Деятельность «князя» Бермондт-Авалова в 1918 году
(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/10/10/537)
Раз уж, в предыдущей главе, была затронута тема о деятельности Бермонта-Авалова в годы Гражданской войны, то следует поподробнее рассказать об этой малоизвестной странице истории.
Заодно посмотрим, кто и как создавал, финансировал и вооружал белые армии (в Прибалтике и на Украине) в 1918 году и как Деникин и Юденич ТОГДА относились к помощи со стороны Германской империи.
Надо сказать, что сам П.Р. Бермондт-Авалов, несмотря на все свои нравственные изъяны и недостатки, был весьма здравомыслящим человеком, о чем свидетельствуют его мемуары «В борьбе с большевизмом», изданные в 1925 году, в Берлине.
Вот как он там оценивает деятельность правительств Англии и Франции в годы Гражданской войны:
««Союзники», расчленяя могучую Российскую империю, намеренно поддерживали в ней состояние гражданской войны.
Опустившись, под влиянием корыстных и эгоистических чувств, в нравственном отношении до дна, они уже не останавливались ни перед чем.
Ныне, после долгих страданий и кровавых жертв, стало наконец очевидным, что величественные лорды, только торгаши, и что «благородная Франция» есть не больше как политическая сказка».
Не правда ли, сильно сказано?!
Давайте посмотрим, что он, будучи непосредственным участником тех событий, вспоминал о том, как разгоралось пламя Гражданской войны на Юге России:
«В июле 1918 года, в Киеве при союзе «Наша Родина» было образовано бюро Южной армии, имевшее своей целью вербовку добровольцев и отправку их в Богучарский и Новохоперский уезды Воронежской губернии. Там с разрешения атамана войска Донского генерала Краснова формировалась 1-я дивизия Южной армии, начальником которой был генерал Семенов.
Благодаря содействию М.Е. Акацатова, герцога Лейхтенбергского, графа В.А. Бобринского, полковника Чеснокова и др. Киевское бюро, одним из организаторов и активных работников которого был и я, начало свою деятельность
.
Германские военные власти шли во всем навстречу и при их непрерывной поддержке удалось в течение 3 месяцев во всех крупных городах на русской территории, занятой германской и австрийской армиями, открыть до 25 вербовочных бюро и через их посредничество отправить в Южную армию около 16 000 добровольцев, из которых 30 % составляли офицеры.
Все эти добровольцы распределялись по отрядам, которые снабжались всем необходимым и в лучшей боевой готовности направлялись к месту своего назначения».
Как видим, с официального одобрения и при поддержке германских оккупационных властей, «во всех крупных городах на русской территории, занятой германской и австрийской армиями» были открыты десятки вербовочных пунктов, которые смогли поставить для будущей Добровольческой армии около 16 тыс. добровольцев, в т.ч. примерно 5 тысяч офицеров, которые «снабжались всем необходимым», включая вооружение, обмундирование и продовольствие.
Но, может быть, генералы Алексеев и Деникин, на словах рьяно осуждавшие сотрудничество с «тевтонами», просто не знали об этом?!
Бермондт утверждает обратное:
«Генерал Деникин, отвергнувши официальное предложение помощи со стороны германцев, не отказывался от нее, если она шла окольным путем, и принимал от атамана Краснова вооружение, военное имущество и обмундирование, которое в свою очередь выдавалось атаману германцами. Тем же путем было отправлено в армии генерала Деникина около 4000 добровольцев, несмотря на то, что для этого пришлось преодолеть немало затруднений политического характера.
Впоследствии генерал Деникин очень ревностно защищал свою верность «союзникам» и ко всем предложениям, исходившим от сторонников иной ориентации, оставался глухим, показывая этим свою односторонность в делах политического характера и обнаруживая полное отсутствие дипломатических сил в составе своего штаба.
Забывали главное – русские интересы и тупо, а может быть и преднамеренно, смешивали или, вернее, считали их тождественными с интересами наших «союзников».
Тут надо бы обратить внимание на два момента:
1. Бермондт-Авалов подчеркивает, что Деникин прекрасно знал, что «вооружение, военное имущество и обмундирование выдавалось атаману (Краснову) германцами».
2. Очень верной оценкой (с точки зрения белогвардейцев) был вывод Бермондта о том, что «русские интересы и тупо… и преднамеренно…считали их тождественными с интересами наших «союзников».
Вот и старались Деникин, Колчак и Юденич проводить откровенно «проантантовскую» политику, до последней крайности стремясь понравиться и угодить своим спонсорам и покровителям из Англии и Франции.
Не без ядовитой иронии Бермондт-Авалов рассказывает:
«Одним из первых уроков союзнической поддержки был инцидент в Одессе, когда, после многих обещаний гетману Скоропадскому, а потом и Петлюре, «союзники» наконец высадились там и вскоре убедили местное население, что это уже только французы, а не германцы.
Выступив, после долгих колебаний, с русскими добровольцами из Одессы, они в 40 верстах от города, под Колосовом, потерпели поражение от большевистских, повстанческих банд и бежали, оставив врагу свои танки и артиллерию.
Погрузившись затем незамедлительно в Одессе на суда, они уехали в Константинополь, оставив на произвол судьбы доверившихся им добровольцев.
Часть последних погибла, сдавшись на милость победителя, часть бежала в Румынию».
Как ранее уже говорилось, сам «князь» Авалов в это время находился в Германии, в офицерском лагере Зальцведель, куда его вывезли из лукьяновской тюрьмы Киева германские войска.
В этом лагере он пытался из «господ офицеров» организовать «конно-пулеметный» (!!!) «партизанский отряд», и даже издавал разные «грозные» приказы по этому случаю.
Получалось это неважно, т.к. «г.г. офицеры», привыкшие к спокойной жизни военнопленных, не слишком-то спешили «на фронт антибольшевистской борьбы», привычно интриговали и перессорились из-за руководящий постов.
Бермондту даже пришлось горько укорять их в одном из приказов:
«Мне стало известно, что некоторые офицеры лагеря, к сожалению даже в старших чинах, ведут агитацию, направленную во вред формируемому мною отряду, готовому всегда жертвовать собой на благо Родины. Предлагаю всем г. г. офицерам и чинам отряда приложить необходимые усилия, дабы рассеять неправильное мнение о нашей святой работе.
