Револьд Владимирович БАНЧУКОВ
Рассказывает вначале сын нашего героя.
«18.01.1926 мою бабушку Клавдию Георгиевну увезли с партсобрания: так родился Револьдик... Как все дети, пошёл в школу, летом отдыхал в пионерских лагерях... Когда началась война, эвакуировался с родителями в Ташкент и, хотя документов за 9 класс не было, поступил в юридический институт. Со 2-го курса мобилизован и принят в разведшколу. После её окончания служил в СМЕРШе. Когда немцы покинули Прибалтику, его командировали в Литву бороться с «лесными братьями. Не приемля насилия, конфликтовал с начальством и получил за это 5 лет трудовых лагерей. Колыма, Воркута, Коми... каторжный труд, жуткие условия, голод. После освобождения в 1950 г. приехал в Харьков, поступил в педагогический институт. После его окончания работал в школе рабочей молодёжи, читал лекции в лектории, на телевидении, в университете, в воинских частях, на заводах и предприятиях. Работал в 47 школе и организовал поэтический клуб «Радуга»...»
На снимке - 19-летний командир взвода Револьд Банчуков.
Р.Банчуков – известный, талантливый литературовед, критик и популяризатор русской словесности, абсолютно гениальный педагог, со сшибающей с ног энергетикой и артистичностью. Автор книг и множества уникальных статей о поэтическом творчестве, создатель и ведущий первого в СССР тележурнала "Поэзия", многолетний руководитель литературных студий, неутомимый организатор и ведущий литературных вечеров, встреч, диспутов… Вспоминают его ученики и современники.
Делится бывшая воспитанница Р. Банчукова Anna Korf Stepanova (Ныне – в Германии): «Мне очень приятно вспомнить моего любимого учителя Револьда Банчукова, который, оказал на меня даже не влияние, он проходит красной нитью через всю жизнь, и реально, под его незримым присутствием выросла моя дочь ...Она музыкант и, смею думать, что поэт. Всегда критерием поэзии было для меня: а... понравилось бы это Револьду? Я не была лучшей ученицей и его любимицей, но общались много, и не только в школе ... «Первое знакомство с учителем Банчуковым произошло в 6 -м классе, он пришёл к нам заменять учителя на спаренном уроке литературы. Это было незабываемо... Пришел такой зажигательный, элегантный, похожий не на учителя, а на артиста... и начал урок с того, что мы всем классом сочиняли стих... он записывал его на доске:
Опало золото листвы
Какое невезение
И листья эти не просты
А золото осеннее
— Ну что, вышло на славу?! — полувопросительно… сказал учитель.
Класс удовлетворенно отозвался.
Он прочитал этот стих с выражением и написал под ним, как ни в чем не бывал: ДЕРЬМО"!!! Вот так и написал ...
Шок, немая сцена, звенит звонок, и голос учителя: " А на следующем уроке я расскажу вам, что есть настоящая поэзия ", и рассказал, и «подсадил» на вот эту настоящую поэзию на всю жизнь практически всех... Эффектно! А потом он пришёл к нам преподавать… Каждый урок литературы был миниспектакль, где царствовал он и вовлекал всех... Не было привычных вызовов к доске, все было необычно... Заводил всех, "работал" весь класс. Это была ЕГО методика, и вряд ли её могли повторить… Всё держалось на личности, харизме и артистизме... Русский язык, - это заслуживает отдельных слов... Взял он нас безграмотных, и я вот сейчас понимаю, не в «облом» ему было назначать дополнительно-принудительные занятия на нулевом уроке потому, что после последнего был клуб поэзии "Радуга". Скажите, надо это было ему - «чесать» с Веснина на Космонавтов к 7.30. каждый день писать диктанты,...ведь мы были такие не одни... и что -то мне подсказывает, что ему это не оплачивали....
Большой конфликт у него с самим собой был в том,...что жажда творчества как-то плохо вязалась с жёсткими правилами ,...как правильно было писать сочинения. И в этом лично у меня с ним тоже произошёл однажды большой конфликт...
Было что-то по Маяковскому, которого он безумно любил, а у меня как-то не сложилось... не убедил он меня. Писали сочинение, эпиграфом к которому я взяла " Я ассенизатор и водовоз..." и разгромила, как могла… Я не получила никакой оценки... мне не было сказано ни слова... он меня игнорировал…
И вдруг папа меня посылает домой к Банчукову отвести "важные документы". Я поехала..., он мне только сказал, что я не дура, всё понимаю... и запер в своем кабинете - не выпустил, пока не написала, как НАДО, как я ни противилась... а противилась я очень долго...
