04. Юговосток. Болдино. Пушкин

Едем в Болдино к Пушкину.
От Нижнего до Болдино 200 км. Теоретически можно было бы сделать крюк и заехать в знаменитый монастырь Серафима Саровского и бывший закрытый город Арзамас-16, в котором разрабатывались и производились ядерные боеприпасы. Там работал и живет наш мифист-однокашник. Однако, с учетом того, что мы выехали  уже после обеда, времени было мало. И мы решили, что заедем туда «как-нибудь потом». Вот «едем» уже 16 лет. Жаль.
Итак, Болдино и Пушкин.
Жизнь поэта большинством биографов традиционно разделяется на две части: с рождения и до окончания ссылки в Михайловском в 1826 году и после ссылки до гибели в январе 1837 года. Поскольку в следующем 2004 году мы проехали по северо-западному кольцу с посещением Пушкинских гор, то я сейчас буду рассказывать о творчестве и биографии Пушкина второй части, которая включает и жизнь в Болдино.
1 декабря 1825 года умер Александр I. Император не оставил наследников, а предполагаемый император Константин, следующий по старшинству брат, от престола отрекся. Претендентом на власть стал Николай Павлович. Междувластием решили воспользоваться члены Северного тайного общества. На утро 26 декабря было назначено восстание. Участники планировали вывести войска на Сенатскую площадь и заставить сенаторов вместо присяги Николаю подписать манифест к русскому народу о созыве Учредительного собрания. В России должна была установиться конституционная монархия или республика. Однако попытка государственного переворота провалилась.
О восстании декабристов Пушкин узнал, будучи в ссылке. Следствие по этому делу не сулило ничего хорошего: стихи поэта нашли у всех арестованных. Литератору пришлось дать расписку, что в тайных обществах он не состоял, об их существовании не знал. Пушкин хоть и переживал о своем положении, но надеялся, что новый император простит его и освободит из ссылки.
«Я уже писал царю, тотчас по окончании следствия, заключая прошение точно твоими словами. Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если б я был потребован комиссией, то я бы конечно оправдался, но меня оставили в покое, и кажется это не к добру. Впрочем, чорт знает.» Из письма Александра Пушкина князю Петру Вяземскому.
В 1826 году вышел первый сборник «Стихи Александра Пушкина». Успех был огромный: том разошелся в несколько недель. В этом году Пушкин написал следующие главы «Евгения Онегина», но публиковать их не торопился, впрочем как и другие произведения. В ответ издателю Петру Плетневу он резко отвечал: «Я самого себя хочу издать или выдать в свет» — то есть освободиться из ссылки.»

ПРОРОК
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

«8 сентября 1826 года Пушкина вызвали на аудиенцию к царю Николаю I. После жестокой расправы с декабристами император хотел расположить к себе общество, поэтому вернул из ссылки любимого всеми известного поэта. Монарх не только освободил Пушкина, но гарантировал высочайшее покровительство и предложил стать его личным цензором.»
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждёшь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На чёрный отдалённый путь;
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
Везде написано, что это послание Пушкин написал в Михайловском. Также известно, что Арина Родионовна жила два года с ним в ссылке. Тогда непонятно, почему она «давно, давно» его ждет?  Странно. Скорее получается, что Пушкин это написал уже после его вызова из ссылки, т.е. хоть и в 1826 году, но не в Михайловском.
«После беседы с Николаем I литератор надеялся получить полную свободу в творчестве. Однако у царя были иные планы: Пушкин должен был стать поэтом при дворе. Расчет не оправдался. В 1827 году Пушкин написал стихотворение «Арион», в котором выразил верность освободительным идеям.»
В начале января 1827 года он пишет ссыльным декабристам:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

     А в середине года – стихотворение Арион:
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны вёслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный чёлн;
А я — беспечной веры полн, —
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налёту вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! —
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
     Цензура усилилась, личную переписку поэта просматривали, о каждом его шаге докладывали шефу Третьего отделения жандармов Александру Бенкендорфу. Пушкину даже запретили свободно ездить по стране и публично читать свои произведения. Несмотря на жесткий контроль, он продолжил отстаивать вольнолюбивые идеи и посвятил этой теме стихотворения «Поэт и толпа», «Поэт».
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах су;етного света
Он малодушно погружён;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

;Но лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не кло;нит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…

Из Википедии: «Именно в эти годы возникает в творчестве Пушкина интерес к личности Петра I, царя-преобразователя. Он становится героем начатого романа о прадеде поэта, Абраме Ганнибале, и новой поэмы «Полтава».
«Арап Петра Великого». Повесть про Ибрагима, крестника царя Петра. Он долго был во Франции в Париже, даже был любовником одной светской дамы и она родила сына, но его заменили на белого младенца, чтобы муж не узнал. Потом арап уехал в Россию, был при Петре. Царь его сосватал к Наталье Гавриловне Ржевской, но она упала в обморок во время подслушивания, разбила голову и две недели лежала в постели. А арап все сидел у них и общался с отцом и домочадцами. Чем все это закончилось не известно, поскольку повесть не закончена. Но из Википедии известно, что Петр вскоре умер, временщик Меньшиков сослал арапа в Сибирь, но потом он вернулся. В результате второго брака родилось много детей и, в том числе, сын Осип, который был отцом матери Пушкина. Что касается этой повести «Арап Петра Великого», то какая-то она вялая. Видимо, поэтому Пушкин ее и не закончил.

«Полтава» В рамках этого поэтического произведения поэт соединил несколько серьёзных тем: взаимоотношений России и Европы, объединения народов, счастья и драмы частного человека на фоне исторических событий. По собственному признанию Пушкина, его привлекли «сильные характеры и глубокая, трагическая тень, набросанная на все эти ужасы».»
В школьной программе так примерно и написано, причем, в центр ставится образ Петра. Но всю поэму в школе не изучают. А, на самом деле, основной её сюжетной линией является судьба изменника Мазепы. Даже первоначальное название было не «Полтава», а «Мазепа».
Оказалось (из Википедии), что Мазепа в период правления Софьи снискал расположение ее фаворита Голицына и в 1687 году стал гетманом левобережной Украины. Это произошло недалеко от Харькова, в Коломаке, где в 2017 году открыли памятник Мазепе. В роли гетмана Мазепа принял участие во втором Крымском походе князя Василия Голицына. После падения власти Софьи Мазепа втерся в доверия к Петру, давал ему много советов по польским делам, принимал участие в обоих походах Петра к Азову. Петр наградил его орденом Андрея Первозванного и был его личным другом. За 20 лет Мазепа стал одним из богатейших людей не только Малороссии, но и России, владельцем 19 654 дворов на Украине и 4 117 дворов (всего порядка 100 000 душ) на юге России. При этом он постоянно колебался в верности Петру. «Н. И. Костомаров так подводит итог карьере Мазепы: «В нравственных правилах Ивана Степановича смолоду укоренилась черта, что он, замечая упадок той силы, на которую прежде опирался, не затруднялся никакими ощущениями и побуждениями, чтобы не содействовать вреду падающей прежде благодетельной для него силы. Измена своим благодетелям не раз уже выказывалась в его жизни. Так он изменил Польше, перешедши к заклятому её врагу Дорошенку; так он покинул Дорошенка, как только увидал, что власть его колеблется; так, и ещё беззастенчивее, поступил он с Самойловичем, пригревшим его и поднявшим его на высоту старшинского звания. Так же поступал он теперь со своим величайшим благодетелем, перед которым ещё недавно льстил и унижался».
 Уже начиная с 1689 года Петр получал доносы на Мазепу, но не верил. Даже доносу генерального судьи Кочубея в 1707 году, поскольку решил, что это следствие вражды его с Мазепой из-за того, что 65-летний гетман украл у Кочубея его юную дочь красавицу Матрену. Узнав о доносе Мазепа схватил и обезглавил Кочубея. Матрена после этого убежала от Мазепы.
1706 год был годом политических неудач Российского государства: 2 февраля 1706 года шведы нанесли сокрушительное поражение саксонской армии. 13 (24) сентября 1706 год (14 сентября по шведскому календарю) союзник Петра, саксонский курфюрст и польский король Август II был вынужден отказаться от польского престола в пользу сторонника шведов Станислава Лещинского и разорвал союз с Россией. Несмотря на победу в сражении при Калише 18 октября 1706 года, Россия осталась в войне со Швецией в одиночестве.
Тогда же, предположительно, Мазепа замыслил возможный переход на сторону Карла XII и образование из Малороссии «самостоятельного владения» под верховенством польского короля. Как сообщает в главе 13 своей книги Таирова-Яковлева, точная дата начала переговоров неизвестна, но 17 сентября 1707 года Мазепа открылся своему генеральному писарю Орлику. 16 сентября 1707 года Мазепа получил от польского короля, сторонника шведов Станислава Лещинского письмо, где «Станислав просил, чтобы Мазепа „намеренное дело начинал“, когда шведские войска подойдут к украинским границам». Было очевидно, «что речь шла о заранее продуманном плане».
В «своей беседе с Орликом Мазепа объяснял свои переговоры с Лещинским исключительно военной угрозой». Он сказал, «что будет оставаться верен царскому величеству, „пока не увижу, с какой силой Станислав к границам украинским придёт и какие будут успехи шведских войск в Московском государстве“». Таким образом, уже за год до перехода на сторону Карла Мазепа подготовил почву для того, чтобы перейти на сторону противника, если тот будет побеждать.
Только после явного перехода Мазепы на сторону шведского короля в начале 1709 года Петр убедился в измене своего «союзника». В это же время запорожские казаки тоже встали на сторону Карла. Но Петр отдал приказ об уничтожении сечи, что и было сделано в мае этого года. А после победы над шведами в Полтавской битве 27 июня 1709 года Мазепа бежал. И через 2 месяца умер в Бендерах. Кстати, в 2019 году исполнилось 310 лет со дня этого события. В Полтаве этот юбилей отметили, естественно, прохладно. Но хорошо хоть то, что еще остался музей-заповедник «Поле Полтавской битвы» и какие-то памятные места о русских солдатах и Петре.
Интересно, что Пушкин фактически точно воспроизвел в «Полтаве» все эти события. Правда, в центр он поставил страсть Мазепы и дочери Кочубея (в поэме она зовется Марией).
 Первая песнь посвящена Кочебею, его красавице дочери Марии, страстной любви Мазепы, ей бегству с ним, тайным козням Мазепы, подбивавшим запорожских казаков, турок, поляков к союзу со Швецией в войне  против России. Мазепе сулят трон царя Украины (уже тогда хохлы лелеяли мечту отделиться от России). Кочубей не хочет просто убить злодея - он шлет донос в Москву о планах Мазепы перейти на сторону Карла.
Но
 «…ему,
Врагу России самому,
Вельможи русские послали
В Полтаве писанный донос
И вместо праведных угроз,
Как жертве, ласки расточали»
То есть не поверил Петр доносу Кочубея. И Мазепа решил казнить Кочубея – отца возлюбленной Марии.
«Мария, бедная Мария,
Краса черкасских дочерей!
Не знаешь ты, какого змия
Ласкаешь на груди своей.»
«О, если б ведала она,
Что уж узнала вся Украйна!
Но от нее сохранена
Еще убийственная тайна.»
Во второй песне Мазепа, погруженный в интриги о переходе на сторону шведов, опровергает рассказом об этих интригах ревность Марии, которой кажется, что он изменяет ей. Она ему верит и даже соглашается, что Мазепа ей дороже отца родного. Однако, перед казнью Кочубея мать открывает ей глаза. Но спасти отца уже поздно. И они с матерью убегают.
В третьей песне Петру, наконец, открывается измена Мазепы. Карл переносит войну на Украину. И вот, накануне битвы на Мазепу находит озарение:
«…Дал я промах важный:
Ошибся в этом Карле я.
Он мальчик бойкой и отважный;
Два-три сраженья разыграть,
Конечно, может он с успехом,
К врагу на ужин прискакать, …
Но не ему вести борьбу
С самодержавным великаном:…
Стыжусь: воинственным бродягой
Увлекся я на старость лет;
Был ослеплен его отвагой
И беглым счастием побед,»

Но, как говорится, «поезд уже ушел». «Горит восток зарею новой». Наши теснят шведские войска. Тогда-то
«Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.»  (Это из школьной программы.)

И когда начала проясняться ситуация, Мазепа бежал.
;
«Но близок, близок миг победы.
Ура! мы ломим; гнутся шведы.
О славный час! о славный вид!
Еще напор — и враг бежит.»

Петр пирует победу, а тем временем
«Верхом, в глуши степей нагих,
Король и гетман мчатся оба.
Бегут. Судьба связала их.»

Так что как Мазепа с Карлом, как Бандера с Гитлером, так и нынешние с америкосами будут биты и сгинут где-нибудь, ну допустим, не в Бендерах, а на Багамах.
Вот какие неожиданные сравнения родились у меня после чтения пушкинской «Полтавы». 
Опубликованная в 1829 году, поэма не нашла понимания ни у читателей, ни у критиков. В черновой рукописи статьи «Возражения критикам „Полтавы“» Пушкин писал: «Самая зрелая изо всех моих стихотворных повестей, та, в которой всё почти оригинально (а мы из этого только и бьёмся, хоть это ещё и не главное), — «Полтава», которую Жуковский, Гнедич, Дельвиг, Вяземский предпочитают всему, что я до сих пор ни написал, «Полтава» не имела успеха.
К этому времени в творчестве поэта обозначился новый поворот. Трезвый исторический и социальный анализ действительности сочетается с осознанием сложности часто ускользавшего от рационального объяснения окружающего мира, что наполняет его творчество ощущением тревожного предчувствия, ведёт к широкому вторжению фантастики, рождает горестные, подчас болезненные воспоминания, напряжённый интерес к смерти.
«Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.»
Май 1828 года.