Лиц способных только заниматься пустой агитацией, как попавших в ряды нашей армии по недоразумению и недостойных уважения, предлагаю дарить презрением. В свое время Россия заклеймит их позором, а с нами Бог и правда».
В конце концов, ему удалось познакомиться с ротмистрами фон Розенбергом и Гершельманом, которые «работая все время в военно-политическом направлении, имели большие связи среди военных, политических и общественных кругов Германии и были поэтому весьма хорошо ориентированы в настоящем положении».
С их помощью «князю» Авалову удалось связаться с официальным представителем германского командования «гауптманом Э.» и на совместных совещаниях выработать следующие «условия формирование русской добровольческой армии» на территории Прибалтики, занятой германскими оккупационными войсками:
«1) русская добровольческая армия должна формироваться по соглашению с императорским германским правительством;
2) местом формирования должны послужить оккупированные германскими войсками русские области, причем желательными являются районы городов Двинск – Вильна или Валк – Вольмар – Венден;
3) формирование армии должно производиться в одном из указанных районов, под прикрытием германских оккупационных войск;
4) армия должна будет комплектоваться: а) местными русскими офицерами и добровольцами, б) переправленными при помощи германцев из Петербурга офицерами и добровольцами, причем многие из них предварительно должны быть освобождены из тюрьмы, в) русскими военнопленными, находящимися в лагерях Германии;
5) командующим армией, с диктаторскими полномочиями, должен быть назначен русский генерал с популярным боевым именем, причем желательно было бы назначение генерала Юденича, генерала Гурко или генерала графа Келлера;
6) денежные средства на содержание армии должны выдаваться заимообразно германским правительством русскому государству;
7) все необходимое для формирования армии, как то: вооружение, обмундирование, снаряжение и продовольствие – должно отпускаться германскими военными властями русскому командованию;
8) в одном из городов оккупированной области перед началом формирования должен быть созван Русский монархический съезд, имеющий своей задачей выделить из своего состава Временное правительство России;
9) армия по окончании формирования должна быть приведена к присяге законному царю и Русскому государству;
10) задачи армии: а) наступление на Петербург и свержение большевизма; б) поддержание законной власти, в) водворение порядка во всей России;
11) все установления политического характера должны быть выяснены на Монархическом съезде и утверждены избранным Временным правительством;
12) германские войска участия в подавлении большевизма не принимают, но следуют за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти.
Эти условия были переданы гауптману Э., и он в тот же день выехал в Псков, где должен был три дня ждать приезда ротмистра фон Розенберга, чтобы затем вместе с ним отправиться для личных переговоров в главное военное германское командование на Востоке, находившееся в гор. Ковно».
Тут не требуется и каких-то особых комментариев: было согласовано создание откровенно марионеточной прогерманской армии, которая должна была воевать под контролем германских войск и за немецкие интересы.
«Отношение германских военных властей было более чем предупредительное, и они во всем шли навстречу.
Так в первые же дни была прочно налажена отправка с курьерами писем в Петербург, в которых можно было писать все совершенно открыто, и они доставлялись непосредственно в руки адресата и не подвергались никакой цензуре.
Германским пограничным постам было отдано приказание принимать всех русских офицеров, желающих перейти границу, причем для удобства был установлен особый пароль: «Nordabshnitt»…
При штабе германской дивизии было образовано русское комендантское управление с комендантом ротмистром Каширским во главе и адъютантом штабс-ротмистром Петровым. В комендантское управление направлялись все перешедшие границу офицеры, где после опроса им выдавалось удостоверение на право жительства в городе и ношение установленной формы.
Затем было открыто общежитие для офицеров и предоставлено право пользоваться германским гарнизонным офицерским собранием, в котором была отведена отдельная комната и можно было получать дешевый завтрак и обед…
15 сентября 1918 г., приехал гауптман Э. и сообщил, что переданные им условия формирования русской армии являются приемлемыми для Германии и принципиальное согласие на него уже дано, но германское правительство хотело бы иметь некоторые гарантии в том, что указанная помощь действительно желательна русским монархистам и потому оно предполагает для выражения этого желания организовать монархический съезд в Пскове.…»
(Вот с этим-то «монархическим съездом» у них и вышла «заковыка».
Немцы ЯВНО переоценили степень «монархических» настроений и симпатий, даже в среде белогвардейцев того времени, и никакого «съезда», хоть и с немецкой помощью, монархистам собрать не удалось).
Ну, а помимо этого, дела с созданием Северной добровольческой армии (под немецким контролем) шли прекрасно.
Германия обеспечивала размещение, питание, обмундирование для желающих вступить в нее.
Был налажен (и прекрасно работал) полу нелегальный канал по перевозке всех желающих повоевать с большевиками господ офицеров из Петрограда на занятую немцами территорию (Псков, Остров, Изборск, Двинск, прибалтийские марионеточные псевдо государства той поры и т.д.).
Никакого особенного «героизьма» при этом не требовалось.
Используя известную всем продажность российского чиновничества (а именно оно сплошняком и сидело в советских учреждениях Петрограда в 1918-1919 г.г.) немцы просто подкупали соответствующих «совработников» и те оформляли необходимые для выезда документы.
«Князь» Бермондт-Авалов так вспоминал об этом:
«Я думаю, что многие, особенно генералы, гуляющие теперь за границей, совершенно и не подозревают, какому счастливому случаю они были обязаны при своем освобождении из тюрьмы.
Великих князей не удалось спасти только из-за нерешительности людей, окружавших их близких, которые надеялись, что все обойдется благополучно и без принятия экстраординарных мер и потому не соглашались на них.
Так, например, германский офицер, который переправил министра Трепова в Финляндию, подготовил также переезд туда и великого князя Павла Александровича, но в последний момент ему пришлось все отставить, так как княгиня Палей, под влиянием окружавших ее людей, не согласилась на приведение плана в исполнение, найдя его рискованным.
Между тем переправа великого князя была обеспечена во всех отношениях: вначале предполагалось настоять на переводе великого князя в частный госпиталь, а оттуда на торпедной лодке, под охраной германских солдат, его императорское высочество был бы доставлен в Финляндию.
Опасности не было никакой, ибо помимо верной охраны все были подкуплены.
