КАК РАЛЬФ ВЕРНУЛСЯ НА ФЕРМУ
Некоторое время Темный Пит и его черные головорезы стояли молча, то глядя друг на друга, то заглядывая через край утеса в морскую пучину. Однако лунный свет не достигал поверхности моря, и оттого ничего разглядеть им не удавалось, а единственным звуком, который доносился до их ушей, был шум падающей в море воды, похожий на позвякивание колокольчиков на шеях овец на пастбище. Наконец Пит встрепенулся и громко рассмеялся, но в его смехе страха было больше, чем веселья.
– Англичанин призвал на мою голову вечную Божью кару! – воскликнул он. – Ну что ж, я жду, а она все не приходит. Так не перейти ли мне к дарам людским, – и, подойдя к Сусанне, он перевернул ее на спину. – Она в обмороке! Что ж, возможно, так даже лучше, – и он замер, залюбовавшись, ибо в своем обмороке она была удивительно хороша, пока свет луны причудливо играл на ее смертельно-бледном лице.
– Хороший вкус был у этого англичанина, – продолжал Темный Пит. – Ну да теперь мы с ним квиты, и вожделенный плод достался мне. За мной, черномазые, пора убираться отсюда, – он поднял Сусанну на руки и понес ее словно ребенка.
Какое-то время они следовали вдоль извилистого ручья, держась в тени камыша и кустов, росших по его берегам. Затем, воспользовавшись тем, что облако на какое-то время скрыло луну, злодеи свернули направо – они хотели добраться до лощины, не будучи замеченными из фургона. И это им удалось, потому что погонщик и ворлопер, сидя у костра по другую сторону фургона, мирно курили, то задремывая, то пробуждаясь. Только огромный шиммель, словно бы что-то почуяв, беспокойно фыркал и дергал ремень, которым был привязан к заднему колесу фуры.
– Что это так напугало чалого? – удивился погонщик, очнувшись от полудремы.
– Ничего, – сонно пробормотал другой, – просто он не привык к вельду: всегда ночует под крышей, прямо как человек; а может, почуял гиен.
– А мне как будто послышался звук, похожий на выстрел из пистолета, со стороны моря, – беспокойно продолжал погонщик. – Скажи, брат, не пойти ли нам посмотреть, не случилось ли чего?
– Не за чем, – отвечал ворлопер, который не любил ночных прогулок, опасаясь встреч с призраками. – Я-то не спал и не слыхал никакого выстрела; да и кому бы тут стрелять по ночам? Наше дело следить за фургоном, пока хозяева не вернутся.
– И куда они подевались? – погонщик чего-то боялся, хоть сам не знал, чего. – Странно, что их до сих пор нет, ведь им давно пора бы спать.
– Кто их поймет, этих белых! – пожал плечами ворлопер. – Бывает, просидят всю ночь... Вернутся, когда устанут, а может, решили спать в вельде. В любом случае, мы не должны вмешиваться в их дела, если им ничто не угрожает, а здесь нет ни людей, ни тигров.
– Пусть так, – сказал погонщик, и оба снова задремали.
***
Тем временем Темный Пит и его люди, неся с собой Сусанну, добрались до лощины и оказались на небольшом каменистом участке в самом ее начале, где они оставили своих лошадей.
– Славно мы все провернули, – говорил Пит, пока они отвязывали коней и затягивали подпруги, – и никому никогда не узнать, что мы тут были. Завтра хватятся жениха и невесты, но один в море, а другая у меня, и как бы они ни старались, никогда им ее не найти, и даже не догадаться, куда она пропала. Подумают, что оба в темноте упали со скалы в воду и погибли. Да, здорово я это организовал – никому не угадать правды.
Человек, к которому он обращался, тот самый негодяй, с которым они замышляли наше убийство в Тигровой лощине, когда их слышал Зинти, пожал плечами и ответил:
– Я думаю, есть тот, кто может угадать.
– Кто же?
– Та, на шею которой я однажды надел петлю по твоей воле, Бычья Голова, и чья жизнь была куплена этими губами, – и он указал на Сусанну. – Сигамба Нгеньянга, вот кто!
– Как же она сможет догадаться? – сердито спросил Пит.
– А разве она не делала этого раньше? Вспомни чалого жеребца и его наездницу в Тигровой лощине. А что означает ее имя? Разве не означает оно Ходящая-по-лунному-свету, и разве твой великий план не был приведен в исполнение в лунном свете, Бычья Голова?
