Стакан молока
Алька обожала и боготворила свою сестру Тому, которая была старше её на два года. Тома была очень важной, она ходила в школу в первый класс. Тома ни под каким предлогом не допускала присутствия Альки при приготовления домашнего задания, сравнимого разве что с выполнением ритуала религиозной секты. Алька выходила из себя, придумывая каверзы вроде случайно опрокинутой чернильницы- непроливайки, которая, не смотря на своё название, успевала таки, ( если удар был достаточно резким), завизировать старания старшей сестры жирнющей кляксой, чтобы компенсировать свою обиду изгоя.
Алька заранее пряталась под
кроватью с никелированными спинками, невидимая за вязанным подзором, спускавшимся к полу, чтобы послушать, как упражняется сестра в чтении и заучивании стихов, и, успев выучить их на слух раньше, суфлировала из своего укрытия, чтобы подлизаться, но всё было тщетно. Старшая сестра, пыжась от своей значительности, больше не желала водиться с неучем.
В школе у Томы сразу же появились друзья, и в их маленьком коллективе из пяти- шести человек завёлся порядок- ежедневно провожать кого- ни будь одного из них до самого дома и заходить ненадолго в гости. Ко времени окончания уроков, Алька, сбежав из дома, уже занимала позицию в укрытии школьного забора и зорко высматривала оттуда момент выхода из школы своей сестры. А потом следовала в отдалении за весёлой компанией, всегда готовая побежать на зов и завилять хвостом как собачка. Хотя Алька была не совсем ещё взрослой, но тем не менее, своим детским умом понимала, что есть что-то унизительное и недостойное в её поведении, но никак не могла совладать с собой. Её манило таинственное и неизвестное. Ребятишки кричали на неё, угрожали, бывало и кидались тем, что попадалось под руку,( впрочем, просто для острастки, никогда не попадая в Альку), но она упрямо продолжала свои преследования.
Когда компания заходила в дом, Алька присаживалась на завалинку или притулялась у поленницы и терпеливо ждала, бывало что и на ветру и под сеющим дождиком. Ребятишки вываливались из дома согретые, накормленные чем Бог послал, развеселившиеся. Маленький хозяин или хозяйка провожали гостей до ворот, и, поредев на одного члена своей команды, сопровождаемые голодной и замёрзшей Алькой, дети возвращались в центр села. Там ребятишки расходились каждый в свою сторону, попрощавшись до завтра.
Однажды, уже в конце сентября, компания держала путь в деревню Комары, находившуюся в полутора километрах от села, к ярко рыжему и усыпанному веснушками однокласснику Вене. Алька, как всегда, плелась в отдалении. Уже в деревне, оставшись одна и приготовившись привычно ждать, Алька уселась на брёвна, лежащие под окнами, за которыми в доме щебетали дети.
Неожиданно для Альки из ворот этого дома вышла тётя в белом вышитом переднике и белом платке, но всё равно было видно, что и она рыжая, потому что всё лицо её было усыпано веснушками, особенно яркими под чистым и ясным сентябрьским солнцем бабьего лета. Тётя держала в руках стеклянный граненый стакан, наполненный до ободочка молоком и накрытый ломтём душистого ржаного деревенского хлеба.
-На ко, дитятко, покушай.-Сказала тётя и погладила Альку по голове.
За всю свою жизнь Алька не пила такого вкусного молока и не ела такого вкусного хлеба. И так остро не чувствовала любви к себе, да простят её родственники. Губы её искривились, из глаз брызнули слёзы и, глотая их вместе с молоком, она доверчиво прижималась к тёте, а та обнимала Альку и гладила её вздрагивающие спинку и плечики шершавыми руками, посадив к себе на колени.
С тех пор Алька пила молоко исключительно из граненого стакана с ободочком или вообще не пила, вызывая недоумение домашних.
Прошло много- много лет и однажды Алька- теперь уже Алевтина Ивановна, потому что у неё уже были дети и внуки, с удивлением обнаружила, что когда в доме появляется молоко, то все её домочадцы пьют его только из толстых гранёных стаканов с ободочком, бережно хранимых бабушкой, хотя в доме водятся и чашки и кружки, даже не догадываясь об истоках этой традиции.