Германский офицер не сомневался в успехе и недавно еще, при свидании с ротмистром фон Розенбергом в Берлине, высказывал свое глубокое сожаление, что он был лишен возможности провести это дело до конца.
«Вы знаете, ротмистр, – добавил он, – за Трепова мы заплатили большевикам двадцать тысяч рублей, но зато мы ехали совершенно открыто в первом классе и почти все знали, что я везу Трепова.
За великого князя пришлось бы заплатить больше, вот и все»…
Вот такие удивительные подробности «всплывают», порой, при чтении эмигрантских мемуаров…
Между тем, неожиданно оказалось, что большинство «господ офицеров» живших в оккупированных немцами областях России, вовсе не горят желанием «отправиться на смертный бой с большевизмом»:
«В Пскове было довольно много офицеров тех воинских частей, которые стояли там в мирное время, но все они чем-либо занимались и большей частью торговыми делами. Так некоторые открыли магазины, кафе, рестораны и даже игорные карточные дома.
Таким образом, элемент для формирования был малоподходящий и мог служить в армии только при наличии достаточного количества идейных офицеров, за которыми им волею или неволею пришлось бы тянуться…
К сожалению, в данном случае наиболее лучший и воинственный местный офицерский кадр уже раньше уехал в Добровольческую армию и продолжал еще уезжать в Южную армию, вербовочное бюро которой, возглавляемое подполковником Бучинским, функционировало в Пскове…»
Выходит, что тогдашние «поручики голицыны» вместо того, чтобы раздавать «корнетам оболенским» патроны и лихо скакать на «красную сволочь», предпочитали тихую жизнь торговцев в магазинах и официантов в ресторанах, обслуживая германских «господ офицеров» и получая от них за свои труды «чаевые»…
Из рук вон плох были боевой дух и дисциплина у воинов Псковского добровольческого корпуса.
За два дня до разразившейся катастрофы, с его позорным бегством, 22 ноября 1918 года во Псков завернул из Риги будущий генерал А.П. Родзянко и вот, что он написал в своей книге о состоянии тогдашней «белой» армии:
«Поезд пришел рано… Я пошел по улицам и встретил много как солдат, так и офицеров вновь формирующихся частей.
Старый кадровый офицер, всю жизнь проведший в строю, часто уже по первому впечатлению может определить, что можно сделать из данного солдата и какого формирования можно ожидать, имея тот или иной живой материал, и это первое впечатление редко бывает ошибочным: разнузданного, ободранного, не воинского вида солдат и офицеров, попадавшихся мне навстречу, было совершенно достаточно для того, чтобы я сразу же решил, что псковское формирование есть не более, как авантюра.
Шатающиеся по городу офицеры были, по видимому, люди ничем незанятые; во многих магазинах за прилавками я видел приказчиков, одетых в офицерскую форму». (Родзянко А. П. Воспоминания о Северо-западной армии, стр. 6.).
Интересные подробности того, как происходило формирование этого Псковского (Северного) корпуса, содержатся в воспоминаниях жителя Пскова, (а впоследствии – Государственного контролера Северо-Западного правительства) Василия Горна «Гражданская война на Северо-Западе России»:
«До 25 ноября 1918 г. Псков находился под немцами. В пределах чисто-русских губерний этот город являлся самым северным и крайним, куда докатывалась волна победоносной немецкой армии, и естественно, что с него же началось обратное движение большевиков в отобранные у них немцами области.
Предполагалось теоретически, что население ждет не дождется возврата назад своей русской власти. Поэтому, как только был заключен Брест-Литовский договор, большевики стали готовиться к новому занятию Пскова.
Хотя, по договору, немцам надлежало очистить Псковскую губернию в самое ближайшее время, но они выдумывали всякие отговорки и, опираясь на свои дисциплинированные войска, затянули очищение города и губернии вплоть до собственной революции, когда немецкая военная сила разом исчезла «аки дым», а появившиеся вместо нее многочисленные немецкие солдатские комитеты немедленно выкинули лозунг «домой!»
Предчувствуя полный развал своего фронта и желая дать возможность, по уходе немцев, самим псковичам отстоять свою территорию от большевиков, немецкое командование незадолго до ухода стало формировать во Пскове русскую добровольческую армию, помогая этому делу советами, деньгами и снаряжением…
Период немецкой учебы оказался весьма краток, а с русской стороны дело велось крайне беспечно и бестолково.
Уже тогда, в момент зарождения белой армии, вскрылась одна психологическая черточка, которая сразу возмутила бравых немецких инструкторов.
Едва успев надеть погоны и шашку, русские офицеры начали кутить и бездельничать, не все, конечно, но… многие.
Немцы только руками разводили, глядя на такую беспечность.
Быстро стал пухнуть «штаб», всевозможные учреждения «связи», а солдат — ноль.
Офицеров в городе многое множество, но большинство из них желает получать «должности», сообразно с чином и летами.
Немцы нервничают, ругаются.
Если не изменяет память, так топчутся на одном месте, пока на выручку не появляются перебежавшие от большевиков на маленьком военном пароходике матросы чудской флотилии и небольшой отряд кавалерии Балаховича-Пермыкина. (Пермыкин — знаменитый впоследствии так-наз. «войсковой старшина» — авантюрист чистейшей воды).
К этим, удравшим от большевиков частям, позже присоединились небольшие кучки крестьян-добровольцев, затем насильственно забрали старших учеников гимназии, реального училища и армия была готова.
Вся затея явно пахла авантюрой и большинству обывателей даже в голову не приходило, что их жизнь и достояние будут зависеть только от успехов такой армии.
Стоявшие во главе организации армии русские, по естественной причине, старались скрыть действительное положение вещей на фронте, а немецкое командование поддерживало в населении уверенность, что, впредь до образования серьезной русской силы в области, немцы не уйдут из города и не оставят нас на произвол большевиков.
Официально армию формировал некий генерал Вандам (военный сотрудник суворинского «Нового Времени»), он же был командующим так называемого «Северного Корпуса», но фактически всю власть скоро захватили офицеры Балахович и Пермыкин. Они пришли в город тихенькие, скромненькие, но дурная слава ползла за ними по пятам.
Оба офицера только что бежали из советской армии, считались там ярыми защитниками советской власти и в сем качестве успели кроваво и невероятно жестоко усмирить восстание лужских крестьян.