В декабре 1828 года Пушкин знакомится с московской красавицей, 16-летней Натальей Гончаровой. По собственному признанию, он полюбил её с первой встречи. В конце апреля 1829 года через Фёдора Толстого-Американца Пушкин сделал предложение Гончаровой. Неопределённый ответ матери девушки (причиной была названа молодость Натальи), по словам Пушкина, «свёл его с ума». Он уехал в армию Паскевича, на Кавказ, где в то время шла война с Турцией. «С 1826 по 1828 годы Пушкин неоднократно испрашивал у государя разрешения съездить заграницу или на Кавказ, но его просьбы оставались без ответа. В итоге поэт самовольно уехал в путешествие, за что по возвращении получил строгий выговор.
Итогом поездки стали стихи «Обвал», «Кавказ», «На холмах Грузии...»:
«Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины;»
Это тоже из школы.
А это первое стихотворение, посвященной Наталье Гончаровой.
«На холмах Грузии лежит ночная мгла;
;Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
;Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
;Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
;Что не любить оно не может.»
15 мая 1829 года.

Свою поездку он описал в «Путешествии в Арзрум». Рассказ с таким названием не предвещает ничего экстремального. Просто описание природы и встреч с местными жителями. А ведь Пушкин был некоторое время в лагерях действующей армии, участвующей в реальных боях! Но еще до прибытия в расположение войск он проезжал через ранее покоренные земли черкесов. Это как кто-то в 1990-е года решил проехать через Чечню.
Впечатления Пушкина:
«Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу далее углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги. Дружба мирных черкесов ненадежна: они всегда готовы помочь буйным своим единоплеменникам. Дух дикого их рыцарства заметно упал. Они редко нападают в равном числе на казаков, никогда на пехоту и бегут, завидя пушку. Зато никогда не пропустят случая напасть на слабый отряд или на беззащитного. Здешняя сторона полна молвой о их злодействах. Почти нет никакого способа их усмирить, пока их не обезоружат, как обезоружили крымских татар, что чрезвычайно трудно исполнить, по причине господствующих между ими наследственных распрей и мщения крови. Кинжал и шашка суть члены их тела, и младенец начинает владеть ими прежде, нежели лепетать. У них убийство — простое телодвижение. Пленников они сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечием, заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом, бьют, когда вздумается, и приставляют к ним для стражи своих мальчишек, которые за одно слово вправе их изрубить своими детскими шашками. Недавно поймали мирного черкеса, выстрелившего в солдата. Он оправдывался тем, что ружье его слишком долго было заряжено. Что делать с таковым народом? Должно, однако ж, надеяться, что приобретение восточного края Черного моря, отрезав черкесов от торговли с Турцией, принудит их с нами сблизиться. Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар был бы важным нововведением. Есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Черкесы очень недавно приняли магометанскую веру. Они были увлечены деятельным фанатизмом апостолов Корана, между коими отличался Мансур, человек необыкновенный, долго возмущавший Кавказ противу русского владычества, наконец схваченный нами и умерший в Соловецком монастыре. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты.»
Все очень современно. Немного наивны его рекомендации, но кажется, что он долго изучал историю и нравы кавказских народов, хотя это не так. До этого Пушкин был на Кавказе всего один раз, в 1820 году. Так же, как и тогда, сейчас он путешествовал в сопровождении казачьего и пехотного конвоя и пушки. Это как один мой друг сейчас путешествует по Африке в сопровождении группы автоматчиков.
С трудом перевалив через кавказский хребет, Пушкин оказался в Грузии. Несколько дней жил в Тифлисе, ожидая разрешения попасть в расположение армии. В Тифлисе очень жарко. Само название Тбилискалар означает Жаркий город. А потом он поехал в Армению, и там климат был уже другой.
«Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» — спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.» Собственно, только эти строки и остались в памяти из школьной программы, а, на самом деле, Пушкин написал далее такое, что лучше всяких биографий Грибоедова:
«Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, — все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе и не понимают, что между ими может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе». Впрочем, уважение наше к славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит ведь и наш голос.
Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностию, уехал в Грузию, где пробыл осемь лет в уединенных, неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия: «Горе от ума» произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами. Несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновения и прекрасна.»
Если я доберусь до описания нашего путешествия по юго-западному кольцу в 2005 году, то будет рассказ об усадьбе дворян Грибоедовых в Хмелите между Смоленском и Москвой. И там я обязательно повторю эту цитату из пушкинского «Путешествия в Арзрум».
04.08.19.
Прибыв в расположение армии генерала Паскевича, Пушкин оказался в центре боевых действий. Фактически он стал фронтовым корреспондентом и в течение месяца прошел с драгунским полком от Карса до Арзрума. Постоянно были перестрелки и бои с турецкими войсками. То есть весьма спокойное, мирное название «Путешествие в Арзрум» было, на самом деле, военным репортажем из, как сейчас сказали бы, «горячей точки».
После занятия Арзрума (в то время самого большого города в восточной Турции) русскими войсками русско-турецкая война практически закончилась и начались мирные переговоры с Османской империей. В результате этих переговоров был подписан в сентябре Адрианопольский мир, по которому к России перешла бо;льшая часть восточного побережья Чёрного моря и дельта Дуная, Османская империя признала переход к России Грузинских царств, а также обязывалась уплатить России контрибуцию.
А Пушкин в середине июля поспешил уехать из расположения войск в связи с началом эпидемии чумы.
Возвратившись в Москву, он встретил у Гончаровых холодный приём. Возможно, мать Натальи боялась репутации вольнодумца, закрепившейся за Пушкиным, его бедности и страсти к игре.» И он опять просит разрешения уехать за границу, но получает отказ от властей.
Пушкин чувствует необходимость житейских перемен. В 1830 году повторное его сватовство к Наталье Николаевне Гончаровой было принято.
Когда в объятия мои
Твой стройный стан я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкой,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;

Это первые стихи, обращенные к Наталье Гончаровой после полутора лет знакомства (по крайней мере, по интернетовской библиографии).  За это время он писал для многих других женщин. Тем не менее, сватался он упорно к Гончаровой. Разгадка, видимо, в том, что остальные сразу влюблялись в него по уши. Но про жену Пушкина я буду подробно писать во время путешествия по юго-западному кольцу в 2005 году при посещении Полотняного Завода в Калужской области.
Ситуация с предложением руки и сердца осложнилась рядом фактов. Родители Пушкина и родители его будущей жены находились в весьма стесненных обстоятельствах, если не на грани разорения. Гончаровы не могли дать за своей красавицей-дочерью никакого приданого, а это в высшем свете считалось моветоном. Единственным способом было получить какую-то собственность (деревню) от отца, с которым Пушкин был в натянутых отношениях после того, как он, отец, взялся проводить надзор за поэтом в период его ссылки в Михайловском. Но в итоге они договорились, и Сергей Львович выделил для сына одну деревеньку в двести душ крестьян, которая находилась поблизости от его родового имения в Болдино. Настроение у Пушкина было не предсвадебное.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Пушкину пришлось ехать в Болдино, чтобы вступить в права владения Кистеневым. Поэт планировал впоследствии заложить ее, чтобы собрать приданое для своей невесты. 3 сентября 1830 года Александр Сергеевич приехал в Болдино. Пушкин намеревался быстро покончить с делами, вернуться в Москву к Натали и сыграть свадьбу, на что уже было получено личное благословение государя.
Холерные карантины задержали поэта на три месяца, и этой поре было суждено стать знаменитой Болдинской осенью, наивысшей точкой пушкинского творчества, когда из-под его пера вылилась целая библиотека произведений: «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», последние главы «Евгения Онегина», «Домик в Коломне», «История села Горюхина», «Сказка о попе и о работнике его Балде», несколько набросков критических статей и около 30 стихотворений.
В начале последней 8 главы «Онегина» Пушкин рассказывает о своем творчестве.
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни, в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне.
…
И свет ее с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.

И далее до выхода в свет с музой, где им встречается Онегин, замужняя Татьяна и окончание их романа.
«Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
Остальное по «Онегину» - его путешествия и 10-я глава – это все отрывки, наброски. Как говорится, проба пера.
Еще из крупных поэтических вещей в Болдино был «Домик в Коломне», где в начале он долго рассуждает о смене размера своих стихов и использование глагольной рифмы. Интересная мысль:
Фигурно иль буквально: всей семьёй,
От ямщика до первого поэта,
Мы все поём уныло. Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!
Сюжет поэмы весьма незамысловатый. Дескать, в какой-то домик в Коломне (кстати, Коломна – это  был такой пригород Петербурга) устраивается кухаркой молодой парень, во-видимому, влюбленный в дочь хозяйки Парашу,и, когда его разоблачают, убегает. И все. Я бы назвал это одним словом – фигня.
В 1830 году как в жизни, так и в творчестве Пушкина произошел перелом, поворот от поэзии к прозе. Он в прозу перенес свои поэтические ритмы. И это было великолепно.
Маленькие трагедии. Пересказывать их нет смысла – все многократно читано и слышано.
Скупой рыцарь. Цитата на всю жизнь из начала:
«Как знать? дни наши сочтены не нами;
Цвел юноша вечор, а нынче умер,
И вот его четыре старика
Несут на сгорбленных плечах в могилу.»
И последняя строка из трагедии:
Ужасный век, ужасные сердца!

Моцарт и Сальери.
Первые слова Сальери:
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше.
И еще:
Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию.
И еще (эту цитату любил повторять мой отец.):
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
…
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
А вот слова Моцарта:
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные.
Еще:
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
И последние слова Сальери:
Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы — и не был
Убийцею создатель Ватикана?
Чудо! Великолепно!

Каменный гость.
Дон Гуан обращается к памятнику убитого им когда-то командора:
…скучает командор.
Каким он здесь представлен исполином!
Какие плечи! что за Геркулес!..
А сам покойник мал был и тщедушен,
Здесь, став на цыпочки, не мог бы руку
До своего он носу дотянуть.
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза — а был
Он горд и смел — и дух имел суровый…
Умирая от пожатия руки каменной статуи:
…о, тяжело
Пожатье каменной его десницы!

Пир во время чумы.
Окончание гимна Чуме.
Итак, — хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы!

На мой взгляд, «Маленькие трагедии» - вершина творчества Пушкина. Ну, может быть, не абсолютная, а локальная. То есть одна из вершин. Безусловно, этому моему мнению способствовали многократные постановки в театре и на телевидении. В частности, трехсерийный фильм Швейцера 1979 года.

Сказка «О попе и работнике его Балде». В памяти только начало
Жил-был поп,
Толоконный лоб.
Пошёл поп по базару
Посмотреть кой-какого товару.
и конец
С первого щелка
Прыгнул поп до потолка;
со второго щелка
Лишился поп языка;
А с третьего щелка
Вышибло ум у старика.
А Балда приговаривал с укоризной:
«Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной».
Про то, как Балда объегорил чертей тоже что-то смутно помнится.
Повести Белкина. Тоже все читано и смотрено.
Выстрел. Рассказ из жизни военных. Из повестей Белкина наименее известный. Первым он стоит, видимо, поскольку Белкин служил сам. Неплохо.
Метель. Очень хороший рассказ. Наверное, лучший среди повестей Белкина. «так это были вы! И вы не узнаете меня?» Этому мнению способствует, конечно, великолепная музыка Свиридова в экранизации этого произведения.
Гробовщик. Мрачноватый, но сильный рассказ о том, как к гробовщику явились покойники, которых он хоронил. Но в конце оказалось, что это ему приснилось. Никаких фильмов про это не снимали, естественно.
Станционный смотритель. Первая фраза: «Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался?» Грустный рассказ о том, как проезжий гусар сманил дочку Дуню станционного смотрителя и увез ее в Петербург. Смотритель дошел туда, увидел ее в борделе и ушел восвояси. Вернулся, запил и умер. Белкин, проезжая спустя некоторое время захотел сходить на его могилу, и мальчик-провожатый рассказал, что как-то проезжала барыня, которая тоже ходила на могилу и плакала. Грустно, но, все-таки, Дуня не сгинула в Питере.
Барышня-крестьянка. Милый, добрый рассказ. История, многократно читанная и виденная на экране.
Все выдержано в стиле небогатого русского помещика, когда-то служившего в армии.
«Повести Белкина» предваряет информация от Издателя с краткой биографией автора, написанной каким-то его соседом. Пушкину, видимо, показалось мало сообщения «От издателя» и он еще задумал написать более подробную автобиографию Белкина, а заодно и историю его родного села Горюхина.  Мне кажется, что он эту историю не закончил. Может быть, уже можно было ехать в Москву?
А возможно, Пушкин начал писать автобиографию Белкина, потом перешел к истории Горюхина, но решил, все-таки, написать отдельные повести. А в итоге написал «От Издателя» с биографией автора, а историю Горюхина так и бросил. Попробую выяснить, как было на самом деле?
Да, действительно, повесть не окончена (Википедия), хотя еще в 1829 году Пушкин планировал написать и «Повести Белкина» и «Историю». Так что правильной является версия, что надо было ехать в Москву.

