Мне нужна была работа, а точнее,не работа, а деньги, а на панель вроде поздно уже идти, в долг попросить не у кого, обычно просили у меня. А тут вот случилась не задача. Я заболела. Заболела странной болезнью, когда делать ничего не можешь и полностью дезориентирован.
Пошла в церковь, потому что больше некуда идти. Никому я не нужна - одна мысль в тот момент была в голове. А вдруг боженьке нужна?
Вот меня добрые люди в церкви подобрали и обогрели, при этом и обобрали, не без этого. Последнее отдавала, как та бабка, которая отдала последнюю лепту, потому что легко внушаема и попала под влияние "добрых людей", как сиротка.
Мне поручили мыть посуду после трапезы. Я наблюдала, как они там кушают, а у меня дома было шаром покати. Я глотала слюни. Правда, мне перепало с барского стола. Меня накормили супом и чем бог послал. А бог послал им в тот день водочку и закусочку.
Одна бабулька рассказала мне, как они разглаживают складочки на скатерти для батюшек и перебирают крупу, потому что у них слабый желудок. Я была в шоке. Это что же за эксплуатация? Вроде крепостное право отменили в 1861 году. Так нет же, остались те, кто в добровольное рабство себя отдаёт на славу Божью. Наши бабушки, божьи одуванчики, так хотят в рай попасть, что готовы всё терпеть от этих упырей.
Я, немолодая уже женщина, ослабленная здоровьем, не евши, не пивши, таскала камни из храма, который они уже строят около 10 лет, и до сих пор купол третий не сделают, потому что то у них золото сусальное украли, то охранник который его сторожил, пропал. Может, сам батюшка его и закопал где-то, чтобы следы замести?
Я вот думаю, что они эти храмы строят для того, чтобы жить во дворце. Вот мы мечтаем о домишке убогоньком в какой-никакой захудалой деревушке, а они отгрохали себе дворцы в городе на Неве. Там у них келья, но весь храм же им принадлежит. И как они там себя чувствуют, если не царьками и рабовладельцами? А эти шамардинские дуры им прислуживают бесплатно, за похлёбку и за обещание рая.
Я вышла из зоны комфорта, и это был бесценный опыт понять, что я одна из шамардинских дур, как Лев Толстой называл свою сестру-монашенку.