Явившись теперь во Псков, они почувствовали подозрительное к себе отношение и потому в первый же день обратились к населению с печатным заявлением, в коем уверяли нас, что солдаты их не обидят населения, и что отряд их пришел грудью своей защищать край от большевиков.
В частной беседе, перед офицерами, эти господа оправдывали свою гнусную роль у большевиков «соображениями высшей политики».
«Да, — говорилось примерно, мы усмиряли лужских крестьян, да — усмиряли кроваво, жестоко, но делалось это с определенной целью — довести ненависть крестьян к большевикам до озверения, что утопит в пламени народного гнева коммисарье автоматически».
Слушали и, конечно, не верили их циничному вранью, но в тот момент хватались за них, как за кучку более или менее энергичных людей и на все их прошлые художества просто закрыли глаза».
К этому рассказу Василия Горна требуется небольшой комментарий.
Как видим, «господа офицеры» (в массе своей) вовсе не спешили утруждать себя познанием новых тактических приемов и прочих военных премудростей (а у инструкторов «победоносной германской армии» было чему поучиться).
Вместо этого они предпочитали весело проводить время в ресторациях и прочих злачных местах губернского Пскова, поражая этим отношением привычных к дисциплине, организованности и прилежным отношением к службе немецких офицеров.
Ничего удивительного в том, что за довольно продолжительное время пребывания немцев во Пскове, когда имелись вполне мирные «тепличные» условия для создания боеспособных частей, ничего толком так и не было сделано и при первом же обстреле красной артиллерией окрестностей Пскова, в конце ноября 1918 года, все это воинство драпануло в Прибалтику. Пример в этом им, как нередко бывало, показали их многочисленные «полководцы».
Еще хуже оказались настроения рабочих и крестьян в оккупированных немцами районах.
Бермондт-Авалов с горечью вспоминал:
«Что же касается рабочего класса и крестьянства, то оно в большинстве тяготело к большевикам, в которых видело освободителей от германской оккупации, мешавшей им грабить помещиков.
Из всего, что было сказано выше, можно прийти к заключению, что базироваться при формировании только на местных офицеров и добровольцев ни в каком случае было нельзя, а потому надо было озаботиться постановкой вербовочного дела…»
Не правда ли, интересно?!
Оказывается, «г.г. офицеры» в Пскове тогда «нашли свое место в бизнесе» и жили мирной жизнью простых обывателей, а вот рабочие и крестьяне «большинстве тяготели к большевикам, в которых видели освободителей от германской оккупации»!!!
Нынешние-то либеральные публицисты рисуют нам несколько иную картину тогдашних народных настроений, расписывая чуть ли не массовый монархизм у офицерства и поголовное стремление рабочих и крестьян к свержению «комиссародержавия».
Вот бы Бермондт-Авалов удивился этому!
Ему тогда приходилось как-то оправдываться перед своими немецкими хозяевами за задержку с этим формированием «армии»:
«Между тем из Ковно от главного военного германского командования приходили постоянно телеграммы с запросом, как обстоит дело с монархическим съездом в Пскове и какие сведения получены от выехавшей в Киев делегации, причем главное германское военное командование указывало, что вопрос о формировании русской армии у них решен окончательно и потому вся задержка происходит с русской стороны.
Приходилось отписываться и выдумывать причины задержки…»
Неожиданные известия были привезены из Киева членом Государственной думы Горсткиным, который специально был послан туда из Пскова для консультаций с руководством Южной армии:
«Он абсолютно ничего существенного для формирования русской армии в северо-западных губерниях не привез, объяснив это тем, что это формирование в настоящий момент не имеет никакого смысла, ибо весь политический центр сосредоточился в Киеве и там решается судьба России.
По его словам, туда съехались все политические и общественные деятели, там ведутся переговоры с германцами и там же стоит в районе гор. Воронежа уже совсем сформированная и готовая к боевым действиям Южная армия, а потому предполагаемое еще только формирование здесь его совершенно не интересует и он не видит никакой существенной пользы от продолжения его.
«Все будет уже кончено, – сказал он в заключение, – когда вы только начнете».
Такого рода оборот дела сильно поразил работающих в Пскове и поставил их в весьма тяжелое положение перед германцами, которые уже давно ждали ответа», - подчеркивает Бермондт-Авалов.
«К счастью, почти одновременно из Киева вернулись ротмистр Гершельман и обер-лейтенант фон Гаммерштейн, которые сообщили, что добровольческие армии на юге относятся вполне сочувственно к предполагаемому формированию на северо-западе и что почти все гвардейские офицеры, находящиеся в Киеве, выразили желание вступить в ряды новой армии, операции которой будут направлены против Петербурга, что, конечно, их очень устраивало во всех отношениях.
Получив эти сведения, ротмистр фон Розенберг просил телеграфировать в главное военное германское командование о том, чтобы оно не связывало формирование армии с монархическим съездом в Пскове и приступило бы к его осуществлению, так как в противном случае произойдет большая задержка, которая может испортить весь план.
В ответ на эту телеграмму от главного военного германского командования прибыла в город Псков 9 октября 1918 года военная комиссия, которой были даны исчерпывающие инструкции о деталях формирования русской добровольческой армии в северо-западных губерниях».
Как видим, ротмистр фон Розенберг, поняв, что тогдашние монархисты так и не смогут собрать никакого «съезда» в Пскове, попросил германское командование попросту плюнуть на эти ожидания.
Немцы, видимо, поняли это, и прислали в Псков свою военную комиссию, которая имела все необходимые полномочия.
«Первое совместное русско-немецкое заседание было 10 октября утром. В заседании участвовали: с германской стороны Генерального штаба майор фон Клейст, майор фон Тресков, обер-лейтенант фон Гаммерштейн и лейтенант Ниман (в качестве переводчика); с русской стороны причисленный к Генеральному штабу гвардии ротмистр фон Розенберг, ротмистр Гершельман, капитан Тарановский и Б.Б. Линде.
После обсуждения некоторых вопросов, связанных с началом формирования армии, было решено, несмотря на то, что предполагаемый монархический съезд в Пскове еще не состоялся, незамедлительно приступить к работе по созданию русской добровольческой армии».
(Между прочим, упомянутый тут майор Эвальд фон Клейст, возглавлявший германскую комиссию, был кавалером Железного креста 2-го и 1-го классов и за военные заслуги был награжден еще тремя орденами Германской империи.
