Михаил Афанасьевич
18 апреля 1930 года в квартире Михаила Афанасьевича Булгакова раздался телефонный звонок. Он лёг после обеда, как всегда, спать, выпив за столом небольшую бутылку водки под народным названием «рыковка».
- Какое смешное название! - подумал Булгаков, ожидая сна.
Алексей Иванович Рыков после смерти Ленина сменил вождя на посту Председателя совета народных комиссаров. После избрания он заявил:
- История продолжает ходить кругами. Будем надеяться, что уроки истории будут выучены и страна не дождётся наступления анархии ни сейчас, ни в ближайшие годы.
В середине двадцатых годов остро стоял вопрос борьбы с пьянством, буйным цветом, распустившимся во время гражданской войны.
- Оставлять ситуацию как есть нельзя… - настаивал Алексей Иванович. - Запретим крепкие напитки, начнут гнать самогон. Станем бороться с самогоном, перейдут на суррогаты. Вместо здоровья масс получим отравления и болезни. Питие должно быть культурным!
Рассматривались варианты уменьшения потребления алкоголя.
- Многие горячие головы выступали за полный запрет крепких напитков! - вспомнил Михаил Афанасьевич. - Наглядным примером было введение сухого закона в США. Вместо оздоровления населения и хозяйства, инициатива американцев вылилась в подпольных бутлегеров, обогащение бандитов и рост гангстерских войн.
Рыков предложил более мягкий вариант:
- Во-первых, снизить градус напитка, чтобы водка стала тридцатиградусной. Во-вторых, продавать столовое хлебное белое вино, как до революции называли водку в небольших объёмах.
В качестве стандартной тары он предложил четвертушку, четверть тогдашней бутылки для вина. Она равнялась ноль семьдесят семь литра, бутылка - четвертушка составляла чуть меньше граненого стакана.
- Такие четвертушки быстро превратились в знаменитые «чекушки»… - улыбнулся Булгаков. - В честь Рыкова тридцатиградусную водку в таких бутылках стали ласково звать «рыковкой».
Только он задремал, его жена Любовь Белозерская вошла в комнату и сказала:
- Тебя из ЦК спрашивают.
Булгаков не поверил, решив, что это розыгрыш, и взъерошенный, раздражённый взялся за трубку и услышал:
- Михаил Афанасьевич Булгаков?
- Да, да.
- Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить.
- Что? Сталин? Сталин?
Иосиф Виссарионович высоко ценил его творчество. Много раз смотрел «Дни Турбиных», два раза был на спектакле по пьесе «Зойкина квартира». Обращаясь с руководством МХАТа сказал:
- Хорошая пьеса! Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса, ничего дурного не вижу.
Писатель услышал голос с явно грузинским акцентом:
- Да, с Вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков!
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
- Я извиняюсь, что не мог быстро ответить на Ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь…
Дел у руководителей Советского Союза действительно накопилось много. Кровавый бунт с убитыми председателями колхозов и уполномоченными ОГПУ полыхал на Рязанщине. Восстание было жестоко подавлено красноармейцами.
- Но они дети крестьян! - Сталин понимал, как это может влиять на армию, состоящую в основном из селян.
2 марта опубликовал статью в «Правде»:
- «Головокружение от успехов»
Там написал, как отдельные товарищи, испытав головокружение от массового и добровольного стремления людей в колхозы, переусердствовали.
- От них и пошли перегибы в правильной линии партии, - заявил он.
Страна получила голод. Решить проблему попытались, накачивая секретарей областных комитетов партии по поводу новых поставок хлеба.
- Понимаете, нет у нас хлеба, - взял слово секретарь одной области.
- Куда дели, почему нет? - спросил Иосиф Виссарионович.
- Товарищ Сталин, как говорят во Франции, женщина не может дать больше чем у неё есть.
- Да, верно говорите товарищ, но женщина может дать два раза, а то и три… - хитро прищурив правый глаз, ответил Сталин.
Люди умирали сотнями тысяч. Папа Римский призвал к молитве за гонимых в России христиан. За день до объявленного папой всеобщего молебна, 15 марта Сталин в газете опубликовал постановление:
- «Об искривлении партийной линии в колхозном движении».
По стране продолжали идти этапы с переселенцами. Поезда, набитые погибавшими от холода и жажды людьми. Дети умирали в дороге, матери убивали их, чтобы не мучились. Переселили двести сорок тысяч семей.
- Гигантский революционный эксперимент удался, - понимал руководитель Совнаркома Рыков. - Класс, столь ненавидимый Лениным, зажиточное русское крестьянство, более не существовал.
Иосиф Виссарионович сделал паузу в разговоре с Булгаковым и спросил:
- А, может быть, правда, Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?
