Передав детей Тимофея под опеку его матери, а по сути - бросив, Инга не сказала о нём самом и доли правды, брякнув лишь о финале неблаговидной для себя истории. Дело в том, что однажды возвратившись домой в неурочное время, он застал её в объятиях мужчины, с которым она «крутила роман» несколько ранее, и они с ним вовсе не пили чай на кухне, мирно беседуя… Обычно сдержанный, даже в отдельных ситуациях чрезмерно, Тимоха (так и только так называла она его) совершенно неожиданно устроил дебош с мордобоем и далеко идущими последствиями для всех участников инцидента. Сама она тогда отделалась лишь множественными синяками и лёгким сотрясением, а вот её любовнику досталось много больше: в бессознательном состоянии он был доставлен каретой «Скорой помощи», вызванной Ингой, в больницу со множественными переломами и даже ушибами внутренних органов. Ещё бы, ведь в завершении разборки Тимофей просто спустил его вниз по лестнице, вышвырнув из квартиры. Хорошо хоть тот остался жив и обошлось без инвалидности, а то вряд ли бы приговор суда был бы настолько мягким: два года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.
Собственно говоря, всё должно было бы быть в точности наоборот, поскольку именно с Тимофеем Инга изменила тому парню, что пострадал больше всех от кулаков обманутого мужа. Успешный бизнесмен (богатенький Буратино - как обзывала она его за спиной, конечно) познакомился с ней в одном из ночных клубов Риги, где она какое-то время назад танцевала стриптиз. Завязались отношения. Вначале просто «постельные», но потом переросшие пусть не в любовь, но во что-то близкое к ней. Он настаивал на том, чтобы она перестала заниматься тем, чем занималась, но при этом замуж не звал, и ничего конкретно стабильного не гарантировал, а потому она послала его куда подальше и продолжала жить так, как считала нужным и даже уехала в Светлогорск, но разве от судьбы убежишь? Он очень быстро вычислил её новое место нахождения и стал наведываться «по старой дружбе», так сказать, с той лишь разницей, что теперь обещания и клятвенные уверения из него сыпались просто горохом. И в качестве первого взноса в будущую стабильность он именно в тот день преподнёс ей ключики с документами от авто довольно-таки престижной марки! Но она к тому времени уже была замужем за бравым морячком по фамилии Калина... А потом случилось то, что должно было неизбежно случиться...
Ждать, когда он выйдет на свободу, не имело смысла вообще – Тимоха не менял своих решений: сказал – пошла вон из моей жизни, значит ни о каком примирении не стоило даже заводить речь. Да и зачем, если она и не любила его по-настоящему, как оказалось… Почему родила, почему не избавилась от столь нежелательной (а вот это уже как сказать!) беременности? Во-первых, было уже поздно – при сроке в три с лишним месяца врачи всячески отговаривают от проведении аборта… Хотя, деньги открывали и открывают и не такие двери… Во-вторых, не хотелось из-за собственной легкомысленности остаться в дальнейшей жизни бесплодной смоковницей, не приносящей плоды, т.е. она элементарно испугалась могущих быть последствий. В-третьих, собственный возраст - дело шло к тридцатнику (Инга была на несколько лет старше Тимофея)- когда же ещё рожать, если не теперь? К тому же новый её спутник (или, наоборот, старый, поскольку им стал именно тот, кого изуродовал Тимофей), зная о её беременности, строго-настрого запретил что-либо предпринимать в этом направлении, и предложил именно этот изощрённый со всех сторон вариант отмщения своему обидчику:
- Родишь и отвезёшь ему его отпрысков – пусть радуется!
Странное решение, если не сказать больше… И странно оно не тем, что поступило от того, кто по его словам, собирался строить с нею семью, а то, что она приняла и согласилась исполнить его! Девять месяцев вынашивать, пройти через родовые муки и что же получить в результате? Пшик… Как бы она не относилась к отцу детей, быть от того её они же не перестали, не так ли? Однако Инга, родив здоровых близнецов, без долгих раздумий рассталась с ними, зарегистрировав на фамилию Калина уже на следующий день после выписки из роддома и сразу же подав заявление на развод. Иск был удовлетворён без излишней волокиты и заочно.
То, что Инга родила близнецов, Тимофей, безусловно, знал. Она приезжала к нему на суточное свидание уже будучи «не женой», которое продлилось не больше двух часов и было прервано по его требованию. Посидели за столом друг против друга, высказали всё, что посчитали нужным, да и разошлись, как в море корабли. Тогда-то она и сообщила ему о появлении на свет двух маленьких «калинышей», ожидая хоть какой-то реакции, но быстро поняла, что её не последует, а потому спросила:
- Неужели ты настолько ненавидишь меня и обозлён, что даже не хочешь узнать имена собственных сыновей?
