«Не пытаюсь оспаривать авторское мировоззрение,
потому что поддерживаю его оценку истории человечества
и конкретно – России. Но в отношении будущего у нас –
разные прогнозы».
(Из эссе «Аристономия - красивая теория Б. Акунина».)
Мне интересен прогноз Бориса Акунина на будущее человечества. Его делает умная, научно образованная личность, много-много знающая, обладающая богатым аналитическим даром, с ироническими проблесками. И – агностик, очень щедро раздающий читателям огромную информацию, не всем доступную.
Итак, продолжаю компиляцию. Далее у Акунина в его трактате – очень интересная фактическая информация. Но думаю, что на этом и закончу. [Мои комментарии - в квадратных скобках].
«Если все будет замечательно хорошо, если осуществятся чаяния лучших умов человечества, если победят силы Добра и Разума, то венцом эволюции homo sapiens, ее главным завоеванием, ее гран-при станет стопроцентная смертность от самоубийства.
Когда человек достигнет всего, о чем он сегодня мечтает, и поборет все, с чем борется, станет окончательно ясно, что на самом деле мечтал он о полном контроле над собственной жизнью, а боролся не столько со Злом, сколько с непредсказуемостью внешних условий бытия, иначе именуемой Случаем, Роком или Богом.
Итак, предположим, что нам всё удалось. Мы, люди, стали подлинными хозяевами своей жизни. Случайности сведены до минимума, будущее послушно человеческому гению и прогнозируемо с вероятностью в 99,9%. Твердо известно, что нашей планете ничто не угрожает, кроме столкновения с кометой, которое произойдет через 2358 лет и которого можно будет избежать при помощи некоторых заблаговременных действий и умеренных затрат.
Смертность человека, разумеется, никуда не делась, потому что все, имеющее начало, должно иметь и конец. Да если б и делась, какой же безумец захочет жить вечно. Долго – да. Но бесконечно долго?... . Однако чего всякий хозяин жизни захочет наверняка, так это самому выбирать момент расставания с нею, самому решать, когда уже пора, уже хватит, уже устал, уже надоело. Иначе, какой же он будет хозяин?
[Думаю, что эти мысли обусловлены обстоятельствами нелегкой жизни на планете, подверженной эпидемии греха. А другой жизни мы знать не могли. В Писании Бог приоткрывает детям Своим суть вечной жизни, поэтому мы с надеждой и радостью ожидаем её].
Человек будущего, если будущее будет, непременно пожелает умирать только добровольно, на собственных условиях. Это и станет считаться полноценным финалом полноценно прожитой жизни. Вот и выходит, что наши счастливые потомки все сплошь будут самоубийцами. Честно говоря, далекие потомки с их прекрасной, лишенной неожиданностей жизнью, мне не так уж интересны. «Потомства не страшись, его ты не увидишь», - сказал граф Хвостов и был прав.
Поговорим лучше о нашем времени, когда появляются первые ростки этого замечательного будущего, еще робкие и слабые, но уже вполне различимые. Слова о том, что нельзя давать другому смертельное лекарство, а также указывать, где его можно достать, произносит каждый врач, когда дает «клятву Гиппократа». Но в последнее время все чаще поднимается вопрос об эвтаназии, «хорошей смерти» (от гр. эу+танатос), о ее легальности и обоснованности, о том совместима ли она с долгом медицинского работника - оказывать помощь больным.
Этот вопрос представляет для нас, живущих сегодня, самый непосредственный интерес, хотя с эвтаназией пока мало что ясно. Не выяснено даже, к какому разряду статистики относить этот тип смерти - к убийству (как настаивают суды, приговаривающие излишне сострадательных медиков к тюремному заключению) или к самоубийству. Человечество не готово к решению этой проблемы - ни юридически, ни нравственно, ни мировоззренчески. А между тем проблема быстро становится насущной, и долго прятаться от нее не удастся.
