Он тряхнул головой, освобождаясь от тяжелых воспоминаний, и пошел на веранду. Клава разливала по тарелкам щи. За столом сидели сестра Варвара, сын Петя и дочка Настенька, смеющиеся и вполне довольные жизнью. Все дружно принялись за еду, и Алексей Николаевич невольно переключился на ежедневные заботы семьи. Ему пришла в голову мысль, что он не имеет права быть таким слабаком, раскисать, как баба. Эта мысль резанула его, как лезвием. Он увидел и понял всю свою ничтожность как главы семейства.
Клавдия и дети стремятся забыть пережитое, а я упиваюсь горькой обидой. В конце концов, вся страна сейчас переживает трудную пору. Нужно восстанавливать разрушенное войной хозяйство, строить новую жизнь, устраиваться на работу. Клава работает в двух школах, а я в своей обиде даже не попробовал устроиться. Только и думаю: «Что я умею?» Да все, черт возьми! Строить могу, в технике разбираюсь. Управлять любым коллективом могу, людей люблю и понимаю, и они всегда ко мне тянутся. Да, я привык командовать. Но и подчиняться я тоже умею!
И словно в ответ на его мысли в калитку вошел почтальон. Он принес письмо от Виктора.
Клава схватила конверт, достала письмо и стала читать вслух.
Сын, уехавший учиться в политехнический институт, писал, что досрочно сдает все экзамены и через пару недель приедет домой, чтобы помочь родителям и подольше побыть в семье, что очень скучает по ним и просит сообщить, что захватить домой из продуктов и каких-либо вещей.
И это письмо так согрело душу Алексея, общее обсуждение заказов Виктору, смех молодежи и радость жены, ее гордость за сына, за них, сумевших выжить и поставить ребят на ноги, теплой волной прошли по его сердцу.
Он достал из буфета письмо, полученное вчера из райкома партии, но из-за обиды так и не прочитанное им, распечатал конверт. Его приглашали к первому секретарю для обсуждения вопроса о его трудоустройстве. Алексей Николаевич передал письмо Клаве, с тревогой наблюдавшей за ним. Она обняла его и поцеловала.
— Я всегда была уверена, Лешенька, что тебя не могут просто так сбросить со счетов. Ты руководитель по натуре, у тебя огромный опыт. Да, здесь не армия, но я уверена, что ты сможешь работать в любом учреждении. Да, с тобой поступили несправедливо, но кто-то же сообщил в райком о тебе, и они тобой заинтересовались. Очень обидно, что немного стажа не хватило, чтобы получить пенсию. Но ты еще молодой мужчина, о какой пенсии тебе думать, когда дел в стране невпроворот?!
Дети дружно подхватили порыв матери и закричали:
— Ура!
Варвара улыбалась, она любила их всех.
— Тихо, вы! — скомандовал Алексей Николаевич. — Еще ничего не известно. Предложат сторожем пойти, тогда, небось, отца стыдиться будете!
— Любая работа почетна! — сказала Клава. — Но сторожем тебя вряд ли возьмут. На эту должность слишком большой спрос.
Все захохотали.
— Когда пойдешь? — с тревогой в голосе спросила жена.
— Да сейчас и пойду. Чего откладывать-то?
Он поднялся из-за стола и под пристальными взглядами всех сидевших пошел переодеваться.
Через пару минут он предстал перед ними в своей форме подполковника, вся грудь мундира которого была увешана боевыми наградами, и шутливо отрапортовал, что по делам службы отправляется на важное задание.
Алексею Николаевичу повезло. Его принял первый секретарь райкома партии Юшков Александр Владимирович. Сам прошедший сквозь горнило войны, он внимательно слушал Алексея Николаевича. Судьба фронтовика задела его сердце, и он предложил ему временно возглавить строительство новых цехов кондитерской фабрики, пообещав связаться со штабом армии и выяснить причины столь поспешной демобилизации подполковника Серегина.
Алексей с энтузиазмом принялся за работу. Его умение находить общий язык с подчиненными, при этом не допуская никакого панибратства, требовательность к качеству выполняемой работы и одновременно забота о людях сразу дали хорошие результаты. Сроки ввода объектов выполнялись точно по графику, и качество работ заслуживало всяческих похвал. С руководством города Алексей Николаевич тоже вел себя ровно, выполняя приказы, но не унижая себя подхалимством или выслуживанием. В принципиальных разговорах он, прежде всего, выслушивал доводы своих оппонентов, но свою точку зрения отстаивать умел.
