Мушей
Был Мушеев худосочен.
Пацанёночек еврей
одевался чисто очень,
и держался всех скромней.
Не шумел он на уроках,
не дерзил, и не бузил.
Отвечал всегда негромко
и ни с кем он не дружил.
А на третьей переменке
свой дежурный бутерброд -
черный хлебец с килькой мелкой –
сам съедал, вот, живоглот!
И к нему с обычной просьбой:
«Дай кусманчик, а, Рувим?»,
ни просительно, ни грозно
не цеплялись, как к другим.
Первым этот факт отметил
Колька «Пара костылей»
и добавил вслух при этом:
«Жид пархатый, зухенвей!»
Как терпел Мушей такое,
весь наш класс не понимал.
Целый год Мушея Колька
«Зухенвеем» донимал.
Колька циник был, жестокий.
Может всё из-за того,
что калекой был он: ноги
не ходили у него.
Видел Кольку я на пляже.
Загорая на песках,
не подумается даже,
что калека он, пока
на одной ноге он в воду
не поскачет воробьём…
Плавал Колька, как колода,
и на дно шел утюгом.
И без помощи-поддержки
Колька сразу бы утоп.
Потому и был он дерзким -
чтобы не жалел никто.
Летом радостное время
просто некуда девать.
А мальчишеское племя
любит поозоровать:
как лихие печенеги
на колхозные сады
совершали мы набеги,
в том не видевши беды.
Днём, когда жара в разгаре,
шли оравою к реке,
и часами загорали
на прожаренном песке
.
Ну, а вечером, понятно,
приходили на пустырь
и на нём гоняли ватный
полу-тряпочный пузырь.
Лето удлинить бы малость:
вроде, только началось,
глянь - июнь, июль и август,
лету – амба! - пронеслось.
Снова школа и уроки,
коридорные звонки.
Изумленье педагогов:
«Как взросли ученики!»
В нашем классе всех заметней
вырос и в плечах окреп
колькин враг – Мушеев бедный.
- Как теперь он колькин треп
будет слушать непотребный? -
занимало нас всерьёз.
А на третьей переменке
Колька нагло произнёс:
- Ну, и где ж, куда запрятал
«зухенвейский» бутерброд?
Доставай его, пархатый,
набивай жидовский рот».
Но Мушей ему спокойно,
подойдя в упор, сказал
- «Я тебя, Колян, сегодня
буду бить за твой базар».
После пятого урока
(он кончался где-то в шесть),
подождав ещё немного,
дверь заткнули, всунув шест
в ручку двери. Разделили
«наблюдателей сторон»,
и ещё раз предложили
отложить «бой» на потом.
Но бойцы решили драться.
Колька в парту зад упёр –
так удобнее махаться –
и сказал тому в упор:
- Я твою, пархатый, харю
без талонов отоварю!
И застыл в боксёрской стойке,
А Мушей стал нападать,
И хотя был крепок Колька,
нам два раза разнимать
приходилось их, чтоб снова
Колька к парте задом стал,
утеревши нос от крови.
И Мушей кровь утирал.
Драке быть до той минуты,
пока кто-то из бойцов
не заплачет в голос: тут то
победитель налицо.
Третья стычка. Вновь на парте
опрокинутый Колян.
Слезы льются, скулы сжаты,
но язык во рту, как кляп.
Вновь разъяли их. Решили
драку надо отложить,
чтобы раны подзажили
и сердца могли остыть.
После драки расходились
в сумерках. Наш бузотёр
костылял, как победитель.
Кровь из носа прекратилась –
он её платком утёр.
И Рувима провожали.
Странно весел был Мушей -
взор сиял из-под бровей!
Ртом, разбитым, шепелявил:
«Я ему не зухенвей!»
На другой день не явились
ни Мушеев, ни Колян.
Все гадали: «Что случилось?»
Вдруг с урока Бабаян,
классный староста, был вызван
на беседу к директрисе.
А на переменке класс
услыхал такой рассказ:
«Каждый день Рувим Мушеев
подвергался оскорбленьям –
беспричинно ли, со зла ль? –
от Гайнуллина. При этом
поносил его Колян
словом «жид» и «зухенвей»
А вчера после уроков
он Мушеева жестоко
избивал, как лиходей
лишь за то, что тот еврей».
Возмутилась директриса:
- Бабаян, ты знал о том?
И добавила: - В записке
мать его грозит судом
«за фашистский геноцид»,
если класс не оградит
её сына от «Коляна» -
- негодяя-хулигана».
Почесав за ухом шею,
я сказал: - «Что за дела?
У Гайнуллина с Мушеем
драка честная была! –
из-за принципа сошлись.
Да, «пархатым» и «жидом»
называл Колян его.
Но причем же здесь «фашист»?
«Жид пархатый» - ну, обидно,
и Мушей, не захотев
впредь сносить такое, видно,
напросился на «дуэль».
…День прошел. Прошла неделя.
Место Кольки опустело.
А Мушеев появился.
Перед классом повинился
за Коляна и за мать,
на «камчатку» пересел,
и замкнулся там совсем.
Мы Коляна потеряли.
Почему – не понимали.
А ответ был очень прост:
Иногда сильнее малый…
Лишь поздней мы допоняли,
Чт; еврейский есть вопрос.
12.12.2001 (арх.1998)