У добровольной смерти как избавления от неизлечимой и мучительной болезни сторонники находились во все времена - и в толерантной античности (Сократ, Платон, стоики), и даже в суровое средневековье (Томас Мор, Фрэнсис Бэкон). Кстати, именно Бэкон первым ввел в обиход сам термин:
«Скажу более, развивая сию тему: долг медика не только в том, чтобы восстанавливать здоровье, но и в смягчении страданий, вызванных болезнью; и состоит он не в том лишь, чтобы ослаблять боль, почитаемую опасным симптомом; если недуг признан неизлечимым, лекарь должен обеспечить пациенту легкую и мирную кончину, ибо нет на свете блага большего, нежели подобная эвтаназия…»
(«Instauratio Magna», 1623).
Притом, что идея «хорошей смерти» витала в воздухе с незапамятных времен, организованное общественное движение за легализацию эвтаназии возникло сравнительно недавно - в 1935 году. Разумеется, это произошло в Англии, на родине чувства собственного достоинства. Оттуда за минувшие две трети века проэвтаназийное движение распространилось на всю зону господства протестантской этики и даже вторглось в некоторые католические регионы.
Против так называемой пассивной эвтаназии (прекращения искусственного поддержания жизни больного, когда нет никаких надежд на улучшение), собственно, уже никто всерьез не возражает. Битва идет за право больного на активную эвтаназию, то есть на самоубийство с использованием профессиональной медицинской помощи. На практике это происходило и происходит сплошь и рядом: больные (или если они находятся в бессознательном состоянии, то их родственники) просят врача, тот из сердоболия или корыстолюбия соглашается, выписывается справка о смерти вследствие естественных причин, и никаких проблем не возникает. Однако есть медики, которым претит обман. Они считают, что долг врача - не способствовать любой ценой продлению жизни пациента, а делать так, чтобы пациенту было лучше. Если ему лучше умереть, то врач должен помочь и в этом.
Крестоносцы вроде американца Джека Кеворкяна, заслужившего прозвище «Доктор Смерть», намеренно афишируют свою эвтаназийную деятельность, чтобы добиться судебного прецедента, который оправдывал бы «медицид». В последнее время западная судебная система оказывается бессильной перед общественным мнением, относящимся к эвтаназии все с большим и большим сочувствием. Многим людям, в том числе и судьям, довелось испытать горькую беспомощность при виде бессмысленных страданий близкого человека, умирающего от тяжелой, неизлечимой болезни.
Каждый из нас боится оказаться в таком положении сам, и мысль о возможности эвтаназии делает подобную перспективу менее пугающей. Джек Кеворкян, который в 90-е годы помог избавиться от страданий нескольким десяткам больных, представал перед судом, по меньшей мере, пять раз и неизменно получал оправдательный вердикт. И с каждым годом последователей упрямого Doctor Death становится все больше.
На наших глазах разворачивается драматичная борьба одних защитников прав человека с другими. Так сказать, хорошего - с лучшим. Жизнь священна и неприкосновенна, утверждают одни. Жизнь не должна превращаться в тюрьму и застенок, говорят другие. Аргументы «других» кажутся неоспоримыми, во многих очевидных случаях противодействие эвтаназии выглядит бессмысленной жестокостью. Хотя бессмысленной ли?
Допустим, опасения по поводу возможных врачебных ошибок в расчет брать не стоит. Их хватает и без эвтаназии, а при принятии столь ответственного решения можно предусмотреть особые меры предосторожности.
Главное в аргументах противников эвтаназии, конечно же, - соображения нравственные и религиозные. Многие люди (на сегодняшний день большинство) считают, что есть сферы жизни, куда человеку вторгаться нельзя, потому что не его ума дело. Клонирование, евгеника, эвтаназия - суть вмешательство в прерогативы природы и Бога. Не мы, а Господь решает, сколько человеку жить, когда умирать и сильно ли мучиться перед смертью.
Впрочем, этот аргумент не вполне состоятелен с религиозных же позиций. Ведь не осуждает же церковь применение в медицине обезболивающих средств. Не возбраняется и активное медицинское вмешательство при трудных родах. Но если врач может ассистировать великому таинству рождения, то почему табуируется облегчение страданий в момент другого великого таинства?
Да и фактически современный человек давно уже лишился права на естественную смерть. Медицина продлевает существование (и страдания) неизлечимо больного гораздо дольше, чем это предусмотрено природой. Получается, что идеальная с точки зрения «религиозной» медицины смерть - это когда человек умирает в больнице после нескольких недель, а то и месяцев пребывания в коматозном состоянии, с капельницей, накачанный всевозможными успокоительными, с искусственным дыханием и уже после фактического прекращения мозговой деятельности.
