..
«Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?»
(Михаил Светлов)
«ЛЕМОНТИ ДОНСКИХ СТЕПЕЙ : ИТАЛЬЯНСКОЕ ПОБОИЩЕ»
Посвящается донской казачке — Ольге Николаевне Зенцовой, по матери Мамаевой — моей жене
Как-то раз завалился я на свою малую донскую родину сразу со всей небольшой семьёй, что случалось с нами крайне редко. Предки жены тоже из этих же самых мест, но побывать одновременно в любимых краях нам доводилось не всегда. По приезду в соответствии с местным обычаем впервой оказали внимание моим старикам, а на следующий день поехали навестить тёщу, проживающую тут же недалече в нашем небольшом степном городке, основанном когда-то давным-давно ещё при царе-горохе одним казачьим полковником.
После здравиц и возлияний стали говорить обо всём, что взбредёт в голову. Так и водится в застольных компаниях. Не обошлось и без обсуждений внешней атрибутики — кто во что горазд и во что одет.
— Зятёк-то наш весь модный такой! А туфли, красивые какие!
— Лемонти!..
Тут неожиданно в наш незамысловатый, а по сути, бессмысленный разговор с тёщей, ведущийся просто так, чтобы лишь не омрачить ненароком радости встречи — тягостностью даже кратковременного молчания, — вмешался хозяин дома, до этого с особым усердием уминающий вкуснейшую закуску с богато накрытого стола. Видимо перед этим он мужественно и стойко не прикасался к пище, ожидая долгожданных московских родственников. А может и хозяйка дома не позволяла осквернять раньше времени замечательно убранный стол.
— Давайте накатим ещё по одной, и я расскажу вам про свои Лемонти.
— Старый, да откуда у тебя такие моднецкие туфли могли взяться? Я что-то не припомню, чтоб они у тебя были. Даже когда мы женихались. Ты же всю нашу совместную жизнь одну дребедень носишь. Помню, один раз как-то в Ростове румынские тебе покупали, а мне черевики на смешном каблучке. Дюже красивые были! Полдня в очереди простояли. Но и те давным-давно износились. А вот чтоб итальянские. Это ты загнул. Отродясь не было таких.
— Да мы во время войны, когда я ещё мальчишкой бегал, их как грибы по степям собирали.
— Ладно уж тебе завирать! Хряпнул лишку и потянуло на байки? Закусывать надо!
На сей недоверчивый выпад тесть хитро улыбнулся и снова потянулся к столу с яствами. Крякнув от удовольствия после очередной рюмашки убойного местного чамура («Донское виски») и закусив салатиком а-ля Оливье, неожиданный рассказчик неторопливо приступил к своему повествованию.
Мы же заинтригованные такой ремаркой про грибные россыпи сверхмодной обуви в здешних ничем не примечательных захолустных местах, превратились в само внимание, побросав ложки и вилки. Тогда я уже знал, что никакого отношения это новое колоритное название к итальянской обуви вообще не имеет. Людей вводило в заблуждение похожее языковое звучание. Но переубеждать кого-либо из присутствующих не стал. Пусть верят в очередную красивую сказку, которую сам русский человек и придумал. Тем не менее, даже будучи ещё не насытившимся, в преддверии, по всей видимости, интересной житейской истории потерял всякий интерес ко всем гастрономическим изыскам, в изобилии выложенным щедрой рукой хозяйки по случаю приезда дорогих внучки и дочери с мужем.
***
Толи итальянское, толи французское, но уж точно что европейское и очень звучное имя американской торговой фирмы «Ле Монти» неожиданно появившейся на мировом рынке в 1985 году стало ассоциироваться у интересующихся последней мировой модой русских людей всё-таки с чем-то этаким итальянским. Тем более что поставки фирмачами моделей одежды и обуви осуществлялись преимущественно из Италии и Франции. Чтобы там не говорили сегодня, но тогда народ эту зарубежную марку воспринимал именно как итальянскую. И никак по-другому.
А ведь хорошо известно, что всё на свете так или иначе связанное с прекрасной солнечной страной средиземноморья непременно затронет душу романтической натуры нашего человека, особенно женскую. Скорей всего, именно поэтому находчивый советский эмигрант Леонид Яковлевич Гандельман (Лион Гандельман), даже будучи изначально совершенно в другой ипостаси, кардинально отличающейся от своей последующей коммерческой задумки — а точнее, всего лишь являясь каким–то обычным строителем по образованию, коих в России на тот период советского краха было как собак не резанных, — неспроста выбрал для вывески собственного предприятия слово со столь характерным только для Апеннин мелодичным звучанием.