В какой-то момент дверь приоткрылась, и туда протиснули батон хлеба, разрезанный, как бутерброд, с огромными кусками колбасы... Пришлось-таки писать, как НАДО».
И.Шкодник, бывшая студентка филфака ХГУ:
«Прямые продолжатели его дела: Лара Гертман, Оля Ильницкая и я решили посвятить себя изучению русского языка и литературы, через год - Таня Шеховцова (. О Тане Револьд убеждённо говорил: «Шеховцова уже готовый литературовед». Ну что ж, пришлось Тане стать доктором филологических наук, как пошутил Александр Охрименко) и Оля Дорогань. Он умел захватить внимание класса. Наилучшие уроки, они проходили на едином эмоциональном подъеме. «Секретов» своих Револьд Владимирович не скрывал.
— Учитель — это актер, оратор, глашатай, — любил говорить он. — Ученики должны видеть в нем заинтересованного человека, а в каждом его пояснении — новый оттенок. Когда знакомый материал учитель подает с нетрадиционной точки зрения, в новом преломлении, ученики не остаются безразличными. К тому же учитель не законодатель, не дидактик: каждый ученик имеет право на свое мнение. А мнения бывают иногда такие неожиданные и свежие. Мы учим и учимся сами… В каждом школьном сочинении учитель мог найти «изюминку». Это помогало детям почувствовать себя творцами. Ему удалось убедить нас в том, что филология наука строгая, не терпящая безосновательности и пустословия. Высказать свою мысль — чудесно, спорить, не соглашаться с учителем — будьте любезны, но каждое слово должно быть строго аргументированным».
— Наш учитель умел соединить на уроке лекцию и диспут, в какой-то мере уроки напоминали викторину: интересные вопросы вызывали неожиданные ответы — говорит Лариса Гертман.
А как удивительно умел этот человек слушать, как деликатно относится к чужим, в большинстве еще несмелым, мнениям учеников! Револьд Владимирович так учил писать сочинения:
— Произведение должно быть построено крепко, как дом. Фундамент этого дома — глубокое знание литературы, умение четко изложить свою мысль и безупречная грамотность. Этот дом должен быть и красивым. Не чурайтесь образности, не бойтесь смелых литературных сравнений, используйте все возможности, которые щедро дает вам родной язык.
Виталий Копусь: «о времени (1956 – 1964 г.г.), - зарождения, расцвета и упадка «шестидесятничества» («хрущёвской оттепели») На смену афишируемых Тихонова, Суркова, Твардовского, Вс. Вишневского, Симонова пришли преданные забвению имена Пастернака, Ахматовой, Цветаевой, … вышли книги репрессированных В.Шаламова, Алдан-Семёнова, Яр. Смелякова, Ажаева, Солженицына и т.д. Появилось множество молодых литераторов: в прозе – Аксёнов, Гладилин, Кузнецов, Ставский; …в поэзии – Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина, первый великий бард – Булат Окуджава. … По всем культурным столицам (Москва, Ленинград, Харьков) бурлили поэтические вечера, литературные студии, концерты чтецов (Журавлёв, Сорокин, в Харькове – великолепная Александра Лесникова). Печатались коллективные сборники поэтов, самой желаемой книгой была «День поэзии».
В Харькове открыли магазин «Поэзия». Я пришёл к открытию в 4 утра и был четвёртым, за мной была тысячная очередь. … Самыми уважаемыми людьми стали продавщицы книжных магазинов.
… Талантливые и нахальные Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский печатались во всех журналах и газетах, разъезжали по стране с концертами и формировали общественное мнение, замыкая его на себе. … Поэзия «шестидесятников» не была протестной. Она была «не такой», новой по отношению к рутине, официозу предыдущих лет. Да и протестовать было с какой стати?! Всем казалось, что говорить (писать) можно всё. Правда, Е.Е. иногда позволял себе уколоть власть, иронизируя то по поводу гегемона– «… родственники – честные производственники», то по поводу милиционера, спрятавшегося от града, – «постовой, постовой, а дорожит головой».