Господь давно вознамерился забрать эту душу, но медики всеми правдами и неправдами, вопреки здравому смыслу и милосердию, оттягивают предрешенное. Кому от этого лучше? Папе римскому?
Другой веский аргумент contra был в свое время высказан Честертоном: «Кое-кто выступает в поддержку так называемой эвтаназии; в настоящее время предлагают убивать только тех, кто самому себе в тягость; но скоро также станут поступать и с теми, кто в тягость другим». Можно было бы отмахнуться от этого предостережения. Мол, знаем, слышали: сегодня носит «Адидас», а завтра родину продаст. Можно было бы - если б Честертон не оказался прав.
Действительно, вскоре после того, как писатель написал эти слова, идея эвтаназии была чудовищно скомпрометирована немецкими национал-социалистами. Это пока единственный пример узаконенного государством применения эвтаназии, поэтому давайте вспомним, как там все происходило. Начиналось красиво и даже гуманно - как привилегия для неизлечимо больных арийцев, желающих без страданий уйти из жизни.
Но в октябре 1939 года Гитлер подписал секретный указ, согласно которому эвтаназии следовало подвергнуть все lebensunwertige Leben («формы жизни, которые недостойны жизни»): деформированных младенцев, сумасшедших, сенильных стариков, неизлечимых сифилитиков, энцефалитиков, и так далее вплоть до больных какой-то хореей Гентингтона. Специальная врачебная «тройка» решала вопрос в каждом конкретном случае.
Государство создало шесть эвтаназийных центров, где в течение двух лет было уничтожено по одним источникам 100000 человек, по другим - 275000. Применялись инъекции и прекращение кормления, а также новое, многообещающее изобретение - бани, где вместо воды из душа шел отравляющий газ. Родственникам умерщвленных сообщали, что смерть произошла в результате естественных причин. Однако при столь масштабной деятельности даже аккуратная немецкая бюрократия совершала неизбежные ошибки.
Поползли нехорошие слухи, и 3 августа 1941 года епископ Клеменс фон Гален произнес в Мюнстере знаменитую проповедь, в которой назвал нацистскую эвтаназийную программу «чистейшим убийством» и призвал католиков «освободиться от нацистского влияния, дабы не оскверниться их образом мыслей и безбожным поведением». Фюрер не тронул мужественного епископа и программу закрыл - в это время уже существовал проект лагерей смерти, поэтому потребность в «эвтаназийных центрах» все равно отпала.
Эта история, конечно, заставляет отнестись к легализации эвтаназии с особой осторожностью. Но отнюдь не закрывает самого вопроса. Фон Гален был абсолютно прав: то, что затеяли фашисты, являлось «чистейшим убийством» и с эвтаназией ничего общего кроме названия не имело. Проблема была не в эвтаназии, а в нацизме и нацистской медицине. Если врач безумен, то и вырезание гланд превращается в смертельно опасную операцию.
Однако прошло целых полвека после нацистского «эксперимента», прежде чем законодатели осмелились сделать первые шаги к узаконению медицида. Референдум, проведенный в ноябре 1997 года в американском штате Орегон, ввел в силу закон о добровольном уходе из жизни неизлечимо больных с использованием профессиональной медицинской помощи. «За» высказались 60 % голосовавших.
Парламент Нидерландов в 1993 году освободил от судебного преследования врачей, которые совершили эвтаназию в строгом соответствии с официальной инструкцией. По сути дела этот акт узаконил медицид, и знаменитые своей толерантностью Нидерланды стали первой страной, где эвтаназия применяется широко и неконспиративно. Злоупотреблений, которых так страшатся оппоненты, пока не отмечено. Напрашивается вывод: медицид допустим, но лишь в тех обществах, которые для него достаточно созрели.