Впоследствии, именно он, в июне 1941 года, командовал 1-й танковой группой, в составе группы армий «Юг», гитлеровского вермахта).
На заседаниях этой военной комиссии были выработаны окончательные условия формирования русской добровольческой армии в северо-западных губерниях, которая, в отличие от формировавшейся на тех же условиях в Киеве Южной армии, была названа Северной армией.
«Эти условия были следующие:
1. Русская добровольческая Северная армия по соглашению с императорским германским правительством и при посредстве главного военного германского командования на востоке начинает свое формирование 10 октября 1918 года.
2. Районом формирования указанной армии назначаются оккупированные части Псковской и Витебской губерний – с городами Псков, Остров, Изборск, Режица и Двинск.
3. Формирование армии будет происходить в названном ранее районе под прикрытием германских оккупационных войск.
4. Армия будет комплектоваться: а) местными русскими офицерами и добровольцами;
б) таковыми же перебежчиками из Советской России;
в) таковыми же других оккупированных германцами русских областей;
г) таковыми же военнопленными, находящимися в Германии, причем вербовка последних будет произведена специально командируемой для этой цели в Германию комиссией из русских офицеров.
5. Командующим армией с диктаторскими полномочиями назначается русский генерал популярным боевым именем желательно при согласии генерала Юденича, генерала Гурко или генерала графа Келлера.
6. Денежные средства на содержание армии отпускаются германским правительством заимообразно Русскому государству и направляются через главное военное германское командование в русское полевое казначейство при армии, откуда расходуются на общих основаниях.
7. Вооружение, снаряжение, шанцевый инструмент, обмундирование, продовольствие и технические средства даются германским правительством через главное военное германское командование таковому же русскому, причем обмундирование и вооружение по возможности русского образца и в размере, потребном для формирования не менее одного корпуса, силой в две пехотные дивизии, согласно германским штатам, с отдельной бригадой кавалерии, соответствующей артиллерией, вспомогательными частями (инженерными, саперными, авиационными, автомобильными, мотоциклетными, велосипедными, телефонными, телеграфными и железнодорожными и всеми техническими средствами).
8. Армия по окончании формирования приводится к присяге законному царю и Русскому государству.
9. На формирование армии дается срок не менее двух с половиной месяцев, после чего армия должна быть в боевой готовности.
10. По сформировании армии германские войска отходят на новую демаркационную линию и сдают старую русским.
11. За месяц перед своим отходом германские военные и гражданские власти сдают все управление армейским районом таковым же русским властям.
12. При армии остаются для связи три германских офицера, из которых один Генерального штаба.
13. Германские войска при наступлении не участвуют в подавлении большевизма, но следуют за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти.
14. После занятия Петербурга объявляется военная диктатура, причем диктатором будет командующий Северной армией.
15. Задачи армии: а) защита указанного выше армейского района от большевистского нашествия; б) движение вперед для взятия Петербурга и свержения большевистского правительства; в) водворение порядка во всей России и поддержка законного русского правительства.
После составления этих общих условий формирования на одном из заседаний перешли к обсуждению ближайших действий, и было постановлено, что германцы вначале отпускают в распоряжение армии 150 миллионов рублей-марок, вооружение, снабжение и обмундирование на 50 000 человек, 500 пулеметов, 36 легких полевых 3-дюймовых пушек, 24 тяжелые пушки и всевозможные технические средства, необходимые корпусу.
В городе Изборске предполагалось образовать склады и магазины, и все военное имущество должно было быть доставлено туда…»
Несомненно, Германская империя было готова выделить ОЧЕНЬ серьезные вооружения и средства для создания этой «Северной армии».
А что же немцы хотели взамен?!
Неужели только свержения «комиссародержавия», народного благоденствия и установления в России «законности и порядка» под скипетром нового (лояльного Германии, естественно) царя?!
Отнюдь!
Вот что вспоминает об этом Бермондт-Авалов:
«Германцы, признав после долгих колебаний необходимость соглашения с русскими монархическими группами, чтобы совместными с ними усилиями уничтожить большевизм в России и восстановить там законное правительство, все же не оставили мысли использовать наше временное тяжелое положение и предполагали присоединить к себе Курляндию, создать под своим протекторатом Польское королевство и отделить на Кавказе Грузию в отдельное государство.
Эти свои соображения они неоднократно высказывали при переговорах ротмистру фон Розенбергу, на что последний всегда отвечал полушутливо, что он не является уполномоченным распоряжаться территорией Российской империи, и предлагал эти вопросы оставить до момента восстановления порядка в России, когда налицо будет полномочное законное правительство…»
Как видим, был тогда у немцев расчет и на вполне ощутимый «гешефт»: послевоенное присоединение к себе Курляндии, и создание, под германским протекторатом, Польского королевства и «независимой» Грузии.
Между тем, работа по созданию Северной армии продолжалась:
«На следующих заседаниях было решено, что до прибытия одного из предполагаемых командующих генерал Вандам примет на себя, с диктаторскими полномочиями, временное командование Отдельным Псковским добровольческим корпусом, к формированию которого будет немедленно приступлено и который, таким образом, положит первое основание к созданию Северной армии.
Генерал Малявин был назначен начальником штаба корпуса, ротмистр фон Розенберг – обер-квартирмейстером, полковник бар. Вольф и ротмистр Гершельман – штаб-офицерами для поручений, капитан Тарановский – начальником разведочного отделения и Б.Б. Линде – для поручений по гражданской части…
Ввиду необходимости постоянно сноситься с военными и гражданскими властями германцев к штабу корпуса сейчас же были прикомандированы германские офицеры для связи: Генерального штаба майор фон Клейст, обер-лейтенант фон Гаммерштейн, обер-лейтенант Хольц (по хозяйственной части) и лейтенант Ниман (в качестве переводчика)…»
Самая забавная история случилась с «военной комиссией для вербовки добровольцев среди русских военнопленных офицеров и солдат», направленной в Германию.
Она состояла из четырех офицеров, во главе с полковником бароном Вольфом и должна была развернуть вербовочную работу в концлагерях с русскими военнопленными (которых в Германии было около 2 миллионов).
Однако она «скоро прибыла обратно, даже не повидав ни одного военнопленного».
