Скорее всего, никто из вас не знает, почему Викентий Самарович Неуловимый, наш городской сосед, не ездит ни при каких условиях в деревню. Не знаете, выходит, вы многое потеряли. Что? Некоторые особы хотят все же узнать, почему же Викентий Самарович нынче не любит молоко? Терпеть его не может. Все спрашивают, а он молчит, как в рот вместо молока воды набрал. Или этого молока, того, полный рот налил. А вам все же хочется узнать, почему Викентий Самарович уже пятый месяц в гипсе с переломанными ребрами и приличной вмятиной на лбу лежит?
Далекие вы все же люди, уважаемые! Хотя об этом лучше и не рассказывать. Что? Что? Шепотком? И это в наше время полнейшей коммуникации, когда все и обо всём, можно сказать, знают.
Короче говоря, выборы были на носу, и Викентий Самарович, горожанин в энном поколении, так сказать, денежный бизнесмен, никогда до этого не бывший в деревне и никогда не интересовавшийся как всё продукты производятся, и с чем их едят, бросил на нашем участке клич: «Все на выполнение «Дачной программы продовольствия». Кинул, и на следующее утро сел для примера в свое дорогущее авто, и в деревню решил махнуть. Ме жду дачами и огородами, взглянуть, как там, и что да почем. Решил, что может и на деревенском хлебушке деньжат заработать. Так сказать, капитал свой приподнять.
Набрал Викентий Самарович, для пробы, значит того, что подешевле от городского в деревне, ну, немного картошечки, сала, мяса,и так далее. Короче, забил водитель его багажник по самое немогу. И в салон дорогущий, напихал то, что уже не влезло во вместительный багажник. Да и указал своим толстенным перстом водителю путь, мол, погнали. И тут уже на выезде из деревни, метров за сорок или пятьдесят от когда-то асфальтированной, а нынче бронебойно-ямочной дороги, среди огромного неухоженного поля, увидел стадо на пастбище. Слюнки у Викентия Самаровича сами собой потекли. Так захотелось ему парного, именно, парного молока, что хоть падай. Когда-то читал, что это непередаваемая вкуснотища. А где парного молока в городе найдешь. А здась вон они, коровы… Подои, и пей сколько влезет, наслаждайся.
Приказал, значит, Викентий Самарович водителю остановиться. И нет, чтобы приказать водителю еще одно — раздобыть парного молочка. Так, нет, самому-то сподручнее. Значит, не смотря на свою тучность, сбежал с дороги вниз, на поле. Туда, где паслось стадо. Хотел было попросить у небритого пастуха в огромной, видавшей виды шляпе, чтобы тот молока надоил, поскольку Викентий Самарович видел коров и то, как их доят только по телевизору. Однако тот, со щетиной, и лыка не вязал. Одно, что он вместе со свекольным перегаром, выдохнул едва не в рот Викентию Самаровичу:
— Иди ты на… на… на-пей-ся с-с-сам.
— Как?
— По-до-и.
— А из чего пить-то? Куда доить-то?
— На, — пастух протянул Викентию Самаровичу замацанный стакан.
Викентий Самарович стакан у сторожа не взял — побрезговал, пробежался назад в машине, взял литровый пластиковый стакан и вернулся к пастуху, который уже прилег на траву и похрапывал. С трудом растолкал пастуха и спросил:
— А какую корову доить-то?
— А ка-ка-кую хошь, — пастух обвёл рукой стадо, голова его опустилась, глаза закрылись.
Поняв, что больше ничего из отключившегося пастуха он не добьется, Викентий Самарович окинул взглядом своим бизнесменским немаленькое стадо. Наконец выбрал самую большую, жирную скотину и подумал о том, что чем больше она, чем жирнее, тем и молоко у нее будет получше, повкуснее.
Ноги сами понесли Викентия Самаровича Неуловимого к рогатой рябой скотине. О, если бы Викентий Самарович знал!
А скотина та носом повела, громко вздохнула, рога свои огромные приподняла, скосила свои большущие красные глазищи на тучное тело Викентия Самаровича и, вздохнув по-животному, повернулась к нему задом.
Вспомнив, как доят коров доярки. Ухватят, извините, за то, что висит между ногами, вымя, ухватят за дойки, и цедят белую живительную жидкость, которую молоком называют, в ведерко.
У Викентия Самаровича ведерка не было, но был немалый пластмассовый стакан. Вот он подставил стакан куда надо, да как ухватит за то, что у той рабой скотины висело между ногами, да как надавит! Горожанин Викентий Самарович думал, что это вымя. А какое же у бугая вымя? У него же… ну, понимаете, то, что гуси, куры, утки, черепахи, крокодилы, да и другие, несут.
Вот поэтому Викентий Самарович и в гипсе и с переломанными ребрами и с проломанным черепом вот уже пятый месяц. Вот поэтому он и десятому горожанину закажет не ездить в деревню или село и не пить, как он, не только парное, но и вообще молоко. Вот поэтому он и не пообедал на выборах, поскольку пролежал всю предвыборную кампанию в больнице.
Слава богу, что живой остался…