- Ты слишком высокого мнения о себе! – ответил он ей тогда – Как можно ненавидеть пустоту? Тебя просто-напросто нет, понимаешь? Нет и уже никогда не будет в моей жизни!
- Не говори так! Пока люди живы, всё ещё можно исправить… Ты же признавался, даже клялся мне в любви. И потом, детям, особенно мальчикам, нужен отец.
- Об этом необходимо было думать их матери, прежде всего. Думать, а не прыгать из койки в койку, оставаться мужней женой, а не похотливой сукой, готовой спариться с любым кобелём! И ещё… Поскольку этот разговор между нами последний, скажу вот что: я не собираюсь в том, что между нами произошло, обвинять лишь тебя… нет, признаю, что часть вины лежит на мне…
- Интересно, и за что же именно ты готов отругать себя?
- Не понимаешь, да? Вот видишь, даже в этом между нами огромная пропасть… То, что тебя, судя по тону сказанного, забавляет, для меня является и огромным разочарованием и горьким до оскомины уроком, за который я бы мог даже поблагодарить тебя… Никогда впредь ни с одной из представительниц твоего пола я уже не позволю себе того, что позволял в отношениях с тобой!
- Прекрати свои недомолвки! – привычно возмутилась Инга – Чего уж ты такого делал, за что теперь считаешь возможным бранить себя?
- И этого не понимаешь, да? – тихонько задал он вопрос, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери для того, чтобы вызвать конвой прекращая свидание – Любил и верил… Верил и любил…
Последнее, что услыхал уже в спину, были имена сыновей…
Но ничего этого Антонине, матери Тимофея, известно не было ещё долгие восемнадцать месяцев, полтора года или что-то около этого, в течение которых на её имя пришло всего лишь несколько писем непонятно откуда, в конце каждого из которых стояла непременная приписка с просьбой не писать ответ по адресу, указанному на конверте, так как он вскоре сменится…
Но всё когда-нибудь да кончается и наступил тот день, когда Тимофей ступил на родной порог… И что же предстало его глазам? Мама, его мама находилась в плотном окружении троих малышей – двух шустрых мальчишек, которые совершенно не хотели находиться в совсем не большом по размеру манежике, в отличие от своей сестрёнки (тёти!) явно младшей их по возрасту!
Когда первый восторг от встречи малость улёгся, он, конечно, попросил объяснений… Иван взял на себя весьма не простой разговор, решительно отправив Тоню к малышам, а её взрослого сына чуть ли не вытолкнув на террасу. Ему очень не понравился тон допущенный тем в разговоре с матерью, да и произнесённые им слова как таковые тоже. Прямо скажем, неожиданные если не откровенно оскорбительные, учитывая то, как о нём всегда говорила она сама. Видимо, эти почти пять лет вдали от дома сильно исковеркали характер парня, причём настолько, что его было трудно узнать…
Но и для Тимофея тоже в некоторой степени оказалась не совсем приятной встреча с чужим человеком в родном доме, мужем матери, плюс вся эта ребятня… То, что близнецы дети Инги (своими язык как-то не поворачивался обозвать), ему объяснять нужды не было – ещё помнился отличный от других разрез глаз, форма рта, да и в движениях, повороте головы проглядывалось то, от чего, как говорится, и захочешь, а не отмахнёшься… Он и сам от себя вряд ли мог ожидать насколько сильно вновь всколыхнулась волна раздражения и ослепляющая мозг ярость, которая, как казалось, давным-давно погасла, но… вот поди ж ты! Да ещё этот хмырь болотный… командует…
А Иван смотрел на сына Антонины и, честно говоря, не знал как правильно начать с ним разговор… Не хотелось с первых же минут знакомства, а всё на то указывало, приобретать в его лице если и не врага, то уж недоброжелателя точно. А тот, похоже, первым не сделает ни шага в том направлении, когда и овцы целы и волки сыты… Сам по себе он его мало интересовал, но Тоня... Не хотелось бы ставить её перед совсем непростым выбором если парень упрётся рогом и не захочет понять, что новая семья его матери свершившаяся реальность, позволившая ей стать и любимой и счастливой женщиной, если он не признает за ней это право. Интересно бы узнать, о чём он сейчас думает вот так слишком демонстративно, если не нагло, уставившись мне прямо в лицо?