О причинах такого фиаско вспоминал Бермондт-Авалов:
«Офицеры комиссии не прониклись той мыслью, что задача их очень серьезная, далеко не легкая и совсем ничего общего не имеет с удобной поездкой за границу, а потому они, вместо того чтобы добиваться во что бы то ни стало своего, при первой же неудаче просто вернулись обратно.
Полковник барон Вольф по возвращении возмущался главным образом тем обстоятельством, что их в Берлине в ресторане встретили болгарским гимном, принимая за офицеров союзной державы.
Положение было, конечно, малоприятное, но, чтобы избежать его, было бы правильнее не ходить в общественные места в офицерской форме, и тогда не могло бы произойти подобного инцидента…»
По всей видимости, эти «господа офицеры», отчего-то, думали, что немцы встретят их, как дорогих гостей, и будут создавать им все условия для комфортных поездок по концлагерям с русскими пленными.
Немцам, естественно, не было никакого дела до выполнения их задач с вербовкой военнопленных.
Ну, а уж когда их, в берлинском ресторане, перепутали с союзными немцам «братушками-болгарами», наши господа – и вовсе расстроились и укатили восвояси обратно в Псков.
Вот так, бесславно, и получилось, что «миссия невыполнима»…
Тем не менее, формирование Северной армии потихоньку продолжалось:
«В короткий срок были созданы кадры 1-й Стрелковой добровольческой дивизии, начальником которой был сперва назначен генерал майор Никифоров, а затем Генерального штаба генерал-майор Симанский. Дивизия была в составе 3 полков 2-батальонного состава, причем численность полка достигала до 500 человек.
Полки получили название по городам, где они формировались, и таким образом в 1-ю Стрелковую добровольческую дивизию вошли: 1-й стрелковый добровольческий Псковский полк – командир полка полковник Лебедев; 2-й стрелковый добровольческий Островский полк – командир полка полковник Дзерожинский; 3-й стрелковый добровольческий Режицкий полк – командир полка полковник фон Неф и две легкие полевые батареи по 4 орудия в каждой.
Кроме того, по частной инициативе были сформированы еще следующие отряды: отряд внешней охраны гор. Пскова силой в 200 человек под командой капитана Мякоша; конный партизанский отряд силой в 150 коней под командой лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка полковника Бибикова (стоянка гор. Остров) и партизанский отряд полковника Афанасьева силой до 150 человек (стоянка гор. Режица)», - отмечал Бермондт-Авалов.
Не Бог весть какая сила, конечно, но в качестве КАДРА, т.е. костяка будущих частей эти формирования могли служить.
Подоспела и моральная поддержка от командования Южной армии:
«Приехали из Петербурга члены монархической организации Маркова 2- го во главе с сенатором Андреевским, Панютиным и Волковым, которые передали ротмистру фон Розенбергу от лица своей партии глубокую благодарность и земной поклон, как первому инициатору и организатору русских добровольческих частей на северо-западе.
Вместе с ними прибыли из Петербурга же лейб-гвардии Семеновского полка полковник фон Штейн (бывший, как указано выше, посредником и уполномоченным партии Маркова 2-го при переговорах ротмистра фон Розенберга с гауптманом Э. в Петербурге), капитан 2-го ранга Столица, штабс-ротмистр Андреевский 1-й, Андреевский 2-й и князь Оболенский.
Новоприбывшие перед своим отъездом были у генерала Юденича, который одобрил их решение ехать в Псков и просил передать ротмистру фон Розенбергу его благословение на дальнейшую работу.
Одновременно с этим пришло известие из Киева, что генерал граф Келлер согласился принять командование Северной армией и утвержден в этой должности генералом Деникиным, который тем самым признал и новую добровольческую русскую часть.
Так относились вначале два командующих – генерал Деникин и генерал Юденич к русскому добровольческому формированию, происходившему под покровительством Германии, и по этому отношению нельзя было предполагать, что те же лица, выполняя веления «союзников», дойдут впоследствии до такой нетерпимости, что генерал Юденич объявит меня за работу с германцами «изменником своего отечества», а генерал Деникин на моем докладе о формировании Западной добровольческой армии напишет: «к черту Авалова и его немцев», - печально констатирует Бермондт-Авалов.
И тут же, он с иронией отмечает:
«Насколько правильна была подобная фельдфебельская тактика, можно уже сейчас судить, ибо после того, как моя армия была убрана «союзниками» из Курляндии, большевики, избавившись от угрозы, быстро прикончили все другие добровольческие фронты…
Вскоре пришла телеграмма от членов Государственной думы Дерюгина, Лавриновского, Горсткина, сенатора Туган-Барановского и Ветчинкина, из которой определилось, что указанные лица образовали при командующем Северной армией генерале графе Келлере Совет обороны Северо-Западной области.
В телеграмме было требование немедленно выслать в распоряжение Совета обороны 300 000 марок-рублей, якобы для организации на юге бюро по вербовке офицеров и добровольцев в Северную армию.
Деньги были высланы в Киев и там переданы члену Государственной думы Горсткину, но никаких бюро открыто не было, а также не было отправлено ни одного офицера и добровольца…
Интересно было бы узнать, на какую организацию употребил присланные деньги пресловутый Совет обороны Северо-Западной области?»
А тут еще грянула Ноябрьская революция в Германии, которая привела ее к краху в Мировой войне:
«С момента торжества революции в Германии, то есть с 9 ноября 1918 года, дело с формированием резко изменилось к худшему и корпусу приходилось переживать тяжелые дни. Трудность положения еще более увеличивалась непопулярностью командующего корпусом среди офицеров и особенно среди офицеров отряда Булак-Балаховича, которые критиковали деятельность генерала Вандама и обвиняли его в недостатке решительности…
Осуществлению переворота помог случай с генералом Вандамом. Он, возвращаясь 15 ноября с ужина в отряде Булак-Балаховича, где его слишком усиленно чествовали, зашел на семейный вечер в Пушкинский дом (Дворянское собрание в Пскове) и там своим поведением дал повод к разговорам о его несоответствии должности командующего корпусом».
Судя по этой туманной записи Бермондта, командующий Северным корпусом генерал Вандам попросту «нажрался» на ужине в отряде Булаковича, после чего «добавил» в Дворянском собрании, где в итоге и учинил ТАКОЕ, что Бермонт даже описывать постеснялся:
«На другой день весь город говорил о происшедшем событии, причем было как всегда много всевозможных прикрас.