Как мы узнали впоследствии от человека, которого Ян взял в плен, и который в надежде купить свою жизнь рассказал нам обо всем, что произошло той ночью, Пит ничего не ответил на это, только отвернулся, будто был слишком занят проверкой седла, потому что он и сам всегда боялся Сигамбы и никогда не упоминал ее имя без нужды. Вскоре лошади, большинство из которых были низкорослыми животными породы басуто, были готовы. На лучшей из них была закреплена мягкая подкладка из овечьей шкуры, на каких ездили девушки до того, как мы узнали об этих новомодных английских дамских седлах. На эту подкладку, подготовленную специально для нее, уложили Сусанну, предварительно не туго связав ее ноги ремнем, чтобы она не могла соскользнуть на землю и попытаться сбежать. А так как она все еще была в обмороке, Темный Пит пошел по одну сторону, а один из кафров – по другую, поддерживая ее. Так они двигались в течение получаса или чуть более, и уже оказались далеко в горах, когда внезапно с легким вздохом Сусанна очнулась и начала оглядываться вокруг широко открытыми от испуга глазами. Тут память вернулась к ней, и, поняв, что происходит, она издала такой пронзительный и ужасный крик, что горы усилили и многократно повторили его, и кровь похолодела даже в сердцах ее похитителей.
– Сусанна, – сказал Темный Пит тихим, хриплым голосом, – я сильно рисковал, чтобы заполучить тебя, и хотел бы быть с тобой любезным, но если ты будешь кричать, то ради собственной безопасности и безопасности своих помощников, я должен буду заткнуть тебе рот.
Она не ответила ему, она вообще ничего не сказала, кроме одного единственного слова: «Убийца». Затем она закрыла глаза, чтобы не видеть его лица, и ехала молча, ничего не говоря и почти не шевелясь, даже когда Пит и другой человек, поддерживавший ее, сели на коней и пустили их в галоп, ведя того, на котором ехала она, за собой на ремне.
***
Казалось бы, получив пулю, выпущенную из пистолета с расстояния четырех шагов, и упав в море с высоты в пятьдесят футов, Ральф Кензи должен был расстаться с этой жизнью. Но благодаря милости Божьей этого не случилось, потому что пуля лишь раздробила его левое плечо, не коснувшись других частей тела, а вода, в которую он упал, была глубокой, так что, не ударившись ни об одну из скал, он вскоре всплыл на поверхность. Заводь была не широка, и он смог доплыть до того ее берега, за которым лежал пляж. Однако выбраться на сушу Ральф не смог, потому что от потери крови и болевого шока потерял сознание. Чувства покинули его, когда он еще находился в воде, но, к счастью, он упал вперед, а не назад, так что его голова не оказалась в воде, как все остальное тело. Случись иначе, он бы быстро утонул во время прилива, а в таком положении вода, которая была довольно теплой, не причинила ему существенного вреда.
***
Сигамба оставалась на ферме еще несколько часов после того, как Ральф и его молодая жена отправились в путь. Она знала, где они остановятся на ночлег, и поскольку не хотела, чтобы ее заметили вблизи от дома и отправили обратно, то запланировала прибыть на место и укрыться в лощине неподалеку после того, как они отправятся спать. Вот как случилось, что к моменту, когда Ральф и Сусанна увидели Темного Пита, Сигамба не спеша ехала на лошади, которую отдал ей Ян, в сопровождении Зинти, сидящего на коричневом муле среди походной утвари, сумок с билтонгом и свернутых одеял. Она уже отчетливо видела белеющую в лунном свете крышу фургона, когда вдруг откуда-то слева издали донесся звук выстрела.
– Кому бы стрелять ночью в этом уединенном месте? – сказала Сигамба Зинти. – Если бы звук исходил от фургона, я бы подумала, что кто-то выстрелил, чтобы напугать голодного шакала, но в фургоне все тихо, там слуги Ласточки, потому что, видишь, там горит костер.
– Не знаю, госпожа, – почтительно ответил Зинти, поскольку Сигамба была удостоена туземцами, которые знали что-то о ее происхождении, звания вождя, – но уверен, что этот звук рожден порохом.
– Давай посмотрим, – сказала Сигамба, поворачивая коня.
Они направились к месту, откуда прозвучал выстрел, и вскоре оказались неподалеку от утеса, в небольшой впадине, за гребнем которой тек ручей. Здесь Сигамба шепнула Зинти:
– Тихо! Я слышу голоса, – и, соскользнув со своей лошади, как змея стала красться вверх по склону, пока не достигла его гребня в том месте, где с прошлого лета сохранились два пучка травы. Затаившись между этими пучками так, что обнаружить ее можно было только наступив на ее тело, знахарка увидела странную картину.