Литературно-критические статьи.
«Баратынский». Никогда не старался он малодушно угождать господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к шарлатанству, преувеличению для произведения большего эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчетливости, никогда не тащился по пятам увлекающего свой век Гения, подбирая им оброненые колосья; он шел своею дорогой один и независим.
«О причинах, замедливших ход нашей словестности». Причинами, замедлившими ход нашей словесности, обыкновенно почитаются: 1) общее употребление французского языка и пренебрежение русского. Все наши писатели на то жаловались, — но кто же виноват, как не они сами. Исключая тем, которые занимаются стихами, русский язык ни для кого не может быть довольно привлекателен. У нас еще нет ни словесности, ни книг
(...в стране моей родной
Журналов тысячи, а книги ни одной.)
 Все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке; просвещение века требует важных предметов размышления для пищи умов, которые уже не могут довольствоваться блестящими играми воображения и гармонии, но ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись — метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны.
«О народной драме». Правдоподобие всё еще полагается главным условием и основанием драматического искусства. Что если докажут нам, что самая сущность драматического искусства именно исключает правдоподобие? Читая поэму, роман, мы часто можем забыться и полагать, что описываемое происшедствие не есть вымысел, но истина. В оде, в элегии можем думать, что поэт изображал свои настоящие чувствования в настоящих обстоятельствах. Если мы будем полагать правдоподобие в строгом соблюдении костюма, красок, времени и места, то и тут мы увидим, что величайшие драматические писатели не повиновались сему правилу. У Шекспира римские ликторы сохраняют обычаи лондонских алдерманов. У Кальдерона храбрый Кориолан вызывает консула на дуель и бросает ему перчатку. У Расина полу-скиф Иполит говорит языком молодого благовоспитанного маркиза. Римляне Корнеля суть или испанские рыцари, или гасконские бароны, а Корнелеву Клитемнестру сопровождает швейцарская гвардия. Со всем тем. Кальдерон, Шекспир и Расин стоят на высоте недосягаемой — и их произведения составляют вечный предмет наших изучений и восторгов. Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах — вот чего требует наш ум от драматического писателя.
«Опровержение на критики». Здесь Пушкин рассказывает историю крупных своих произведений и критику на них. С чем-то соглашается, а с чем-то спорит. Но все по делу.
Это все, что мне показалось интересным из 11 его статей, написанных в 1830 году, видимо, в Болдино.
Необходимо сказать и о письмах, которые Пушкин написал невесте (больше 10) и множеству друзей и знакомых.
Теперь о болдинских стихах («около 30 стихотворений»).
«Элегия».
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Из стихотворения «Труд», посвященного окончанию «Евгения Онегина»
Тихо кладу я перо, тихо лампаду гашу.
Что ж не вкушает душа ожидаемых ею восторгов?
Иронические стихи:
Глухой глухого звал к суду судьи глухого,
Глухой кричал: «Моя им сведена корова!» —
 «Помилуй, — возопил глухой тому в ответ: —
Сей пустошью владел еще покойный дед».
Судья решил: «Чтоб не было разврата,
Жените молодца, хоть девка виновата».[3]
Из одного из стихотворений, обращенных накануне брака к когда-то любимым женщинам
Прими же, дальная подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
Начало стихотворения, вскоре положенного Глинкой на музыку.
Я здесь, Инезилья,
Я здесь под окном.
Объята Севилья
И мраком и сном.
Интересно:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Стихи, обращенные к любимой женщине:
Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба,
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь… но, тоскуя,
Хочу сказать, что всё люблю я,
Что всё я твой: сюда, сюда!
Стихотворение «Герой» перекликается или предваряет (?) с «Пир во время чумы».
Нахмурясь ходит меж одрами
И хладно руку жмёт чуме
И в погибающем уме
Рождает бодрость…
Еще есть несколько стихов-воспоминаний - «Стамбул гяуры нынче славят…», «Мы рождены, мой брат названый…», «В начале жизни школу помню я…», «Для берегов отчизны дальной…»,  Моя родословная («Смеясь жестоко над собратом…»), Цыганы («Над лесистыми брегами…»).
И еще выделю знаменитое стихотворение «Бесы»:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.

Оно знаменито еще тем, что явилось эпиграфом к роману Достоевского «Бесы».

Так что я соглашусь общепринятым мнением (Википедия), что «болдинская осень - наиболее продуктивная творческая пора в жизни Пушкина».

Теперь о самом Болдино, окрестностях и наших впечатлениях.
Из Википедии. «В древности местность, на которой расположено современное Большое Болдино, была заселена мордовскими племенами, занимавшихся собирательством мёда диких пчёл — бортничеством. Это объясняет древнее название села — Забортники (село за бортным лесом), под которым оно впервые упоминается в писцовых документах 1585 года.
Существует несколько версий происхождения современного названия села. Одна из версий приписывает названию татарское происхождение — Ель Болдино. Впоследствии в документах это название стало употребляться в сокращённом написании: Еболдино. По другой версии, название происходит от собственного мордовского имени Болдай. В исторических документах XVII века Болдино именуется сначала как деревня: «…в Арзамасском уезде деревня Еболдина» (1612 года), но уже в 1619 году оно называется селом: «…в Арзамасском [уезде] в Залесском стану за Шатиловскими вороты село Болдино, что было деревня Забортники, под большим мордовским чёрным лесом». С этого времени и далее село называлось просто Болдино, а затем — Большое Болдино.
В течение нескольких веков село Большое Болдино принадлежало Пушкиным. В 1718 году Болдино перешло во владение прадеду поэта, Александру Петровичу Пушкину, по духовному завещанию своего двоюродного дяди. С 1741 до 1790 года болдинским имением владел Лев Александрович Пушкин — дед поэта. Несмотря на то, что хозяин имения жил в Москве, нижегородская вотчина в это время расширилась и окрепла.
После смерти Льва Александровича болдинское имение, которое, кроме самого Болдина включало деревню Малое Болдино и сельцо Кистенево, перешло к его детям от двух браков. Часть наследства получил отец поэта Сергей Львович, которому по разделу с братом Василием Львовичем досталась половина села Болдина с новой усадьбой. Позже Сергею Львовичу отошло ещё и Кистенёво, часть из которого он выделил позднее сыну Александру.
Последним владельцем села из рода Пушкиных был Лев Анатольевич, внучатый племянник поэта. В 1911 году болдинская усадьба была приобретена государством, на основании решения совета министров «О приобретении в собственность государства за 30 тысяч рублей, принадлежащего дворянам Пушкиным родового имения при селе Болдино Лукояновского уезда Нижегородской губернии…».
После революции в главном доме усадьбы была открыта четырёхлетняя школа, в вотчинной конторе до 1945 года работал детский сад. Усадебный парк пришёл в запустение, и в 1930-х годах неоднократно поднимался вопрос о создании Музея-заповедника. В 1937 году, в день столетия со дня смерти великого поэта, в Болдино была установлена мемориальная доска на барском доме. 20 июня 1944 года на заседании бюро Горьковского обкома ВКП(б) впервые рассматривался вопрос о реставрации пушкинского парка и организации Музея в селе. Наконец, в год 150-летия со дня рождения А. С. Пушкина, 18 июня 1949 года, в Болдино состоялось торжественное открытие Музея. На протяжении последующих лет продолжалась работа по развитию и благоустройству музея-заповедника. В 1973—1974 годах в Горьковской области широко отмечалось 175-летие со дня рождения поэта.
В 1980-1990 годах XX века усадебный комплекс был полностью восстановлен. На исторических местах снова появились барская кухня, конюшня с каретником и амбаром, людская, баня. В этих строениях открыты выставки и экспозиции этнографического характера. К 200-летию со дня рождения Пушкина в Болдино восстановлена каменная церковь Успения. За два года до этого был открыт детский музей пушкинских сказок в домах церковного причта.»
Несмотря на то, что Болдино было родовым поместьем Пушкиных, поэт впервые посетил его, когда ему было уже за тридцать да и то лишь по необходимости оформления вступления в права собственности. Дело, видимо, в отдаленности имения. «Обитель дальняя». Михайловское гораздо ближе. Ни в одной биографии толком не сообщается, какие конкретно дела он сделал в течение «Болдинской осени» – только творил.

По приезде в Болдино вечером мы заночевали в неплохой гостинице и на утро пошли осматривать усадьбу. Были в Господском доме, в хозблоке (вотчинная контора), в избе сказок, гуляли в парке. В барском доме хороший музей, экскурсия. Несмотря на то, что во всех биографиях сообщается, что Пушкин жил в большом доме, у меня такое впечатление, что экскурсовод в 2003 году нам сообщила, что в доме был ремонт, и Пушкин жил где-то в другом месте. Но, возможно, память мне изменяет. Поэтому процитирую сведения из Интернета:
«Господский дом усадьбы представляет собой деревянный особняк с мезонином. За время своего существования здание неоднократно перестраивалось, но комнаты первого этажа, в которых проживал поэт во время своих визитов в Болдино, остались неизменными. Экспозиция комнат имеет подтверждённую документальную основу: сохранилась опись имения 1849 года с перечнем находящейся мебели, кроме того часть экспозиции была перевезена из другого болдинского имения Пушкиных — села Кистенёво. В здании господского дома воссоздана обстановка 1830-х годов. Пушкин во время первых приездов занимал в доме 3 комнаты в парадной анфиладе: прихожая, зальце и кабинет.
Зальце. Самое просторное помещение в доме — зальце — комната, предназначенная для приёма гостей. Интерьер комнаты довольно скромный — у стены, между двумя печами, диван, круглый стол и кресла. Примечательна история мебели: некогда она была продана из усадебного дома арзамасскому купцу Вилянову, выходцу из Болдино, затем, пройдя сквозь череду владельцев, вновь вернулась в Болдино, в экспозицию музея. На столе можно видеть копии документов Пушкинской эпохи: в Болдино Пушкин изучал историю своей родословной, и часть бумаг была передана поэту дядей Василием Львовичем. Эти документы Александр Сергеевич привёз с собой в Болдино.
Кабинет. Обосновавшись в Болдино во время первого визита в 1830 году, Пушкин устроил в одной из комнат барского дома кабинет. Интерьер этой комнаты воссоздан по рисунку поэта и мало похож на кабинеты писателей XIX века: письменный стол отсутствует (вместо него стоит ломберный стол), напольные часы, кресла с кожаными сиденьями и два дивана.
Другие комнаты. В остальных комнатах музея устроена экспозиция, посвященная творчеству поэта в Болдино в 1830 и 1833 годах, а также выставка «В Болдино после Пушкина», рассказывающая о жизни усадьбы во второй половине XIX века.
Вотчинная контора. Здание вотчинной конторы находится напротив барского дома в бревенчатом флигеле, на противоположном берегу верхнего пруда усадьбы. К конторе господского дома через пруд перекинут живописный «Горбатый мостик». Во времена Пушкина контора предназначалась для сбора вотчинного оброка с крепостных крестьян, ведения хозяйственных и экономических дел по управлению имением, а также судопроизводства над провинившимися крепостными. Одна из комнат посвящена функциональному предназначению конторы, а в другой воссоздана обстановка, в которой жил поэт во время последнего визита в Болдино в 1834 году (вот, видимо, тогда и был ремонт в господском доме). Здесь более простая, чем в господском доме, мебель: белёная печь в углу, большой диван, стол, секретер, сундук с домотканым полотном.
Усадебный двор и парк. Подлинные строения усадебного двора не сохранились до наших дней, но были воссозданы на основе сохранившихся документов и раскопок на тех же местах, что и раньше. Постройки двора включают людскую (жилое помещение для прислуги), кухню, баню, конюшню и амбары. На территории парка также расположены две беседки: «Беседка сказок» на берегу нижнего пруда усадьбы и «шатёр» — деревянный навес на столбах.
Среди деревьев усадебного парка есть современники поэта. Возраст древней ивы на берегу верхнего пруда, сломленной ударом молнии и оттого опустившей часть ствола в воду, предположительно составляет 230 лет. Рядом расположены несколько древних дубов. Напротив парадного крыльца барского дома — лиственница, по преданию, посаженная поэтом.
Попов порядок. Рядом с усадьбой, в нескольких шагах от барского дома, находится ряд домов, называемый «Попов порядок». Это историческое место жительства болдинских служителей церкви, поскольку улочка находится прямо напротив Успенского храма. По заявлениям старожилов, ранее в одном из домов был усадебный флигель, впоследствии подаренный племянником поэта болдинскому священнику. Кроме того, есть версия, что на внутренней стене дома были надписи, сделанные самим Пушкиным. Однако проверить это невозможно, поскольку весь «Попов порядок» сгорел во время разрушительного пожара 1920 года, когда чудом уцелело само здание болдинской усадьбы. Современные постройки «Попова порядка» были восстановлены в 1990-е годы XX века по сохранившимся фотографиям. В настоящее время здесь находится экспозиция, посвящённая пушкинским сказкам.»
Экскурсовод по парку с нами не ходил, да и, честно говоря, времени на прогулки не было. Удивительно, что мы еще успели заехать в «деревню дяди», Львовку, где познакомились с ребятами-реставраторами из Ижевска. Потом пообедали в ресторане и двинулись в сторону Саранска.
Кстати, забыл сказать, что Болдино находится на границе Нижегородской области и Мордовии. «В древности территорию, где расположено Большое Болдино и окрестные земли, занимали мордовские племена. Об этом свидетельствуют раскопки, проведённые на месте эрзянского могильника XIV века Нижегородской учётной архивной комиссией под руководством А. В. Снежевского у села Гагино бывшего Сергачского уезда Нижегородской губернии в 1894 году. Русское население на территории Большого Болдина стало появляться, по-видимому, после 1340 года, когда по ханскому ярлыку князь Константин Васильевич получил великое княжество Суздальско-Нижегородское, и, желая закрепить за собой мордовские земли, призвал людей селиться на них.»