После скоропалительного переезда во времена Перестройки из уже гибнущих прямо на глазах родных мест в многообещающие своими безграничными возможностями США, он и начал там своё собственное дело под столь интригующим квази–итальянским названием. Коим тут же произвёл настоящий фурор во всём мире, в том числе и в покинутой Богом России, но воспринимающей всё вокруг себя подобно любой пылкой женщине. То есть чувственно, прежде всего, слухом. По всей видимости, удачливым эмигрантом так и было задумано — уповать именно на якобы итальянскую подноготную вывески своего заокеанского детища. Всего лишь одним уместным словом, звучащим волшебной апеннинской музыкой, талантливый переселенец совершил небывалый для прагматичной Америки маркетинговый прорыв.
Ему сразу же тогда удалось не просто привлечь всеобщее внимание к своему, казалось бы, обычному ничем непримечательному продукту «купи–продай», но и вызвать небывалый ажиотажный спрос на все другие изделия под необычайно–певучей броской маркой. А последующая за этим общероссийская известность пришла к Ле Монти после выхода фирмы на русский рынок в 1990-ом году и благодаря местному национальному телевидению, молниеносно раскрутившему уже столь модный западный бренд — ежедневными трансляциями по городам и весям необъятной и пока ещё нераспавшейся нашей страны. Бывшие соотечественники нового американца просто сходили с ума лишь только при одном упоминании о дешёвых качественных товарах повседневной носки, но прежде всего озадачивались покупкой надёжной и красивой обуви, якобы а-ля Италия.
Но ничего не вечно под Луной. Сегодня многие, в первую очередь молодёжь, даже и не знают о былом величии бренда. Да и о нём самом тоже. Особенно этому поспособствовали вездесущие китайцы, опошлив и извратив когда-то великую идею. Опустив её на жалкий некачественный уровень.
***
В России всегда любили итальянцев. Несмотря даже на то, что нашим пращурам пришлось с этими горячими южными парнями ни раз схлестнуться. Впервые это произошло ещё во времена Дмитрия Донского.
Хотя про Донское побоище много чего написано, тема сия неисчерпаема. А потому у любого художника слова, так или иначе соприкасающегося с многочисленными белыми пятнами тех почти что фантомных событий очень далёкого прошлого, всегда есть соблазн нанести на основу поблёкшего от времени малоизученного полотна ещё и штрихи собственного видения. Ваш автор тоже не устоял перед честолюбивым желанием поворошить дела давно минувших дней с целью внесения и своей собственной реставрационной корректуры исторического холста в виде отдельных живописных мазков. Но вследствие заданного нами же самими строгого соответствия повествования — выбранной изначально сюжетной линии, отображённой даже в заглавии выставленной на суд читателя литературной картины, — остановимся лишь на итальянском аспекте той печальной донской истории. То есть просто вспомним времена, когда бравые сыны Апеннин впервые пришли с огнём и мечом в наши родные пенаты.
Сценическое действо началось около 11 часов утра и развивалось по обычной классической схеме ритуального танца смерти — со сближения противоборствующих сторон, развернувшихся вдоль линии фронта всего лишь в какие-то в полтора километра. Шире не позволяли естественные природные препятствия. Что вообще-то было на руку только русским, так как спасало их от татарских фланговых обходов, обязательных в любом сражении при их участии.
А уж после трагического и полного символизма поединка двух главных солистов Пересвета и Челубея уверенные в своей непобедимой мощи войска Мамая яростно атаковали сразу по всему фронту лёгкой кавалерией. При этом, предусмотрительно не выпустив тяжёлых конников, оставив про запас — для последующих атак.
Но как оказалось, главный русский герой разворачивающейся драмы последние годы перед наделавшей много шума по всему миру его же собственной режиссуры не бил баклуши с сотоварищами по буйному разгулу — под заливистые песни своих соблазнительных дворовых девок и залихватские пляски добрых молодцев того же домашнего замеса. Не чесал репу, в отличие от большинства его коллег-князьков, сваливающих все неурядицы и несчастья в стране на безысходность существования, якобы предопределённую злым роком. Оправдывая свою никчёмность воплями и стенаниями, что сам Бог от нас отвернулся.