На весь Харьков тогда гремела литературная студия, возглавляемая Револьдом Владимировичем. Она действовала в самом большом ДК города – в ДК ХЭМЗ. … Мы ходили на занятия студии, как на праздник. В ней были свои лидеры, писавшие на высоком уровне: Марлена Рахлина, Лёня Каган; рабочие: Корж, Ст. Ревуцкий; студенты или вчерашние студенты: Аркадий Шульман, А.Брохштут и я. Новые лица: с прекрасными женскими стихами и такими же чертами лица – Рита Губина, завораживающий украинскими стихами Ст. Росссоха, и много других «хороших и разных». Банчуков приглашал на студию местных литераторов и московских: Поженяна, Евтушенко, и только что появившегося в Харькове Чичибабина. На занятиях студии кто-нибудь читал своё последнее из написанного, все, кто хотел, высказывались. Когда приносил и читал свои вещи О.Спинер, были бурные споры, доходящие до обид и скандалов. Помню день развала студии. На занятия пришёл Р. Банчуков не один, а с художественным руководителем ДК Гамеровым. И Гамеров зачитал приказ по ДК, подписанный им, об исключении из рядов литстудии О.Спинера - «за низкий художественный уровень стихов и создание нездоровой обстановки на занятиях». Спинера попросили покинуть помещение. И тут зал взорвался. Начались протесы: «вернуть Спинера или мы уйдём все». Возглавила это Марлена Рахлина. Основная масса студийцев ушла. Осталось человек десять. Я был в числе оставшихся …». Во-первых, мне было жалко Револьда Владимировича, во-вторых, я не любил и сейчас не люблю гнило-загробную поэзию и поэтов, занимающихся подобным творчеством (от О.Спинера до А.Белого)…».
Вадим Левин: «…в 1959-м или 1960-м в Харьков приехал Евгений Евтушенко. Его выступление меня потрясло и… привело в литературную студию Револьда Банчукова – литературоведа, который вел харьковские вечера Евтушенко. В студии я впервые услышал стихи Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Николая Заболоцкого и понял, что школа украла у меня десять лет, не меньше.
Ещё – из воспоминаний современников:
«Во времена нашей молодости его знала треть города. Похож был на актера Жженова, правда, был излишне склонен к позе, заранее продуманным «экспромтам», но зажигательно умен…».
Юрий Бердан (Нью-Йорк): «Для меня Револьд Банчуков был не просто первый литературный учитель и наставник… Он был одним из самых ярких и сильных впечатлений моей молодости». – «Неповторимое время начала шестидесятых — … и дурманящее дыхание хрущёвской оттепели, и наша бурная литературная компания начинающих талантов и юных графоманов, руководителем, душой и исповедником которой был Р.Банчуков. ... мы шли по засугробленным улицам, потом в морозном скверике у заваленных снегом скамеек, с упоением читали любимых поэтов. И, разумеется, своё. Расходиться не хотелось, и расставались лишь за полночь. Банчуков почти всегда в эти вечера был с нами, и тоже был счастлив...
Тогда ему было едва-едва за тридцать, но для нас, его студийцев, он был непререкаемым литературным авторитетом. Мэтром... Мы обожали его и восхищались им.
Был он обаятелен и очень красив: высок, строен и голубоглаз. …Наверняка, женщины сходили по нему с ума.
...Револьд боготворил поэзию, относился к ней восторженно и свято, но фундаментально, глубоко, и даже несколько академично. Его не подкупали броскость и мелкотравчатая фронда. Он и нам старался привить такое же отношение, не только к поэзии, а к литературе вообще…
В его статьях, публичных выступлениях, лекциях, в каждой их фразе и строчке сквозила преданность её Величеству Поэзии. … это был не просто анализ, разбор или информация, а объяснение в вечной рыцарской любви единственной избраннице сердца — Поэзии. Читая его последние работы, написанные почти через сорок лет, трудно поверить, что выполнены они семидесятидвухлетним человеком: та же, что и прежде, непреходящая нежность и преклонение, та же светящаяся в каждом абзаце любовь, та же не утраченная юношеская свежесть чувств.
Однажды, в одном случайно попавшемся мне в руки русскоязычном журнале …, я прочитал его … статью, посвященную мне. Оказывается, я был его любимым студийцем. …Статья заканчивалась словами: "Где ты, Юра!" … Ушла молодость, … моя первая отчаянная любовь, стала историей оттепель, её скандирующие стадионы, её восторженные мальчики и девочки, её …надежды. … От всего этого у меня оставался только Револьд Банчуков...»