Продолжаю о жизни Пушкина и его творчестве после Болдинской осени.
Пушкин вернулся из Болдино 5 декабря. Помимо радости от встречи с невестой (она оставалась во время карантина в Москве) он был в то время потрясен начавшимся восстанием в Польше и началом его подавления. «Известие о польском восстании меня совершенно потрясло. Итак, наши исконные враги будут окончательно истреблены, и таким образом ничего из того, что сделал Александр, не останется, так как ничто не основано на действительных интересах России и опирается лишь на соображения личного тщеславия, театрального эффекта и т. д.» - писал он 9 декабря.
Венчание было назначено на 18 февраля 1831 года в Москве. До этого 17 декабря Пушкин на один день съездил в Остафьево - подмосковное имение Вяземских (http://proza.ru/2005/01/14-46 ). Он прочитал кое-что из написанного в Болдино и оставил хозяевам рукописи, о которых через три дня Петр Андреевич восторженно отозвался. И еще раз до свадьбы на Святки Пушкин был в Остафьево на празднике с большим съездом гостей.
Интересно письмо, которое поэт написал 18 января Бенкендорфу:
«С чувством глубочайшей благодарности удостоился я получить благосклонный отзыв государя императора о моей исторической драме. Писанный в минувшее царствование, «Борис Годунов» обязан своим появлением не только частному покровительству, которым удостоил меня государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание.
Позвольте мне благодарить усердно и Ваше высокопревосходительство, как голос высочайшего благоволения и как человека, принимавшего всегда во мне столь снисходительное участие.»
Это тот самый Бенкендорф, который по школьным учебникам был главой травли Пушкина в 30-х годах!
По моему мнению, Пушкин в тридцатых годах «затравил» себя сам, совершая одну ошибку за другой. И первой, главной ошибкой была его женитьба на Наталье Гончаровой. Он был не готов к семейной жизни вообще и к семейной жизни с ней в частности.
Уже сама ситуация со сватовством и необходимость добывать приданое для невесты (на востоке это называется «калым») должна была навести его на мысль: «А что же дальше?» На что он будет жить такой семьей? Первую красавицу Москвы надо будет выводить в свет, обеспечивать её нарядами и прочим, устраивать приемы. Допустим, в Москве это будет не так накладно. Но уживется ли он с тещей? С его характером было очевидно, что нет. И надо переезжать в Питер, а там все эти расходы увеличатся на порядок. Конечно, поэт – не бухгалтер. Ну, привлек бы какого-то стоящего приказчика. Прислушался бы, наконец, к мнению друзей, которые в один голос отговаривали его. Но… он был «безумно влюблен», «потерял голову». И ведь он уже не мальчик – ему тридцать лет. В своих произведениях Пушкин высказывает очень глубокие мысли. Или это только гениальные озарения, подаренные Богом, а не плод его размышлений? «Если бог захочет наказать, то отнимет прежде разум» - эта мысль известна со времен античности.
Сохранилось содержание интересного ироничного диалога Раевского и Пушкина через несколько лет после его женитьбы:
—К чему было гоняться за красивыми миражами? Если придет причуда жениться, я, как человек умный и рассудительный, выбрал бы женщину пусть и не столь красивую, но которая будет рада уже и тому, что я удостоил ее вниманием, услужлива и предана до самозабвения. И на кой черт, скажи пожалуйста, ты женился? Женатый Донжуан — чем не комедия? Теперь тебе только рогов не хватает. Но это дело времени. Твоя жена, кажется, в большой моде?»
—Жена моя ангел, я ничем не заслужил ее перед небом и землей. Я совершенно могу быть уверен, что она даже в помыслах мне не изменит.
—Но если сам царь посягнет на нее?
Есть интересный набросок «Судьба моя уж решена. Я женюсь…», написанный Пушкиным в мае 1830 года, в котором он описывает свою холостяцкую жизнь так, будто он – Евгений Онегин, бесцельно гуляющий по Петербургу, пьющий шампанское в ресторане, ухаживающий за кем-то в театре и веселящийся ночью в шумном обществе. И так изо дня в день. Будто он не пишет стихи, поэмы, трагедии. Нет, это он описывает свою жизнь в ожидании ответа на сватовство к Наталье Гончаровой (здесь он называет ее Наденькой). Его «мысли» о будущем – это сентенции о том, что все будет хорошо. «Я женюсь, то есть я жертвую независимостию, моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством. Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?» Он думает не о жизни, а о счастье. Понятно, что в мае 1830 года он не мог думать иначе. Но ведь было почти полтора года, чтобы подумать и о жизни!!!
Можно усмотреть корни этой катастрофы ещё раньше. Первое стихотворение Пушкин посвятил будущей жене только через полгода после знакомства, 15 мая 1829 года во время поездки на Кавказ («На холмах Грузии лежит ночная мгла» - см.выше). Если бы раньше он разразился какими-то страстными стихами, то весь этот «безумный пар» ушел бы в поэзию. Но Пушкин носил все в себе. Жаль.
Наталья Гончарова не была музой Пушкина – она была его проклятьем.

Но продолжу о жизни и творчестве Пушкина.
18 февраля 1831 года состоялось венчание с Натальей Гончаровой. Надевая кольцо на палец невесте, поэт его выронил — кольцо покатилось по полу, громко звеня в напряженной тишине. Шафер, обязанность которого — держать венец, передал его товарищу, шепнув, что у него устали руки. Венчальная свеча в руках Александра Сергеевича внезапно затрещала и потухла. Пушкин мрачнел с каждой минутой и в какой-то момент горестно прошептал по-французски: «Дурные предзнаменования…». Впрочем, сразу после свадьбы его настроение улучшилось. И первое время жизнь его продолжилась также весело, как и до женитьбы.
В то время его очень занимали события, связанные с польским восстанием, и реакция европейских стран. «Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны». Пушкин был всецело на стороне России:
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Однако, вскоре реалии семейной жизни заставили его вплотную заняться вопросом добывания денег. Кстати, этим он уже начал заниматься еще до свадьбы, а именно, под залог Кистенева Пушкин получил 38 тысяч, из которых 11 он передал семье Гончаровых на приданое невесты. Эти деньги давались, вроде как, «в долг», однако, ему их, естественно, никто не вернул, да он и не спрашивал.
Так что, «роскошные привычки» надо было забывать. Первое время они жили в Москве, но в середине мая уехали в Петербург, поскольку теща стала вмешиваться в их жизнь, и он с ней рассорился. В Питере постоянные балы и приемы заставляли все глубже и глубже влезать в долги.
Поворот в творчестве от восторженной поэзии к исторической прозе резко снизили его популярность. Пушкин решил заняться издательской деятельностью, организацией литературных журналов. Но это уже не творчество, а, как сейчас сказали бы, «бизнес». Для того, чтобы не только в истории осталось свидетельство успешности такого рода проектов («Ах, какие выдающиеся произведения здесь печатались! Ах, какие замечательные авторы участвовали в создании таких журналов!»), но чтобы их основатель мог поправить свое финансовое положение, нужны другие способности. И все это только множило долги. Чтобы в дальнейшем не возвращаться к этому вопросу скажу, что после смерти Пушкина осталось долгов на 92 тысячи.
Из послесвадебных стихов в 1831 году можно отметить горечь, звучащую в стихотворении «Эхо»:
Ревёт ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поёт ли дева за холмом —
       На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
       Родишь ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов —
       И шлёшь ответ;
Тебе ж нет отзыва… Таков
       И ты, поэт!

Летом Пушкин завершил работу над «Сказкой о царе Салтане». В то время он жил в Царском Селе на даче А. Китаевой и находился в постоянном общении с Жуковским, с которым вступил в соревнование, работая над одним и тем же «русским народным» материалом.
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица,
—Говорит её сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».

