Ночью души касались виденья бездонные, поэзии строки депрессивно пронзительные.
Слова всколыхнули ткань мироздания, сложившись причудливым образом в одну только фразу:
«Зараза, хватит храпеть!»
Утром проснулась. В прорехи мыслительной части сознания проникла идея бесценная: Мне надо помыть посуду.
Поднялась угнетённая. На плите находился предмет суровой обыденности: мой, металлический чайник.
На то, чтобы понять, нужно, утешив себя, разогнать бодрящим напитком печальные воспоминания ускользнувшей ночи, хватило единственного мгновения.
Хотел ли кран открываться? Выпуская из себя воду, так и осталось загадкой.
Возможно, частицы ржавчины в жидкости и были отрицанием его прозаического предназначения.
Вода закипела. Чайник свистнул свистом пронзительным, призвав меня, прикоснувшись к плите рукой, немедленно её выключить.
Наверно, именно этот до отчаяния резкий звук заставил меня, испугавшись, забыть: для чая нужна заварка.
Простой бумажный пакетик, привязанный к нити судьбы, когда-нибудь опуститься в кружку.
Пустой кипяток оказался безвкусен, как жизнь без искры надежды на частицы творческих озарений.
Выплеснула его без сожаления. Испаряясь, капельки неудачного чая, поднимутся в воздух, к немыслимой высоте, неведомой даже мне.
Фигура мужа возникла на кухне в тот миг, когда принялась отмывать тарелки, загромоздившие раковину со вчерашнего вечера.
- Доброе утро, любимая! Как спалось? Кофе хочешь? Я сейчас его сделаю.
Разве может быть что-то прекрасней тепла фраз его предложения?!
Пусть он ночью храпел, разрушая гармонию поэтических строчек,
пусть вертелся, скрипя кроватью, словно острый предмет, находящийся в одном неприличном месте, неизменно ему мешая.
Но за чашечку кофе горячего и пожелание доброго утра я прощу ему беспокойность ночную!
Скажу ему слово простое, единственное, шепну на ушко:
«Люблю!»