Очерк.
О Матвее Ивановиче Платове написано и, даже, песен много сложено. В истории Отечества и Дона, безусловно, он личность яркая. И, пожалуй, не менее именитая чем Суворов. И тот и другой с кем только не рубились! И турок, и крымчаков, и татарву всякую крошили в капусту беспощадно. Честь и хвала им за это. Но оба рубили «за веру, царя и отечество» бунтующих казаков и прочих холопов той же веры, царя и отечества, под предводительством Емельяна Пугачёва. А булавинцев не рубили?! Простительно Суворову (не казак!), а Платов – (казак!) на казака руку с саблею поднял!
Оставлю я в покое Суворова. О нём я уже писал. А вот к Матвею Платову в зазеркалье загляну, но прежде очень кратко скажу следующее:
- К середине XVIII века относится основание на Дону первых хуторов, заселённых малороссиянами, которых здесь называли «донскими черкассами».
В 1763-1764 годах была проведена их перепись (ревизия): из 20422 выявленных малороссиян мужского пола 8626 человек примыкали к станицам, а 10250-к старшинам. Всех их обложили податью. После ревизии таких малороссиян стали именовать «приписными» или «податными». Старшины стали рассматривать приписных крестьян как крепостных, хотя последние имели право перехода.
По переписи (ревизии) 1782 года установлено, что на Дону у частных лиц казачьего сословия имеется уже 19123 малороссиян, которых войсковые чиновники под разными предлогами произвольно поселили на общественных войсковых землях, записывая за собой, и называли их крестьянами. А всего 26579 крестьян мужского пола, проживающих на территории Дона.
По 5-й ревизии (1795 года) число малороссиян и крестьян уже составляло 58492 души мужского пола, по 6-й (1806 год) - 76875 и 7-й (1817 год) их было уже 78991. Укрывательство беглых стало весьма распространённым и прибыльным делом для войсковой старшины. Не стеснялись этого незаконного «промысла» и войсковые атаманы, имена которых упоминать в данном очерке я не стану, а скажу кратко – все. Донские атаманы и старшины безнаказанно отнимали у мелких землевладельцев не только крестьян, но и целые хутора. Это не голословное утверждение, а ясно становится из изучения истоков аграрного положения на Дону.
Освоение хуторов было как легальным, по решению станичного схода, так и нелегальным, на правах заимки, поэтому большая часть поселенных атаманом крестьян проживала «законно» с разрешения местных властей.
Известный знаток экономики Дона С.Ф. Номикосов писал: «...дворянсто донское, владея 150 тысячаси душ крестьян обоего пола, раскинуло свои обширные поместья на привольных степях и устроилось с роскошными барскими затеями, заведя сады, оранжереи, певчих, музыкантов, неимоверное количество собак и лошадей для охоты и все прочие атрибуты... крепостного права».
Донские атаманы и старшины сосредоточили в своих руках огромные территории. Поселение крестьян на юртовых землях стало таким обычным делом, что этим не пренебрегал и легендарный донской атаман Матвей Иванович Платов, за которым по 5-й ревизии значилось 2687 душ мужского пола. Только в посёлке Западельский, принадлежащий графу М.И. Платову, находившийся в пределах юрта станицы Багаевской,земельный надел занимал 6277 десятин.
И когда пишут:
«Начиная с середины XVIII века, казачья войсковая знать стала возводить за пределами города Черкасска загородные усадьбы, которые назывались дачами или мызами. Летом они проводили время в этих загородных усадьбах а зимой возвращались в Черкасск», - ничего в этом удивительного нет, как и то, что в одном таком живописном местечке, близ хутора под названием «Мишкин», заложил усадьбу войсковой старшина Иван Фёдорович Платов, проживающий в станице Прибылянской столицы Дона – Черкасске.
Разумеется, первоначально загородная дача Ивана Платова из черкасских старшин такой не была, но в 1821 году трудами его сына, атамана Матвея Платова «...представляла огромный парк, отгороженный от хутора ветхим деревянным забором с кирпичными столбами. От ворот к дому шла дорога, состоящая из мелкого известняка. Насаждения парка были в основном из белой акации, вяза, ясеня, грецкого ореха, а возле дома сосны, туи, ели. Вдоль аллей росли кусты желтой акации, сирени. ...В центральной части каменного дома в двухсветном зале, помещалась домовая церковь. В левом деревянном флигеле жили несколько монахов, а правый флигель в то время уже сгорел. На площадке из построек, представлявших букву «П», были среди дорожек клумбы с цветами и росли елки и сосны. Попасть на площадку с дороги можно было по каменной лестнице, по бокам которых росли два огромных дуба... В противоположную сторону от архиерейского дома, к югу, где проходила железная дорога, а за нею река Аксай в огромном фруктовом саду стояла каменная пятиглавая церковка, под которой находилась усыпальница Платовых.... Позже уже в 1922 году все это было разрушено, искорежено» - свидетельствует старейший житель Новочкркасска В.Ф.Сладков.