Это все помнится со школы. Перечитал. Все знакомо: и белка, грызущая золотые орешки, и 33 богатыря с Черномором, и царевна-лебедь, и полет шмеля. Прекрасно до слез!
Из стихов это все. Из прозы в 31 году Пушкин написал рассказ «Рославлев». О войне 1812 года словами некоей московской барышни. «Рославлев или русские в 1812 году» - роман Загоскина. До выхода «Войны и мира» Толстого считался лучшим романом об этой войне. А Пушкин написал безделицу о том, как это воспринималось в свете. Загоскин больше известен как автор «Юрия Милославского» о смутных временах.
1832-й год для творчества Пушкина – провал.
В течение года он писал стихи только в альбомы светским красавицам. Но никаких увлечений:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие моё я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Принимался доделывать «Русалку». Он ее начал в 1829 году, в 32 продолжил, но  так и не закончил. Из прозы продолжил подбирать материалы к истории Петра Первого, а также пугачевского восстания. При переезде в Петербург он в конце 31 года поступил на казенную службу титулярным советником в Иностранную коллегию, что давало ему право доступа к архивам. Писал, конечно, письма.
И это все! Можно сказать, что Пушкин взял тайм-аут в творчестве.
Завершился этот перерыв в конце 32 – начале 33 года работой над повестью «Дубровский» на основе рассказа приятеля об одном белорусском дворянине, попавшем в такую же ситуацию, что и главный герой. Повесть проходили в школе. Цитата из учебника литературы: «Сношение Машеньки с Дубровским происходило через дупло». И довоенный фильм с Ливановым тоже много раз смотрели.  Сейчас, после прочтения, понимаешь, что это, действительно, незаконченная повесть. Даже не обработанная. Как-то все скомкано и многое не связывается. 
В следующем году Пушкин продолжил заниматься сбором материалов о восстании Пугачева. Для этого он даже совершил поездку на Волгу и Оренбургскую губернию, реку Урал (бывший Яик). В конце этих поездок он опять приезжает осенью в Болдино.
Эта болдинская осень была не столь продолжительной, но тоже очень плодотворной.
Здесь он практически закончил грандиозный труд «История Пугачева».
Пушкин, допущенный к архивам в качестве историографа Петра Великого, заинтересовался историей пугачевского бунта. Он не только скрупулезно выписал из этих архивов самые значимые события, но и специально предпринял поездку в районы Волги и Урала, где все происходило. Собрал рассказы живых свидетелей.
В итоге получилось довольно нудное перечисление предыстории возникновения бунта и фактов его развития, перемещения правительственных войск и бандформирований. При этом Пушкин все описывает исключительно с позиций властей, т.е. ни о каком «народном», «крестьянском восстании» (как это трактовалось и трактуется в исторической литературе) речи нет. Для Пушкина – это бунт. Как он чуть позже написал в «Капитанской дочке»: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный».
В начале, правда, он рассказывает о предыстории недовольства казаков «притеснениями» со стороны чиновников, присылаемых правительством для упорядочения казачьей вольности. При этом оказывается, что казачество, которое, вроде бы, несло службу по фактической охране границ, изначально занималось набегами на соседей с целью грабежа. Это было и на Дону, от которого происходят яицкие (уральские) казаки. Об этой интересной мысли как-то не принято распространяться.
Так что ни какие это не крестьяне взбунтовались от тягот крепостничества, а казаки, которых начали потихоньку «притеснять». Крепостничество в России при Екатерине, конечно, укреплялось, гнёт помещиков усиливался. И, как говорится, «лучшие умы России» исподволь стремились «освободить народ». Через сто лет это привело к отмене крепостного права, но было ли это, на самом деле, благом для  русского народа? Гнёт помещиков сменился гнётом капиталистов. Но это «совсем другая история».
Вернёмся к «Истории Пугачева». Это был изначально не крестьянский, а казачий бунт. Пугачев был не инициатором бунта, а, так сказать, приглашенной звездой, т.е. атаманы яикских казаков решили, что для успеха бунта надо, чтобы во главе стоял некий самозванец, например, чудесно спасшийся Петр 3. А тут подвернулся Емелька Пугачев, который бродяжничал в этих краях. Он согласился, и они не прогадали. Бунт получился мощный.
Из Вивипедии: «Выступление яицких казаков, начавшееся 17 (28) сентября 1773 года с Бударинского форпоста, быстро охватило весь Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее Поволжье. В ходе восстания в результате агитации и обещания исполнения самых насущных чаяний к казакам присоединились башкиры, татары, калмыки, казахи, чуваши, уральские заводские крестьяне. Первый период восстания с сентября 1773 года по март 1774 года ознаменовался военными успехами восставших, представлявших собой опытных представителей иррегулярных казацких и инородческих частей, над немногочисленными и частью деморализованными правительственными войсками. Восставшие осадили Оренбург, Яицкий городок, Уфу, овладели множеством городков, крепостей и заводов.  Осознав серьезность положения, правительство стянуло войска с западных и северо-западных окраин империи, поставив во главе их опытного генерал-аншефа А. И. Бибикова. В результате в марте 1774 года восставшие повсеместно потерпели поражения, многие видные руководители восстания и рядовые участники были убиты или пленены, оставшиеся рассеяны.
Но со смертью Бибикова в апреле 1774 года, восстание вспыхнуло с новой силой в заводском краю Южного Урала и в Башкирии. Пугачёв сумел объединить рассеянные отряды и, несмотря на неоднократные тяжёлые поражения, после похода по Уралу и Прикамью в июле 1774 года захватил один из крупнейших центров империи — Казань. Восставшие получили поддержку крепостных и ясашных инородческих крестьян Прикамья и Поволжья, но в военном плане армия Пугачёва не могла более соперничать с регулярными войсками. Казачье ядро восставших таяло в боях, большинство башкир не последовало за Пугачёвым в его поход на Волгу, а крестьянское пополнение не имело ни боевого опыта, ни оружия. После поражения в ходе трёхдневного сражения у Казани Пугачёв переправился на правый берег Волги, где в результате манифестов о вольности его поддержали многочисленные крепостные крестьяне Казанской, Нижегородской, Московской, Воронежской и Астраханской губерний. В июле 1774 года, воспользовавшись завершением войны с Турцией, Екатерина II направила на подавление восстания значительные высвободившиеся силы во главе с генерал-аншефом П. И. Паниным. Пугачёв бежал на Нижнюю Волгу и, не получив ожидаемой поддержки от донских казаков, был разбит в бою у Чёрного Яра».
Обо всем этом подробно пишет Пушкин. Но основную роль в окончательном подавлении бунта, по его мнению, сыграли действия войск под управлением подполковника Михельсона. После поражений летом 74-го года яикские атаманы решили купить себе жизнь посредством сдачи властям своего главаря – Емельяна Пугачева. Что они и сделали осенью.
В это время Екатерина решила привлечь к борьбе с бунтовщиками героя войн России в Европе генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Его роль свелась, во-первых, к конвоированию Пугачева к месту суда и казни в Москву, а, во-вторых, к «зачистке» бунтовавших районов в течение 1775 года. Как написал Пушкин: «Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях, утверждая в них ослабленное правление, возобновляя города и крепости и искореняя последние отрасли пресеченного бунта.» Кстати, тогда же и был разбит окончательно и пленен Салават Юлаев. Пушкин так написал: «Салават с новою шайкою злодействовал в окрестностях.»
А Емельке отрубили голову 10 января 1775 года на Болотной площади при большом стечении народа. В общем, как пел Высоцкий: «… а в конце дороги той – плаха с топорами». А национальный герой Башкирии Салават Юлаев, памятник которому является символом Уфы, был осужден на пожизненную каторгу и умер в 1800 году. Интересно, что каторга эта была не в Сибири, а в эстонской крепости Рогервик.
Из комментариев Пушкина: «Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. (Все-таки, Пушкин вынужден признать некую «народность» пугачевского бунта, как бы, сквозь зубы, и на этом основании последующие российские и советские историки говорят о «крестьянском восстании».)  Все немцы, находившиеся в средних чинах, сделали честно свое дело: Михельсон, Муфель, Меллин, Диц, Деморан, Дуве еtс. Но все те, которые были в бригадирских и генеральских, действовали слабо, робко, без усердия: Рейнсдорп, Брант, Кар, Фрейман, Корф, Валленштерн, Билов, Декалонг еtс. еtс. Разбирая меры, предпринятые Пугачевым и его сообщниками, должно признаться, что мятежники избрали средства самые надежные и действительные к своей цели. Правительство с своей стороны действовало слабо, медленно, ошибочно. Но нет зла без добра: Пугачевский бунт доказал правительству необходимость многих перемен, и в 1775 году последовало новое учреждение губерниям. Государственная власть была сосредоточена; губернии, слишком пространные, разделились; сообщение всех частей государства сделалось быстрее, еtс.»
Отношение Пушкина к Пугачеву: «Нравственный мир, так же как и физический, имеет свои феномены, способные устрашить всякого любопытного, дерзающего рассматривать оные. Если верить философам, что человек состоит из двух стихий: добра и зла, то Емелька Пугачев бесспорно принадлежал к редким явлениям, к извергам, вне законов природы рожденным, ибо в естестве его не было и малейшей искры добра, того благого начала, той духовной части, которые разумное творение от бессмысленного животного отличают. История сего злодея может изумить порочного и вселить отвращение даже в самых разбойниках и убийцах. Она вместе с тем доказывает, как низко может падать человек и какою адскою злобою может быть преисполнено его сердце. Если бы деяния Пугачева подвержены были малейшему сомнению, я с радостию вырвал бы страницу сию из труда моего». Конечно, такую характеристику я нигде до этого не читал. Вот было бы интересно узнать реакцию нашего великого поэта, если бы он посмотрел советский фильм 1937 года или спектакль театра на Таганке «Пугачев» по поэме Сергея Есенина (об этом я надеюсь написать, когда «приеду» в Константиново).
  «История Пугачева» закончена в осенью 1833 года в Болдино. По возвращении в столицу он послал рукопись Бенкендорфу с просьбой о представлении труда императору. Николай 1 после прочтения разрешил публикацию за счет казны. Книга была издана в количестве 3000 экземпляров. Но распродавалось с большим трудом и подверглась большой критике. Пушкин писал:: ««История Пугачевского бунта», не имев в публике никакого успеха, вероятно, не будет иметь и нового издания.» Так оно и случилось. Зато в историю крепко въелась легенда о крестьянской войне Пугачева и его сподвижников за освобождение российских народов от гнета царизма.
Но вернемся к пребыванию Пушкина в Болдино в 1833 года. Кроме «Истории Пугачева» здесь написаны поэмы «Медный всадник», «Анджело», Сказки о мертвой царевне и о рыбаке и рыбке, начал «Пиковую  даму», несколько стихотворений и знаменитую «Осень»:
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
…
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
…
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
…
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
…
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
…
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы лёгкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.

Как это все знакомо и помнится с юности!
Но в этот приезд в Болдино Пушкин уже не тот, который был три года назад. И мысли в его голове не такие светлые:
«Не дай мне Бог сойти с ума.»
И ещё нечто «смутное» о жизни осенью 1833 года:
Когда б не смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б — наслажденье
Вкушать в неведомой тиши:
Забыл бы всех желаний трепет,
Мечтою б целый мир назвал —
И всё бы слушал этот лепет,
Всё б эти ножки целовал…

А остальные стихи из этого болдинского времени (октябрь-ноябрь) совсем ерундовые, просто проба пера.

Однако, две сказки хороши!
«О рыбаке и рыбке» тоже издавна знакомо:
Пришел невод с травой морскою.
…
Старика старуха забранила:
«Дурачина ты, простофиля!
Не умел ты взять выкупа с рыбки!
Хоть бы взял ты с нее корыто,
Наше-то совсем раскололось».
…
Вот пошел он к синему морю,
(Помутилося синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Еще пуще старуха бранится,
Не дает старику мне покою:
…
Ну, и так далее, пока старуха, уже будучи царицей, не захотела стать владычицей морскою, чтобы золотая рыбка была у нее на посылках.
И после этого
Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.
13.09.19.
«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях». Тоже все читано, слышано и смотрено в мультфильмах в детстве. Только, кажется, там была не мертвая, а спящая царевна.
«Свет мой, зеркальце! Скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
…
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
…
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей
…
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед»,
…
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
…
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста
…
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

Если бы у нас в середине 50-х не показали диснеевский мультфильм «Белоснежка и семь гномов» по сказке братьев Гримм 1812 года, то мы так и думали бы, что сюжет «Мертвой царевны» – плод фантазии Пушкина («мы» - это простые люди, а не литературоведы). Но, с другой стороны, «Белоснежка», хоть и хорошая, и веселая, но не наша сказка, «Спящая царевна» - наша!

«Анджело». Мало известная поэма, оконченная 27 октября 1833 года в Болдино, соединяет оригинальное повествование в духе старинных итальянских хроник на сюжет драмы Шекспира «Мера за меру» с довольно близким переводом сцен этой драмы.
Поначалу кажется нудновато, постепенно втягиваешься в интригу. Но под конец понимаешь, что это не Пушкин, а Шекспир. Глава какого-то итальянского города, сознавая свою излишнюю доброту, передает на время своего, якобы, отъезда власть некоему Анджело, слывущему крутым характером. Этот малый осуждает на смерть за прелюбодеяние Клаудио. Его сестра приходит к Анджело умолять о помиловании, а этот гад предлагает ей переспать с ним. Она рассказывает все его жене, и та проводит с ним ночь под видом сестры осужденного. Потом появляется глава города и все устраивает так, что казни нет, Анджело тоже помилован. Так что все пляшут и поют. В общем, кондовый Шекспир, правда, тоже мало известный. Впрочем, в 21 веке в Москве было несколько постановок.
Критика встретила поэму отрицательно, видя в ней признаки падения таланта Пушкина. По этому поводу Пушкин говорил Нащокину: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал». Но я склонен присоединиться к критикам в оценке этого произведения.

Поэма «Медный всадник». Тоже все в памяти разобрано на цитаты:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
…       И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Это Петр Великий.
…
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
…
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
…
Печален будет мой рассказ.
…
Да, рассказ, действительно, печален: о страшном наводнении 1824 года, в котором погибла невеста главного героя. А он сошел с ума. Попав на Сенатскую площадь, он думает о Петре:
    … и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался...
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?

И ему чудится, что за ним гонится этот медный всадник.
Это последняя поэма Пушкина. Начинается «за здравие» - «Люблю тебя, Петра творенье», а кончается кошмаром. И это из-за того, что по роковой воле Петра «под морем город основался..».
В этот приезд Болдино Пушкин начал «Пиковую даму». Закончил он её уже в 1834 году.
Возможно, если бы спустя почти 60 лет Чайковский не написал оперу «Пиковая дама» (на мой взгляд, свою лучшую оперу), то эта повесть Пушкина была бы не так известна. По существу, это рассказ о некоем случае из жизни петербургского общества. Причем, Пушкин описывает его как бы отстраненно, т.е. чувствуется, что он заинтересован, но не взволнован, как, например, в «Истории Пугачева». Когда я читал сейчас эту вещь, то в голове постоянно звучала музыка Чайковского. И это волновало больше, чем сюжет, который в опере существенно изменен Модестом Ильичем. Я даже скажу крамольное: если не брать в расчет линию Елецкого, то сюжет оперы сильнее, чем в оригинале. Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы не подарил нам пару замечательных цитат: «Игра занимает меня сильно,— сказал Германн,— но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.» И знаменитое вкрапление стихов в прозу: «Германн немец: он расчетлив, вот и всё! — заметил Томский.»
1834 год начинается с раздумий о бестолковости той жизни, которой он живет в Петербурге – все эти балы…
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.

Он пытается получить отставку и уехать в деревню:
Пора, мой друг, пора! [покоя] сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь — как раз — умрём.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
Я был несколько лет назад удивлен, что эти стихи он адресовал жене. А ведь, несмотря на плохие предзнаменования при венчании, он был счастлив. А через три года и рождения детей Пушкин пишет: «на свете счастья нет, а есть покой и воля».
Нет, не судьба ему убежать в «обитель дальнюю»: накануне 1834 года Николай I присваивает своему историографу младшее придворное звание камер-юнкера. По словам друзей Пушкина, он был в ярости: это звание давалось обыкновенно молодым людям. Император желает видеть Наталью Николаевну на балах. И Пушкину отставки не дают.
 «Песни западных славян». Написаны в течение 33-34 годов. Большинство «Песен» - чушь собачья. Какие-то вурдалаки, янычары (арабы Османской империи), отрубающие головы этим «западным славянам» (балканским народам), реки крови – мрак и жуть. Но постепенно алеет восток, и начинаются более-менее нормальные стихи. Это когда Пушкин не переводит «Гузлу», опубликованную в Париже в 1827 году, а что-то пишет сам по мотивам других источников. И последнее стихотворение «Конь» - это, вообще, классика:
Что ты ржешь, мой конь ретивый,
Что ты шею опустил,
Не потряхиваешь гривой,
Не грызешь своих удил?
Али я тебя не холю?
Али ешь овса не вволю?
Так что я не могу сказать, что все «Песни» - фигня. Но Пушкин, все-таки, купился на эту мистификацию Мериме. Вот, что ему ответил этот замечательный французский писатель:
«Гузлу я написал по двум мотивам, — во-первых, я хотел посмеяться над «местным колоритом», в который мы слепо ударились в лето от рождества Христова 1827. Для объяснения второго мотива мне необходимо рассказать вам следующую историю. В том же 1827 году мы с одним из моих друзей задумали путешествие по Италии. Мы набрасывали карандашом по карте наш маршрут. Так мы прибыли в Венецию — разумеется, на карте — где нам надоели встречавшиеся англичане и немцы, и я предложил отправиться в Триест, а оттуда в Рагузу. Предложение было принято, но кошельки наши были почти пусты, и эта «несравненная скорбь», как говорил Рабле, остановила нас на полдороге. Тогда я предложил сначала описать наше путешествие, продать книгопродавцу и вырученные деньги употребить на то, чтобы проверить, во многом ли мы ошиблись… Вот и вся история. Передайте г. Пушкину мои извинения. Я горжусь и стыжусь вместе с тем, что и он попался, и пр.»
Но «Конь» - это не из «Гузлы».

