Нарушенная сплошность времени

Ольга Постникова 1
Опубликовано в журнале:
«Знамя» 2015, №12
Анастасия Лойтер
Ольга Постникова. Понтийская соль
Ольга Постникова. Понтийская соль. — М.: Время, 2014.
 
Крымское побережье — художественное пространство этого поэтического сборника, объединяющего стихотворения разных лет с 1964 по 2014. Древнегреческое название Черного моря, Понт, задает пространственно-временные координаты сборника, его хронотоп. Как уживаются две волны, древняя и новая, из которых рождаются стихотворения сборника? Сама поэт говорит об этом временно;м феномене так:
 
Есть в Херсонесе места, где нарушена времени сплошность.
Так же колонны лежат,как упали в пожаре осады.
Грубо расколот алтарь тесаком озверелым славянским.
Зыбок мозаик узор,сохранивший павлинов и плющ.
 
Это — о времени места, времени этой земли. Несмотря на уход от линейности времени, с археологической скрупулезностью, сверху вниз, вскрываются временные пласты крымской истории, дает о себе знать профессия: Ольга Постникова — реставратор, долго работала в археологических экспедициях на Черноморском побережье.
Одно из первых стихотворений сборника, «Гора Митридат», задает его тон и подтверждает художественный метод:
 
Посылали смотреть что наука в земле откопала.
Только то и увидела,что война погубила
Мне гашеная известь в порезы на пальцах попала
И линию жизни прижгла и углубила.
 
Поэзия, почтительно опирающаяся на традицию, но в то же время современная, с оригинальной образностью. Ясно ощущается влияние античных авторов, в первую очередь Сафо. Постникова часто использует сапфическую строфу. Преклонение перед Сафо и античностью и почтительная, но вместе с тем и дерзкая диалогичность, которая будет продолжаться, пока не иссякнет коллективная поэтическая память, возможно, и составляют основу мироощущения Постниковой.

Лирическая героиня Постниковой — обретшая индивидуальный голос участница античного хора, самостоятельно выполняющая его функцию, которая, по выражению О.М. Фрейденберг, состоит в том, чтобы «обслуживать культ любви с его гетеризмом, песнями священной эротики, с чисто женской тематикой… где женщины говорят о женщинах, восхищаются женщинами, вращаются в узко женском круге тем, среди которых на первом месте — любовь, красота, наружность, наряды, — здесь, как в женских праздниках и мистериях, мужчине не было места».

Единственное стихотворение сборника, лирический герой которого — не женщина, так и называется: «Стихи от мужского имени». И это подчеркнутое объявление другой гендерной принадлежности, вынесенное в название, только подчеркивает превосходство основной.

Вся эта античная «женскость» постоянно присутствует в лирике Постниковой, являясь ее точкой сборки. Стихи обильно, словно оливковым маслом, приправлены греческой лексикой, именами античных божеств, старинными названиями мест.
 
Лексическое изобилие усложняет восприятие: сознание невольно спотыкается о незнакомые или отдаленно знакомые слова и названия. Автор порой, сжалившись, снабжает сносками малознакомые слова. Однако античное эхо неотделимо от мироощущения Постниковой, она так слышит, греческая лексика органично вплетается в рифму, становясь частью поэтической строки.

Ольга Постникова на самом деле дышит понтийским воздухом. Архаика с ее метафорической образностью — наследием древней коллективной памяти — стержень поэтического пространства сборника, проступающий практически в каждом стихотворении.

Здесь явлен в действии археологический метод: через «ощупывание» предметов и их останков, через вскрытие древних пластов добывается реальность с ее сегодняшней проблематикой, неразделимо связанной с прошлым. Это — способ чувствовать и жить.
 
Ты знаешь этот мир до-грешный,
Где дух и тело — не враги,
Когда взросление поспешней,
Чем рост мальчишеской ноги.
Там нынче дикою черешней
Нам красит пальцы и шаги.
 
Подчиняясь циклической закономерности, образы любви и смерти сходятся в стихотворении «Радуйся!», завершающем сборник.
 
Радуйся тому, что тепло, почти двадцать градусов.
Если ты можешь дышать, радуйся!
Только вернись после смерти и после сожженья!
Белою стелой обещана трапеза впредь:
Ложе и стол, виноградного сока броженье…
Как хорошо жить,
и как хорошо умереть!
 
Смерть как рождающее начало. Земля-преисподняя — одновременно и земля-мать, из которой все рождается.
Образ смерти как подательницы жизни и плодородия, образ рождающей смерти-круговорота, в котором все, что погибает, вновь нарождается, круговое языческое движение времени: жить — хорошо, и умереть — хорошо...

Однако сквозь декларацию всепобеждающего начала смерти слышится отчаянный призыв современного человека: радуйся, пока живешь, чувствуешь, дышишь…