Не на пустое место Иван Фёдорович пришёл и дачку заложил в диких зарослях балок где таился хутор, именуемый и поныне «Мишкин». По народным легендам там некогда разбойничал удалой Мишка, захвативший со своими дружками лесной массив, вблизи которого проходили оживленные дороги, безжалостно грабившем проезжавших купцов. Неоднократно пытались поймать разбойника, окружали, но каждый раз он как сквозь землю проваливался, и, когда набил свой сундук золотом, серебром и драгоценными каменьями, счез. В отношении легендарного разбойника более никаких данных нет, кроме моей версии, изложенной в очерке «Гроза Азова с хутора Мишкин».
А пока что вернёмся к Ивану Фёдоровичу, который через полтора века после гибели Михаила Черкашенина в 1581 во Пскове, оттяпал землицы у местных аборигенов хутора «Мишкин» и дачку себе соорудил.
Иван Платов был человеком грамотным (умел читать и писать), достаток имел средний. Но «тянулся». Проявлял лихость и верность. Черкассцы называли Ивана выскочкой. Выскочка был замечен атаманом Данилой Ефремовым, который поручал Ивану Платову секретные дела, отправляя в командировки по всей России. В конце концов Иван попал в Москву, в так называемую зимовую станицу. В Москве можно было обзавестись знакомствами и связями. Судя по всему, Иван Платов не упустил такой возможности. Историки, в частности профессор Андрей Венков, считают, что определяющую роль в карьере Ивана Платова сыграло участие в Петергофском походе 1762 года, когда Екатерина II отстранила от власти своего супруга — Петра III.
Иван Фёдорович понял, что расположение Екатерины можно как-то использовать. И в 1766 году он отправил 13-летнего сына Матвея на службу в Войсковую Канцелярию. Опытный служака в казачьей старшине Иван Платов знал что почём и куда ветер дует. «Породниться с кланом атамана Ефремова!» – задумал Платов-старший. Так и сделали.
Матвей Иванович и Надежда Степановна идеально подходили под эту программу. Батюшка Иван Федорович на радостях, с разрешения Войсковой Канцелярии, основал для сына Матвея два хутора: один под Таганрогом, в верховьях речки Малой Крепенькой, а другой — на балке Ольховой при реке Миусе. Впридачу к дару молодым Иван Фёдорович прикупил в России сорок три крепостных крестьянина.
Схлопотал Иван Фёдорович ещё и слободау «Западенская» в районе нынешнего Сальска.
Как говорилось выше, скупать крепостных начал еще Иван Платов. Сын продолжил дело отца.
К 1795 году за атаманом Матвеем Платовым числилось 2 687 душ, 4,6 процента всех донских крестьян — это были беглые крепостные из Центральной России и выходцы с Малороссии.
В 1801 году он попал под суд за приём и укрывательство беглецов, но был оправдан «за недоказательностью оного». Ничего удивительного в недаказанности так как на вопрос «А судьи кто?» - ответ прост - те же феодалы, они же - воры в законе.
В имениях Матвея Платова были установлены жесткие крепостные порядки. Вне всякого сомнения, что и во времена Ивана Фёдоровича господствовали порядки соответствующие - феодальные. К примеру: -
Во время следствия, которое проводилось после восстания сальских крестьян (1818 год), крестьяне слободы Западенской показали, что при покойном графе они весь год почти ежедневно занимались господскими работами. Дети с 12 до 15 лет до глубокой осени обжигали кирпич для строящейся церкви...
К тому же собственноручно наказывал дворовых. Сёк плетью, - эка невидаль! Крепостник! - отчего же и не посечь, «приняв на грудь» доброй медовухи. Общеизвестно, что Матвей Иванович был «бальшой любитель
выпить». Не скрывал этого и даже пропагандировал. К примеру: Однажды спрашивает молодого казака:
– Пьешь ли водку?
– Никак нет, ваше превосходительство.
– Это очень хорошо, я вам скажу; однако надо исподволь приучаться; бывают непогоды и вьюги, а казак все на коне и в поле; тут, я вам скажу, лучшее лекарство – чарка горчичной. Если пойдешь по отцу, то надежда большая!
Когда трапезничал, для него пел хор крепостных. После чего он, как страстный охотник, рысачил по зарослям балок и степи. И что странно - на охоте не признавал ружья, а охотился только с луком. Этакий бродник Дикой Степи, говорящий: "Мы не рождены ходить по паркетам да сидеть на бархатных подушках, там вовсе можно забыть родное ремесло. Наше дело ходить по полю, по болотам, сидеть в шалашах, ещё лучше, под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были нам в тягость. Так и будешь всегда донским казаком"...
После заграничных походов Вихрь-атаман в 1816 году вернулся в хутор Мишкин. И хотя умер Платов 3 января 1818 года в поместье Еланчик под Таганрогом, куда, больной, он выехал в конце декабря 1817-го, всё же в последний путь, к строящемуся в Новочеркасске каменному Вознесенскому собору, боевые соратники провожали его из мишкинского дома.
В конце-концов Платов упокоился на площади у собора своего детища – Новочеркасска.
Вечная память сыну России атаману-казаку эпохи дворян Матвею Платову!