Однако дело, порученное ему, требовало новых знаний, и Алексею Николаевичу приходилось ох как нелегко. Военное строительство, в чем он, безусловно, был хорошим специалистом, он знал отлично, но совсем другое дело — возводить цехи кондитерского комбината. Целыми днями находясь на стройке, ночами он стремился изучить особенности технологии строительства заводов пищевой промышленности. Литературы было мало в городе, и он выписывал ее из Москвы. Приходилось много ездить на кондитерские фабрики ближних городов и областей, чтобы понять, что и как там устроено. Сказать, что он уставал, это не сказать ничего. Он буквально валился с ног, но с раннего утра начинал все сначала. Работа увлекала его, и он однажды подумал, что любовь к работе, к труду, к своему делу нисколько не менее важна, чем любовь к семье, к стране, к Отчизне. «Христианство основано на принципе Любви ко всем проявлениям жизни, ко всему окружающему! Вот смысл пребывания человека на Земле!» — решил Алексей.
Сын Виктор, приехав на каникулы, очень интересовался работой отца. Он упросил Алексея Николаевича позволить ему участвовать в строительстве цехов в любом качестве, и Серегин старший брал его везде с собой. Вечером они приезжали домой уставшие до изнеможения, но все еще обсуждавшие проблемы, связанные с работой. Потом вместе просматривали литературу по их производству, спорили, обменивались мнениями. Жизнь кипела, и Алексей Николаевич все реже вспоминал о нанесенной ему обиде.
Главное — быть нужным своей стране и приносить ей пользу!
Виктор при всяком удобном случае приезжал домой, чтобы помочь отцу, он стал для него абсолютно необходимым помощником, другом, а не просто сыном. Алексей Николаевич, видя, как его сын горит делами строительства, организации производства, решил непременно оставить его при себе. Но, как всегда на Руси, нашлись завистливые коллеги и сообщили в органы власти о том, что Серегин разводит семейственность, и Алексею Николаевичу пришлось долго объяснять партийным работникам, что его сын помогает на общественных началах, не получая за свою работу никаких денег, но всем сердцем болея за успех начатого отцом дела. Он проходит здесь своеобразную практику, и будущему инженеру, молодому специалисту такой опыт просто необходим.
Юшков его понял и поддержал, тем более что такого умного и знающего начальника строительства в их районе вообще не было, и все относились к Серегину с большим уважением.
Новый год семья встретила в отличном настроении. Районное начальство выделило фронтовику квартиру в новом четырехэтажном доме, и новоселье отмечали большой компанией. Варвару захватили с собой. Семья не хотела оставлять ее одну, тем более что старая изба подлежала скорому сносу. Варвара выписываться не стала, понимая, что детям брата когда-нибудь понадобится место для жизни их семей.
В марте Серегин сдавал первую очередь двух линий цехов по производству шоколадных конфет. Комиссия приняла и оценила результаты почти годового труда коллектива высокой оценкой.
Были и награждения, и праздники по этому поводу.
И тут произошло событие, которого никто не ожидал, кроме, может быть, первого секретаря райкома Юшкова Александра Владимировича.
Подполковнику в отставке Серегину Алексею Николаевичу предписывалось срочно явиться в Штаб Армии.
— Ничего не понимаю! — досадовал Алексей Николаевич, разговаривая с Юшковым, который и распорядился на основании приказа отправиться Серегину в Москву. — Что им еще от меня нужно?
— Ну я же обещал тебе послать запрос и выяснить причину твоей срочной демобилизации. Вот поедешь, все узнаешь и решишь, что делать дальше.
Юшков обнял Алексея и добавил:
— Временно исполняющим твои обязанности я назначу Виктора. Звони отсюда в деканат, пусть отпустят, а потом переведем его на заочное обучение. Ему же всего полгода учиться осталось. Пусть на базе нашего строительства пишет свой дипломный проект.
Вечером того же дня Алексей выехал в Москву.
В Штабе его принял генерал Самохин Виталий Геннадьевич. Очень доброжелательный, думающий и внимательный человек. Он попросил самого Серегина рассказать ему об его отставке.
— Как вы думаете, что могло стать причиной вашего увольнения из рядов вооруженных сил?
Беседа была долгой и откровенной. Результатом стало возвращение подполковника Серегина в армию, причем на полковничью должность, с переездом в Московский военный округ.
Семья восприняла это как должное. Решили, что детей срывать с учебы не будут и переезд осуществят после получения квартиры на новом месте жительства.
Но военное начальство оперативно выделило квартиру, и семейство Серегиных в начале лета решило отметить новоселье.
Приехали многие коллеги по строительству и, конечно, Юшков Александр Владимирович. Он добился согласия родителей на перевод Виктора Серегина на заочную систему обучения и принятия им на себя обязанностей начальника строительства. Слишком молод он для этого, считали родители, но согласие дали.
Виктору исполнилось двадцать три года. Но сомнений в его компетенции и умении руководить у районного начальства не было.
Вот какие зигзаги случаются в жизни военных людей и их семей.
— Все перемены к лучшему! — провозгласил Александр Владимирович за праздничным столом. — Будьте счастливы, друзья! Вы это заслужили, дорогие мои!
Октябрь 2019 г.