Отпуск или однажды под саламанкой

Евсей Кац
 
Теща в возрасте Мафусаила тихо ушла в страну теней. Петя Щукин решил, что пришло время им с женой пожить для самих себя. Все вокруг, у кого не было тещ, путешествовали, только Щукины никуда не выезжали и не набирались впечатлений. Пете захотелось романтического отпуска в какой-то европейской стране или лучше сразу в нескольких. Надо было наверстывать упущенное. Осталось убедить скуповатую Зину. Для этого Щукин сделал морально нечистоплотный ход: разбил драгоценную семейную реликвию - любимую миску тещи. Из нее ее кормили кашей.
 Осколки сунул жене в руки.
- Это не я, она сама.
 - То есть? – грозно поинтересовалась Зинаида. Назревал маленький Варфоломеевский вечерок.
 Петя невинно вознес взор к небу. Пожевал губы. Молвил со значением, стараясь не сфальшивить:
  - Это твоя мама нам знак подала.
 Жена суеверно вздрогнула:
   - Какой еще знак?
  - Ну, мол, пора и вам, значит, собираться.
  - Куда собираться? – Зина побледнела. Схватилась за правый бок, где у нее всегда  покалывало.
 - В отпуск, - веско произнес Петя.
 Зиныны руки взлетели белыми дородными птицами и уперлись в бока.
- Ах так. Может она и деньги на это дело оставила? Если да, то давай их сюда. Мне имплант вставлять.
  Петя обиделся.
- Деньги сам заработал. Сверхурочно. Тяжело. Потом пропах.
 - Женским, негодяй!
  - Тебе бы сыскной собакой в аэропорту работать. Потрачу всё на удочки и блесны. Не будь дурой, соглашайся на романтику.
  - Руки выкручивает. Просто руки выкручивает, Ирод. Мама, зачем ты так рано ушла?
  И вот одним весенним утром самолет доставил их в Мадрид. Уломать Зинку на всю Европу не удалось. Только на Испанию.
   В номере Зина первым делом включила телевизор и стала проверять каналы.
  Огорчилась.
- Ни одного российского сериала. Зря приехали.
  Петя ободрил:
- Музеями наверстаем. Их здесь больше, чем серий в твоем любимом "Деньги исчезают в полночь".
  - С таким мужем, как ты, деньги исчезают круглосуточно. Ты зачем швейцару на чай дал?
  - Ладно, не расстраивайся. Сейчас пойду и заберу, - пообещал Петя.
  Вернулся он с разбитым носом. Объяснил:
  - Не отдал. Русским оказался.
  Отмыв Петину сопатку, они пошли в Прадо.
  - Не Прадо, а Крадо, - ворчала Зина, узнав сколько стоит вход в музей.
  Она обегала все этажи, обследовала все закоулки, боясь пропустить хотя бы одну картину. В номере сразу схватила ручку и принялась высчитывать что-то на бумаге. Закончив, радостно сообщила:
- Вот разделила стоимость билетов на количество картин в этом Прадо и оказалось, что просмотр одного полотна обошелся нам в какие-то копейки.
  - А в Лувре картин еще больше, - начал Петя, но сразу осекся под ее строгим взглядом.
  Утром выдалось обычным, но совсем не таким, как дома. Хотелось чего-то. Петя воскликнул:
 - А не махнуть ли нам в Саламанку?!
  - Какую еще Саламанку?
  - Ну которая в стихах. Помнишь, Саламанка, Саламанка, ты одна в моей судьбе, - продекламировал Щукин.
  - Из Пугачевой, что ли? – вяло поинтересовалась Зина. - Я, вообще-то, собиралась испанские сериалы смотреть.
  - Так ты же по-испански не понимаешь.
  - Сериал он и есть сериал. Язык в нем понимать не обязательно, - веско заметила Зина, но все же согласилась на Саламанку.
  На вокзале она тщательно изучила цены, попыталась поторговаться с кассиршей и купила самые дешевые билеты в вагон для курильщиков.
Петя с детства не переносил папиросного дыма. Попробовал напомнить, но был остановлен презрительным окриком:
 - Ну что ты за мужик!
 Вагон выдался пахучим, как убежище испуганных скунсов. Похоже, испанский табак выращивался для травли клопов. Через десять минут Зину стошнило. Пришлось перетаскивать ее в вагон для некурящих. Там сразу, недружелюбно возник контролер и сделал им избитое предложение всех железных дорог: доплатить или отправиться топтать перрон.
 - Деньги верните. Я буду жаловаться, - кричала Зина вслед уходящему составу.
 