Вспоминает Александр Охрименко, который в 1977 г. попал на практику в 47 СШ к Р. Банчукову и дал 5 уроков попеременно с ним. Его уроки были яркими спектаклями. Мне он постоянно повторял: «Саша, нужна драматургия урока». Вышел на пенсию он раньше срока, «по выслуге лет» для того, чтобы писать первую в СССР книгу: Р.В.Банчуков. Из опыта внеклассной работы по литературе: Развитие навыков анализа поэтических произведений у старшеклассников. Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1985. – 144 с.
Незабываемым событием были 3 вечера Вознесенского в ДК строителей. Поэта в Харьков привёз Револьд! Выступая в начале каждого вечера, Револьд давал характеристику своеобразия поэзии Вознесенского. Ещё 2 вечера поэзии устроил Револьд в начале 80-х во Дворце студентов ХПИ. На первом выступал Давид Самойлов. А на следующем вечере Банчуков представлял залу Юрия Левитанского. Кроме этих «5-ти вечеров» был ещё и 6-ой! Револьд привёз пародиста Александра Иванова, выступившего в Центральном лектории. Револьд был и руководителем знаменитой взрослой лит.студии, и школьным учителем, и импресарио, привозившем в Харьков великих поэтов.
Повезло и мне лично причаститься к этому феноменальному явлению как Револьд Бунчуков, знаменитый лектор обвал "Знание", более того, один из его активнейших лекторов. После его, как всегда, блестящего доклада о моём первом кумире - Владимире Маяковском – в паре с заслуженным артистом Украины Петровым, (замечательно читавшим в необычной звуковой технике «Разговор на одесском рейде…»), выслушав мои дополнения к только что прочитанной им лекции о Маяковском, предложил: "Бросайте Вы вашу инженерию, идите мне на смену!" Ещё одно проявление его щедрой души, дружно отмечаемой его учениками: буквально в каждом он с радостью выискивал хотя бы малейшие проявления таланта!..
«Р.Банчуков - автор множества статей и публикаций на тему русской и советской поэзии, включая украинских авторов. После переезда в Германию объездил множество городов с циклами о поэзии... ушёл из жизни так же стремительно, как и жил... 28.11.1999... Похоронен в небольшом немецком городке Хамельн, Нижняя Саксония на еврейском кладбище... вечная ему память!» - написал мне по моей просьбе в своём коротком сообщении об отце его сын Владимир (Вадим) Банчуков.
Из дополненного Ириной Литовской в ФБ 02.10.2020:
По школе широко шагает высокий красавец-мужчина с голубыми глазами, густыми темными волосами, чуть тронутыми сединой. Громкий голос, красивая речь, обворожительная улыбка. Артист? Нет, учитель русского языка и литературы в старших классах. А мы - ученики седьмого, увы, нам пока познакомиться не светит. И вдруг - замена, и в класс входит ОН, Револьд Владимирович Банчуков.
- Мне никогда не приходилось общаться с семиклассниками. Идя на урок, думал, вы - взрослые или дети?
- Конечно, взрослые. Какие могут быть сомнения?!
- Тогда поговорим о поэзии. Что такое поэзия, по-вашему?
- Это, когда складно и в рифму.
- То есть, если умеешь складно рифмовать, ты - поэт?
- Конечно! Все же очень просто!
- А давайте тогда все вместе сочиним четверостишие на тему "Сад".
- Легко!
После ожесточенных споров, касающихся подбора эпитетов, на доске появилось следующее:
Тает сад в голубом
тумане,
Тихо листья в саду
шелестят,
А над липами в утро
раннее
Беспокойные птицы
летят.
Пока мы, довольные собой (смогли же!), почивали на лаврах, Револьд Владимирович взял мелок кислотно-желтого цвета, перечеркнул наше коллективное творение крестом и написал сверху огромными буквами "ДРЯНЬ".
- Мы же дети!
-Ах, дети! Тогда анализируем стихотворение Агнии Барто "Наша Таня громко плачет". Почему Таня плачет? Уронила в речку мячик. Но автор выражает уверенность в том, что не утонет в речке мяч, и утешает бедную девочку: "Тише, Танечка, не плачь".
- А все-таки, почему дрянь?
- Потому что в этом четверостишии штамп на штампе сидит и штампом погоняет. Туман - голубой, сад в тумане - тает, птицы- беспокойные. Эти словосочетания никого не удивляют. Их так часто используют, что они приелись, стали неинтересны. Когда Пушкин написал: "Луна, как бледное пятно..." - это было образом. Но когда тысячи поэтов за прошедшие сто пятьдесят лет назвали луну бледной, это превратилось в штамп.