Дмитрий же день за днём штудировал и штудировал фолианты о военном искусстве, не гнушался изучения и довольно-таки скучных самих по себе великосветских тонкостей — типа изощрённой мерзости политических интриг. Скрупулёзное овладение коварными приёмами помогло ему в дальнейшем справиться с очень хитрым, но самоуверенным до глупости Мамаем. Изучал историю, что тоже очень помогло ему. Благодаря чему, там на Дону он повторил подвиг Юлия Цезаря и его исторических предшественников — сразу же сжёг за собой все мосты–переправы, чтобы исключить в войске даже самую мысль об отходе.
Одним словом, московский князь был в теме всего и вся. Знал не понаслышке о последних достижениях «военно-промышленного комплекса» Европы и кто там, у высокомерных соседей держит шишку. В результате столь похвального прилежания он и оказался настолько продвинутым во всём необходимом для понимания современности человеком, что ко времени Ч «поставил под ружьё» 7 тыс. полностью экипированных и прекрасно обученных на западный манер арбалетчиков из своих же русских людей. Именно они-то ещё на дальних подступах сразу по всему фронту истребили большинство татарских наездников и их коней самой первой атакующей волны.
Вот тут-то и оказалось, что в грандиозное сценическое действие внёс свою лепту и режиссёр противной стороны. Несмотря на проницательность Дмитрия, события начали развиваться не по его сценарию, а именно так, как изначально было задумано опытнейшим военачальником, жестоким азиатским тираном, не жалеющим для достижения победной цели даже своих храбрых воинов. Ушлый восточный политик через своих лазутчиков уже прознал о самострельных «гостинцах». Потому-то гибель лёгких кавалеристов, специально посланных безжалостным Мамаем на убой, всё же была не напрасна для орды. А даже наоборот — полезна. По полному цинизма замыслу Хана — обречённые извели на себя все запасы болтов-стрел русских арбалетчиков и те в профессиональном плане оказались внеудел. Перейдя на не совсем привычные для их военных навыков мечи. Значительно ослабив в тактическом плане русские ряды — своим явным неумением владеть длинными ножами должным образом.
За упавшим сценическим занавесом в виде умопомрачительного нагромождения множества лошадиных и людских трупов, ужасное театрализованное действо продолжилось. И шло дальше в соответствии с чётко спланированной задумкой Мамая. В авангарде наступающей разношёрстной кодлы, по самому её центру нежданно-негаданно оказались итальянские наёмники, занимающие до этого, казалось бы, лишь скромное второстепенное положение на арьерсцене театра боевых действий. Стоявшие до своего неожиданного появления где-то там вдалеке, как бы охраняя восточного полководца, итальянцы вдруг предстали рядом перед удивлёнными зрителями во всей своей красе. А слева и справа от них выступила уже тяжёлая кавалерия татар — закованные в доспехи и люди, и кони.
Русские оказались лицом к лицу с невесть откуда-то взявшимся, буквально свалившимся на голову диковинным противником. Удивляться было чему. Самая дееспособная в мире на тот исторический период военная сила представляла собой разукрашенных с головы до ног импозантных генуэзских пехотинцев. Собранные воедино в один мощный кулак, бравые вояки, внешне хоть и напоминали каких-то там базарных паяцев, тем не менее, могли пробить своим мощным концентрированным ударом любой заслон любого неприятеля. Просто играючи. Пеший или конный, для них это было без разницы.
Татары завербовали сих непревзойдённых удальцов тут же недалече, конечно, в масштабе конных переходов — из крымских генуэзцев, «фрязей» по-русски. Но среди местных «солдат удачи» были и непосредственные выходцы с материковой Италии. Из городов-государств — Генуи, Венеции, Пизы, несмотря даже на никогда не прекращающуюся острую конкурентную борьбу между ними. Но во время военной компании всё же главенствовали генуэзцы. Собрать такую хорошо вооружённую ораву в Крыму того времени и окрестных факториях азовского побережья не представлялось возможным. Столько их этнического народа — мужского пола чтоб в самом рассвете сил — там просто не проживало.