«Сказка о золотом петушке». Написана тоже в 1834 году. Что-то я не помню, чтобы эта последняя сказка Пушкина была читана в детстве. Литературоведы спорят, откуда почерпнут сюжет, но это неважно. Главное: «Сказка ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок.» Намек на то, что «красавицы-девицы, шамаханские царицы» бывают очень опасны, когда лишают разума мужиков. Золотой петушок, подаренный царю Дадону неким старцем, чтобы предупреждать о надвигающейся опасности от враждебных соседей, клюнул царя в темя после того, как Дадон прибил этого старца. А старец всего на всего попросил царя отдать ему эту шамаханскую царицу в качестве награды за золотого петушка. Но Дадон все забыл, и был петушком наказан до смерти. А ведь мог бы жить спокойно. Петушок кричал: …«Кири-ку-ку. Царствуй, лежа на боку!» В общем, эта сказочка не для детей. А может быть, Пушкин это писал про себя? И шамаханская царица – не Наталья ли Николаевна? Римский-Корсаков написал оперу, но это не «Пиковая дама» Чайковского. Есть только одна тема более-менее известная - тема шамаханской царицы.
Кирджали. Небольшой рассказик про молдавского разбойника, написанный в 1834 году. Все, что Пушкин узнал о нем сначала в Молдавии в начале 20- годов и потом лет через десять. Ничего особенного.
Среди стихов, написанных в 35 году меня заинтересовал «Полководец». Оказалось, что он посвящено Барклаю де Толли, который командовал русской армией в начале войны 1812 года. Именно под его руководством мы отступали под напором превосходящих сил Наполеона. Барклай не ввязывался в большие сражения, уводил войска от удара и тем самым сохранил армию. Его все ругали, и в народе он не пользовался уважением. Кутузов его сменил за несколько дней до Бородина. И долгое время имя Барклая было забыто. Но Пушкин восхищается. Из-за этого стихотворения он даже чуть было не разругался с семьей Кутузова.
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущей поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!
Но, все-таки, Барклаю де Толли история воздала должное.
Еще зацепился за стихи:
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;
К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.
Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея,
И улыбалась ему, тихие слезы лия.
Доргомыжский написал романс, который запомнился последними словами «тихие слезы лия». Хотя в третьей строке дефект размера, но в романсе это нивелируется затяжкой в слове «умолкла».
Еще в этом году написано воспоминание о Михайловском:
…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провёл
Изгнанником два года незаметных.
Это начало, а это окончание:
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!

Тоже в 35 году:
Я думал, сердце позабыло
Способность лёгкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты…
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты.

Еще в одном переводе нашел я «В молчании добро должно твориться».

В 1835 году написал «Сцены из рыцарских времен». Нечто, напоминающее «Скупого рыцаря», но явно не дотягивающее. Ерунда.
Еще в этом году Пушкин написал «Египетские ночи, как и большинство вещей последних лет жизни, не законченные. Конечно, я это раньше не читал, но смотрел великолепный фильм Швейцера «Маленькие трагедии», где Юрский играл роль импровизатора и читал знаменитые стихи:
Поэт идет: открыты вежды,
Но он не видит никого;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его…
«Скажи: зачем без цели бродишь?
Едва достиг ты высоты,
И вот уж долу взор низводишь
И низойти стремишься ты.
На стройный мир ты смотришь смутно;
Бесплодный жар тебя томит;
Предмет ничтожный поминутно
Тебя тревожит и манит.
Стремиться к небу должен гений,
Обязан истинный поэт
Для вдохновенных песнопений
Избрать возвышенный предмет».
— Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего.
Это только начало незаконченной повести, опубликованное после смерти поэта. «Египетские», поскольку первой темой для импровизации при публичном выступлении импровизатора была выбрана легенда о том, что Клеопатра продавала ночь с ней за жизнь любовника. На этом, собственно, повесть и обрывается.

Последнее десятилетие своей жизни Пушкина не оставляет идея выпуска литературного журнала. В 30-31 годах издавалась «Литературная газета» под редакцией Дельвига и при активном участии Пушкина. Здесь публиковались стихи поэта и его критические статьи. Однако это издание, бывшее в большой степени оппозиционным к властям, просуществовало недолго. В результате нескольких скандалов Дельвиг заболел и умер в возрасте 33 лет.
Из Википедии: «Со времени закрытия «Литературной газеты» Пушкин добивался права на собственное периодическое издание. Не были осуществлены замыслы газеты («Дневник»), различных альманахов и сборников, «Северного зрителя», редактировать который должен был В. Ф. Одоевский. Вместе с ним же Пушкин в 1835 году намеревался выпускать «Современный летописец политики, наук и литературы». В 1836 году он получил разрешение на год на издание альманаха. Пушкин рассчитывал также на доход, который помог бы ему расплатиться с самыми неотложными долгами. Основанный в 1836 году журнал получил название «Современник». В нём печатались произведения самого Пушкина, а также Н. В. Гоголя, А. И. Тургенева, В. А. Жуковского, П. А. Вяземского. (В итоге, под разными редакторами «Современник» просуществовал 30 лет и был закрыт по личному приказу Александра 2.)
Тем не менее, читательского успеха журнал не имел: к новому типу серьёзного периодического издания, посвящённого актуальным проблемам, трактуемым по необходимости намёками, русской публике предстояло ещё привыкнуть. У журнала оказалось всего 600 подписчиков, что делало его разорительным для издателя, так как не покрывались ни типографские расходы, ни гонорары сотрудников. Два последних тома «Современника» Пушкин более чем наполовину наполняет своими произведениями, по большей части анонимными. В четвёртом томе «Современника» был, наконец, напечатан роман «Капитанская дочка». Пушкин мог бы выпустить его отдельной книгой, тогда роман мог принести доход, так необходимый ему. Однако он всё-таки принял решение опубликовать «Капитанскую дочку» в журнале и не мог уже рассчитывать на одновременный выход отдельной книгой, в те времена это было невозможно. Вероятно, роман был помещён в «Современник» под влиянием Краевского и издателя журнала, опасавшихся его краха. «Капитанская дочка» была благосклонно принята читателями, но отзывов восторженных критиков о своём последнем романе в печати Пушкин не успел увидеть. Несмотря на финансовую неудачу, Пушкин до последнего дня был занят издательскими делами, рассчитывая, наперекор судьбе, найти и воспитать своего читателя».
Наверняка финансовые дела поэта сложились бы не так плачевно, если бы не женитьба на Наталье Гончаровой. Балы, которые так любила его жена (несмотря на рождение четырех детей и потерю одного как раз из-за танцев), требовали все больше и больше денег. Пушкин все больше и больше залезал в долги, искал новые возможности для заработка и… не находил.
 «Капитанская дочка». Это из школьной программы. Фактически продолжение «Повестей Белкина» в контексте пугачевского бунта. От школьного изучения у меня осталось впечатление, что Пугачев – вовсе не злодей, а человек сумевший понять главного героя. То есть это бунт был против самодержавия, и злодейства были направлены против сторонников этого самодержавия. А история про суд над главным героем и милость Императрицы, вообще, раньше не рассказывали. И позиция Пушкина здесь такая же, как и в «Истории Пугачева». Знаменитая цитата: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»
Но ведь «Капитанская дочка» - это последнее прозаическое произведение Пушкина. И закончил он ее в 1836 году, незадолго до гибели.
Стихов он в этом последнем, тяжелом году написал немного. Выделю такие.
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…
Пушкин хотел написать цикл таких, которые пропустила бы цензура. Это последнее, а другие не сохранились.
Конечно, главные стихи, написанные в этом 36 году, это
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
;И не оспоривай глупца.
21 августа 1836
Это с детства запомнилось на всю жизнь!

И еще
О нет мне жизнь не надоела,
Я жить люблю, я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
Ещё хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
Для чувств         всего.
В библиографии  эти стихи не имеют точной даты, просто  «1830-1836». Но я бы сказал, что это последнее стихотворение Александра Сергеевича Пушкина.