Письмо, о котором он говорил было направлено писателем правительству СССР 28 марта. В нём он характеризовал своё бедственное положение. Цитируя многочисленные разгромные отзывы на свои произведения, он утверждал:
- Я доказываю с документами в руках, что вся пресса, а с нею вместе и все учреждения, которым получен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать.
Михаил Афанасьевич не ожидал подобного вопроса, как и звонка, растерялся и не сразу ответил:
- Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
- Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
- Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
- А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Мне хотелось бы с Вами переговорить лично. Я не знаю, когда можно сделать, крайне загружен, но извещу, когда смогу Вас принять. Но, во всяком случае, мы постараемся для Вас что-нибудь сделать.
- Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
- Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего.
Связь прервалась, писатель застыл с трубкой телефона у уха, словно ожидая прерванного разговора. Потом побежал хвастаться перед соседями. Его положение улучшилось, хотя в стране было неспокойно. Лето сопровождалось шумными процессами. ОГПУ объявило:
- Раскрыта организация террористов в двести тысяч членов. Арестованы академики, специалисты в области науки и техники, экономисты.
Оказалось, что действовала «Промышленная партия», планировавшая захват государственной власти. Главным обвиняемым стал Рамзин, директор Московского технологического института, который признался на суде, что она готовила интервенцию капиталистических стран против СССР:
- Планируя интервенцию иностранных государств, я сформировал будущее правительство и предполагал на пост министра промышленности и торговли эмигранта Рябушинского, с которым вёл успешные переговоры.
Обвиняемые соревновались в готовности признать себя виновными, охотно делились сведениями о своей вредительской деятельности, о связях с враждебной эмиграцией, иностранными посольствами и президентом Франции Пуанкаре. Рамзину расстрел заменили тюрьмой, и вскоре он, имя которого проклинала вся страна, был освобождён.
- Рамзин сыграл свою роль на отлично! - одобрил Алексей Иванович.
Вечером он с Иосифом Виссарионовичем присутствовал на скучном спектакле во МХАТе. В разговоре с представителями театра он заметил:
- Вот у вас хорошая пьеса «Дни Турбиных», почему она не идёт?
Ему смущенно ответили, что она запрещена.
- Вздор, - возразил он, - хорошая пьеса, её нужно ставить, ставьте.
В июле на XVI съезде партии Сталин сказал:
- Нэп был маневром... Партия правильно выбрала момент, чтобы перейти в наступление по всему фронту. Что было, если бы мы послушались правых оппортунистов из группы Бухарина, свернули бы темпы развития индустрии, задержали бы развитие колхозов и базировались бы на индивидуальном крестьянском хозяйстве? Мы наверняка сорвали бы нашу индустрию, остались бы без хлеба и сидели бы у разбитого корыта...
На памятном съезде, уничтожая «правых» противников, Иосиф Виссарионович веселил аудиторию, восторженно внимавшую его незатейливому остроумию:
- Появились у нас трудности, они в тревоге, как бы чего не вышло. Зашуршал где-либо таракан, не успев вылезть, они шарахаются, приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти.
Сталин оставил вождей «правых» в ЦК, но выгнал из Политбюро Томского. Осенью он отправился на юг отдыхать и оставил «на хозяйстве» Молотова, который стал вторым человеком в стране.
- Нужно окончательно решить вопрос о советской верхушке! - написал ему. - Нужно освободить Рыкова и разогнать весь их аппарат. Тебе придётся заменить Рыкова на посту председателя Совнаркома...
В конце года состоялся грандиозный процесс интеллигентов, вредящих во всех областях народного хозяйства. Обвинителем был неутомимый Крыленко. По всей стране собрания трудящихся требовали расстрела гнусных вредителей. Судья вёл процесс, поражая непривычной вежливостью. Подсудимых даже было разрешено курить.
- Полно корреспондентов, - удивлялся Булгаков, - идёт съёмка…
Учёные-бактериологи, обвинённые в падеже скота, расстреляны. Процесс работников пищевой промышленности, обвинённых в организации голода, прошёл успешно, сорок восемь человек расстреляно. В Бутырках в камерах сидело по семьдесят профессоров и инженеров.
- Тюрьмы давно называются в народе домами отдыха инженера и техника... - шутил Рыков.
Волна арестов нарастала, наркоматы забили тревогу, исчезли квалифицированные кадры. На производства начали возить инженеров из тюрем, а вечером возвращать обратно.
- Тосковавшим по работе люди почитали это за счастье… - знал он.
19 декабря 1930 года Алексея Ивановича сняли с поста председателя Совнаркома СССР, он был выведен из состава Политбюро. Молотова стал новым главой советского правительства.