Построенные в «каре», то есть в виде плотного по периметру и пустого изнутри огромного квадрата, три тысячи шестьсот тяжеловооруженных генуэзских пехотинцев представляли грозную силу. Ярко-расписные прямоугольные щиты, вычищенные до блеска и сияющие на солнце прочные стальные панцири, золочёные нагрудники, каски, украшенные перьями диковинных птиц, но очень надёжные с непробиваемыми забралами, окованные копья до 5 метров длинной, лежащие на плечах сразу нескольких воинов из разных параллельных шеренг, кои невозможно не сломать, не перерубить и которые с невероятной силой сметали всё на своём пути, даже закованных в доспехи лошадей, короткие вёрткие мечи, рассчитанные специально для тесного скученного боя. Зрелище ещё то! Не для слабонервных, как говорится.
А уже внутри этого самого передового на тот момент военного построения находились ещё четыреста подвижных арбалетчиков со своим, казалось бы, громоздким снаряжением, но в действительности очень мобильным и удобным в применении. Что особо примечательно — каждый стрелок обязан был иметь два арбалета и колчан с 18 – 36 стрелами. Здесь же находились их помощники — «вторые номера». Оруженосцы кроме своих двух арбалетов, носили ещё и второй самострел хозяина. Следом они возили небольшие одноколёсные тачки, на которых громоздились тяжёлые ящики боеприпасов — бесчисленное множество болтов-стрел для этих самых метательных орудий. Перебегая с места на место, прикрываясь за вертикально стоящими на сошках огромными щитами, основные стрелки непрерывно наносили свой неожиданный для врага удар всегда с новой позиции. Благо что относительная пустота квадрата всё же позволяла осуществлять манёвр быстрых перемещений, а нехватки боеприпасов из-за их постоянного подвоза помощниками вообще не ощущалось. При обострении ситуации к стрельбе подключались и оруженосцы. Координировал работу стрелковых групп и командиров над ними — главнокомандующий, являющийся представителем обязательно какой-нибудь благородной генуэзской семьи.
Искуснейшие в своём смертоносном деле генуэзцы уже на дальних подступах стали непрерывно обстреливать центральную часть фронта противника не забывая и о его флангах. Лук уступал арбалету в дальности, а арбалеты русских к этому времени остались без болтов-стрел, изведённых на истребление мамаевой лёгкой кавалерии. Поэтому ещё на подходе итальянцы безнаказанно для себя как бы играючи валили наших целыми пачками.
В первых шеренгах военных профессионалов бесстрашно шли бравые офицеры, разодетые в пух и прах. Как говорится, во весь рост, не пригибаясь. Ведь стрелы вражеских лучников поначалу до них вообще не долетали, а уж потом благодаря профессионализму итальянских арбалетчиков у русских на этом направлении некому было и стрелять.
Огромное значение в наступательной операции боевым квадратом предавалось психологической составляющей, которая оказывала на врага угнетающее действие. По замыслу утончённых итальянских стратегов вид их наступающих умелых бойцов — в вызывающих пёстрых нарядах агрессивных петушиных расцветок, сшитых по последнему слову европейской моды, да ещё и в головных уборах, с устрашающе колышущимися на ветру страусовыми перьями разных цветов, — должны были ошеломить варварского противника. Вселить трепетный ужас в застывших в гнетущем ожидании скорого жёсткого соприкосновения русских войск. Находящихся, буквально, на нервах. Чем вам не «психическая атака»?!
Это театрализованное военное представление сопровождалось окрыляющей заморских солдат национальной бравурной музыкой, в тоже время невероятно раздражающей противника своими визгливыми переливами. Хотя и превалировали трубы, но на фоне их звучания неистовая барабанная дробь была всё же громче и задавала чёткий ритм неудержимо устремившемуся вперёд плотному квадрату пехоты. Что ещё больше воодушевляло отважных солдат на безусловный наступательный успех, не оставляя никакого сомнения в победе итальянского оружия. В общем, шли они как на своём каком-нибудь венецианском карнавале. Тем более что многие как и там, на веселящейся родине были в загадочных масках — здесь же они из металла и служили для защиты лица. Праздник и только!
Являясь в ту эпоху самым лучшим сухопутным войском, непревзойдённо владея всевозможными военными навыками, закалённая в боях генуэзская пехота, что и следовало ожидать, по пути своего лобового продвижения сразу же смяла весь центр наших пращуров. Итальянцы просто втоптали в пыль «Сторожевой полк», после чего разгромили «Передовой полк» и упёрлись в стоящий за ним самый большой по численности «Большой полк». Значительно проредили его и отбросили выживших, обратив их в позорное бегство. Полный разгром русских войск на этом направлении предотвратил маленький по численности, но полон неистраченных сил «Резерв», расположившийся чуть далее в тылу в виде небольшой параллельной колонны.