Германские офицеры для связи при корпусе вместе с некоторыми офицерами отряда Булак Балаховича пришли в штаб корпуса и там в присутствии коменданта гор. Пскова полковника фон Штейна и обер-квартирмейстера ротмистра фон Розенберга, объяснив случай в Пушкинском доме, отказались дальше работать с генералом Вандамом, причем добавили, что они считают полезным для дела назначить командующим корпусом ротмистра Булак-Балаховича и что сегодня, в 12 часов дня в одной из гостиниц Пскова состоится общее собрание всех офицеров, которые вынесут это постановление».
Кое-как, в основном хитростью и общими усилиями, удалось не допустить «революционного» отрешения генерала Вандами от должности:
«В гостиницу были посланы два офицера штаба, которые и возвращали всех по домам, сообщая, что собрание отменено.
Что же касается доклада командующему, то он в той форме, в которой предполагался, состояться не мог, так как это сделали по собственной инициативе два племянника генерала Вандама – подъесаул и поручик Пермыкины.
Генерал Вандам, ознакомившись с положением и посоветовавшись с генералом Симанским, отдал приказ, в котором объявил, что он по болезни покидает свой пост и назначает впредь до прибытия генерала графа Келлера своим заместителем командира 3-го Режицкого стрелкового добровольческого полка полковника фон Нефа.
Вместе с генералом Вандамом ушел и начальник штаба генерал Малявин, а потому ротмистру фон Розенбергу было приказано вступить в исполнение должности начальника штаба.
Таким образом был разрешен этот печальный инцидент…
Между тем германские солдаты стали самостоятельно уезжать на родину, и наконец 21 ноября все пограничные германские войска отошли в глубь страны, открыв тем самым свободный доступ большевикам за границу.
Отдельные небольшие большевистские части перешли границу 22 ноября и вступили в перестрелку с партизанскими отрядами полковника Бибикова в районе гор. Острова и полковника Афанасьева в районе гор. Себежа. Приехавшие в штаб корпуса от этих отрядов офицеры донесли, что большевистские банды отражены, но что в то же время необходима поддержка, так как фронт слишком велик и удержать его не по силам партизанским отрядам, окруженным еще кроме того местным, большевистски настроенным населением».
Обратите внимание, что Бермонт снова подчеркивает, что местное население Пскова и окрестностей было «большевистски настроенным»!
В результате, когда 26 ноября 1918 года большевистские отряды (плохо вооруженные и слабо дисциплинированные) начали наступать на Псков, все эти «полки», отряды и охотничьи команды Северной армии, после непродолжительного сопротивления, разбежались, кто в направлении Эстляндии, кто в сторону Латвии…
«Положение штаба корпуса, не имевшего вследствие перерыва телефонной связи никаких сведений от главных сил и оставленного единственной боеспособной частью – отрядом подъесаула Пермыкина, было при создавшейся обстановке более чем трагическое.
Начальник штаба приказал всем офицерам и добровольцам, оставшимся еще в гор. Пскове, явиться вооруженными винтовками в помещение штаба, и около 3 час. дня туда собралось 40 человек…
Впоследствии удалось выяснить, что в этот момент большевики действительно вошли в город и небольшая их часть появилась даже на Кохановском бульваре, в то время как другая, большая направилась к вокзалу с целью занять его и тем самым отрезать отступление добровольцам и германским войскам.
Однако находящаяся там в ожидании поезда, долженствующего отвести их на родину, германская рота не пожелала отдать свою свободу и, отклонив предложение большевиков о сдаче оружия, вступила с ними в бой. Уступая значительно в численности врагу, германцы понесли большие потери, но их упорное сопротивление так напугало большевиков, что они приостановили свое движение в город и решились занять его окончательно лишь на другой день с рассветом.
Таким образом, эта рота сыграла роль арьергарда и прикрыла своими энергичными действиями отход русских и германских тыловых учреждений и частей, которые в противном случае были бы захвачены внезапно ворвавшимся врагом…»
Как видим, единственной частью, которая оказала большевистским отрядам серьезное сопротивление, была немецкая рота, сидевшая на вокзале, в ожидании поезда на «фатерлянд».
Благодаря ей все командование и штаб Северного корпуса не были захвачены большевиками в плен:
«Было уже около 6 час. вечера и стало совершенно темно, когда команда подошла к переезду, где застала германскую роту, уже начавшую переправу на другой берег. Начальник штаба вошел в соглашение с командиром роты, чтобы в последующие лодки садились бы пополам русские и германцы.
Переправа, благодаря наступившей темноте, прошла незамеченной и вполне благополучно, если не считать того, что 5-я по порядку лодка, наткнувшись вблизи берега на одну из плавающих значительной величины льдин, опрокинулась, и сидевшие в ней были вынуждены принять довольно холодную ванну.
Начальник штаба вместе с только что назначенным губернатором области бароном Крюденером-Струве, полковником бароном Вольфом, двумя офицерами и четырьмя добровольцами, переправился последним на другой берег и там хотел снова собрать команду.
Однако чины команды, переправившиеся раньше, несмотря на приказание ждать сбора всех, сейчас же разбрелись в разные стороны, и там, кроме германцев, никого не оказалось».
Итак, благодаря сопротивлению германской роты и наступившей темноте губернатор области барон Крюденер-Струве и офицеры штаба Северного корпуса смогли перебраться через реку Великую и избежать пленения «большевистскими ордами».
После чего ВСЕ чины собранной ими «команды» по обороне Пскова – разбежались…
«Тогда вышеуказанные лица решили двинуться пешком на гор. Изборск, куда они и прибыли около 1 часу ночи. От Изборска еще функционировала железная дорога, а потому там они сели в воинский поезд, который в 3 часа ночи, под обстрелом местных большевистских банд, отошел в направлении на гор. Верро – Валк – Ригу…
В Валке уже было много чинов Отдельного Псковского добровольческого корпуса, главным образом из состава штаба и всевозможных тыловых команд, которые предусмотрительно покинули Псков еще утром 26 ноября…
После этого начальник штаба ротмистр фон Розенберг, назначив комендантом гор. Валка капитана Клевана и дав ему письменное приказание немедленно приступить к формированию сводной роты из бывших там офицеров и добровольцев, а также другие указания, выехал в гор. Ригу, куда и прибыл 29 ноября.