Внизу, в нескольких шагах от нее, по склону у ручья шли люди. Первый из них был белым, он нес на руках белую женщину; остальные были кафрами, на некоторых из них были кароссы или хлопковые одеяла, другие были одеты в изодранные солдатские пальто и брюки, но все были хорошо вооружены роерами или другими ружьями, и на шеях у всех висели пороховые рожки. Сигамба сразу узнала белого мужчину – это был Темный Пит, а женщина у него на руках – ее хозяйка Сусанна. Она могла бы узнать ее и по очертаниям тела, но лунный свет так ярко освещал запрокинутую голову, что видна была каждая черточка на бледном лице девушки.
Вся кровь Сигамбы закипела, когда она увидела это, – ее страхи оправдались: Ласточка, которую она любила больше всего на свете, во власти человека, которого она больше всего ненавидела. Сначала она склонялась к мысли последовать за хозяйкой, и если удастся, спасти ее, но вспомнила о пистолетном выстреле и о том, что эта молодая жена в момент нападения, конечно, была со своим мужем. Где же он теперь? Убит Бычьей Головой и искать его бесполезно? Но что-то подсказывало ей, что искать надо.
В данный момент помочь Сусанне она не может, – что одна женщина и один кафрский юноша сделают против такого множества мужчин? К тому же она знает, куда ван-Воорен повезет девушку, и сможет последовать за ней позже, но сначала нужно узнать судьбу бааса Ральфа, ее мужа. Поэтому Сигамба, лежа под пучками травы, дождалась, пока последний из негодяев прошел в угрюмом молчании, озираясь вокруг, будто бы опасался немедленной расплаты за преступление. Затем, заметив, что они направляются к лощине, она вернулась туда, где оставила Зинти с лошадью и мулом, и поманила его за собой.
Быстро проследив следы в обратном направлении, они достигли края утеса, через который водопад падал в море. Здесь знахарка внимательно осмотрела землю, примечая то одно, то другое, и вскоре ей все стало ясно. Там, где лежала Сусанна, все еще можно было увидеть на траве отпечаток ее тела. А тут волокли человека, потому что его кровь испачкала землю. Его подтащили к краю обрыва, где видны и след его тела, и следы ног его убийцы, пятки последнего утонули в дерне, когда он поднял тело на руки, чтобы швырнуть его с обрыва.
– Свяжи лошадь и мула вместе, Зинти, – приказала Сигамба, – и давай искать безопасный спуск с этой кручи.
Парень повиновался в некотором недоумении, хотя и он в общих чертах догадывался о том, что здесь произошло; после недолгих поисков они нашли место, пригодное для спуска. Спустившись, Сигамба подбежала к заводи и принялась оглядывать поверхность воды, в то время как тот, кого она искала, лежал почти у ее ног, на три четверти скрытый водой.
С помощью Зинти она вытащила тело на берег.
– Увы, госпожа, – простонал кафр, – это бесполезно, баас мертв. Смотри, его застрелили.
Не обращая внимания на его слова, Сигамба расстегнула одежду Ральфа, приложив сначала свою руку, а затем и ухо к его груди.
– Нет, – сказала она, – мы пришли вовремя: он жив. И рана его не смертельна. Теперь помоги мне, мы должны поднять его на утес.
Зинти взвалил Ральфа на спину, как мешок муки, в то время как Сигамба поддерживала ноги, и таким образом, хоть и с большим трудом, потому что подъем был очень крутым, они отнесли его наверх и положили на мула.
– Куда теперь? – с трудом выдохнул Зинти: хоть он и был весьма силен, но на его плечи легла почти вся тяжесть тела Ральфа.
– К фургону, если его не угнали, – сказала Сигамба.
Когда они уже были рядом с костром, она осторожно прокралась вперед, опасаясь Темного Пита и его банды, но увидела только возницу и его компаньона, прикорнувших у огня. Она подошла к ним.
– Пока вы спите, слуги бааса Кензи, – сказала она, – Ласточку уносит в свое гнездо ястреб, а ее мужа, вашего хозяина, он сбросил обратно в море, откуда он когда-то пришел!
Тут спящие наконец проснулись и узнали ее.
– Смотри-ка, это Сигамба, – запинаясь пробормотал один из них, потому что был напуган ее гневным видом и голосом. – Что за беда стряслась, госпожа?
– Я вам уже сказала, но ваши уши закрыты. Идите и посмотрите своими глазами, – и она повела их туда, где Ральф лежал в крови, и вода еще капала с его волос и одежды.
– О, горе! Баас мертв, – застонали слуги и принялись заламывать руки.