Как-то само собой получился некий «заградительный отряд», который чудом спас положение. В него-то сходу и влились оставшиеся в живых отступающие в спешке воины «Большого полка», нарушив ряды последнего. Тем не менее, образовавшаяся людская каша сразу же замедлила продвижение итальянцев. «Каре» (своеобразный прототип танка) просто забуксовало в хаосе совершенно неуправляемого людского месива из живых и мёртвых людей и животных. Геометрия стройного генуэзского построения полностью расстроилась и всё смешалось. Итальянцы и русские оказались вперемешку в тесной кровавой мясорубке. Все были измождены до предела.
Будучи очень грамотным военачальником, Мамай решил взять в клещи этот уже гибнущий на глазах основной очаг сопротивления войск Дмитрия — с заодно сильно поредевшим от наскоков тяжёлой кавалерии и полностью выбившимся из сил «Полком левой руки». Окончательно уничтожить их, а потом добить всех остальных из уже обречённого ни на что не влияющего «Полка правой руки» — уже изначально слабого фланга русских войск. В результате яростного напора татарской тяжёлой кавалерии «Полк левой руки» дрогнул и побежал. Судьба России зависла на волоске. Но Бог всегда любил нас, русских. А потому Он и тогда не дал пропасть и сгинуть из памяти человечества. В этот самый момент, будто по наитию и выдвинулся «Засадный полк» — прям в спины татар, наступающих на их гибнущих в свалке товарищей.
Итог той средневековой авантюры хорошо известен. Благодаря заготовленной впрок военной хитрости коварного московского полководца положение в самый последний критический момент было спасено заранее запрограммированными действиями огромного по численности «Засадного полка» количеством до 20 тысяч воинов. Чисто автоматически. Даже без конкретных целеуказаний верховного главнокомандующего — к этому времени сгинувшего. Лежал он где-то там, среди убитых и раненных в самом центре побоища. В действительности же судьба снова благоволила русскому полководцу — был жив, но тяжело-контужен.
Свежие, полные жажды отмщения за своего пропавшего вождя, озлобленные за гибнущих всего лишь в какой-то паре-тройке вёрст от них единоверцев — будучи при этом на удалых конях, также разгорячённых от тягостного застойного бездействия, но и от неистового призывного ржания с поля боя их возбуждённых до нельзя копытных собратьев, — русские сорвались на врага как сбесившиеся псы с цепи. Расслабившийся и потерявший бдительность противник получил то, что и должен был получить.
Судьба всегда наказывает самоуверенных зазнаек. Почти что выигравшие сражение, военачальники Мамая с весельем и задором уже примерявшие лавры победителей не умудрились позаботиться о дополнительных резервах, отправив всего лишь единственно-наличествующий — на уничтожение «Полка левой руки». А ещё они опрометчиво положились на якобы должных вот-вот подойти союзников. Потому-то вдруг буквально в один момент неожиданно для себя оказались в роли побеждённых. Хотя положение ещё можно было исправить, но Хан не бросил для этого в последний решающий бой свою личную гвардию — охранявших его немногочисленных, но испытанных в предыдущих кровавых баталиях, закованных в броню воинов-кавалеристов.
Это зыбкое положение напоминало ту легендарную восточную притчу, когда даже присевшая бабочка может сломать хребет перегруженному верблюду. Но решать надо было сразу, не раздумывая — посылать «бабочку» или нет. Миг удачи скоропалителен, иначе эта капризная дама отвернётся от тебя. Орда уловила замешательство своих военачальников. Потеряла воинский дух и... побежала сломя голову. Их попытались остановить на взгорье возле шатров, но благоприятный момент был необратимо упущен. Мамай угробил и своих, и итальянских воинов. Генуэзцы потом этого ему не простили.
Русские же за столь неожиданное избавление вознесли хвалу Господу и своей Заступнице. Ведь не иначе только Небеса смогли предотвратить уж явно гибельный исход. Тут же почувствовав собственную силу, вошли в раж отмщения за чуть ли не состоявшийся буквально лишь какие-то мгновения назад позор поражения.