- Время блестящих людей ушло, - мучился Рыков. - Вежливый Молотов в его дореволюционном пенсне на фоне бывшего сапожника Кагановича и потомственного слесаря Ворошилова кажется подлинным интеллигентом…
Счастливая звезда Алексея Ивановича зашла окончательно. Вскоре он был арестован и назван в статье газеты «Правда» мерзавцем.
- Поминать опального наркома стало опасно... - подумал Булгаков, наливая водки перед обедом. - Народ с юмором перекрестил «рыковку» в «мерзавчика».
Богдан Анатольевич
Марина Козина пережила первую зиму после революции чрезвычайно тяжело. Её муж Иван после переезда в Петроград ушёл служить в Красную армию, она осталась жить с сыном Исааком. Беременность давалась ей тяжело, отекали ноги, болела спина.
- И чего союзники ждут?! - спрашивала Марина всех знакомых. - Почему не свергнут большевиков? Часок только и пострелять с Балтийского моря, и готово дело!
Обыватели со злорадством накидывались на всякую неудачу большевиков, с жадностью ловила слухи об их близком падении и ждали его.
- Хоть сам чёрт, хоть дьявол, только бы пришёл кроме них! - ответил Богдан Анатольевич Никольский, её сослуживец на японской войне.
Они встретились в госпитале, вели похожие беседы почти каждый день.
- Уж мы бы тут здешней сволочи тогда удрать не дадим! - зло пообещал врач. - Уж мы с ней тогда сами расправимся!
- Им бы только задержаться подольше в осаждённом городе, распределить продовольственные пайки так, чтобы не дошло до голодных бунтов, найти последователей среди самых беспринципных и слабых! - прошипела Козина. - Создать видимость, загнать людей в армию, не считаясь ни с жертвами, ни с ценой своих военных поражений.
9 мая 1918 года они узнали, что большевики расстреляли людей в Колпино. Женщинам, стоявшим в очереди за хлебом, было объявлено:
- Все запасы распроданы, а поступлений в ближайшие дни не будет.
Народ стал собираться на городской площади, красногвардейцы пытались прикладами разогнать толпу, это привело к обострению конфликта.
- Подросток бросился к гудку депо и дал сигнал, - поведал профессор. - В ответ помощник коменданта Красной гвардии Торопилов ранил подростка.
Красногвардейцы дали залп, толпа бросилась врассыпную. На звуки стрельбы стали выбегать рабочие Ижорского завода.
- На заводе начался митинг двух тысяч человек, - продолжил он. - Собрание постановило немедленно переизбрать местный совдеп и потребовало ареста виновных в расстреле женщин и детей. При выходе с завода рабочие попали под огонь красногвардейцев. Были убитые и раненые.
- Рабочие? Пролетариат? - воскликнула Козина. - Но собственно пролетариата в России почти не было и раньше, говорить же о нём сейчас, когда девять десятых фабрик закрылись, просто смешно.
- Российские рабочие крестьяне, - согласился доктор, - и с закрытием заводов они расплылись в деревню и Красную армию.
- За оставшимися в городах, на работающих фабриках, большевики следят особенно зорко, обращаются с ними и осторожно и беспощадно. Понятна неудержимо растущая враждебность к большевикам в массе рабочих. Беспросветный голод, несмотря на увеличение ставок.
Они знали о беззаконии, расхищениях, царящих на фабриках, разрушении производительного дела в корне и неслыханном количестве безработных. Это были достаточные причины для рабочего озлобления.
- Чего на эти ленинки купишь? - согласилась Марина.
Большевики запретили всякие организации, сходки, сборища, митинги, кроме официально назначаемых. Рабочие очутились в таких ежовых рукавицах, какие им не снились при царе. Уверения, что это их рабочее правительство, более не действовали и никого не обманывали.
- Нейтралов немного… - подытожил Никольский. - Под тонкой плёнкой лежит враждебность к власти, трусливая ненависть или презрение.
- Последняя омерзительная форма террора, убийства вооружёнными негодяями безоружных и беззащитных людей! - согласилась Марина.
Вечером в Колпине прошли обыски и аресты, а в городе было введено военное положение. Рано утром 10 мая рабочие пытались пройти на территорию завода, чтобы провести собрание, но были встречены огнём.
- В результате, как минимум, шесть рабочих получили тяжёлые ранения… - принёс новости Богдан Анатольевич.
Во второй половине дня в Колпино прибыли броневики, а на всех перекрёстках появились пулемёты. Рабочие Ижорского завода направили делегацию в Петроград, чтобы сообщить о событиях. Митинги с резким осуждением действий власти прошли на Обуховском и Путиловском заводах.
- Все поднялись! - воодушевился он.
11 мая митинги прошли на Русско-Балтийском заводе, на заводе Симменс-Шуккерт, на Арсенале, на заводе Речкина и других предприятиях.