– Он не мертв, и он будет жить, потому что пока вы спали, я нашла его, – ответила она. – Живо принесите мне из фургона сундук с одеждой и одеяла.
Они повиновались без возражений, и с их помощью очень быстро и осторожно – ибо из всех лекарей Сигамба был лучшей – она стянула с раненного мокрую одежду, вытерла его и, перевязав его раны полосками белья, надела на него фланелевую рубаху, а сверх того завернула в одеяла. Затем она влила ему в рот бренди, и спирт добавил немного цвета его бледному лицу, но не заставил очнуться, ибо обморок его был глубоким.
– Положите его в повозку, – сказала она, и, подняв, они уложили его на походное ложе из натянутых римпи.
Затем она приказала им запрячь фуру, что было быстро исполнено. Когда все было готово, она рассказала двум мужчинам о том, что произошло у обрыва, насколько знала сама, и добавила:
– Возвращайтесь на ферму так быстро, как только сможете, пусть один из вас сидит в фургоне, чтобы наблюдать за баасом Кензи и помогать ему, если он очнется. Скажите отцу и матери Ласточки, что я взяла лошадей, чтобы преследовать Темного Пита и исхитриться спасти ее, если удастся. Они должны понимать, что дело не ждет. Скажите также, что я взяла с собой Зинти, поскольку он один знает путь к тайному укрытию Бычьей Головы в горах. Об этой дороге Зинти расскажет вам все, что может, а вы расскажете об этом баасу Ботмару, который должен собрать людей, сколько сможет, и завтра же последовать за нами, чтобы спасти от ужасной беды свою дочь. Если каким-либо образом я смогу освободить Ласточку, мы пойдем к нему навстречу. Если нет, он должен действовать по своему усмотрению. Но он может быть уверен в одном, как и ее муж может быть уверен, что пока у меня есть жизнь, я не оставлю попыток спасти Ласточку, и что если она умрет, тогда и я или умру вместе с ней, или сначала отомщу за нее, а я знаю много способов мести. Но пусть они не верят в то, что мы мертвы, пока не будут знать об этом наверняка, ибо может случиться так, что мы не сможем вернуться и должны будем спрятаться в горах или среди кафров. Теперь выслушайте, что Зинти скажет о пути к логову Бычьей Головы, не забывая ни одного из моих слов, потому что если вы задержитесь или забудете, то я, Сигамба, вернувшись, своими заклинаниями иссушу ваши печени и закрою ваши глаза.
– Мы услышали тебя, – ответили они, – и запомним каждое слово твоего послания. Через три часа баас узнает обо всем.
Пять минут спустя они отправились в путь и ехали так быстро, и волы были так хороши, что даже менее чем через три часа мы проснулись от лая собак и стука в нашу дверь и выбежали, чтобы услышать ужасные вести и увидеть, как все еще бесчувственный Ральф истекает кровью на том самом ложе, где должен был, счастливый, спать со своей женой.
Ох! Никогда не забыть мне пережитых тогда ужаса и мук! Никогда не забыть мне взгляда, который вспыхнул в глазах Ральфа, когда наконец он очнулся и, оглядевшись в поисках Сусанны, вспомнил все.
– Почему я здесь, почему не умер? – хрипло спросил он.
– Тебя спасла Сигамба, и ты вернулся домой, – ответила я.
– А где же Сусанна? – снова спросил он.
– Сигамба уехала, чтобы спасти и ее, и Ян вскоре последует за ней, а вместе с ним и другие.
– Сигамба! – простонал он. – Что сможет сделать одна женщина против Пита ван-Воорена и его убийц? А остальные прибудут слишком поздно. О! Боже мой, Боже мой, за что такие беды пали на нас? Подумать только: она в руках Пита ван-Воорена. О, Боже мой, Боже мой, я сойду с ума!
И в самом деле, наблюдая за ним, я поняла, что так и случится: его мозг, должно быть, просто лопнул бы от потрясения и скорби, если бы природа не была так добра к нему, что вернула его обратно в ступор, из которого он на время вышел. В таком состоянии он пролежал до самого утра, а точнее, дня, потому что было уже три часа, когда прибыл доктор, чтобы вынуть пистолетную пулю и сложить его разбитую кость. Поскольку, как оказалось, доктор – и притом весьма умный – был прислан из дорпа навестить больную жену соседа не далее, чем в двадцати милях от нас, и нам удалось вызвать его. Если бы не умение этого человека и снотворное, которое он ему дал, чтобы успокоить его разум, а, прежде всего, конечно, Божья милость, о которой следует сказать в свой черед, я думаю, что Ральф умер бы. Семь долгих недель прошло, прежде чем он смог сесть на лошадь.