Военных неудачников гнали 50 вёрст, вплоть до реки Красивой Мечи, нещадно истребляя, так как знали — такая же печальная планида ожидала бы их самих, победи на сей раз азиаты. Водная преграда утихомирила пыл освирепевших мстителей «Засадного полка». Да к тому же всех живых ждала богатая добыча, рассыпанная сзади на пройдённом только что пути и принадлежавшая пока мёртвым.
Каждый из безпридельщиков стремился по-быстрому ещё до сумерек успеть, как можно больше собрать трофеев, кои были разбросаны несметными россыпями вдоль дороги смерти. А потому брали всё самое ценное, прежде всего украшения. Соревнуясь с товарищами, кто больше отрубит пальцев поверженных врагов, набивали ими мешки, карманы и даже головные уборы. Это уж потом, в спокойной обстановке где-нибудь около уютного кострища с каждого закоченевшего перста будут сняты кольца. Особенно обвешаны перстнями и кольцами были мёртвые фрязи — на каждом пальце. И у всех из них на груди обязательно ещё и медальон-оберег, с каменьями дивной красоты, с целое состояние по русским меркам.
Изрубленные тела людей и лошадей азиатского полчища, а также интернациональной кодлы опрометчиво примкнувшей к неудачливым татарам, вихрь сражения разбросал на огромном пространстве донской степи. Но именно пёстрые генуэзские одеяния стали тем завершающим последним штрихом, который сделал картину разгулявшейся смерти необыкновенно живописной. «Финита ля комедия !» — говорят в таких случаях сами итальянцы...
После изнурительного боя все витязи бахвалились между собой, наперебой превознося подвиги себя и своих ближайших товарищей. Но никто из победителей не хотел отдать должное заморским храбрецам вот только что чуть не изменивших их судьбу. Столь уничижительная позиция к своим поверженным врагам сказалась и в последующих описаниях судьбоносного для России события — предвзято. О бравых итальянцах, которые вломили русскому войску, едва не обратив его в бегство, старались просто не упоминать. Кто же будет выпячивать свой позор наружу. Тем более преподносить его потомкам. Победитель всегда прав. А бумага всё стерпит.
Как не удивительно, но и спустя века тоже самое вновь повторилось в сих степных местах, значительно южнее по руслу славной реки. Можно даже подумать, что итальянцев всегда чем-то притягивает наш Дон-Батюшка. Будто мёдом тут для них намазано. И вот здесь же снова появились они. И опять с недобрыми намерениями, в коалиции со злейшими врагами России. Идя по тому же что и раньше скользкому пути с захватническими планами. Но как и в первый раз незваного своего поползновения, так и века спустя, Дон не принял их в свои объятия. Не стал для итальянских молодчиков «молочной рекой с кисельными берегами». И так же как и раньше усеяли они своими костьми безграничные степные пространства.
***
А тесть тем временем продолжал свой неторопливый рассказ. Тем более что благодарных слушателей оказалось предостаточно. Некоторые из многочисленных гостей, что пришли прежде всего поглазеть на московское семейство, сидели даже с приоткрытыми ртами, до того было занятно. По выражению лица хозяйки дома можно было понять, что и она эту историю слышит впервые. Рассказчика такое всеобщее внимание подзадоривало и ещё больше располагало к повествованию. Видимо алкоголь, тоже оказывал своё влияние — способствовал развязыванию языка.
— Перед войной наша большая семья проживала севернее отсюда, недалече от городка Чертково, в хуторе Гусев. Там и попали в самые её жернова. Кто здесь только не побывал, когда наши отступили на Волгу. И немцы, и румыны и мадьяры. Пёрли на Сталинград как скаженные. А когда им вломили, обратно через нас побежали уж одни итальянцы. Иногда и немцы проскакивали, но те были тепло одеты и на технике, а потому не задерживались. Итальянцы же шли пешком, днём и ночью. Брели и брели как зомби–апокалипсис. Замёрзшие, измождённые, чуть живые, прям жалко было смотреть. Все с протянутыми руками: «Я голодный» («Ho fame»). А чё им дашь. Самим жрать нечего. Да и враги как никак. Хуторских мужиков забрали на фронт, в некоторых семьях дети перемёрли от болезней и недоедания, особливо совсем маленькие. Народ был страшно обозлён войной и на всех без разбора оккупантов смотрел с ненавистью. Эти наши страдания из-за них, проклятых. Мол, так вам и надо, «завоеватели» хреновы. Пусть хоть все передохнут здесь!