Мне осталось разобраться в последних месяцах жизни поэта.
Уточним в свете вышеизложенного хронологию событий, предшествовавших дуэли.
В течение лета и осени 1836 года жена Пушкина подверглась ожесточенной атаке двух «гонителей» ; опытного интригана Геккерна и его «приемного сына» Дантеса. «Неутомимое волокитство» последнего не вызывало у Пушкина особой тревоги: поведение Дантеса вполне соответствовало придворным нравам. Вернемся на три года назад, в 1833 год. Как известно, Дантес явился в Россию «на ловлю счастья н чинов» из Франции через Германию, заручившись там поддержкой наследного принца Вильгельма Прусского, который дал молодому французу, имевшему немецких родственников по материнской линии, рекомендательное письмо к одному из влиятельнейших царедворцев — генерал-майору Адлербергу. Этого письма было вполне достаточно для наилучшего устройства Дантеса в России: Николай I был связан тесными узами с прусским королевским домом. Жена царя Александра Федоровна была дочерью прусского короля, сестрой наследного принца. Кроме того, русский самодержец покровительствовал легитимистам, одним из которых был Дантес, вынужденный именно по этой причине покинуть Францию. Все это, а не только привлекательная внешность, веселый нрав и остроумие молодого человека объясняют интерес, проявленный к нему нидерландским посланником бароном Геккерном, оказавшимся проездом в одном из захолустных европейских городов, в гостинице которого лежал заболевший Дантес. Кто знает, не тогда ли возникли в голове стареющего интригана некоторые честолюбивые планы, роль одного из исполнителей которых могла быть поручена Дантесу? Как бы то ни было, барон взял молодого француза под свое покровительство. Есть даже сведения об их  гомосексуальной связи. Рекомендации прусского двора обеспечили зачисление Дантеса в аристократический кавалергардский полк, находившийся под патронажем царицы и не только участвовавший в проводимых лично Николаем парадах и маневрах, но и поставлявший высокородным девицам и дамам двора женихов и кавалеров для бесчисленных придворных балов. Служа в этом привилегированном полку, Дантес подружился со многими отпрысками виднейших фамилий. Его приятелями были сын министра иностранных дел Д. Нессельроде и фаворит императрицы А. Трубецкой. Это позволило ему войти в самые интимные круги высшего петербургского света.
Ни сам Дантес, ни его приемный отец не могли, конечно, не обратить внимания на успех, которым пользовалась красавица Наталья Николаевна, всегда окруженная толпой восторженных обожателей, среди которых были и приближенные царя, и представители иностранной аристократии. Тут-то, очевидно, и созрела у Геккерна мысль воспользоваться в своих целях неопытностью и доверчивостью молодой женщины. Два интригана повели планомерную атаку на жену Пушкина, стремясь развратить н совратить ее, чтобы сделать игрушкой в своих руках. В ход пошли все средства — от открыто демонстрировавшихся Дантесом «чувств» до шантажа и угроз со стороны Геккерна.
В октябре (не позднее 19-го) 1836 года Идалия Полетика, подруга Натальи Николаевны и тайная любовница Дантеса, заманила жену Пушкина на свою квартиру. Оказавшийся там Дантес умолял Пушкину «отдать себя» ему. Наталья Николаевна тотчас же покинула квартиру Полетики, но, к сожалению, не рассказала о происшедшем мужу, что позволило Геккерну шантажировать молодую женщину, нашептывая ей «по всем углам» о «любви» своего нашкодившего «сына» (прятавшегося под предлогом болезни у себя дома) и даже предлагая ей бежать из России «под дипломатической эгидой». В своем письме барону Луи Геккерну Наталья Николаевна пишет: «Допустим даже, что мое увлечение вашим сыном так велико, что, отуманенная им, я могла бы изменить священному долгу; но вы упустили из вида одно: я – мать. У меня 4 маленьких детей. Покинув их в угоду преступной страсти, я стала бы в собственных глазах самой презренной из женщин. Между нами все сказано, и я требую, чтобы вы оставили меня в покое». Получив отпор, Геккерн стал угрожать ей местью.
В конце октября 1836 года Пушкин получает по городской почте «безыменное письмо» (возможно, с вложенным в него «дипломом на звание рогоносца»), извещавшее о мнимой измене его жены. Найдя у себя дома неподписанные письма и записки и связав их с Дантесом, Пушкин 2 ноября направляется к нему. Дантес берёт на себя их авторство, но заявляет, что они адресованы не Наталье Николаевне, а ее сестре Екатерине, на которой он будто бы намерен жениться. Доверчивый Пушкин удовлетворяется этим объяснением. В тот же день Дантес сообщает Геккерну о визите Пушкина, доставив барону «большое удовольствие» тем, что Пушкин не догадывается о ведущейся против него и его жены интриге. После «менее чем трехдневного розыска» Пушкин убеждается во лжи Дантеса: по крайней мере, одно из показанных Дантесу писем адресовано не Екатерине, а Наталье Николаевне, и написано не им. Пушкину открываются роль, которую играл Дантес, развращавший его жену в интересах некоего «искусителя», руководство Геккерном «всем поведением» «сына» и нависшая над Натальей Николаевной угроза шантажа опасным для нее письмом.
Таким «искусителем», по многочисленным свидетельствам, был принц Карл Прусский. Начиная с 30-х гг. он часто посещал Россию и был «своим» в Петербурге. Отличался невоспитанностью и необузданным нравом. А.О. Смирнова-Россет, бывшая в то время фрейлиной императрицы, вспоминала в старости: «Принц вел себя очень дурно». Карл был непременным участником интимных вечеров в Аничковом дворце, в котором давались балы не более чем на сто персон, причем из дам приглашались «самые элегантные», в том числе и Н.Н. Пушкина. Неприличное поведение принца по отношению к женщинам вызвало однажды замечание Николая Павловича, которому не понравилось слишком уж явное приставание Карла к фрейлинам. Имеются и другие данные, подтверждающие по меньшей мере, участие Карла Прусского в интриге против Пушкина и его жены.
3 ноября Пушкин, желая упредить «окончательный удар», который мог нанести барон, узнавшие о содержании письма, опрометчиво показанного (или даже переданного Пушкиным Дантесу), рассылает узкому кругу своих друзей и знакомых «двойные письма» ; вложенные в конверты с их адресами пустые и запечатанные листы бумаги с надписью на них «Александру Сергеевичу Пушкину». Расчет Пушкина заключался в том, что его друзья, не вскрыв внутренних конвертов, отошлют их ему, подтвердив, при необходимости, сам факт их получения. Это давало ему возможность маневра: если бы Геккерны начали шантажировать его жену, Пушкин имел бы полное моральное право использовать эту возможность по своему усмотрению – подтвердить обвинение двух «гонителей» его жены в разглашении содержания ставшего им известным письма.
«Пушкин погиб жертвою неприличного положения, в которое себя поставил ошибочным расчетом», — писал в своем дневнике весьма осведомлённый А. Н. Вульф. Что ж, если сводить причины гибели Пушкина только к истории с «безыменным письмом», может быть, это и так. Да, враги оказались более жестокими и коварными, чем предполагал сам Пушкин, а друзья, увы, – менее чуткими.
4 ноября Пушкин получает 3 внутренних «письма» из «семи или восьми» разосланных. В тот же день Пушкин посылает вызов на дуэль Дантесу как непосредственному оскорбителю его чести. На этот раз Дантес скрывается от Пушкина на дежурстве по полку. К Пушкину является Геккерн, который умоляет отсрочить дуэль. Пушкин соглашается, но, очевидно, при условии, что бароном будет названо имя «искусителя» его жены, прикрытого Дантесом: свидетельство было нужно Пушкину для мотивированного обвинения высокопоставленного «искусителя, непочтительно («признанием» Дантеса в авторстве чужого письма) поставленного в затруднительное положение».
7 ноября В.А. Жуковский, вызванный братом Натальи Николаевны из Царского Села, начинает по своей инициативе переговоры с Геккерном. Жуковский узнает от барона «о любви» Дантеса к свояченице Пушкина и о его будто бы планах жениться на ней. Жуковский едет к Пушкину и становится свидетелем его, знавшего подоплеку сделанного Геккерном «открытия», «бешенства». Вечером того же дня Дантес посещает Виельгорского. Целью визита было желание взглянуть на одно из полученных друзьями Пушкина писем (сведения о происходивших в семье Пушкиных событиях могли быть сообщены Дантесу Екатериной Гончаровой. Виельгорский письма не показал. 7-9 ноября Жуковский проводит в разъездах между Пушкиным, Е.И. Загряжской (теткой Натальи Николаевны) и Геккернами. Пушкин наотрез отказывается от встречи с Дантесом, имевшей целью втянуть его в объяснения при свидетелях. 10 ноября утром Жуковский передает Дантесу отказ от посредничества. Все же он продолжает искать выход из положения, который видит в том, что Геккерн официально объявит о согласии на брак «сына» с Е. Гончаровой. Барон торгуется: он требует предъявить ему письмо, полученное Пушкиным и 12 ноября Жуковский, по-видимому, вновь встречается с Геккерном. Барон идет на уступки, получив от Жуковского заверения в том, что все посвященные в дело лица (и главное, Пушкин) будут хранить «в тайне» историю с вызовом, оглашение которой опозорило бы Дантеса и Геккерна и вызвало бы гнев «искусителя». 14 ноября состоялась встреча Пушкина с Геккерном у Загряжской. Все шло, казалось бы, к мирному исходу. Но вечером Пушкин сказал В.Ф. Вяземской знаменательные слова: «Я знаю героя (а не «автора») безыменных писем и через восемь дней вы услышите о мести, единственной в своем роде», свидетельствующие о том, что Пушкину 14 ноября уже было точно известно имя «искусителя» его жены.
16 ноября Геккерн получает от Пушкина письмо с отказом от вызова на дуэль на основании того, что он «из слухов» узнал о намерении Дантеса просить руки Екатерины Гончаровой после дуэли. Дело можно было бы считать законченным (для Дантеса), но молодой француз вдруг проявил строптивость, направив (без ведома Геккерна) дерзкое письмо Пушкину. О реакции Пушкина на него нам известно из «Конспективных заметок» Жуковского: «Письмо Дантеса к Пушкину и его бешенство. Снова дуэль». Вечером 16 ноября Пушкин просит В.А. Соллогуба быть его секундантом и договориться «только насчет материальной стороны дуэли», не допуская каких-либо объяснений между противниками.
17-го утром Соллогуб (вопреки требованию Пушкина) посещает Дантеса и видит его уже вполне подчиненным воле Геккерна. Соллогуб едет к Пушкину, но тот остается непреклонным. Соллогуб направляется к секунданту Дантеса д'Аршиаку. Дуэль назначается на 21 ноября. Между тем, и секунданты и Геккерн ищут способ остановить дуэль. Соллогуб направляет Пушкину письмо, в котором сообщает ему о полной капитуляции Дантеса. В тот же день, 17 ноября, Пушкин отвечает Соллогубу, письменно подтверждая согласие считать свой вызов «как непоследовавшнй» из-за дошедшей до него «общественной молвы» о решении Дантеса объявить, после дуэли, о намерении жениться на Е. Гончаровой. Уполномоченный Геккерном, д'Аршиак, прочитав письмо, говорит: «Этого достаточно». Вечером, на балу у С.В. Салтыкова, было объявлено о помолвке.
Однако, вопреки своему обещанию, Геккерн и Дантес, подстрекаемые и поддерживаемые врагами Пушкина, начали распускать порочащие его и его жену слухи. К тому же, вскоре после 17 ноября Геккерн, раздраженный предстоящей вынужденной женитьбой «сына», возобновил на правах будущего родственника преследование Натальи Николаевны. Вероятно, и Пушкин узнал больше о роли Геккерна не только как сводника Дантеса. 21 ноября Пушкин пишет письмо Бенкендорфу и в тот же день показывает Соллогубу письмо, написанное Геккерну. 23 ноября Пушкин ; на аудиенции у императора.
Достоверно неизвестно об активных действиях Пушкина до второй половины января 1837 г, из чего можно заключить, что Николай I пообещал предостеречь «искусителя» и найти автора письма, с которого все началось. Вероятно, он вытребовал это письмо у Пушкина и взял с него слово «ничего не начинать, не предуведомив его».
10 января 1837 г. состоялась свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой. Пушкин на венчание не поехал. Вероятно, 14-16 января «искуситель» попытался втайне от Пушкина возобновить домогательство его жены (возможно, как он это делал раньше, до женитьбы Дантеса на Е. Гончаровой, ; через последнюю). Одновременно Дантес с еще большим усердием продолжил игру в «жертву возвышенной любви», а Геккерн ; в «увещателя» Натальи Николаевны. Ситуация стала напоминать ноябрьскую, однако на этот раз, что было для Пушкина нестерпимо, ее сопровождали пересуды «в тех кругах, где были его друзья, его сотрудники и, наконец, его читатели». 25 января 1837 г. Пушкин направляет Геккерну письмо, которое барон и его «сын» сочли достаточным предлогом, чтобы вызвать Пушкина на дуэль. Перед этим, на балу у Воронцовых-Дашковых, Дантес явно напрашивался на оскорбление со стороны Пушкина (это давало Дантесу весомые преимущества при неизбежной в этом случае дуэли).

Все эти сведения, которые я почерпнул из многочисленных статей в Интернете, никак не объясняют причину, по которой Геккерн занимался травлей Пушкина. Отпор от Натальи Николаевны он получил незадолго до первого вызова на дуэль, когда интрига уже вовсю была раскручена. В настоящее время преобладает мнение историков о том, что причиной гибели Пушкина была его вспыльчивость и чрезмерная ревность. А вот в советское время речь шла о целенаправленной травле поэта в связи с его свободолюбием. При этом, правда, не подчеркивалось, что Пушкин никогда не выступал против самодержавия и уважительно относился к царю и Бенкендорфу. Он был только против перлюстрации его писем.