Большинство стран Запада именно таковыми и являются, поэтому победа эвтаназии там предрешена. Общее стремление среднего класса к приданию всем сферам жизни п р и л и ч н о с т и неминуемо распространится и на умирание. Если уж умирать - так в чистой, удобной больничной палате, без боли и унижения. А если без боли и унижения не получается, тогда - ничего не поделаешь - требуйте эвтаназии. Церкви в этом вопросе придется пойти на компромисс или же отвести глаза.
Полмиллиона человек ежегодно кончают жизнь самоубийством, потому что их порог нравственных, психических или физических страданий ниже среднестатистического. Но эти люди ведь не виноваты, что родились такими чувствительными, зачем же обрекать их на прыгание с мостов и крыш, на самоповешение, самоотравление всякой дрянью и пальбу в собственный лоб?
В 1969 году профессор Упсальского университета философ Ингмар Хеделиус предложил учредить в Швеции (там как раз наблюдался пик самоубийств) суицидальную клинику, куда могли бы обратиться те, кто решил уйти из жизни. В клинике этим людям оказали бы всестороннюю социальную, медицинскую, психологическую помощь и попытались бы отговорить от рокового намерения. Однако если решение останется твердым, этим людям помогли бы легко и безболезненно умереть. Тридцать лет назад это предложение не прошло.
Но минует еще тридцать лет, и оно будет принято - не в Швеции, так в какой-нибудь иной стране. Предложение-то, ей-богу, хорошее, без фарисейства. Многим из нас жилось бы на свете легче, если б знать, что есть такая спасительная клиника, где тебе помогут выбраться из отчаянной ситуации. А если выбраться невозможно, то все равно помогут.
Как и во многих других странах, в России «легальная смерть» запрещена и считается убийством. Это закреплено Федеральным законом «Об основах охраны здоровья граждан в РФ». Он достаточно определенно запрещает врачам и медицинскому персоналу вообще ускорять смерть пациента любыми способами.
Попробую суммировать те доводы в пользу самоубийства, которые кажутся мне наиболее основательными. Еще раз оговорюсь, что вся эта аргументация имеет смысл лишь при допущении существования Бога - в традиционно христианском смысле».
* * *
[Мне интересен философский подход к проблеме самоубийства. Но и он для меня вторичен, ибо я для себя уже давно всё решила. Но сейчас я компилирую те места книги, которые, на мой взгляд, заинтересуют моих самодостаточных современников].
= «Ключевое слово здесь «достоинство», без которого, надо полагать, большинству из нас жизнь была бы не мила. Привлекательность права на свободную смерть, прежде всего, заключается в том, что она позволяет человеку, достойно прожившему жизнь, так же достойно из нее уйти. Разве не заманчиво - уходить осмысленно и добровольно, на своих условиях, выбрав смерть «свободную и сознательную, без случая и неожиданности» (Ницше)?
= Такое самоубийство - попытка вести с Создателем разговор на равных: «Ты дал мне жизнь, над этим решением я был не властен, но позволь уж мне хотя бы решить, как и когда я уйду. Ты пригласил меня в Свой мир. Спасибо. Но я не хочу уподобляться гостю, которому указывают на дверь, потому что он засиделся или скверно себя вел. Я уйду сам. Спасибо за все хорошее и плохое, до свидания».
Это вовсе не бунтарство против Бога. Это попытка превратить монолог своего сознания в диалог с Ним — ни в коем случае не в перебранку, в беседу.
[Это разговор человека, не рожденного свыше, а только решившего почему-то, что он – верующий. Я уверена, что истинным детям Божьим не суждено озабочиваться поисками суицидальных клиник. Жизнь каждого из них в руках заботливого и любящего Отца Небесного].
= Не мы, а Господь решает, сколько человеку жить, когда умирать и сильно ли мучиться перед смертью» - этот аргумент не вполне состоятелен с религиозных же позиций. Ведь не осуждает же церковь применение в медицине обезболивающих средств.
[Лекари были во все периоды библейской истории. Сам Иисус и Его апостолы и ученики лечили больных, но не лишали их жизни, никакими способами. А право лечиться или отказываться от лечения сохранялось за человеком и тогда, и сейчас].
= Что кощунственного в такой позиции? Чем оскорбительна она для Творца? Разве не Он Сам наделил человека спасительным чувством собственного достоинства, без которого жизнь людских особей была бы сплошным свинством. Она и есть свинство там, где ЧСД не в чести. Зачем же гневаться на то, что человек доводит - главный итог многотысячелетней эволюции - до своего логического завершения?