Поэзия - это всегда поиск своих собственных средств выражения, а не использование общепринятых. Я не случайно выбрал эту тему. У Сергея Есенина тоже четыре строчки:
"Вижу сад в голубых
накрапах,
Тихо август прилег
ко плетню.
Держат липы
в зеленых лапах
Птичий гомон
и щебетню".
Звонок с урока прозвенел в пронзительной тишине...
Ира
надіслано
13 хвилин тому
Урок о Пушкине в 8-ом классе. Револьд Владимирович говорит о том, как важно для понимания писателя или поэта знать о нем как можно больше, о его жизни, судьбе, круге общения. Когда в учебнике читаешь о Пушкине, хочется воскликнуть:
- " Навели хрестоматийный глянец!"
- " Вы
по-моему
при жизни
- думаю -
тоже бушевали.
Африканец!"
- А дальше можешь?
- " Сукин сын Дантес!
Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
- А ваши кто родители?
Чем вы занимались
до 17-го года?
Только этого Дантеса
бы и видели".
- Как зовут?
- Ира Литовская.
- Четыре пятерки за урок, а в пятницу - "Радуга" (название школьного поэтического клуба). Жду.
Так началась наша многолетняя дружба.
Урок русской литературы в 9-ом классе. Вспоминаем единомышленников Базарова. Монотонно перечисляем всех персонажей "Отцов и детей". Револьд Владимирович кивает с нехорошей улыбкой. Ну да, ну да...
- Ничего вы не поняли! У Базарова нет единомышленников! Он один, совершенно один. В этом его трагедия!
Благодушный барин Аркаша Кирсанов, эмансипе Кукшина, на голове которой напрасно свила гнездо райская птица (она высиживала пустое яйцо!), - это не единомышленники, это примазавшиеся пенкосниматели! Понимать же нужно, ЧТО читаете!
Ира
надіслано
12 хвилин тому
Десятый (выпускной) класс. "Война и мир". Четыре увесистых тома. Читали все, стыдно идти на урок, не зная текста (так было!). Открывается дверь в класс, входит Револьд Владимирович. Все сидят, потому что - "Сидите, виделись". В центре учительской кафедры грузно опускается тяжелый желтый портфель-саквояж ("беременная кошка"), до отказа набитый книгами, чтобы в подходящую минуту извлечь оттуда двумя пальцами нужную книгу на нужной странице. Учитель будет перешагивать, спотыкаясь, через портфель в течение урока.
Револьд Владимирович открывает окно, садится на подоконник, закуривает (администрация школы пыталась с ним бороться, но тщетно), с лукавым прищуром бросает в класс:
- Что, мальчики, Элен Курагина - красивая женщина?
У мальчиков краснеют уши, розовеют щеки, делаются довольными лица: да, конечно, красивая.
- И вас ничего не смущает в ее облике?
- Да нет, как-будто.
- Нашли в тексте первое появление Элен Курагиной в свете. Читаем весь абзац.
- Вас, по-прежнему, ничего не смущает? А как вы это понимаете: "Она шла по залу с НЕИЗМЕННОЙ улыбкой?
И Револьд Владимирович идет по классу, демонстрируя эту неизменную улыбку. Вы что не поняли? Она же абсолютная дура! Толстой одним словом дает это понять!
Ира
надіслано
12 хвилин тому
Последний урок русской литературы. Последний! Сердце - в клочья!
- Забудьте все, о чем мы говорили с вами на уроках. Впереди - экзамен (сочинение). Никаких собственных мыслей, рассуждений, спорных моментов, вмонтированных цитат. Все должно быть плоско, серо, идеологически выдержано, как в учебнике, который мы не читали. Никаких тонкостей! Где тонко, там рвется! Экзаменационное сочинение должно быть правильно вырублено топором и примитивно отшлифовано.
Мы понимаем, мы не подведем. Мы умеем писать сочинения, благодаря Револьду Владимировичу. "Сочинение - это ответ на вопрос одним развернутым предложением, подкрепленным литературным текстом".
Будет еще один урок в 5-ой школе. Револьд Владимирович проведет его вместо своей бывшей любимой студентки филфака Оли Нестеровой. На этом уроке ("Сквозные образы Чехова") мы с Олей, сидя за последней партой, снова почувствуем себя ученицами.
Будет чтение рукописи книги "Адресаты любви", так и не изданной, к сожалению.
Будет последнее письмо из Гамельна, ответить на которое я не успею...