Чистосердечное признание

Алан Мун
Вы воровали когда-нибудь?
Я имею ввиду, воровали ли вы что-то системно, рискуя попасться в руки представителей правосудия?
Нет?
А я воровал.
Теперь, по прошествии почти сорока лет, я могу признаться и облегчить свою душу.

В ещё советском Лескене совхоз имени Ленинского комсомола вёл, и должен сказать, очень успешно, разнообразное хозяйство на рельсах плановой социалистической экономики.
Совхоз выращивал несколько сортов яблок, груш, слив, в искусственных прудах плавали вкусные карпы, толстолобики, белые амуры и форели, на полях возделывалась пшеница, рожь, горох, свекла и много ещё чего.

Жители Лескена жили в полнейшем достатке, почти как в фильме «Кубанские казаки», но криминальная частичка, вспыхивавшая то там, то тут, нет-нет да и толкала людей к противоестественному для советского человека акту расхищения социалистического имущества.

Мои сверстники начали воровать сено с первого класса, а то и раньше, тогда как я ступил на скользкий путь лишь в третьем классе.

Схема нападения на грузовик со  свеже скошенной травой, который медленно ехал в сторону силосных ям, была предельно простой.
Мы становились вдоль дороги с граблями за спиной, и как только грузовик проезжал мимо, нападали на него сзади и сгребали на землю как можно больше травы, которую затем собирали и по-братски делили.

Я свою долю всегда отдавал в общак, так как отец в те времена был главным в совхозе по борьбе с хищениями, да и свежей травы у нас дома всегда хватало.

В тот день уже после третьего нападения на грузовик кто-то из соседей, видевших как я участвовал в деле, настучал на меня отцу.

Через какие-то десять минут после этого отец прибыл на место преступления, хорошенько надавал мне по мягким местам, затем потребовал собрать всё, что было расхищено из грузовиков и заставил вернуть государству.

Возврат награбленного происходил без применения техники.
Мне пришлось набивать траву в мешки и тащить её на своём горбу к совхозной силосной яме.
Только к вечеру возврат был окончен, и я без сил, еле передвигая ноги, вернулся домой.
Дома отец заставил меня поклясться, что я никогда больше не буду воровать траву и ещё раз надавал по мягким местам.

С воровством травы было покончено навсегда, но, как я говорил, богатый лескенский совхоз выращивал ещё много чего.

В конце лета в совхозных садах Лескена поспевали дивные плоды яблок и груш.
В личных подсобных хозяйствах селян плоды так же поспевали в это же время, но их было гораздо меньше, чем в садах государственных.

Во многих населенных пунктах нашей Республики в те времена создавались пункты приёма яблок, где за определенную плату принимались фрукты, а затем они переправлялись в перерабатывающие цеха, где из них делали или лимонад, или креплёное вино.

За мешок яблок в «пунктах» (так мы их называли) давали около пяти рублей, а это было совсем не плохо.

Жажда быстрых и лёгких денег зажигала в сердцах некоторых молодых лескенцев криминальную искру, и они, не страшась сторожей с ружьями и бульдогами, как настоящие воры, под покровом ночи шли в совхозные сады за яблоками.

В тот вечер мой товарищ Эдик напропалую хвастался новенькими кроссовками, которые купил накануне у местной спекулянтки за двадцать пять рублей.
Кроссовки были очень красивые, и я стал завидовать, так как мои родители таких денег ни за что бы мне не дали.

Эдик сказал, что у родителей денег не брал, а сам их заработал, несколько ночей воруя яблоки.
Решение созрело мгновенно и я попросил товарища приобщить меня к криминальному промыслу.

Как оказалось, воровать яблоки не так-то и просто.
Мы нарвали по два мешка.
Чтобы их вынести нужно было перелазить через забор, а с мешком это очень неудобно.
Когда мы, наконец-то, успешно перелезли сами и перекинули через забор совхозное добро, нас заметил сторож и спустил собак, а в догонку ещё и выстрелил солью.

Бросив всё, я со всех ног рванул с места преступления.
Чуть раньше рванул мой подельник, который бежал быстрее, так как сторож успел угостить его задницу хорошей порцией соли.

К моему несчастью сторож узнал меня и на следующий день настучал отцу.

Вечером другого дня моя задница была нещадно бита отцом и долго горела, как после попадания нескольких соляных выстрелов.
В этот раз отец собирался посадить меня в тюрьму, но бабушка смягчила его приговор на принудительные работы по дому в течение месяца.

Это был очень длинный месяц.

Я тогда поклялся, что никогда больше не буду воровать яблоки.

В один год недалеко от нашего дома на холме, где раньше росла кукуруза, посадили горох.
Горох хорошо принялся и, в конце-концов, красиво созрел.

Соседские пацаны частенько совершали набеги на горох и приносили целые мешки зелёных стручков.
Как оказалось, свежий горошек по вкусу был на порядок выше горошка из консервных банок.
Мне очень понравилось поедать его прямо из стручков, поэтому я решил нарвать небольшой мешок.

В тот вечер на гороховое дело мы пошли втроём.
Уже стало темнеть, когда наши мешки почти наполнились.

- Атас! Сторож! - крикнул один из моих подельников и, бросив всё, со всех ног помчался в сторону села.
Второй тоже всё бросил и побежал в ту же сторону, но совершенно молча.

Я остался стоять на окраине поля один с тремя мешками зелёных стручков и рассеянно смотрел вслед убегающим, пока не услышал странный свист и не почувствовал обжигающую боль на спине, отчего я тут же присел на корточки.

- Ааа! Совхозное добро воруешь, негодяй! - крикнул сторож, слезая с лошади.
Он снова замахнулся плетью, но присмотрелся, убрал плеть, отпустил мне звонкую пощёчину и сказал проваливать прочь.

Сторож был нашим соседом, поэтому тут же настучал отцу.

Отец тогда так расстроился, что даже не стал меня наказывать.
Он приказал, чтобы я подошёл к нему.
Я подошёл и, опустив голову, встал рядом.
Отец несколько раз попытался что-то сказать, но у него от крайней степени расстройства получалось лишь слегка покачать головой.
Затем он встал, махнул рукой и ушёл на кухню, а я с раскрасневшимся лицом остался на месте и сгорал от стыда.

Когда, стоявшая всё это время рядом,  бабушка влепила мне сильнейшую пощёчину, то я даже не почувствовал её.
Она влепила ещё одну, но уже с другой стороны, назвала меня по-русски «бессовестным» и потребовала идти извиняться.

Я зашёл в комнату, где отец смотрел телевизор и стал сбивчиво обещать больше не воровать.
В конце речи я поклялся страшными клятвами и даже пустил слезу.

Только когда я замолчал, отец повернулся и минуту смотрел мне в глаза.

Эту минуту я не забуду никогда.

Она длилась целую вечность.

Почему-то вспоминались все шалости и дурацкие поступки, которыми я когда-либо позорил отца.
Вспоминалось их много, отчего мне становилось ещё хуже.
Я стоял и боялся моргнуть, почти не дышал.
И только когда он сказал:
- Хорошо. Я тебе верю. Иди, - я несколько раз глубоко вздохнул.

С этого дня я категорически отказался от участия в организованных преступных группировках соседских пацанов и долгое время не нарушал данного отцу обещания.

Правда, спустя пару лет, мне, для демонстрации научно-технического прогресса, срочно понадобились высокоомные наушники, которые пришлось, хотя и на время, выкрасть.
Но это уже другая история.

От чистосердечного признания мне стало гораздо легче на душе, тем более, что все описанные мной преступления уже не актуальны за истечением срока давности.

#аланскиехроники