***
Очень крепкие сами по себе ботинки что носили итальянские солдаты, являлись прототипом стандартных армейских образцов союзных войск ещё с времён Первой Мировой Войны. Подошва же их претерпевала эксклюзивную переделку — подбивалась 72 гвоздями с большими шляпками наружу. По образцу и подобию обуви римских легионеров. Якобы сие указание исходило от самого Муссолини, любителя старины. Обувь после тюнинга действительно оказалась «неубиваемая» — в отличие от её смертного хозяина. К тому же своеобразные протекторы обеспечивали необычайно цепкое зацепление с грунтом.
Всё бы нечего, но у такой обуви была и своя «ахиллесова пята», а точнее — подошва. Очень ноская, удобная в тёплое время года, обувка становилась настоящим бедствием, когда даже чуть-чуть холодало. В мороз же из-за этих самых стальных гвоздей, ботинки через подошву промерзали насквозь и полностью обледеневали. А у их обладателя возникало ощущение, что он идёт босиком по мерзлоте. Кроме того, снег набивался между гвоздями, примерзал к ним и солдат был вынужден ежеминутно стряхивать с подошвы ботинок огромные белые лепёшки. С раненого же или обессиленного бойца с обмороженными ногами, чтобы растереть его и оказать медицинскую помощь, уже невозможно была снять коварную обувь — они примерзали к ступне насмерть.
Эти подробности очень важны для понимания ситуации, в которой оказались солдаты далёкой тёплой страны, бездумно отправленные своими совершенно никчёмными правителями воевать на Восточный фронт. К этому постоянно носимому ужасу, что примерзал к ногам даже живых бойцов, необходимо присовокупить и другую такую же жалкую гардеробную атрибутику. Представьте продуваемую насквозь всеми ветрами недлинную тонюсенькую шинельку и коротенькие бриджи, которые и штанами не назовёшь. Ноги от колен до ботинок согревали лишь однослойные обмотки. И эти средиземноморские «вояки» вознамерились покорить Россию с её лютыми зимами! Напомню, что в самый суровый климатический период Сталинградской битвы морозы доходили до –45°C, а столбик термометра в зимней Италии редко когда опускается ниже всего лишь каких-то +10°C. Вот такой вот температурный расклад.
Но, несмотря на все её зимние недостатки, итальянская обувь пользовалась огромным спросом у нашего населения военной поры, когда были полностью прекращены поставки товаров или работали с перебоем. Необыкновенно прочная заморская обувь расходилась «на-ура». За неё сразу же без долгих разговоров выкладывали всё нужное для последующего бартера. Прежде всего, самый ходовой товар для обмена — табак в россыпи или трофейные сигареты, особливо качественные немецкие. А уж на сам табак можно было сменять хоть чёрта лысого у проходивших следом вдогонку русских войск — и хлеб, и тушёнку, и даже сгущёнку. Поэтому-то никто из жителей хуторов, оказавшихся на пути скорбного следования итальянцев, потом не умер с голоду. Выжили все — от мала, до велика.
Ну, просто парадокс! Принеся смерть и разрушения, тем не менее, итальянские захватчики опосредованно спасли всех многочисленных местных жителей, оказавшихся на пути их панического бегства. В основном женщин с оравами детей, оставшихся в пустых голодных степях абсолютно ни с чем и без своих мужиков-кормильцев. Бесславно сгинув в донских степях, солдаты из далёкой тёплой Италии не дали погибнуть тысячам наших детей, обречённых на мучительную голодную смерть.
***
Гитлер совершенно опрометчиво положился на воинство Муссолини. Это были уже не те легендарные генуэзцы, что в средние века наводили ужас по всей Европе. Не лучшими оказались и другие его союзники — румыны — жалкие выродившиеся потомки когда-то наихрабрейших даков, сражавшихся на равных ещё с римскими легионерами. Но от былого средневекового величия ничего не осталось, не говоря уже про древнеримские времена. Известно, что любое благородное вино со временем всегда превращается в уксус. Такова диалектика и человеческой природы.
Если бы фюрер поставил по флангам и в тылу одни лишь немецкие части, а не этих жалких солдат-вырожденцев, исход Сталинградской битвы был совершенно иным. Но история не терпит сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось — катастрофа. Прежде всего, для немцев и немецкой государственности. Но и для итальянцев тоже. Снова сказался фактор самонадеянности, как и во времена Мамая.