[ЧСД - Чувство СОБСТВЕННОГО достоинства – это человеческое определение. Достоинство перед Богом человек обретает после рождения свыше, став дитем Божьим и возрастая в вере «в меру полного возраста Христова». Чувство БОЖЕСТВЕННОГО достоинства – вот высшее достижение человека].
= Не жалок ли человек, которого удерживает в жизни одно лишь суеверие? «…Хотя только смерть в силах навсегда положить конец его злополучию, он (суеверный человек) не решается прибегнуть к данному пристанищу, но продолжает свое жалкое существование из-за пустого страха перед тем, как бы не оскорбить своего творца, воспользовавшись властью, которую это благодетельное существо даровало ему» (Д. Юм).
= А ведь в этой жизни человеку очень нелегко сохранить уважение к себе и жить достойно. Мир изобилует испытаниями, которые без конца тычут тебя носом в навозную кучу, напоминая гордецу: ты - ничтожество, ты - жалкий аппарат из органики, ты беспомощен, ты достоин презрения, смотри, как ты боишься боли и унижения, боишься лишиться тех, кого любишь, смотри, как легко тебя сломать, смотри, как ты незащищен от малейшей прихоти судьбы.
[Так в этом же и состоит цель «князя мира сего» - унизить человека, погрузить его в мрачное мировосприятие, довести до полного отчаяния и богоборчества. Дьявол - лжец и убийца заинтересован]
= Есть эпохи и страны, в которых сохранить ЧСД - настоящий подвиг. Но если человеку это все-таки удалось, почему нужно лишать его права достойно завершить свой трудный путь, не превратившись напоследок в некое непохожее на себя существо, оскотинившееся от невыносимой боли или впавшее в старческое слабоумие?
Итак, все доводы рассудка (или не все?..) вроде бы на стороне свободного выбора между жизнью и смертью - даже для человека верующего, но верующего не слепо, а разумом».
[Для Творца «вера - и разумом, и слепо» - одинаково бессмысленна].
= «Каждый из нас боится оказаться в таком положении сам, и мысль о возможности эвтаназии делает подобную перспективу менее пугающей».
[Такая мысль вполне естественна в мире человеческого устройства общественной жизни. Но она не возникнет в сознании тех избранных, кто верит, что спасены для вечной жизни на Обновленной Земле кровью Иисуса Христа. У детей Божьих, духовно рожденных свыше, просто не возможна мысль о самоубийстве. Их прогноз на будущее исполнен света и радости. А временные страдания на земле допускаются Богом для закалки терпения и укрепления веры в испытаниях «безумного» мира, падающего в бездну греха].
«Возблагодарим же Бога за то, что никого нельзя заставить жить». Сенека.
[Б.Акунин вполне солидарен с Сенекой. Оба судят о Боге по человеческим понятиям. Такого "возблагодарения" Бог не желает.]
«Душам тех, чьи руки безумно учинили над собой насилие, уготованы самые темные закоулки Аида». Иосиф Флавий.
«…Когда жизнь человека не согрета верой, когда он не чувствует близости и помощи Бога и зависимости своей жизни от благой силы, трудность становится непереносимой». Вл. Соловьев.
«Самоубийца считает себя единственным хозяином своей жизни и своей смерти, он не хочет знать Того, Кто создал жизнь и от Кого зависит смерть.
…Самоубийство не есть проявление силы человеческой личности, оно совершается нечеловеческой силой, которая за человека совершает это страшное и трудное дело. Самоубийца все-таки есть человек одержимый. Он одержим объявшей его тьмой, и утерял свободу». Н. Бердяев.
«В этой жизни помереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней». В. Маяковский.
Я верю, что и жизнь, и смерть моя в руках Бога. Он любит Своих детей и наказывает только ради спасения их. И не допустит непереносимых испытаний и мучений бессмысленных. Он понимает, что силы зла применяют массовые убийства. Но все невинные жертвы или умершие с верой в конечную Победу Христа, - будут воскрешены Богом и обретут ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ,где смерти уже не будет.
о