- Похороны жертв расстрела превратились в массовую политическую акцию, в которой приняли участие тысячи человек! - поделился доктор.
Из Петрограда приехали представители петроградских заводов: Арсенала, Патронного, Путиловского, Обуховского, Русско-Балтийского, Сименс-Шуккерта. После похорон Петросовет выпустил обращение, в котором утверждалось, что беспорядки спровоцировали правые эсеры:
- Советская власть всякие шествия и выступления будет рассматривать, как прямую помощь внешнему врагу и будет беспощадно их подавлять.
- Вот большевики и показали своё лицо! - усмехнулась Козина.
- Главные вожаки большевизма к России отношения не имеют! - заявил Никольский. - В громадном большинстве не русские или давние эмигранты. Но они нащупали инстинкты народа, чтобы их использовать в интересах.
Летом он принял у неё роды. Иван не смог приехать, он воевал на Восточном фронте. Роды прошли тяжело, но мальчик родился здоровым.
- Назову его Николаем, - сказала она, когда пришла в сознание. - В честь моего отца!
После рождения третьего сына Марина внешне изменилась. Она похудела, щёки опали, высокие скулы стали выделяться резче. Прямой нос заострился, выразительные голубые глаза смотрели ещё пронзительней.
- На неё нельзя смотреть без восхищения! - неоднократно думал Никольский. - Но красота лица пугает, словно смотришься в бездну!
Он продолжал помогать ей, отдавал свой паёк, присматривал за средним сыном. Оправдывал этой помощь свой союз с новой властью
- А что остаётся делать людям, поставленным в такие условия? - говорил ей Богдан Анатольевич. - Или работать на большевиков или умереть…
Козина его не осуждала, знала, что мобилизация врачей или в Красную армию производился насильственным методом:
- Офицеров арестовывают вместе с семьями, в случае отказа расстреливают прямо перед семьями.
- Расстреливают офицеров с жёнами, - подтвердил Никольский.
Он сам присутствовал в качестве врача во время такой казни.
- Выводят арестованных на двор, комендант Петропавловской крепости, с папироской в зубах, считает их и уводит за угол! - рассказал Богдан Анатольевич. - Проходя обратно мимо тут же стоящих, помертвевших жён, комендант пошутил: «Вот, вы теперь молодая вдовушка! Да не жалейте, ваш муж мерзавец был! В Красной армии служить не хотел!»
Он сообщил, что зверей Зоологического сада кормили этими трупами:
- Благо Петропавловская крепость близко…
Доктор горько утешил собеседницу, что у них в госпитале лаборанты тоже хорошо устроилось, несмотря на недостаток мяса:
- Сердце и печень человеческих трупов пропускают через мясорубку и выделывают пептоны, питательную среду для культуры бацилл. Ужас!
- А я думаю, - сказала Марина. - Революция это неизбежное зло, которое должно смести самодержавие, последнее препятствие для свободного развития производственных сил в стране. Столыпин был не прав! Он пытался привязать крестьянина к земле, а нужно заставить его уходить в города. Для промышленности нужны рабочие руки, взять, можно в деревне. Вместе с отменой царизма с их помощью новая Россия может стать развитой индустриальной державой. Тогда буржуазная революция завершится. А пока кровь, крики, муки, всё, что сопровождает роды новой жизни!
- Тут я не согласен! - возразил Богдан Анатольевич. - Думаю, что русский мужик скинет большевиков. Он сообразил, что спокойнее вырабатывать хлеба сколько надо для себя и половина полей пустует. Нахватанные керенки зарываются в кубышки. Воевать мужик не хочет, как при царе. Покоряется принудительному набору, как покорялся раньше.
- В Красной армии обещают паёк, одёжку, обувку… - согласилась она. - Да и веселее там молодому парню, уже привыкшему лодырничать. Не всех же на фронт… Посланные на фронт покоряются, пока над ними зоркие очи комиссаров, но бегут кучами при малейшей возможности.
- Панике поддаются с лёгкостью и бегут слепо. Весной, едва пригреет солнышко, потекут домой, прячась по лесам, превращаясь в «зелёных».
- Большевистская власть в России детище войны! - заметила Козина. - И пока она будет, будет война. Притом двойная, внешняя, и внутренняя.
- Завтра скажу в госпитале, что больше на них не работаю! - решился он.
Через неделю Козина узнала, что профессора Богдана Анатольевича Никольского расстреляли за отказ от работы. Великолепную библиотеку конфисковали, жена сошла с ума. Остались сиротами дочь и сын. Сына потребовали явиться во «Всевобуч». Там комиссар с хохотком объявил:
- А вы знаете, где тело вашего папашки? Мы его зверькам скормили!
продолжение http://www.proza.ru/2019/10/19/485