Как ни странно, но и Тимофей размышлял приблизительно также:
- Ишь, смотрит… Я домой к себе вернулся – домой! И мне начхать с высокой колокольни на то, что тебе это не нравится! Хозяином себя возомнил, да? Извини-подвинься, чувачок! Хочешь-не хочешь, а тебе придётся считаться и со мной, и с моим присутствием рядом с матерью!
Но, честно говоря, Тимофей и сам до конца не понимал с чего вдруг возникло данное раздражение? Может, от того, что привык считать мать безраздельно принадлежащей лишь ему, ведь никогда за все восемнадцать лет, т.е. до ухода в армию, с нею рядом не возникало даже тени мужчин, ни в одном из разговоров с бабой Ритой не проскальзывало даже мельком мужского имени, а тут вдруг на тебе, нарисовался - не сотрёшь… Ещё и родила ему в её-то годы, не побоялась... Дочь в одном манеже со внуками - обхохочешься! Но вот почему-то не смеялось ему, не улыбалось даже... Ой, как он, наверное, удивился если бы ему кто-то прямо и открытым текстом сказал, или хотя бы намекнул на то, что всё его настоящее поведение слишком уж похоже на самую обыкновенную зависть, ревность или на что-то родственное тому. Ох, как бы он взвился под потолок, но здесь не было такого человека: мать, всё понимая, не могла потому как слишком его любила, а Иван ни за какие коврижки не стал бы огорчать её саму даже просто из опасения, что она всё равно встанет на сторону сына... пусть бы и во вред себе и всем остальным...
Наверное, негатив в настроении объяснялся ещё и тем, что брошенный взгляд на детей Инги, сразу же всколыхнул то, что он так старался забыть, хотя в тюрьме сделать это было ох как не просто… Тюрьма сама по себе место не ахти какое весёлое и пребывание в ней даже такой, в общем-то, короткий срок, что выпал на его долю, коверкал судьбы многим, выставляя на всеобщее обозрение то, о наличии чего в себе человек порой и не подозревал! И совсем не важно, кто или что стало причиной захлопнувшихся за спиной ворот, отгораживающих тебя от привычного, остального мира, виноватым всё равно оказывался именно он, этот самый мир и все оставшиеся в нём! Все они, но не я! Человеку вообще свойственно оправдывать себя. Он изначально так устроен и, наверное, не его вина в том, что он не в состоянии абстрагироваться и посмотреть непредвзято на собственные слова и поступки. И Тимофей не был исключением: Инга и только Инга виновата в том, что он угодил на нары, что его списали с флота, сломав все надежды на будущее, связанное с морем. Он напрочь забыл, где познакомился с нею, чем она зарабатывала себе на жизнь, будучи портовой шлюхой. Всё это не имело никакого значения – это было До встречи с ним… Самонадеянный глупец… Не имея за душой ничего, кроме недюжинных физических данных и смазливой внешности, а также мизерной зарплаты мичмана, он вознамерился сходу переделать ту, что имела за пару-тройку ночей столько, что ему и не снилось… Напяленные провокаторшей – первой любовью – розовые очки могли бы расколоться гораздо раньше (было несколько моментов, подобных тому, как оказалось, роковому), но она, умело используя секс, переворачивала всё с ног на голову, заставляя в результате его самого чувствовать именно себя виноватым за излишнюю (!) подозрительность и ревность на «пустом» месте…
Да, он знал о рождении близнецов. Но не знал, да и вряд ли мог предположить вообще, что она распорядилась ими вот так, хотя ещё какое-то время после последней встречи писала ему в колонию, даже не получая ответов на свои письма. А потом администрация уведомила его о расторжении их брака, произведённое заочно. Почему-то тогда, в самый первый момент, захлестнуло обидой и возникло желание возмутиться, но потом, поразмыслив, даже поздравил себя с этим, вспомнив поговорку: когда леди покидает кабриолет, конь вздыхает с облегчением! Отпала необходимость хлопотать об этом самому после выхода за ворота «крытки». О детях как таковых и не думал, и не вспоминал, вполне резонно сомневаясь в собственном отцовстве – они могли быть от кого угодно. Да, и от него тоже, но тут уж, как говорится, бабушка надвое сказала! И вдруг – на тебе! Территория проживания, оказывается, уже полтора года как занята, и кем же? Ими, теми, о ком он даже думать не хотел. Наследники, блин… И этот ещё… папочка… Как волки обложили со всех сторон…
- Ладно, перекантуюсь недельку-другую, - решил он для себя окончательно - да и подамся куда-нито к морю… Небось, простым матросом примут на какую-нибудь посудину, а там поглядим!