Но травля Пушкина была. Вот что было написано в 1937 году:
Царь относился к Пушкину с возрастающим недоверием и раздражением. Красота жены поэта была в полном блеске. Царь хотел, чтобы Наталья Пушкина бывала не только на широких великосветских собраниях, но и на более интимных придворных вечерах, происходивших обычно в Аничковом дворце. Под новый 1834 год Николай „пожаловал" поэту придворное звание камер-юнкера. Этой „милостью" царь добивался сразу двух целей. Он ставил ею Пушкина в унизительное положение: в камер-юнкеры, низшее придворное звание, назначалась аристократическая молодежь, Пушкину же было уже 35 лет, он имел всероссийское имя и в своем новом звании должен был возбуждать смех светской челяди, С другой стороны, придворное звание мужа открывало Наталье Николаевне свободный доступ ко всем придворным удовольствиям. Это назначение взбесило Пушкина. Он прекрасно разбирался в мотивах назначения. „Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры — (что довольно неприлично моим летам),—записывал он в своем дневнике, — но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове".
Началась длинная цепь оскорбительных унижений.
Гениальный поэт не очень разбирался, да и не хотел разбираться, в тонкостях придворного этикета. Поедет он на вечер в Аничков дворец в мундире, а там гости в штатском платье. Пушкин едет «домой переодеться», но вместо того, чтобы возвратиться во дворец, уезжает к приятелю. Царь приказывает передать ему свое неудовольствие. Под предлогом болезни поэт не являлся на дворцовые церемонии, на которых ему — прославленному поэту — приходилось бы как камер-юнкеру играть довольно незавидную роль. Царь каждый раз допытывался о причинах его отсутствия, собирался чуть ли не на дом посылать к нему врача, чтобы проверить, в самом ли деле он болен.
Притеснения правительства становились все нестерпимей. Полиция стала перехватывать письма поэта. В одном из них, адресованном жене, проводившей весну и лето в Калужской губернии, Пушкин так же, как и в дневнике, неодобрительно отозвался о своем придворном звании. Письмо доставили царю, тот рассвирепел. Друзья Пушкина насилу уладили дело, хотя отношение царя к поэту от этого не стало лучше. Этот эпизод Пушкин отметил в своем дневнике: „Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и, нашед в нем отчет о присяге великого князя, писанный, видно, слогом неофициальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила письмо государю, который сгоряча также его не понял. К счастью письмо показано было Жуковскому, который и объяснил его. Все успокоилось. Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью, — но я могу быть подданным, даже jgagoM,— но холопом и шутом не буду и у царя небесного. Однако, какая глубокая безнравственнность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю... и царь не стыдится в том признаться'—и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина!»
Тоскливые ноты все чаще и чаще дают себя знать в настроении одинокого поэта, окруженного могущественными врагами, не смевшего из-за шпионских глаз поделиться переживаниями даже с женой. „Скучно жить без тебя,—писал он ей, — и не сметь даже писать тебе все, что придет на сердце".
Пушкин все острей начинает мечтать об отставке, об отъезде в деревню, о независимости, о том, чтобы всецело отдаться творческой работе. В конце июня 1834 г. Пушкин написал прошение об отставке. Царь рассвирепел. Под угрозой опалы и преследований Пушкин, при посредничестве Жуковского, вынужден был взять свое прошение обратно.
Но уже после того, как Пушкин отказался от отставки, царь угрожал наказанием не только самому Пушкину, но и его семье. Понятно, что в таких условиях поэту не работалось. А работать ему необходимо было не только для того, чтобы реализовать свои творческие замыслы, но и чтобы прокормить семью. Через год он вновь обратился к царю с просьбой о длительном отпуске—на 3—4 года для поездки в деревню, где бы он мог свободно творить. Царь ответил как иезуит — не прямым отказом, а лицемерной фразой, в которой Пушкину предлагалось выбирать между пребыванием в Петербурге и отставкой со всеми вытекающими последствиями. Поэта оставили по-прежнему на привязи. Из Петербурга его не пустили.
Отношение царя и Бенкендорфа к Пушкину послужило сигналом для усиленной травли поэта со всех сторон. Ухудшились и без того плохие цензурные условия его работы. Произведения Пушкина цензуровались царем и Бенкендорфом. Несмотря на это, министр народного просвещения, ревностный проводник реакционной политики царя, граф Уваров потребовал, чтобы все написанное Пушкиным подвергалось еще досмотру цензоров - специалистов. Пушкин боролся со своими врагами всеми доступными ему средствами. Уваров был наследником богатого графа Шереметева. Шереметев заболел. Обрадованный Уваров стал вести себя как владелец достояния больного. А Шереметев возьми и выздоровей. Пушкин воспользовался, этой историей и написал сатиру на Уварова под названием «На выздоровление Лукулла». Уваров, как и все читатели, легко узнал, кого имел в виду поэт под прозрачными римскими псевдонимами, и ответил усилением нападок и клеветы по адресу Пушкина. Врагами Пушкина были и непосредственный его начальник по службе— министр-иностранных дел Нессельроде и жена последнего, у которой собирался влиятельный светский круг.
Критика и печать, зависимые от правительства, также усилили свои нападки на Пушкина, переходя от намеренно злой и несправедливой оценки его творчества к прямым доносам. Ко всем бедам Пушкина присоединились еще очень острые денежные затруднения. Ему не по средствам было вести светский образ жизни, которого требовали от него и его придворное звание, и царь, и жена. Семья Пушкина выросла. У него было четверо детей. На его иждивении находились две сестры жены, брат, отчасти его родители. В условиях петербургской светской жизни он писать не мог. К тому времени, когда он получил отказ в длительном отпуске, его долги доходили до 60000 рублей, из которых 20000 он должен был царю (т. е. государству, но Царь, когда хотел, не делал различия между своими деньгами и казной).
Так даже в материальном отношении Пушкин попал в кабалу к царю. Чтобы освободиться от денежной зависимости от царя, Пушкин пытался было отдать в казну в счет долга принадлежащие ему болдинские земли. Но из этого ничего не вышло. Царь понимал, что, давая Пушкину в долг казенные деньги, он накидывал лишнюю петлю на шею поэта. Нет ничего удивительного, что преследования, придирки, денежные заботы, постоянные волнения и одиночество не давали возможности Пушкину писать. Осенью 1835 г. Пушкин поехал в Михайловское, надеясь использовать свое любимое время года для плодотворной работы. Но через десять дней он уже сообщает жене: „Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки, а все потому, что неспокоен".
Одиночки — друзья Пушкина, как, например, Жуковский, думали помочь поэту, толкая его на полное подчинение не только внешнее, но и внутреннее, царю, правительству, свету. Пушкин же не хотел и не мог подчиниться своим гонителям. Его ненавидели за независимость, за чувство собственного достоинства, за свободолюбие, бившее почти из каждой написанной им строчки, за прогрессивный характер его творчества, за презрение к свету, к холопству, к пресмыкательству, наконец, за гениальность. Пушкин видел и понимал свое одиночество. „Чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом!" — восклицал он в, одном из писем к жене. Недоброжелательство и ненависть окружали поэта со всех сторон. Ждали только повода, чтобы начать беспощадную травлю.
В январе 1834 г. в русскую императорскую гвардию офицером был принят французский эмигрант барон Дантес» Дантес был крайним реакционером. Он вынужден был уехать из Франции в результате революции 1830 года. Беспринципный проходимец, Дантес на почве противоестественной близости нашел себе влиятельного покровителя в лице голландского посланника в Петербурге Геккерена. Геккерен даже усыновил его. Дантес стал именоваться бароном Дантес-Геккерен. Красивый и нахальный, Дантес-Геккерен пользовался большим успехом в петербургском большом свете. Он заметил красоту жены Пушкина, всеобщее внимание, оказываемое ей, и стал назойливо добиваться ее расположения. Вокруг имени жены Пушкина начала плестись великосветская сплетня. Свет, ненавидевший Пушкина, стал эту сплетню раздувать, потакать ухаживанию Дантеса и высмеивать Пушкина. Пушкин искал способов защитить свою честь и чистоту имени своей жены. Двор и свет удвоили свои отвратительные усилия: открылась возможность совсем избавиться от ненавистного поэта. Император Николай уже после гибели Пушкина писал своему брату: „Давно ожидать должно было, что дуэлью кончится их неловкое положение". Значит, Николай еще задолго до рокового для Пушкина и России исхода предвидел возможность дуэли, но ничего не делал для того, чтобы предотвратить ее.
Один из немногих доброжелателей Пушкина, граф Адлерберг предпринял попытку спасти Пушкина. Дантес как-то выразил желание поехать на Кавказ подраться с горцами. Граф Адлерберг отправился к брату царя Михаилу, главнокомандующему гвардейским корпусом, изложил ему свои опасения относительно Пушкина и предложил отправить Дантеса на Кавказ. Однако, это предложение не было принято. Двору и свету международный проходимец Дантес был дороже национальной гордости России, величайшего ее поэта. Мало того, двор и свет надеялись, что в этом столкновении удастся убрать, убить Пушкина, причем сами они останутся в стороне. Зная отношение царя к Пушкину, в свете нашлись досужие старатели, которые просто стали сводничать Дантесу жену Пушкина, разжигая ярость Пушкина, делая его положение совершенно невозможным, ускоренно толкая к роковой развязке.
Посланная Пушкину пошлая и гнусная анонимка является ярким свидетельством низкого культурного и нравственного уровня тогдашнего придворного и великосветского общества, и притом не только русского. Форма анонимного диплома не была выдумана петербургской золотой  сволочью, погубившей Пушкина. Она была скопирована с бланка полученного из Вены, где высшее общество также развлекалось подобными забавами. Пушкин был твердо убежден, что подлая анонимка исходила от барона Геккерена, приемного отца ухаживавшего за Натальей Николаевной Дантеса. Геккерена по его положению посланника и по его возрасту неудобно было вызвать на дуэль. Пушкин послал свой вызов Дантесу. Геккерен очень испугался. Он понимал, что каков бы ни был исход дуэли, ему придется покинуть место посланника в Петербурге, которым он дорожил просто по корыстным соображениям. Чтобы выйти из создавшегося положения, Дантес сделал предложение сестре Натальи Николаевны — Екатерине Гончаровой. Это предложение давало ему основание утверждать, что он оказывал внимание Наталье Николаевне будто бы для того, чтобы чаще видеть ее сестру. Предложение Дантеса обнаруживало в нем труса и делало его смешным в глазах общества.
Однако, неприязнь развратного света к Пушкину была настолько велика, что нашлись люди, которые низменные и унизительные мотивы  предложения Дантеса старались изобразить как подвиг, делающий честь его благородству. После оформления предложения Дантеса Пушкин взял свой вызов обратно. Пушкин категорически отказался иметь какие бы то ни было дела со своим новым „родственником". Дантес однако и после своей свадьбы продолжал ухаживания за женой Пушкина. Недоброжелательное светское общество опять начало чернить Пушкина, сплетни возобновились.
Пушкин чувствовал себя затравленным. Его окружила стена врагов. Его преследовали царь и министры. Светское общество старалось унизить поэта, раздувало сочиненные по его адресу сплетни. Денежные затруднения теснили поэта вее более жестоко. Литературная критика хулила его произведения. Обстановка для поэта создалась под конец такая, что делала невозможным для него самый литературный труд. Царь насильно держал Пушкина в этом пекле, не выпуская его из Петербурга, требуя его участия в придворной и светской жизни. Доведенный до крайности Пушкин решил любой ценой добиться какого бы то ни было выхода из создавшегося положения.
Пушкин попытался в последний раз найти управу на своих врагов у царя. Он сообщил Николаю о ведущейся интриге, повидимому, дав ему понять, что распускаемые сплетни чернят и самого царя. Николай приказал ему молчать. Тогда Пушкин решил сразиться хоть с одним из своих врагов не на жизнь, а на смерть. 26 января 1837 г. он послал убийственно оскорбительнее письмо Геккерену, после которого никакое отступление уже него было возможно. Дантес должен был принять вызов Пушкина.
Я, все-таки, больше склоняюсь к советской версии, что Пушкина затравили.
Секундантом Дантеса был служащий французского посольства д'Аршиак, секундантом Пушкина — его товарищ Данзас. Перед дуэлью Пушкин был спокоен, даже весел. За час до дуэли Пушкин еще занимался делами „Современника" и написал письмо с деловыми поручениями писательнице Ишимовой. Дуэль состоялась 27 января на Черной речке, у комендантской дачи. Площадка, на которой должны были драться противники, была засыпана глубоким снегом. Секунданты вытоптали дорожку. Барьеры были обозначены шинелями. По данному сигналу противники начали сходиться. Первым выстрелил Дантес. Пушкин упал, раненый в живот и крестец. Рана его была смертельна. Очнувшись, Пушкин пожелал воспользоваться принадлежащим ему выстрелом. Он приподнялся, и, полулежа на снегу, выстрелил в своего врага. Пушкин попал в Дантеса, но рана оказалась очень легкой. Он, якобы, попал в руку и в пуговицу мундира. Никакого осмотра одежды дуэлянтов до и после дуэли не проводилось.
Писатель В.;В. Вересаев в книге «Пушкин в жизни» высказал предположение: барон Луи Геккерн, добившись отсрочки у поэта, заказал для своего приемного сына нательную кольчугу, которая и спасла жизнь Дантесу. Эта гипотеза получила продолжение. В;1938;г., используя достижения судебной баллистики, инженер М.;З. Ко¬мар вычислил, что пуля неминуемо деформировала бы пуговицу и вдавила ее в тело. Однако в материалах военно судебной комиссии отсутствуют сведения об осмотре деформированной пуговицы с мундира Дантеса. В свою очередь, судебный медик В.;Сафронов также пришел к выводу, что пуля попала в преграду больших размеров и плотности. И, наконец, в 1962;г. была проведена глубокая проверка всех материалов о гибели поэта современными криминалистическими методами. При этом провели специальный эксперимент: изготовили манекен рослого кавалергарда, одетого в мундир Дантеса и произвели прицельные выстрелы с учетом условий роковой дуэли. Авторы эксперимента сделали вывод о том, что под мундиром Дантеса существовала защита типа кольчуги.
Пушкин постоянно тренировался в стрельбе и был хорошим стрелком. В одной из статей приводится список из 27 вызовов на дуэль, из которых 4 состоялись, причем, на одной дуэли он промахнулся, еще на двух отказался от выстрела и только в Дантеса он стрелял и попал. Так что, если бы не кольчуга, то Дантес был бы убит. Правда, что нам до этой сволочи? Главное, что Пушкин погиб!

Секунданты перенесли Пушкина в карету и повезли его домой. Дома Пушкина ждали к обеду. Данзас вошел в столовую предупредить жену о дуэли и о ранении Пушкина. Наталья Николаевна, увидев раненого мужа, упала в обморок. Пушкина поместили в его кабинете. Смертельно раненый поэт не велел пускать к себе жену, пока его не приведут в порядок, разденут, уложат. Он не хотел ее пугать видом своей раны.
Страдания Пушкина были невыносимы. Он понимал, что умирает, но вел себя с величайшим мужеством и спокойствием. Николай I не оставил поэта в покое и на его смертном одре. Он отправил ему письмо, в котором требовал исполнения Пушкиным перед смертью обрядов христианской религии, ставя это условием обеспечения его жены и детей. Заботясь о судьбе семьи Пушкина и о судьбе его литературного наследства, Жуковский ложно изобразил последние часы Пушкина. Он сообщил Николаю, что Пушкин на вопрос, что передать в качестве его предсмертного желания царю, ответил: „Скажи ему, что мне жаль умереть, был бы весь его". Пушкин никогда не говорил этих слов. Когда Жуковского упрекали за эту фразу, он оправдывался тем, что заботился о судьбе жены и детей Пушкина. Ложное представление о предсмертном поведении Пушкина лицемерно поддерживалось и распространялось в народе правительством.
Перед смертью Пушкин простился с присутствовавшими друзьями, благословил своих детей. 29 января по старому стилю, 10 февраля по новому, в два часа сорок пять минут пополудни Пушкина не стало.
Николай видел в Пушкине опасного «вождя вольнодумцев» (в этой связи были ограничены народные выступления его памяти) и впоследствии уверял, что он «насилу довёл Пушкина до кончины христианской», что не соответствует известным фактам: ещё до получения царской записки поэт, узнав от врачей, что его рана смертельна, послал за священником, чтобы причаститься.
Николай I выполнил обещания, данные поэту. Распоряжение императора:
1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочери по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1 500 р. на воспитание каждого по вступление на службу.
5. Сочинение издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей.
6. Единовременно 10 т.

Трагедия Пушкина не в том, что его на дуэли убил Дантес. Также, как люди не сознавали гениальность Грибоедова (об это говорилось выше), также сам Пушкин не сознавал свою гениальность и относился к ней беспечно.

Вот такие мысли возникли у меня спустя 16 лет после посещения Болдино. До свиданья, Пушкин. Надеюсь еще вернуться в молодому поэту при описании путешествия 2004 года по северо-западному кольцу и посещении Пушкинских Гор.

Если Вас, неизвестный читатель,  заинтересовало это произведение, то, пожалуйста, напишите пару слов atumanov46@mail.ru