В самый ответственный момент, когда решалась судьба окружённых в волжской цитадели войск Гитлера, итальянская армия самовольно бросила фронт, чем и не дала возможности Манштейну осуществить задуманное — вытащить неудачника Паулюса из Сталинградского мешка.
***
А тесть со своим увлекательным рассказом сам вошёл в раж и довёл всех нас, слушателей прям до экзальтации. Вовсю изливал душу. Именно это притягивало. Видимо накопилось. В минуты неожиданной потребности в откровении — человеку хочется исповедоваться, будь то хоть первый встречный. А тут такая благодарная публика. Ведь мы слушали его с преогромным удовольствием. У любого из людей может возникнуть желание рассказать всё, что тяжёлым бременем лежало там, в глубине годами, а то и десятилетиями. И это была сама Искренность, с коей редко доводится встретиться воочию.
— Когда под Сталинградом наши окружили Паулюса, в сторону Чертково врассыпную побежали итальянские части, которые прикрывали Паулюса с тыла. По пути они мёрли как мухи. Степи были усеяны мертвяками.
— Мы, дети всех возрастов бродили по этим полям с санками и... топорами. Чтобы не умереть с голоду конечно. Взрослые не принимали участия. Боялись потом расправы от своих же властей.
— Снять с ног ботинки невозможно. Примёрзли намертво.
— Рубили ноги итальянцам по щиколотку, привозили свой груз домой и в сенях оттаивали. Ботинки снимали, а ноги выбрасывали в ближайший сугроб за плетнём.
— Такие вот топорные дела. Коробит, как вспомню.
— Итальянские ботинки пользовались большим спросом. Никто из местных не умер от голода. Хотя семьи были очень большие, а отцы все на фронте.
— До сих пор снятся те... Лемонти. Стоят перед глазами.
***
Зима выдалась снежная. А когда пришла весна в палисадниках перед каждой хатой появились развалы человеческих ступней. Хозяева чтобы скрыть свои грехи от вездесущей НКВД, быстро зарыли останки. Но сложней обстояло с безногими иностранными покойниками в округе. К тому времени появились первые похоронные команды и стали квартировать по сёлам и хуторам. Мобилизовали для своих мрачных нужд и часть местного населения, кто поздоровей.
Вечерами за ужином от этих повидавших виды суровых военных можно было услышать нелицеприятные выражения. Но, слава Богу, неизвестно в чей адрес: «Что за изверги здесь у вас прошлись?» На что бойкие казачки, крестясь всегда отвечали: «Да то румыны, проклятые безбожники. Известные мародёры. Они ещё при своём наступлении у нас всех курей покрали». Вопросы заканчивались, хотя военные понимали, чьих это рук дело. Но они и сами не гнушались шмонать покойников, а также дюже не любили всяких там «особистов». Поэтому ни на кого не пёрли. Местные же, прикомандированные к армейским похоронщикам, вообще помалкивали — у самих рыльце в пушку.
***
После ужасного рассказа наступило тягостное молчание. Первой тишину нарушила тёща.
— Упокой их душу, Господи!
На что тесть отреагировал сразу и, по-видимому, из-за воздействия выпитого — очень даже жёстко. Но, в общем-то, правильно. По-мужски, так сказать. Как истинный русский воин и непреклонный защитник своего Отечества.
— Нехрен было к нам соваться! Кто их звал сюда?!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В эти же 1990-е годы, вскорости от вышеописанной нашей совместной семейной поездки в родные края, здесь же недалече в степи фермеры рыли траншею под фундамент свинарника, и нашли горы человеческих костей. Стало понятно — это безымянное воинское захоронение. Но чьё оно, и сколько тут убитых?
Как и положено в таких случаев, налетели местные власти, прокуратура, милиция. Раскопки продолжились под их пристальным контролем и с соблюдением всех необходимых протоколов. После экспертизы оказалось, что здесь лежат румыны. Вот тебе и «памятник» — свинарник обыкновенный. Такова участь «завоевателей» России. Правда, жильё для фермерских хрюшек перенесли чуть в сторону. На Руси не любят (мягко сказано) захватчиков, но какое-то подобие могилки всё же сделали. И крестик поставили. Всё-таки христиане, как никак. Покойтесь с миром!
.