На другой день он отправился в штаб А.О.К. 8, начальник которого подполковник Генерального штаба Франтц заявил, что с момента отхода русского корпуса из Псковской области германское командование более не заинтересовано в его судьбе и потому отказывается от дальнейшей поддержки его всем необходимым…»
Тут уж немцы, пораженные столь стремительным бегством «Северной армии» из Пскова и окрестностей, и вовсе отказались от дальнейшего участия в её судьбе.
После этого, ротмистр фон Розенберг зашел в кабинет заведующего политическим отделом (!!!) штаба А.О.К. 8 майорa фон Трескова, у которого встретил всех германских офицеров, бывших для связи при корпусе в Пскове.
«Из беседы с ними выяснилось, что правительство Эстонии согласно принять русский корпус на свою службу и что поэтому они с нетерпением ждут приезда командующего, чтобы сообщить ему это предложение и посоветовать принять его, ибо другого выхода нет…
Отступать на Ригу и затем на Митаву – Либаву, по их словам, было совершенно невозможно, ибо латышское правительство не желает принимать русский корпус…
1 декабря утром прибыл в гор. Ригу командующий корпусом полковник фон Неф и, выслушав подробный доклад начальника штаба обо всем происшедшем, в свою очередь передал ему все свои, касающиеся отхода корпуса, сведения…
Общее состояние частей было очень печальное. Добровольцы были не обмундированы, без снаряжения, без достаточного количества боевых припасов и в большинстве случаев без обоза.
В ящике корпусного казначея оказались лишь кредитные билеты Областного Псковского казначейства на общую сумму 200 553 рубля, то есть, другими словами, почти ничего, ибо эти деньги были действительны только в своей области и в Риге на денежном рынке не котировались, а в частной продаже евреи предлагали за них по 10 копеек за рубль…
Население городов и деревень района Печоры – Юрьев и Верро – Валк было большевистски настроено и потому относилось к частям корпуса враждебно, делая нападения на одиночных людей и небольшие группы, отбившиеся от своих отрядов…
8 декабря утром из Ревеля приехал обер-квартирмейстер Гоштовт и доложил начальнику штаба, что командующий подписал 6 сего декабря договор с эстонским правительством, но что условия договора и тяжелое положение корпуса в Эстляндии заставили его в последний момент изменить свое решение отступать на Ревель, а потому он приказывает начальнику штаба принять все меры к тому, чтобы перебросить корпус на Ригу и далее на Митаву – Либаву.
Согласно этому договору, корпус не имел права увеличивать свою численность более 3500 человек и, подчиняясь эстонскому штабу и позволяя вмешиваться в свои хозяйственные дела эстонскому интенданту, парализовал тем самым свою самостоятельность и лишил себя возможности выполнить свои национальные задачи…»
После этого «договора» бОльшая часть войск бывшего Северного корпуса перешла в ПОЛНОЕ подчинение правительства Эстонии, которое и направила эти русские части на противобольшевистский фронт.
Меньшая часть остатков Северного корпуса отошла в направление Риги, где и стала ждать своей участи.
Германские войска, по требованию Антанты, оставляли окрестности Риги:
«В штабе А.О.К. 8 настроение было подавленное, и падающая дисциплина германских солдат приводила начальников в полное отчаяние.
При таком положении дел для германского командования было ясно, что долго им в Прибалтике не удержаться, и потому они спешили с эвакуацией своего имущества…»
Тем временем в Ревель наконец-то прибыла английская эскадра и ее командующий адмирал Синклер вызвал делегацию от Северной армии на свой крейсер «Кардиф».
Там, в присутствии английского консула в Риге, и состоялись переговоры:
«Интересно отметить, что английский консул, по-видимому, имел от своего правительства некоторые особые инструкции, так как он очень недоброжелательно отнесся к пожеланиям командования русских национальных войск занять доминирующее положение во всем крае, вполне определенно высказался за поддержку окраинных государств и считал возможным оказать помощь русской армии только через посредство правительств этих новых республик.
Высказывая такой взгляд, английский консул подчеркнул, что непосредственная помощь Северной армии потому не может быть оказана, что последняя является созданием германского военного командования и содержалась до сего времени на германские средства.
– Мы не можем иметь доверие и оказывать помощь организации, которая находилась под покровительством наших врагов, – сказал консул, – а потому предпочитаем предоставить это право правительствам новых государств, при условии, что они возьмут в данном случае и всю ответственность за последствия на себя.
На это ротмистр фон Розенберг возразил, что ведь и новорожденные республики Эстония и Латвия также являются созданиями германского военного командования, также субсидировались германцами и, кроме того, их правительства, не имея никакого авторитета в стране, опирались исключительно на германские штыки.
– Разница между Северной армией и республиками Эстонией и Латвией, – ответил ротмистр, – заключается лишь в том, что первая борется за Великую Россию, тогда как вторые стремятся путем образования самостоятельных государств к расчленению той же Великой России.
И та и другая действительно поддерживались германцами, но Северная армия была их позднейшим произведением и именно в тот момент, когда германское правительство частично отказалось от своей политики расчленения России.
Таким образом, правительство Англии, оставив вопрос о прежних покровителях, должно только ответить, кого оно собирается поддерживать: русскую национальную армию или «самостийников», политику воссоздания Великой России или политику ее расчленения».
История дала исчерпывающий ответ на этот вопрос ротмистра фон Розенберга.
Англия вовсе не была заинтересована в возрождении сильной России, а поэтому спокойно «закрыла глаза» на то, что Эстония и Латвия также являлись «созданиями германского военного командования, субсидировались германцами» а их правители тогда войны проводили откровенно прогерманскую политику и «сидели на немецких штыках».
Поэтому англичанами был взят курс на поддержку прибалтийских лимитрофных новообразований и поддержку там интересов «националистов всех мастей», кроме русских и немцев.
На этом и закончилась короткая история созданной германским командованием Северной добровольческой армии.
В следующей главе поговорим о деятельности «князя» Бермондт-Авалова и его войска в Курляндии, в 1919 году.
На фото: "князь" Бермондт-Авалов со своими немецкими покровителями.
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/10/23/493