Они оказались одни на маленькой станции посреди голых холмов. Расписание на стене  аннулировало Саламанку – сегодня рейсов уже не будет. До мадридского поезда оставался час.
 Петя предложил:
  - Давай устроим пикник на обочине. У меня в сумке кое-какие продукты имеются.
  - Где взял?  Сколько потратил?
  - Да не волнуйся ты. Это еще из дома. Сухой паёк.
  Сытые Щукины расслабленно лежали на теплой земле и смотрели на глубокое до самого космоса небо.
 Петя прервал молчание:
 - Голубое, как в кино.
 - Чистое. "Над всей Испанией чистое небо". Кто это сказал? - задумчиво спросила Зина.
  - Никто. Это был позывной для начала гражданской войны. Не видать нам, очевидно, Саламанки.
  - Саламанка! Саламанка! Ты навек в моей судьбе. О, кастильская чеканка мысли вызревшей в тебе, - неожиданно продекламировала Зина.
    Щукин застыл, переваривая услышанное.
  - А ты откуда это знаешь?
  - Забыл, как мы с тобой в молодости на поэтические вечера бегали? - спросила Зина.
  - И на театральные премьеры, - встрепенулся Щукин.
  - И сами стихи писали. Мне твоя лирика нравилась.
  - Ну да. Неужели я когда-то писал стихи? - не поверил Петя.
  - Писал, писал. Мне писал, - вздохнула Зина.
  - Замечательно, что мы вырвались в отпуск, - сказал Петя.
  - Здесь хорошо, - подтвердила Зина, укладывая свою голову на мужье плечо
  Щукин обнял ее. Их постаревший персональный купидон лениво посмотрел вниз
Щукин прошептал жене в ухо:
- Я хочу тебе кое в чем признаться.
 - Да? И в чем же? - игриво спросила Зина.
- Деньги на отпуск я не заработал. Я продал ювелирные украшения твоей мамы. Она завещала положить их в гроб, а я подумал, зачем добру пропадать.
  Зина откинула мужскую руку. Пружинной взвилась вверх. В бешенстве выпучив глаза заорала:
  - Негодяй! Мама была права насчет тебя. Как ты посмел нарушить ее последнее желание. Ты просто ограбил ее и меня, когда потратил деньги на эту дурацкую Испанию.
  - Я же хотел, как лучше, - растерянно оправдывался Петя.
 Зинка стонала:
 - Заткнись, урод! Видеть тебя не хочу.
  Она отбежала в сторону и повернулась к мужу спиной.
  Щукин опустил голову. Стал говорить тяжело, с горечью.
 - Урод, всегда урод. Я ведь для нас старался. Чтобы мы вместе немного побыли. Я на работе целый день. Ты на работе. По выходным у меня рыбалка, у тебя уборка. Так порознь и жизнь закончится. Ты всё о деньгах. Я понимаю, квартира невыплаченная, дети учатся. Замоталась ты совсем. А я вчера в музее на картину Рубенса "Tри Грации" смотрел. Так та что слева, вылитая ты после того, как Митьку родила. Такая красавица была, а сейчас... Даже не знаю. Давно не видел.
 
 Зинка не отвечала. Угрюмо молчала всю дорогу до самого Мадрида.
 «Ночью меня зарежет,» - решил Петя.
 Утром жена куда-то исчезла. Щукин, с усиливающимся волнением, бродил вокруг отеля. Проклинал себя за то, что у него в телефоне нет ни одной Зинкиной фотографии. Наконец, вспомнив о ее паспорте, прибежал в номер.
 На постели кровавым кирпичем возлежал их бордовый чемодан из кожезаменителя. Щукин дрожащей рукой откинул крышку. Внутри аккуратно покоились вещи жены.
  "Ах вот оно что. Ну что ж, - подумал он с грустью. - Вот и отпуск закончился."
 Он полез за своими рубашками, стопками сложенными в стенном шкафу.
Сверху Зинкиными трусами была придавлена какая-то бумажка. Он развернул ее. Знакомым почерком было написано:  «Я сейчас опять в Прадо. Не все, оказывается, посмотрела. Вылетаем ночью в Париж и сразу в Лувр. Там, говорят, Рубенс тоже есть. В перспективе Амстердам. Целую. З."
  Купидом вздохнул и стал искать стрелу.
 - Вот куда деньги теперь будут уходить. Не видать мне ни удочек, ни блесен, - усмехнулся Петя и стал энергично швырять рубашки в чемодан.