Роса

Михаил Савушкин
              Мне очень хотелось к ней прикоснуться. Положить ей на колени голову и взять её за руку. Прижаться к её телу. Расплыться и расслабиться... Нет, я не любил её – просто хотелось…
              Мы сидели на берегу речки. Речка стремительно несла куда-то воду и вместе с ней всё, что попадало в эту воду. В небе не было ни облачка, лишь голубизна; даже слишком  ясно и светло – так что некуда и скрыться. Она смотрела на меня своими тёмно-зелёными глазами и улыбалась как будто с надеждой и будто с каким-то неуверенным, вопрошающим и смущённым призывом к себе во взгляде и улыбке. Когда я смотрел ей в глаза, её улыбка забавно расплывалась, и, когда слишком расплывалась, прорывался слегка смущённый смешок.
              В неё был влюблён мой друг. Он рвался, сомневался, страдал и радовался, как это всегда бывает. Она хвалила его, дружила с ним, уважала его, жалела, в конце концов, но, кажется, не тяготела к близости.
              Я разлёгся на траве и, скорчив лицо, стал разглядывать листок с утренней росой. Россыпь множества бриллиантов, которые так и хочется ссыпать к себе в ладонь и сжать в кулаке.
              Вдруг она мягко ткнула меня в живот пальцем – я вздрогнул, и лист из бриллиантового сделался просто мокрым. Я нарочно скорчил лицо снова, и она защекотала меня, я заёжился и стал извиваться на траве, изображая судороги…
Вскоре я лежал, прислонившись к ней и держа её руку. То закрывая глаза, то поглядывая на её тонкие пальцы в моей огрубевшей ладони. Ласково журчала река, не давая воде отразить чёткую картинку, какую бы отобразила, например, спокойная гладь лесного озера. Беззвучно ласкал ветерок. Лежал бы так хоть целый день. А потом и ночь. Но… лучше обрывать нитки, пока не слишком размотался моток. На что он иначе сгодится..?
- Пойдём, прогуляемся, - сказал я, с трудом поднимаясь: ноги затекли, да и вставать не очень хотелось.
- Куда? – спросила она как-то по-кошачьи.
- Посмотрим. Куда-нибудь.
              И мы долго гуляли уже просто так, разговаривая, смотря по сторонам, шутя. Вечером, когда мы прощались, она улыбалась и смотрела на меня не отпускающим взглядом, уже предвкушающим новую встречу. Она была красива в одеянии ночи, с глубокими, но сияющими глазами, с милыми очертаниями улыбки.
Попрощались и пошли спать.
              Я лежал и отвлечённо думал. Мой друг был сильнее меня – и духом, и телом. Фантазия начала мне рисовать, как во сне, обрывочные картинки. Как будто он узнал, что нечто произошло между мной и ею. Он идёт на меня с каменным лицом и начинает бить. Потом  я, как главный герой этого полусна, говорю что-то вроде: «Всё правильно. Бей – я не буду сопротивляться». И перестаю сопротивляться, словно жертвующий собой. А потом лежу, избитый, в каком-то уголке двора с чувством «смирения»…
              Совершенно неуместная чушь. Смешно.
              Потом нарисовалась другая картинка. Друг, узнав, с минуту молча стоит и ходит кругами, словно его окатили ведром ледяной воды. Потом сдержанно прощается, попытавшись улыбнуться. Уже придя домой, он валится на кровать и один лежит, вцепившись в подушку…
              Но и это, к счастью, была фантазия. Вскоре я заснул. А потом  так сложились обстоятельства, что на утро я уехал.