Записки преподавателя немецкогo. Часть 15

Наталья Иванова 26
Опишу один из разговоров в нашей учительской. До начала занятий оставалось минут десять, так что за нашим большим овальным столом собрались практически все доценты послеобеденных курсов.

Одна из преподавателей, немка, громко жаловалась на свою судьбу, поскольку ей попался курс «альфиков», не способных научиться ни читать, ни писать. Она эмоционально возмущалась тем, что они такие глупые (выражаясь нейтрально). И под конец своей пламенной речи выразила мнение, что это несправедливо, когда у одного преподавателя такой курс, а у других «нормальные». И вообще-то надо время от времени меняться курсами, опять же во имя справедливости.

В Германии не принято открыто говорить в лицо собеседнику правду, если она нелицеприятная. Поэтому я вышла из учительской. Но после занятия, когда все преподаватели уже разошлись по домам и за большим овальным столом остались только мы с ней, и она сидела опустошённая и несчастная, я сказала ей, что у меня тоже был такой курс, в общей сложности 1000 часов, и они научились читать, и половина курса даже сдала тест по политике.

Мне было странно, что пришлось ей рассказывать, что раз люди не понимают букв и слогов, то бог с ними, с этими буквами и слогами, лучше учить их сразу словам – зрительная память у них же есть. Странно, потому что эта коллега была на одном из моих воркшопов, где я рассказывала об этом методе.

Этот разговор за столом всколыхнул во мне массу эмоций. Частично мне было жалко коллегу, как любого несчастного человека. Но только частично  и совсем чуть-чуть. Потому что я на стороне своих учеников – я им не судья, я из защитник.

Когда кто-то из коллег возмущается недалёкостью учеников, отсутствием у них способностей к изучению немецкого, я чаще всего советую не поддаваться эмоциям, а воспринимать это как факт. Это так есть, потому что так есть, и из этого нужно исходить при работе с таким курсом. Про себя я думаю, конечно, гораздо больше. Про себя я думаю, что люди не виноваты в том, что Бог им не дал при рождении тех или иных способностей. Как и нет заслуги «высоколобых» в том, что Бог им эти способности дал. Тебе дал, так и используй свой интеллект для помощи тем, которым не дадено. В этом и состоит смысл человеческого многообразия: делиться тем, что у тебя есть. Ведь наши ученики нам тоже дают: дают уроки добра (а у «высоколобых» добро в дефиците), уроки естественного отношения к жизни. Они показывают нам, как можно радоваться жизни, а нам вечно всё не так и не этак. Они учат нас, как можно быть счастливыми, отдавая себя целиком своим семьям. Они показывают нам, что главное в жизни – любовь. Да я за такие уроки их вечная должница – я не могу им дать столько, сколько они мне дают.

И ещё немножко о добре. Нам, преподавателям, неимоверно повезло, потому что мы можем творить добро. И это не само собой разумеется. Добро нельзя сотворить волевым решением. Если ты решил сделать доброе дело, ещё не значит, что ты сможешь это сделать. У добра есть один маленький секрет: оно засчитывается, если это делает «делателя» добра счастливым. Если сердце «делателя» наполняется тёмными эмоциями – раздражением, злобой – такой акт «добра»  наверху не засчитывается.

Поэтому мне и жалко мою коллегу: ей дан в жизни огромный шанс, а она его пока закапывает в песок. Очень хочется надеяться, что пока.